Невеста сердится

Глава 31

Ледяной ветер налетел с моря, взметнул пелерины его теплой шинели. Щеки у него совсем застыли, пока он взбирался по извилистой дорожке от пляжа к своему дому на вершине утеса. Хотя ранняя весна уже дохнула на южное побережье Англии теплом, здесь, на диких просторах северного Йоркшира, еще царила зима.

Полуденный туман клубился у подножия его громадного дома, льнул к серым камням. Зубчатые стены главной башни норманнского замка XIV века вздымались высоко к серому небу и странным образом гармонировали с фронтонами и трубами помещичьего дома, словно вросшего в ее древние камни. Плющ вился по стенам, похожий на коричневую паутину, засохший, спящий в ожидании весны, которая вдохнет в него жизнь. Запущенные сады выглядели не лучше.

Саймон приобрел этот дом и окрестные земли у одного пэра, который предпочитал свой уютный особняк в Кенте этой древней груде камней. Замок Уинден простоял необитаемым двадцать лет, и следы запустения были повсюду.

Вряд ли этот дом можно было счесть красивым, думал Саймон, шагая к беспорядочно раскинутым грудам камней. Реставрация восьмидесяти семи комнат займет по меньшей мере еще год. Наверняка его родственники решили, что он совершеннейший дурак, раз купил такой дом. Однако его мало тревожило, что думают о нем люди. Эти древние стены, дикие просторы вдали от лондонской светской суеты подходили ему как нельзя лучше. Так же как и имя, которым он назвал свой дом, — Драгонуик.

Дигби отворил входную дверь, едва Саймон поднялся по широким каменным ступеням крыльца. Старшина уволился из армии и стал у Саймона мажордомом. Но сегодня выражение лица у старшины было такое, что Саймону подумалось, уж не окружены ли они врагами, собравшимися атаковать их замок.

— Как хорошо, что вы вернулись, сэр!

Саймон вошел в переднюю, и сразу его окружили запахи краски и опилок. Стук молотков, деловито забивавших гвозди и на галерее, и в музыкальном салоне, и в столовой, эхом отдавался по всем коридорам. В одном углу громадной передней возведены были леса, и на лесах лежал человек, заканчивавший роспись оштукатуренного потолка — сцены из греческой мифологии.

— У тебя такой вид, Дигби, будто в моей гостиной засел Наполеон и поджидает меня.

— Ну, Наполеон не Наполеон, но вообще-то у нас гости.

Саймон нахмурился и подумал, уж не брат ли это приехал к нему. Опять. По какой-то причине юный Гилберт вбил себе в голову, что его старший брат настоящий герой. Он то и дело навещал Саймона и бегал за ним, как восторженный щенок.

— Что еще за гости?

— Леди Харриет Уитком, сэр.

На несколько секунд Саймон впал в оцепенение и даже перестал дышать. Леди Харриет привезла с собой все воспоминания, которые он старался похоронить.

Эмили.

Он забрался в самый дальний угол Англии, чтобы убежать от нее и воспоминаний. Однако не стал бы отрицать, что его Драгонуик был памятником тем нескольким мгновениям, которые он провел рядом с ней. Далекий замок, замок человека, изгнанного из тепла и уюта, которыми он когда-то так стремился обладать.

Он стянул с плеч свою тяжелую промокшую шинель, отдал Дигби. Саймон не знал, что и думать. Зачем приехала леди Харриет? Что за новости привезла ему?

— Распорядись насчет чая, Дигби.

— Я уже подал чай ее милости.

— Отлично. — Саймон прошел через холл, свернул к гостиной. Сердце у него в груди бешено колотилось. Леди Харриет стояла возле одного из высоких двустворчатых окон и смотрела на кучи прошлогодних листьев и голые кусты в саду.

Он приостановился на пороге, подумав, как выделяется бледно-желтое платье леди Харриет на фоне убожества его гостиной. Гобелены со сценами из легенд о короле Артуре, висевшие на стенах, вылиняли. Изумрудно-зеленый шелк, которым обиты были кресла и диваны в стиле королевы Анны, сильно вытерся и обтрепался по углам, а сиденья лоснились. Видимо, он производил впечатление эксцентричного затворника, укрывшегося в своей неопрятной берлоге. Саймон вздохнул.

