Никогда не обманывай герцога

Глава 11

Топот тяжелых сапог эхом раскатился по лестничной площадке, а вслед за ним раздался стук, отрывистый и настойчивый. Открыв дверь, Гейбриел увидел высокого мужчину в офицерской форме, который с тревогой смотрел на него. На посетителе был высокий кивер, а через плечо лента Двадцатого легкого драгунского полка, и Гейбриел на какое-то мгновение решил, что это его отец.

– Я хотел бы видеть Рейчел Готфрид, – сказал мужчина, глядя на письмо, которое держал рукой в белой перчатке.

Гейбриел немного растерялся, но потом, решив, что посетитель, в конце концов, офицер, ответил:

– Моя бабушка в синагоге. Быть может, вы подождете?

Пройдя в гостиную, мужчина сел в одно из небольших кресел, отложив в сторону кивер и письмо.

– Ты… – смущенно заговорил мужчина и немного нервно кашлянул, – должно быть, Гейбриел Вентнор?

Гейбриел вежливо кивнул.

– Вот что, Гейбриел, – тихо произнес офицер, – я из военного министерства Уайтхолла. К сожалению, я принес плохую весть.

Тут Гейбриел заметил, что мужчина вертит в руках что-то маленькое и коричневое. С чувством обреченности Гейбриел протянул руку, офицер вложил ему в ладонь маленькую деревянную обезьянку и мягко сжал вокруг нее его пальцы.

Барон Ротуэлл пробыл в Суррее еще неделю, пока беспокойство окончательно не одолело его и не увлекло обратно в суету шумного Лондона. Гарет, проводив друга, сразу загрустил. Мистер Кембл продолжал исполнять обязанности камердинера и секретаря, раскапывая новые щекотливые подробности повседневной жизни обитателей Селсдона и Лоуер-Аддингтона. Постепенно выяснялось, что, по всей видимости, никто конкретно из круга подозреваемых не имел прямого отношения к смерти старого герцога. Но к сожалению, это не снимало подозрений с герцогини, хотя Гарет был практически убежден в ее невиновности.

Почти каждый день Кембл отправлял в город кучу писем, и Гарет не спрашивал у него, зачем он это делает, так как был почти убежден в том, что ему лучше этого не знать. Гарет самолично, с превеликим удовольствием, уволил Меткаффа. Слуга, по-видимому, не был удивлен и ушел, не скрывая мстительного блеска в глазах.

Получив от нового хозяина карт-бланш, миссис Уотерс не откладывая отправилась в Лондон с приличной пачкой банкнот и вернулась с проектировщиком, четырьмя плотниками и целой командой каменщиков и землекопов.

Был быстро разработан план, согласно которому по периметру Ноулвуд-Мэнора требовалось восстановить дренажный канал, проложить современные водосточные трубы и вскрыть часть подвалов, под которыми мог протекать подземный ручей. Затем изолировать ручей и по трубам подать из него воду в кухни, где от этого будет большая польза. Плотники работали внутри, что-то пилили и приколачивали, а Гарет только кивал и подписывал банковские чеки. Проект и активная работа были ему просто необходимы для того, чтобы он не сошел с ума. Гарет и Антония снова были вынуждены обедать вдвоем, и вынести это непросто – его продолжало преследовать обещание «только один раз».

Однажды утром Гарет зашел в кремовую утреннюю гостиную – туда, где в первый раз увидел Антонию, и сквозь большие окна, выходившие к «Рыбьему фонтану», заметил в саду Антонию. Погода была необычно теплой. Антония сидела в одиночестве на каменной скамье, устремив взгляд в глубину самшитовых зарослей. У ее ног стояла плетеная корзина.

Даже на расстоянии Гарет почувствовал, что с Антонией не все в порядке. Она слегка ежилась на ветру и куталась в черную кашемировую шаль. В правой руке она держала скомканный листок бумаги. Налетел порыв ветра, и Гарету показалось, что в этот момент Антония оказалась под струей фонтана. Да, что-то случилось.

