Ничего личного...-2

3 Игра на повышение

Бутылка зазвенела о край стакана. Лукас чертыхнулся и обхватил ее второй рукой, но дрожь не проходила. Ничего, он знал верное лекарство. Один глоток, и такая мелочь перестанет беспокоить.

Полупустая бутылка с виски опрокинулась, когда он ставил ее на стол. На этот раз ругательство вышло еще громче и заковыристей. Схватив наполненный стакан обеими руками, Лукас выплеснул содержимое в глотку.

Рот обожгло, в голове зашумело, однако теперь, после пятой порции, это не казалось таким уж приятным. Наоборот, его затошнило, и он с трудом удержал живительную жидкость в желудке. Больше рвать все равно было нечем — со вчерашнего утра он ничего не ел.

Лукас обхватил голову руками и тупо уставился на документ, лежащий перед ним на столе. Разлитое виски чудом не добралось до него, однако Лукас предпочел бы вымочить чертову бумажку в спирте и поджечь, чтобы никогда больше ее не видеть.

Долги. Сплошные долги. После смерти Кристофа он всеми силами старался поддержать компанию на плаву, однако чертов Санторо так и не пожелал продлить контракт, вызвав Лукаса к себе в офис только затем, чтобы лишний раз напомнить о том, что новый глава компании — никчемный дурак, который очень скоро потопит ее. Лукас мгновенно взбеленился и с удвоенным рвением взялся за работу, однако все усилия были тщетны.

— Отец, — пробормотал он, поднимая бутылку, в которой жидкости оставалось на два глотка. — Ты был прав, я — ничтожество.

После того как остатки виски перекочевали в желудок, Лукас разозлился на самого себя за принижение собственного достоинства. Нет, он мог бы стать отличным управленцем, однако отец делал все, чтобы во главе компании встал этот чертов крысеныш Амадео! Предупреждал сотрудников о смене руководства, натаскивал младшего сыночка, даже отправил его на обучение к этому Санторо! А про Лукаса попросту забыл! Стоило ли удивляться, что сейчас все разваливалось у него в руках?

— Это не моя вина, — хохотнул он, вставая. — Это все ты виноват, что я недостоин занять твое место, папа. Ты отбросил меня на второй план, это все ты!

Бутылка, кувыркаясь, полетела в стену. На шум в кабинет заглянула секретарша — новенькая девчонка, которую Лукас нанял сразу после вступления в должность. Кудрявые блондинистые волосы, стройная фигурка и великолепная исполнительность — большего и не надо.

— Господин Солитарио, — пискнула она. — У вас все в порядке?

— А ты не видишь? — широко улыбнулся он. — Я в полнейшем порядке! Как же приятно осознавать, что ты ни в чем не виноват!

Та хлопала огромными ресницами, явно не понимая, о чем он.

— А, забудь, — Лукас махнул рукой. — Это все равно не твоего ума дело. У тебя что, нет своих занятий? Пошла прочь.

— Слушаюсь, господин Солитарио, — пролепетала несчастная девушка и скрылась.

Оставшись один, Лукас снова плюхнулся в кресло. Документ, отодвинутый к краю стола, так и притягивал взгляд, и он наконец взял его в руки.

Предложение о продаже компании. Немыслимо! Зато все финансовые проблемы разом будут решены, и он сможет вложить деньги в новый проект и за короткое время развить его. Да, он знатно лопухнулся, когда только-только вступил в должность, но больше этой ошибки не повторит. Нужны лишь деньги — решение всех проблем.

Однако Лукас жадничал. Отдавать компанию неизвестно кому (имени покупателя он никогда раньше не слышал), лишиться источника дохода (пусть в последнее время он и приносил одни убытки)? Нет, на это Лукас идти не хотел. Но что же делать? Где взять финансирование? Банки один за другим закрывали перед ним двери, отказывая в кредитовании, очередная проверка прикрыла казино в "Азарино", а множество подпольных точек перешло в руки местных воротил, потому что Лукас не сумел с ними вовремя договориться. Бернард Мартинес прибрал к рукам букмекерскую контору, которая только-только начала функционировать в недавно открытом мини-отеле, и запретил Лукасу вообще связываться со ставками, разве только тот захочет проиграть свое состояние на скачках или боксерских поединках.

— Посоветую тебе отличного бойца, — с добродушной ухмылкой говорил он. — Лишишься штанов после первого же раунда.

Лукасу ничего не оставалось, кроме как уступить Мартинесу эту часть нелегального заработка.

С остальным дела тоже шли не очень хорошо. Казино "Азарино" не работало, количество посетителей в самой гостинице опустилось до опасного минимума. Если раньше заказывать номер нужно было заблаговременно, то сейчас две трети комнат пустовало. Многие теперь предпочитали "Вентину", у которой дела шли в гору.

Лукас злобно зарычал. С подачи своего отца Виктория отсудила квартиру, часть игровых точек и едва не откусила половину "Азар". Но теперь это не имело значения. Согласно договору, который сейчас лежал перед ним, Лукас был обязан продать компанию плюс гостиницу вместе с казино.

"Но у тебя же останутся несколько игровых точек, — шептал внутренний голос, с восторгом смакуя цифру, указанную на документе. — И с такими деньгами можно развернуться! Открыть новую гостиницу, сменить опостылевшее название, чтобы больше ничего не связывало тебя с этим позорным именем… Согласись, иного выхода все равно нет".

Лукас поднялся и, запустив пальцы в волосы, принялся ходить туда-сюда по кабинету. Как ни крути, без финансовой поддержки из этой ямы не выбраться, и потеря компании — приемлемая цена за то, чтобы снова встать на ноги. Но неужели больше нет ничего, что он мог бы продать или заложить?

— Лейла! — крикнул он. Секретарша тут же заглянула в кабинет. Исполнительная девочка, Лукас таких любил. Правда, глуповата, но главное — отдать нужный приказ. — Никого ко мне не впускать. И мне нужна машина, через полчаса.

— Поняла вас, господин Солитарио! — она услужливо поклонилась.

Когда секретарша ушла, он открыл сейф и достал оттуда завещание отца, которое тот написал сразу после инсульта. Все имущество Кристоф Солитарио делил поровну между двумя сыновьями, однако Лукас считал, что это в высшей мере несправедливо. Все должно принадлежать только ему одному. И будет принадлежать, когда выйдет срок вступления в наследство у младшего сына.

Но до этого оставалось еще полгода. Деньги же были нужны сейчас.

— И ты мне их отдашь, отброс, — прошептал Лукас, кладя завещание в дипломат. — Еще как отдашь.

