Невиновен

Глава 46

Мэтт отъехал от дома Макгратов. Соня развернулась и захлопнула за собой дверь. Их отношениям, если они и были, настал конец. Прискорбно, конечно, однако любые отношения, построенные на подобном несчастье, обречены. Они слишком хрупки и не выдерживают испытаний. Эти двое нуждались в том, что ни один из них не мог дать другому. Интересно, позвонит ли Соня в полицию? И так ли уж это важно, если даже и позвонит? Господи, как глупо, что он вообще явился к ней!

Голова раскалывалась от боли. Мэтт отчаянно нуждался в отдыхе, но времени на это не было. Надо двигаться дальше. Он проверил показания счетчика. Бак почти пуст. Пришлось остановиться у ближайшей автозаправки «Шелл» и истратить на бензин последние деньги.

Мэтт ехал и размышлял над тем, какую «бомбу» преподнесла ему Оливия. И к концу дня, сколь ни покажется странным или наивным, стал сомневаться, что это что-либо изменит в их отношениях. Он по-прежнему любил Оливию. Ему нравилось, как она хмурится, глядя на себя в зеркало, намек на улыбку в уголках губ, когда она думала о чем-нибудь смешном. Нравилось, как она театрально закатывала глаза, когда Мэтт отпускал сомнительную шутку; он обожал смотреть, как она сидит в кресле, подобрав под себя ноги, и читает; как она глубоко и даже картинно вздыхает, пребывая в раздражении; как ее глаза увлажняются слезами, когда они занимаются любовью. Сердце замирало от восхищения и любви, когда удавалось подкрасться незамеченным и застать Оливию за каким-нибудь занятием, чтобы она в тот момент не знала, что Мэтт наблюдает за ней. Ему нравилось смотреть, как она прикрывает глаза, слушая любимую песню по радио, как берет его за руку – в любой момент, без тени стеснения или смущения. Нравилась гладкая кожа, легкий электрический разряд при прикосновении к ней, нравилось, как Оливия перекидывает через него ногу ленивым воскресным утром, как прижимаются к его спине ее груди во время сна; то, что она, вскакивая ранним утром, никогда не забывала чмокнуть Мэтта в щеку и заботливо прикрыть одеялом.

Так неужели теперь все изменилось?

Правда не всегда способствует взаимопониманию. Прошлое есть прошлое. К примеру, он рассказал Оливии о тяготах своего пребывания в тюрьме вовсе не для того, чтобы она узнала «истинного Мэтта», совсем не затем, чтобы перевести их отношения «на новый, более высокий уровень». Он сообщил ей лишь потому, что она все равно узнала бы. И все это ровным счетом ничего не означало. Впрочем, если Мэтт не рассказал бы ей, остались бы их отношения столь же крепкими? Вопрос…

Или же все это есть не что иное, как трезвый расчет?

Неподалеку от дома Сони он притормозил у банкомата. Нужны были деньги. Если она позвонила в полицию, там узнали бы, что он находился в данном районе. Ну, выследят они этот банкомат, и что? К тому времени как приедут за ним, Мэтт будет уже далеко. Просто не хотелось использовать кредитную карточку на автозаправке. Тогда они могли бы запомнить номерной знак автомобиля. Если снять деньги со счета и дистанцироваться от этого банкомата, он в безопасности. Так, во всяком случае, ему казалось.

Максимальная сумма выдачи составляла здесь тысячу долларов. Мэтт взял банкноты. А потом начал думать, как лучше добираться до Рино.

Лорен сидела за рулем, Адам Йетс – рядом, на пассажирском сиденье.

– Объясните мне все с самого начала, – попросил он.

– У меня есть информатор, Лен Фридман. Примерно год назад мы обнаружили в темном закоулке два женских трупа. Молодые, чернокожие, у обеих отрезаны кисти рук, чтобы нельзя было произвести идентификацию по отпечаткам пальцев. Но у одной девушки оказалась странная татуировка на внутренней части бедра, логотип Принстонского университета.

– Неужели?

– Да.

Йетс покачал головой.

– Пришлось разместить информацию в газетах. Откликнулся лишь один человек – Лен Фридман. Он пришел и спросил: не видели ли мы у той же девушки еще одну татуировку, в виде лепестков розы, на правой ноге? Об этом в газетах не было ни слова. Ну и, понятно, он сумел нас заинтриговать, если так можно выразиться.

