Дата: 16 декабря 2020 года.
Статус: в вашем регионе нет активных турниров.
Не удаляйте приложение, чтобы получать всю самую актуальную информацию о новых турнирах.
Небо сегодня серое и лениво сорит на землю некрупными снежинками, словно крошками со стола. На смотровой площадке Воробьевых гор стоит небольшая разборная сцена: такие обычно ставят для концертов на открытом воздухе. Вокруг нее собралась небольшая толпа — несколько сотен человек, совершенно непохожих. Здесь можно было увидеть и лысоватого мужчину в дорогом черном пальто, только что покинувшего шикарный Лексус, и стайку девятиклассниц в ярких пуховиках, и женщину средних лет с пакетом из «Ашана» в руках. Внимание полицейских толпа не привлекает: стоящий рядом со сценой длинноволосый чуть постарше меня парень сосредоточенно крутит в руках негатор. В небе над площадкой завис квадрокоптер — должно быть, кто-то решил снять церемонию с высоты птичьего полета. Хотя у нездешних для этого, кажется, есть и другие способы.
На сцене стоит, время от времени поглядывая на часы, мужчина, чье лицо, наверное, известно каждому из присутствующих. Знаменитый актер, тоже из наших, из нездешних. Люди в толпе переминаются с ноги на ногу, переговариваются вполголоса и ждут. Я тоже жду, прислонившись к холодному парапету.
Ко мне никто не подходит. Во-первых, я почти ни с кем и не был знаком. В толпе я узнал только Алину, секретаршу из офиса Фирмы, но вряд ли ей есть до меня дело. Еще пришли Тристан и Изольда: с ними мы перекинулись парой слов, и сейчас они стоят в обнимку чуть поодаль. Во-вторых же, мне казалось, что люди при виде меня испытывают неловкость и стараются отвести глаза. Впрочем, может быть, это я просто накручиваю себя. Большая часть из них даже не знает, кто я такой.
Тайра появляется за десять минут до полудня: выходит из припарковавшейся возле площадки неприметной Киа, водитель которой поспешил выскочить из-за руля и открьггь перед ней дверь.
Она очень бледная, и эта бледность еще более заметна на фоне ее желтой куртки.
— Дамы и господа, поприветствуем победительницу последнего Московского наследственного турнира! — провозглашает актер со сцены хорошо поставленным голосом. Толпа начинает аплодировать. Тайра неуверенно пробирается сквозь нее к краю сцены и поднимается по ступенькам.
— Что вы скажете в день вашего триумфа? — спрашивает ее актер, галантно подав руку и помогая взойти на сцену.
— Да ничего особенного, — отвечает Тайра, поправив выбившуюся на лоб прядь волос. — Спасибо всем, кто верил в меня. Надеюсь, из меня получится… хороший тирн.
— У вас есть уже какие-то планы относительно того, чем заняться в Тир-На-Ног? — интересуется ведущий.
— Есть, — отвечает Тайра, давая понять, что это весь ответ. Уточнять актер отчего-то не решается. Должно быть, что-то в ее тоне смутило его. Я заметил, что после своего возвращения из схрона, где должен был пройти турнир, Тайра стала еще молчаливее, чем раньше. Такое ощущение, что все вокруг кажутся ей детьми, играющими в бирюльки и задающими дурацкие вопросы.
В этот момент по толпе проносится вздох. За спиной у актера начинает клубиться нечто, напоминающее сперва легкое облачко серого тумана. Потом туман густеет, становится более плотным, похожим на сигаретный дым. Но не расползается во все стороны и его не относит ветром — он образует нечто вроде овального кокона.
— Кажется, вас ждут, — произносит артист. Тайра неуверенно кивает и поворачивается лицом к толпе.
Я не жду, что она будет искать в толпе глазами меня… хотя, кого я обманываю? Конечно же, я жду именно этого. Я ради этого сюда вообще пришел. Не слишком на что-то надеясь, я устремляю на нее взгляд. А потом наши взгляды встречаются.
То, что происходит после этого мне очень трудно описать, избежав при этом затасканных эпитетов. "Молния", "электрический разряд", "огненная нить" — все это может показаться бессмысленным набором слов от безнадежного романтика. Но что же делать, если именно что-то подобное я почувствовал? Почувствовал, что между нами все-таки есть что-то. Что-то не имеющее ничего общего с отношениями сюзерена и вассала. На секунду мне даже показалось, что сейчас она сойдет со сцены и не пойдет ни в какой портал. Останется в Москве. Со мной.
