Ни конному, ни пешему...

Эпилог

Лиза медленно возвращалась в ранний декабрьский вечер с его праздничными огнями, терпким запахом глинтвейна и рождественскими мелодиями городского оркестра.

Звуки прошлого медленно угасали, сплетались в причудливую вязь.

Скрип мельничного колеса, призрачный волчий вой и журчание реки смешивались с гудками машин, звонким детским смехом и гомоном толпы.

Девушка растерла лицо ладонями, шумно выдохнула и откинулась на спинку лавочки, оглядываясь по сторонам.

С наступлением темноты парк преобразился. Черно-белая чопорность морозного дня сменилась беспечной фривольностью зимнего вечера.

Деревья превратились в сверкающие обвитые гирляндами факелы.

Сувенирные лавки и торговые киоски напоминали сказочные шатры, усыпанные мерцающими золотыми огнями.

Отчетливо запахло жарящимся на открытом огне мясом и копчёными сосисками. Аромат цитрусов и горячего шоколада, имбирных пряников и свежего пива…

Шумная молодежь, вездесущие туристы и степенные горожане после захода солнца дружно потянулись к городскому парку. Взрывы хохота, задорные выкрики и радостные приветствия раздавались со всех сторон.

Только вокруг их лавочки было темно и тихо. Не светились фонари, не искрились гирлянды, толпы гуляющих обходили стороной скрытую в тенях скамейку…

Лиза пошевелила замерзшими пальцами, спрятала ладони в рукава куртки. Надо бы достать из рюкзака варежки.

И термос с горячим чаем.

— Пей, — бабушка, словно услышав ее мысли, протянула дымящуюся кружку.

Лиза обхватила ее ладонями, осторожно сделала обжигающий глоток. Зажмурилась от удовольствия.

Смородиновый лист, сладкая малина и капля осеннего солнца вперемешку с пьянящим ароматом поздних яблок…

Жар прокатился по телу, вытесняя стужу.

Ещё глоток…

Хорошо…

Лиза молча пила отвар, чувствуя, как отпускает тоска и напряжение, как возвращается привычная уверенность и рассудительность, а чужая память сворачивается плотным клубком пушистой пряжи.

Сколько же прошло времени?

Часа полтора?

Она неспешно допила чай, и только потом решилась спросить:

— А…дуб? Ну…тот Жёлудь? Когда ты его посадила?

Ядвига перевела взгляд с внучки на лесного великана. Тонкий перезвон окутывал ветви призрачным льдистым облаком. Отблески огней отражались в крохотных колокольчиках. Могучая крона поднималась над освещенными аллеями и терялась в черноте ночного неба…

— Через год, — наконец ответила старая ведьма. — Мы с Янушем смогли вернуться через год. Дом был обгоревший, с черными провалами вместо окон. Все вокруг заглушила лесная поросль. Даже внутри выросли тоненькие осинки, — она грустно улыбнулась. — Лешек как мог, закрывал поместье от грабителей. Я нашла могилу отца. Его холопы закопали. Без всяких почестей. Его и Лукаша в одной яме. Тогда я и посадила Жёлудь. Наложила заклятие на охрану рода и земли. Такое…детское, простенькое. Но тогда казалось, что это очень-очень важно.

Лизе внезапно захотелось подойти к старому великану, погладить шершавую кору, вслушаться в скрип и шепот темных ветвей, улыбнуться добродушному ворчанию древнего лесного духа, обитающему в стволе не одну сотню лет.

Она повернулась к бабушке.

— Януш знал о… тебе? — тихо спросила.

— Да, — так же тихо, не глядя на внучку, ответила Ядвига.

— А…Лих и Марийка?

— Знали. И их дети. Когда уже и они умерли, я ушла от семьи. Обо мне постепенно забыли. Я…помогла забыть, — она хмыкнула. — Вечно молодая тетушка пугала. Да и смотреть, как стареют и умирают родные люди, знаешь ли, больно.

