Кто верит, тот всегда остаётся в дураках.
Полосатый камешек переходил из рук в руки. Мои коллеги поцокивали языками и качали головами, как китайские болванчики. Кто-то даже попробовал камешек на зуб. И у всех на лицах было такое странное выражение… Нечто среднее между завистью и детским восторгом.
— Так скажет мне кто-нибудь, что происходит? — настойчиво переспросил я.
— Ну… Кроме того, что ты нарушил все мыслимые правила, не сдав в шлюзе свою находку… — с долей язвительности протянула Лада.
— Да толку сдавать-то? — усмехнулся Папай.
— Может это все пустые байки, — Лада дернула плечом.
— Так мы как раз можем это проверить! — Папай подмигнул мне и подбросил плоскую полосатую гальку на руке как монету. — Слушай, Клим, выйди сейчас на улицу… Прогуляйся до волейбольной площадки, скажем…
— Не понял… — нахмурился я.
— Не спрашивай, так надо, — он сжал камень в кулаке. — Это научный эксперимент!
— Ладно, — я пожал плечами, посмотрел на Женьку. Она ответила мне удивленным же взглядом. Я встал со своего места и под заинтересованное молчание направился к выходу. Открыл внешнюю дверь. Поежился. Надо было что-то накинуть все-таки. Погода совсем испортилась, с неба сыпалась острая снежная крупа. Острыми ледяными иголочками впивалась в кожу. Промозглый ветер забирался под рубашку. Руки моментально замерзли. Я зажал их под мышками и зашагал по диагональной тропинке к деревьям. Быстро перешел на бег, идти пешком было холодно.
Домчал до площадки. Остановился у натянутой через нее сетки. Попрыгал, похлопал себя по бокам. Долго мне тут находиться надо, интересно?
Хм… А это еще что?
Я почувствовал в заднем кармане штанов какое-то шевеление. Сунул туда руку, нащупал бархатистую поверхность. Вытащил фиолетово-зеленый полосатый камешек. Похлопал глазами недоуменно. Он же был у Папая, как он здесь оказался?
Порыв ветра швырнул мне в лицо горсть ледяной крупы.
Твою мать…
Я рванул обратно к корпусу. Сжав теплый «полосатик» в руке. Пальцы сразу согрелись.
Интересное дело. Это как неразменный пятак, получается?
Влетел обратно в кают-компанию, чуть запыхавшись. Продемонстрировал «полосатик» всем.
— Вот видишь, никакие не враки! — Папай оскалился в радостной улыбке. Лада посмотрела на меня исподлобья и отвернулась.
— Типа, ни отдать, ни потерять я эту штуку не могу, да? — спросил я.
— Раз на этот счет не врали, значит и про все остальное может быть правда… — задумчиво проговорил парень из самого темного угла. Один из «Крабов».
Тут все заговорили разом. Каждый торопился вывалить свою версию байки про «полосатики». Из всего этого гвалта мне удалось вычленить несколько моментов. Такие штуки находили в самом начале практически все, кто заходил в «тридцать вторую». Их попытались изъять, чтобы изучить, но получалось очень так себе — как только владелец камешка отходил от него на некое расстояние, «полосатик» волшебным образом телепортировался обратно к нему. Это свойство тут же кинулись исследовать, выяснили, что радиус действия в каждом случае разный, у одного человека он около трех метров, у некоторых других больше. Но в целом — километр максимум. Причем долго он с собой так экспериментировать не давал — где-то на третьем отъеме у владельца начинала сбоить измерительная техника, иногда очень опасно сбоить, до полной поломки без возможности восстановления. Кроме этого, «полосатики» предупреждали своего владельца о смертельной опасности. А в случае смерти — камень просто чернел и превращался в кусок обычного каменного угля.
Из недоказанных свойств, проходящих по разряду «байки» были особые способности, которые «полосатики» давали своим владельцам. Типа возможности связываться с другими владельцами «полосатиков», но только на территории «тридцать второй». Пугалочка, связанная с ними, тоже была. Никого из тех, кто их нашел, в настоящий момент не осталось в живых.
— Летяга про них точно больше знает, — сказал Папай. — С ним поболтай, он тебе такого понарасскажет.