Забыв о своей клятве сохранять дистанцию, Гарет распахнул одно из окон и, выпрыгнув в сад, увидел, что мощеная дорожка у одного конца скамейки мокрая.

– Антония? – При звуке его голоса она вздрогнула. – Пойдем, – ласково сказал он и, наклонившись, взял Антонию за руку, – ветер изменился, и у тебя намок подол. – Антония механически поднялась и последовала за ним через двор к скамье, которая была на солнце и подальше от фонтана. – Садись, дорогая. – Гарет потянул ее вниз, на скамью. – Ты чем-то расстроена?

– Спасибо, все в порядке. – Не глядя на Гарета, она покачала головой и еще крепче сжала письмо. – Все замечательно.

– Послушай, Антония, не нужно притворяться. – К своему удивлению, Гарет ощутил, как его переполняет безграничная нежность. – Я некоторое время наблюдал за тобой через окно. – Он заботливо подтянул шаль ей на плечи. – Ты выглядишь встревоженной.

– Я… – Антония, повернувшись, взглянула на Гарета, и слабая улыбка тронула ее губы. – Наверное, я задумалась, – призналась она слабым неуверенным голосом, который, как уже знал Гарет, свидетельствовал о том, что ей не по себе. – Со мной такое иногда случается. Я… начинаю размышлять о чем-нибудь и забываю обо всем остальном. Или забываю о том, где нахожусь.

– И что держишь в руке, – тихо подсказал Гарет, ласково забирая у нее смятую бумагу. – Дорогая, ты опять сжимаешь кулаки. Твои пальцы не сделали ничего такого, за что их следовало бы наказывать, правда ведь? – Ее улыбка стала более естественной, и Гарет продолжил: – Вижу, ты получила письмо. Наверное, от одного из твоих многочисленных кавалеров в Лондоне?

– Нет, – усмехнулась она, – и вообще мне хотелось бы, чтобы эти паршивцы… – Антония не закончила фразу.

– Чего бы ты хотела, Антония? – спокойно спросил Гарет, слегка сжав ее руку.

– Единственное, чего я хочу, так это чтобы меня оставили в покое, – ответила она. – А письмо от моего отца.

– Надеюсь, не очень плохие новости?

– Он со своей молодой женой вернулся домой в Лондон, – ответила Антония. – Они много месяцев провели за границей, а теперь он хочет, чтобы я приехала к нему.

– Правда? – Гарет постарался изобразить радость. – У тебя нет причин не сделать этого. Если мне нужно будет выяснить, что ты хотела бы видеть в Ноулвуд-Мэноре, я напишу тебе.

– Нет, – прошептала она со странным выражением лица. – Я… не могу поехать. Мне не следует этого делать.

Почувствовав в ее голосе боль и даже некоторый страх, Гарет обнял Антонию за плечи, совсем не заботясь о том, что кто-то их может увидеть.

– Тогда ты должна написать ему ответ и извиниться, – предложил ей Гарет. – До тех пор пока не будет готов Ноулвуд-Мэнор, этот дом твой. Тебе незачем уезжать отсюда, если, конечно, ты сама этого не хочешь.

– О, Гейбриел! – с горечью воскликнула она, закрыв ладонями лицо, и Гарет пришел в замешательство. – Я плохой человек, я мелочная и злобная! А мне хотелось бы, чтобы все было по-другому.

– Это просто-напросто неправда. – Повернувшись на скамье, он взглянул на Антонию и, отводя ей руки от лица, увидел отметины: два тонких бледных шрама на внутренней стороне запястий. Боже правый, как он раньше не заметил этого? На мгновение у Гарета перехватило дыхание, но он заставил себя отвести взгляд. – Антония, посмотри на меня, – потребовал он. – Ты совсем не мелочная и не злобная. Что такого написал лорд Суинберн? Почему ты так расстроилась?

Антония бросила на него тусклый взгляд и, казалось, уменьшилась прямо на глазах.