– Вы, наверное, решили, что он и есть преступник?

– Естественно. Но вскоре выяснилось, что обе девушки были стриптизершами. Исполнительницами эротических танцев – именно так называл их Фридман. Работали в Ньюарке, в какой-то дыре под названием «Хани Банни». Фридман оказался настоящим экспертом по части стриптиза. Это было его хобби. Он коллекционировал афиши, личные вещи, собирал всю информацию, знал настоящие имена танцовщиц, все их родинки, татуировки, шрамы. Ну, в общем, все до мельчайших подробностей. Полная база данных. И не только на местные клубы. Я полагаю, вы успели заглянуть на сайт «Лас-Вегас стрип»?

– Конечно.

– Тогда вам известно, как они распространяют открытки с рекламой стриптизерш, проституток и прочее?

– Да ведь я там живу, или вы забыли?

Лорен кивнула.

– Короче, Фридман собирал все эти открытки, как многие коллекционируют бейсбольные открытки, информацию на девушек. Неделями путешествовал, посещая злачные места. Мало того, он пишет просто академический труд на данную тему. Подбирает исторические материалы. Очень гордится тем, что в коллекции у него имеется бюстгальтер цыганки Роуз Ли. Есть вещички, которым больше ста лет.

Йетс поморщился:

– Очевидно, он желанный гость на разных вечеринках.

Лорен улыбнулась:

– Еще бы!

– Но к чему вы все это рассказываете?

– Скоро поймете.

– Хочу еще раз извиниться, – сказал Йетс. – Мне очень неловко, что я наговорил вам столько глупостей.

Лорен отмахнулась.

– Сколько у вас детей?

– Трое. Две девочки и мальчик.

– Возраст?

– Дочерям семнадцать и шестнадцать. Сэму четырнадцать.

– Семнадцать и шестнадцать, – промолвила Лорен. – Совсем взрослые барышни. Наверное, модницы?

Йетс улыбнулся:

– Вы не представляете!

– Фотографии есть?

– Никогда не ношу при себе фотографий.

– Почему?

Йетс заерзал на сиденье.

– Примерно шесть лет назад, – начал он, – у меня стащили бумажник. Понимаю, как это глупо. Я начальник отделения ФБР и оказался таким растяпой, что меня обчистил жалкий карманник. Поделом. Я тогда просто взбесился. Нет, не из-за денег или кредитных карт. Но я постоянно представлял, как какой-то ублюдок разглядывает снимки моих детей. Моих детей! Скорее всего он забрал деньги, а бумажник выбросил в канаву. А если нет? Допустим, он оставил себе эти снимки. Просто так, ради забавы. Может, он… ну, я не знаю, смотрит на эти фото с вожделением? Гладит грязным пальцем личики моих детей, воображает, что ласкает их?

Лорен нахмурилась:

– Или хвастается ими на вечеринках?

Йетс невесело усмехнулся:

– В общем, с тех пор я никогда не ношу снимки моих близких.

С Нортфилд-авеню они свернули к Уэст-Оринджу. Этот городок старел красиво. В большинстве случаев окраины городов щетинятся новостройками, и пейзаж выглядит нелепо и фальшиво, напоминая лысину с недавно пересаженными на нее волосами. В Уэст-Ориндже повсюду виднелись широкие зеленые лужайки, стены домов увивал плющ. Деревья высокие, с толстыми стволами. И дома не напоминали безликие коробки. Здесь были особнячки в стиле Тюдор, в средиземноморском стиле, они мирно соседствовали с домами, чьи черепичные крыши украшали готические башенки. Все они смотрелись немного старомодно, находились не в лучшем состоянии, однако в целом улицы были уютными и красивыми.

У въезда в этот дом стоял мотоцикл с коляской. Лорен притормозила рядом с ним. Они с Йетсом вышли из машины. Кто-то установил во дворе большую статую собаки, похожей на ретривера. Рядом на траве примостились две поменьше, миттельшнауцеров.

– Ваш информатор живет здесь? – спросил Йетс.

– Я же предупреждала, вы будете удивлены, – ответила Лорен.

Он пожал плечами.

Дверь отворила женщина, словно сошедшая со страниц журнала для домохозяек «Сьюзи». Клетчатый фартук и улыбка, которая у Лорен всегда ассоциировалась с религиозной фанатичностью.

– Лен внизу, в мастерской, – сказала она.

– Спасибо.

