Невиданное

Глава 28

Джексон помог мне спуститься по небольшому склону. В темноте материализовался маленький сарай. — Что это?

— Место для дорожных рабочих, как я думаю. Мне кажется, что им не слишком часто пользуются. — Он наклонился, пошарил рукой по земле, затем выпрямился, держа в руке большой камень. Он поднялся по ступенькам. Я услышала, как он бьет по чему-то металлическому, затем раздался звук трения металла о металл. — Проходи, — сказал он. Затем толкнул дверь, и мы вошли, укрывшись от ветра.

Я услышала, как он хлопает рукой по стене в поисках выключателя.

— Погоди минутку, — произнесла я, снимая с плеча свою сумку. Я нашла черную сумочку Мэгги, открыла ее и начала на ощупь перебирать содержимое. Порылась пару секунд и вуаля — из зажигалки в моей руке вырвалось маленькое голубое пламя.

— А ты хороша — сказал Джексон. — И снова именно то, что нам нужно. Ты кто, экстрасенс или что-то в этом роде?

— Вообще-то, лично я не так уж компетентна в вопросах будущего, — ответила я. — Сэмми настоял, чтобы я это взяла. И компас тоже.

— Хм, — произнес Джексон. — Он необычный маленький парень, не так ли? И я это говорю в самом лучшем смысле этого слова.

Я улыбнулась и согласилась.

— Он и правда необычный маленький парень. Но, насколько я знаю, он — не гадалка.

— Просто кое-кто, кто считает, что лучше всегда быть готовым?

— Наверное, — согласилась я.

Мы занялись работой, чтобы устроиться поудобнее. Я нашла и зажгла фонарь. Джексон задернул занавески на единственном окне.

— Чтобы хоть немного удержать тепло.

Комната была примерно десять на десять метров, в ней был стол, четыре стула, печка Франклина, несколько навесных полок, на которых стояли консервы и лежали сложенные одеяла, сумка со старыми газетами и куча дров. Дверь в дальней стене вела к пристройке, с полностью функционирующими туалетом и раковиной.

— Все удобства дома, — сказала я.

Джексон ухмыльнулся.

— Если ты живешь в холодильнике.

Это была правда, я могла видеть свое дыхание. В Пенсильвании намного холоднее, чем в Мэриленде, воздух снаружи проникал через все щели. Мы начали работать над тем, чтобы разжечь костер.

Когда печка разгорелась, в комнате стало немного теплее, но до полного комфорта было еще далеко. Джексон развернул два одеяла и накинул одно из них на меня. Затем он потратил несколько минут, забивая газетами самые большие дыры в стенах. После этого он порылся на полках.

— Здесь есть несколько консервов с едой. И, наверное, где-то должна быть открывалка, но я ее не вижу.

Я снова засунула руку в сумочку Мэгги. С видом триумфатора я вытащила из нее простую открывалку.

— Снова Сэм? — спросил он.

— Очень странно, правда? Но если об этом задуматься, — ответила я, нахмурившись, — я не думаю, что это был он. Кажется, он что-то говорил о «ней».

— О «ней»?

— Да. Она казала, что я должна взять с собой все эти вещи.

— Мэгги? — предположил он. Я покачала головой. — Тогда, может быть Нанга?

— Может быть.

Мы подтащили два стула поближе к огню, сели так, чтобы нас разделял лишь угол стола, и набросились на консервы.

Я не ела с тех пор… не помню даже с каких. Несколько ложек овсянки.

Джексон передал мне открытую банку с насечками по всему ободку, вместе с его многофункциональным ножом, открытым на вилке с двумя зубцами.

— Дамы вперед, — сказал он.

Заглянув в зазубренное отверстие, я увидела половинки персиков в густом сиропе. Я засунула одну в рот. Сахар растаял у меня на языке — холодный, влажный и невыносимо прекрасный.

Процесс еды дал мне возможность понять, насколько я голодна. Я могла бы съесть всю банку. Но я заставила себя остановиться и передала ее Джексону вместе с вилкой.

— Твоя очередь.

Он покачал головой.

— У меня есть своя, — ответил он, показывая точно такую же банку.

Я взяла в рот еще три куска, один за другим, едва задумываясь о том, что их нужно жевать.

— Оставь место для нормальной еды, — сказал он. И вытащил из кармана своего рюкзака сэндвич. — Мясной рулет. По бабушкиному рецепту. Приготовлен твоим покорным слугой. Пробыл весь день в природном холодильнике.

— Я ненавижу красть твою еду, — сказала я.

— Мы вместе в этом деле, Сара.