Леди Харриет обернулась, едва он вошел, и на губах ее появилась ехидная усмешка.

— Немало придется потрудиться, чтобы вернуть к жизни этот сад, молодой человек!

— Знаете, леди Харриет, моя семья всячески пыталась отговорить меня от приобретения этой груды камней. — Он заставил себя улыбнуться, приблизился к леди Харриет и, подавив желание забросать пожилую даму вопросами об Эмили, добавил: — Я совершенно неисправим и от своей дурацкой затеи не откажусь.

— Я всегда догадывалась, что вы человек стойких убеждений. — Леди Харриет поставила чашку с блюдечком на поднос, стоявший на столике красного дерева возле одного из вольтеровских кресел, и протянула ему руку.

— А я всегда догадывался, что вы не только прекрасны, но и обладаете редкостной проницательностью. — Он взял ее изящные тонкие руки в свои и поцеловал прохладные пальцы. Улыбнулся ей, заглянул в ее янтарные глаза — и сразу вспомнил даму, чей образ все еще преследовал его во сне.

Она сжала его руки.

— Как же вы тут поживаете, дорогой мой?

— Прекрасно. — Он взял ее под руку и повел к дивану возле камина, в котором весело потрескивал огонь, создавая оазис тепла и уюта в этой мрачной гостиной. — Я был очень занят — разбирался в делах своего отца и пытался привести мой новый дом хотя бы в относительный порядок.

Она огляделась.

— Нетрудно догадаться, что скучать вам было некогда.

Саймон усмехнулся.

— Я собираюсь нанять человека, чтобы занялся меблировкой, когда плотники и каменщики сделают из этой развалины дом.

— Теперь понятно, почему вы не показались в Лондоне.

Дом и дела были только предлогом, позволившим держаться подальше от Лондона. Он накрепко засел в своем замке-убежище совсем по другим причинам.

— Я никогда не любил высшего света.

— Вы хоть понимаете, что в свете только о вас и говорят? Герой войны. Шпион. Знаете, как вас прозвали? Таинственный Маркиз. Все хозяйки салонов буквально мечтают заполучить вас к себе на званый вечер. И каждая желает быть первой.

— Так вы проделали столь долгий путь только ради того, чтобы сообщить мне, что я нынче в моде?

— Нет. — Она сложила руки на коленях. — Я проделала столь долгий путь для того, чтобы пригласить вас на мой званый вечер.

Мгновение Саймон изумленно смотрел на нее.

— Званый вечер?

— Я собираюсь дать в честь Анны небольшой бал двадцать шестого числа этого месяца. И мне бы очень хотелось видеть на балу вас.

Саймон вскинул бровь.

— Вы хотите, чтобы я присутствовал на балу в честь Анны?

— Именно. Я хочу первой зазвать к себе Таинственного Маркиза. Мне сам Бог велел быть первой.

В памяти его всплыли слова Эмили: «Мы встретились на балу, в лондонском доме моей бабушки». Целая вечность прошла с тех пор, как она поделилась с ним этой своей девичьей фантазией. Какая же это была соблазнительная идея — претворить эту ее фантазию в жизнь. Соблазнительная и опасная. Слишком опасная. Нельзя строить совместную жизнь на фантазиях.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Почему же?

— Разумно ли это — воскрешать прошлогоднюю историю с Шериданом Блейком? — сказал он и сам испугался, услышав, какая горечь прозвучала в его голосе, когда он произнес имя своего идеального соперника. — Это может оказаться неприятным для вашей семьи.

— Глупости какие! Благодаря усилиям лорда Пембертона Эмили стала всеобщей любимицей в прошлом сезоне. Всякому интересно узнать о ее шпионских подвигах на благо министерства.

Саймон улыбнулся:

— Очень рад, что репутация Эмили осталась незапятнанной.

— Вы с лордом Пембертоном позаботились об этом.

Саймон отмахнулся от этих слов.

— Так ведь это я едва не послужил причиной скандала.

— Вашей вины в том не было.

— Я счастлив, что никто не пострадал из-за козней моего отца.