Мы смотрим друг на друга, и время останавливается, а пространство вокруг нас сжимается, словно в схроне. Это похоже на разговор со слезой. Я даже чувствую легкий укол в сердце — на протяжении этого месяца я старался о слезе как-то не думать, а теперь понимаю, что теряю уже второе существо, которому есть до меня дело. Таких осталось не слишком много.
Мне кажется, что губы Тайры произносят что-то, но я не слышу. В том мире, куда мы попали, никаких звуков нет. Я тоже открываю рот, чтобы что-то произнести, но не могу.
И в следующую секунду протянувшаяся между нами нить рвется с оглушительным звуком лопнувшей струны. Тайра отводит глаза и поворачивается к порталу, заглядывая в него. Видит ли она в нем что-то, невидимое мне?
Внезапно туман, из которого соткан портал, начинает сгущаться, превращаясь в человеческую фигуру. Фигура эта ростом метра два с половиной, одета в серые доспехи из полупрозрачного стекла. В толпе вспыхивает вздох восхищения и ужаса. Одна женщина в первом ряду падает на колени.
Призрачный гость протягивает Тайре руку. Мне не совсем хорошо видно отсюда, но кажется, что в этот момент она вздрагивает. Кажется, ей стоит больших усилий протянуть руку ему навстречу. И все же, она это делает. Когда их ладони — одна из плоти, другая из тумана — встречаются, фигура пришельца начинает таять в воздухе. А вместе с ней начинает исчезать и Тайра. По толпе проносится еще один вздох. Всего пара мгновений, и девушка в желтой куртке исчезает без следа.
Собравшиеся потихоньку начинают расходиться — смотреть больше не на что. Знаменитый актер, спускается со сцены и направляется к припаркованной неподалеку машине. Тристан с Изольдой, держась за руки, направляются в сторону метро. А я подхожу к парапету, за которым раскинулась панорама Москвы, прикрытая серым одеялом низких зимних облаков, и просто смотрю на город до тех пор, пока не начинают сгущаться ранние сумерки.
Дорога, идущая под уклон, покрыта толстым слоем снега — кажется, никто и не думал сегодня его чистить. Возможно, это из-за негатора — коммунальные службы тоже обошли сегодня смотровую площадку десятой дорогой. Но температура плюсовая, и снег чуть подтаявший. Кажется, что один неосторожный шаг, и я буду ехать на заднице вниз до самого входа в метро. То-то будет зрелище, должно быть. Хорошо, что никто из нездешних меня не увидит — все уже разошлись, а я еще долго стоял на площадке и смотрел на лежащую внизу Москву, пока не начало темнеть. В декабре рано темнеет.
Может быть, все это мне почудилось? И вовсе она не смотрела на меня, и ничего особенного не было в ее взгляде. Что ей до меня теперь? У нее будет новая жизнь. Завораживающая, фантастическая. А я остаюсь здесь, в холодном грязном городе. Как там мне говорил Бес при первой встрече? «Другие, непонятные интересы?». Как-то так. Вероятно, она скоро станет совершенно другим человеком. Да и останется ли она вообще человеком?
Я невольно вспоминаю нашу последнюю встречу. Я стоял и мерз возле метро "Первомайская" — где-то там рядом у Фирмы учебный центр. Юля — почему-то мне больше нравится называть ее именно так, хотя все вокруг зовут ее Тайрой — появилась минут на двадцать позже, чем обещала.
— Извини, — сказала она. — Задержали на занятиях. А телефон там приходится выключать, так что я и смс-ку скинуть не могла.
Я пожал плечами и улыбнулся, давая понять, что ничего страшного не случилось, и мы двинулись по улице в сторону Измайловского парка. Это было не свидание, нет. Сказать, что мы с Юлей "встречаемся" было нельзя. То есть, мы, встречались несколько раз, но не в том смысле, который люди обычно вкладывают, когда говорят, что парень и девушка встречаются. Ну, вы поняли.
— Слушай, а ты правда не обиделся за то, что я не сделала тебя вассалом? — спросила она уже в десятый, наверное, раз за этот месяц.
— Нет, — ответил я. — Я все понимаю.
На самом-то деле я ничего не понимал, да и сейчас не понимаю. Просто мне хотелось, чтобы она перестала уже терзаться по этому поводу. Нет так нет.
Да и я в самом деле не уверен, что хочу быть чьим-то вассалом. Может быть, свобода лучше?