– Кофе не желаете?

– Нет, спасибо.

– Мам!

В комнату ворвался мальчик лет десяти.

– У нас гости, Кевин.

Кевин улыбнулся и сразу стал похож на мать.

– Я Кевин Фридман, – произнес он, протянул руку и встретился с Лорен взглядом. Рукопожатие было крепким. Затем он обернулся к Йетсу, тот смотрел удивленно. И ему тоже пожал руку и представился.

– Очень рад познакомиться, – проговорил Кевин. – Мы с мамой печем банановые хлебцы. Не желаете попробовать?

– Спасибо, позже, – промолвила Лорен. – Мы… э-э…

– Он там, внизу, – сказала «Сьюзи».

– Да, да, спасибо.

Они открыли дверь в подвал.

– Что за чудо они сотворили с этим мальчишкой? – изумленно пробормотал Йетс. – Своих ребят я даже не смог научить здороваться со мной первыми.

Лорен хмыкнула.

– Мистер Фридман? – окликнула она.

Навстречу им шагнул мужчина. За то время, что они с Лорен не виделись, волосы у Фридмана поседели на висках. Он был в светло-синем вязаном блейзере на пуговицах и брюках цвета хаки.

– Рад видеть вас снова, детектив Мьюз.

– Взаимно.

– Это ваш друг?

– Специальный агент ФБР из Лас-Вегаса Адам Йетс.

Едва Фридман услышал, откуда «друг» Лорен, как его глаза оживились.

– Лас-Вегас! Ну что ж, добро пожаловать. Проходите, присаживайтесь. Чем я могу вам помочь?

Он отпер ключом дверь. Внутри было настоящее царство стриптиза. Стены сплошь увешаны фотографиями. Кругом горы каких-то бумаг и документов. В рамочках кружевные трусики и бюстгальтеры. Боа и веера из пышных перьев. Старые афиши, одна из них возвещала о выступлении Лили Сент-Сир и ее танце в ванной с пузырьками пены. Другая зазывала полюбоваться некой Дикси Эванс, этой Мэрилин Монро бурлеска, выступавшей в театре Мински-Адамса в Ньюарке. Лорен с Йетсом буквально онемели на несколько секунд и лишь озирались по сторонам.

– А знаете, что это такое? – воскликнул Фридман и указал на огромный веер из длинных и пышных перьев, который он держал, как в музее, в прозрачном пластиковом кубе.

– Веер? – спросила Лорен.

Фридман расхохотался:

– Если бы! Назвать этот предмет просто веером – все равно что назвать Декларацию независимости куском пергамента. Нет, этим веером обмахивалась сама великая Салли Рэнд в клубе «Парамаунт» в 1932 году. – Фридман ждал от гостей соответствующей реакции, однако ее не последовало. – Салли Рэнд придумала танец с веером. Исполнила его в фильме «Болеро», который вышел в 1934 году. Он из настоящих страусовых перьев. Можете представить? А этот хлыст видите? Им пользовалась Бетти Пейдж. Ее еще называли Королевой Рабства.

– Мама, что ли, так назвала? – пошутила Лорен.

Фридман обиженно насупился. Лорен извинилась. Фридман вздохнул и направился к столу с компьютером.

– Значит, насколько я понял, речь идет об исполнительнице эротического танца из Лас-Вегаса?

– Да, вероятно, – кивнула Лорен.

Информатор уселся за компьютер и что-то напечатал.

– Имя и фамилию знаете?

– Кэндес Поттер.

Его рука замерла над клавиатурой.

– Жертва убийства?

– Да.

– Но она погибла десять лет назад.

– Да, нам известно.

– Многие считают, что ее убил Клайд Рэнгор, – сказал Фридман. – У него и его подружки Эммы Лимей был настоящий дар откапывать таланты. Они вдвоем заправляли несколькими недорогими клубами для джентльменов, где выступали очень неплохие танцовщицы.

Лорен покосилась на Йетса. Тот покачал головой – то ли удивленно, то ли выказывая крайнюю степень отвращения. От внимания Фридмана это тоже не укрылось.

– Некоторые джентльмены предпочитают заходить на сайт «Наскар», – пожав плечами, заметил Фридман.

– Напрасная трата времени, – сказала Лорен. – Ладно, ближе к делу. Что еще?

– О Клайде Рэнгоре и Эмме Лимей ходили страшные слухи.

