Неземная любовь

Глава вторая

— Ты только посмотри, какое утро, Кэти! — Ник стоял на ступеньках крыльца у парадного входа дома Локвудов, полной грудью вдыхая воздух и медленно выпуская его с удовлетворенным «ах-х».

Позади него появилась Кэти, позевывая и потирая кулачком глаза.

— Почему я не могу здесь остаться?

Он устало пожал плечами, подумав, что опять придется с ней воевать.

— Я уже говорил тебе, что Грейс не сможет за тобой присмотреть. Она с отцом идет сегодня на свадьбу.

— Я могу побыть одна.

— Нет, не можешь.

Он знал, что Кэти собирается делать: усядется перед телевизором и будет смотреть мультфильмы. С тех пор как они переехали в этот дом — десять дней назад, — Кэти только этим и занималась. Ник понятия не имел, сколько мультиков существует на свете, но утвердился в мысли, что Грейс, пытаясь угодить его дочери, задалась целью показать ей их все. Главным образом, поэтому он и хотел взять Кэти с собой. Кроме того, в такую погоду просто грех сидеть дома. Мокрый снег, шедший пару дней назад, казался последней злобной выходкой зимы. Сейчас, несмотря на раннее утро, было тепло, никак не меньше двадцати градусов, и в воздухе носились ароматы распускающихся цветов и свежей листвы.

— А я-то думал, что ты рада будешь поехать со мной на работу, пичужка.

— Ладно, поеду. — Однако воодушевления в голосе Кэти не было.

Ник сочувственно посмотрел на дочь. Она, должно быть, не выспалась. Не стоило будить ее так рано, да еще в субботу. Но привезли новый компьютер, и наконец-то можно было упорядочить всю финансовую информацию, за которой никто не следил в течение, наверное, двадцати лет. Работа предстояла адская, и Ник в который раз подивился, как это лыжной базе на Сосновой горе удалось так долго просуществовать. Чет Локвуд напрочь лишен деловой хватки. По счастью, он, как никто, знает лыжный спорт. Вместе они составят отличную команду.

— Взяла игрушки? — спросил он.

— Угу. — Кэти нацепила на руку холщовую сумку со спортивными тапочками.

— Молодец! — Ник, прежде чем открыть дверцу машины, выразил свое одобрение, подняв большой палец. Кроме книжки с картинками, цветных карандашей и конструктора — ее обычных развлечений, он настоял, чтобы она захватила прыгалки и мяч. За свою короткую жизнь Кэти слишком много времени провела на больничной койке, в гипсовых бинтах. Ей необходимо солнце и движение. Любые упражнения пойдут ей на пользу, а если это будет игра, тем лучше.

Только он собрался отъехать, как в дверях, в длинном розовом халате, появилась Грейс Локвуд и помахала ему рукой. Она, видимо, только что встала. Халат был с перламутровыми пуговицами, стеганый, вроде тех, что носила его мать.

— Ники! — крикнула она. Он опустил стекло. — Что мне приготовить на обед?

Ник в раздумье потер чисто выбритый подбородок. Обед. Ему как-то непривычно было заботиться об обеде, еще ощущая во рту вкус свежевыжатого апельсинового сока.

— Что хочешь. Особенно не утруждайся.

— О, пожалуйста, подскажи мне. Мясо в горшочке? Цыплят? Я могу приготовить очень вкусные котлеты по-киевски.

Ник снова потер подбородок. С тех пор как они здесь поселились, Грейс каждый день устраивает грандиозные обеды. Когда у нее умерла мать — пять лет назад, ей пришлось взять хозяйство в свои руки, и она проявила себя выдающейся кулинаркой. Хотя, на вкус Кэти, ее еда казалась, пожалуй, слишком экзотической. И к тому же, как ни неприятно было в этом признаваться, ритуальная обстановка столовой, сопровождающая торжественное принятие пищи, начинала действовать ему на нервы. Кроме того, приготовление всех этих изысканных блюд отнимало слишком много времени.

