Завидев на противоположной стороне улицы мужчину в шахтерской робе, Сергей перебежал через дорогу. Тот объяснил, как попасть в автопарк: спуститься по улице Космонавтов до Геологической, а там свернуть на Парковую… Алена слышала их разговор и подошла, когда Сергей остался один.

— Я с тобой. — Предупреждая бесполезные возражения, оглянулась на окна и потянула его за руку. — Идем! Мы же здесь, не уезжаем?

* * *

В проходной автопарка Сергей уговорил ее подождать. Сам беспрепятственно прошагал через ворота и, лавируя между ревущими на холостых оборотах. МАЗами, к мастерским.

Здесь было тише, просторней. Под высокими, в два ряда навесами сиротливо горбились несколько раскуроченных машин. Николая Сергей нашел у самой последней, из-под которой высовывались чьи-то малоподвижные сапоги и время от времени слышался ворчливый голос. Николай был, как и слесаря, в комбинезоне; но, свежевыстиранный, без лишней складки комбинезон его можно было выставлять как образец в магазине «Рабочая одежда».

Заложив руки за спину и слегка расставив ноги, он флегматично покачивался над кирзовыми сапогами, и Сергею захотелось потревожить его негромким, сонным бормотанием лягушки… Но в деловом шуме работ голоса Никодимова озера не звучали.

Когда Николай увидел Сергея, короткое недоумение в лице его сменилось всегдашней маской умника-интеллигента.

― Бензин понадобился для зажигалки или серьезней что?

― Нет, ничего. Ходил рядом, заглянул… — Сергей не утруждал себя поисками объяснения. У него была пока единственная задача — любыми средствами лишить их равновесия, заставить бояться его… Спросил: — Костя на работе?.. А Галина ваша?

Маска благородного высокомерия упала с лица Николая: взгляд его заострился, на скулах обозначились напряженные желваки.

― Знаешь что! Я еще вчера заметил: косишься на меня… Давай напрямую! Если ты за своего дружка хлопочешь, так зря тратишь энергию: у меня с Галиной ничего нет. У меня жена и дочка; в доме Кости я третий или четвертый раз. Не знаю, что вам с Лешкой снится, но, если услышу сплетню, когда приедет жена…

От неожиданности Сергей даже растерялся.

― Смотрите, чтоб жена не приехала последним автобусом. А то узнает, где вы ночуете. Не путайте комнаты, когда будете там в пятый или шестой раз! — посоветовал он уже со значительного расстояния и поспешил затеряться в лабиринте машин.

Испуганная, с отвисшей челюстью физиономия Николая была его единственным утешением.

Заглянул в низенькое, похожее на щель окошко проходной. Смазливая, лет семнадцати-восемнадцати девчонка, морщась от боли, старалась уложить две черные пряди на висках, чтобы они торчали серпами как можно дальше вперед.

― Простите… — Сергей постучал ногой в стенку. — Скажите, пожалуйста, фамилию Николая.

Девчонка вполне симпатично растерялась.

― Какого Николая?..

Сергей объяснил ей, как мог.

― A-а! Николая Егоровича! — обрадовалась девчонка. — Что вас интересует?

― Меня интересует его семейное положение.

Девчонка долго хохотала, потом строго заметила:

― Его жена — начальник технического отдела в правлении. И она сейчас в Монголии.

― Ну вот… — сказал Сергей. Она скоро приезжает, а вы заигрываете с ним! — И, уходя, слышал заливистый смех девчонки. Ошибся. Надо бы сказать: «Он заигрывает с вами…» — оно б вернее.

― Веселенькая история, — сообщил он Алене, выйдя за проходную.

― Ты знаешь, я вспомнила: в Кирасировке дядька есть, кузнец, хромой и рыжий, — сказала Алена.

― Да?.. — рассеянно переспросил Сергей. — Ладно, посмотрим. Зайдем еще в одно место. Тут у меня получилось не совсем лады…

* * *

Гостиница рудника представляла собой крохотный домик на отшибе со скворечником, телеантенной и высокой печной трубой на крыше.

Три глухие двери с лестничной площадки, судя по всему, вели в номера. Четвертую скрывала тонкая ситцевая простыня со смазанным гостиничным штемпелем. Сергей отодвинул ее и, поманив за собой Алену, через небольшой коридорчик попал в кубовую. Справа над цинковым корытом сверкали корабельной медью краны для умывания, в углу жарко пыхтел титан. Какая-то бабка в платке и черном дерматиновом фартуке поверх белого халата подметала шваброй цементный пол.

Сергей поздоровался.

― Нам бы начальника — кто заведует гостиницей.

― Хозяйку? — переспросила бабка, тыльной стороной ладони утирая лоб и собирая веселые морщины в уголках глаз. — Я хозяйка и есть! Никак на постой хотите?

― Нет, спасибо… — растерянно поблагодарил Сергей. — Нам об одном человеке справиться. Анатолием Леонидовичем его зовут.

― Фамилия как? — уточнила бабка, с готовностью отставляя швабру, и, открыв похожий на аптечку шкафчик в стене, извлекла амбарную книгу. Помимо книги, там были еще пузырек с чернилами и деревянная, в фиолетовых разводах ручка. Тумбочка у стены, под шкафчиком, служила хозяйке столом. Здесь был, судя по всему, не только умывальник, но и ее рабочий кабинет.

— Фамилию мы не знаем, — вмешалась Алена. — Зовут Анатолием Леонидовичем. Посмотрите, пожалуйста.

― Посмотрим… — деловито ответила хозяйка, близоруко листая книгу. — Тут у меня все, как в бухгалтерии. А-лэ, значит? А-лэ, А-лэ… Ага! Фамилия — Рагозин… Откедова? Из Байдука…

― Далеко это от Свинуш? — нетерпеливо спросил Сергей.

― Байдук-то? Да нет! Байдук, Свинуши, Белогорск — это все одно, рядом здесь. А Рагозину-то передать хочете что-нибудь или сказать: мол, были? Сказать, что ль?

― Как хотите, — ответил Сергей. — Ему это не интересно.

― Ай-яй! — воскликнула бабка. — Сказать-то уж я ничего не скажу: это я завтревом отметила ему, а уехал он сегодня небось. С этими командированными беда: тому назад отметь, тому — вперед, мое дело — пиши знай!

― А приехал он когда? — спросил Сергей.

Бабка задумалась.

― Приехал… Да в субботу никак. — Заглянула в книгу. — Ну да, позавчера!

― Он же у вас не ночевал, — заметил Сергей. — Он у нас ночевал.

― Сегодня?! — удивилась бабка. — С вечера был, утром был… — И махнула рукой. — А кто их знает: ночами шлендают, может!

― Да нет, не сегодня — вчера, — успокоил ее Сергей.

― Вчерась? Вчерась-то да! — согласилась бабка. — Веселенький пришел! Сродственник никак?

― Родственник, — сказала Алена. — Спасибо вам. Мы думали, он еще не уехал.

На улице, отойдя на приличное расстояние от гостиницы, Сергей неожиданно захохотал.

― Ты что? — испугалась Алена.

― Психоз… А что делать? — объяснил Сергей. — Ведь чокнуться можно. Новости у нас каждый час, а интересных нет.

Алена, сдвинув брови, ничего не сказала на это.

* * *

Дальнейшие события развивались гораздо быстрее, чем даже хотел бы Сергей. Он соврал Алене, когда говорил, что никаких планов у него нет. Какая-никакая программа была у него. Но теперь уже не он, а обстоятельства начали диктовать ему свои условия.

Лешка очнулся, пока они ходили в гостиницу, в автопарк. Потом выяснилось, что он еще накануне пришел в себя, но врачи, сбивая нервное напряжение, вводили ему наркотик. Так что последние сутки Лешка, по существу, спал.

На подходе к дому тетки Натальи Сергей и Алена приубавили шаг. И оба, едва войдя в калитку, догадались, что произошло.

Тетки Валентины Макаровны дома не было. Хозяйка встретила их, умытая, причесанная, заулыбалась, перебирая на груди тугую девчоночью косу.

― Давно? — только и спросил Сергей.

― Да никак минут пятнадцать-двадцать! — весело пропела тетка Наталья, не удивляясь его сообразительности. — В аккурат попадете! Валюшка тама, однако. Бегите!

Но Сергей и Алена не побежали, а, угнетенные чувством непоправимой ошибки, подошли и остановились на больничном крыльце, как бедные родственники, — чужие, необязательные Лешке.

Пока напяливали халаты в вестибюле, из коридора выпорхнула Галина, легкая, сияющая.

― Ой, наконец-то вы! Куда вы пропали, Оля?! — Влажные глаза ее лучились в солнечном свете и казались прозрачными, словно бы голубизна окрашивала их не снаружи, а откуда-то изнутри. Умела она — ничего не скажешь — следить за собой и даже халат с чужого плеча умудрилась обернуть вокруг себя так, что он лишь подчеркивал изящество фигуры. — До чего я рада!

― Как он там?.. — спросила Алена, чтобы не молчать в ответ.

― Чудесно, Оленька! Все обошлось как нельзя хорошо! На днях, а может, даже завтра его выпишут!

― Тетя Валя у него?

― Нет, там сейчас никого! — радостно сообщила Галина, раздергивая обеими руками поясок за спиной. — Тетя Валя побежала к знакомым в магазин — он же ничего не ел все дни! Я пойду посмотрю дома! Хоть пару лимонов! А вы побудьте, — он ждет вас!

― Мы побудем, — сказала Алена.

― Ну, конечно, Оленька! Спасибо тебе!

Передав халат сестре-хозяйке, Галина умчалась, расточая энергию каждым взглядом, каждым движением, почти счастливая.

От вестибюля до Лешкиной палаты двадцать шагов. Сергей и Алена задержались, прежде чем сделать их. На полу в солнечном квадрате окна грелась неведомо как залетевшая в коридор бабочка. Алена машинально оправила халат за спиной, глянула на Сергея.

― Я боялась, они ему что-нибудь сделают…

Сергей пожал плечами. Это ему не приходило в голову, хотя он должен был предусмотреть и такую возможность. Алена договорила, будто оправдываясь:

― Сама боялась — и сама же сотворила глупость…

Сергей знал, какую глупость она имеет в виду: не нужно было сводить Галину с теткой Валентиной Макаровной. Успокоил:

― Так и так они успели бы раньше. — Вспугнув бабочку, он первым ступил в солнечный квадрат на полу. Но, перехватив испытующий взгляд Алены, задержался. И в который уже раз повторил с ударением: — Твое дело сторона, Алена. Поняла?

Она кивнула. Но поняла или не поняла — трудно сказать.

* * *

Если раньше при входе в палату подавляла заупокойная белизна простыней, стен, салфеток, теперь сразу приковывали к себе внимание живые карие глаза Лешки. Повязка на голове его была аккуратнее прежней, и густая, модно-живописная челка лежала поверх бинта. Волосы у Лешки, как у всей родни, кроме Алены, были светлые, немножко волнистые, и он сумел отпустить себе прическу под битлза, как у Владислава. Сергей пытался отрастить такую же, но в сосновских школах длинные волосы были пока вне закона.

Лешка ждал их. И взгляд его был обращен к двери. Но что-то в этом его открытом, всегда бесшабашном взгляде настораживало, как бы предупреждая или предостерегая от чего-нибудь. Он ждал их, но рад был, что они здесь, или прикидывался обрадованным?.. И улыбка его была неопределенной.

Через приоткрытое окно свободно входил запах кедров, полыни, свежего сена, и палата перестала быть замкнутым миром, какой воспринималась накануне.

Всего на одну секунду замешкались у дверей Сергей и Алена. Но в эту короткую секунду уже что-то было сделано не так. Сергей поймал себя на мысли, до чего просто началась бы их встреча в любое другое время… Он влетел бы и, еще не закрыв за собой двери, поприветствовал: «Салют!» — «Салют!» ― ухмыльнулся бы в ответ Лешка. А потом… Какие бы слова ни шли на ум — все были бы к месту, какие бы жесты ни прорывались — все кстати. А на этот раз он готовился войти именно так: легко, непринужденно, и потому, наверное, ничего не получилось.

Состояние Алены было таким же, но она первой нарушила непредвиденную паузу.

― Здравствуй! — Подавая руку, шагнула между кроватями.

Это разгипнотизировало Лешку. Отбросив на грудь одеяло, он вытащил из-под головы и прислонил к спинке кровати подушку, сел. Лицо его на минуту оживила всегдашняя озорная веселость. Но заговорил он и засуетился немножко больше, чем следовало.

― Здравствуй, Алена! — Тряхнул ей руку, подобрал под себя одеяло. — Садись! — Тряхнул руку Сергея. — Привет! — Оглянулся. — Ты тоже… На табурет или вот сюда! — Показал головой на койку рядом. — Располагайся! Тут я один, как министр! Садитесь кто куда!..

На койку, что рядом, отогнув одеяло и верхнюю простыню, села Алена; подобрав ноги и стиснув ладони коленями, села осторожно, чтобы не смять постели, — на самый краешек. Сергей хотел пристроиться рядом с ней, но почему-то решил, что будет нечестно сидеть вдвоем против одного Лешки. Отошел и облокотился на спинку кровати, где в жестяной рамке висела изломанная кривая чьей-то за много дней температуры.

― Я вас ждал! Как узнал, что приехали! Думал, попозже нагрянете! — продолжал между тем Лешка. — Ну да и правильно, что вы уже здесь! Плохо, что не встретил, но тут я не виноват. Надо же, какая оказия! — Глядя то на Алену, то на Сергея, он обращался к обоим сразу. — Как дошколенок сопливый! Открыл глаза: что, откуда — не пойму! Кровати, стены… Пока сообразил, что в покойницкой! — Лешка засмеялся. — Хотел через окно рвануть! Вы молодчики, что прикатили! Я это быстро — отсюда! Куда вы забрели с самого утра?..

Было стыдно смотреть на Лешку, понимая его попытку замаскировать натянутость. И не по-товарищески было молчать, когда он чешет напропалую, стараясь придать хоть видимость оживления… Но и прикидываться тоже было стыдно.

― Мы вниз ходили, к центру… — сказал Сергей.

― Валентина Макаровна с тетей Натальей занялись прическами, а нас выгнали… — соврала Алена. И слышать это от нее было тоже неприятно сейчас. Внешне Алена сохраняла обычное выражение лица. Но оно казалось остановившимся в каждой черточке, неживым.

― Мать думала, концы отдам! Ну, это рано меня!.. Я еще покуролесить собираюсь! Если б не застали с утра, я бы в окно деру дал! Нашел тут какие-то подштанники… Теперь уж ладно, до завтра…

Лешка замолчал. И стало до чертиков понятно, как необходимо было, чтобы он говорил! О чем угодно! Пока не пройдут хоть эти первые неуютные минуты. Лешка замолчал, а мгновение спустя уже поздно было начинать все сначала. Они глядели друг на друга, каждый по-своему фальшивя во взглядах, и молчание сразу затянулось. В палате воцарилась оцепенелая тишина и сделалась тревожной, как стрекот сверчка под окном. Приветливая улыбка медленно сошла с Лешкиного лица, в уголках губ затвердела жесткость.