— А…старуха? Старая Яга? — все-таки решилась задать мучивший ее вопрос Лиза.

Бабушка всегда очень скупо говорила о своей наставнице. В детстве Лизка представляла ее страхолюдной колдуньей из дурацких сказок, и однажды поинтересовалась: «Правда, что у Яги была костяная нога, бородавка на носу и длинный кривой зуб?» Бабушка тогда непонимающе уставилась на любопытную внучку, а потом вдруг выпалила:

— Нет! Неправда! Она была… как глубокие корни. Как камень, как черная степь, как лютый мороз зимней ночью! Она…ее никто не помнит, кроме меня. Только имя осталось. Я его себе взяла, чтобы… она знала, что я…что мне её не хватает…даже сейчас, спустя столько лет!

Лизке тогда почудилось невероятное — бабушка вот-вот заплачет! И девочка, всхлипнув, сама кинулась ей на шею, молча прижалась, уткнувшись носом в плечо, и засопела.

Ей-то можно…

Она маленькая…

Как же давно это было…

Ядвига помолчала минуту и ответила:

— Яга прожила ещё три года. Гоняла меня, как сидорову козу. Я же кто была — дитё балованное, шляхетское семя. Гонор с придурью вперемешку. Сколько она со мной возилась и нянчилась, я поняла, только когда у меня появилась Мара... Когда Яга ушла, я тосковала едва ли не сильнее чем за отцом. И злилась, что она меня бросила, что не все знания передала. Она считала, что я не потяну, что я не той крови, что мир изменился, и многое должно уйти с ней. Наверное, она была права. Я же девчонкой сопливой была. Младше, чем ты сейчас.

Ведьма устало прикрыла глаза и подняла лицо к черному небу. Ветер к ночи стих. Редкие снежинки кружили в морозном воздухе, невесомо касались серого волчьего меха. Лиза настороженно прислушалась.

Надвигалась буря — девушка явно чуяла ее приближение. Им нужно торопиться в Лес. Ближайший мало-мальски порядочный перелесок далеко. Городок пусть и небольшой, по современным меркам, но на километры вокруг раскинулись частные застройки, распаханные поля и скоростные трассы.

Значит, придется открывать тропу прямо тут, около трехсотлетнего великана. В толпе отвести глаза несложно. Даже если кто и заметит внезапное исчезновение двух очаровательных пани, то…мало ли какие чудеса случаются зимним вечером около колдовского дерева. Местные жители суеверны, а туристы спишут все на лишнюю чарку спотыкача и волшебную атмосферу близкого рождества.

Лиза отряхнула снег с колен и решительно поднялась, закинув на плечо рюкзак. Вопросительно глянула на бабушку. Та кивнула — пора!

Они шли сквозь толпу, как нож сквозь масло. Люди, казалось, не замечали двух женщин, идущих прямиком к старому дубу. Не замечали, но почтительно расступались перед ними, поспешно отходили в сторону, пропускали вперёд.

Зашумели ветви, приветствуя долгожданных гостий, закачались, зазвенели колокольчики на тонких цепочках.

Лиза взяла бабушку под руку и, не останавливаясь, шагнула в густой туман открывшейся тропы.

Звуки города и шум сотен голосов остались позади, истаяли вместе с запахами свежей выпечки и бензина, сладких духов и алкоголя.

Ледяной ветер сорвал с головы капюшон, запорошил глаза пригоршней колючего снега. Лиза вытерла рукавом мокрое лицо и разлепила ресницы. Осмотрелась вокруг.

Еловые лапы до самой земли.

Сугробы по колено. В белом ночном сумраке между деревьев мелькали призрачные огни. Вспыхивали желтые точки глаз.

Волки?

Духи?

— Вы бы ещё дольше сидели. Аккурат к бурану бы заявились. Ладно, бабка твоя маразмом страдает, но ты-то, Лизка, всяко сообразительнее будешь, — низкий скрипучий голос сплетался с гулом ветра в высоких кронах, с хрустом наста под ногами. Из широкого древесного ствола выступила знакомая фигура лешего.