— Ты посмотри на них, какие счастливые, — Йохан указал на спешивших на свидания заключенных. — Наверное, это круто, когда кто-то тебя ждет там, на воле, нет?

— Не знаю, — пожал плечами Амадео, углубившись в книгу.

Было время прогулки. Погода стояла чудесная, солнце ярко светило, дул легкий ветерок. Амадео сидел на одной из скамеек, расставленных по периметру двора. Несколько человек играли в баскетбол на небольшой площадке, кто-то подтягивался на турнике. Некоторые возвращались со свиданий, светясь от счастья, до них с Йоханом долетали обрывки разговоров. Заключенные обменивались радостными новостями, строили планы, казалось, они на какое-то время забыли, что не являются свободными людьми. Многие застряли тут на довольно большой срок, но сейчас это казалось неважным.

— Жаль, меня никто не ждет, — Йохан запрокинул голову, подставляя лицо лучам солнца. — После смерти мамы и сестры у меня никого не осталось, даже друзей. Да и какие друзья у бойца без правил, только соперники. А у тебя?

— Что? — Амадео оторвался от книги, непонимающе нахмурившись. Ветер перелистнул пару страниц.

— Я спрашиваю, у тебя есть кто? Родственники, друзья, девушка?

Амадео мотнул головой, снова опуская глаза в книгу. Волосы упали на лоб, закрывая шрам, оставленный Буйволом.

— Как, вообще никого? Почему? — не отставал сосед.

— Так получилось, — с неохотой ответил Амадео. — Отец умер, а больше никого нет. С братом мы никогда не были близки, а после смерти отца он меня знать не желает.

— Вот как, — сочувственно протянул Йохан, наконец смекнув, что расспрашивать не следует. — Что ж, очень жа…

— Солитарио! — окликнул его надзиратель Роджерс через весь прогулочный дворик. — Чего расселся? К тебе пришли!

— Ко мне? — удивленно отозвался Амадео. В голове пронеслась вереница образов: Ксавьер, Ребекка, Роза, Чилли — которые, впрочем, тут же померкли. Они сюда не придут.

— Ты ж сказал, что у тебя никого нет, — Йохан хлопнул его по плечу и понимающе прищурился. — Врать нехорошо, знаешь ли.

— Я не врал, — буркнул Амадео, закрывая книгу. — Может быть, это адвокат, но что-то сомневаюсь.

— Тебя долго еще ждать, Солитарио?! — рявкнул надзиратель. — Время ограничено, поторопись!

— Иду.

По дороге до блока Амадео ломал голову над тем, кому он мог понадобиться. И втайне надеялся, что Роджерс просто ошибся.

К сожалению, ожидания не оправдались. В комнате для свиданий за плексигласовой перегородкой важно восседал молодой мужчина, положив ногу на ногу. Строгий костюм, начищенные ботинки, прилизанные волосы… Вот только, несмотря на тщательные попытки казаться большим человеком, выглядел он просто смешно. По большей части — из-за неуверенного взгляда, который шнырял по углам, как крыса, в надежде убедиться, что никакой опасности нет.

Его Амадео совсем не ожидал увидеть. И не имел ни малейшего желания общаться.

— Простите, не хочу говорить, — выдохнул он, разворачиваясь, однако Бенедикт, возглавляющий команду следящих за порядком во время свиданий надзирателей, каменной скалой торчал возле двери, мешая выйти.

— Свидание положено, значит, топай, — пробасил он. — У тебя пять минут.

— Я не просил об этом свидании.

— Я просил, — подал голос Лукас. — Уделишь мне время, которого у тебя предостаточно?

Поняв, что с начальством спорить бесполезно, Амадео сел на стул напротив брата и выжидательно уставился на него сквозь прозрачную перегородку. Тот молчал, лишь самодовольная ухмылка блуждала на губах.

Взглянув на большие настенные часы, Амадео едва слышно вздохнул.

— Если ты пришел сюда, чтобы полюбоваться на то, как унизил меня, то я тебе не зверюшка в зоопарке.

— Правда? — самодовольства поубавилось. — А по-моему, ты как раз похож на загнанного зверька. Особенно мне нравится твоя прическа, — заметив, как скривился Амадео, Лукас снова воспрянул духом. — Как тебе апартаменты? Лучше, чем в "Азарино"?

— Не твое дело. Говори, зачем пришел и отчаливай.

— О, а ты нахватался местного жаргона, — присвистнул Лукас. — Видать, тебе тут даже нравится. По правде говоря, я надеялся, что тебе дадут больший срок…

— Просчитался. Что-то еще? — Амадео снова посмотрел на часы. Три с половиной минуты.

— Да что ты все время перебиваешь? — казалось, Лукас упивался каждым словом. — Я пришел не для того, чтобы слушать тебя.

— Тогда зачем? Поговорил бы сам с собой в кабинете отца. Теперь ты его занимаешь.

Лукас положил на стол дипломат и нарочито медленно щелкнул замками. На свет появилась тонкая папка.

— Вообще-то я собираюсь продать особняк. Слишком проблематично его содержать.

Амадео разозлился. Неужели Лукас пришел только за этим? Сообщить о продаже особняка? Окончательно лишить Амадео всего, что связывало его с отцом?

— Скорее, ты его продашь только ради того, чтобы мне некуда было вернуться. Называй вещи своими именами. Зачем ты пришел?

— Я не могу продать его без твоего согласия, Амадео. Ты тоже наследник Кристофа, несмотря на то, что доли компании тебя лишили из-за преступления. Однако по завещанию Кристофа половина дома — твоя, и я…

Амадео поднялся, опрокинув стул.

— И не мечтай. Я не дам согласия. Ты, чертов предатель, делаешь все, чтобы уничтожить память об отце. Я тебе этого не позволю. По крайней мере, пока могу.

— Кто бы говорил о предательстве, — процедил Лукас сквозь зубы. — Ты даже не стал оправдываться на суде. Равносильно признанию.

— Не твое дело, — Амадео отвернулся от Лукаса. — Надзиратель Бенедикт, выведите меня отсюда.

— Еще две минуты, — с каменным лицом возвестил тот.

— Он что, вам заплатил? — внезапно понял Амадео. — Вот же… Лукас, ты по-прежнему ведешь игру грязными методами. Ничего не изменилось с кончиной отца. Рано или поздно ты развалишь компанию.

— Не тебе учить меня, как вести дела! — взъярился тот, шлепая на стол папку и настойчиво протягивая ручку через узкое отверстие между перегородкой и столом. — Подпиши документы, и…

— И я больше тебя не увижу? Конечно. Ровно до того момента как потребуется снова что-то продать от моего имени. Подожди еще полгода, я потеряю право на наследство, а потом делай все, что заблагорассудится.