― Вы что, тоже хоронить меня собрались?.. — спросил он. И в голосе его был вызов.

― Просто непривычно тут… — слицемерил Сергей.

― Ты похудел, — сказала Алена. — Как ты себя чувствуешь?

― Что мне сделается? — без улыбки ответил Лешка. — Я еще пятерых переживу! — И опять он сказал это вызывающе, словно перед ним были его недруги.

Держа сомкнутые ладони между колен, отчего казалась меньше и слабее, чем была на самом деле, Алена спросила, не поведя бровью в ответ на его вызов:

― Что с тобой было?.. Что там произошло ночью?

Лешка удивленно хмыкнул. Преувеличенно удивленно посмотрел на нее, подтягивая и машинально расправляя на животе простыню. В отворотах белой рубашки проглядывала ша загорелой груди тоненькая цепочка, на каких носят медальоны.

― Что там могло произойти?! Хохотнул. — И на старуху бывает проруха! Хотел ставить перемет — раздумал, решил утречком наживить. Отошел уже далеко — гляжу, светится бабкина усадьба! Ну, я и ходу! Мне, сами знаете, — заметил Лешка, — никакого смысла рядом быть! Ну а уж на что налетел, как лбом врезался — все в тумане!

Алена перевела взгляд на Сергея, а тот посмотрел в сторону, на дверь. Тяжело, оказывается, когда в глаза тебе, не напрягаясь, легко, беззастенчиво лжет человек, который вчера еще был, да и остается, наверно, твоим другом.

― Чего вы какие-то?! — Лешка приподнялся на локтях. — Как будто я что украл у вас! Что вы киснете?! Виноват я в чем?.. Говорите! — Перехватил взгляд Сергея. — Это?.. — Вытащил и показал на ладони медальон. — Это подарок… От человека, который дороже всех мне. Но это не относится… ― Посмотрел исподлобья. — Ждал вас, а вы как не рады, что Лешка прочухался…

― Почему?.. — Брови Алены дрогнули к переносице. — Тебе кажется. Мы рады, что у тебя все хорошо. Правда? — спросила она у Сергея.

― Познакомились мы тут с твоими друзьями, — сказал Сергей, принципиально не смягчая Лешкину резкость.

― Ну! — сказал Лешка.

― Ничего. Выпили, поболтали. Поплакали, повеселились, — сказал Сергей. Лешка откинулся на подушки. Глядя в потолок, запахнул рубаху на медальоне.

― Галка рассказывала… Говорит, были на дне рождения… И тоже, говорит, какие-то вы… Люди к вам по-хорошему, как к моим друзьям… Что они вам плохого сделали?..

― А разве мы их обидели? — спросила Алена, одним быстрым взглядом предупредив намерение Сергея сказать что-то. — Мы в очень хороших отношениях с Галей!..

Лешка опять сел в кровати. Лицо его обмякло, растерянный взгляд скользнул по сторонам.

― Курить хочется… — виновато объяснил он Сергею, пошарив неуверенными руками сначала под подушкой, потом в тумбочке, чтобы скрыть заигравший на щеках румянец.

― Я сейчас принесу… — Сергей шагнул к выходу, чтобы не испытывать на себе деревянного спокойствия Алены, что появилось и закостенело в ее лице после того, как она сказала: «Мы в хороших отношениях с Галей», — он все толковал по-своему.

― Куда ты, Серега?! — потянулся за ним Лешка.

― Я принесу тебе закурить.

― Не надо! Галка принесет сейчас…

― Я спрошу у кого-нибудь и принесу одну сигарету, — повторил Сергей. Подумал: надо предупредить Алену, чтобы молчала… Но как это сказать взглядом?

Вышел в вестибюль, снял и скомкал в руках халат. Сестры-хозяйки в вестибюле не было. Он вышел с халатом в руках за дверь и сел на ступеньку, равнодушно думая, что в конце концов ему безразлично, какой там состоится разговор и что дальше…

Его могли видеть из окна дома Галины, но улица в один и другой конец, аж до кедровника, была до уныния пустынна, какой бывает в жаркую страдную пору лишь Никодимовка.

* * *

Все было глупо. Он мог не уходить: впоследствии он так и так будет вынужден присутствовать почти при таком же разговоре, при тех же сценах… Когда дверь за Сергеем закрылась, Лешка опять откинулся на подушку и, неприметно усмехнувшись одним уголком рта, долго вприщур глядел на Алену.

За окном безостановочно надрывался сверчок.

― Чего он рванул? — спросил Лешка.

― Пошел за сигаретами для тебя, — сказала Алена.

Лешка отвернулся, посмотрел в потолок.

― Я сказал, что Галка принесет, он убежал не поэтому. — В отсутствие Сергея к нему возвратилось обычное самообладание. И ненадолго он стал тем Лешкой, предельно уверенным в себе, чуточку нахальным, которого знала Алена.

― Куда он пошел — это его дело. Ты не рад, что мы приехали, и потому злишься на него. Ты просто боишься нас, Лешка.

― В письмах ты называла меня — Леша…

― В письмах, за глаза я всех называю правильно, — сказала Алена.

Вытянув руки над головой и крепко захватив спинку кровати, Лешка подтянулся, напрягая мускулы.

― А мне это все равно! Как меня называют: Лешка или Леша… И с какой стати я буду бояться вас?

Алена потерла сомкнутыми пальцами правой руки пальцы левой.

― Я прочитала твой дневник, Лешка…

Он сразу вскинулся от подушек.



― Где ты нашла?! Кто тебе его дал?! Зачем ты это сделала?! — Дыхание его сорвалось.

― Не пугайся, — сказала Алена. — Там же нет ничего особенного. Я запомнила, правда, что только последняя любовь женщины может удовлетворить первую любовь мужчины… Это верно?

Белый как полотно Лешка сказал в лицо ей:

― Это по-жульнически, это нечестно, из-за спины… Это подло!

― Знаю. — Алена кивнула. — Может, ты и прав… Но нам нужно было…

Он перебил ее:

― Серега тоже читал?!

― Да, — сказала Алена. — Только он не виноват. Это я заставила его…

Лешка снова не дал ей договорить.

― Вы… предатели! — почти выкрикнул он сорвавшимся голосом. — Вы шпионы!

― Если бы мы знали, что ты скоро выздоровеешь…

Опять перебивая ее Лешка захохотал. Но не своим — искусственным смехом.

― Они надеялись, что я сдохну!

Алена повторила, шевельнув изогнутыми бровями:

― Если бы знали, что ты скоро выздоровеешь, мы бы не тронули твоей тетради. Но ты лежал без сознания, а мы хотели понять, что случилось в усадьбе.

― И вы начали шарить в чужих столах! — криво усмехнулся Лешка, снова укладываясь на подушку, и до подбородка натянул одеяло. — Им нужно было узнать! А что там могло случиться, в усадьбе?! Или я заранее мог догадаться, что она сгорит?!

― Не сердись, Лешка. Ты не мог догадаться, что она сгорит. Но ты догадывался о другом, и это мы узнали из дневника… Ты не был спокоен, когда писал его. Ты все время чего-то боялся, ты ждал неприятностей. Каких?

Лешка вернул себе некоторое самообладание, но лихорадочный блеск в глазах не угас.

― Ты плетешь такую чепуху, что не хочется говорить. Надо же! Залезать человеку в душу, а потом расспрашивать его: как да почему? Психологи! — Сверчок во дворе переместился ближе к окну, и Лешка не выдержал. Рванулся, чтобы захлопнуть раму, не дотянулся. Прикрикнул на Алену: — Закрой!

Алена встала, медленно, на обе створки запахнула окно и даже опустила шпингалет.

Голос неутомимого сверчка стих за окном. И как бы только теперь они оказались один на один, замкнутые в четырех белых стенах.

― Каждый вычитывает, что ему нравится, — сказал Лешка. — Не приписывайте мне своих бабьих слезливостей. — Передразнил: — Чего-то боялся я, чего-то беспокоился…

Алена не возвратилась на свое прежнее место, а, тоже бледная, осталась напротив, у стены.

― Я тебе, Лешка, ничего не приписываю. Но мы знаем, что ночью, когда ты… упал, в усадьбе, кроме тебя, были еще люди.

Именно в эту минуту, чтобы слова Алены остались без ответа, нужно было ворваться тетке Валентине Макаровне. Радостная, помолодевшая, что-то весело приговаривая на ходу, она пролетела от двери к тумбочке, водрузила на нее объемистую голубую авоську и принялась выгружать в тумбочку, Лешке на постель, на табурет абрикосовый компот в стеклянных банках, печенье, шоколад…

― Что же это вы Серегу-то выгнали?.. Я вот тут, сынок, что могла тебе… Сегодня как-нибудь, а завтрева… Обещала Наталья. Компот — это ты замест воды, вода тут вся ржой пропахла… Как-никак перекуси, а индюшку я взяла, мы ее тебе у Натальи…

Лешка нетерпеливо ерзнул в постели.

― Мама, ты оставь это и уйди пока.

― Я сейчас! Я только разберусь никак! — заспешила тетка Валентина Макаровна.

― Мам, у нас разговор! — нетерпеливо напомнил Лешка.

― Я духом сейчас, я знаю!.. — согласилась тетка Валентина Макаровна, распихивая по тумбочке пакеты, банки.

― Мама, я прошу тебя, уйди! — зло повторил Лешка.

― Зачем ты повышаешь голос? — вмешалась Алена. — Пусть тетя Валя сделает, что надо.

Тетка Валентина Макаровна опалила ее быстрым выразительным взглядом.

― Разговоры можно бы на потом, конечно… Самое время, однако, говорить… — И опять стрельнула в Алену коротким, неприязненным взглядом. — Малость бы обождать — ничего б не сталось…

Минута после ее ухода прошла в молчании.

― Что ты сказала? — переспросил Лешка.

― В усадьбе, когда случился пожар, были люди, — повторила Алена.

― Откуда я знаю! Бабка была?! Об этом все говорят! А если даже там еще кто отирался — при чем мой дневник? И при чем здесь я?!

― Там были люди, которые… подожгли, и ты хотел остановить их, да?.. — с надеждой спросила Алена.

Лешка неестественно, с хрипотцой захохотал. Откашлялся.

― Ты бредишь! Или просто выдумываешь всякую чепуху! И я знаю зачем! — Он приподнялся на локтях. — Ты возненавидела Галку — вот и все! Она говорила мне: оба вы ее презираете!

― Не одну ее… — сказала Алена. — Всех.

― Кого — всех?

― Всех, кто около нее, кто с ней, — просто уточнила Алена.

Лешка ненадолго сомкнул губы, отчего в лице его опять резко проступила жесткость, которая делала его и строже, и намного взрослее сразу.

― Мне нет дела, как вы к ней относитесь, мало что взбредет вам… Ну а ты… Ты просто хочешь отомстить мне за Галку — вот и все. За то, что я не люблю тебя!

Алена хрустнула переплетенными пальцами.

― Мне, Лешка, не за что тебе мстить, поверь!.. Да я и не умею мстить. Если я когда-нибудь стану мстить за такое — я буду очень презирать себя. Но ты наш друг, и мы обязаны…

Прервав ее, он выговорил с расстановкой, будто ругнулся:

― Идите вы со своими обязательствами!.. Никто вас не сватал в мои друзья!

― Ты устал, — дрогнувшим голосом сказала Алена. — Устал и сам не знаешь, что говоришь. Тебе надо отдохнуть.

Лешка хохотнул опять.

― Они мои друзья и очень беспокоятся обо мне! Лешка устал, Лешка должен отдохнуть… Я люблю Галку! — сказал он. — Понимаешь? Люблю!

― Люби… — тихо сказала Алена. — Никто тебе не мешает… Если бы только все было хорошо… — Холодноватые, с зеленцой глаза ее заблестели откуда-то изнутри, хотя голос оставался ровным.

― Люблю! — повторил Лешка. — И кто не признает ее, кто не с ней, не с ее друзьями, тот не нужен и мне! Поняла? Кто ей враг, тот и мне враг!

― Хорошо. Как знаешь, — сказала Алена. — Но ты еще подумай… кто твои друзья… Обязательно подумай, ладно? — Она оглянулась. — Где же Сережка?!

Тяжело дыша всей грудью, Лешка молчал, глядя в потолок.

Алена отошла к окну, что-то разглядела в стекле, неуверенно поправила волосы. После того как закрыли окно, в палате стало душно и тесно.

― Я очень сожалею, Лешка, что так получилось, — сказала Алена. — Ничего я толком не умею. Я не думала, что затрону эту тему… Я бы лучше молчала.

* * *

Сергей сидел на крыльце, когда пришла тетка Валентина Макаровна. Встал, молча проводил ее внутрь, попросил у случайного мужчины сигарету и остался на улице, дожидаясь, чтобы Лешкина мать ушла.

Она возвратилась довольно скоро, и по взволнованному лицу ее нетрудно было догадаться, что в палате произошла ссора.

― Чего ты тут? — раздраженно спросила она.

Сергей показал ей болгарскую сигарету с фильтром.

― Лешка просил закурить.

― Два часа закурить ищут?

― Не у кого было спросить. Не было никого.

Тетка Валентина Макаровна сказала бы еще что-нибудь, но со стороны Натальиного дома показалась рыжеволосая девчонка. Сверкая голыми коленками, прокричала издалека:

― Теть Валя-а! К вам приехали-и!

― Господи! — охнула тетка Валентина Макаровна. — Анастасия никак! — И, забыв про Сергея, побежала за босоногой девчонкой.

Сергей посмотрел, как она бежит, — высокие, статные женщины бегают всегда смешно. И, расправив халат, вошел в вестибюль.

По коридору к Лешкиной палате просеменила на шпильках дежурная медсестра. Сергей вошел следом.

Сестра искала какой-то «второй» графин. Сама увидела, что в палате нет ни второго, ни первого, досадливо фыркнула, начала смотреть в тумбочках.

Алена стояла у окна. Лешка, высоко натянув простыню, сидел, откинув голову на подушки. Что между ними пробежала черная кошка — можно было понять с первого взгляда.

― Зачем закрылись? — спросил Сергей. — Холодно?

― Открой, — сказал Лешка.

Алена повернулась к окну. Приподняв шпингалет, распахнула одну створку. Покосилась на Лешку и открыла вторую.

Сверчок умолк. Теперь слышно было далекое гудение машин. Возможно, тех самых — в автопарке… Сергей отдал сигарету Лешке. Тот привычным движением крутнул ее между пальцами.

― Поменьше курить! — предупредила от порога сестра и ушла, недовольная результатами поисков.

Алена, опершись о подоконник, смотрела в пол, на следы пролитого йода или крови у своих ног. Лешка медленно размял сигарету. Сергей отошел и облокотился о спинку свободной кровати у двери. Что-то здесь было уже сказано…

― Ты знаешь, когда прийти, когда уйти… Или вы договорились? — Лешка усмехнулся.