— Не бурчи, мы не опоздали. Ещё есть время, — бабушкин

голос звучал на удивление бодро. Казалось, Ядвига сбросила с плеч непосильную тяжесть последнего выбора и теперь дышала полной грудью, наслаждаясь холодом зимней ночи и…долгожданной свободой?

Лиза поправила рюкзак на плече и, шагнув к нелюдю, по-свойски стукнула его в грудь кулаком.

— Тебя зовут Лешек. Я знаю, — она всмотрелась в знакомое с детства лицо, тщетно пытаясь отыскать черты диковатого пацаненка из бабушкиной памяти.

Темная кожа с трещинами морщинами, серые — зимние глаза под кустистыми бровями, жилистые руки с узловатыми пальцами, вечно босые ноги. От чудного бестолкового Лешека осталась спутанная грива седых волос да насмешливые искры во взгляде.

— Звали, — хмыкнул он. — Бабка твоя малахольная, да Старуха ещё. Больше никто.

На миг лицо нелюдя дрогнуло, и на удивленную Лизу взглянул мальчишка с бледной кожей и огромными, широко распахнутыми глазищами. На щеке красовался синяк, свежая царапина кровоточила на лбу…

Видение дрогнуло и пропало. Лицо лесного хозяина вновь потемнело, покрылось кожей-корой.

Он наклонил голову к плечу, заговорщицки подмигнул внучке.

— Будешь новому мне имя давать, думай прежде, надо ли оно тебе и тому мне, который придет после… меня.

Лиза отшатнулась от нелюдя.

— Новому… кому? Ты что задумал, старый пень?! Ты…уходишь?! Тоже?!

Резкий порыв ветра взлохматил нечесаные космы лешего. Волчий вой взвился разом со всех сторон. Девушка оглянулась, всматриваясь в морозную темень.

Снежники! Зимняя свита Хозяина.

Старый со старшими остался в городе. А в чаще щенки колобродят. Этих к людям выпускать нельзя. Таких бед наворотить могут. Им и ведьмы не указ. Тронуть не тронут, но и слушаться особо не станут. Один Лес своих любимцев в узде удержать способен.

Волчьи глаза горели жадным голодным огнем. Снежники рычали, скалились, цапали друг друга клыкастыми пастями, бесились от избытка силы.

Буря идёт.

Они чуют.

Они и есть буря.

Вот-вот растекутся безумными вихрями, взлетят к верхушкам вековых сосен.

— Идём, — леший так и не ответил на внучкин вопрос, — мало времени. Я вас коротким путем проведу к старой избе. Ты, Лизка, там останешься. Хм…хозяйничать. А тебя, дуру старую, — ласково обратился он к Ядвиге, — выведу на ТУ сторону. Если не передумала.

Ядвига растянула губы в кривой усмешке, глаза вспыхнули колдовской зеленью. Черты лица заострились. Ведьма, настоящая ведьма из страшных сказок!

Даже волки присмирели, опасливо косясь на нее.

Мало ли…

— Веди, давай, старый пень. Я не передумаю.

— Ну и я, стало быть, тоже, — прошептал нелюдь.

Развернулся к названной сестре спиной и шагнул в живой сумрак ночи. Стая радостно взвизгнула, сорвалась с места и понеслась вперёд, растекаясь между черных стволов всполохами метели.

Ядвига, опираясь на посох, двинулась следом. Не оглядываясь. Не проверяя, как раньше, не отстала ли внучка, не потерялась ли на путаных тропинках.

Лиза накинула капюшон куртки, натянула на замёрзшие ладони варежки и, негромко выругавшись, отправилась за бабушкой прямиком в лес.

*****

Мррр…

— Мурза, отвали, дай поспать!