– О том, что они плохо обращались с девушками?

– Да, но не только это. Они превратились в сплоченную и широко разветвленную банду. Увы, но в таком бизнесе это, к сожалению, явление распространенное, что является позорным пятном на его эстетической составляющей, вы согласны?

– Угу, – пробормотала Лорен.

– Но даже у воров существует свой кодекс чести. Эта же парочка постоянно нарушала его.

– Как?

– Видели новые коммерческие передачи о Лас-Вегасе?

– Нет.

– Ну, ту, где говорится: «То, что происходит в Лас-Вегасе, в Лас-Вегасе и остается»?

– Да, – произнесла Лорен. – Теперь вспомнила. Видела, точно.

– Так вот, клубы джентльменов возвели этот девиз в главный принцип. Никогда и ничего не рассказывать о том, что там происходит.

– А Рэнгор с Лимей нарушили это правило?

Фридман помрачнел:

– Хуже того. Я…

– Довольно! – перебил его Йетс.

Лорен удивленно обернулась к нему, пожала плечами.

– Все это, конечно, очень интересно, – промолвил Йетс и взглянул на часы, – но мы ограничены во времени. Что конкретно вы можете сообщить нам о Кэндес Поттер?

– Позвольте вопрос? – сказал Фридман.

– Пожалуйста.

– Она умерла давно. Что, в деле открылись какие-либо новые обстоятельства?

– Возможно, – ответила Лорен.

Фридман скрестил руки на груди и ждал продолжения. Лорен решила воспользоваться моментом.

– Мистер Фридман, вам известно, что Кэндес Поттер могла оказаться… – тут она прибегла к не очень точному, но популярному термину, – гермафродитом?

Новость сразила его.

– Вот это номер!

– Представляете?

– Вы уверены?

– Видела результаты вскрытия.

– Подождите! – воскликнул Фридман тоном, к которому прибегает в старых кинофильмах какой-нибудь редактор, поучающий сотрудников: «Мы должны держать удар». – Так вскрытие действительно проводилось?

– Да.

Он облизал губы, стараясь сдержать нетерпение.

– А нельзя ли… э-э… получить копию результатов?

– Попробую устроить, – усмехнулась Лорен. – Что еще вы можете рассказать о ней?

Фридман защелкал клавишами компьютера.

– Информация о Кэндес Поттер носит весьма разрозненный и скудный характер. В основном выступала под сценическим псевдонимом Кэнди Кейн. Лично мне кажется, просто ужасное имя для исполнительницы эротических танцев, вы согласны? Немного слишком, вам не кажется? Очень уж круто. И надуманно. Знаете, какой бы ей подошел псевдоним? Ну, к примеру, Дженна Джейсон. Вероятно, вы о ней слышали. Дженна начинала танцовщицей, а затем переключилась исключительно на порно. Фамилию Джейсон подсказала ей этикетка от бутылки ирландского виски. Понимаете? Классный псевдоним! В нем больше интриги, если вы понимаете, о чем я.

– Понимаю.

– Сольный танец Кэнди был не столь оригинален. Одевалась продавщицей сладостей, в руке держала большой леденец на палочке. Отсюда и псевдоним Кэнди,[15] банально, вам не кажется? – Фридман покачал головой и стал похож на учителя, недовольного нерадивым учеником. – С профессиональной точки зрения она запомнилась парным номером, где выступала под псевдонимом Брианна Пикколо.

– Брианна Пикколо?

– Да. Работала в паре с танцовщицей, очень фигуристой афроамериканкой Кимми Дейл. В этом номере Кимми выступала под псевдонимом Гейл Сейерс.

Лорен и Йетс насторожились.

– Пик и Сейерс? Только не говорите, что вы пошутили!

– Какие там шутки. Брианна и Гейл исполняли экзотический танец по мотивам фильма «Песня Брайана». Гейл слезливо причитала: «Люблю Брианну Пикколо», – ну, как Билли Ди с помоста в этом фильме. А потом Брианна, якобы смертельно больная, ложилась в постель. И они помогали друг другу раздеться. Никакого секса. Только раздевание. Экзотическое и весьма артистичное исполнение. Пользовалось особым успехом у сторонников межрасовых связей, коих, я думаю, у нас немало. И еще мне кажется, то был самый яркий эротический танец с политическим подтекстом, причем тонким и изящным, что гораздо действеннее прямой пропаганды. Правда, сам я, к сожалению, не видел этот номер, но в моем понимании он являл собой трогательный портрет социально-экономических…

– Да, я все поняла, очень трогательный! – перебила его Лорен. – Что-то еще?