– У нее… будет ребенок, – запинаясь, сквозь слезы пробормотала Антония. – У нее будет ребенок, и я ее за это ненавижу. Я ненавижу ее, Гейбриел! Ну вот, я произнесла это. Она должна родить, и папа хочет, чтобы я приехала отпраздновать с ними это событие. А я… не могу быть полностью уверенной в себе, чтобы поехать туда.

– Уверен, что твой отец хотел только хорошего, – успокоил ее Гарет и взял обе руки Антонии в свои.

Голова Антонии поникла, и ветер слегка шевелил ее мягкие локоны на висках и затылке. В этот день на Антонии было синее платье, подчеркивавшее голубизну ее глаз и светло-розовый оттенок кожи – нежной, изумительной кожи. Господи, что заставляет эту женщину так мучить себя? Смерть дочери? Неверность мужа? Гарет вдруг почувствовал острый прилив жалости, смешанной со страхом и с некоторой долей гнева – на Антонию, на судьбу. Нежно взяв Антонию пальцем под подбородок, Гарет заглянул в ее глаза:

– Что еще написал твой отец? У меня есть подозрение, что ты что-то скрываешь. Думаю, лучше, если ты расскажешь мне все сама.

– Он хочет, чтобы я доказала, что сохранила фигуру и внешность, – ответила она, и ее взгляд стал неестественно напряженным. – Папа говорит, что прятаться в провинции – самый плохой из всех существующих способов положить конец грязным сплетням. Он настаивает, чтобы я сопровождала его в обществе, пока Пенелопа не поправит здоровье, потому что иначе люди начнут верить, что я и в самом деле сумасшедшая. Гейбриел, он говорит… что мне пора снова выйти замуж.

Гарет долго молчал, чувствуя себя так, словно его ударили в солнечное сплетение. Конечно, если рассуждать логично, он мог бы согласиться с доводами лорда Суинберна. Когда ее раны станут менее кровоточащими и затихнут разговоры о смерти его кузена, Антонии, конечно, следует снова выйти замуж. Но выталкивать ее в общество, когда она явно к этому не готова? И можно ли верить Суинберну? Даст ли он дочери время на то, чтобы найти подходящую пару? Все это вызывало у Гарета сомнения.

– Антония, ты хочешь снова выйти замуж? – наконец спросил Гарет и, затаив дыхание, ждал от нее ответа.

– Нет, – не сразу ответила она, покачав головой, – и у меня нет желания возвращаться в Лондон. Никакого желания.

Гарет почувствовал облегчение, но в то же время его задела такая непреклонность.

– Антония, несколько дней назад ты сказала мне, что ты сильная женщина и мне не следует недооценивать тебя, – тихо заговорил он. – Думаю, твой отец недооценивает твою силу. Ты должна просто написать ему и объяснить, что не собираешься выходить замуж. Нужно быть очень твердой. Ты должна заставить его осознать, что теперь, когда тебя никто не запугивает, тебе вполне хорошо.

– Все не так просто, Гейбриел, как тебе кажется. – Ее голос был тихим, но решительным. – Папа почти всегда стремился помочь мне. Он и брат – это моя семья.

– Антония, это просто неправда. – Гарет понимал, что потом пожалеет если не о самих своих словах, то о горячности, с которой они были сказаны. – Ты часть семьи Вентнор, ты Вентнор до тех пор, пока снова не выйдешь замуж или не умрешь. Над этим твой отец не властен.

– Ты единственный из оставшихся на свете Вентноров, – отозвалась Антония со слабой улыбкой.

– Да, но и одного достаточно, – заверил ее Гарет. – Если ты хочешь укрыться за мной, Антония, милости прошу. И если твой отец попытается мне помешать, то, черт побери, пожалеет об этом. Но правда состоит в том, что на самом деле ты во мне не нуждаешься. Полагаю, ты гораздо сильнее, чем думаешь.