— И не говори никому из начальства, — посоветовал тот самый парень из «Крабов».
— Почему? — спросил я. Хм, а ведь реально странно. Мы с Женькой когда вышли из «тридцать второй», то сдали дисциплинированно свой урожай брыков, а про эти «полосатики» синхронно промолчали. Даже в голову ведь не пришло их сдавать. Будто это была не находка, имеющая научное значение, а что-то такое… Такое… В инструкции черным по белому сказано, что носить при себе что-то из «тридцать второй» категорически запрещено. Что весь «хабар» подлежит учету и контролю. И это было так же незыблемо, как и «синее — не трогать». Это правило знали не только те, кто здесь работает, но и вообще все. Про это говорилось вслух, про это писали в книгах, газетах и журналах. Везде, где хоть как-то упоминалась наша работа. Мол, все находки проходят тщательное обследование на предмет безопасности использования, и все такое. А тут получилось, что у нас в мозгах как будто кто-то выключил это правило.
Я поежился.
Неприятно осознавать, что кто-то или что-то может вот так легко манипулировать моим поведением…
Плюшка завибрировала.
Я машинально поднял руку и посмотрел на экран.
Пробежал глазами зеленые буковки.
«Привет, Клим! Напоминаю тебе, что сегодня в двадцать-ноль-ноль у тебя первый сеанс. Дарья».
Сеанс? Что за… Ох, совсем забыл же! «Полосатик» меня отвлек. Мне же полагается развивать свои «внетелесные способности». И даже расписание какое-то пришло еще до нашей «охоты за брыками», только смотреть на него было некогда.
Посмотрел на часы. Без десяти восемь.
Плюшка зажужжала напоминанием. Мол, через десять минут сеанс у психолога.
Я снова встал. Подавил желание сунуть руку в карман и потрогать бархатный бок загадочного «полосатика». На самом деле, у меня по его поводу была куча вопросов еще. Я точно помнил, что взял их несколько, но в кармане почему-то нашел только один. Куда остальные делись? Вернулись в кучку? Удалось ли прервать связь между носителем и «полосатиком»? Пробовали ли его распилить или что-то подобное?
Впрочем, я лучше завтра с Эмилем поговорю на эту тему. Как раз неплохо бы напарника навестить в больничке и узнать, как у него дела.
— Ты куда? — чуть испуганно спросила Женька.
— Да надо сбегать в одну тайную комнату, — криво ухмыльнулся я. — Только для мальчиков.
Не признаваться же, что у меня сеанс у психолога, в самом деле!
Я вытер взмокший лоб и откинулся на спинку стула.
— Не могу, — вынужденно признался я. — Не получается…
— Нет можешь, — безжалостно возразила дарья. — График М-активности говорит, что можешь. Сосредоточься…
— Да я уже час тут корячусь! — вспылил я и посмотрел на часы. Прошло всего семь минут. А устал я так, будто восемь часов вагоны разгружал. Я снова посмотрел на кучку рваных бумажек под стеклянным колпаком в центре стола. Так. Я кучу раз видел в кино, как всякие экстрасенсы делают это. Пристально смотрят, морщат лоб, и бумажки начинают плясать замысловатый танец. Я наморщил лоб, и тут же присоска датчика с моего виска отклеилась и отпала.
— Клим, тебе просто что-то мешает, — мягко сказала Дарья, возвращая датчик на место. — Подумай про… Ну например, про подтягивание. У тебя с первого раза получилось?
— Эээ… — задумался я. — Вот так вопрос! Я уже даже не помню, как это было. Когда-то в дремучем детстве во дворе на турнике. Кажется да, с первого раза.
— А теперь подумай, почему, — Дарья снова уселась за свой громоздкий пульт.
— Все подтягивались, и я подтянулся, — я прикусил губу и снова посмотрел на кучку бумажек.
— Думаешь, если кто-то предварительно тебе покажет, что упражнение реальное, ты сможешь его повторить? — спросила Дарья.
— Думаю, да, — я медленно кивнул. А неприятное открытие… Получается, что я только могу вслед за кем-то повторять, а сам по себе ни на что не способен? Не первопроходец, а чистый исполнитель? Так, стоп! — Не надо мне показывать. Еще раз попробую.
