Очередное ташерское утро не принесло никаких новостей. Поленившись приводить себя в порядок — для кого, для чего? — я попросила Фенору принести завтрак прямо в покои. Во мне не обнаружилось желания слушать идеи Хари насчет свадебных торжеств.
Накинув на плотную сорочку длинный халат, оставшийся у меня еще с Эшера, я уселась в широкое кресло и подогнула ноги. Лениво пересчитала макушки заснеженных гор, затем цап в летящей стае. Обмакнула в пряный чай кусочек твердого печенья, слизнула сладкое тесто и снова макнула в чашку…
Леди Беатрис называла подобное настроение, когда опускаются руки и хочется пустым взглядом глядеть в окно, сезонной хандрой. В Эшере я над ней тайком посмеивалась, но сейчас впала ровно в такое уныние. Когда внутренний холод можно согреть лишь пряным чаем и сладостями.
По стеклу ползли морозные узоры, забирая себе все больше и больше пространства. И казалось, что внутри меня тоже все заковывается в тонкую ледяную корку.
— Охотничий отряд опять вернулся без добычи, — бубнила прислужница.
— Значит, завтра пойдут опять… — вздохнула я равнодушно.
— Говорят, вся дичь в лесу отравлена мраком, — качала она седой головой.
— Значит, обойдемся запасами. Отменим глупые гуляния и протянем до весны.
— Без гуляний народ дичает в каменных стенах. Я заплету вас, ланта Эллайна? — предложила Фенора и помахала перед моим невидящим взором серебряным гребнем.
— Не нужно. Я не планирую сегодня выходить, — промычала уныло, облизывая обмякшее печенье.
— Позвольте хоть расчесать!
— Нет.
Наполнив комнату ворчливым пыхтением, пожилая прислужница ушла. И я продолжила глазеть на узоры, птиц и белые горы. Все что угодно, лишь бы не опускать веки и не отдаваться снам.
Потому что в темноте ко мне приходил вкус герцогского поцелуя. Рот тут же заполняло терпкостью, язык машинально облизывал губу, а в животе образовывался крошечный вихрь… И огонь в стенной чаше вдруг начинал пылатьнепристойно ярко.
Итак, цапы! Одна, вторая, третья… десятая, пятнадцатая… Птицы будто щекотали друг друга кончиками крыльев, делая полет более приятным.
Дернув за поясок, я ослабила в талии халат. Растерла пальцами затекшую шею. Вчера в Погибшем саду я на какую-то секунду почувствовала себя желанной. Нужной, ценной. Какой и положено быть чьей-то молодой жене.
Но это была просто магия. Обычное стихийное притяжение,«всякому в Ташере понятное»… Словом, очередной обман, который не повторится.
Яростно взлохматив волосы, от влажности завившиеся на концах пружинками, я встряхнулась и встала с кресла. Поерзала в сползшем халате, запахнула его получше. Покрутилась перед зеркалом, наслаждаясь знакомым обликом.
В светло-желтом шелке, расшитом огненно-рыжими узорами, я была все той же южанкой Эль Экарте. Странно яркой в сдержанном черно-голубом интерьере супружеской спальни.
Хрустнув шеей и поморщившись от короткой вспышки боли, я сунула босые ноги в домашние туфли и все-таки вышла из спальни. Пошатываясь, побрела в сторону библиотеки.
Я так глубоко зарылась в свою хандру, что и не вспомнила о северных традициях… Которые уверяли, что чьей-то там жене не пристало бродить по замку в длинной ночнушке и шелковом халате. Впрочем, у сира Эйдана накопилось ко мне столько претензий, что это, право слово, покажется сущей ерундой.
Выбрав себе пару книг (чутье подсказало, что за ташерской поэзией и философией сон ко мне придет быстрый и крепкий), я поплелась дальше по коридору. Бросила равнодушный взгляд на ворота, у которых толпился «пустой» отряд, прислушалась к лязганью вдалеке. Кто-то опять бился на железных мечах, свист стоял на всю крепость.
Двери в тренажерный зал были распахнуты, в проеме привычно стояла Хари. Точно скульптура богини, благосклонно взирающей на потеющих мужчин. Приветственно кивнув аскарке, я заглянула внутрь.