Несколько секунд Антония молча смотрела на него, а потом сказала:

– Да, я не нуждаюсь в тебе. Во всяком случае… стараюсь не нуждаться. Но, Гейбриел, спасибо тебе за то, что сказал это. Я не буду прятаться за тобой. У меня будет жизнь женщины, которая сама управляет своей судьбой. Никто – даже мой отец – не сможет этому помешать, но я не получаю удовольствия от борьбы.

Гарет хорошо понимал смысл ее слов и начинал восхищаться ее настойчивостью. Они долго сидели в тишине, нарушаемой только щебетаньем птиц и тихим шелестом листвы, пока Антония наконец не заговорила.

– Спасибо тебе, – повторила она и шевельнулась, словно собираясь встать. – По правде говоря, я вышла, чтобы поработать в розарии, а не для того, чтобы сидеть и хныкать. Не хочешь составить мне компанию?

– К сожалению, не могу, – солгал Гарет и, встав, подал ей руку. – Меня ждет Уотсон.

Взяв корзину, Антония пошла прочь, а Гарет, чувствуя, что их разговор странным образом подействовал на него, смотрел ей вслед, не в силах отвести глаз. Когда она вышла из тени, солнечный свет, коснувшись ее волос, превратил их в золотое сияние. И Гарет, глядя, как грациозно, высоко подняв голову и расправив плечи, идет Антония, не мог лишний раз не отметить про себя, насколько она хороша.

Гарет был знаком со многими красивыми женщинами – и знал их достаточно близко, но ни одна из них никогда не притягивала его к себе так, как Антония. Он не мог сказать точно, что ему было нужно от нее. Конечно, она его очень волновала как женщина, но, кроме того, она пробудила в нем стремление оберегать ее, чего прежде не удавалось никому. Безусловно, Ксантии, единственной женщине, которую Гарет когда-либо любил, он в этом смысле не был нужен. И он вообще ей не был нужен, если не считать физической близости – как партнер он ее вполне устраивал. Но их любовная связь длилась недолго – Ксантия ответила отказом на его предложение руки и сердца, и они решили оставаться добрыми друзьями. И все же Гарет чувствовал обиду и разочарование и причину произошедшего видел главным образом в себе самом. Будучи молодым и горячим, он пришел к выводу, что если в шторм он и может служить тихой гаванью – иногда почти буквально, то при других условиях он не нужен женщинам надолго. Он был быстродействующим лекарством.

Неужели он готов снова выставить себя дураком? Перед еще одной женщиной, которая в нем не нуждается? Нет, Гарет покачал головой, к этому он не готов. Уотсон налаживал молотилку, и пришла пора проверить, будет ли хитроумное изобретение полезно при уборке урожая, которая уже на носу.

Виконт Венденхейм-Селеста стоял у большого окна своего кабинета в Уайтхолле и наблюдал за суматошным движением внизу. В левой руке у него было письмо, а правой он крепко держался за оконную раму. Лондон страдал от долгого, жаркого и сырого, лета, и даже лошади казались измученными.

Чувствуя, что и сам измучен, Венденхейм повернулся спиной к окну и, подняв письмо к свету, еще раз перечитал его.

– Мистер Говард! – громко крикнул он старшему клерку.

– Да, милорд? – спросил сразу же появившийся мистер Говард, мужчина в сползших на нос очках.

– Когда пришло это проклятое письмо?

– С-сегодня утром, милорд.

– Хорошо. Министр у себя?

– Да, сэр. Вы хотите его видеть?

– К сожалению, Говард, должен.

Спустя несколько минут виконт стоял у письменного стола мистера Пиля с двумя письмами в руке. После обмена официальными приветствиями Венденхейм положил на стол первое – еще не подписанное – письмо.

– Боюсь, некоторые старые долги требуют внимания к себе, – сказал он. – Джордж Кембл просит оказать ему услугу.

– В самом деле? И какого сорта? – Пиль взглянул на четкие заостренные буквы.

– Кембл помогает в расследовании убийства, – объяснил Венденхейм. – Частным образом, для владельцев «Невилл шиппинг». Ему нужно, чтобы кто-нибудь немного «поджарил» местного мирового судью.

– А-а, понимаю, – заметил Пиль, пробежав глазами письмо. – И это должно послужить Кемблу запалом, так?

– Здесь речь идет о том, что в этом деле мистер Кембл действует от вашего имени, – кивнув, ответил Венденхейм. – Таким образом, письмо должно обеспечить безоговорочное сотрудничество судьи.

– Значит, он исходит из того, что возможны какие-то сложности? – усмехнулся Пиль, но, взяв перо, быстро поставил свою подпись. – Итак, о какой еще услуге просит Кембл? Покончим с этим сразу.

– Вы знаете лорда Литтинга? – спросил Венденхейм.

– Немного. – Пиль пожал плечами. – Встречались в обществе.

– Умерший доводился Литтингу дядей по линии жены.

– А, смерть герцога Уорнема. – Недоумение на лице Пиля исчезло. – Помню, ходили всякие отвратительные разговоры. Но разве в конце концов не пришли к заключению, что это был несчастный случай?

– Да, и, вероятно, так оно и есть. Но слухи и вопросы остаются, и Кембл решил во всем разобраться, просто чтобы быть уверенным. Он хочет, чтобы я поговорил с Литтингом, который, по-видимому, был в доме в ночь смерти своего дяди. Литтинга сопровождал сэр Гарольд Хартселл.

– Хартселл. – Пиль мрачно усмехнулся. – Они оба на подозрении?

– Нет, насколько мне известно, – ответил виконт. – Я хотел бы допросить племянника. Но мне, возможно, придется пару раз «пройтись по нему катком», чтобы выжать информацию, которой он располагает.

– Да, хорошо. – Отрывисто кашлянув, Пиль потянулся к перу. – Уверен, он вполне подходит для этого.

– Возможно, но ему это может не понравиться, – предупредил Венденхейм, хмуро улыбнувшись. – Однако мы обязаны Кему за его успешную работу с контрабандой.

– Ради Бога, не придавайте этому большого значения. – Достав из ящика стола лист писчей бумаги, Пиль написал записку. – Передайте это Литтингу. Если мне придется выбирать между возможностью вызвать недовольство дворянина, которого едва знаю, и исполнением просьбы одного из наших лучших агентов, то я точно знаю, кому отдам предпочтение.

– Надеюсь, вы об этом не пожалеете, сэр. – Венденхейм с благодарностью взял записку.

– Да, – Пиль едва заметно улыбнулся, – я тоже так думаю. – Венденхейм уже был на полпути к двери, когда Пиль снова заговорил: – Подождите, Макс. А что насчет сэра Гарольда? Я не хотел бы приобрести врага в лице превосходного барристера.

– По возможности я оставлю его в стороне от всего этого, – кивнув, заверил министра Венденхейм.

– Сделайте все, что можно, – со вздохом добавил Пиль. – Но, Макс?..

– Да, сэр? – Взявшись за ручку двери, Венденхейм оглянулся.

– Проследите, чтобы во всем остальном… восторжествовала справедливость, – с глубокой грустью попросил Пиль.

– Мне кажется, миледи, что вы немного набрали в весе, – сказала в субботу утром Нелли. – Эта амазонка стала вам тесновата.

– Да, немного тесновата, – согласилась Антония, повернувшись к трюмо, и просунула большой палец под пояс юбки. – А это хорошо?

– Господи, да. – Нелли прошла в гардеробную, чтобы подобрать хозяйке сапоги. – Куда сегодня намерен отправиться герцог?

– Не знаю, – ответила Антония, последовав за горничной. – Он только сказал, что хотел бы, чтобы я встретилась с ним в десять и что это будет сюрпризом.

– Терри говорит, что вчера в особняке установили новую лестницу, – доложила Нелли. – Такую же, как была.

– Я чуть не провалилась сквозь старую, – рассмеялась Антония, натягивая сапоги.

– Знаете, миледи, лучше стойте возле хозяина, – посоветовала Нелли, погрозив ей пальцем. – Не разгуливайте по этой старой гнилой халупе, слышите? В следующий раз он может не суметь снова вытащить вас.