Лиза отвернулась к стене и накрылась с головой тяжелой волчьей шубой, прячась от надоедливой усатой няньки. От твердой неудобной лавки болела спина и бока, нестерпимо затекла шея. Девушка свалилась под утро полумертвая от усталости, даже ботинки не сбросила. Какие там подушки с перинами?!

Так бы и закоченела в нетопленой пустой избе, если бы кто-то заботливо не растопил печь и не накрыл непутевую ведьму оставленной в наследство волчьей шубой. Ещё сунул под голову жёсткую, пахнущую сухими травами подушку и стянул набитые снегом ботинки. Даже мокрые носки снял, и сушиться повесил.

Не иначе выкормыш Никифора расстарался.

— Мррр! — кошка требовательно куснула хозяйку за ухо и тут же спрыгнула на пол, нервно дернула хвостом и громко мяукнула, мол, вставай, лентяйка! «Лентяйка» жалобно застонала.

Скрипнула низкая дверь, впуская в жарко натопленную избу стайку снежинок, тусклый свет раннего утра и невысокого паренька с желтыми глазищами, смешно оттопыренными ушами и длинными рыжеватыми волосами, заплетенными в аккуратную косицу. На нем были растянутые спортивные штаны с лампасами и застиранная клетчатая рубаха без пуговиц. Под рубахой виднелась футболка с черепами и надписью AC/DC.

Ранний гость потоптался на пороге, не решаясь потревожить спящую хозяйку. Растерянно глянул на кошку, ища у той поддержки, и, наконец, набравшись смелости… тихонько кашлянул в кулак.

Мурза презрительно фыркнула. Чем ввергла паренька в ещё большее смущение.

— Мурза, я сказала, сгинь! — послышался с лавки хриплый голос.

— Это я — Кузя. Там…это…скоро придут... к вам…к нам, — домовик вжался в стену, часто заморгал, но пересилил себя и уже более внятно продолжил.

— Вы велели разбудить на рассвете. Напомнить, что сегодня «должны заявиться важные гости, чтоб они все сдохли», — он старательно скопировал недовольные хозяйские интонации. — Я все приготовил!

Шуба заворочалась. Лиза неуклюже выбралась из-под тяжёлого меха, опустила босые ноги на пол. Взъерошила растрепанные короткие волосы. После бессонной ночи глаза пекло, голова гудела, в горле саднило. То ли от пролитых слез, то ли от безумной ворожбы на лютом морозе.

— Кофе сваришь? — ведьма глянула на домового исподлобья и криво улыбнулась. Хотелось подбодрить нелюдя, но, глядя на ее опухшее лицо и синяки под глазами, тот ударился в сантименты.

— Давайте я вам лучше нормального чая заварю. По моему рецепту. И каши принесу. С зайчатиной…Я много наварил. Ну, как Мурза приказала.

Лиза забралась с ногами на лавку, укуталась в волчью шубу. Неужели она так несчастно выглядит, что даже это чудо лопоухое ее жалеет? При мысли о еде к горлу комом подкатила тошнота.

— Чаю. Крепкого, — наконец прохрипела девушка. — Без меда и ягод. Понял?

Домовик коротко кивнул и кинулся выполнять наказ. Кошка запрыгнула на колени своей любимице и принялась громко мурлыкать, подставляя гибкую черную спинку. Заботится, негодница...

Лиза сгребла кошь в охапку. Мурза ласково потерлась усатой мордочкой о хозяйскую щеку, но тут же нетерпеливо вывернулась из рук и спрыгнула на пол. Зачем-то крутанулась на одном месте и принялась деловито обнюхивать темные углы, щели в полу, дверной косяк и оконную раму, будто проверяя надёжность и прочность их лесного убежища. Кузя, отвлекшись от готовки, внимательно и чуть ревниво следил за черной бестией. А та, закончив обход, устроилась под потолком и уже оттуда благосклонно кивнула нелюдю, мол — сойдёт. Тот заметно расслабился. Лиза, с интересом наблюдавшая за этой сценой, хмыкнула. Она-то знала, что Кузя, хоть и с придурью, но мальчишка старательный и свое дело знает.