— А может, мы пообедаем в городе, Грейс? Уверен, тебе не захочется возиться с готовкой после того, как ты целый день будешь занята на свадьбе.

— Не возражаю. — Она провела рукой по гладкому пучку волос, который выглядел так же аккуратно, как и накануне вечером.

— И даже малышка Джулия должна время от времени отдыхать.

Она хихикнула.

— О, хорошо. Если ты настаиваешь.

Ник помахал ей рукой на прощание, нажал на газ и съехал на пустынную улочку тихого Беркшира. Сидящая, рядом Кэти, надежно закрепленная ремнем, с облегчением вздохнув, промолвила:

— Спасибо, папа. И давай пойдем в «Мак-Дональдс», хорошо?

Ник, повернув голову, засмеялся.

— В чем дело? Тебе не нравится, как Грейс готовит?

Кэти отвела взгляд в сторону и уставилась в окно.

— Когда у нас будет свой дом?

— Скоро, пичужка, скоро. На этой неделе я собираюсь посмотреть несколько квартир и обязательно найду что-нибудь подходящее. — Они проезжали мимо полных собственного достоинства особняков в колониальном стиле, утопающих в зелени, мимо изящной белой церковки с островерхой крышей, позолоченной лучами утреннего солнца.

Он знал, что Грейс делает все возможное, чтобы угодить его дочери, но по какой-то непонятной причине Кэти отказывала ей в своей симпатии, и его беспокоило, как она отреагирует, когда узнает, что он подумывает о женитьбе на Грейс.

Разумеется, Кэти понимает, что они с Грейс связаны определенными отношениями, но вряд ли она подозревает, что он решил жениться. И с какой стати ей подозревать? Он встречался с другими женщинами и не женился на них. С двумя, если быть точным. К тому времени Лаура уже три года, как была мертва.

Лаура. Последние несколько дней он постоянно думал о ней. И что удивительнее всего, боль почти ушла. Осталось ощущение пустоты. И тлеющей подспудно ярости. Но от этого он вряд ли когда-нибудь избавится.

Странно, но к его воспоминаниям постоянно примешивались мысли о той девушке с ее воздушным шаром, Челсии Лаутон.

Челсия. Славное имя. Необычное, как она сама. Он сразу обратил на нее внимание, как только она выпрыгнула из джипа. Ярко-зеленое пончо хлопало на ветру, а она с решительным видом шагала навстречу непогоде.

Ник не понимал, почему она так напоминает ему Лауру. Внешне они совершенно разные. Лаура была белокурой, длинноволосой, а у Челсии волосы короткие, с крутыми завитками и почти черные. Лаура была высокой и гибкой, как хлыст, а Челсия едва достает ему до подбородка, и каждый дюйм ее тела кажется мягко-округлым. Они лишены всякого сходства, и все же ему чудится между ними что-то неуловимо общее.

Может быть, это происходит оттого, что с тех самых пор, как он ее увидел, его не покидают беспокойство и неуверенность. Будто он теряет почву под ногами — что совершенно недопустимо. Этому должен быть поставлен предел. После гибели жены Ник потратил немало сил, чтобы жизнь вошла в спокойное русло, и в дальнейшем он намерен делать все, от него зависящее, чтобы исключить малейшую угрозу его или Кэти благополучию.

Но каждый раз, когда он думал о Челсии Лаутон, его не оставляло ощущение, что их размеренной жизни наступает конец. От нее исходила такая неукротимая энергия, такая жизненная сила, что, странное дело, он начинал ощущать в ее присутствии собственную уязвимость. Возможно, здесь и следовало искать связь.

Теперь, по прошествии десяти лет, Ник понимал, что было безумием связывать свою жизнь с Лаурой. Но тогда — в двадцать два — он был слишком молод и слишком влюблен, чтобы проявлять осмотрительность. Правда, любовь к ней, возможно, оказалась той движущей силой, что помогла ему сделать головокружительную карьеру в банке. Правда и то, что с ней он изведал огромное счастье.