Я взяла половину сэндвича и откусила большой кусок. Он был невероятно хорош. Необходимая комбинация мяса и хлеба.

— Ты сам его сделал? — спросила я с набитым ртом.

— Да, мэм, — ответил он. — Не будь такой недоверчивой. Готовка это всего лишь химические формулы того, что можно потом есть.

— Ну да, — сказала я. — Зубрила.

— Да, мэм, — повторил он.

Я съела последний кусочек. И начала чувствовать себя намного лучше. Теплее. Не такой пустой.

— Тогда, наверное, все эти экстрасенсорные штуки, должны приводить тебя в замешательство, — сказала я.

— А тебе они не кажутся странными?

Я улыбнулась.

— Кажутся, Джей, но я не из тех, кто ожидает, что мир будет полон логики.

Он покачал головой.

— Я считаю, что здесь должна быть научная база. Мы просто пока не изучили ее. Может быть, энергетические структуры некоторых людей более восприимчивы. Или время как функция восприятия не является составной частью реальности. Что-то типа этого, — сказал он.

— Хм, — ответила я.

— Что?

— Все эти годы, что я тебя знаю, Джей, — поддразнивая его сказала я, — я никогда не представляла тебя среди заучек.

Он пожал плечами.

— Все эти годы, что я тебя знаю, Сара, я никогда не считал тебя такой уж проницательной.

Я громко засмеялась. Это было хорошее чувство. Мы застряли посреди неизвестности, в хибаре, продуваемой арктическим ветром, на полпути между копами-нацистами и попыткой ограбления музея Метрополитен, было хорошо, что я еще способна смеяться.

Мы, должно быть, выжили из ума, оба одновременно.

— Ты кажешься таким… спокойным… насчет всего этого. Все время я жутко напугана, настолько, что мне едва удается оставаться самой собой.

— Я тоже напуган, — сказал он.

— Внешне ты таким не выглядишь.

Он снова пожал плечами.

— Я боюсь за твою безопасность, боюсь за себя, я боюсь из-за того, что будет, если у нас не получится. Я боюсь из-за того, что будет, если получится.

— Если получится?

— Мы просто должны продолжать. Делать то, что имеет смысл в данный момент. Выполнить работу. Довести все до конца. — Он произнес это тихо, даже мрачно. По мне прошел холодок. Он посмотрел мне в глаза. — Я верю в тебя, Сара.

Я внезапно ощутила желание расплакаться. Я отвела глаза и моргнула.

— Эй, успокойся, — сказал он. — Хватит об этом. Мне кажется, я видел… — Он встал и выудил что-то из глубин полок, затем победно развернул. — Это. — Он держал в руках дешевое портативное радио, как будто это был трофей. — Как думаешь, оно работает?

Я выдавила подобие улыбки.

— Ты всегда был оптимистом, Джей.

Он начал вертеть ручки. Сначала раздалось покашливание, что служило доказательством того, что в нем еще есть работающие батарейки. Затем раздались нечеткие позывные местных новостей, какая-то классическая музыка, ретро и на одном из каналов четко заиграл джаз.

— Вот о чем я говорил, — произнес он, беря меня за руку и поднимая на ноги.

— Слишком холодно для танцев. И, кроме того, я ужасно танцую. — Но я послушно протянула руки, одну, чтобы положить ему на плечо, другую — чтобы взять его за руку.

Он посмотрел на меня и грустно покачал головой.

— Ты должно быть шутишь.

— Что?

Он взял мои руки и опустил вниз до уровня талии, затем начал делать движения взад и вперед в такт музыке.

— Теперь, согни колени, — приказал он, показывая мне, что я должна делать, — и двигай бедрами.

Я выпрямилась и чуть отодвинулась.

— Я не знаю как, — сказала я.

Он притянул меня назад.

— Пригни колени. Двигай бедрами. Почувствуй движение. — Он продемонстрировал, что нужно делать. — Давай, Сара. Покажи твист. — Он озорно улыбнулся. — Покажи, на что способна белая девушка.

Я засмеялась. Высунула кончик языка. Отклонилась назад, повторив его движение. Приподняла одно колено, повторяя за ним. Он был хорошим танцором. Намного лучшим, чем я. Но это не имело значения. К тому моменту, как закончилась эта песня и началась следующая, я уже танцевала твист.

Стало теплее, скорее всего оттого, что кровь побежала быстрее. В печке уже нагорело значительное угля, так что я подбросила туда самые большие поленья, какие только смогла найти, понадеявшись, что они будут гореть медленнее и стабильнее. Мы убрали за собой мусор и навели порядок.

— На полу будет холоднее, — сказал Джексон, — но мне очень нужно прилечь хоть на минуту. Я чувствую себя разбитым. Все болит.

Я знаю, что он чувствует.

Мы положили на пол столько газет, сколько смогли. Затем положили слой одежды и наверх одеяло.

Он неловко запнулся.

— Слушай, я не знаю, как лучше выразиться, но чтобы сохранить тепло, пока мы будем спать…

— … мы должны лечь, прижавшись друг к другу, — закончила я за него.

— Именно об этом я и думал, — сказал он.

Он открыл печку и добавил еще дров, потом сложил еще несколько таким образом, чтобы ночью их можно было легко взять.

Он погасил лампу и сел возле меня. Я свернулась, положив руку себе под голову. Он расположился позади меня, укрыв нас двумя последними одеялами, положив себе за спину рюкзак для чуть большей изоляции.

Я была благодарна ему за тепло. Я чувствовала себя… в безопасности. Не чувствовала одиночества. Он был со мной во всем этом. Да самого конца.

— Ты все еще в деле, Сара? Ты сможешь пройти через все?

— Да, я все еще в деле. Этот бардак из-за меня.

— Это все не из-за тебя, — сказал он. — Это не твоя вина.

— Я все еще в деле, Джей, повторила я. — Спасибо за то, что остаешься рядом со мной.

— У меня есть свои собственные причины, основательные, чтобы хотеть, чтобы это все сработало, Сара, хотеть, чтобы время изменилось. Где-то существует лучшее будущее, и я хочу, чтобы у другого парня, Другого Джексона, оно было. Но даже если бы у меня не было других причин, я все равно должен продолжить, ведь так? В смысле, в этом другом времени, другом будущем, нацисты проиграли. Рабство закончилось в восемнадцатом веке. Жизнь будет намного лучше для многих людей. У нас нет права останавливаться.

Я поняла, что я не думала в этом ключе. Я всегда фокусировалась на своей маленькой роли. Я устроила беспорядок, который нужно убрать. И лучшее, что я могу сделать, это сделать все правильно.

Раздавался треск огня, заполнивший возникшую тишину. На улице, зимний ветер охотился, ища пути внутрь. Но я чувствовала себя в безопасности, когда Джексон находился за моей спиной.

— Какая я, — спросила я, — в том другом будущем, которое ты видел?

— Я не знаю, как это объяснить, правда. Ты… — он попытался найти слова. — В основном, ты точно такая же. Язвительная, мужественная, добрая, наблюдательная, упрямая.

Я смаковала слова.

— Но в тебе есть еще другая черта. Что-то, более взрослое, может быть. Как будто ты знаешь, что такое печаль, горе. Ты смотришь на мир с большим состраданием.

Я слышала восхищение в его голосе. Кем-то, кем я не являлась.

— Что ты имел в виду, — спросила я, — когда ты говорил «другой Джексон»?

— Ну, это же не буду я, ведь так? Это будет какой-то другой Джексон, который живет другой жизнью. Он даже не будет обо мне помнить. Я просто исчезну.

Я снова почувствовала, как подступают слезы. Это то, во что он верит? И он все равно хочет дойти до конца? Я не могла говорить, но я хотела бы сказать ему, что не было никакого другого Джексона. Он не изменился. Он был постоянным. И я буду о нем помнить.

— Все будет хорошо, — мягко проговорил он в мои волосы. — Все будет хорошо. В конце концов, все закончится хорошо.

Я засыпала под эти слова, проигрывая их в голове снова и снова. Слова, в которые я хотела верить. И они пробили путь к другой мне, к Саре, которая слышала их раньше. Стоя на причале, с разбитым сердцем, пока этот парень, этот самый парень, говорил мне, что он знал меня еще до того, как меня встретил, знал обо мне из видений будущего, которое мы проведем вместе.

Вместе.

Я видела сны и просыпалась, засыпала и снова сидела сны. Знакомое видение, как я бегу в золотом платье. Пробегаю по каменным ступенькам. Бегу к причалу на реке и нахожу кого-то, стоящего там, силуэт на фоне оранжевой луны. Когда он поворачивается, я вижу, что это Джексон.

— Я должен тебе сказать кое-что, — быстро проговорил он. — Мои видения…

— Мои видения…

Мы закончили предложение вместе — «они все о тебе».

Мы танцевали, словно плыли по полу из звезд, и я плакала на плече у парня, который видел будущее, которое никогда не будет существовать. Будущее, в котором он любил меня. И я любила его.

Снова.