Изба без домового духа ветшала на глазах. Никакие заклятья не помогали. Ещё пару лет, и рухнула бы крыша, в труху превратились бы стены. А этот, поди ж ты, сумел накрепко сродниться с домом. Вдохнуть в него новую жизнь, исцелить от разъедающей пустоты и одиночества.

Лиза коснулась ладонью теплого дерева, погладила шершавый бок древнего сруба. Ещё непонятно, кто кого исцелил. В городе Кузьма так и не смог прижиться. После гибели хозяев и сожженного дотла родного села, домовой от людей шарахался, машин и прочей техники боялся до жути, мог затаиться на несколько дней в подполе, заслышав громкие хлопки мотора. Вот Никифор и отправил найденыша в лес, стеречь ведьмино логово.

Домовик, почуяв, что о нем думают, мельком глянул через плечо и смущенно засопел.

— Кузя, а кто тебе имя дал? — неожиданно спросила Лиза. — Никифор или Ядвига?

Жалобно звякнула чашка, нелюдь вздрогнул, отвернулся и нехотя, чуть слышно ответил:

— Ее звали Полинка. Ей было 7 лет. Она могла меня видеть и …— он сглотнул, — мультики очень любила. Вот и…назвала меня так.

Он виновато улыбнулся, протягивая Лизе дымящуюся кружку.

— Держите чай. Если что, я новый сделаю. Простите…

Ведьма обхватила кружку ладонями, отпила глоток. Сморщилась от резкой горечи. Не нужно было мальчишку про имя спрашивать. В напиток проникла боль недавней утраты и глухая тоска за погибшей людской семьей. Домовой потянулся было забрать испорченный чай, но Лиза мотнула головой, мол, пускай. Горечь медленно таяла, оставляя странное послевкусие — мягкое, как осенние лучи солнца на ворохе опавших листьев, и прохладное, как талая вода в ладонях.

— А у меня бабушка ум…ушла ночью, — девушка задумчиво уставилась в крохотное оконце. — Наверняка, она давно это задумала, а я не замечала, или не хотела замечать. И старый леший тоже ушел. Теперь вот я…сама. Понимаешь?

Домовой сдержанно кивнул, осторожно присел на край лавки и, переглянувшись с Мурзой, легко и бесшумно подвинул массивный дубовый стол. Поближе к голодной хозяйке.

Хитрец!

Решил во что бы то ни стало Лизу накормить ранним завтраком. Аромат свежей выпечки защекотал нос.

Она и не заметила, как слопала целую тарелку пирожков. Горячих, с хрустящей масляной корочкой и сочной начинкой. После плотной еды сил заметно прибавилось. Захотелось выйти во двор, осмотреть, так сказать, свои владения при свете дня.

Накинув высохшую куртку и натянув шапку, Лиза толкнула дверь, глубоко вдохнула чистый морозный воздух и огляделась.

Косматые тучи низко ползли по сумрачному небу. Казалось, ещё немного, и они, зацепившись за острые верхушки сосен, с треском прорвутся, обрушаться густым снегопадом, наглухо засыпят вросшую в землю крышу.

Стена леса скрадывала дневной свет. Деревья вплотную подобрались к обережному кругу, нависли над ведьминым жилищем молчаливыми стражами.

Ни ворот, ни забора вокруг дома не было. Бабушка давным-давно убрала их за ненадобностью. Остались только столбы — древние, почерневшие за долгие века, с избытком напитанные заклятиями и колдовской силой. Полустертые знаки, вырезанные ещё старой Ягой в совсем уж незапамятные времена.

Крохотная поляна, затерянная в сердце бескрайней чащи.

Место, куда сходятся невидимые тропы мира живых и…мертвых.