Но все кончилось очень печально. Время совлекло пелену с его глаз, и он с пугающей отчетливостью увидел, кем же она является на самом деле. Ее мятежный дух, ее непосредственность и независимость — то, что некогда так его привлекало, — предстали наконец в своем истинном свете, обернувшись эгоизмом, незрелостью и отчаянным безрассудством.

Даже рождение Кэти ничего в ней не изменило. А он так на это надеялся. Не то чтоб ему хотелось запереть Лауру в клетку или что-нибудь в этом роде. Но разве так уж необходимо было участвовать во всех этих гонках на мотоциклах? Все время мчаться на бешеной скорости, даже в магазин на ближайшем углу? И повсюду брать с собой Кэти?

Руки Ника, с силой сжимавшие руль, побелели. Лаура едва не увела Кэти с собой навсегда. Увидев крохотное тельце дочери, распростертое на больничном столе в приемном покое, он решил, что потерял и ее.

Несомненно, это был самый жуткий день в его жизни. Память с беспощадной ясностью хранила все подробности того дня — тембр голоса полицейского, позвонившего ему на работу… слова «произошел несчастный случай»… ощущение, что ночной кошмар, наполнявший его жизнь невыразимым ужасом с тех пор, как он влюбился в Лауру, обрел наконец осязаемую форму.

Он бросил клиента, сидящего за столом, и помчался на машине через весь город, не разбирая дороги, — гнал так, что только чудом избежал катастрофы. Потом слепящий свет больничных ламп… и слова полицейского, прозвучавшие, словно во сне звоном погребального колокола…

Ему показали тело Лауры, но он не мог поверить в ее смерть — так она была прекрасна. Ему казалось, что она спит, и он попытался разбудить ее. Но, несмотря на все его усилия, она отказывалась просыпаться, и слова врача о переломанных шейных позвонках отвратительным скрежетом отозвались в его воспаленном мозгу. И тогда, с неистовством проносящегося поезда, на него накатила ярость.

К несчастью, именно в этот момент врач сообщил ему, что Кэти тоже была на мотоцикле. Ник, помнится, сгреб его в охапку и с силой ударил об стену. Хорошо, что рядом оказались полицейские, которые сумели его образумить, убедив, что Кэти, еще жива.

Кэти. Когда он увидел, как она пострадала, ему стало страшно. Такой боли он не испытывал за всю свою жизнь. Даже сейчас он видит ее тогдашнюю — ее глаза, полные мольбы о спасении и упрека за то, что он позволил этому ужасу совершиться. Тот взгляд останется с ним навсегда.

Никогда он не простит Лауре тех страданий, что она причинила Кэти. Однако вину за случившееся он возлагал не только на Лауру. Он не мог не понимать, что и сам был виноват не меньше. Он должен был во что бы то ни стало изменить жену, переубедить или, по крайней мере, оградить Кэти от опасности. Само собой разумеется, он постоянно воевал с Лаурой. В конце концов, ему показалось, что большего он сделать не в силах. Но разве этого было достаточно? Неужели он не мог найти какой-нибудь другой способ достучаться до нее? Принять меры, чтобы обеспечить безопасность Кэти?

Но он не смог. Ему не удалось остановить Лауру. Не удалось — и теперь он будет расплачиваться за это всю свою жизнь.

Страх за Кэти заставил его немедленно взять себя в руки. Лауры уже нет, а Кэти еще жива, и нуждается в нем. Следующие две недели, за исключением похорон, он не отходил от нее ни на шаг. Сидя у ее изголовья, он в какой-то момент почувствовал, что от его стойкости зависит ее здоровье. Если он перестанет бороться, и у нее не хватит сил. Только его воля и неусыпные заботы поддерживают в ней жизнь.

Наконец доктора сочли, что состояние Кэти не внушает опасений, и после бесконечных недель бдения у ее кровати Ник почувствовал себя сломленным. Как только отпала нужда быть сильным ради Кэти, он совершенно упал духом. Это случилось, когда он, лежа дома в кровати, внезапно осознал свое одиночество. Лаура никогда не вернется. Во всяком случае, в этой жизни.