— Мне нужны деньги сейчас! — повысил голос Лукас. — А не через полгода! Через полгода "Азар" объявит себя банкротом! Неужели ты это позволишь?

Амадео стиснул зубы. Как можно было за полгода довести компанию до банкротства? Отец был прав, у Лукаса есть талант — превращать все, к чему ни прикоснется, в груду руин.

— А мне наплевать, — наконец ответил он, хотя грудь стеснило от разочарования. — Не умеешь распоряжаться активами компании, значит, отец зря потратил годы на твое обучение.

— Хорошо, Амадео, — прошипел Лукас, вставая. — Уж я позабочусь о том, чтобы ты отсюда никогда не вышел.

Амадео указал на камеру под потолком.

— Поосторожней со словами, Лукас. А то вдруг я захочу покончить с собой, а все решат, что это ты меня заказал? Тебе ведь не впервой отнимать чью-то жизнь.

Тот проследил за пальцем и заметно побледнел.

— Не пори чушь. Все знают, что это ты убил отца.

— Да, убил. Тем, что вошел в вашу семью.

Бенедикт наконец отступил в сторону, и Амадео, едва не толкнув его плечом, вышел из помещения для свиданий.

Ксавьер сидел за столиком на двоих в небольшом ресторанчике и курил. Дешевые сигареты, но статус сейчас беспокоил меньше всего. Ожидание — вот что сводило с ума.

Ксавьер ненавидел ждать. Умел быть терпеливым, когда нужно, но терпеть не мог время ожидания, похожее на мучительно тянущуюся жевательную резинку. Поэтому его и прозвали "швейцарскими часами" — ни на одну встречу он не опаздывал и требовал ответного уважения.

Он поймал себя на том, что взгляд постоянно скользит к большим настенным часам над барной стойкой в конце зала. Стрелки двигались ужасающе медленно, и хотя до запланированной встречи осталось менее пяти минут, Ксавьер готов был вскочить и передвинуть медлительные кусочки металла собственноручно.

Что это ты так разнервничался, усмехнулся он про себя. Это не партнер, который предложит тебе многомиллионный контракт, не спасательный круг, чтобы удержаться на плаву. Всего лишь информация, которая либо окажется полезной, либо нет.

Стрелка медленно, будто нехотя перевалила за цифру двенадцать, и Ксавьер безотчетно устремил взгляд к входной двери, однако никто не вошел. Колокольчик не звякнул, и все ожидания едва не покатились в тартарары.

Успокойся, приказал он себе, поджигая очередную сигарету. Эта женщина никогда не соизволит прийти вовремя, даже если стоит вопрос жизни и смерти. Она придет. Должна. Обязана. Своим положением, своей властью, всем, что имеет, обязана ему. И в его силах лишить ее всего точно так же, как лишили его.

— Еще кофе, господин? — пропела над ухом миловидная официантка.

— Да, благодарю, — отозвался Ксавьер, даже не посмотрев на нее. На сигарете вырос столбик пепла, и он аккуратно стряхнул его в пепельницу.

— Давно вы у нас не были, — девушка, похоже, была не прочь поболтать. — А где ваш друг? Обычно вы приходили вдвоем, — она подлила в кружку кофе и пододвинула к Ксавьеру.

Тот недоуменно глянул на нее, сдвинув брови.

— Друг? Кого вы имеете в виду?

Официантка, казалось, смутилась.

— Ну, такой красивый… Длинноволосый. Вы часто сидели за этим столиком и разговаривали. Я подумала, он ваш друг…

— Не понимаю, о ком вы, — Ксавьер взял лежащую на краю стола газету, которую принес с собой, и развернул, ясно дав понять, что тратить время на болтовню не намерен.

Девушка смутилась окончательно и, пробормотав слова извинения, испарилась.

Допив кофе, Ксавьер снова глянул на часы. И одновременно с этим раздался долгожданный звон колокольчика.

Ребекка зашла в ресторанчик, стряхивая капли дождя с черного зонта. Цепкий взгляд стрелял по помещению, выискивая его. Ксавьер поднял руку, чтобы привлечь внимание, и отложил ставшую ненужной газету.

— Рад тебя видеть, Ребекка. Хорошо выглядишь.

— Чего не скажешь о тебе, — парировала та, стягивая плащ. — Ужасный дождь, ненавижу чертовы летние грозы.

— Ты пришла поговорить о погоде, или у тебя действительно есть, что сообщить? — несмотря на то, что минуту назад Ксавьер готов был все бросить и уйти, сейчас он терпеливо ждал.

— Разумеется, есть, стала бы я иначе обрывать тебе телефон, — она уселась и раскрыла небольшой кейс, достав оттуда пачку бумаг. — Появился шанс. Небольшой, но он есть, тут уж все зависит от тебя.

— О каком именно шансе ты говоришь?

— Выбраться из этого дерьма. Вот, посмотри, — она протянула ему одну из многочисленных распечаток. — Прочти как можно внимательней, и ты поймешь, что я имею в виду.

Официантка подошла поинтересоваться, не нужно ли чего-нибудь еще, но Ксавьер ее не слышал. Он сжимал в руке распечатку, не в силах поверить такой удаче.

Неужели все так просто? Ребекка права, теперь успех этого рискованного предприятия целиком и полностью зависит от него. Если все пройдет удачно, он добьется того, чего так хотел.

Риск тоже велик. В случае неудачи Ксавьер потеряет все, что имел, окончательно и бесповоротно. И потребуется гораздо больше времени, чтобы снова встать на ноги.

Но ожидание, пока не представится другой шанс, подобно смерти. Ксавьер ненавидел ждать. И никогда не простит себе, если, допустив вероятность благоприятного исхода хотя бы на десять процентов, не воспользуется предложением Ребекки.

Он сложил бумагу вдвое и сунул между страниц газеты. Ребекка уже знала, что он скажет, но ждала подтверждения, постукивая накрашенным ногтем по скатерти.

— Устрой мне эту встречу, — наконец сказал он. На губах впервые за долгое время появилась торжествующая усмешка.

Амадео поставил прочитанную книгу на узкую полку и принялся просматривать другие в попытке отыскать ту, которую еще не читал. Но, как назло, под руку попадалось одно старье.

— Уже три заявки сделал, — разочарованно пробормотал он, снимая с полки прочитанного уже дважды "Дракулу". — Последняя поставка была пять месяцев назад!

С тех пор, как ему предложили работу в библиотеке, прошло уже больше полугода. Годфрид недавно вышел на свободу, а перед этим порекомендовал помощника на свое место. Амадео был благодарен ему — пусть платили совсем немного, однако сам факт того, что не приходилось бездельничать, уже радовал.