Сотни невидимых глаз следили за невысокой хрупкой фигуркой в темном дверном проеме. После ночной круговерти лес затаился, замер в ожидании.

Лиза поежилась. Дернула плечами, сбрасывая щекотку чужого взгляда. Вытащила из-под свитера амулет, оставленный напоследок Ядвигой любимой внучке. Ту самую монету, наследство старой чаклунки. Потертый кругляш придал уверенности и разогнал нелепые страхи. Чего ей боятся?!

Это ее лес.

Последнюю волю Ядвиги Лиза исполнила в точности. Уходя, бабушка приказала настрого — в сию же ночь обновить и замкнуть круг, собственной кровью начертить обережные знаки, права на лес заявить, пока новый Лешак не объявился! Амулет не снимать — в нем память о первой хозяйке этого места. Старая ведьма самолично надела внучке на шею серебряную цепочку с бесценной монетой, вложила в ладонь нож — тот самый родовой клинок, что хранила со времён своей юности, крепко обняла Лизку на прощанье, и, сделав шаг назад, бесследно растворилась в метели.

Лешек таки сдержал слово — открыл названной сестре короткую тропу на мертвую сторону.

Открыл и сам шагнул в темноту следом за ней.

Лиза бродила в призрачной снежной мгле, проваливаясь по колено в сугробы, выискивая в буране заметенные древние столбы, исколотыми пальцами нащупывала колдовские символы, напитывая полустертые линии кровью.

Ресницы смерзлись, руки немели от холода, озноб пробирал до костей, сердце ухало и колотилось в ребрах. Сила текла сквозь нее темным потоком, смешиваясь с острой болью потери, застарелым гневом, давней детской обидой, смешивалась и… вытекала сквозь раны, очищая и исцеляя душу, оставляя после себя звенящую пустоту и пугающее чувство обновления.

Как долго ворожила — Лиза не помнила! Она потерялась в глухой бесконечной ночи, в тоскливых завываниях ветра, призрачных голосах заповедного леса.

Гудели сосны под напором урагана. С жутким треском падали ветки деревьев, в безлунном небе неслась дикая охота, обгоняя рваные ошмётки облаков, внушая безмерный ужас затаившимся в темноте.

Уничтожались прежние устои и клятвы, ломались старые договора и обеты. Уходило прошлое, менялся и перерождался Лес — граница живых и мертвых, людей и нелюдей.

Лиза успела запечатать круг. Из последних сил, одними губами, прошептала запирающее заклятие, шатаясь, добрела до избы, ввалилась внутрь и рухнула на лавку. В распахнутую настежь дверь, хохоча, ворвался северный ветер, завьюжил, завертел облако снежинок, лихо свистнул в дымоход, задувая огонь в печи.

— Пшел вон, — просипела новоявленная хозяйка, и провалилась в спасительный сон…

От воспоминаний стало зябко. Мороз мгновенно просочился в рукава куртки, куснул сквозь варежки ноющие от порезов пальцы. Подумалось, что неплохо бы вытащить из рюкзака запасной шерстяной свитер и намотать на шею шарф…

Словно уловив ее мысли, на плечи заботливо накинули тяжёлую, пахнущую хвоей и дымом шубу.

Лиза благодарно кивнула домовому и с наслаждением закуталась в роскошный волчий мех, потерлась щекой о пушистый воротник, спрятала ладони в широкие мохнатые рукава.

Последний подарок лешего пришелся как нельзя кстати.

Девушка уселась на застеленную шкурой завалинку, вытянула уставшие ноги.

Чувствовала она себя вполне сносно. Если не считать лёгкой дрожи в руках и сорванного горла. Лиза зевнула и прикрыла глаза. Выспаться б ещё…

Тишина зимнего леса завораживала.

Едва слышный шорох снега, скрип веток, редкое воронье карканье…

Звуки сплетались в причудливую мелодию, плыли вереницей образов, растекались шелковым покрывалом между черных стволов.