— Целитель допустил Эйдана до тренировок, — пояснила Хари, заметив мое изумление. — Думает, что азарт битвы быстрее поставит его на ноги, чем степенные прогулки по зимнему саду.
Надо сказать, сир Эверхар был недалек от истины. Мой муж стоял хоть и нетвердо (я отсюда видела, как подрагивают его колени), но меч держал крепко. И воздух рубил с небывалым рвением.
— Тише, брат, — велел Нетфорд угрюмо, отражая очередной удар. — Побереги себя.
Дернув губы в едкой ухмылке, Эйдан ничего не ответил. Сделал шаг вперед, пошатнулся… и вновь взрезал воздух тупым тренировочным лезвием.
Мой взгляд упрямо лип к влажной темно-серой рубашке, обтянувшей тело старшего герцога. Внутри бурлил огонь, замешанный с ветром. Он будто бы рвался туда, в центр зала. Спешил помогать… не тому Эквенору.
Все это было настолько неправильно, что даже глупо! Забыв о куче зрителей вокруг, я истерично хмыкнула.
Ох, леди Эль, свою репутацию ты забыла еще в Тарвском лесу, когда в мокрой сорочке прыгала на чужого коня… Когда вставала голой пяткой на чужую мозолистую ладонь… А теперь уже просто летишь в черную пропасть. Без страховки, без надежды на удачное приземление… Вообще без всего.
Сир Нетфорд обернулся на мой громкий, неуместный смешок, прикипел взглядом к желтому шелку. Растеряв концентрацию, опустил меч, сдвинул брови в немом обвинении… и прозевал очередной рубящий удар.
Проклятье! Я даже отсюда услышала треск рвущейся ткани и надсадный «ох».
— Граксова бездна… Я не просил тебя поддаваться, Нэд! — с раздражением прошипел Эйдан, не ожидавший такой легкой победы.
Растирая багровый синяк под вспоротой рубашкой, Нетфорд кивнул Леонтину.
— Собери отряд у северных ворот. Пойдем к разлому.
— Сегодня? Сейчас? — молодой вояка ошалело уставился на небольшое окошко под потолком: снаружи сыпал густой снег. — Ваша светлость, стоило выдвигаться раньше, мы не вернемся до темноты…
— Не трусь, Леонтин. Южный огонь нас всегда согреет, — прошипел герцог сквозь зубы и, чуть задев меня раненым плечом, быстро вышел из зала.
Будто я за прошлую ночь и впрямь успела стать для него прозрачной, как сосулька!
— Или подкоптит… — флегматично протянул воин, скинул с плеча свою белую косу и уважительно меня обогнул. — Чувствуете, сир Нетфорд, опять дымком пахнет?
— Язык у тебя, Леонтин, что хвост дрожащей гхарры, — проворчал Браксаард, выбираясь из зала следом. — Туда-сюда, туда-сюда… Хоть полы подметай.
— Но-но-но… полы! Я его лучше в мед обмакну. Или в прелестный ротик красивой…
Перепалка стихла за поворотом, я отклеилась от косяка и торопливо зашагала в супружеские покои. Единственное место, в котором можно надежно спрятаться от собственного мужа!
Стоило поспешить, пока Эйдан вдруг не заявил что-нибудь мерзкое и колкое, в духе«мне стоит поблагодарить вас за победу, дражайшая»…
Или пока он не вздумал захлопнуть перед моим любопытным носом дверь. Или пока не прокомментировал растрепанный вид,«до которого не опустится ни одна благородная леди».
— Беда будет, юная ланта, — встретила меня у покоев Фенора.
Ее старческие руки подрагивали, указывая на темно-серую тучу, что затягивала светлое ташерское небо. Снег прекратился. Из крытой галереи хорошо просматривался отряд свежих бойцов, собранный герцогом у северных ворот для похода к древнему разлому.
До вечера было еще прилично, но темнота от тучи наползала на крепость. Подбиралась к домам сочным, вязким мраком. А Нетфорд его будто бы не замечал! Упрямо размахивал пустой рукоятью, подбадривал нервно фыркающего Айка и раздавал воинам команды.
— Будет… будет беда, — кивала прислужница, пока мои внутренности сминало зарождающейся тревогой.