— Солитарио, — окликнул надзиратель Роджерс. — Тут новые газеты и журналы пришли. Куча порнухи, ты что, совсем страх потерял?

— Что просят, то и заказываю, господин надзиратель, — спокойно ответил Амадео, принимая коробку. — Вам же не нужны преступления на сексуальной почве внутри тюрьмы?

Похоже, сегодня Роджерс был в благодушном настроении и даже позволил себе кривую усмешку.

— Какой ты, однако, умный, Солитарио. Но тут таких умников полно. Разбирай то, что привезли, да поживее.

— Слушаюсь.

Амадео открыл коробку и вытащил кипу журналов вперемешку с газетами. Затем принялся сортировать, раскладывая на столе. Заказы — в одну стопку, периодические издания — в другую. Желтая пресса — в третью, новостные газеты — в четвертую. Первая стопка получилась самой толстой. Через полчаса сюда потянутся заключенные, взбудораженные известием о том, что пришел заказ, и разберут все в мгновение ока.

— Книги заказывать не хотим, а порножурналы — пожалуйста, — покачал головой Амадео, обозрев разложенную на столе периодику.

В глаза бросилась фотография на первой полосе сложенной пополам газеты. Развернув ее, Амадео увидел заголовок: "Долгожданное воссоединение прекрасной и богатой пары!". С фото широко улыбался Лукас, обнимая за талию Викторию. Та выглядела донельзя счастливой, однако глаза стеклянно смотрели в объектив.

— О господи, Лукас, — пробормотал Амадео, раскладывая газету поверх журналов, чтобы было удобней читать.

Несколько дней назад, говорилось в статье, пара объявила, что снова собирается пожениться. И это спустя семь месяцев после официального развода! Амадео едва сдержал ухмылку. После того, как он отказался продавать особняк, Лукас начал искать альтернативные решения денежной проблемы. Пришел к Сезару, кинулся в ноги и выпросил руку его дочери во второй раз.

— Как ты жалок, черт побери, — прошептал Амадео, складывая газету. — Лукас, до чего же ты опустился.

Закончив с разбором, он запер библиотеку и вышел в коридор. Там прислонился к стене, раскрыл книгу и по привычке отгородился от всех внешних раздражителей, углубившись в чтение. В камеру сейчас не попасть — проводилась еженедельная уборка, поэтому остаться в одиночестве можно было, лишь попав в карцер. А этого совсем не хотелось, хватило и одного раза.

Поступок Лукаса одновременно смешил его и вызывал раздражение. Как мог у Кристофа уродиться настолько никчемный сын? Об "Азар" в статье не было сказано ни слова, однако Амадео не сомневался, что сейчас Сезар Лаэрте приложит все усилия, чтобы поглотить компанию. И Лукас позволит сделать это, чтобы избежать банкротства.

— Тебе-то что, — пробормотал он под нос. — Ты больше не имеешь ни малейшего отношения ни к компании, ни к Лукасу. Выбрось это из головы.

Амадео сосредоточился на чтении. Он настолько погрузился в мрачный дневник Джонатана Харкера, что не слышал, как справа от него, дальше по коридору, новый арестант по имени Крис Уильямс обратился к Йохану Торну, толкнув того в бок:

— Эй. Че за патлатый?

Йохан смерил новенького изучающим взглядом. Крупный мужчина, с копной светлых волос, жиденькая бородка едва пробивается. Огромные кулаки запросто могли проломить голову кому угодно. Место, куда он ткнул Йохана, ощутимо побаливало.

— Не советовал бы к нему лезть, — наконец сказал Йохан, с трудом подавив желание потереть бок.

— Почему это? — удивился Уильямс. — Для девчонки вполне подходящий, глянь на это личико…

— Ты понятия не имеешь, какие люди за ним стоят, Крис, — Йохан предупреждающе посмотрел на него. — И не советую узнавать.

Уильямс хотел сплюнуть на пол, но подумал, что вряд ли надзиратель этому обрадуется. Плевок устремился сквозь зарешеченное окно вниз, во двор.

— Если это так, какого ж он прохлаждается в этой дыре? Чего эти влиятельные перцы его не освободят? — посмеиваясь, он повернулся к Йохану и на мгновение остолбенел.

Глаза парня застыли, превратившись в два камня.

— А это тебя уже не касается. Просто закрой рот и не делай даже шагу в его сторону. Тебе все ясно?

От взгляда Торна внутри Криса что-то заледенело, и он едва не схватился за живот. Но, вовремя спохватившись, изобразил на лице кривую ухмылку.

— А ты че, крышуешь его, что ли? — он затушил бычок о подошву ботинка. — Че ты так о нем печешься?

— Не твое дело, — Йохан следил, как Амадео, заправив прядь волос за ухо, перелистывает страницы.

Валентайн Алькарас протянул руку к интеркому и нажал кнопку.

— К вам Ксавьер Санторо, господин Алькарас, — возвестил чистый, не замутненный помехами голос секретарши.

— Пропустить, — коротко приказал он, не отрываясь от своего занятия.

Работы никогда не бывало мало. Постоянный круговорот документов, деловых встреч, разъездов — он делал все, чтобы использовать время рационально и терпеть не мог пустой его траты. Давным-давно взял за правило не встречаться с людьми, которые ничем не могли быть полезны. Валентайн никому не доверял и никогда не ждал невозможного от партнеров, но даже так Ксавьер Санторо его разочаровал. Его репутация говорила о том, что с ним количество проколов должно свестись к минимуму, но неожиданно вспыхнувший скандал мгновенно подкосил этого талантливого бизнесмена. Признаться, это удивило Валентайна. Из всех потенциальных партнеров именно Санторо казался надежней других, а чутье редко подводило.

Посетитель зашел в кабинет и сел в кресло напротив Валентайна. Тот по привычке даже не оторвался от проверки документов, лишь кивнув в знак приветствия. Санторо терпеливо ждал, сцепив руки перед собой на коленях и ничем не выказывая нетерпения и беспокойства. Валентайн же продолжал проверять договоры, будто был в кабинете один.

Наконец, отложив в сторону бумаги, Алькарас наконец соизволил посмотреть на гостя. Тот встретил его невозмутимым взглядом, нимало не смущаясь смотреть прямо в глаза. Почти пятнадцатиминутное ожидание его нисколько не покоробило.

— Добрый день, господин Санторо, — сочтя паузу слишком затянувшейся, наконец сказал Валентайн. — Мой бухгалтер сообщил сегодня утром, что вы выплатили неустойку, предусмотренную нашим договором.

