Невеста на санях

Глава 4 Да’Ника

Ларк понижает голос на тот случай, если один или оба родителя неожиданно появятся, а они действительно умеют это делать.

— Ты уверена, что у тебя есть все, что нужно? Например, то странное девчачье дерьмо, которое ты используешь перед сном или утром, или когда-либо, не знаю, чем бы ты не брызгала после позднего ужина.

— У тебя никогда не оставалась ночевать женщина, правда?

— Оставалась, только не… так.

— Связь на одну ночь?

— Ага.

— Разве по сути это не одно и то же?

Его ледяной взгляд становится еще холоднее из-за обвинения.

— Нет.

Я хочу спросить, какого хрена все это, но что-то подсказывает мне, это была бы очень плохая идея.

Знаете, вдобавок к уже и так очень плохой идее притворяться его невестой. И обниматься во время просмотра праздничных фильмов с его семьей. И целоваться в кофейне на глазах у половины города. И сейчас спать в его постели. Пусть и одной, но все же.

У меня уже достаточно плохих идей в моем чулке, достаточно, чтобы продержаться еще четыре Рождества, не добавляя еще.

Ларк извергает свои опасения, вместо того чтобы проглотить их, как делаю я:

— Ты не против этого?

— Одна ночевка в твоей большой кровати в форме саней, чтобы убедить родителей, что мы не живем вместе, потому что я ждала кольца на пальце, пока ты будешь лежать на полу? — игриво спрашиваю я. — Ага, думаю, я буду в порядке.

Он слегка посмеивается и неосознанно тянет свою шапочку, чтобы закрыть уши, удерживая мое внимание каждым своим действием.

Я определенно немного, буквально капелюшечку, размером с маленькую снежинку влюблена в него, еще до этого ужасного дерьма с игрой в пару. Но сейчас, когда я испытала чувство, каково на самом деле быть его реальной девушкой, ненавижу себя за то, что не подняла эту тему раньше… почти так же, как ненавижу сейчас, потому что до сих пор не говорю об этом.

Если потеряю дружбу с Ларком, то не думаю, что смогу это пережить.

Парень в колледже — это одно.

Ларк… ну Ларк, значит для меня больше, чем когда-либо был важен тот парень.

— Планы меняются! — с энтузиазмом объявляет Агата о своем сюрпризе.

Боже, клянусь у нее ноги хоббита.

Они идеальны для того, чтобы незаметно подкрадываться к людям.

— Уолти и я поедем с вами двумя, а Спарроу и маленький О доберутся сами по себе.

В голосе Ларка сквозит подозрение.

— И чья это была идея? Его или твоя?

— Его.

— Шокирующе, — бормочет себе под нос мой фальшивый жених.

— Но он поднял хорошую тему.

— Это из-за того, что папе вообще не стоит ездить на этих штуках, учитывая, как часто ему теперь нужен ингалятор?

— Нет.

— Это потому что тебе вообще не следовало ездить в них, учитывая, как тяжело тебе забираться на эти штуки и вылезать из них?

— Нет.

Ее сын язвительно продолжает:

— Тогда что это было?

— Это их первое Рождество вместе без Джини.

Наши плечи одновременно быстро опускаются.

— Он считает, что важно, чтобы маленький паренек знал, что несмотря на то, что мама ушла из мира, папа все еще любит его. Все еще заботится. И сделает все, чтобы это время года стало волшебным. Что они все еще есть друг у друга.

Тяжело игнорировать боль из-за этого откровения.

Я не так хорошо знала Джини, пока она не умерла от пневмонии в начале этого года. Мы виделись всего несколько раз, и в большинстве из них, я в основном общалась с ее шурином, чем с ней. Она казалась достаточно милой, и Ларк никогда не говорил о ней ничего плохого. Вскоре после ее смерти, он начал прикладывать больше усилий, чтобы действительно проводить время вместе с близкими людьми, вместо того чтобы просто все время работать. Думаю, смерть кого-то из его близких разожгла в нем желание жить, а не просто существовать.

— Я уверена, вы знаете, что это одна из причин, по которой он не хотел улетать во Флориду на рождественские праздники в этом году. Для него важно, чтобы у них была связь, поэтому мы будем уважать это, и позволим им кататься в своих санях, пока мы катаемся с вами двумя! — Она хлопает ладошками своих пухлых ручек. — Это хорошо! Это даст нам с Уолти шанс узнать вас как пару по-настоящему!

О, да. Праздничный допрос, спонсируемый Hallmark[11].

— Мы встали, Агги-пирожок! — зовет Уолтер, стоя ближе к сверкающим красным саням.