Бежали месяцы, а горе не уходило. Он вернулся к работе, он платил по счетам, покупал продукты — делал все, что необходимо, превозмогая себя. И часто ловил себя на мысли, что, если б не Кэти, он не пошевелил бы и пальцем. Ради нее он должен держаться, должен быть сильным, чтобы вместе с ней преодолеть болезнь, пройти через мучительное выздоровление, повторные операции.

Но когда наступала ночь, на него наваливалась невыносимая тяжесть. Растратив силы в суете дня, ночью он был беззащитен перед одиночеством. Его душила тоска. И ярость. Она захлестывала его, перекрывая боль, и он проклинал глупость и эгоизм Лауры. Как она могла сотворить с ними такое?! Но потом, изнемогший от бессильных проклятий, он вновь ощущал рядом с собой холодную пустоту и проваливался в сон, вцепившись в ее подушку. Ему открылась тогда оборотная сторона любви: чем сильнее чувство, тем мучительнее боль.

Но с этим уже ничего не поделаешь. Это данность, которую надо изжить. Однако на будущее он обязан принять меры предосторожности и защитить себя.

Близкие ему люди придерживались иной точки зрения. Они пытались знакомить его с женщинами, полагая, что новая привязанность поможет ему забыться и облегчит его боль. Как-то даже лечащий врач Кэти заговорил с ним о «возвращении к нормальному жизненному ритму». И он потакал им в их стремлении помочь ему. Создавал видимость, что идет навстречу их желаниям. Ходил на свидания с женщинами, приглашал их на обед, водил на концерты или в театр. Но никто из его благоразумных друзей, считающих себя специалистами в сердечных делах, не подозревал, что он при этом испытывает. Они просто не понимали его.

Нет, в его жизни не должно быть больше никакой любви. Никаких головокружительных восторгов, никаких прыжков в неизвестность, если под этим подразумевать брак. Теперь он зрелый мужчина, а не тот неоперившийся юнец, каким был когда-то. Начиная с этого времени, он берет ситуацию под контроль и сам распоряжается своей судьбой. Любовь подняла его к блаженным высям, но она, же швырнула его в пучину отчаяния. Не нужно ему такое счастье, которое в любой миг готово обернуться горем.

Именно потому он так увлекся мыслью жениться на Грейс. Он видел ее образ не искаженным лишающими разума эмоциями, он был убежден, что ему и Кэти будет с ней хорошо и спокойно. Она обладала всем тем, чего не было в Лауре. Ей нравилось вести хозяйство, она обожала готовить, прибираться и вообще всячески ублажать тех, кто непосредственно входил в ее жизнь. И она — человек долга. А самое главное, вообразить ее на мотоцикле было бы верхом нелепости.

Конечно, им, по всей вероятности, никогда не испытать тех жгучих радостей физического слияния, которые он разделял с Лаурой, но он давно уже убедился, что сексуальная притягательность не может быть основой прочного, длительного брака. Несмотря на силу взаимного притяжения, от брака с Лаурой остались одни руины. Грейс может предложить нечто более важное: стабильность, уверенность в завтрашнем дне — и по крайней мере раз в неделю свежеприготовленное шоколадное печенье. Кэти отчаянно нуждается в ком-то, похожем на Грейс, и в ближайшее время он, отбросив все колебания, попросит ее выйти за него замуж.

Дорога к «Сосновой горе» огибала с севера деревеньку и тянулась сквозь лесистую долину, минуя несколько отдельно стоящих домов, к лыжной трассе, забирая все выше. Проезжая мимо коттеджа с вывеской «Воздушные шары Беркшира», установленной на лужайке перед домом, он снова вспомнил о Челсии Лаутон и об их малоприятной встрече в больнице. И тут же потянулся к таблеткам от изжоги на приборном щитке.

Скверно, что их знакомство закончилось стычкой. А, ведь она ему даже понравилась, пока не заговорила о своих воздушных шарах… свежим румянцем, ароматом весеннего дождя, исходящим от ее волос, даже тяжестью груди, которая ощущалась под необъятной дождевой накидкой, когда Челсия с размаху налетела на него в прихожей.