— Совершенно верно, — кивнул Ксавьер. — Я благодарен за отсрочку, которую вы мне предоставили.

— Вас даже не смутил довольно большой процент, — Алькарас крутил в пальцах ручку. — Вы человек слова.

— И дела, господин Алькарас. Обещания мало что стоят без их выполнения.

— Верно. Однако наш договор…

— Даже у самых предусмотрительных бизнесменов может произойти форс-мажор. Я пришел не оправдываться. Лишь хотел убедиться, что оплата до вас дошла, — Ксавьер поднялся. — Теперь я могу быть свободен?

— Вы так цените свободу, господин Санторо? — вдруг усмехнулся Валентайн.

Он сам удивился проявлению чувств. За ним уже давно закрепилось неофициальное прозвище "Стена", и заставить хотя бы чуть-чуть искривить губы, могло лишь что-то экстраординарное. Но Ксавьер Санторо его развеселил. Впервые Валентайну пришло в голову сравнить его с другими, с кем партнерство не удалось. Все они покидали кабинет униженными, подавленными, со сгорбленными спинами. Однако сейчас он был уверен: этот человек выйдет отсюда с высоко поднятой головой.

Ксавьер бросил на него быстрый взгляд сверху вниз.

— Свобода — единственное, к чему я стремлюсь. Какой толк иметь мало-мальское влияние, если зависишь от других и пляшешь под их дудку?

— И это говорит человек, потерявший все. Как вам такая свобода, господин Санторо? — спокойствие бывшего партнера еще больше веселило Валентайна. Он не мог понять, что же здесь смешного, однако ухмылка становилась все шире.

На этот раз усмехнулся Ксавьер.

— За будущее платят настоящим. Иногда нужно потерять все, чтобы понять истинную цену свободы. И насколько она нужна.

Валентайн задумчиво смотрел на него, постукивая ручкой по столу. Веселость как рукой сняло. Наконец он понял, что его так зацепило, и чего добивался нетипичными для него подтруниваниями. Этот человек никогда не остановится. Даже если его затащат на самое дно, приковав к остову утонувшего корабля, в кармане непременно окажется напильник.

— Присядьте, господин Санторо. У меня к вам деловое предложение.

— Снова добровольно залезть в кабалу? Господин Алькарас, вы и правда считаете меня таким идиотом?

— Я считаю вас монархом, который не капитулирует, увидев, как его верноподданные оседают на землю после первого ружейного залпа. Присядьте. Новый договор не будет иметь ничего общего с предыдущим. Поставщик наркотиков мне не нужен.

После короткого колебания Ксавьер снова опустился в кресло.

— Так чего же вы хотите от изгнанного короля?

Валентайн выбрал одну из многочисленных папок и протянул Ксавьеру.

— Недавно я приобрел одну компанию. Она уже дышит на ладан, и потребуются поистине фантастические усилия, чтобы вернуть ее к жизни. Такому талантливому бизнесмену, как вы, это удастся без особого труда.

Предложение удивило Ксавьера. С какой стати этому бизнес-магнату предлагать такие странные условия? Он взял папку, но открывать не стал.

— Вы хотите, чтобы я восстановил ее из пепла?

— Именно. Я назначу вас исполнительным директором, будете работать под моим началом, но действовать на свое усмотрение.

— В чем моя выгода?

— Двадцать процентов от дохода. И десять — с каждой новой открытой точки.

Ксавьер решительно ничего не понимал. Какой смысл вкладывать деньги в фирму, которой вот-вот настанет конец? Но условия были очень выгодными. Куда выгодней ему, чем Алькарасу. И это настораживало.

— В чем причина, — Ксавьер положил папку обратно на стол, так и не открыв, и скрестил руки на груди, — вашего благосклонного отношения ко мне?

— Если я скажу, что мне жаль, когда пропадают такие таланты, вы ведь не поверите? — в глазах Валентайна снова мелькнула смешинка.

Ксавьер отрицательно покачал головой.

— Мне не нужна жалость, господин Алькарас. Ни ваша, ни чья-либо еще, — он поднялся. — Прошу меня извинить, но я отказываюсь от вашего несомненно щедрого предложения.

— Для начала, — голос Валентайна вдруг стал сухим и жестким, — посмотрите, от чего вы отказываетесь. А потом уже принимайте решение.

Ксавьер смерил его долгим взглядом, тщетно пытаясь понять, чего добивается этот человек. Затем опустился обратно и взял в руки предложенную папку.

Глаза его чуть расширились.

— Вы это серьезно?

— Совершенно серьезно. Я выкупил ее у нынешнего владельца.

— Зачем?

— Та же ситуация, что и с вами — мне жаль, когда подобные титаны обращаются в руины. Но уверен, вы можете не только удержать на плаву этот потрепанный бурей корабль, но и превратить его в прекрасный океанский лайнер. Крупнейшая гостиница этой сети и казино при нем входят в наш договор, советую начать с их восстановления.

— Вы так говорите, будто я уже согласился.

— Я вижу по вашим глазам, господин Санторо. Такой возможности вы не упустите. Я не прав?

Ксавьер вновь и вновь пробегал глазами по строчкам, но не мог отыскать ни единой зацепки, которая помогла бы обнаружить подвох. Документ был составлен идеально. Никакого обмана. Честный договор о найме его в качестве исполнительного директора компании "Азар".

Он не верил в совпадения. Но сейчас перед ним открывалась великолепная возможность начать все сначала. И упустить такой шанс он не мог. Когда зверь сам бежит в силки, надо быть круглым дураком, чтобы упустить вожделенную добычу.

— Хорошо, — наконец произнес он. — Я согласен.

После того, как в камере погас свет, Амадео отложил книгу и отвернулся к стене. Но сон все не желал приходить. Он вспоминал визит брата несколько дней назад и газетную статью. И кое-как сдерживал злость.

Теперь Лукас работает на "Вентину", но вряд ли Сезар принял его обратно без каких-либо определенных условий. В скором времени дело отца окажется в руках конкурента, и Амадео ничего не мог с этим поделать, только корить себя за беспомощность. Лукас оказался никудышным управленцем, и Амадео в который раз поражался дальновидности Кристофа, сразу разглядевшего, что из старшего сына главы не выйдет. Однако отец не предполагал, что настроит Лукаса против себя настолько, что тот пойдет на убийство. После встречи с братом Амадео не ощущал ничего, кроме горького разочарования, и в который раз пожалел, что не предупредил Кристофа о возможности предательства. Но каким образом Лукасу удалось обанкротить огромную компанию за такой короткий срок? Амадео этого искренне не понимал.

Однако "Камальон" закрылась всего через пару месяцев после ареста Амадео. И это было довольно странно, учитывая, что под прикрытием невинной табачной компании процветала наркоторговля.

Амадео тихо застонал и накрыл голову подушкой. Опять Ксавьер. Когда он уже оставит его в покое? Сколько можно думать о нем?

В библиотеке Амадео ловил себя на том, что просматривает поступающие в тюрьму газеты в поисках хоть какой-то информации о бывшем друге, и каждый раз одергивал себя. Какая разница, что сейчас делает Ксавьер? Раз не пишут, значит, нечего писать. Шумиха с его родней давно утихла, все сплетни вытеснил арест самого Амадео.

Какое ему вообще дело до этого предателя?

Кое-как прогнав набившие оскомину мысли, Амадео наконец задремал.

Вскоре в коридоре и камерах зажегся свет. Мгновение спустя начали раздаваться вялые возмущенные голоса — заключенные недоумевали, почему их лишают заслуженного отдыха.

— Построиться!! — гаркнул Роджерс, остановившись посреди коридора. Рядом с ним застыли двое надзирателей: Бенедикт и Кортес. Все трое держали наготове дубинки. — Всем! Живо!

Заключенные, потирая глаза и зевая, высыпали из камер. Переговариваться никто не решался — надзиратели выглядели слишком уж свирепо.

Амадео встал рядом с Йоханом. Бетонный пол неприятно холодил босые ноги — заключенным не дали времени обуться.

— Вы слышали? — шепнул ему сосед. — Убили того новенького, Уильямса.

Амадео чуть повернул голову, не отводя, однако, взгляда от надзирателей.

— Не шутишь? Куда же смотрела охрана?

— В некоторых случаях она очень крепко спит, — сосед криво усмехнулся. — Он же только прибыл, кому успел насолить?

Амадео лишь покачал головой. От Йохана он знал, что Уильямс спрашивал о нем, и друг недвусмысленно посоветовал даже не приближаться. Лишь бы надзиратели не прознали об этой стычке.

Но сегодня небеса явно были не на их стороне. Роджерс, прохаживаясь вдоль шеренги, постукивал дубинкой по ладони.

— Двадцать минут назад произошло ЧП. Погиб заключенный, недавно переведенный сюда. Его имя Крис Уильямс. Если кто-то из вас что-то слышал, я требую, чтобы доложили об этом. Конфликтные ситуации, споры, даже просто тычок плечом. Что угодно. Ну? Никто не хочет помочь следствию? Вы меня разочаровываете. Решили выйти отсюда законопослушными гражданами, а на деле рты раскрыть не можете?

— Господин надзиратель! — раздался заискивающий голос из заднего ряда, справа от Амадео.

Роджерс остановился и привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть говорившего.

— Хочешь что-то сообщить? Выйди сюда.

Амадео получил хороший удар под ребра, когда нежданный свидетель прошел мимо. Выпрямившись, увидел Кудрявого, который с застенчивой улыбкой встал напротив Роджерса. Тот недовольно скривился: этот тип оставался проблемой для всего блока, даже несмотря на то, что его дружка перевели отсюда подальше.

— Что ты хотел сказать? — спросил он. — Не тяни резину.

— Дело в том, господин надзиратель, что, — Кудрявый оглянулся на Амадео и торжествующе улыбнулся, — я слышал, как Йохан Торн спорил с этим погибшим заключенным. Громко так, вот я случайно и подслушал.

— Правда? — Роджерс не отводил взгляда от Кудрявого, хотя все головы в шеренге повернулись к Йохану. — И о чем же они спорили?

— Да конечно об этом арист… ээ… об Амадео Солитарио, господин надзиратель.

— Да что ты… — начал Йохан, но Амадео наступил ему на ногу.

— Тише. Сделаешь только хуже.

— Но он…

— Я сказал, тише, Йохан. Ты тут ни при чем, вот и не веди себя, как виноватый.

Кудрявый глядел прямо перед собой, торжествующе улыбаясь. Роджерс некоторое время с неприязнью изучал его, затем отправил обратно в строй.

— Приму к сведению. А теперь разойтись! — рявкнул он. — Отбой.

Амадео и Йохан вернулись в камеру. Последний пылал праведным возмущением, однако Амадео успокоил его, сказав, что доказательств причастности к этому преступлению все равно нет. Кудрявому нужно было взбаламутить воду, вот и все, а, учитывая его персональную нелюбовь к Амадео, бить он будет не напрямую, а использует Йохана.

Парень успокоился и полез на кровать. Амадео, удостоверившись, что гнев друга остыл, тоже улегся. Вскоре в блоке погас свет, и с верхней койки донесся тихий храп. Сам же Амадео долго лежал без сна, но наконец задремал. И когда через два часа дверь камеры распахнулась, даже не пошевелился.

Амадео плавал в темной дымке сна и никак не мог проснуться. Чувствовал, как кто-то трясет его, но не мог разлепить глаза.

— Солитарио! — рявкнул в ухо громовой голос. — Живо встал, или я тебя сам поставлю!

Амадео вздрогнул. Над ним возвышался надзиратель Роджерс, поигрывая дубинкой.

— Крепко же ты спишь, Солитарио. Как младенец. Неужели твоя совесть настолько чиста? Вставай.

Амадео поднялся и потер глаза, прогоняя сон. Второй надзиратель светил фонарем в камеру, заставляя щуриться.

— В чем дело?

— Что за чертовщина происходит? — Йохан сонно заморгал от яркого света, когда луч метнулся к нему.

— Солитарио, Торн, на выход, — скомандовал Роджерс. — Живее, я ждать не люблю.

Амадео потянулся за футболкой, однако второй надзиратель, Бенедикт, ударил его фонарем по руке. Дубинка, с которой он никогда не расставался, на этот раз болталась у пояса, а не крутилась в затянутой в перчатку руке.

— Не трать время, она тебе не понадобится.

Амадео прикусил губу. Удар пришелся по локтю и ощутимо отдался во всей руке от запястья до плеча. Спорить было себе дороже, поэтому он просто поднялся и вышел из камеры.

Некстати Бенедикт решил, что света больше не потребуется, и опустил фонарь — Амадео, ослепленный внезапной темнотой, налетел на надзирателя. Тот от неожиданности выронил фонарь, который стукнулся о пол и укатился под кровать.

— Солитарио, где у тебя глаза, мать твою?! — взревел он, наградив Амадео хорошим тычком в спину.

— Прошу прощения, — сипло ответил тот — удар выбил воздух из легких.

— Ты сам виноват, Бенедикт, — резюмировал Роджерс, выводя из камеры Йохана. — Лицом к стене, Солитарио, руки за спину, чтобы мы их видели. Торн, тебя тоже касается, хватит строить из себя сонную муху.

— В чем дело, начальник? — протянул тот, зевая. — Мы же ничего не сделали…

— Рты закрыть! — рявкнул Бенедикт, опускаясь на колени. Фонарь продолжал ярко светить, что свидетельствовало о том, что он каким-то чудом не разбился от удара о бетон. Затем надзиратель вышел и направил яркий луч между Амадео и Йоханом, которые послушно застыли у стены, заложив руки за спины. — Роджерс, начинайте обыск.

Амадео чуть повернул голову, но разглядеть, что происходит в камере, не удавалось. Их подняли среди ночи, выгнали наружу и теперь обыскивали камеру от пола до потолка.

— Как думаешь, чего это они? — шепнул Йохан, за что моментально получил в бок фонарем.

— Я сказал, закрыть рты! — рявкнул Бенедикт. — Какое из этих слов ты не понял, Торн?

Амадео едва заметно покачал головой, призывая Йохана хранить молчание.

Не прошло и минуты, как Роджерс вышел из камеры.

— Солитарио. Повернуться.

Амадео выполнил приказ и уставился на верхнюю пуговицу форменной рубашки надзирателя. В глаза смотреть не стоило, это могло вызвать очередную вспышку агрессии, которая, к примеру, у Бенедикта уже хлестала через край. Однако дубинку тот все еще не доставал, светя фонарем Амадео в лицо.

В руках Роджерс держал остро заточенный карандаш и махал им перед носом Амадео. На дереве виднелись плохо отмытые красные потеки.

— Это твой?

— Нет. Не мой.

— Не смей врать, карандаш найден в твоей камере.

— Я не вру. Это не моя собственность.

— Обращайся ко мне "господин надзиратель", если не хочешь, чтобы он стал собственностью твоей глазницы.

— Я не вру, господин надзиратель, карандаш не мой, — терпеливо повторил Амадео.

— А чей же? Торна?

— Уверен, что и не его тоже, господин надзиратель.

— Тогда откуда он взялся? Эту камеру вы делите на двоих, сладкая парочка.

— Не имею ни малейшего понятия, господин надзиратель, — голос Амадео оставался спокойным, что еще больше разозлило Бенедикта, который прыгал вокруг Роджерса, как разъяренный кролик.

— Хватит препираться! — рявкнул он, в порыве ярости достав дубинку. Лицо на мгновение перекосила странная гримаса, однако он справился с собой. Дубинка снова отправилась в кольцо, закрепленное у пояса, а Амадео получил удар в живот рукоятью фонаря. — Это твое, сознавайся! Ты у нас библиотекарь, чего стоило припрятать один, а потом воткнуть в глаз Уильямсу!

Амадео разогнулся, даже не поморщившись. Это еще больше взбесило Бенедикта.

— Отвечай, когда тебя спрашивают, Солитарио, или я сочту твое молчание за неповиновение приказу!

— Снимите отпечатки пальцев, если не верите, господин надзиратель, но я уверяю вас, что карандаш мне не принадлежит. В библиотеке используется другая марка, вы можете легко это проверить, — сказал он, на этот раз глядя прямо в глаза Бенедикту. — И письменные принадлежности используются строго под надзором охраны.

Бенедикт и Роджерс пытали его внимательными взглядами, но Амадео даже не шелохнулся. Йохан потирал бок и одними губами что-то шептал, не отворачиваясь от стены, так как ему на это разрешения не давали.

— Да он врет! — наконец взорвался Бенедикт. — Это его камера, кто заходил туда кроме него и Торна?

— Подожди, не ори, Бенедикт, — прервал его Роджерс. — То есть, ты утверждаешь, Солитарио, что карандаш, который наверняка использовался как оружие, тебе подкинули.

— Да, господин надзиратель.

— И кого же ты в этом подозреваешь? — лицо Роджерса осталось непроницаемым, однако в глазах мелькнул огонек.

— Наши камеры регулярно убираются, господин надзиратель, — Амадео бросил едва заметный, но от этого не менее красноречивый взгляд на фонарь в руке Бенедикта. — Спросите у уборщиков.

Бенедикт размахнулся и снова ударил Амадео.

— Ты самый умный, что ли? Кто будет разбираться с такой мразью, как ты? За нарушение правил потопаешь в карцер, все ясно?!

— Не вижу необходимости, господин надзиратель, — хладнокровно ответил Амадео, ничем не показывая, что ему больно. — Я ничего не сделал, чтобы попасть туда.

— Ну все, Солитарио, на этот раз ты нарвался, — Бенедикт схватил его за плечо свободной рукой, однако тут же убрал ладонь. На лице снова промелькнуло то же странное выражение, что и минуту назад.

— Хватит, — оборвал его Роджерс. — Похоже, не врет, это действительно не его. Тогда откуда взялся этот карандаш?

— Не хочу с этим разбираться, оружие найдено под его матрасом, и…

— Давай хотя бы оставим это до утра. Мы перебудили половину блока.

Слова Роджерса не были преувеличением. Большинство заключенных проснулись от шума и торчали у решеток, с любопытством глядя на разыгравшуюся сцену.

— Вы что, выспались?! — рявкнул на них Бенедикт. — А ну живо досматривать свои детские сны!

Амадео и Йохану милостиво разрешили вернуться в камеру. Матрасы, одеяла и подушки валялись на полу, больше ничего не тронуто. Амадео привел кровать в порядок и улегся. Вряд ли надзиратель Роджерс так просто поверил словам Кудрявого о ссоре Уильямса с Йоханом. Кто-то специально дал наводку на их камеру.

— И почему Бенедикт решил убрать фонарь в такой тьме? — пробормотал он, укрываясь одеялом.

— А? — мгновенно отреагировал с верхней кровати Йохан.

— Ничего. Спи.

Сосед засопел практически мгновенно. Амадео же еще долго лежал без сна.

Наутро Амадео, не дав толком проснуться, поволокли на аудиенцию к начальнику тюрьмы. Убийство заключенного накануне не успело наделать много шума — больше половины блока еще видело сладкие сны, но Амадео то и дело ловил любопытные взгляды сквозь решетчатые двери камер. Кудрявый широко улыбнулся ему и сделал неприличный жест.

Конрад Эфрейн выглядел так, будто не спал всю ночь. Амадео подозревал, что так оно и было — на щеках начала проступать щетина, будто Эфрейн не успел побриться, рубашка застегнута не на все пуговицы. Большой клетчатый платок так и мелькал в руках.