…и тихо-тихо, на самой грани слуха, очаровывая голосами зимних напевов, плакала лесная сопилка…

Сопилка?!

Лиза судорожно вздохнула, выныривая из наведенного морока, и надсадно закашлялась. Морозный воздух обжёг больное горло. С трудом разлепив глаза, она замотала головой, стряхивая сонливость.

И — замерла.

За невидимой границей охранного круга беззвучно клубилась колдовская метель.

Духи зимы.

Верная свита Хозяина.

Одуревшие от свободы и пьянящей силы снежники яростно бились о невидимую черту, отлетали клочьями бурана, осыпа́лись льдистыми иглами и снова, без единого звука, ломились вперёд.

Окровавленные пасти и глаза, залитые тьмой дикой охоты.

Лиза медленно поднялась.

Скрипнула, отворяясь, дверь. Из избы выскочил домовой, держа в руках горящие головни, стал рядом с ведьмой и сцепил зубы. От мальчишки остро тянуло страхом и отчаянным упрямством.

Мурза запрыгнула Кузе на плечо, злобно зашипела, оскалив клыки.

Застыли молчаливыми стражами древние сосны, затаился в густых ветвях баловень-ветер, не решаясь лишний раз шевельнуться.

Внезапно, повинуясь чужой воле, снежники упали ледяными хлопьями на землю, и, поднявшись в волчьих обличиях, покорно отошли от древних столбов.

За невидимой границей охранного круга, прислонившись обнаженным плечом к стволу дерева, стоял человек.

Пряди длинных спутанных волос то ли серых, то ли седых, падали на лицо, скрывая черты...

Высокий и худощавый, бледная кожа в кровавых разводах…

Сопилка в тонких сильных пальцах…

Незнакомец поднял голову и в упор глянул на Лизу.

Глаза цвета низких снеговых туч.

В бездонных черных зрачках клубилась метель.

Тепло ли тебе, девица…

Говорят, смерть от мороза лёгкая…

Врут, сволочи!

Лиза стиснула зубы, пытаясь справится с холодом, что проникал в каждую клеточку, сжала кулаки, отгоняя накрывающую панику.

Мужчина не сводил с нее глаз. Тонкие бледные губы растянулись в довольной улыбке. Он сделал шаг вперёд, и, в одно мгновение оказавшись на расстоянии вытянутой руки, раскрытой ладонью коснулся границы круга.

Лиза от неожиданности отшатнулась назад, но, пересилив испуг, таки устояла на месте.

Она ведьма, или кто?!

Если шарахаться от…всяких…припадочных, можно и головы лишиться. Не таким она представляла нового лешака. Ей-то казалось, что он возродится ребенком, бестолковым непоседливым мальчишкой. Прошлый хозяин был для старой Яги внуком, а для Ядвиги — братом.

А этот, что же, в женихи метит?!

Мысль была до того нелепой, что Лиза нервно хихикнула.

А что — она девушка свободная!

С богатым приданым… в обоих мирах!

Дед мечтает увидеть правнуков. Вот старик обрадуется зятьку. Только приодеть бы того зятька надо. А то как-то совсем уж неприлично выходит.

Лиза скинула с плеч ставшую вдруг непомерно тяжёлой шубу и протянула лесному хозяину.

— Ты…это, гость дорогой, оделся бы, что ли, — прохрипела ведьма, окончательно поборов страх и растерянность, — где ж это видано, чтоб жених голышом свататься приходил.

Замерли ледяными истуканами снежники, затаил дыхание домовой, опустив пылающие головни в снег, Мурза уставилась на странную парочку: невысокую девушку в черной спортивной куртке, джинсах и тяжелых походных ботинках и высокого голого мужчину с нечесаной копной длинных серых волос.

Леший осторожно, кончиками пальцев коснулся волчьего меха, глубоко вздохнул и медленно наклонил голову, принимая подарок.

1 октября 2023 года