— Приезжайте в Лондон, Саймон. Приходите ко мне на бал.

Саймон посмотрел на огонь, на красно-оранжевые языки, лизавшие обугленные поленья, и подумал о женщине, у которой были рыжие, как пламя, волосы. В Лондоне от Эмили не спрячешься. Большой свет слишком мал. Много месяцев прошло, прежде чем затянулась нанесенная ею душевная рана. И теперь позволить ей растеребить эту рану снова?

— Очень благодарен за приглашение, но мне в Лондоне делать нечего.

— Так уж и нечего? А я думала, там есть кое-что, вернее, кое-кто…

Саймон посмотрел на пожилую даму, тщательно скрывая свои эмоции.

— Милая моя леди Харриет, что за хитрый план созрел у вас в голове?

Она пожала плечами.

— Я подумала, что пора вам с Эмили помириться.

Саймон почувствовал, что в груди у него что-то переворачивается. Надежда и желание вступили в предательский сговор.

— А Эмили знает, что вы здесь?

Леди Харриет поджала губы.

— Я сказала ей, что собираюсь уехать на несколько дней, навестить одного друга.

Он натянуто улыбнулся.

— Очень сомневаюсь, что ваша внучка одобрила бы вашу поездку, знай она, что вы собрались звать меня в Лондон. Уж кого она не хочет видеть, так это меня.

— Она скучает о вас.

— Она говорила вам об этом?

— Не говорила. Но я чувствую.

Саймон, ждавший ответа затаив дыхание, тихо выдохнул и, чтобы скрыть свое разочарование и тоску по тому, чему никогда не бывать, уставился на огонь.

— Когда я видел вашу внучку в последний раз, она была достаточно откровенна.

— Она слишком упряма, чтобы признать, что совершила ошибку, приказав вам уехать.

— Не уверен, что это была ошибка.

— Ну конечно, ошибка! Вы с Эмили идеально подходите друг другу. Вам нужно просто приехать в Лондон и доказать ей это.

Саймон вдохнул всей грудью воздух, пахнувший дымком.

— Леди Харриет, иногда разумнее признать, что битва проиграна. Мне далеко до идеала, о котором мечтает Эмили. И если я еще раз попробую стать Шериданом Блейком, это погубит нас обоих.

— Что за глупости! Эмили влюбилась в вас, еще когда считала, что вы обычный негодяй, охотник за ее приданым.

Саймон поднял брови.

— Она продемонстрировала свои теплые чувства достаточно необычным способом.

— Если вы о том, что она всерьез задумала продать вас вербовщикам, то должна вам сказать, что она хотела отправить вас в море именно потому, что испугалась своих чувств к вам.

Это он, помнится, перепугался до смерти, когда понял, что влюбился в Эмили. И все-таки готов был рискнуть всем ради нее. Он простодушно предложил ей свое сердце, как глупый ребенок. Но этого оказалось мало. Слишком мало.

— Она сумела побороть свой страх.

Леди Харриет положила ладонь на его руку, сжатую в кулак.

— Саймон, ведь вы до сих пор любите ее. Не пытайтесь отрицать, я вижу это по вашим глазам.

— Да, люблю. Я пытался ее забыть, но не смог.

— Она любит вас. Я вижу это по ее лицу, когда она на каждом балу, каждом рауте ищет вас глазами в толпе. Я слышу это — слышу в нежных хрустальных звуках музыкальной шкатулки, которую она заводит каждый вечер в своей спальне. — Леди Харриет сжала его руку. — Вы должны поехать к ней. И сказать ей о своих чувствах.

Воспоминания зашевелились в его груди, обвились кольцами вокруг сердца. Воспоминания о мальчике, который так пытался соответствовать чаяниям своего отца в надежде заслужить его любовь. Воспоминания о молодом человеке, который, рискуя жизнью, добивался воинских почестей в надежде заслужить одобрение своего отца. Однако его усилия не увенчались успехом.

— Одной любви не всегда достаточно. Я не стану тратить жизнь на тщетные попытки соответствовать идеалу. Еще раз? Нет. Я этого не вынесу.