Алена подняла голову.

― Я сказала, что мы читали его дневник. И что… Ну, знаем, что кто-то был тогда в усадьбе. Потому я взяла тетрадь.

Лешка испытующе уставился на Сергея, сдерживая до подходящего момента опять заготовленную усмешку. Сергей ничего хорошего не ждал от предстоящего разговора и долго медлил. Потом сказал:

― Я толковал сегодня с Николаем. Веселый малый!

Лёшка заметно насторожился.

― О чем тебе толковать с ним?

― Лешка сказал, что это его друзья, — объяснила Алена. — Сказал: кто им враг — тот и ему враг.

― Друзья?.. — переспросил Сергей. Кровать сдвинулась под его тяжестью, он рывком поставил ее на место. — Это они, друзья, помогли тебе с Мишаней разделаться? Из-за угла, чужими руками…

Лешка сел, швырнул сигарету за окно.

― А ты не терял время! С Мишаней снюхался. С Антошкой еще потолкуй!

― Я и с Антошкой толковал, — признался Сергей. — Хороший парень. Зовет на Енисей будущим летом…

― Всё правильно! — обрадовался Лешка. Неестественно громкий голос его резал уши. — Все верно!

― Антошка не враг тебе, — упрямо сказал Сергей. — Тебе другие враги, которые Мишаню разделали.

― Теперь я обоих вас понял! — Лешка показал пальцем сначала на Алену, потом на Сергея. — Один с Мишаней, с Антошкой нюхается, другая про каких-то людёй плетет в усадьбе!

― Она сказала правильно, — вступился Сергей. — Там были люди.

― Тогда расскажи мне, что ты такое знаешь?! — демонстративно изумился Лешка. — То-то мне Галка говорит: крутят оба! А я — мимо ушей! С какими-то обормотами свел ее… Может, мне расскажешь?

― Расскажу, — согласился Сергей, стараясь не реагировать на издевку. — Но сначала ты мне расскажи, как там все было, ночью…

Лешка вздохнул. Покачал головой, перекладывая подушки, чтобы сесть удобнее. Откинулся на них.

― Вы осатанели, ребята… — Голос его звучал миролюбиво, почти просительно. — Честное слово, осатанели! Я вам рассказал, что знаю… Хотел ставить перемет, раздумал, вернулся в деревню… — устало повторил он. — Отошел от берега уже порядочно…

Сергей сделал движение, собираясь перебить его. Алена оттолкнулась от подоконника, предостерегающе напомнила:

― Сережка!

Сергей куснул губы.

― Это Галина предупредила тебя, что говорить, как? Или братец ее, друзья?.. Что порядочно отошел от берега, что увидел огонь, споткнулся, упал… Хорошая сказка! Похожая на правду. Точно, как придумала ее Валентина Макаровна со своими бабками. Даже прибавлять, оказалось, ничего не надо!

Лешка опять запрокинул голову, показывая тем самым, что не собирается больше ничего доказывать. Алена переплела пальцы, исподлобья выжидающе взглядывая то на одного, то на другого. Гул автомобильных моторов со стороны автопарка время от времени нарастал, как бы приближаясь, потом постепенно ослабевал… В палате сделалось неуютно и тоскливо, будто они провели здесь уже неделю.

― Ну, скажи тогда, какая у тебя сказка… — не изменив позы, равнодушно предложил Лешка.

― Скажу… — опять согласился Сергей. — Примерно, конечно. И пока не все, что знаю. Только ты ведь не согласишься со мной… Ты правду сказал, что бежал, что упал… Но ты не споткнулся — тебя трахнули по голове! А уж тогда ты врезался в этот камень. Тебе повезло! Потому что он, который ударил тебя, даже огонек засветил — посмотреть, что у него получилось. Я еще не знаю, кто это. Но, когда он увидел, что усадьба горит, — он ушел, между прочим, на твоей лодке. — Сергей замолчал. — Хватит?.. Или еще?

Алена смотрела на него с удивлением. Лешка, оставив свою демонстративную позу, чего-то ждал еще. Потом спохватился:

― Ложь! Ты все это придумал, пока ходил! Но твоя сказка даже неумная: про какой-то огонек, про лодку…

― Конечно, — согласился Сергей. — Огонька ты не мог видеть — ты лежал без сознания. А он думал, что убил тебя.

― Кто это — он?.. — переспросил Лешка, стиснув побелевшими пальцами простыню на груди.

― Этого я пока не знаю. Постараюсь узнать.

Лешка трудно сглотнул. Жесткость в уголках губ его теперь исчезла.

― Снова повторяю тебе: в усадьбе я не был! То, что придумал ты, — глупость. Я сказал вам, как это все было. Что вы пристали ко мне?! Какой идиотизм!

Сергей помедлил, не глядя на него.

― Ладно… Тогда мне нужно заявить, куда следует… Ведь я-то уверен, что в усадьбе были люди.

― Сережка… — прошептала Алена, поднимая к груди сомкнутые руки.

― Выйди, Алена! — прикрикнул Лешка.

Сергей остановил ее:

― Алена, к тебе, кажется, мать приехала.

Подкидыш испугалась и обрадовалась:

― Мама?! Ой… Правда? Зачем?! Сережка… — Рванулась к выходу. Сергей задержал ее.

― Подожди. Сейчас пойдем вместе. — Повернулся к Лешке. — Не хочешь, чтобы мы знали правду?

― Я сказал вам все… Могу повторить снова… Но есть другие дела, интимные! — с ударением выкрикнул Лешка. — О которых нельзя болтать! Понимаешь?! Ты хочешь, чтобы я разболтал чужую тайну?! Это мое личное дело, и вы не имеете права вмешиваться… О! Как я устал… — Распахнув рубаху, Лешка провел рукой по груди. Пальцы его застряли в цепочке. — Где Галка?! Вы хотите замучить меня?

― Извини… — сказал Сергей. — Я не знал, что здесь вон… интимные дела замешаны. Надо было предупредить.

Мучительно сдвинув брови, Алена глядела то на одного, то на другого. Вернулась к Лешке, сказала просительно:

― Ты не сердись на нас… На меня не сердись. И не волнуйся, Лешка!.. Но так нельзя, понимаешь?.. Ты подумай. Мы же друзья твои. И Сережка не о себе — о тебе думает…

― Если вы кому-нибудь что звякнете… — предупредил Лешка, — я возненавижу вас, как никого… — Наклонился к Сергею: — У меня есть о чем поговорить с тобой! Только не сейчас. Я хочу видеть Галку! Потом… — Угрожающе повторил: — Если вы… — Но задохнулся и, откинувшись на подушку, стал глядеть в потолок.

Алена вернулась к Сергею.

― Идем… — позвала упавшим голосом. — Откуда ты узнал про маму?

― За Валентиной Макаровной прибежали… А я сразу не дошурупил, — ответил Сергей, не двигаясь. — За меня ты, Лешка, не беспокойся: я не выдам. Нервы у меня крепкие. Крепче Алениных. Поговори с дружками… Только предупреди: лучше, чтоб они никаких штучек не затевали… Я не Мишаня, Мишаня простодушный и добрый. А если я толковал с тобой, так потому, что не продаю друзей…

Лешка смеялся, когда они вышли в коридор:

― Комедия! Рассказать кому — не поверят!.. Называется: прочухался… Друзья приехали!

И трудно было понять, что в его нервном смехе фальшиво, а что — хоть немножко — искренне.

* * *

Как вскоре выяснилось, тетка Валентина Макаровна, обеспокоенная Лешкиным приключением, звонила в Сосновск, наивно полагая, что чем больше медиков будет около Лешки, тем скорее он выздоровеет, и затребовала в Никодимовку Аленину мать, Анастасию Владимировну. А та, между прочим, когда дело касалось родни, детей, сама сломя голову бежала за любым зачуханным фельдшером — лишь бы кто-то ее утешил.

На улице после умиротворяющей больничной белизны все казалось неправдоподобно пестрым и ярким: зеленые кедры, небо над Южным, кирпич в стенах новостроек и солнечные блики в глаза из окон…

Сдерживаясь, чтобы сразу от больничного крыльца не побежать, Алена взяла Сергея за руку.

― Как ты думаешь, зачем приехала мама?

А он истолковал ее жест как благодарность за его выдержку в разговоре с Лешкой и, высвободив руку, отстранился.

― Приехала, да и все…

Алена поняла его.

― Сережка… Может, тебе правда сказать кому-нибудь?.. Ведь ты теперь… — Поправилась: — Мы оба — я не знаю, как это называется… Пособники? Или соучастники?.. Все очень серьезно…

― Себя ты не вмешивай в это дело! Поняла? — с ударением прикрикнул Сергей. — А что я там ляпнул, у Лешки — это я так, для него, ты не обижайся. Никуда я звякать не собираюсь.

Алена промолчала, наклонила голову. Потом заметно прибавила шаг.

Первое, что увидели они возле дома тетки Натальи, — это знакомая обоим вишневая «Волга», на которой одно время с шиком раскатывала по охотничьим угодьям близ города Сосновска Алена.

Сергей многозначительно хмыкнул и откровенно убавил скорость.

― Чего ты хмыкаешь? — лицемерно спросила Алена.

Ну конечно, Анастасия Владимировна уговорила этого «самостоятельного» типа подбросить ее в Никодимовку.

Запыленная «Волга» красовалась против Натальиных окон с поднятым вверх капотом. А «самостоятельный» — некурящий и непьющий — стоматолог рылся в моторе. Пиджак задрался на его спине, и, к неведению двадцативосьмилетнего зава, из-под брюк торчал наружу какой-то хлястик.



― И что вы с Надькой нашли в нем? — спросил Сергей.

― Машину!.. — высокомерно ответила Алена. — Купи себе машину — и за тобой все будут бегать.

Сергей пнул кедом ржавую консервную банку из под ног.

― Я так, дешево не покупаю авторитет…

Алена не ответила, потому что из калитки Натальиного дома вышла ее мать. А заведующий отделением доброжелательно улыбался ей навстречу и даже захлопнул капот, чтобы предстать во всем блеске рядом с машиной.

Издав какой-то невразумительный возглас, Алена бросилась вперед и повисла на шее Анастасии Владимировны, хотя была с матерью одного роста, если не выше ее.

Стоматолог неуверенно ухмыльнулся Сергею. А тот скользнул взглядом по вишневой «Волге» и, отбросив ногой булыжник с дороги, стал наблюдать за встречей подкидыша с матерью.

― Чего ты, мам, прискакала?!

― Да ведь перепугалась! Лешка-то, слава богу… Как ты тут?

― Все в ладах, как говорит Сережка! Зря ты летела. Как там наши?

― Да у нас все по-спокойному. Папа в командировке. Надя зубрит, Лиза ходит на плавание…

Анастасия Владимировна выглядела старше матерей Сергея и Лешки из-за морщин, которые нажила благодаря своей невозможной мягкости: лицо ее прямо-таки светилось непротивленческой добротой, а покорные, какие-то мученические глаза постоянно выискивали, что бы сделать приятное людям. Мол: «Вас ничто не беспокоит? Вам ничего не надо?» Если бы оказалось однажды, что никому на земле действительно ничего не надо от Анастасии Владимировны, она бы умерла с горя. Одни зеленоватые глаза ее только и напоминали чуть-чуть Аленины. Да и то по цвету — не по выражению, конечно.

― Сидела бы дома! — возмутилась Алена. — Хотя, в общем-то, это и хорошо, что ты приехала, хоть и не ко времени.

Мать за руку подтянула ее ближе к машине.

― Спасибо Андрею Борисовичу — подвез меня, а то бы тряслась в автобусе.

Стоматолог наклонил голову, как бы открещиваясь от похвал. Внешне он, конечно, производил впечатление.

― Анастасия Владимировна убедила себя, что обязательно произошло что-нибудь с вами, Оля!

Все-таки женщины — спекулятивный народ. Все без исключения. Алена стрельнула взглядом куда-то мимо Сергея и быстренько — то ли кокетливо, то ли жеманно (как это называется?) — подогнула одно колено.

― Здравствуйте! Спасибо вам за маму!

Стоматолог опять слегка наклонил голову, пропуская мимо ушей благодарность.

― Мы думали, что вы здесь переполошили всю-деревню.

― Ну что вы! — сказала Алена. — Я веду себя тихо. — Протянула руку Сергею. — Сережа, познакомьтесь! Вы незнакомы?

Анастасия Владимировна опередила ее. (И как это она раньше не заметила его среди нуждающихся в помощи?)

― Здравствуй, Сережа! — Чмокнула его. — Прости, я от радости… Дома у тебя все хорошо, не волнуйся.

Сергей промямлил ей «здравствуйте» и протянул руку стоматологу.

― Сергей.

― Андрей Борисович, — сказал зав и, шаркнув ножкой, добавил с той подчеркнутой серьезностью, за которой кончается вежливость и начинается издевка: — Очень приятно!..

― Ну пошли в дом! — засуетилась Анастасия Владимировна. — Передохнем с дороги, а уж располагаться поедем в Никодимовку.

― Я подожду здесь, Анастасия Владимировна, — отказался стоматолог. Сергей промолчал, поскольку приглашение к нему не относилось.

― Ну почему же?! — растерялась Анастасия Владимировна. — На одну минутку! А уж ночевать поедем! Ольга, ты за эти дни похудела! Хватит нам в Никодимовке места расположиться?

― Конечно, — заверила Алена. — Я переберусь к Сережке во флигель!

Рука Анастасии Владимировны невольно потянулась, чтобы из-за спины согнутым пальцем ткнуть в бок дочери.

― Оль-га!.. — прошипела она одной стороной рта.

― Я, Анастасия Владимировна, буду ночевать в гостинице, — сказал зав, будто ничего не заметив. — Здесь должны, быть отдельные номера. А я люблю вечерами чтобы сам себе хозяин…

Галину первым заметил Сергей. Она шла со стороны автопарка, и это подтвердило его догадку относительно ее ничем не объяснимой задержки. Он думал — она остановится при виде незнакомых людей. А та взволнованно просияла и, радостная, смущенная, вдруг заспешила к общему кругу:

― Андрей Борисович! Какими судьбами?!

«Сколько же у нее знакомых?..» — изумился Сергей.

Анастасия Владимировна встретила Галину с неизменной приветливостью, Алена — с любопытством.

А преуспевающий зав, как успел заметить Сергей, был попросту не рад встрече. Однако досада лишь мелькнула в его глазах, чтобы тут же смениться трафаретным восторгом. Но и секунды было достаточно, чтобы возбудить подозрение Сергея.

― Галя! — воскликнул стоматолог. И обернулся к Анастасии Владимировне. — Ну вот! Оказывается, и тут у меня есть знакомые! — Шагнул навстречу Галине. — Здравствуйте! — Обеими руками потряс ее расслабленную ладонь. — Ехал в глухомань, а оказался среди своих!