Я уставился на кучку рваной бумаги. Это была просто какая-то старая распечатка. Дарья при мне взяла ее из лотка, порвала на кусочки и накрыла стеклянным колпаком. Это просто бесполезная бумажка. Или? Может, она намеренно сделала вид, что не имеет никакого значения то, что на ней напечатано? Я вспомнил игру «пароль — отзыв», когда какие-то ее ничего не значащие фразы вызывали во мне все эти странные реакции… Может и сейчас, если внимательно присмотреться к буквам, то что-то получится?
Я вытянул шею, пытаясь прочитать слова на том обрывке, который мне был лучше видно. «…веления… усма… оридоное… ться…» Да, блин!
Я подался вперед. Обрывки бумаги под колпаком пришли в движение, будто их зашевелил сквозняк. «…тропос… умеранга… трево…»
Клочки бумаги задвигались активнее. Потом вдруг взлетели и закружились, как кусочки пенопласта в «снежном шаре». Пуфф! И вместо кучи клочков под колпаком скрутился в трубочку совершенно целый лист бумаги.
— Упс… — я вздрогнул. — Это как так получилось?
— Потрясающе! — пробормотала Дарья. — Вообще-то достаточно было просто заставить их двигаться, я даже не думала, что…
— Имело значение то, что на них напечатано? — спросил я.
— Что? — Дарья встрепенулась и оторвала взгляд от своих мониторов. — Нет, это просто… Подожди секунду.
Она встала, подошла ко мне и взяла мою руку за запястье. На некоторое время замерла. Пульс мне измеряет, что ли? Неужели датчики с такой ерундой не справляются?
— Прости, надо было проверить, — сказал она и отпустила мою руку. — Думала, может аппарат сбоит.
— А что такое? — забеспокоился я.
— Ничего-ничего, все в порядке, продолжаем, — Даша снова уселась в кресло. — Сейчас я буду показывать тебе карточки, а тебе нужно будет сказать мне, что на них изображено, не используя речевой аппарат.
— Телепатически передать? — усмехнулся я.
Она не ответила. Просто показала мне картонку, на которой был изображен медведь. Обычный такой мультяшный медведь, как из детской книжки. С корзинкой с яблоками.
Пффф…
И как это вообще должно работать?
Я снова наморщил лоб, потом поймал себя на этом и заставил себя расслабиться. Вряд ли «внетелесные способности» будут работать лучше, если я буду пучить глаза и изо всех сил тужиться. А как нужно?
Ну вот опять это же самое! Я почувствовал досаду. Мне опять хочется, чтобы кто-то сначала мне показал, чтобы я мог повторить.
С одной стороны, логично. Меня же, вроде как, учат новым навыкам. А значит у этих скиллов уже есть какой-то отработанный алгоритм. Как с тем же подтягиванием. Пока не допетришь, что вверх тебя поднимают не руки, а мышцы спины, хрен у тебя что получится. Но это я сейчас понимаю. Но тогда, в самый первый раз, когда я подпрыгнул и ухватился руками за холодную перекладину, я не знал, что и как нужно делать. Просто…
Просто…
Ни хрена не просто!
С телепатией у меня ничего не получилось в этот раз. Дарья промучила меня минут десять и отложила в сторону карточки. И поставила передо мной огарок свечи.
— Слушай меня внимательно, — сказала она. — Тебе не нужно сейчас пытаться ее поджечь или расплавить. Просто на этом упражнении свеча показала себя наилучшим инструментом фиксации. Смотри на свечу, сконцентрируйся на ней. Постарайся не видеть вокруг ничего, кроме нее.
Она говорила. Говорила. Ее волнующее контральто обволакивало мой рассудок, как будто укрывало теплым пуховым одеялом. Я смотрел на огарок свечки на крохотном блюдце. Странная тарелочка, будто от кукольной посудки. С такими еще девчонки во дворе устраивали чаепитие для своих кукол. И свечка такая… Сероватая. Такие лежали в ящике кухонного стола. А рядом — коробок спичек. Чтобы все знали, где их искать на тот случай, если отключат электричество. От длинной хозяйственной свечки осталась едва ли четверть. С одного бока парафин был проплавлен сильнее. Фитиль коротенький совсем, если попытаться поджечь, то пламя будет крохотным, может даже с первого раза не разгорится. Надо будет чуть-чуть подержать свечку боком над спичкой, чтобы вытопить лишний парафин. А, понятно теперь, почему там проплавлено… Фитиль всегда отламывается, и его каждый раз вот так разжигают…
— Отлично! — сказала Дарья. От неожиданности я дернулся. И как будто ослеп. Что за черт?