— Саймон, но вы должны дать шанс своей любви. Езжайте в Лондон. Поговорите с ней. Побудьте рядом с ней. Покажите ей, что то, что связывает вас, вполне реально.

Саймон подумал о своих родителях и о кошмаре, который они устроили из своего брака. Истина заключалась в том, что он понятия не имел, как создать счастливый брак. Он только твердо знал, что не хочет в одно прекрасное утро проснуться рядом с женой, которая считает, что он сильно недотягивает до фантастически идеального образа, который она лелеет в душе.

— То, что нас связывало, было иллюзией. А иллюзии недолговечны.

Леди Харриет промолчала. Саймон смотрел на огонь и краем глаза видел, как она вглядывается в него и хмурит лоб.

Наконец она вздохнула и заговорила:

— Значит, на мой бал вы не явитесь?

— Извините. — Саймон с улыбкой посмотрел на нее. — Думаю, для всех будет лучше, если мы с Эмили не станем ворошить прошлое.

Леди Харриет подперла щеку ладонью. В глазах ее было сожаление.

— Ах, если бы вы встретились с моей внучкой в другое время, в другом месте. Как бы я этого желала! Очень жаль, что вы утратили то, чем могли бы наслаждаться до конца жизни.

— К несчастью, желания не сбываются. — Он усвоил эту истину давно.

Семь месяцев, две недели и три дня. Казалось бы, достаточный срок для того, чтобы забыть негодяя, думала Эмили. Если ей вообще когда-нибудь удастся его забыть. Когда пошел четвертый месяц, она уже начала сомневаться, что сумеет выбросить Саймона из головы. Теперь она в этом была уверена.

Теплый ветер, теплый и напоенный дыханием весны, ворвался в открытые окна голубой гостиной в лондонском доме ее бабушки, а бархатные шторы заколыхались. Эмили смотрела на улицу, где кареты с грохотом катили мимо Гросвенор-сквер по направлению к Гайд-парку. В душе ее жила зыбкая надежда, что она вдруг хоть мельком увидит в толпе лицо, преследовавшее ее во сне.

Прокатиться по Гайд-парку в пять часов пополудни — это было так же обязательно для светского человека во время сезона, как посещать вечера, званые ужины, рауты, балы, музыкальные вечера — все то, что не оставляло им ни единой свободной минуты, с тех пор как они приехали в Лондон три недели назад. Элегантные кареты, модники и модницы верхами — все это двигалось по дорожкам парка. Гайд-парк был местом, куда являлись себя показать и других посмотреть. Но был на свете только один мужчина, которого Эмили отчаянно хотелось увидеть.

Саймон.

При одной мысли о нем сердце у нее разрывалось от тоски. За прошедшие с их последней встречи месяцы воспоминания о нем ничуть не потускнели. Время нисколечко не притупило боли. И пустота в душе так и осталась пустотой, только он мог ее заполнить. Вопреки ее надеждам тоска по Саймону не становилась слабее, от гнева же вскоре не осталось и следа.

Ей не давали покоя воспоминания об их последнем разговоре. Она была в гневе, ей было больно. И она причинила боль ему. Ранила его. Он предложил ей свою любовь. А она ответила гневом. Он надеялся на понимание. Но она его не поняла.

Поняла позже.

Когда само время стало работать против нее.

Теперь она знала, что он — тот самый мужчина, которого она будет любить всю жизнь.

Сумеют ли они найти путь обратно друг к другу? Она отправилась в Лондон с Анной и бабушкой в надежде увидеть его или хотя бы узнать о нем что-нибудь. Всякий раз, выходя из дома бабушки, она искала глазами в толпе Саймона. Искала его на званых обедах, вечеринках, балах. Все тщетно. Может, господин Таинственный Маркиз вообще не явится в город в этом сезоне?

— Эмили, дорогая, ты готова?

В комнату вошла бабушка в очень модном платье для прогулок.

— Готова.

Леди Харриет нахмурилась и вперила в Эмили проницательный взгляд. Улыбка Эмили не могла обмануть леди Харриет. Она чувствовала, что внучка в отчаянии. Леди Харриет прикрыла дверь.

— Эмили, у меня сердце изболелось смотреть на тебя. Я же вижу, что ты тоскуешь по Саймону в надежде увидеть его хотя бы в толпе.

Эмили отвела глаза и стала разглядывать черную вазу, стоявшую на столике красного дерева. На вазе были нарисованы три пухлощеких амура, они стояли на облаке, натянув луки, готовясь пронзить сердце смертного стрелой любви.

— Я не думала, что это так заметно.

— Я хорошо тебя знаю.

— Да. Это верно. Настолько хорошо, что в свое время предупреждала меня, что наступит день, когда я горько пожалею о том, что отослала Саймона прочь.

— Ты все еще любишь его.

Эмили прикрыла глаза, сдерживая слезы. Не проходило дня, чтобы она не плакала. Но слезы не приносили облегчения.

— Я и не думала, что можно так любить.

Леди Харриет подошла к ней, ласково коснулась ее руки.

— Я не хотела тебе говорить, но, думаю, все, что случилось, к лучшему.

— Ты что-то узнала о нем? У него… у него другая женщина?

— Я съездила к нему.

— Куда? Он в Лондоне?

Леди Харриет покачала головой.

— В Йоркшире. Я тогда сказала тебе, что еду навестить друга.

— Боже правый. — Эмили отступила на шаг, прижала руку к груди. — Зачем ты к нему поехала?

— Я хотела, чтобы вы снова были вместе.

— Что ты ему сказала?

— Сказала, что ты все еще любишь его. И жалеешь о том, что прогнала его прочь.

Эти слова ранили сердце Эмили.

— Бабушка, как ты могла! Он теперь будет считать меня жалкой дурой.

— Он любит тебя.

У Эмили перехватило дыхание.

— Он об этом сказал?

— Да. Сказал, что пытался забыть тебя, но не смог.

Надежда мгновенно расцвела в сердце Эмили, но озабоченное выражение лица леди Харриет заставило ее встревожиться.

— Но это не все? Есть что-то еще, верно? Иначе он просто приехал бы ко мне.

Леди Харриет кивнула.

— Он считает, что никогда не сможет соответствовать тому идеалу, который ты создала для себя в лице Шеридана Блейка. Видимо, дело в том, что почти всю жизнь он тщетно пытался доказать, что достоин уважения своего отца. Ему не хочется тратить остаток жизни на то, чтобы доказывать, что он достоин твоей любви. Он считает, что между вами все кончено.

— Трудно его в этом винить. — «Все кончено». Ей не на что больше надеяться. Она повернулась и пошла к кушетке в греческом стиле, стоявшей возле камина. В полном изнеможении опустилась на нее.

— Эмили, девочка моя. — Леди Харриет села рядом с внучкой, ласково обняла ее за плечи. — Мне так жаль, так жаль.

— Поделом мне. Я выгнала его, когда он нуждался в моей любви, моей поддержке. Боже, родной отец только что пытался его убить, а я упрекала Саймона в том, что у него нет чувства чести. Я думала только о своей гордости, о своих чувствах.

— Все образуется. Со временем боль утихнет.

— Он сказал тогда, что мне нужна фантазия, идеал. Но это неправда. Мне нужен он. Только он. Живой человек, из плоти и крови, который постоянно совершает ошибки, а потом просит прощения. — Эмили бросилась бабушке на шею, уткнулась лицом в ее плечо. — Что же мне делать? Я не хочу жить без него.

— Глупости. Ты моя внучка. И найдешь в себе силы противостоять любым ударам судьбы.

Эмили заставила себя улыбнуться.

— Не слишком-то сильной я себя чувствую в данный момент.

— Ты еще почувствуешь себя сильной. Пусть молодой человек побродит в одиночестве по своему пустому замку, а потом ты возьмешь его штурмом.

— Это все слова, бабушка.

— Я верю в тебя, Эмили. Ты убедишь молодого человека слушать голос своего сердца.

— Ах, я уже не верю в себя.

— Я знаю тебя лучше, чем ты сама. — Леди Харриет поднялась и потянула Эмили за собой. — А теперь пошли. Подышишь свежим воздухом. Вечером, на балу в честь Анны, ты должна блистать.

Эмили поднялась и заставила себя улыбнуться. Как сможет она блистать, если для нее свет навсегда померк?