– О, Нелли, это звучит так романтично! Уверена, ты изменила свое мнение о нашем новом герцоге.

– Окончательное решение впереди, – сердито буркнула Нелли, снимая ниточку с амазонки Антонии. – Но пока он по-доброму относится к вам, его поступки меня не волнуют.

Антония снова рассмеялась и покрутилась перед зеркалом. Это было глупо и по-детски, но в последнее время она чувствовала себя немного девочкой. Когда прошло головокружение, она пристально вгляделась в свое отражение в зеркале, обращая особое внимание на морщинки, которые стали появляться в уголках глаз, и провела руками по костюму, разглаживая ткань на груди и боках.

Да, подумала Антония, она все еще хороша: слегка пополнела – жакет определенно стал ей тесен, – и к ней постепенно возвращается румянец. Она теперь лучше спала, хотя и не принимала снотворное, а когда доктор Осборн упрекнул ее за это, просто перевела разговор на другую тему. Она больше не хотела жить на лекарствах – и это был ее собственный выбор.

Антонии было очень приятно, что Гарет пригласил ее на верховую прогулку. Ее ждало настоящее удовольствие – она уже очень давно не жила предвкушением чего-то приятного. Нет, это будет не прогулка, напомнила себе Антония, вглядываясь в свое отражение, а просто поездка верхом с Гейбриелом – мужчиной, который ей не пара. Так он сам сказал, и Антония понимала, что он прав. Ни один человек в здравом уме не мог пожелать связать себя с ней – подобным образом. И несмотря на всю его доброту и моменты близости, которые доставляли ей такое удовольствие, Гейбриел в основном держал себя на расстоянии. Антония его не знала и, очевидно, должна была смириться с тем, что никогда не узнает.

– Боже, ты только взгляни на время! – воскликнул Антония, бросив быстрый взгляд на часы, стоявшие на камине, и метнулась к полке со шляпами. – Нелли, как по твоему, какую шляпу…

Горничная с измученным лицом сидела на стуле у дверей гардеробной, и Антония, подбежав к ней, опустилась на колени.

– Нелли! Что случилось? О Господи, ты бледна как привидение!

– Вставайте, мадам, и уходите, – приказала горничная и провела рукой по лбу, покрытому потом. – Мне кажется, я что-то подхватила.

Но Антония подошла к звонку, резко дернула шнурок, а потом налила в стакан воды.

– У тебя температура, Нелли? – заботливо спросила она. – Горло болит?

– Да, сегодня с утра, – кивнув, неохотно призналась горничная. – Я должна была раньше сказать об этом, но думала… все пройдет.

– Господи, это гнойная инфекция, которая ходит повсюду! – воскликнула одна из верхних служанок, когда вошла в комнату и увидела Нелли. – Я готова шею свернуть этому мальчишке за то, что он принес ее в дом, – объявила девушка.

С каждой минутой у Нелли все сильнее затуманивались глаза, и Антония чувствовала себя виноватой, что не заметила раньше ее состояния.

– И сколько человек сейчас болеют? – спросила она.

– Роуз и Линни, которые работают на кухне, три конюха и мальчик с конюшни, а сегодня утром заболела Джейн, – ответила девушка. – О, миссис Уотерс, я правда думаю, что вам лучше всего подняться наверх и лечь в постель. Я попрошу миссис Масбери поставить горчичник. За доктором Осборном, надеюсь, уже послали.

– Иди. – Антония указала Нелли на дверь. – Это приказ. И не возвращайся вниз ни под каким предлогом, пока окончательно не выздоровеешь.

– Вы поедете на прогулку? – спросила горничная.

– Да, – немного неуверенно кивнула Антония, – если ты так хочешь. Но я навещу тебя, как только вернусь.

После недолгих препирательств Нелли отдала себя в руки служанки, а Антония, взяв шляпу для верховой езды, заторопилась вниз по лестнице.