А ее глаза… Ему никогда прежде не приходилось видеть глаз такого оттенка, напоминающих серебристую гладь озера. Он едва удержался от того, чтобы не начать ее разглядывать. И когда они сидели в приемной, почувствовала ли она его внимание? Ощутила ли, как усиленно он старался сдержать свой интерес? По тому, как внимательно она на него смотрела, он догадался, что она это отлично поняла.

Возможно, ему не следовало так бурно реагировать, когда она заговорила о своем занятии. Простое «нет, спасибо» было бы более уместно. Но одна мысль, что Кэти может подняться в этой штуковине, лишила его всякого самообладания. Вежливый разговор на эту тему был уже невозможен. Его обычная сдержанность сменилась невыносимой резкостью. Однажды он уже чуть было не потерял свою дочь, и одного раза ему вполне достаточно. Он никогда не допустит, чтобы жизнь Кэти подвергалась риску.

И так ли уж маловероятна возможность несчастных случаев на этих тепловых аэростатах? Насколько он знает, они почти неуправляемы — летят туда, куда несет их ветер. Он почти уверен, что где-то встречал упоминания даже о смертельных исходах.

Нет, он определенно поступил совершенно правильно. Первое побуждение обычно самое верное. И когда он услышал, что Челсия собирается взять Кэти с собой на воздушном шаре, в нем буквально все восстало против этого немыслимого полета.

Теперь, однако, его задача усложняется. После того, как он дал понять этой женщине, что думает об этой ее затее, требование освободить помещение, которое она занимала последние шесть лет, будет воспринято как личная месть. Ник в досаде забарабанил пальцами с тщательно ухоженными ногтями по рулевому колесу и тяжело вздохнул. Кэти взглянула на него:

— Что случилось, папа? Ник резко себя одернул:

— Ничего, пичужка, ничего.

Однако в эту самую секунду, когда произнесенные им слова еще, казалось, звучали в воздухе, кое-что действительно случилось. На краю лужайки, у склона, поднимавшегося к «Сосновой горе», возникла Челсия Лаутон со своим проклятым воздушным шаром!

— Что это? О, папочка, ты только посмотри! — пролепетала Кэти, побледнев от волнения.

В восхищении от представшего их глазам грандиозного зрелища Ник невольно охнул. К рекламному щиту «Воздушные шары Беркшира» машина приближалась уже со скоростью улитки. Он не мог оторваться от гигантского сверкающего шара, отливающего всеми цветами радуги — красным, оранжевым, желтым, зеленым, синим, фиолетовым. Карнавальная пестрота цветных полос создавала ощущение праздника. Высотой с семи или восьмиэтажный дом, никак не меньше, купол плавно покачивался на фоне ясного утреннего неба.

Кэти в одно мгновение освободилась от своего ремня и, перебравшись на заднее сиденье, прижалась носом к стеклу. В рыжеволосой женщине, стоящей в центре корзины, — Боже милостивый, это действительно была самая обыкновенная корзина, сплетенная из прутьев, только очень большая, — Ник без труда признал медсестру из больницы. Она прилаживала какую-то штуку, из которой с громким шипением извергалось пламя, устремлявшееся в нейлоновую оболочку.

Челсия, стоя позади джипа, осматривала крепление прицепа. Он видел ее склоненную спину и стройные ноги в обтягивающих джинсах. Ник догадался — она знает, что он здесь, но нарочно не хочет обернуться. Рядом на приступке прицепа сидел темноволосый мужчина в очках. Он наклонился к Челсии, и Ник почувствовал внезапное раздражение. Тот посмотрел на машину Ника и, казалось, что-то заговорщицки зашептал Челсии на ухо.

— Папа, давай остановимся, — умоляюще произнесла Кэти.

Но Ник не услышал ее. Обуревавшие его чувства были такого свойства, что он категорически не хотел в них разбираться. Кровь стучала в висках. Он нажал на газ и помчался по дороге, все увеличивая скорость. Он не желал больше думать ни о Челсии, ни о ее необыкновенных глазах.