Когда мы миновали последние пятиэтажки, окруженные сугробами присыпанных снегом машин, и углубились в заснеженный парк, я, все-таки, задал вопрос, который мучил меня все это время.
— Слушай, Юль, — начал я. — Я все понимаю. Это твоя война. Но я готов идти туда с тобой. В конце концов, я мужчина. И я отвечаю за себя. Куда бы ты ни направилась, наверняка тебе там понадобится помощь, и тогда я буду рядом. А если не понадобится… ну, тогда просто прогуляюсь. Так почему бы тебе не взять меня с собой?
Тайра горько усмехнулась.
— Ты не знаешь, о чем просишь, — ответила она. — Поверь мне, Игорь, если бы я могла себе позволить взять с собой кого-то… то я бы взяла тебя. У меня нет причин сомневаться, что ты не предашь. Но есть такие дороги, по которым лучше идти в одиночку.
Я открыл, было, рот, чтобы что-то ответить, но не стал. Я все еще не понимал ее, но уже чувствовал, что здесь ничего не исправишь. Она уйдет куда-то за грань нашего мира, а кем она оттуда вернется, и вернется ли, не знает никто.
— Знаешь, — сказала она, после того, как мы прошли метров триста молча, — я вообще на многое стала смотреть немного иначе после этого турнира. Вот, к примеру, ты никогда не думал, что осколки вообще создавались не для того, для чего мы их используем? Большая часть из них, по крайней мере. Они ведь охотно подстраиваются под желания нашедшего. А ищут их по большей части кто? Участники турниров. Для остальных это слишком опасно. И вот ты находишь осколок, а тебе срочно нужно оружие, иначе тебя убьют. И он, зная это, становится оружием. Они очень сложные, и созданы, чтобы служить людям. Ну, не людям, конечно, а тирнам, а может быть, кому-то еще древнее тирнов. Но это неважно. Главное, что назначение-то осколка, может быть, совсем другое. Мой отец искал осколки для того, чтобы спасать жизни людей, и почти всегда находил подходящие. Странно, правда? А когда мне понадобилось оружие, чтобы участвовать в турнире, оказалось, что многие из них годятся и для этого.
— То есть, ты хочешь сказать, что этим можно лечить людей? — спросил я, доставая свой осколок-доспех.
— Может быть, — пожала плечами Тайра. — А может быть, с его помощью можно строить дворцы или расчищать свалки. Но для тебя он теперь доспех.
Я гляжу в теплую рыжую глубину осколка с каким-то странным ощущением.
— То есть они… как люди, да?
Тайра грустно улыбается.
— Да, я тоже об этом много думала. Мы тоже можем быть очень разными, но тирны выбирают нас так, как выбирают оружие. Ищут, кто лучше убивает других. Как ты думаешь, почему?
— Потому что оружие им и нужно? Они тоже воюют? — Тайра снова пожала плечами.
— Я не знаю. Никто толком не знает. А кто знает не говорит.
— Скоро узнаешь, — сказал я тихонько.
Она ничего не ответила.
В тот день мы гуляли по дорожкам парка, и болтали о разной ерунде, а больше молчали. Мы знали, что это наша последняя встреча перед ее отъездом, но больше за весь день эту тему ни разу не поднимались. И только когда на город начали опускаться ранние зимние сумерки — вот прямо как сейчас! — и мы отправились обратно к метро, она вдруг взяла меня за руку и так и не отпускала до тех пор пока, уже в центре, не начали закрывать двери поезда, увозившего ее к дому. А я остался на платформе, глядя, как прозрачная стена отделяем меня от нее.
И вот сейчас я бреду к метро, а завтра мне снова в школу. Мне надо подтягивать химию, чтобы не схватить тройку за полугодие. Мой фейковый больничный заканчивается как раз завтра. В принципе, я мог бы его продлить через Фирму или что-нибудь похимичить с негатором, но к чему теперь? Боже ты мой, неужто все закончилось, и закончилось вот так вот, самым скучным образом?
Когда все это начиналось, я был уверен, что либо погибну, либо завоюю себе право на наследство. Уж в самом худшем случае — останусь на Земле, но с осколками, которые позволят мне стать кем-то особенным. Теперь же у меня нет ни меча, который оказалось невозможно снова отделить от тайриного, ни слезы. Есть простенький шлем и поломанные доспехи, но их можно разве что продать. Не слишком задорого. В Фирме меня с ними никто не ждет, и карьера там мне не светит, как я выяснил за это время. В общем, я стал кем-то вроде Беса. Кстати, интересно, где он теперь, мой первый друг в этом странном мире? Пожалуй, с него станется заявиться и позлорадствовать. Впрочем, нет. Не решится он показаться мне на глаза.