Это энергичное приветствие заставило Галину покраснеть. Сергей подумал, что взгляд стоматолога, адресованный Галине, мог быть не столь радушным, как слова.

― Андрей Борисович — Костин товарищ! — сообщила Галина для присутствующих и смутилась еще больше.

― Мы вместе отдыхали в Евпатории, — уточнил стоматолог.

― Костя будет очень рад… — пробормотала Галина, с недоумением разглядывая Анастасию Владимировну.

― Это моя мама! — гордо объяснила подкидыш.

― Очень приятно!.. — сказала Галина, одаривая Анастасию Владимировну одной из своих очаровательных улыбок.

― Здравствуйте… — Аленина мать как-то неловко переступила с ноги на ногу. — Мир тесен, выходит! — На руке ее сверкнул перстенек, который она завещала однажды подкидышу.

― Да уж кого не думала увидеть — Андрея Борисовича! — подтвердила Галина.

― Ну конечно! — поддержал ее стоматолог. — Андрей Борисович — гость незваный! А у меня в Сосновске двери для вас открыты настежь! Учтите это.

― Как и наши тоже, — вставила Анастасия Владимировна.

При этом извержении любезностей один Сергей оставался в стороне и мог строить всевозможные домыслы по поводу неожиданного знакомства Галины с этим давно неприятным ему субъектом.

― Мама, мы собирались в дом? — напомнила Алена.

― Андрей Борисович, заедете к нам, — сказала Галина, не то спрашивая, не то утверждая. — Скоро у Кости перерыв, он обидится.

― Я обязательно повидаю его! — с готовностью откликнулся стоматолог. — Когда у него перерыв? — И обернулся к Анастасии Владимировне. — Мы еще не спешим?.. Ну, я пока загляну к Гале!

― Мы как-нибудь найдем вас… — ответила Анастасия Владимировна.

― Я знаю, где живет Галя, — сказала Алена. — Мы зайдем.

Галина только теперь спохватилась:

― Как там Леша?

― Он просил курить, — сказала Алена. — И ждет вас. А Сережа не курит.

― Это тот самый Леша, из-за которого мы выжимали по сто километров в час? — спросил у Анастасии Владимировны стоматолог.

― Тот самый. Валентины Макаровны сынишка, — ответила Анастасия Владимировна, еще раз внимательно оглядывая Галину.

― А далеко нам? — спросил стоматолог у Галины.

Она показала в сторону кедровника.

― Здесь десять шагов! — Почему-то она все время немножко смущалась под взглядом самостоятельного Андрея Борисовича.

― Тогда садитесь! — пригласил он. — Лучше ехать, чем пешком.

― Ну и мы пошли… — пробормотала Анастасия Владимировна, обращаясь в пространство. — Сережа!

Сергей проводил взглядом злосчастную «Волгу», с места без напряжения одолевшую подъем.

― Я зайду попозже, тетя Настя. — Алена сдвинула брови. — Я сейчас, — пообещал ей Сергей. — Честное слово, на минуту!

С тех пор, как Никодимовка приобщилась к цивилизации, в деревне появились телефоны. И один был, в частности, на квартире директора школы… Сергею хотелось уточнить, в какую машину садился Лешка, будучи в Сосновске, когда не пожелал узнать своего соседа по Никодимовке, Антошку.

* * *

Вернулся он довольно скоро. Алена, замкнутая, сидела в углу под фотографиями. Тетка Наталья собиралась в соседней комнате на работу: одергивала зеленую кофту, то на правое, то на левое плечо перекладывала косу… Аленина мать вместе с теткой Валентиной Макаровной собирала на стол. Лицо у тетки Валентины Макаровны было мрачное, и это сказывалось на Алене.

Тетка Наталья осталась наконец довольна собой. Слегка покачивая бедрами, вышла в горницу и, вскинув на плечо новомодную, с деревянными застежками сумку, весело пропела:

― Ну кушайте тут на здоровьичко, а я — может, допоздна, может, дотемна! — И ушла, проверяя на Сергее, какое впечатление производит ее моложавая внешность. Сергей, увы, был профаном в этих делах.

Пока женщины собирали на стол, Алена безучастно разглядывала фотографии в рамках. Сергею ничего не оставалось, как подойти и тоже смотреть.

― Ну присаживайтесь… — не очень гостеприимно сказала тетка Валентина Макаровна, когда все приготовления довершил вместительный чугунок с тушеным картофелем.

Алена исподлобья выжидающе посмотрела на Сергея. Он отошел и сел к столу. Она пристроилась на уголке рядом.

― Ты, Валентина, чудная, прямо скажу, — заметила Анастасия Владимировна, раскладывая по тарелкам картофель. — Радоваться должна, а ты себе расстройства ищешь.

― Да уж отрадовалась, выходит, — не глядя ни на кого, сказала тетка Валентина Макаровна. — Молодежи нынче до радостей наших дела нет… Им свое невтерпеж, как приспичит…

Ковырнув большой серебряной вилкой кусочек баранины в картофеле, Алена задержала руку.

― Вы на меня, тетя Валя, сердитесь?

― Да нет, с чего ты! — преувеличенно удивленная, запротестовала тетка Валентина Макаровна. — Не о тебе речь… Других хватает… Обидчивые какие…

Алена повела бровью, помолчала, глядя в тарелку, и стала есть.

― Горе с вами… — вздохнула Анастасия Владимировна.

Обед прошел в недипломатической обстановке: нетоварищеской и недружественной. Вяло переговаривались о домашних делах, о знакомых тетка Валентина Макаровна и Анастасия Владимировна. Сергей и Алена молчали. Первой завершила трапезу Лешкина мать. Отодвинув кофейную чашку, смахнула крошки со стола перед собой и, как тетка Наталья, сказала нараспев:

― Ну, вы кушайте на здоровьичко… Ты, Анастасия, не торопись, пригляди за духовкой. Я к Наталье, кой-чего еще…

Сергей поднялся следом за ней, поблагодарил и отошел на Аленино место, под фотографии, стал рассматривать трех дореволюционных солдат, что вытянулись по стойке «смирно» перед фотографом.

Когда дверь за теткой Валентиной Макаровной закрылась, Аленина мать минуты две переставляла с места на место тарелки, блюдца, повертела в нервных пальцах обертку от «Чио-чио-сан», потом глянула на Алену.

― Как же это ты, Ольга?..

Алена отстранила недопитую чашку, сдвинула брови.

― Что она тебе сказала?

― Нехорошо ведь…

― Что нехорошо, мама?

― Да вот… С Лешкой получается… Кто эта Галина? Откуда она?..

― А какое тебе дело до этого?

― Да ведь у нее лицо, как бы это… нехорошее, — ответила мать. — И глаза… — Анастасия Владимировна замялась. — Порочные у нее глаза. Таких бояться надо.

― Это его дело, — сказала Алена. — Не твое, мам.

― Да ведь не мое, конечно, — согласилась мать. — Если бы не ты… Валентина как сказала — у меня и коленки затряслись…

Алена оттолкнула от себя тарелку, встала и, то сжимая в кулак, то разжимая гибкие пальцы, прошлась по комнате из угла в угол.

В просторной горнице тетки Натальи смешались все существовавшие эпохи, и неподалеку от массивного, на кривых, рахитичных ножках стола бодливым теленком затаился вполне современный — журнальный; на стойке черного доисторического бюро ветвился тяжелый серебряный подсвечник; над столом, посреди горницы, свисала роскошная, в семь колпаков люстра; а в углу, по-над потолком бездействовали неоновые светильники…

― Оставь это, мама! И забудь, — сказала Алена.

― Но если все же так, Ольга… Ты уж как-нибудь… — Анастасия Владимировна не выдержала и всхлипнула.

― Оставь! — прикрикнула на нее Алена, так что Сергей оглянулся. — Оставь, пожалуйста! Ничего вы обе не понимаете! — Изогнутые к вискам брови ее взметнулись, и она стала похожа на артистку сосновского театра Крамышеву в «Медее».

― Я не понимаю… — кивнула Анастасия Владимировна. — Да ведь сердце-то теперь ныть будет… за тебя…

Алена как-то странно засмеялась. И, скрывая от Сергея лицо, подошла к матери, обняла ее сзади за шею.

― Глупая ты у меня, разглупая!

― Болтай, болтай… — закивала Анастасия Владимировна. — Но уж если что, Ольга… Ты уж крепись… Люблю я тебя, чудачку… — сказала Алена, зарываясь лицом в материны волосы. — Ты у меня совсем ребенок еще… И знаешь, если бы ты осталась сироткой, я бы подобрала тебя и воспитывала…

― Дурочка ты… Набитая.

― Ну я пойду, — вмешался Сергей.

― Подожди. — Алена оглянулась. — Пойдем вместе. Мама, мы погуляем с Сережей…

Анастасия Владимировна кивнула.

― Только не пропадайте… Валя вернется — пойдем к Лешке.

― Мы будем в саду, — сказала Алена.

* * *

Сады в Южном никогда не приносили плодов. Но их выхаживали и любили. Кто-то первым завез на строительство рудника яблоневые саженцы, и пошло — от дома к дому. Одно дело — тайга кругом: и кедр, и сосна, и лиственница, и ель, а близ урмана смородины невпроворот. Другое дело — собственные яблоньки за домом, собственные рябины, собственная смородина и даже собственные березки в палисаднике! И случалось иногда, что крохотные ранетки успевали порозоветь к холодам. Но по весне около хозяйских домов сады каждый год бушевали неуемной белой кипенью. И вечерами, как мотыльки на огонь, тянулась к ним молодежь.

У тетки Натальи, кроме акации и яблонек, росла в саду красная и черная смородина, несколько розовых кустов и душистая гвоздичка.

Сергей и Алена прошли в дальний угол, где стояла обвитая хмелем беседка, и хмельной дух густился в безветрии. Но в беседку, где муж тетки Натальи соорудил столик и лавочки, Алена не вошла, остановилась поблизости.

― Куда ты ходил?

― Звонить. Антошке звонил… Не дозвонился…

Алена сорвала яблоневую ветку у своего плеча, исподлобья разглядывая Сергея, пожевала один листок.

― Почему ты сказал Лешке, что его ударили?.. Из-за шишки на затылке?

― Лешка не маленький — бегать как угорелый, — нехотя ответил Сергей. — А когда бабка рассказывала про огонек, я подумал: что, если кто-то был около него?.. Но ему я сказал на пушку. И это единственное, в чем уверен теперь… Остальное только начинает проясняться.

― Умный ты, Сережка… — сказала Алена.

― А ты не знала?

― Знала…

― Ну так вот… — Сергей отвернулся.

В голубом небе над садом плыл коршун. Плыл безнадежно медленно, высоко и одиноко. Солнце казалось ниже его. Надо было что-то предпринимать. Но Алена стояла и смотрела на Сергея, никуда не спешила. Волосы ее упали из-за спины, свесились на лицо, и она смотрела, как из укрытия.

― Что теперь будет? А, Сережка?.. Может, рассказать ему все, что мы знаем?..

― Подожди, Алена… Я не люблю, когда мне врут!

― А зачем нам правда?.. — тревожно спросила Алена.

― Затем… — сказал Сергей. И обозлился: — Затем, чтобы Лешка не взял на себя больше, чем ему полагается! Ведь он может все на себя взять.

Отбросив через плечо яблоневую ветку, Алена села на траву и, обхватив колени руками, ненадолго уткнулась в них подбородком.

А Сергей остался стоять. Машинально оторвал листок над головой, попробовал жевать, как Алена. Листок оказался безвкусным.

― Из-за Галины? — спросила она.

― Не мое дело, конечно… Но Галина его — Мишаня правильно сказал — шлюха! И тетя Настя твоя сразу заметила…

Алена подняла голову, испытующе посмотрела на него снизу вверх.

― Это, Сережка, их дело.

― Их… — согласился Сергей. — Но когда на глазах у всех она обводит его: «Леша, Лешенька…» Врет, сволочь!

― Я вижу это. Не ругайся, — сказала Алена.

Сергей помолчал.

― Ничего ты не видишь…

― Вижу… — повторила она.

― Откуда?

― А хоть по себе… — сказала Алена. — Так не носятся с разными ахами, когда что-то по-настоящему.

― А ты знаешь, как это бывает по-настоящему?..

Алена сорвала горсть нежно-зеленой травы из-под ног, высыпала на коленку. Ответила коротко:

― Знаю.

― Я бы рассказал тебе, о чем беседовал с Николаем… Рассказать?

― Как хочешь… — ответила Алена. — Я это давно вижу: и Николая, и ее.

Сергею стало почему-то неуютно. Последнее время один на один с Аленой он чувствовал себя все хуже.

― Пойдем, Алена… Или я пойду.

Алена не ответила.

― Утром ты сказал: я переменилась… Помнишь? Так вот правда, Сережка, я совсем-совсем переменилась. И никто не замечает. Аж обидно! Потому что я, которую все знают, и взаправдашняя — совсем разные. А мне приходится жить не как я сама… Понимаешь? А как другая, к которой все привыкли.

― Кажется это тебе, Алена.

― Нет, не кажется, — возразила она. — Все когда-нибудь меняются. Должны меняться!

Сергей поежился.

― Зачем?

― И ты должен! — сказала Алена. — Есть у всех детство… А потом… Это только говорят, что все незаметно, постепенно. Это бывает сразу: случается что-то — и ты взрослый. Как, например, со мной. Я, Сережка, давно не ребенок… Совсем. Прикидывалась только…

― Все мы не дети, — сказал Сергей. — Все прикидываемся.

― Нет… — сказала Алена. Обеими руками вдруг перепутала волосы. — Я сама себя не узнаю, какая я стала тряпка!.. — И, вздохнув, опять обхватила колени.

Откуда-то сверху, со стороны больницы, неожиданно громко донеслась песня: «Во поле березонька сто-я-а-ла!..» Потом сразу, без перехода грохнул джаз…

Алена молчала. Последние отзвуки металлического боя растворились вдалеке, и опять стало тихо.

Пока Сергей что-то делал, пока двигался, ему удавалось не думать ни о чем трудном для себя, главном. Может, еще и поэтому он в ночь-полночь хватал «Наяду», куда-то бежал… Ему не надо было выходить в сад с Аленой. И молчать в оживающей изнутри тишине… Ведь за год, что прошел с той ночи, когда он оставался на берегу, он так и не смог избавиться от нахлынувшего на него тогда одиночества. Если бы Алена знала, чего это стоило ему, — она пощадила бы его на пустынном Никодимовском проселке. И может быть, теперь он не чувствовал бы себя таким беспредельно слабым…

― Алена… Зачем ты сегодня сделала это?

― Что?.. — спросила она после паузы.

― Там… — сказал Сергей. — Когда мы шли, на проселке…

Она вскинула голову, и опять, как утром в летнике, воспаленные глаза ее стали мокрыми. Потом высохли.

― Тяжело мне, Сережка… — Немного погодя добавила с какой-то безысходностью в голосе: — Не могу я ни о чем говорить!

Сергею стало неловко за себя.