— Ну-с, Солитарио, — он указал Амадео на стул. — Начинай. Что случилось вчера в блоке С?

— Надзиратели подняли нас вскоре после отбоя и объявили, что совершено убийство.

— А потом? Что произошло после того, как они снова отправили вас спать?

— Меня и моего сокамерника разбудили чуть позже, чтобы обыскать камеру.

— С какой целью? Вам сказали?

— Нет.

— Надзиратели нашли что-нибудь?

Амадео ждал этого вопроса. Эфрейн, разумеется, был в курсе всего, что произошло, однако хотел выслушать версию другой стороны.

— Карандаш. Под моим матрасом.

— И ты сказал, что он тебе не принадлежит, не так ли?

— Да.

— Он действительно тебе не принадлежит?

— Ни в коем случае.

— Но ты заведуешь библиотекой, а там полно письменных принадлежностей.

— Они выдаются только надзирателями и подлежат обязательному учету. И потом, я хорошо разглядел карандаш, когда надзиратель Роджерс показывал мне его. Такие карандаши производятся фирмой "Форресто". В нашей же библиотеке — "Дримо". Я уже говорил об этом надзирателю Роджерсу.

Эфрейн снова вытер вспотевший лоб платком. Эта ситуация не доставляла ему ровно никакого удовольствия, и он предпочел бы просто пустить все на самотек и наказать того, на кого пало подозрение, однако Амадео Солитарио был не простым заключенным, а отпрыском знаменитой семьи. Так ли нужна тюрьме подобная реклама?

— Месяц назад к тебе приходил брат, — заметил он скорее для проформы, нежели для установления истины. — Он мог передать карандаш.

— Он ничего мне не передавал. Хотел, чтобы я подписал кое-какие бумаги, но карандашом для этого не пользуются. Охрана, присутствовавшая тогда, может подтвердить, что он так и не передал мне ни бумаг, ни ручку.

Эфрейн молчал, изучая Амадео. Тот держался хладнокровно и слишком спокойно для человека, только вчера совершившего убийство.

— Скажите, начальник Эфрейн, — Амадео наклонился чуть вперед. — На карандаше найдены следы крови? Вы наверняка отправили его на экспертизу, чтобы убедиться, то ли это оружие, которым был убит заключенный, не так ли?

Эфрейн протер лоб платком.

— Солитарио, я, кажется, говорил, что ты слишком настырный. Это материалы расследования, с чего мне делиться такой информацией?

— Начальник Эфрейн, от вашего ответа зависит моя невиновность, ничего удивительного, что я хочу знать больше. Вы ничем не рискуете, за пределы тюрьмы эта информация не выйдет при всем моем желании.

Эфрейн складывал и снова разворачивал платок. Обычно он не цацкался с заключенными, этими отбросами, не заслуживающими ни единого доброго слова, но к Солитарио питал неизъяснимое чувство. Что-то вроде уважения, если это слово можно применить к убийце. В прошлый раз попустительствовал ему с библиотекой, заказав новую литературу, затем разрешил внедрить практику по досрочному освобождению, которую тот предложил. Каким образом этому сосунку удается вызывать такое доверие? Уж точно не своим смазливым личиком, которое у многих здесь вызывало одно, вполне естественное желание — сделать его менее привлекательным. Кто-то уже постарался на этот счет — небольшой шрам виднелся на лбу и терялся в волосах, аккуратно убранных в хвост.

Так в чем же секрет этого странного убийцы? Все дело в том, наконец решил Эфрейн, что все свои предложения Солитарио умело аргументировал, не оставляя ни малейшей лазейки, ни единой причины для отказа. И где только он этому научился?

— Я никуда не отправлял этот карандаш. Пока что, — ответил начальник тюрьмы, решив, что вреда не будет, если заключенные получат повод для сплетен. Надо же им чем-то занимать свое время. Разумеется, он не упомянул, что не собирается давать делу ход. Пусть эти звери перебьют друг друга, если им так хочется. — На нем действительно кровь, которую вроде бы пытались отмыть, но принадлежит она убитому или нет — вопрос открытый. И это еще одна причина, почему на тебя до сих пор не заведено новое дело, Солитарио.

— То есть, вы не знаете, чья именно это кровь, — утвердительно сказал Амадео. — Возможно, она не имеет никакого отношения к убитому, однако вполне может принадлежать убийце или кому-то еще.

— Клонишь к тому, что тебя подставили, но кому это нужно?

Амадео помолчал, делая вид, что усиленно думает, затем покачал головой.

— Понятия не имею.

Эфрейн, которого порядком утомила эта болтовня, сложил платок и сунул в нагрудный карман. Он хотел лишь добраться до дома, рухнуть в кровать и ближайшие восемь или девять часов не слышать ничего об этой проклятой тюрьме.

— Ладно. Можешь идти.

Амадео склонил голову в знак благодарности и направился к выходу. Взявшись за ручку, обернулся.

— Вы хорошо заботитесь о своих людях, начальник Эфрейн, и я не могу не сказать вам, что надзиратель Бенедикт поранил руку. На вашем месте я бы посоветовал ему обратиться в медпункт. Он мужественно терпит, и это делает ему честь, однако если начнется воспаление, он не сможет выполнять свои прямые обязанности. К сожалению, я не рискну давать ему советов, поэтому ставлю в известность вас.

Эфрейн устало уронил голову на раскрытую ладонь.

— Хорошо, Солитарио, я ему скажу. Топай уже, пока я добрый.

— Какого черта ты промолчал, Солитарио? — прошипел ему в ухо Роджерс. Они направлялись обратно в блок. Позади шел Кортес, впереди — Бенедикт. Роджерс шагал рядом, крепко держа Амадео за локоть, будто тот мог сбежать или выкинуть какую-нибудь глупость. — Знаешь ведь, кто это сделал, черт побери, даже дураку ясно! Чего ты добиваешься?

— Я не знаю, кто за этим стоит, господин надзиратель, — Амадео безмятежно смотрел в спину Бенедикту. Тот чуть повернул голову, прислушиваясь к разговору. Правая рука покоилась в кармане форменных штанов.

— Все ты знаешь! — вскипел Роджерс. — И не смей со мной в игры играть, я тебя насквозь вижу!

— Если так, то не давайте повода другим думать, будто я в курсе, — тихо, почти не разжимая губ, ответил Амадео. — Не все надзиратели добросовестно выполняют свою работу.

Роджерс на мгновение сильнее стиснул его локоть. Затем, ни слова не говоря, разжал пальцы.

Когда Амадео зашел в камеру, он склонился над замком, делая вид, что проверяет его, и тихо произнес:

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Солитарио.

Тот едва заметно кивнул.