Сумерки давно опустились на Эквенорскую крепость, а отряд сира Нетфорда все не возвращался. Вечер становился гуще, плотнее. Сидя на подоконнике и вглядываясь в черноту, я то впадала в беспокойную дрему, то вздрагивала и чуть не падала на пол.
Временами ветер приносил в оконную щель звуки ржания и копытного перестука… Но это был не тот ветер. Не герцогский, а какой-то неуютный, чужой.
Нервно комкая серое платье, в которое я переоделась еще днем, чтобы хоть чем-то себя занять, я продолжала раскачиваться на подоконнике. Боги обязаны их уберечь! И сира Нетфорда, и Леонтина, и Браксаарда…
— Едут! — взвыл кто-то на площади.
Стражи на башнях дали огненный залп в черноту. И еще один, и еще… Словно помогали отряду отбиться от страшной погони.
Ворота открылись. Снег расцветило тенями возвратившихся ташерцев. Леонтин, Браксаард, еще один знакомый светловолосый вояка. И Айк, черногривый, нервный… без наездника.
Забытый герцогом ветер, что по сей день клубился в моем животе, подкинул меня и толкнул к двери. Сама магия подгоняла по коридору, заставляла быстро переставлять ноги.
Но я все равно опоздала. К моменту, когда я замоталась в плащ и добежала до выхода, отряд уже разошелся. Никого! И только конюх тянул к конюшням упирающегося черного жеребца.
Заметавшись по первому этажу, я сунулась в нижние покои, затем в кабинет леди Кетрисс… И лишь потом увидела, как искорки, сыплющиеся с моих рукавов, быстро прыгают в сторону герцогского крыла.
— Экраны истлели, ваша светлость, — гулко отчитывался перед кем-то Леонтин, и я побежала на голос. — Мы бы ни гхарра не сделали. Мрака все больше, вокруг разлома одна чернота. Защита, что ставили древние при помощи эрренских магов… Ее больше нет, леди Кет.
— Вот почему все больше отравленной дичи, — сдавленно шептала хозяйка крепости.
— Если не поставить новые экраны, ташерское лето будет несильно отличаться от зимы. А ночь от дня…
Как в тумане я слушала вздохи леди Кетрисс и тяжелые шаги молодого воина. Все будто бы происходило не здесь, не со мной. Где-то очень далеко, в вязкости небытия.
Дверь герцогской спальни отворилась, и я нырнула в тень за погасшей чашей. Я пока еще помнила, что жена «не того Эквенора». И не имею права вытрясать из целителя крупицы бесценной информации.
В свете проема было видно, как Хари смачивает в тазике полотенце и стирает что-то с шеи Нетфорда. Герцог лежал на подушке с закрытыми глазами и негромко постанывал.
Сир Эверхар кружил над постелью, разматывая на пальцах черную повязку. Зачем-то в итоге положил ее на Нетфорда, закрыв верхнюю половину лица до кончика носа. Наконец целитель изволил покинуть комнату и подойти к леди Кет.
— Как я и говорил, тяжелое отравление мраком. Словно он испил не из той л-лужи… Ран-нений н-нет, — запинался Эверхар, заставляя мое сердце стучать все громче. — Ей В-варху, словно п-проклятие богов.
— Он придет в себя?
— Вне всяких сомнений, ваша светлость, — покивал лысый лекарь, вытирая полотенцем руки. — Пока у сира Нетфорда нет ни слуха, ни зрения, но со временем все вернется. Хотя точного срока никто не скажет.
— А остальные чувства?
— Все д-должно быть на месте, — тяжело вздохнул Эверхар. — Я дал ему сильное успокоительное. Его светлость метались и могли себе навредить. А у меня нет возможности объяснить ему, что с ним. Он… не видит, — целитель обреченно развел руками. — И не слышит.
Бросив тоскливый взгляд на Хари, купающую в тазике новую тряпку, я отвернулась и поплелась к себе. В пустую спальню. По пути молилась всем богам, и северным, и южным, чтобы Эйдану Красивому не пришло в голову заявиться в нее сегодня. Потому что все мои преступные, запретные мысли были сейчас с другим Эквенором.