― Не говори, если не хочешь… — Он помедлил. — И знаешь: уезжай с матерью! Сегодня, автобусом. Лучше я здесь один…

Алена оттолкнулась от земли, встала.

― Никогда я тебе ничего не скажу, Сережка. И никому! Буду как…

Алена не договорила, потому что не знала, как кто она будет.

― Брось, Алена… К чему ты все это?..

Она обеими руками с нажимом пригладила волосы на висках, как бы сняв тем самым выражение потерянности с лица.

― Это я так, Сережка… Расклеилась. В общем-то, я сильная, я знаю. Но слабым, Сережка, гораздо легче! Я давно заметила: слабым все проще! За ними ходят, с ними нянчатся, их уговаривают! А сильный пока вот этим все сам не сделает… — Она показала Сергею бицепс. — Хоть помри.

― Ну и что ты — завидуешь? — спросил Сергей.

― А почему бы нет? — вопросом на вопрос ответила Алена..

― Подлым тоже легче. И чокнутым, — сказал Сергей.

Глядя в просвет между яблоневой листвой, Алена добавила:

― И жадным, и хитрым, и жестоким… Но я, Сережка, решила однажды: хоть убей меня, а проживу честно. Пусть будут издеваться надо мной, пусть буду голодной, пусть сдохну, а вот ни на столечко не откажусь от своих правил! — Она показала кончик ногтя.

― Слишком ты на все обращаешь внимание…

Алена, будто не расслышав его, заметила с грустью:

― Тебе тоже будет тяжело, Сережка… — Голос ее дрогнул.

Сергей в досаде шагнул к обвитой хмелем беседке, вернулся.

― Брось это, Алена! Пойдем! Я не могу сидеть!..

От крыльца послышался голос матери:

― О-ля!.. О-ля-а!.. — Она с кем-то заговорила.

Алена снова, на этот раз небрежно, пригладила волосы.

― Вид у меня ничего?

Сергей не успел ответить: по тропинке между кустами смородины шла Галина.

― Вот вы где… А я ищу вас… В беседке прячетесь? — натянуто пошутила она. И в лице ее не было всегдашней ласковости. А немножко загнанные глаза скользнули от Сергея и Алены в сторону.

― Нам нечего делать, мы отдыхаем, — объяснила Алена.

Галина посмотрела на нее, туго соображая: о чем она?

― Я была у Леши.

Брови Алены дрогнули.

― И как он?..

― Мне нужно поговорить с тобой, Оля.

Сергей шагнул вперед, так что оказался между ней и Аленой.

― Где сейчас Андрей Борисович ваш?

― Почему наш? — Галина сделала удивленное лицо. — Он такой же наш, как и ваш. Ваш даже больше, между прочим… Уехал в гостиницу. Может, зайдет к Косте. — И поглядела через плечо Сергея на Алену. — Ты уделишь мне несколько минут?

― Конечно. — Алена поглядела на беседку. — Здесь?..

― Нет… Пойдем. — Во взгляде, каким она одарила Сергея, была откровенная ненависть. Алена вышла из-под яблони на тропинку.

― Ты подождешь меня, Сережа?

Сергей кивнул.

― А мне нельзя поприсутствовать? — спросил он Галину.

― Нет. Это наше, женское дело.

― А я и в женских делах разбираюсь, — брякнул Сергей, так что даже Алена посмотрела на него с любопытством.

― Побудь, Сережа. Я сейчас приду. — Спросила у Галины: — Ведь мы не долго?

― Конечно, нет, — сказала Галина и нервно передернула плечиком.

* * *

Прошлым летом, в ночь, когда они уходили на лодке, оставляя друг друга по очереди на берегу, Сергей о многом передумал. И пережил, наверно, больше, чем за какое-нибудь другое время в жизни. В ту ночь от него на лодке вдвоем с Лешкой ушла Алена. Ушла навсегда; хотя он понял это уже потом, позже… Тщетно выискивая хотя бы искорку огня в глухой черноте ночи, он был один во всем свете, покинутый, забытый… И казалось, даже страшно кричать, чтобы крик, удаляясь и медленно тая в безбрежье ночи, не отодвинул бы и без того потерянные границы одиночества…

Сергей испугался тогда своей беспомощности… Решил узнать, что испытывали на его месте Алена с Лешкой, — им ведь тоже приходилось оставаться на берегу в то время, как другие, не побеспокоив сонной воды, уходили в ночное озеро. Алена сказала, что ей было «немножко скучно», а Лешка сказал: «Ничего!» Алена, может быть, врала, Лешка — нет. И Сергей был вынужден признать свою неполноценность или ущербность — он не знал, как называть это. Ведь мало того, что ему трудно было оставаться, — он и в лодке, ОСТАВИВ кого-то на берегу — без огонька, без признаков живой души кругом, испытывал смутное беспокойство: не за свое — за чужое одиночество… Человек может уйти и оказаться один, но быть оставленным, покинутым ему нельзя. И Сергей завидовал Лешке, что тот защищен от подобных вывертов. Лешка был человеком действия, не пустопорожних раздумий и от многого был защищен.

Когда он возвращался из мореходки, его не преследовало сознание ошибки. Напротив, он заехал в Сосновск победителем, для кого должны были строиться в парадные колонны войска и звучать фанфары. Полосатая тельняшка, бушлат, небрежно примятая мичманка с коротким козырьком… Он появился энергичным и веселым. На солнечной стороне улиц только что стаял набрякший мартовский снег, бежали ручьи вдоль тротуаров, и на ломких тополиных ветвях уже наметились почки. За месяцы службы Лешка научился играть на гитаре и несколько вечеров подряд собирал у Алениного дома слушателей со всего квартала. Там, в закутке, под осинами, стояла единственная скамейка. Лешка садился, Алена на правах хозяйки — тоже, остальные — кто как — располагались вокруг. Лешка настраивал дорогую, отполированную гитару, брал несколько пробных аккордов и сначала тихонько, потом все громче запевал:

Девушку из маленькой таверны

Полюбил красавец-капитан…

И становилось необъяснимо тревожно под цепенеющими осинами. Взрослые пилили потом: «Слова пошлые рифма никуда не годится…» А если берет за душу? Если слушаешь и не задумываешься, что там, где — не как у классиков: «Полюбил за пепельные косы, алых губ нетронутый коралл…» Не орать же: «О, чудо-песенка!..»

Лешка уехал в Никодимовку. А год спустя, нынешней весной, в ледоход, гитара его отозвалась Сергею. С утра он не видел Алену. Днем его мобилизовали эвакуировать с берега имущество лодочной станции. Сначала, продрогшие, до ниток мокрые, оттаскивали на взгорок понтоны, запасные причалы, шлюпки. Потом уже ради собственного удовольствия в разгуле ветра и неуемного грохота с баграми в руках спускали на воду льдины и по мере возможностей разбирали заторы близ волнорезов железнодорожного моста. Свистел в ушах ветер, и откуда-то с низовий доносил запах изборожденной талыми водами пахоты…

Алена пришла к нему поздно вечером, какая-то не похожая на себя: замкнутая и встревоженная, как будто что-нибудь случилось. Заходила по комнате из угла в угол, шевеля беспокойными пальцами. Увидела гитару на тахте. «Чья?» — «Тимки Нефедова, забегал вчера…» — сказал Сергей. А она спросила: «Почему ты не научишься играть, Сережка?» Он ответил что-то вроде: «Хорошего понемногу, не всем уметь…» И действительно, пальцем больше не притронулся к инструменту, хотя обманул Алену — гитара была его, и за год он потихоньку ото всех научился владеть ею… Но уж лучше было соврать Алене, чем предстать в ее глазах подражателем.

Благодаря этой случайности Тимка Нефедов приобрел обыгранный инструмент. А Алена в тот вечер, взвинченная, немножко странная, затеяла разговор о старости: «Это когда человек сдается, решает, что впереди ничего нет, ковыряется в грязных тряпках, думает, что все познал, и начинает учить других».

«А если просто-напросто отнимутся ноги, пропадет зрение или слух?» — резонно возразил Сергей.

Алена сказала, что он жалкий материалист, что живет хлебом единым, разозлилась и хлопнула дверью.

Разозлилась, потому что пришла с намерением разозлиться на кого-нибудь. (Старость тут была ни при чем.) Но вскоре опять вернулась и минуту-две молчала, удаляясь в угол за тахтой. Потом бренькнула на всех семи струнах и сказала: «Сережка, запомни этот день…» Он спросил: «Зачем?» Она оглянулась от порога, не ответила и ушла.

В те дни ему оказалось недосуг спросить еще раз: «Зачем?» А потом наступило Первое мая, и они завертелись в сплошной мультипликации вечеров: вечер отдыха, вечер молодежи, вечер современного танца, весенний бал — театр, школа, Дом офицеров, клуб… Он тогда не придал значения ее словам. А что-то похожее было у нее сегодня.

* * *

Галина шла чуть впереди; и, когда она просеменила мимо своей калитки, Алена остановилась.

— Куда мы идем?

Галина обернулась к ней, поморгала непонимающими глазами и с надрывом в голосе объяснила, проглатывая звуки:

— …Леше идем!.. больницу!

— Я к нему не пойду, — сказала Алена.

— Почему?.. — Лицо ее было каким-то измученным.

— К нему я пойду одна, — объяснила Алена. — Если пойду. Или с Сережкой. Ты же звала с тобой поговорить, а не с ним?..

― Хорошо! — Галина круто повернула в калитку, словно бы уступая требованиям Алены. Будто Алена, а не она просила ее о нескольких минутах. — Я потому хотела к Леше, что ему лучше бы присутствовать! Все равно от него это не скрыть…

Алена прошла за хозяйкой в комнату, где она уже бывала не раз. Отметила не без придирчивости всегдашний порядок: дорожки вычищены, полированная мебель протерта, книги, туалетные принадлежности, пепельница на своих местах.

Галина мимоходом передвинула вазу на тумбочке у окна, подняла и опустила крышку радиолы…

Алена хотела сесть на диван, где устраивалась до этого, но отошла к стене, за прикрытие стола, чтобы говорить лицом к лицу, не присаживаясь.

— Я до сегодняшнего дня, оказывается, многого не знала, Оля… начала Галина, теребя уголок шелковистой накидки под радиолой и не глядя на Алену. — Я только сейчас все… — она показала рукой возле себя, — начинаю воспринимать… И немножко понимаю тебя… Я, можно сказать, в шоке! Не соберусь… Ошарашена прямо. Все это так неожиданно, так… сразу для меня! Я понимаю, конечно, что тебя нельзя винить… Но ведь я совершенно… — Смятение ее было настолько театральным, что сразу надоело Алене.

— О чем ты?

Галина перестала теребить накидку. С минуту непонимающе глядела на Алену, озадаченная и растерянная (по крайней мере, внешне).

— Я только что узнала о твоих отношениях с Лешей… (Алена не повела бровью.) Я теперь понимаю тебя… Но давай честно: если кто-то из нас лишний… Ведь он меня любит, не тебя — ты же сама видишь?..

— Вижу, — сказала Алена.

— Тогда зачем ты — как это объяснить… — вмешиваешься в нашу жизнь?! И ты и Сергей — вы оба! Я не понимала, что к чему! А вы, наверно, сговорились?! — В голосе ее опять зазвучал надрыв. — Вам легче станет оттого, что мы поссоримся?!

— Помнишь, о чем мы говорили вчера, когда я была здесь у тебя?.. — Алена показала на радиолу.

— Вчера я не поняла тебя…

— Мы говорили про Лешку, — напомнила Алена. — Ты сказала: любишь…

— Да, я люблю его! — воскликнула Галина. — очень люблю, Оля!

Кого она убеждала? Алене стало вдруг очень противно все.

― Если бы ты… любила его, — ей с трудом давалось это слово, — ты не замечала бы других!

Испуг и негодование Галины были, пожалуй, искренними.

— Что?! Что ты имеешь в виду?!

— Я имею в виду Николая, — сказала Алена.

— Ты… — Галина задохнулась. — Что ты хочешь этим сказать?!

— Я не хочу сказать, а уже сказала, — равнодушно пояснила Алена.

— За такие слова… Докажи, если смеешь говорить!

Алена посмотрела на улицу за окном.

— Ничего я не собираюсь доказывать… — И решительно шагнула к двери.

Галина бросилась, чтобы перегородить ей дорогу к выходу, остановила вытянутыми вперед руками.

— Нет!.. Оля, нет!.. — Смятение ее теперь не было поддельным. Расширенные зрачки блуждали по Алениному лицу, кожа около глаз приобрела какой-то сероватый оттенок. — Подожди, Оля!..

— Я не хочу ничего доказывать, — повторила Алена. — Считай, что это ясно и так. Но если ты пригласила меня только для этого — я пойду. В этом Лешка пусть сам разбирается.

— Подожди, Оля! Я сейчас… — Прижав ладошку к губам, Галина ненадолго задержала дыхание, потом опустилась на диван и заплакала.

Алена вернулась на свое место за столом, несколько подавленная впечатлением, которое произвели ее слова.

— Я знала, что теперь это не даст мне покоя, никогда!.. Сейчас я все расскажу… Сейчас… — повторяла Галина, утирая слезы. — Как это все глупо!..

Алена подошла и остановилась над ней.

— Еще когда я училась в техникуме, — начала Галина свой рассказ, время от времени прерывая его сдавленными всхлипами, — познакомилась с Николаем… Он учился и работал… Ну, и я влюбилась… Да, у нас все было с ним, все! А он женат. И Леша давно знает это. Он и так сколько мучил меня за прошлое, а вы… Бывает, что я сейчас разговариваю с Николаем… может, не как с другими… Но ведь он моя первая любовь! Леша лучше его, Леша преданней, но — ты сама когда-нибудь узнаешь! — первого не забывают. Ты должна понять. Когда и так все на ниточке…

Алена посмотрела в окно. Сначала она слушала без интереса. Но вдруг поймала себя на том, что к общему ее отвращению примешивается чувство некоторого любопытства. Даже испугалась.

— Галя!

Та подняла на нее слегка покрасневшие глаза.

— Что там между вами: тобой, Лешкой, Николаем — меня касается так-сяк, — сказала Алена. — Когда ты позвала меня, тебя беспокоило совсем другое!

— Но ведь это всему причина! То, что ты и я… — неуверенно возразила Галина.

— Нет, — сказала Алена, — тебе это в общем все равно. Если бы только это… Ты бы не подошла ко мне на пожаре.

— Я была ошарашена, я была не в себе тогда! — торопливо заговорила Галина. — Когда потеряешь одного человека и кинешься к другому, чтобы хоть кто-то рядом, как Леша… А с ним вдруг…

— Лжешь, — прервала ее Алена. — И тогда лгала, и сейчас лжешь. Тогда тебя напугал пожар, а сегодня то, что Сергей разговаривал с Лешкой об этой усадьбе, ты ждала, что я первой затрону эту тему? Я затронула.