Она легкомысленно взвизгивает, словно мультяшный персонаж, мчащийся в том направлении. Мы с меньшим энтузиазмом следуем за ней плечом к плечу с Ларком, призывая ее быть осторожнее.

Не то чтобы его родители не были радушными или доброжелательными, на самом деле их лица должны стоять рядом с определениями этих слов в словаре, просто… я начинаю чувствовать себя дерьмово, потому что обманываю таких добросердечных людей.

И… мне не нравятся мысли о том, что я никогда больше не буду рядом с ними из-за какого-то дерьмового соглашения, в которое я вступила с их младшим сыном.

Во время катания на санях, у Веллингтонов есть традиция, тянущаяся много поколений, его родители рассказывают истории о Ларке в стиле маленького «цыпленка». Большинство из них — какие-то неприятности, в которые он влипал из-за своего любопытства, но все они раскрывают глубины его личности, которую я так обожаю. Упрямство. Любовь к юмору. Ярлык «ворчливого парня», который он вынужден носить в противовес своим бойким родителям. Что я люблю больше таких историй, так это видеть любовь между ними тремя. Эта глубокая связь, которой нет у меня с семьей. Казалось, что они даже не подумали дважды по поводу моего сообщения о переезде или о том, как я там вдали от них. Они даже не звонят ради приличия, если только это не Рождество. Наверное, поэтому я так сильно привязалась к Пэмми и Камми. И вот почему не готова расстаться с двумя людьми, с которыми недавно познакомилась, тем более они более чем готовы к тому, чтобы я стала членом их семьи, того, что жаждала с юношеских лет.

Чувство вины резко разрастается в глубине моего желудка, побуждая меня признаться во всем безобидной паре, когда Ларк обнимает меня за плечо, чтобы укрыть меня от ветра.

Что, если… что, если мы больше не притворяемся?

Что, если мы действительно начали встречаться?

Начинаем становиться настоящей парой?

Если это так, насколько я ужасный человек?

По шкале от Декстера до Джейсона?

— Ладно, вы двое, пора рассказать нам, — неожиданно серьезным тоном заявляет Агата, от чего у меня к горлу подкатывает желчь. — Настал момент истины.

Боже, меня сейчас вырвет.

Буквально всем, что я ела сегодня.

Чили, приготовленный вчера, и угощения из воздушного риса, сделанные по мотивам Рождества, были не лучшим сочетанием.

Могу я свалить запах на лошадь?

Ее маленькая улыбка превращается в большую, светящую, словно луч солнца.

— Когда вы поняли, что созданы друг для друга?

Бешеный пульс моего сердца быстро замедляется, и я глубоко вздыхаю с облегчением.

— Боже, это легкотня.

— Правда? — Ларк растерянно хмыкает.

— Не принимай на свой счет, дорогой. — Агата бросает в него белой варежкой. — Женщины склонны понимать такие вещи задолго до того, когда до мужчин дойдет.

Она не останавливается, чтобы позволить нам поделиться своим мнением или задать вопросы относительно этого, основанного на личном мнении заявления:

— Расскажи нам, Да’Ника! Когда ты поняла, что мой сын «тот самый»?

— Да, Да’Ника, поделись с нами, как ты поняла, что я единственный… — подсказывает Ларк, будто мне нужна минута, чтобы собраться с мыслями.

— Это была неделя Дня Святого Валентина, и мне нужна была дополнительная доза, чтобы пережить свою смену. Заказы были отложены, а продавцы опаздывали и это было просто… безумие.

Воспоминание продолжает плавно раскрываться в моей голове.

— Я приехала туда, заказала две Санты и бэби-латте, поняв, что забыла кошелек в магазине, и у меня не было времени вернуться назад, чтобы забрать его, а затем вернуться для оплаты, тем более, что у меня обеденный перерыв был короче, чем обычно. Я поклялась, что после работы зайду и заплачу, или он может заставить шерифа выследить меня и выписать штраф за неуплату, но Ларк сказал мне не переживать об этом. Он позаботится о счете. Он даже добавил к заказу пару Сант и бэби-брауни, которые украшены рождественской елкой и сердечками поверх шоколадной глазури, и сказал: «Я просто надеюсь, что это сделает твой день немного лучше».

Я на секунду делаю паузу, позволяю чувствам свободно захлестнуть меня.

— Я сразу поняла, что любой день, проведенный с Ларком, делает его намного лучше, и что он был тем человеком, без которого мне бы не хотелось жить.

Ларк слегка нажимает большим пальцем на мою руку, чтобы я взглянула на него. Когда мои глаза ловят его, он спрашивает:

— Серьезно?

Потрясенная собственным признанием, я едва смогла кивнуть.

— Оу! — громко воркует Агата, возвращая наше внимание к тому, как она обмахивает свое лицо. — Это так мило!

Это действительно правда.

Не могу поверить, что на самом деле признаю это.

— Твой черед, сынок, — подбадривает Уолтер сквозь крошечный проход. — Тебе тоже лучше сделать это верно, или я предвижу, что кто-то будет спать на диване.

Ларк неловко хихикает, прежде чем откашляться.

— Думаю, я понял это той ночью, когда она случайно заснула на моем диване.

Моя голова кружится в замешательстве.

Его взгляд возвращается к моему, и он продолжает:

— Ты пришла после работы, чтобы посмотреть хоккей, что, знаете ли обычное дело. Принесла огромную сосиску и пиццу с черными оливками. Ты всегда складываешь ломтики, как какой-нибудь анархист…

— Я не хочу, что начинка рассыпалась!

— Ты даже не допила пиво той ночью, просто отрубилась. В полусне упомянула, что последние пару дней в твоей квартире были тяжелыми. Камми снились кошмары, она просыпалась с таким криком, словно Фредди Крюгер преследовал ее, и помогала Пэмми привести ее в чувство, потому что… ну, потому что ты всегда рядом, когда другу нужна помощь.

В моем взгляде сразу расцветает благоговение.

— Ты, в конце концов, просто вырубилась. Твоя голова покоилась на моем плече. Крошечное тело, свернувшееся под одеялом Драконов, которое Спарроу подарил мне на Рождество. На следующее утро я солгал, сказав, что мы просто уснули, но по правде говоря, я остался специально. Мне… понравилось то чувство, которое я испытал, когда засыпал рядом с тобой. Просыпаться рядом с тобой. Просто… быть рядом с тобой. — Его адамово яблоко нырнуло вглубь горла из-за того, что он сглатывает, прежде чем продолжить. — Это просто чувствовалось правильно.

— Ах, — снова встревает Агата, но никто из нас не смотрит на нее.

Я ошеломлена. Почти полная тишина делает меня способной прошептать лишь одно слово:

— Правда?

— Правда, — шепчет Ларк в ответ.

Волнение и недоверие сталкиваются друг с другом, толкая мои губы к его. К сожалению, я опаздываю на доли секунды. Снежинки прерывают то, что могло бы стать нашим вторым поцелуем, о котором мы действительно будем говорить, в отличие от первого, приземлившись в маленьком пространстве между нами.

Он откидывает голову назад и широко улыбается.

— Ты когда-нибудь раньше ловила их языком?

— Нет, — быстро качаю головой я. — Нет. Нет. Нет. Мы всегда сидели дома, когда выпадал снег. Моя мама ненавидит то, что он делает с ее волосами, а отец ненавидит то, что он делает с его костюмами.

— Мальчики ловили снежинки своими языками с тех времен, когда еще были малышами, — говорит Агата, привлекая наше внимание. — Мы их даже этому не учили.

— Нет, — слегка хихикает Уолтер, несмотря на тихий хрип, доносящийся до наших ушей. — Они просто широко открывали свои большие рты, шевеля языками в меру своих способностей и пробовали Рождество на вкус.

— Мы все еще делаем это, — сообщает Ларк, в то же время откидывая голову назад, открывая рот и вытягивая язык, чтобы поймать одну. Как только одна из них приземляется на него, мы снова встречаемся глазами. — Дай шанс.

— О-о-о, — хихикает Агата и хлопает по моему колену. — Ты должна, сахарная сливка. Это глупая и забавная вещь, которую мы все делаем. Смотри.

Она повторяет за сыном всего за несколько секунд до того, как это делает ее муж.

Не желая отличаться, а также из небольшого любопытства, какое «Рождество» на вкус, я следую их примеру. Откинув голову назад, широко открываю рот, позволяя маленьким хлопьям танцевать на кончике языка. Нет никакого особенного вкуса или умопомрачительного аромата, но звуки нашего смеха из-за того, как глупо мы выглядим и чувствуем, приносят настоящее удовольствие.

После долгой, наполненной смехом поездки на санях, мы с Ларком и его рюкзаком проскальзываем в комнату, пока родители идут в свою. Он убеждается, что запер за нами дверь, готовясь к ужасному сценарию — врывающаяся без предупреждения мать, которая видит нас спящими раздельно.

По правде говоря, после того, что мы друг другу сказали, сидя в санях, часть меня надеется на то, что мы разделим кровать этой ночью.

Чувство нервозности пробегает по моему позвоночнику, заставляя тело бессознательно дрожать.

Ларк не пропускает этот момент и не оставляет незамеченным.

— Замерзла?

Боюсь, что правда может стать гораздо более арктической, чем мне кажется.

— Немного.

— Должно быть, это из-за паркета на полу, — заявляет он, в то же время подходя ближе, из-за чего мне становится труднее дышать. — Они точно не помогают.

— Нет… они… эм… не помогают.

— Хочешь я согрею тебя?

Не уверенная в том, что именно он имеет в виду или намекает точно на то, что я от него хочу, продолжаю стоять на месте и позволяю надежде расцвести в моем взгляде.

— Что предлагаешь? Горячий шоколад? Бурбон? Брен…

Губы Ларка обрушиваются на мои с большей страстью, чем в прошлый раз. Вчерашний был вызван любопытством. Осторожностью. Поцелуй же, который мы разделяем сегодня, наполнен точной уверенностью. Целью. Громкий всхлип, вырвавшийся на свободу с моих губ, побуждает его грубо притянуть меня ближе, поднять за задницу и без особых усилий кинуть меня на кровать. Он быстро накрывает меня собой, прежде чем я успеваю вздохнуть. Наши языки, руки и ноги сплетаются, будто жаждущие этого самого момента. Знаменитая мелодия Кэлли Кларксон грозит эхом отозваться в моей голове. Однако быстрое движение Ларка, который дергает мою одежду, стирает все остальное.

Невозможно остановить снежный ком, настигший нас. Он срывает своими руками одну вещь, за которой следует другая. Его отчаянная решимость напоминает упорство ребенка, который не может сосредоточиться ни на чем, кроме как развернуть тот подарок — самый желанный на свете. Я скидываю одежду, закрывающую мой взор, зная, настолько часто мечтала об этом, что кажется даже не здоровым. Мы отрываем рты друг от друга лишь для того, чтобы раздеться, и, как только мы это делаем, позволяем краткому моменту захватить нас и полюбоваться обнаженными телами друга.

Глаза Ларка ярко сияют, будто он благословлен каким-то умопомрачительным чудом, пока я делаю все, что в моих силах, чтобы не пускать слюни на полный набор великолепного сложенного мужчины — пресс, бицепсы, трицепсы и огромный член. И я от него без ума. Он не отрывает от меня кристально-ясного взгляда, обводя мою фигуру, изгиб за изгибом, пока тянется правой рукой мимо меня к ящику, неуклюже спеша достать презерватив.

Все, произошедшее дальше, случилось в мгновение ока.

Клянусь, в один момент я смотрю, как Ларк разрывает фольгу, а в следующий он закрывает мой рот своей крепкой ладонью, чтобы заглушить мои крики. Мы, кажется, обходим стороной все, что люди называют «занятиями любовью», чтобы трахаться, как восходящие порнозвезды, пытающиеся что-то доказать другим. Он громко стонет мне в ухо. Пыхтит. Кидает проклятия. Прикусывает мочку уха каждый раз, когда врезается в меня. Я кричу в его ладонь одновременно с тем, как моя киска сжимается, высасывая все соки из его члена. Ногами плотно сжимаю его, будто даже самое крошечное расстояние каким-то образом положит конец всему. Мышцы на них пульсируют и напрягаются в такт с местечком между бедер, заманивая его в эпицентр возбуждающего торнадо.

Ларк опускает руку с моего бедра, своим лицом прижимаясь к изгибу моей шеи и испускает голодный вой. Большая часть его веса приходится на другую его руку, тем не менее она не добавляет восхитительного давления всеми правильными способами.

Ногтями жадно блуждаю по его загорелой коже, царапая ее в одобрении каждый раз, когда он погружается глубже в мою киску, которую никто не навещал со времен моего переезда. Наши стоны звучат в унисон в ритме движения наших бедер, и то, как они постоянно сталкиваются, призывает нас двоих сдаться. Приказ, который мы не можем проигнорировать. Крики сменяют жадные вздохи. Резкие толчки вознаграждены укусами его плеча. Внутри меня становится так влажно — этакое приветствие все больше и больше набухшего члена. Чем тверже он становится, предупреждая о том, насколько тот близок к тому, чтобы по-настоящему перейти за край, тем сильнее моя спина выгибается над кроватью в отчаянии, чтобы сделать то же самое.

Вздох поражения, который мы разделили, предшествовал нашей разрядке. Тела одновременно трясутся от напряжения и стоны удовольствия заглушаются нашими губами, лихорадочно забирающими каждый звук.

Что ж, черт.

В тот момент, когда я думаю о том, что не могу еще сильнее желать быть его настоящей будущей невестой, чем уже хочу… это происходит.

И начинаю задумываться… не слишком ли я стара, чтобы написать Санте письмо и попросить Ларка Веллингтона стать чем-то большим для меня, чем просто фальшивым рождественским предложением руки и сердца?