Сир Нетфорд выглядел таким уязвимым на той подушке! Таким внезапно слабым, растерянным… Разве мог этот камень, этот лед, этот сгусток силы, мужества и благородства, подпустить к себе мрак? Разве мог позволить себя ранить?
Маленькая ташка, чудом не отморозившая себе хвостик на заиндевелом подоконнике, билась в створки моего окна. Я впустила малышку, и она заметалась над кроватью.
К крошечной садовой птичке была примотана свернутая бумажка, а на серые крылья налипла розовая шерсть. Едва я отцепила записку, ташка будто бы пришла в себя. Встрепенулась, клюнула остатки утреннего печенья с подноса и унеслась в темноту.
Бумага содержала всего два слова, написанные корявым детским почерком:
«Ты знаешь?»
Каким-то неизвестным науке чувством я поняла, что имеет в виду девочка. Знаю ли я, что случилось с сиром Нетфордом? Наверняка нелла Фонтиера решила уберечь черноглазое дитя от страшного известия.
Чувствуя себя обязанной тому дому, я снова накинула плащ и под покровом вечера выбралась из замка. Быстро дошла до конюшни, в которой неистово бился Айк, сопротивляясь попыткам конюха его расседлать.
В доме было нервно, напряженно. Талия не спала и отказывалась пить успокаивающие взвары. Пытала черным взглядом неллу, заламывала крошечные ручки.
— Что с ним? Я видела тучу, предвестницу беды! Я слышу плач Айка… Но мне никто ничего… — она ухватила меня за отвороты плаща, подтянула лицом к себе и цепко заглянула в глаза. — Ты знаешь?
— Талли, успокойся. Послушай…
— Я лучше посмотрю, — ее зрачки сверкнули, и меня затянуло в темный омут.
Почти сразу же мутный взгляд девочки меня отпустил, и Талия без сил осела на пол.
— Он… он такой… Ох!..
Она словно в душу мою заглянула. И все до последней капельки мыслей прочла.
Я ни разу не спрашивала, что связывает девочку и сира Нетфорда. Понимала, что опекает он ее неспроста: возможно, знал ее мать или отца. В третью Великую ночь он успокаивал Талию так искренне, так заботливо… Хотелось бы мне, чтобы сейчас кто-то так же успокоил меня. И объяснил бы, что делать дальше.
— С ним все будет хорошо, — пообещала я Талии, подхватила ее на руки и потащила в спальню.
Уложила на постель и накрыла дрожащее, обмякшее от переизбытка эмоций тело плотным одеялом. Девочка судорожно сжала в кулачке оберег из травок, перьев и розовой шерсти. Всхлипнула, уткнулась крошечным носом в подушку.
Размазав по щеке невольную слезу, я погладила Талию по чернявой голове. Посчитала своим долгом побыть с ней, охраняя покой, как она когда-то охраняла мой.
— Ему бы тоже… тоже хотелось… чтобы кто-то погладил… по голове… — пробормотала она в полубреду, отчаянно шмыгая. — Он ведь совсем один. Так давно один.
— Я схожу. Я поглажу, — пообещала ей шепотом, но девочка уже спала.
Это была совсем не та спальня, в которой мне стоило находиться в столь поздний час. Гракс, да мне и в ранний-то тут находиться было не положено!
Огонь в стенных чашах уже погасили: раз герцог не видит и не слышит, то и свет ему ни к чему. Я осторожно прикрыла дверь и пошла на звук размеренных вдохов. Сир Эверхар дал Нетфорду сильное успокоительное снадобье, и тот должен был крепко спать до утра.
Приказав сердцу стучать потише, я медленно опустилась на край постели. Нашла пальцами повязку, плотно обнимавшую глаза герцога, поправила ее так, чтобы та не сползала на гордый нос.
Выдохнула судорожно: исполню обещание, данное Талии, и сразу уйду! Я ведь не говорила, что буду гладить владыку Предела до рассвета?
Я робко коснулась пальцами влажных волос, облепивших лоб и виски Нетфорда. Провела осторожно по макушке, согревая пряди в ладони. Это нехитрое действие и меня умиротворяло, в грудь потихоньку пробирался покой.