— Какая усадьба?.. Какая усадьба?! — дважды покорила Галина, страдальчески напрягая лоб, и хотела встать, но для этого ей пришлось бы отодвинуть Алену. — Ах, это про тот дом, где сгорела бабка! Но зачем он мне сто лет нужен?! Я бы и не слышала о нем, если бы не пожар!

— Скажешь, что ты и не была в нем?

— Ах, это вам толстый тот наболтал! Подлец!.. Ну да, я была там! А что из этого?! — с болью выкрикнула она. — Нам нужно было уединиться — вот и все! Не маленькая ты — должна понимать!

— И снова ты все врешь! — Алена шагнула к двери. — Ты крутишь вокруг да около… А меня ждут!

Галина поймала ее за руку.

— Нет! Нет, Оля!.. Но ведь вам действительно толстый тот наболтал? — спросила она с надеждой.

— Нет, — сказала Алена. — Не толстый… Лешка.

— Что?! — Галина стиснула ее пальцы. — Леша?!

— Успокойся, — сказала Алена. — Не сам он — его дневник.

Это привело Галину в настоящий ужас.

— Он вел дневник?! Лешка вел дневник?! И что он писал там?!

— Писал, что любит тебя, — сказала Алена, — и что… тяжело ему с вами — вот что он писал.

— Боже! — воскликнула Галина, не отпуская ее руки. — Мальчишка! Какой он еще мальчишка! Он страшный ревнивец, Оля, и ему все мерещилось, что я обманываю его!..

На дороге за тюлевым окном было солнечно и безлюдно.

Алена подумала, что зря согласилась на этот разговор. Ее прощупывали, вынуждая в чем-то проговориться… Она кажется такой глупой?

— Галя, кто там был с Лешкой в ночь, когда загорелось?

Галина растерялась.

— Вот этого я у вас не понимаю… Совсем не понимаю! Это вы уже что-то сами придумали! И Леша мне тоже говорил… Я совершенно ничего не знаю.

Алена вздохнула.

— Значит, мы знаем больше тебя.

— Что, Оля? — Галина подергала ее за руку. — На что вы намекаете все время?! Скажи мне! Может, я правда ничего не вижу!

— Это не мои тайны, — сказала Алена, — Сережкины. Он меня в них не посвящает. Немножко — да. А так — нет.

Галина отпустила ее руку, стиснула лицо ладошками.

— Как это надоело мне!.. — простонала. — Бо-же!.. Я в жизни ни во что не вмешивалась, всегда старалась быть с краю, а на меня одно за другим!.. Сначала Николай, потом Лешка со своей ревностью, теперь ты!.. Я устала! Устала от всего этого! Я уеду на несколько месяцев, — может, хоть отдохну! Совсем уеду, от всех. Переживу еще одну боль — и хватит! — Она подняла голову. — Если я уеду, навсегда… И ни словом, ни письмецом не напомню Лешке, — она всхлипнула, — что я была… отдам его тебе… Ты удовлетворишься? Ты оставишь меня в покое?..

Алена развела напряженные брови.

— Мне от тебя подарков не надо…

― Ах вот как! — Галина выпрямилась на диване. — Не нужно подарков? А может, теперь тебе и Лешка не нужен после всего? Он говорил: теперь все побегут от него, как крысы! Не нужен теперь, да?!

Алена сделалась белее мела.

— Какая же ты дрянь! — раздалось из-за открытой двери, так что обе они вздрогнули от неожиданности.

* * *

Это сказал Сергей. Он вошел без стука и уже из коридора слышал их последние реплики. Галина вскочила на ноги. Алена повернулась к нему. И обе смотрели на него, как на привидение.

Окна были закрыты. Нежный тюль каким-то чудом удерживал на весу разлетевшиеся по нем золотые листья… Алена все же зря не надела платья и босоножек. Галина тускнела рядом с ней, когда она была не в спортивном.

— Се-ре-жа! — предупредила Алена.

Он вошел незваным, но (что бы там ни было) вовремя.

Галина опомнилась.

— Что это значит?! — притопнула туфелькой. — Я не потерплю оскорблений в своем доме! Вас принимали здесь как Лешиных друзей! Вас… как порядочных!.. С открытой душой…

— Мы обойдемся без вашего дома, мне тошно здесь, — и, мрачный, он остановился в двух шагах напротив девчонок.

Лицу Алены возвратилось обычное выражение. Она слегка отодвинулась от Галины, чтобы не стоять рядом.

— Оля, защити меня! — потребовала Галина. — Он просто грубиян! Он не мужчина, не парень! Скажи ему, чтобы он ушел!

Сергей движением руки остановил Алену.

— Не надо. Мы сейчас уйдем. А ей нельзя оскорбляться, она это знает… Ведь на заслуженное не оскорбляются! Чего ж ерепениться?

Галина с бешенством и мольбой уставилась на Алену.

— Сережа, выбирай выражения, — сказала Алена. — Галя сейчас многое мне рассказала… Про Николая, — уточнила она для ясности. — Лешка все это знает.

― Лешка знает одно, Николай ее — другое… А я больше их всех знаю! — неожиданно похвастался он. И, сразу меняя тон, сказал Галине: — Передай брату — пусть разыщет меня попозже. На два слова.

— Я здесь, — сказал Костя. Облокотившись о косяк, он стоял в дверях и, сутулый, с плоской, чахоточной грудью, играл каким-то шариком в руке. Через отверстие шарика был продернут ремешок и обхватывал его правое запястье. Нежнолицый и слаборукий — ухудшенная копия Галины — он казался ненастоящим: сейчас натужится и станет больше.

Сергей обернулся к нему через плечо:

— Я знал, что ты здесь. Пошли, Алена, — тронул ее за локоть.

Костя не двинулся, загораживая проход.

— Чего ты хочешь от меня?

— Я же сказал — попозже.

— А я желаю сейчас.

Сергей помолчал.

― Отойди от двери…

Какие-то секунды напряжение нарастало, потом сразу ослабло. Не отрываясь от косяка, «именинник» слегка посторонился, освобождая проход.

— Иди, — сказал Сергей, не оглядываясь на Алену.

Она прошла и остановилась в коридоре лицом к двери. Сергей вышел за ней во двор и на улицу, не глянув даже на окна.

Галина вновь упала на диван и, закрыв ладонями лицо, разрыдалась, когда они уходили.

В серой уличной пыли грелись куры. Головы их торчали по колее, как сторожевые вышки. Повернулись по очереди в сторону Сергея и Алены, потом опять возвратились в положение прямо — одна другой в затылок.

Алена посмотрела на Сергея виновато и вместе с тем осуждающе.

— Чего еще?.. — мрачно спросил Сергей, прикидывая, что, если тетка Валентина Макаровна уже дома, опять начнется пилеж.

— Мне ее жалко… — сказала Алена.

— А мне нет, — ответил Сергей. — И она бы тебя не пожалела.

— Я не собираюсь равняться по ней. — Алена рассердилась. — А потом: может, она правда мало что знает?..

― Может, — согласился Сергей. — Но в ее положении это «мало» такое, что, будь она парнем, — за это следует бить морду.

Алена досадливо повела бровью.

— Ладно… Откуда ты появился?

— Звонил… Был у Лешки, — ответил Сергей. Он увидел внизу, на Геологической, идущую от центра вишневую «Волгу» и замолчал, стиснув зубы.

Алена заглянула ему в глаза, тревожно спросила:

— Чего ты, Сережка?

— Ничего. — Он подумал и объявил: — К Лешке, Алена, я больше не пойду.

* * *

Сергей недолго пробыл возле дома тетки Натальи, оставшись один. Пообещав Алене ждать, он, едва девчонки скрылись в доме Галины, уже был рядом с больницей. Но заходить к Лешке обычным путем, через вестибюль, снова напяливать дурацкий халат, тратить время на объяснения с медсестрой не хотелось: обошел больницу и через крохотную калитку в ограде пробрался к Лешкиному окну со стороны двора, где под укрытием желтых акаций располагалось больничное хозяйство: машина, лошадь, склад, а в подвале, за обитой железом дверью, покойницкая.

В серой больничной пижаме, из-под которой выбивался воротник белой рубахи, Лешка сидел на своей кровати, спиной к окну и равнодушно ковырял ножом крышку одной из банок с компотом.

Сергей оглянулся, вспрыгнул на подоконник и легко, почти бесшумно соскочил на пол. Ему предстояло выступать сегодня в качестве пугала, и Лешка первый вздрогнул, услышав стук за спиной, а когда увидел Сергея — не обрадовался. Тут же отставил банку, нож, сразу лег, закинув на постель ноги. Натянул на себя одеяло. Сергей потом так и не понял, зачем это нужно было ему: говорить сидя гораздо удобней.

— Не мог по-человечески войти? — спросил Лешка.

— Могли не пустить, — сказал Сергей. — Напугал?

Лешка вытянул ноги под одеялом, оправил мятые простыни.

— Из-за спины кого хочешь напугать можно…

Сергей облокотился на спинку его кровати. Лешка поморщился.

― Сядь! Сидеть, что ли, не на чем?

Сергей взял табурет и сел у стены, за той же спинкой, чтобы оставаться напротив.

Медленно, не скрывая отвращения перед заранее неприятным разговором, Лешка взял с тумбочки сигарету, размял ее, прикурил и дважды глубоко, всей грудью затянулся. Дым из его округленных при выдохе губ тонкой, нескончаемой струей взлетел к потолку и расползся там легким тающим облаком.

— Чего ты добиваешься от меня, Серега?

Сергею не сиделось на табурете. Он поднялся и отошел к окну, где стояла утром Алена, поглядел на рыжую, в белых чулках лошадь возле деревянной бадьи за акациями.

— Знаешь, Лешка… Когда мы ждали тебя в Сосновске… Не мы, а пусть — я… Я всегда думал, что ты едешь к нам потрепаться, пошкодить… Я бы не ждал тебя, если б знал, что Серега для тебя — это всего-навсего повод. И кино, танцы — это так, для видимости… А ты в это время обделывал там свои делишки. Втихаря. Между танцами. Когда, может, говорил мне, что идешь за билетами или что проторчал у Алены…

Лешка сломал сигарету в пальцах, обжегся, но не отбросил ее, а сунул в спичечный коробок, приспособленный вместо пепельницы, аккуратно потушил и взял новую.

— Говори сразу все, что ты хочешь, Алены нет, так что говори прямо!

— Я, наоборот, хочу послушать тебя, — сказал Сергей. — Я бы говорил откровенно, если бы увидел, что ты не врешь.

— А какое у тебя право допрашивать меня? — спросил Лешка.

— Права нет никакого, — признался Сергей. — Особенно если забыть, что я считался твоим другом. Не хочешь говорить — не надо. Но тогда я сам все узнаю. Потому что должен узнать.

Лешка глядел на незажженную сигарету в руке. Чего-то тянул, демонстрируя выдержку.

― Тебя комсомольская организация обязала вынюхивать… узнавать? — поправился Лешка. — Или ты по собственной инициативе? Потому, что тебе кажется, будто я обделывал в Сосновске какие-то делишки вместо того, чтобы сидеть с тобой у телевизора?..

Теперь помедлил Сергей. Он мог бы уточнить, какие делишки. Мог бы сказать, что в Сосновске Лешка разъезжал в точно такой же вишневой «Волге», какая привезла в Южный Анастасию Владимировну и хозяин которой имел респектабельный вид «самостоятельного, серьезного» мужчины. Теперь он знал примерный путь золота из района Белогорска — Байдуков — Свинуш через Татьянину усадьбу в Сосновск. Но об этом говорить было рано.

— Нет, Лешка, никто меня не обязывал, и обиды на тебя у меня почти нет. Я впутался в это дело только ради тебя, из-за тебя.

Лешка выругался.

— Ради меня ты бы лучше умотал к черту и не лез не в свои дела!

— Тебе от этого будет только хуже, — сказал Сергей. — Ты хочешь, чтобы вместо меня к тебе припожаловала милиция?

Лешка засмеялся, удивленно покачав головой.

— Ни тебе, ни милиции делать тут нечего! Чего ты бредишь?

Он вынуждал начинать все сначала.

— Врешь, Лешка, — сказал Сергей. — Ты уже врал, заврался и врешь опять. А милиция, к твоему сведению, вокруг вас уже ходит.

Он не ожидал, что слова его произведут такое сильное впечатление. Лешка приподнялся на руках, побледнел. Насмешливой улыбки у него не получилось.

— Врешь! — Повторил: — Это ты врешь! Кто? Где они ходят?! Зачем они будут ходить, если ты не наклепал ничего?

— Я скажу тебе честно, — ответил Сергей. — Может, им до вас дела нет. Может, у них свои причины вертеться тут. Может, их интересует кто другой — я не знаю, чего они шарят в Никодимовке. А я, Лешка… — Он подошел к спинке кровати. — Я должен узнать, кто виноват, что в усадьбе оказалось два трупа, и куда делся второй из них. Я это узнаю и тогда не буду молчать.

Лешка выслушал его, оставаясь в том же неудобном положении на локтях. Сквозь поблекший за трое больничных суток загар на скулах его проступили яркие пятна. Он не ответил, в упор выжидающе глядя на Сергея потемневшими от ненависти и напряжения глазами.

― Было там примерно вот что, Леха… За подробности не ручаюсь, кое-где могу и ошибиться… Но в усадьбе ты устроил… Вот видишь! — сам себя перебил Сергей. — Даже усадьбу, которую мы считали нашей, общей, — твоей, моей, Алениной, — ты приспособил для одного себя, как и Сосновск, где мы тоже все считали общим. Так вот, усадьбу ты со своими новыми знакомыми сделал чем-то наподобие склада… Место надежное, зря только потащил туда девку — сразу и засыпался. Но не в этом дело. В усадьбе можно было сколько угодно и что угодно хранить, — скажем, до каникул. В каком-нибудь тайничке… В подполье, например. А потом спокойненько перебрасывать это что-то в Сосновск…

Неопределенность, с какой он говорил, немножко успокоила Лешку. Он усмехнулся, откидываясь на подушки, тронул рукой бинты на голове. Случайно или умышленно? Хотел напомнить, что болен?..

— Говоришь ты хорошо. Слушать тебя — одно удовольствие! Но, сам посуди, что бы я мог хранить там, к примеру?

— К примеру? — переспросил Сергей, облокачиваясь на спинку кровати. Но говорить так было неудобно, и он снова выпрямился. — Рассуждаю просто: из Сосновска в тайгу везти нечего… Ну, такого, что надо бы еще прятать… А из тайги: не грибы, понятно, не шишки кедровые, да они еще и не поспели. А, например, камушки какие-нибудь… или золото. Что еще есть в тайге? Особенно если запомнить, что рядом со Свинушами, на Западном, работает драга, а в Белогорске, в четырех километрах, прииск. В Байдуках — тоже.

— Говори дальше… — с неудавшейся иронией потребовал Лешка.