– Ага, конечно… – задумчиво произнес Фридман, – но что именно вы хотели бы знать? Номер Сейерс-Пик обычно открывал первый акт представления в театре у графини Алисон Бет Вейс IV, больше известном под названием «Еврейская королевская кровь». В афишах он был обозначен как «Скажи маме, это кошерное». Возможно, вы слышали.

Их ноздрей достиг аппетитный запах банановых хлебцев. Изумительный, чудесный домашний запах, совершенно не соответствующий обстановке «музея» Фридмана. Лорен попыталась вернуть своего информатора к теме.

– Я имела в виду все, что вы знаете о Кэндес Поттер. Все, что может пролить свет на произошедшее с ней несчастье.

Фридман пожал плечами:

– Она и Кимми Дейл являлись не только партнершами по типу, но и близкими подругами. Делили комнату. Вообще-то именно Кимми Дейл оплатила все расходы по похоронам Кэнди, чтобы ее, прошу прощения за вульгарное выражение, не бросили в яму, как какой-то мусор. Кэнди похоронили на католическом кладбище Пресвятой Матери Богородицы в Коулдейле, если не ошибаюсь. Я посетил могилу в знак уважения и памяти. Страшно растрогался…

– Не сомневаюсь, – усмехнулась Лорен. – А вы следите за тем, что происходит с исполнительницами экзотических танцев после того, как они заканчивают карьеру?

– Разумеется! – воскликнул Фридман. В его голосе прозвучала нотка возмущения, точно он был католическим священником и его спросили, посещает ли он мессы. – Знаете, зачастую это самое любопытное. Вы не поверите, как разнообразны дальнейшие пути девушек.

– Так что случилось с Кимми Дейл?

– О, она все еще в деле. Содержит настоящий бордель. Внешность, конечно, уже не та. Она – вы уж простите невольный каламбур – съехала по шесту до самого низа. Былая слава, шик и блеск – все осталось в прошлом. Но Кимми не сдается. Продолжает использовать накопленный опыт, в ее деле это ох как важно. Впрочем, она давно уехала из Лас-Вегаса.

– И где она теперь?

– В Рино, насколько мне известно.

– Что-нибудь еще?

– Нет, – задумчиво ответил Фридман, потом вдруг прищелкнул пальцами. – Подождите, хочу показать вам кое-что. Предмет моей гордости.

Они ждали. В мастерской у Лена Фридмана стояло три высоких каталожных шкафа с ящиками. Он выдвинул второй ящик из среднего шкафа и начал перебирать пальцами какие-то карточки.

– Где-то здесь отражено выступление Пикколо и Сейерс. Очень редкая цветная фотография, сделанная «Полароидом». Хотелось бы найти. – Он откашлялся и продолжал перебирать содержимое ящика. – Как думаете, детектив Мьюз, удастся ли мне получить копию заключения о вскрытии?

– Посмотрим.

– Крайне важное дополнение к моим исследованиям.

– Исследованиям? Ладно.

– Ага, вот она! – Фридман достал снимок и выложил перед ними на стол.

Йетс взглянул на него, кивнул. Потом обернулся к Лорен, увидел выражение ее лица.

– Что?! – воскликнул Йетс.

– Детектив Мьюз? – всполошился Фридман.

Только не здесь, подумала Лорен. Ни слова. Она не сводила глаз с покойной Кэндес Поттер, она же Кэнди Кейн, она же Брианна Пикколо, она же жертва убийства.

– Вы твердо уверены, что это Кэндес Поттер? – с трудом выдавила Лорен.

– Да.

– Совершенно уверены?

– Конечно.

Йетс вопросительно взглянул на нее. Лорен отвела взгляд.

Кэндес Поттер… Если это действительно Кэндес Поттер, тогда она вовсе не является жертвой убийства. Она жива-живехонька. Цела и невредима, в полном здравии и благополучии проживает в городе Ирвингтон, штат Нью-Джерси, с законным мужем и бывшим заключенным Мэттом Хантером.

С самого начала они пошли не тем путем. И Мэтт Хантер здесь абсолютно ни при чем. Дело постепенно начало проясняться.

У Кэндес Поттер появились новые имя и фамилия.

Оливия Хантер.