— Эмми, заходите, — говорит Дикинсон.
Его секретарша Лидия уже ушла. Этот этаж, на котором работают лица, занимающие руководящие посты, наполовину пуст, и здесь очень тихо. Теперь мне кажется, что кабинет Дикинсона уменьшился в размерах.
Дикинсон впервые не делает вид, что чем-то занят, и не заставляет меня ждать, пока он дочитает какой-то отчет, или просмотрит меню ужина, или поболтает по телефону, чтобы подчеркнуть, насколько я ничтожна. На этот раз Дикинсон, похоже, горит желанием пообщаться со мной, и он смотрит на меня с хищным выражением лица. Он чем-то похож на акулу, учуявшую в воде запах крови. Теперь я у него в руках. Я принадлежу ему. Мы оба знаем это. Я проиграла. Он выиграл.
Я подхожу к стулу, стоящему возле его рабочего стола, и останавливаюсь.
— Вы можете присесть, если хотите, — говорит он.
— Я постою.
Он щелкает языком.
— Эмми, Эмми, Эмми… Все время выбираете более трудный путь, когда имеется более легкий.
Мы оба знаем, что он подразумевает под «более легким путем». Я узнала об этом чуть больше года назад, когда он в первый раз фамильярно положил свою ладонь на мою талию, делая вид, что рассматривает что-то через мое плечо на экране компьютера. Затем последовали предложения пойти вдвоем выпить чего-нибудь или поужинать после работы. Наконец, в один прекрасный день, он предложил мне поехать с ним на субботу и воскресенье в Манхэттен. Я помню, что поначалу ничего не поняла — я была далека от того, чтобы рассматривать возможность романтических отношений с этим мужчиной, мне даже в голову не пришло, что он имеет в виду любовную историю, и я подумала, что речь идет о чисто деловой поездке. «А зачем нам ехать в Манхэттен?» — спросила я. Он пару раз моргнул и уставился на меня с таким выражением лица, как будто ответ на этот вопрос был очевидным. «Чтобы побыть наедине друг с другом», — сказал он.
И тут я рассмеялась. Это было лишь коротеньким хихиканьем, не более, но этого вполне хватило, чтобы дать понять этому типу, что уже сама мысль о том, что мы с ним ляжем в постель, была для меня прямо-таки комической.
После того как я его так высмеяла, у меня сразу возникло ощущение, что это моя серьезная оплошность. Я искренне вознамерилась обсудить это с ним на следующее утро. Но сделать мне этого так и не удалось, поскольку на следующее утро мне сказали, что заместитель директора Джулиус Дикинсон написал на меня жалобу, обвинив в сексуальном домогательстве и неподобающем поведении…
— Что представляет собой более легкий путь? — спрашиваю я.
Дикинсон подмигивает, и меня от этого чуть ли не тошнит. Затем он поднимается со своего кресла и, обойдя стол, подходит ко мне. Он показывает мне маленькое карманное устройство, которое похоже на устаревшую портативную радиостанцию; на ней имеются лампочки и маленькая антенна.
— Это то, что ты назвала бы детектором подслушивающих устройств, — говорит он.
Он нажимает на какую-то кнопку, и устройство начинает тихонько жужжать. Одна лампочка на нем загорается оранжевым светом, а на его маленьком экране начинает дергаться вверх-вниз, как на кардиомониторе, движущаяся линия, показывающая радиочастотные волны.
— Эта штучка обнаружит любое подслушивающее устройство, передатчик GPS, скрытую видеокамеру.
Он водит этой штучкой вокруг меня — и спереди, и со спины. Жужжание не прекращается, но оно ровное, без всплесков.
— Записывающие устройства отсутствуют, — объявляет он. Я чувствую его дыхание на своем ухе, и у меня встают дыбом волоски на шее. — А теперь мне необходимо обыскать вас. Поднимите руки.
— Зачем?
— А затем, что это мое маленькое устройство не сможет обнаружить обычный старомодный диктофон. Или просто потому, что мне так хочется.
Я поднимаю руки. Он ощупывает меня. При этом он не спешит, а, наоборот, ощупывает различные части моего тела так тщательно, что ему даже становится известно, какое на мне нижнее белье. Обследовав каждую выпуклость и впадину моего тела, он забирает мой смартфон — базовая модель айфона — и, осмотрев его, возвращает.
— Очень хорошо, — говорит он и выключает свой «детектор подслушивающих устройств». Жужжание резко обрывается.
— К чему эти шпионские страсти? — спрашиваю я.
— К чему? — Он прислоняется задницей к столу и пристально смотрит на меня. — А к тому, что я хочу кое о чем поговорить с вами, Эмми, причем наедине — только вы и я.