— А дальше — что ж? Дальше просто. В пятницу вечером, когда ты опять забрался в тайник, вас оказалось там слишком много. Я этого никак еще в ум не возьму: почему вас оказалось там много? Зачем полез туда Ваньша? Ваньша был?! Да еще бабка хромая! Или как раз она помешала кому-то?

Лешка цикнул сквозь зубы, сдерживая закипавшую ярость.

— Все сказал? Ну так вот: ты просто жалкий шпион!.. Приехал ко мне, в мой дом, чтобы меня же потихонечку утопить! — Лешка хохотнул. — Здорово! Трупы тебе, наверно, еще в Сосновске снились! И сказки эти ты, наверно, дома еще придумал! Так?

— Пусть сказки… — отходя к окну, согласился Сергей.

Лешка снова приподнялся на локтях.

— Милицию ты навел?!

— Нет, — сказал Сергей.

— Наведешь?

— Зачем? Если они сами нащупали вас, сами докопаются. А я пока не собираюсь.

Лешка снова откинулся на подушки.

— Вы взбесились! Вам бы любыми средствами потопить меня! — Он засмеялся негромким, деланным смехом. — Алена тоже! Взъелась из-за Галки!..

Сергей перебил:

— Галка твоя… Ничего не хочу говорить, но опроси у нее, где она была в ночь с субботы на воскресенье?

Лешка напрягся, как будто все другие страхи его перед одним этим сразу отошли на второй план.

— Что ты хочешь сказать?!

— Уже сказал. Спроси ее, — повторил Сергей. — Я ничего не утверждаю, мне самому хочется это узнать.

— Ты подлец после этого, — сказал Лешка. — Понял? Подлец! И если бы не башка у меня… — Он снова тронул бинты на голове, — мы бы поговорили с тобой по-другому.

— Как с Мишаней? — спросил Сергей. — Ты психуешь, потому что сейчас тебе худо — я знаю. Но лучше скажи мне, кто там остался около подполья: Ваньша или тот бабкин святой, постоялец? Кто потом трахнул тебя по голове?.. Не волнуйся, я никуда не побегу капать. А к тебе сейчас явятся друзья всей кодлой или пришлют ее… Ты их проинструктируешь, что разузнал от меня. Они проинструктируют тебя, как вертеть дальше… Я не мешаю вам консультироваться.

Лешка сказал негромко, сквозь зубы:

— Уходи к чертовой матери…

— Я к тебе не напрашивался, — резонно возразил Сергей. — Ты сам говорил: хочешь потолковать!

— Я думал, ты парень!

— А если парень? — спросил Сергей.

— Ты продашь меня! — сказал Лешка. — Ты не парень, потому что ты продашь!

— Если ты ни при чем здесь…

— Ну конечно! — воскликнул Лешка. — Если меня не за что продавать, ты не продашь меня!

— Но ведь, Леха… Там были два трупа, — сказал Сергей. — Разве. Ты этого не знаешь? Ну да, знаешь, конечно. А убитые сами за себя не могут отомстить, Леха. Это должен кто-то сделать за них… Но я не хочу, чтобы ты влип еще вместо кого-то… За кого-то… Ради этих друзей!

— Иди ты… — сказал Лешка. И, глядя прищуренными глазами в потолок, медленно, с расстановкой добавил: — Все это красиво, что ты говорил… Но теперь скажу я, чего ты добиваешься… Сказать? — Он посмотрел на Сергея.

— Говори… — ответил Сергей вдруг изменившимся голосом.

— Тогда слушай! — Лешка устроился поудобней на подушках. — Ты уже сто лет бегаешь за Аленой! Так?

— Я не бегаю…

— Ну таскаешься! — весело согласился Лешка. — А она — за мной! И ты хочешь сначала обделать меня перед ней, потом упечь в каталажку, а уж потом — на свободненькое местечко, когда никто не будет мешать!.. Так?

Сергей потрогал тыльными сторонами ладоней подоконник за спиной, холодную батарею.

— Давай! — сказал Лешка. — Давай! Может, хоть так тебе девка достанется! Сука ты. Иди! Продавай! Я никого не трогал, никого не убивал, но законопатить меня можно! Иди! — Лешка яростно чиркнул спичкой и попытался прикурить от дрожащего в неверной руке огонька. Сергей стиснул пальцами гладкий подоконник.

— Чего же ты?! — спросил Лешка.

— Я знал, что ты это скажешь… — негромко, почти безразличным голосом ответил Сергей. — Рано или поздно, а скажешь — я в этом уже не сомневался… И можешь быть уверен: я не пойду продавать тебя. Но трупов этих так не оставлю. Запомни. Я всего чуть-чуть потерся около твоих новых дружков, а мне уже противно дышать с ними вместе…

— Давай, давай! — подбодрил Лешка. Он чувствовал, что удар его попал в цель, и продолжал бить в одну точку. — Придумывать теперь всякие охи-вздохи это не обязательно! Что там «трудно дышать», какие-то принципы еще — это лишку! Иди и действуй! Только предупреди Алену: так и так, мол! Дескать, упеку я Лешку, и закрутим с тобой! Вдруг она не согласится?

Сергей вспрыгнул на подоконник, оглянулся.

— Друзьями, Лешка, мы, конечно, уже никогда не будем… Но, может, ты подумаешь еще? Извинишься… Может, сам поймешь, с кем тебе больше по пути, пока еще не совсем поздно? Одумаешься?..

Лешку трясло. Нервно ломая спички, он чиркал их одну за другой, и во взгляде его, обращенном на Сергея, была ненависть.

Голоса их, наверное, долетали до комнаты сестры-хозяйки рядом с вестибюлем. Сергей услышал цокот знакомых шпилек по коридору и соскочил на землю.

* * *

Подробностей этой встречи Сергей, конечно, не передавал Алене, когда сказал: «К Лешке я больше не пойду». Алена стиснула в кулак свои гибкие пальцы, потом разомкнула один за другим.

— Поссорились?..

— Не знаю, — сказал Сергей. — Что ссориться? Ссорятся дети…

Вишневая «Волга» между тем вынырнула из-за поворота на улицу Космонавтов, возле дома тетки Натальи съехала с проезжей части улицы на траву и затормозила против окон.

Стоматолог видел Сергея и Алену. Вышел из машины, прикрыл дверцу, в ожидании остановился рядом.

— Гуляем? — спросил он, когда они приблизились настолько, что можно было разговаривать, не повышая голоса.

— Я была у Гали… в гостях, — сказала Алена.

— Вы, оказывается, тоже знакомы? — оживился Андрей Борисович.

— Два дня! — сказала Алена, останавливаясь напротив.

Сергей отошел от нее к буферу «Волги», стал рассматривать отражение голубого неба, придорожной канавы и тополей в никелированных ребрах радиатора. Алена в гладком никеле получилась изломанной пополам. А стоматолога не было видно.

— В наше время это достаточный срок, чтобы узнать друг друга! — сказал Андрей Борисович.

— Мы узнали, — не стала спорить Алена. — А вам Галя нравится?

— Мне? — переспросил Андрей Борисович, несколько удивленный. — С Галей у меня в общей сложности двух дней знакомства не наберется! По-моему, хорошая девушка. Я не прав? — Этот вопрос он почему-то адресовал Сергею.

Сергей согласился:

— Хорошая. Они с братом похожи друг на друга.

— Не так уж и похожи! — вмешалась Алена, чтобы Сергей не брякнул чего-нибудь.

— Нет, почему? — приятно улыбаясь, вступился за Сергея Андрей Борисович. — Они действительно как близнецы!

Сергей хотел подтвердить эту истину. Алена опередила его:

— Мы с ними только через Лешу…

Андрей Борисович пожал плечами, давая понять, что ему до них, в общем-то, нет никакого дела, слегка повернулся к «Волге».

— Может, лучше прокатимся?

Мотор автомобиля, хорошо смазанный, обхоженный, продолжал работать во время этого разговора, чуть слышно урча и подрагивая. В унисон ему за лобовым стеклом подрагивал на резиновой подвеске улыбающийся Буратино. На ковровом покрывале переднего сиденья валялись кожаные перчатки с крагами, за спинкой заднего лежал букет васильков, газеты и свежий номер «Вокруг света».

— Вам сегодня еще не надоело? — спросила Алена.

— Для меня это не работа — отдых! — похвалился Андрей Борисович.

Сергей подумал, что он зря пялит глаза на Аленины зубы, — стоматологам там делать нечего. Сказал:

— По-моему, езда хоть в автобусе, хоть в машине — это хуже всякой работы.

— Нам сейчас надо еще в больницу идти, — опять вмешалась Алена.

Андрей Борисович удивился:

— Так мы еще не скоро в Никодимовку?

Алена покосилась на Сергея, который с безучастным видом опять любовался отражением земли и неба в сверкающих ребрах радиатора.

― Я сейчас спрошу! — сказала она Андрею Борисовичу и, отбежав к дому, потарабанила ногтями в окно. — Мама! Мам!

За стеклом из глубины комнаты появилась Анастасия Владимировна, подергала шпингалеты одной рукой, другой, пока догадалась открыть форточку.

— Андрей Борисович спрашивает, когда поедем в Никодимовку.

— Господи! — охнула Анастасия Владимировна. — Валя еще не пришла. Андрей Борисович, мы вас измучили! Зайдите хоть пообедайте, пока это все…

— Ради бога! — остановил ее Андрей Борисович, загораживаясь поднятой к лицу рукой. — Пообедать я успею в гостинице. Я уже снял довольно сносную комнату. Большое спасибо!

— Если вы сейчас же не зайдете пообедать, — выставила свои условия Анастасия Владимировна, — я выйду, чтобы уговаривать вас на улице! — И она отошла от окна.

Угроза подействовала. Стоматолог заторопился.

― Анастасия Владимировна, я сейчас! — Распахнул дверцу, выключил зажигание, отчего мотор сразу умолк, бормотнув и сыто встряхнувшись напоследок. — Ну вот… — Захлопнул дверцу.

— Проходите, — сказала Алена, открыв калитку.

— Трудно отказаться, когда приглашает такая девушка, как Оля!

— Меня она редко приглашает… — заметил Сергей, шагая вслед за стоматологом к дому.

Алена посмотрела на одного, на другого.

— Если тебе нравится, Сережа, проходи, пожалуйста!..

На крыльцо выбежала Анастасия Владимировна.

— Ну, вы обедайте, а мы тут… — сказала Алена, останавливаясь возле Сергея.

— Я с этим не согласен, — запротестовал Андрей Борисович.

— Они уже пообедали, — вступилась Анастасия Владимировна, — пусть погуляют. Заходите. Прошу вас!

— Спасибо, спасибо! — поблагодарил «самостоятельный» на все сто процентов мужчина и многозначительно ухмыльнулся не то лестничным ступеням, не то распахнутой двери.

— Это он тебе, — заключил Сергей.

— Ты злой и ядовитый, как….

— Скорпион, — подсказал Сергей, потому что сравнения ей всегда удавались не сразу. Даже хуже, — согласилась Алена.

— Но я бы не стал из-за машины любезничать с таким типом.

Алена сдвинула брови, потом развела их.

— Сережка… Дай хоть ты мне чуть-чуть покоя…

Он глянул в сторону и молча пошел за ней по тропинке между кустами смородины.

— Посидим?..

— Как хочешь, — сказал Сергей.

По двум промытым дождями ступеням зашли в беседку. Алена села на лавочку. Сергей отошел к противоположной стене густого, многократно переплетенного хмеля.

— Как в каком-нибудь княжеском парке… — заметил он.

— А что здесь плохого? — Алена оглядела ступени, круглый столик, зеленую крышу над головой. — Помнишь, у Гончарова: обрыв… беседка в саду… Я, когда читала, завидовала… А еще, дурочка, думала, что у меня в жизни самое главное когда-нибудь тоже окажется так: чтобы тишина, старый парк и беседка…

Сергей, не ответил.

— Тебе никогда не думалось что-нибудь такое? — спросила Алена.

Воздух в беседке, прогретый за день, был недвижен, а потому казался более сухим и душным, чем снаружи, под яблонями. Сергей подумал, что в любой романтике есть свои минусы, и сказал об этом.

— Каждый замечает, что ему нравится, — ответила Алена. — Один видит приятное лицо, а другой, как у Чернышевского, думает о частицах грязи в порах… Мне хорошо здесь, — сказала она. И замолчала, слегка запрокинув голову на увитую хмелем ограду.

Сергей под ее взглядом стал перебирать желтые листья на одноногом, щелястом столе.

— Что случилось у Лешки? — спросила Алена.

Сергей помолчал, расправляя влажные листья.

— Я тебе не скажу об этом, Алена.

Она склонила голову на плечо и стала глядеть в небо, в просвет между переплетенными жгутами хмеля.

— Обиделась?

Она покачала головой.

— Нет… Но я как связанная в этот раз! Идиотство… И ты делаешь все сам, как хочешь…

— А мне теперь делать больше нечего, — успокоил ее Сергей. — Сиди да жди. Я теперь нарасхват буду.

Разговор прервался, потому что оба слышали уже, как скрипнула калитка, и улавливали торопливую поступь Галины через сад.

* * *

Когда из полуденной яркости Галина заглянула в беседку, не сразу разглядела в пятнистых сумерках, что там кто-то есть. А вид у человека, когда он смотрит в пустоту, бывает расслабленным, даже чуточку глуповатым. Недавно еще прозрачные белки ее испещрили красноватые прожилки. Лицо поблекло, постарело и, невольно расслабленное теперь, казалось отечным. Когда она разглядела Сергея и Алену, черты ее приобрели естественную определенность. Но выражение крайней усталости и обиды сохранилось в лице.

— Я за вами, — объявила она Сергею с первым шагом в беседку. Он сгреб на ладонь желтые листья, уложил их кучкой в центре стола.

— Так быстро?.. Я говорил — позже.

Она переступила с ноги на ногу и, как бы не замечая Алены за спиной, опять адресовалась к нему:

— Я была у Леши. Он хочет вас видеть.

— Зачем? — спросил Сергей.

— Он хочет, чтобы вы присутствовали при нашем разговоре!

— Я пойду с вами. — Алена встала.

Сергей посмотрел на нее от стола и опять занялся листьями. Галина повернулась на сто восемьдесят градусов.

— Вам, Оля, там нечего делать.

— Я пойду, побуду возле больницы, — сказала Алена.

Сергей первым шагнул из беседки в сад, Галина — за ним. И, когда вышли за ворота, Алена, поотстав, дала им возможность идти рядом.

Некоторое время Галина молчала, семеня по тропинке в шаге от Сергея. Потом снизу вверх посмотрела на него. Во взгляде ее не было даже злости — какая-то обреченность.

— За что вы презираете меня?

— Я? Ни капельки! — ответил Сергей.

— Значит, ненавидите!

— Это тем более нет. Ненавидеть — я где-то читал — это все равно что любить! — сказал Сергей.

— Боже! Какая я несчастная… — вырвалось у Галины. Не восклицание, а шепот.

Сергей заметил, что несет с собой подопрелый, объеденный с одного боку лист. Разжав пальцы, выронил его на землю.