Не сразу сообразил, что с моими глазами все в порядке, просто в комнате — кромешная тьма. Вот только я не заметил, когда именно свет выключился. Был занят. Разглядывал свечку.
— Я что, видел в темноте? — спросил я, когда матовые шары под потолком снова засветились.
— Да, — подтвердила Дарья. — С очень хорошими показателями.
— И что это значит? — я поерзал, разминая чуть затекшую от неудобного стула спину.
— Значит, что повторить ты это сможешь не только в условиях эксперимента, — сказала она. Пульт перед ней мелодично пискнул. — Хочешь попробовать без транса?
— Хочу! — азартно согласился я.
На то, чтобы самостоятельно включить ночное зрение, у меня ушло минут десять. Но к концу нашего занятия я уже мог вполне сносно имитировать взглядом луч фонарика, выхватывая из мрака этакий «конус видимости». Дарья сказала, что полный режим ночного зрения можно натренировать, если как можно чаще повторять это упражнение.
— А почему именно свечка? — спросил я.
— Понимаешь, Клим, мы пока что точно не знаем, на каком «бензине» работают метапсихические способности, — помявшись, сказала она. Свечка получилась методом, можно сказать, научного тыка. Как самый первый и яркий образ… хм… осветительного прибора.
— Может быть, это генетическая память срабатывает? — усмехнулся я.
— Может быть и так, — серьезно кивнула Даша. — И не надо ухмыляться, я нисколько не шучу. На тренировках не раз бывало, что испытуемые вспоминали какие-то вещи из дремучего прошлого, чуть ли не из каменного века. Образы были настолько яркими, что их даже ментоскоп улавливал.
— Ментоскоп? Это что за штука такая? — спросил я. — А, хотя дурацкий вопрос. Штука, которая может мысли визуализировать, да?
— Лет двадцать назад им в психиатрии увлекались, — Дарья встала и принялась снимать с меня многочисленные присоски и датчики. — Но сейчас они все больше просто на складах пылятся. Как предмет сомнительной полезности.
— Странно даже, — хмыкнул я. — Интересно же!
— Вот только дальше интереса дело никуда не продвинулось, — Дарья пожала плечами. — Практического смысла в ментоскопе так и не нашлось. Игрушка скорее. Иногда нужная вещь, но в большинстве случаев можно обойтись и другими методами. Так и у нас, — Дарья отключила все проводки и сложила их в коробочку. Оборудование выглядело довольно дремучим, конечно. Прямо как в какие-нибудь пятидесятые годы двадцатого века. Так себе сочеталось с наносканерами в каждом магазине. — Некоторые испытуемые показывали мыслеобразы из далекого прошлого. Вот только достоверно определить, воспоминания это или сконструированная на основании собственной фантазии картинка, так и не удалось.
— А на мне мы такое будем пробовать? — спросил я, встал и потянулся.
— Обязательно! — усмехнулась Дарья. — Ну что, больше тебе наши сеансы не кажутся бессмысленной говорильней?
Я помотал головой и понял, что расплываюсь в счастливой улыбке. Такое детское счастье накатило, будто я попал сейчас в то самое светлое будущее, которое представлял себе, когда был первоклашкой. Может дело было как раз в этих самых «старорежимных» измерительных приборах и пульте с кучей каких-то тумблеров и кнопок?
Я медленно шел по коридору к своей комнате. Свет уже был приглушен в состояние «скоро отбой, готовимся ко сну». Я обдумывал, готов я еще какое-то время посидеть в кают-компании и потрепаться с ребятами, или сегодня лучше все-таки лечь спать пораньше, не пренебрегая рекомендованными нормами?
Пожалуй, второе. Я решительно направился к своей комнате.
Замер перед дверью. Из щели торчал свернутый вчетверо листок бумаги.