Мужчина вдруг затих под моей рукой, затаился. Даже дышать перестал. А потом резко схватил за запястье — не вырваться!
— Кто? — прохрипел чужим, неровным голосом.
Да как же ему, лишенному слуха, ответить?
Я испуганно вызволила руку и спрыгнула с его постели, отошла на пару шагов. Пусть лучше думает, что ему все приснилось.
Нетфорд заметался по подушке, взвыл сердито… Сейчас на шум сбежится вся крепость, видит Варх!
— Тише! Тише, успокойтесь, — подскочила к нему и опустила пальцы на теплые губы.
Руку тут же снова перехватили и принялись исследовать. Нюхать, прикладывать к щеке, перебирать костяшки шероховатыми подушечками. Наглаживать запястье до щекотки.
— Ланта Эллайна? Слишком нежная кожа… и пахнет дымом…
Я аккуратно сжала его пальцы. Это было мое «да».
— Вы слышите меня?
Снова сжала.
— Да… Это хорошо. Не убирайте руку, молю. Сейчас утро? — спросил срывающимся хрипом, а через мгновение бездействия добавил: — Неужели ночь?
Нехотя свела пальцы, признаваясь в непристойном вторжении в его покои в столь поздний час. И вряд ли меня могло оправдать обещание, данное девочке в доме за конюшней…
— Что со мной, ланта Экарте? — прошептал, теснее прижимая мою руку к щеке. — Ах да, граксова бездна… Как же вы ответите? Я не слышу, не вижу… Это навсегда?
Я не шелохнулась, пытаясь в полумраке рассмотреть его профиль. Все еще мужественный при всей видимой уязвимости.
— Пройдет?
Стиснула пальцы с силой. Если сир Эверхар обещал избавление от недуга, значит, всем стоит в это верить.
— Выходит, все не так и плохо? У меня остался голос, — прошептал он, срываясь на хрип. Провел моими пальцами по носу. — Я чувствую запах. И прикосновения, — дотронулся моей рукой до своих губ. — И вкус… Поцелуйте меня, Эллайна. Я хочу… очень хочу это почувствовать.
Я испуганно выдернула руку, уставилась в черноту. Сердце уже пробивало дыру в ребрах, просясь на волю.
Какие-то сомнительные успокоительные использует сир Эверхар… Герцог вот был ни гхарра не спокоен!
— Я вам противен? — его голос дрогнул в страшной догадке. — Ранен, уродлив, грязен?
Он вновь заметался на подушке, а я опасалась приблизиться и взять его за руку. Отчего-то казалось, что Нетфорд сейчас себя контролирует столь дурно, что из нового захвата я могу и не вырваться…
Хуже того, я очень боялась, что не захочу вырываться.
Он не был противен. Не был ранен, грязен или уродлив. И мой огонь отчаянно толкал меня в эту постель, к этим губам… Так отчаянно, что искры с рукавов сыпались, грозясь подпалить ковер.
В ужасе закрыв рот ладонью, я попятилась к двери.
— Эллайна, стойте… Ответьте! Бездна! — Нетфорд вскинулся на подушке, но снова упал без сил.
Ноги путались, не желали уводить меня из граксовой спальни. Бесстыдный ветер нашептывал, что герцог слишком слаб. Уязвим, растерян, раздосадован.
Глазам было больно смотреть на тело воина, крепкое и красивое, мечущееся под простыней. Мощь чувствовалась в каждой напряженной мышце, в каждом исступленно сжатом кулаке.
Сердце отстукивало траурный марш. Я не имела права бросить герцога тут одного! Такого беззащитного, такого потерянного.
Совсем одного. Так давно одного…
— Ладно, идите прочь, ланта Экарте! Идите прочь и больше не возвращайтесь, — Нетфорд перешел на рык, яростно сбросил с невидящих глаз повязку. Черной лентой она свалилась на пол. — Я просил у богов не видеть вас и не слышать… Что ж, похоже, мои молитвы были исполнены!
Еще два быстрых шага — и я у двери. И с той стороны, и уже в коридоре… В ушах гудело, внутри взрывалось, пока я бежала прочь от герцогских покоев.
Как можно дальше! Пока у меня еще осталась воля бороться с этим жестоким, невыносимым притяжением к чужому мужчине.