— Никто не мешал вам быть счастливой… Может, еще не поздно…

Он зря рассчитывал на ее сентиментальность. Галина обернулась к нему, сразу неподступная, собранная в каждом мускуле.

— Если бы не вы, я была бы счастливой!

До чего же все-таки ювелирной была она, по-открыточному хрупкой и нежной в своем простеньком мини-сарафанчике, в туфельках тридцать первого — тридцать второго размера! Сергею впервые удалось поставить себя на место Лешки и мысленно даже посочувствовать ему.

— Я думал, вы действительно о чем… — сказал Сергей, — а этих штучек ваших я не понимаю! — Он оглянулся. — Алена!

Она махнула ему рукой.

— Я побуду на улице. Иди!

* * *

Лешка встретил их опять в постели. Пижаму он снял. Но марлевая повязка на голове, белая рубаха и сложенные на груди руки вместе с традиционной больничной обстановкой придавали ему строгий, мужественный вид. Сергей остановился ближе к двери, Галина отошла к окну, так что оба они оказались перед Лешкой: Галина — по одну сторону его кровати, Сергей — по другую. Все вместе это напоминало сцену допроса, где Лешка был единственным вершителем и судьей.

— Ну, — сказал он Сергею, — ты помнишь, о чем говорил? Я втихаря такие вещи не принимаю. О ней будем говорить при ней..

— Валяй, — ответил Сергей.

Лешка вприщур посмотрел на Галину.

— Где ты была с субботы на воскресенье?.. Ночью, — добавил он после недолгого колебания.

— Дома! — не задумываясь, ответила Галина и вопросительно уставилась на Сергея. Лешка тоже посмотрел на него. В течение всего разговора он лишь слегка поворачивал голову то вправо, то влево, с беспристрастием верховного судьи выслушивая Галину или Сергея.

— Кто там был еще? — спросил Сергей. И Лешка посмотрел на Галину.

— Костя был! — ответила Галина. — Анатолий Леонидович и Николай — все, кто был на дне рождения! Могли и вы остаться, мы тогда еще не знали вас…

Сергей пропустил мимо ушей ее последнее замечание.

— Всю ночь были дома трое?

— Да! — сказала Галина. — Всю ночь, до утра!

— И Николай?.. — уточнил Сергей.

— И Николай! — вызывающе подтвердила Галина. — Уходил ненадолго, потом вернулся, — неожиданно добавила она, глянув на Лешку.

— Когда уходил?

— С вечера, часов в двенадцать, если вас это интересует!

— Интересует… — подтвердил Сергей и замолчал, в раздумье глядя на Лешку.

— Ну! Чего же ты?! — потребовал Лешка.

— Ничего, все правильно, — ответил Сергей.

— Ты… Ты брось мне! — выкрикнул Лешка, приподнимаясь от подушек. — В этих делах не темни! Она вот! — Он показал на Галину. — Не проглатывай, что хочешь сказать!

— А мне больше нечего сказать, — с нарочитой небрежностью ответил Сергей. — Я узнал все, что хотел, надо теперь подумать.

Небрежничал он для Лешки. На самом деле ответы Галины внесли определенную сумятицу в его представление событий. Она утверждает, что Николай был в доме, когда Сергей стоял под окном. Это совпадало с его догадками. Но зачем она персонально для Лешки заметила, что около двенадцати часов, то есть именно в то время, когда работали копальщики, — Николай уходил из дому? Если копальщики были из ее компании — Лешка уже знает о них. Но почему тогда их оказалось двое? Где был третий? Дежурил около велосипедов? Или Костя и Анатолий Леонидович оставались дома, а Николай ходил на пепелище с кем-то другим? Тогда Галине незачем было подчеркивать лишний раз его кратковременное отсутствие…

Нахальство Сергея взбесило Лешку.

— Ты гад после этого! Ты помнишь, что клепал на нее? Помнишь?! А теперь — думать! Думать надо было до того, как оскорблять!

— Я думаю не об этом, — сказал Сергей. — Я думаю, кто той ночью мотал в Никодимовку, — она права: около двенадцати или часу — как это дело оформлялось…

Лешка сел, обхватив руками сетку кровати.

— Ты мне голову не морочь! Ты на нее клепал! Ты к чему мне говорил про ту ночь?

— Я не отказываюсь от того, что творил. — Сергей стоял, облокотившись о спинку кровати. Теперь выпрямился. — Могу доказать.

Она долго смотрела своими расширенными глазами в его глаза. И когда увяла ее самоуверенность, когда на смену ей пришел обыкновенный человеческий страх перед непонятным, а потому вдвойне опасным врагом, Сергею стало жалко ее. Он подавил в себе это чувство, но понял теперь Алену с ее неуместной жалостью.

А Лешка во время непонятной для него паузы распахнул рубаху и сгреб в пятерню медальон, готовый сорвать его. Чертовски противным показался Сергею этот заведомо театральный жест.

Галина повернулась к больному.

— Пусть он уйдет, Леша!

— Я бы хотел поприсутствовать… — заметил Сергей, как на школьном собрании.

— Говори при нем! — потребовал Лешка.

— Нет! — выкрикнула Галина. И что-то в голосе ее, в решительном выражении лица подсказало Сергею, что отныне командует уже она. С невеселой усмешкой подумал, что мало-помалу все становится на свои места, и уже не Лешку спросил, а Галину:

— Так я пойду?

Галина сверкнула на него глазами.

— Иди! Гад ты ползучий! — сказал Лешка ему в спину.

И пока он закрывал дверь, пока уходил по коридору — из палаты не донеслось ни звука.

* * *

Алена прогуливалась в стороне кедровника, и Сергей мысленно одобрил ее за это. Не хотелось идти сейчас в дом тетки Натальи, разговаривать с преуспевающим стоматологом, с Анастасией Владимировной, а может быть, и с Лешкиной матерью…

Алена подождала его. Сергей показал на кедровник: «Пошли туда…» Она пристроилась идти рядом.

Было бы нечестно с его стороны молчать и на этот раз, когда Алена почти сопровождала его в непредугаданном визите.

— Я теперь тоже не знаю, что еще делать, — сказал Сергей.

Она помедлила, глядя в зеленые кедры на опушке.

— Зачем он звал тебя?

Сергей куснул губы, не зная, как потуманней изложить ей эту щекотливую тему. Но туманные формулировки не годились на этот раз.

— Хотел, чтобы я при нем доказал… и при ней, что у них там с Николаем…

— А ты говорил ему?

— Говорил…

— Зачем? — осторожно спросила Алена.

— Так надо, Алена! Надо… Сейчас не до… либеральничанья! — Она кивнула, не глядя на него.

— Доказал?..

— Нет, — коротко ответил Сергей. — Она не дала… — И на всякий случай добавил: — Вытурила.

Алена переплела у груди свои гуттаперчевые пальцы, выгнула их. Вздохнула.

Кедровник встретил их завораживающей полуденной тишиной. На опушке, несколько особняком, росли кряжистые, широколапые и толстостволые кедры, глубже в лес кроны их становились уже и бок о бок тянулись высоко к небу. Зимой, во время занятий, когда вдруг вспоминалась Никодимовка, чаще всего вспоминался кедровник. Можно бы на закате разжечь костер у медвежьего лабаза и печь клейкие смолистые шишки. Орехи еще наливаются — как молоко, но запаху достало бы на километры вокруг… А потом, когда вместе с короткими сумерками угаснет костер, плыть бы на чуткой «Наяде» по темному Никодимову озеру и угадывать случайные звуки издалека: то звякнет уключина у Кирасировки, то гукнет филин, то где-то не вовремя заскрипит журавль…

— Что будем делать, Сережка?

— Не знаю, — повторил Сергей.

Алена с горечью, адресуясь в пространство, сказала:

— А ведь надо что-то предпринимать!

— Это, может быть, нечестно… Не по-мужски, что ли… — Сергей замялся. — Но я уж не знаю. Пойди к нему еще ты, поговори, если можешь.

— Один раз мы уже говорили… — сказала Алена, Сергей пнул трухлявое бревно подо мхом. — Но я пойду, попробую еще. Что мне сказать?

— Скажи, что на его месте сейчас только одно: пойти куда следует самому и обо всем рассказать. Обо всем; что он знает!

— Ты не представляешь, как это трудно…

— Представляю, — сказал Сергей. — Но у нас нет другого выхода, Аленка! — Он редко называл ее так, и она посмотрела на него.

— Ты иногда бываешь добрым-добрым, Сережка…

— Я с тобой всегда добрый, — огрызнулся Сергей.

— Нет, не всегда… — возразила Алена.

Остановились неподалеку от опушки, откуда еще можно было видеть и больницу, и дом Натальи внизу.

— Что между вами было, Сережка?..

— Было?.. — Сергей понял, о чем она. Посмотрел ей в лицо. — Лешка считает… что я в своих интересах копаю под него.

— Какой ужас… Какой ужас! — повторила. Алена, машинально сплетая пальцы. — Даже руки задрожали!.. Сережка, он не знает, что говорит! Ты не подумай, слышишь?! — Она подергала его за рукав.

Сергей отстранился.

— Ничего я не думаю…

— И не озлобляйся, пожалуйста! — попросила она.

— Злости на него у меня нет.

— А на меня, Сережка?

― На тебя я и злиться не умею!

Алена повторила:

— Какой ужас…

Она снова переплела гибкие пальцы и замолчала, потому что из больницы в легоньком сером сарафанчике вышла Галина. И пока она торопливыми шажками переходила через дорогу, оба молчали. Потом Алена посмотрела на Сергея. Ему было и неприятно и стыдно отправлять ее на это заранее бесполезное дело.

— Подожди меня здесь, ладно? — сказала Алена.

Сергей не ответил. А когда она ушла, он почувствовал себя жалким.

* * *

Судя по всему, разговор между Галиной и Лешкой был нелицеприятным. Лешка сидел, прислонясь к подушкам, растерзанный, со взъерошенными волосами. Тяжело дышал. Фланелевая пижама, соскользнув со спинки, валялась, мятая, в его ногах. А на полу, у окна, поблескивал, отбрасывая в угол яркие желтые лучики, крохотный, плоский, овальной или каплеобразной формы медальон. И это было первое, что бросилось в глаза Алене, когда она вошла в палату. Она задержалась у входа, и Лешка, проследив за ее взглядом, стал тоже глядеть на медальон в углу. Потом спросил:

— Зачем пришла? — Алена шагнула к окну, чтобы подобрать красивую Лешкину игрушку, он удержал ее: — Не тронь!

Алена остановилась. Взяла пижаму с кровати, молча уложила на табурет. Потом, стараясь не помять белья, присела на уголок свободной кровати, против Лешки.

— Что тут у тебя?.. — Она не договорила.

— Пришла, как все, мотать из меня душу?

Алена моргнула, пряча в коленках сомкнутые ладони.

— Нет… Я, Лешка, не умею мотать. Пришла поговорить с тобой.

Лешка поколебался в непонятном раздумье. Поправил рубашку на груди, спросил:

— Ты вместе с Серегой шлендала по моим следам?

— Не всегда, — сказала Алена.

— Что вы разнюхали? — Поправился, чтобы смягчить вопрос: — Что вы знаете обо мне?

— Я ничего не знаю, — сказала Алена. — Только приблизительно. Сережка не посвящает меня в эти дела. Считает, что есть основания… А я не имею права сказать, что он ошибается!

Лешка не обратил внимания на ее последнюю фразу. Лицо его в разговоре с Аленой опять приобрело решительное выражение, в чуть приспущенных уголках губ залегли упрямые складки.

— Мне надо узнать, что он раскопал и откуда!

— Я не буду выпытывать, — предупредила Алена. — Я врать ему не умею.

— А что же ты умеешь? — презрительно сощурился Лешка.

— Я пришла к тебе не за этим: не о Сережке говорить, не обо мне… — сказала Алена. — Ты, Лешка, должен пойти сейчас куда надо и рассказать все, что у тебя было. Все-все! Понимаешь?

— Мне нечего рассказывать! — резко ответил он.

— Врешь, Лешка. Ведь там, в усадьб с тобой были люди? Были?

Лешка долго молчал. Взгляд его, обращенный к окну, сначала медленно уплывал куда-то, потом медленно возвращался.

— Были… — сказал наконец он. — Но ведь и я был вместе с ними. Не сам по себе, а заодно, понимаешь?! — почти выкрикнул Лешка.

Она съежилась под его взглядом. Потом встала — распрямляясь постепенно, как в замедленной съемке, отошла к стене и прижалась к ней, заложив руки за спину.

В общем будничном шуме стало не слышно гудения машин со стороны автопарка. Солнечный свет падал наискосок через Лешкину кровать, тумбочку. В нем вяло перемещались редкие пылинки.

— Это невозможно, Лешка!

— Значит, возможно!

Алена высвободила из-за спины руки, прижала к груди ладони.

— Как ты мог, Лешка?! Ведь мы всегда были вместе! Ведь ты писал нам! Мы одинаково думали, одинаково жили, все было одинаково на всех! Как ты мог?!

Он равнодушно посмотрел в окно. Акации давно отцвели, и на тоненьких стебельках тоненькими, гнутыми сережками свисали стручки.

— Зачем ты связался с ними, Лешка?!

— С кем? — жестко переспросил он.

— Ты знаешь, о ком я говорю…

Лешка скомкал в руках мятую простыню.

― Я не связывался… Я люблю, понимаешь?! Нет… Люблю! — Голос его зазвучал с надрывом, как это нередко случалось у Галины. Впрочем, Алена верила его боли. — И для меня нет ничего на свете, кроме нее! И никого нет! Мне плевать на остальное!

— А за что, Лешка?.. — спросила Алена. — За что ты любишь ее? Ведь неправда, что это бывает без причины… Человека обязательно за что-то любят… Что-то в нем должно быть…

— Ложь. Брех-ня! — сказал Лешка. — Люблю — и все! Понимаешь?! И пойду за нее на смерть!

Алена молчала, долго, пристально вглядываясь в него, как бы стараясь проникнуть в глубину его состояния.

А он впервые, может быть, смилостивился над ней, снизошел или посочувствовал, но голос его прозвучал мягко, когда он сказал:

— Ты должна знать, как это бывает… Ведь ты… — Он запнулся. Потом досказал: — Тоже любила. — И виновато посмотрел на нее.

— Да… — кивнула Алена. — Да. Почему любила? Люблю…

— Ну вот! — сказал Лешка. — Чего же спрашивать?

Она повторила:

— Да! Но это не должно мешать человеку быть чистым. Наоборот! Ведь это требует чистоты! Порядочности, благородства!

— Кого ты мне цитируешь? — спросил он. — Ты слышала это в кино или прочитала. В жизни, когда это случается, ни о чем не думаешь!

— Неправда, — упрямо повторила Алена. — Ничуть не правда! Сама становишься требовательней к себе. И лучше становишься!

Лешка натянуто усмехнулся.

— Ты, наверное, училась этому по моральному кодексу? У тебя другого чтива дома нет?

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги