На запах смерти слетелись все стервятники. Император все еще был жив, но кое-кто уже успел сменить одежды на более сдержанные. Двор утрачивал краски, демонстративно увядал, как осенний сад, теряющий яркие листья и запоздалые цветы. Вот оно — предвкушение смерти, о которой мало кто будет горевать. Таков удел королей. Император умер — да здравствует Император! Всем плевать. Теперь каждый думает только о том, как бы сохранить при новом монархе собственный зад.
Я ничем не лучше дргих. Такой же падальщик. Голодный и не менее жадный. Хотел бы выглядеть благороднее, но у меня к Императору свои счеты. Мне не за что его любить.
Я вышел в большую галерею, прошитую, как выстрелами, вереницами узких высоких окон, впускающих косые закатные лучи. Эти росчерки окрашивали белый мрамор розоватым, добавляя немного краски, будто румянца на бледные щеки. Покои Пирама душили. Я беспрестанно должен был принимать скорбный вид, в то время, как его высочество надирался алисентовым вином. Он так горевал. Хотя я понимал, что это лишь способ скрыть нетерпение и нервозность. Нет, не стоит демонизировать мальчишку. Он по-своему любит отца. Но отец и отец-император — слишком разные вещи. Власть лишает роскоши простых чувств.
— Ваше сиятельство.
Торн! Твою мать, как же я был рад ему! Он поклонился, как и подобает приветствовать высокородного, но я не сдержался и обнял его огромные плечи:
— Винс! Хоть одна приятная рожа в этой змеиной яме!
Когда я в последний раз видел его таким? Уму непостижимо! Увы, придворные одежды шли ему ровно так же, как балетная пачка туранскому синебрюхому ослу. Но протокол обязывал являться во дворец, согласно титулу, а не военному чину. И титул простого кавалера оценивался здесь выше капитанского мундира.
Торн усмехнулся и хлопнул меня по спине:
— Как его величество?
— Без изменений. Врачи натащили кучу аппаратуры, но, сдается мне, лишь для того, чтобы их не обвинили в бездействии. Пираму сказали, что, вероятнее всего, он уже не встанет. А ты здесь откуда?
— Гарнизон отозвали с Барамута. Кажется, его высочество боится волнений. Я здесь должен встретиться с генералом Лоренсом, а он сейчас у Императора, как мне сказали.
Да, Фабий давал Лоренсу последние указания. Будет ли генерал так же предан Пираму? Что ж, это разумно. Осторожность никогда не помешает. Никто толком не знает, что начнется после.
Винс скрасил мой день. После сановных рож выскородных старцев и нервных истерик Пирама он был глотком свежего воздуха.
Он неловко помялся на месте:
— Ты здесь один?
Я кивнул:
— Да. Вирея…
К счастью, он перебил:
— …да, я слышал. Не понимаю, как это удалось.
— Ларисс.
Винс поджал губы, повел густыми бровями:
— Не уверен, что все это правильно. Стоило просить у Императора развод.
Я покачал головой:
— Это невозможно, пока Тенал трется возле него. Он никогда не одобрит развод без согласия Виреи. А она не хочет идти навстречу. Я ни один раз говорил с ней.
— Она любит тебя.
— А что делать мне?
— Не перегорел? — он пытливо заглянул в лицо. — Даже после того, как она сбежала?
Я не стал отвечать. Не хочу, даже ему.
Торн все понял. Вместо этого добавил:
— Прости, но мне никогда не нравился твой брат. Ты это знаешь. Его методы тоже.
— Не начинай. Я доверяю ему. Мы просто солдаты, привыкшие действовать иначе.
Торн кивнул:
— Пусть так. Но не забывай, что то, что вы оба здесь — это только твоя заслуга. Это ты рвал жилы, в то время как он почитывал книжки, лежа в кровати. Это ты годами жил в казарме — не он.
Я усмехнулся:
— Поэтому он умнее меня — глупо это не признать. Помню, еще в детстве вы плевали друг другу на спину. Ты не обязан его любить.
— Я всегда опасаюсь тех, чьих мотивов не понимаю.
— Значит, мои мотивы тебе всегда понятны?
Винс рассмеялся:
— Ты — идиот, который прет напролом. Но с такой прямотой и больным жаром…
— У… — я невольно усмехнулся. — Какой лестный отзыв. Ты знаешь, что как твой полковник, я могу тебя за это расстрелять?
Он хлопнул меня по плечу:
— Я говорю не как твой капитан. И не как кавалер Торн. Я говорю, как Винс, твой друг.
Мне вмиг стало горько:
— Мой единственный друг.
И это было правдой.
Шорох за спиной заставил обернуться. Торн тут же склонился в поклоне, волосы свесились едва ли не до пола. Кланялся он примерно так же как выглядел в мантии — коряво и нелепо.
Максим Тенал. Ощущение, что он меня выследил. Я неоднократно видел его в галереях в своей неизменной серо-жемчужной мантии, но успевал вовремя уходить. Серый — цвет рабов и истинных высокородных. О да… если бы взялись создавать статую высокородного — ее бы ваяли с Тенала. Идеален до тошноты. Черти его приволокли!
К счастью, я не обязан был ему кланяться, впрочем, как и он мне. Он долго молча сверлил меня льдистыми глазами. Такими же прозрачными и почти бесцветными, как бриллианты его серьги. Если бы эти глаза могли резать — от меня давно осталась бы куча окровавленного мяса.
К счастью, подбежал раб Пирама и согнулся передо мной в поклоне:
— Ваше сиятельство, его высочество немедленно требуют вас.
Я едва заметно кивнул тестю и поспешил вслед за рабом. Пусть теперь старик захлебнется желчью, которую только что хотел вылить на меня.