Словно в ответ на мои мысли от древесного ствола, стоявшего рядом с бордюром, отделяется темная фигура. В опустившихся сумерках мне не сразу удается разглядеть, кто передо мной, и сперва мне кажется, что это Бес. Я даже лезу в карман за кристаллом, но спохватываюсь. В кармане только мой обычный телефон, из которого так себе оружие. Впрочем, оружие и не нужно.
— Привет! — произносит капитан-командор Коновалов, поигрывая связкой ключей в руках. На нем все та же синяя стеганная куртка, в которой я видел его при прошлых наших встречах, а на голове черная меховая кепка. — Ну, как все прошло?
— Да так, ничего особенного, — отвечаю я. Мне не хочется ни с кем говорить. И с ним в том числе. Кажется, он это понимает.
— Ну, как «ничего особенного»? Все-таки, событие. Тирнов живых видел? — мне кажется, его этот вопрос не очень-то интересует. Он просто хочет поддержать разговор, чтобы перевести его на что-то другое.
— Одну тирну — точно видел, — отвечаю я. — Да и вы видели. Это же ваш дрон летал над площадкой?
Капитан усмехается.
— Да с дронами этими… толку от них… Я тебе как-нибудь покажу запись. Вроде бы, все записано, а смотришь видео — ничего не видишь, словно в тумане. Через запись негатор тоже действует.
Я молчу. Если он хочет мне что-то сказать — пусть говорит.
— Я вот что хотел… — начинает он сконфуженным тоном. — Я, во-первых, хотел извиниться за то‚ что произошло в ноябре.
— Официальные извинения от имени Ордена? — удивляюсь я.
— Нет, — отрубает капитан-командор. — Орден никому не приносит официальных извинений. Тем более… нездешним. Это извинения от меня лично. Я в какой-то мере втравил тебя во все это. И должен был нести ответственность за случившееся. Наверное, я мог что-то сделать. Пойти, убедить, надавить. Чтобы тебе предоставили защиту. И твоим друзьям. Но я этого не сделал. Решил, что уже поздно. Списал вас в потери. Прости меня.
Он явно говорит через силу, словно у него болит зуб, и каждое слово задевает за воспалившийся нерв.
— Дело прошлое, — говорю я. Я не в настроении спорить с ним, да и в чем-то он прав. — Может быть, вы и не могли нам помочь. Наверное, каждый человек должен помогать себе сам.
— Это хорошо, — неожиданно произносит он.
— Что именно?
— Что ты все еще считаешь себя человеком.
Я усмехаюсь. А в самом деле, считаю ли я? Мне нужно об этом подумать.
— И вот еще что, — говорит Коновалов. — Мы обычно так не делаем. Но учитывая, что ты теперь остался без сюзерена. И вообще, всю эту… ситуацию. В общем, не хотел бы ты поработать в Ордене? Годик послушником, а там найдем тебе работу посерьезнее.
Сказать, что я удивлен — это ничего не сказать.
— А что нужно будет делать? — спрашиваю я.
— Ну, сначала — учиться, — с заметным облегчением говорит капитан. Похоже, он думал, что я откажусь сразу и категорически. — Для внешнего мира ты будешь в университете. Престижном, кстати. Будешь ездить на занятия — даже никаким негатором вашим не надо будет близких обрабатывать, просто не рассказывать подробностей. Ну, а там уж по результатам будет видно, к чему у тебя склонность.
— А если я откажусь?
— Ну, мое начальство только с облегчением вздохнет. Оно уже сейчас не в восторге от этой идеи. Хотя ему и интересно, что из этого может выйти. Но главное, если ты откажешься, придется возвращаться в обычную жизнь. ЕГЭ, институт, работа. Ты уверен, что хочешь?
— Где-то я что-то подобное уже слышал… — говорю я тихонько себе под нос.
— Что-что? — переспрашивает не расслышавший капитан.
— Я говорю, подумаю, — отвечаю я, не поднимая глаз.
Под хруст засыпавшего дорожку снега мы добираемся до стеклянного павильона с буквой «М» на фасаде. Интересно, хрустальные дворцы Тир-На-Ног похожи на эту станцию? Вряд ли. Впрочем, я, наверное, никогда их уже не увижу.
Конец