Никогда не обманывай герцога

Глава 16

Гейбриел лежал абсолютно неподвижно, прислушиваясь к плеску воды у покачивающегося «Святого Назарета» и скрипу удерживавших его канатов. На корабле было тихо как в могиле, если не считать царапанья крыс внизу. Все остальные гамаки, как безжизненные съежившиеся коконы, болтались пустыми на своих крючьях. Их хозяева отправились на берег в поисках выпивки и развлечений.

Внезапно наверху, на палубе, раздались шаги – одни тяжелые и уверенные, а другие легкие и спотыкающиеся – и такой звук, как будто кого-то волокли, а потом послышался хриплый грубый смех. Щеколда, которая удерживала дверь, скользнула вниз, и Гейбриел застыл от ужаса. Дрожащий свет, несколько шагов, снова смех. Гейбриел осторожно высунулся из-за опорной балки, стараясь разглядеть, что происходит. Криви и Руис… Гейбриел задрожал от страха, а затем понял: нет, в эту ночь они шли не за ним Они вдвоем тащили женщину, у которой волосы свешивались на плечо, руки были связаны за спиной, а голубое платье разорвано от проймы до талии.

Когда Руис убрал руку от ее рта, женщина закричала, и Криви ударил ее, до крови разбив губы.

– О-о-о, люблю, когда устраивают небольшую драчку, – низким голосом прохрипел Криви, пропуская прядь ее волос между своими грязными заскорузлыми пальцами, и Гейбриел увидел, как глаза женщины расширились от ужаса.

– Dios mio![5] Давай-ка побыстрей! – поторопил его Руис.

Криви еще больше разорвал женщине платье, так что обнажились ее груди – маленькие бугорки, казавшиеся белыми в свете фонаря. Руис крепко держал женщину, пока Криви расстегивал брюки и задирал ей юбки. Женщина снова закричала, и Гейбриел с головой накрылся одеялом. Потом крики перешли во всхлипывания, а всхлипывания – в протяжные мучительные рыдания.

Гейбриелу казалось, что он должен что-то сделать – хоть что-нибудь. Быть может, предложить им себя? Но он ничего не сделал – слишком был напуган. И рыдания еще долго продолжались в ночи. Гейбриел молча, не шевелясь, лежал под одеялом, испытывая жуткие муки от отвратительного собственного бессилия.

В этот вечер Гарет обедал один в маленькой столовой. Отодвинув тарелку, он сидел и созерцал пустую комнату. Не желая в том признаваться, Гарет чувствовал себя уставшим и бесконечно одиноким и очень боялся, что именно такая жизнь ожидает его в будущем. Он сделал глупость, начав доверять Антонии.

Антония была тем человеком, с кем он мог обсуждать любые проблемы, касающиеся Селсдона. Проводя с ней все больше времени, он стал замечать в ней черты той веселой и живой девушки, которой она, очевидно, когда-то была. А теперь она становилась доброй, уравновешенной женщиной. Болезненные тревожные состояния постепенно уходили, все реже посещая ее.

Когда вошел лакей, чтобы сменить тарелку, Гарет отказался от следующего блюда – у него совсем не было аппетита. После обеда Гарет взял бокал и бутылку портвейна, но вопреки своей привычке отправился не в кабинет, а в кремовую с золотом гостиную, где впервые увидел Антонию – в то утро она сообщила ему о своих планах сделать именно то, что он посоветовал – покинуть Селсдон. В этой комнате Гарет ощущал ее аромат – слабый запах гардений и чего-то еще, чистого и душистого.

Усевшись в широкое кожаное кресло напротив раздвижных окон и зажав бутылку портвейна между коленями, Гарет угрюмо смотрел в окно – на сад и на темный ряд строений за ним. Теперь уже рано темнело, дни становились короче, и в этот поздний час он мог видеть только смутные очертания строений: ближний край амбара, конюшню, каретный сарай. Это были опрятные, поддерживаемые в хорошем состоянии здания из кирпича, камня и дерева. В них была основательность и надежность – то, чего так не хватало его эмоциональному состоянию.

Антония сказала, что собирается уехать, как только ее горничная будет лучше себя чувствовать, и это вполне могло произойти на следующий день или через день. Антония не сказала, что уедет насовсем, но у Гарета возникло странное предчувствие, что случится именно так. Если, приехав в Лондон, Антония увидит, что богатство и влияние ее отца смогут ей обеспечить хотя бы на самом скромном уровне место в светском обществе, то зачем ей возвращаться в Селсдон? Если у нее возникла какая-то симпатия к нему и она питала к нему какие-то романтические чувства, то после его сегодняшних откровений все это должно было разбиться вдребезги.

Придя к этой мысли, Гарет допил остатки вина из бокала и решил, что, вероятно, в глубинах подсознания у него было намерение добиться именно такого поворота событий. Вероятно, какая-то его часть хотела, чтобы Антония уехала. Снова налив себе портвейна, Гарет еще глубже погрузился в кресло. Он не мог точно сказать, когда именно его внимание привлек свет на горизонте; нет, «привлек» не очень подходящее слово – это было постепенное осознание того, что происходит что-то неладное.

Подняв голову, Гарет увидел позади сада над крышей каретного сарая теплый розовый свет. Он моргнул и выпрямился в кресле. Не дневной же это свет, в самом деле? Нет свет был очень яркий и на ограниченном пространстве.

– Пожар! – закричал Гарет, вскочив на ноги и уронив на пол бокал с портвейном. – Пожар! – снова закричал он.

Бросившись к звонку, с яростью дернул шнур, а потом побежал по коридору в парадный зал. Обычно в кабинете Коггинза на кушетке спал лакей, и Гарет заколотил в дверь.

– Пожар! – опять заорал он. – Вставайте же, Бога ради!

Дверь распахнулась, и появился один из самых молодых слуг с сонными глазами и в одной рубашке.

– Д-да, ваша светлость!

– Сколько людей ночуют над каретным сараем? – резко спросил Гарет.

– По-моему, шесть. – Лакей, очевидно, окончательно проснулся. – А что случилось?

– Там пожар!

– Господи Иисусе!

– По-видимому, в каретном сарае. Разбудите слуг – всех, кто здоров. Я хочу, чтобы они ровно через пять минут были с ведрами в конюшне.

– Да, ваша светлость. – Лакей уже дрожащими руками натягивал куртку.

Гарет успел дойти до середины коридора, когда ему в голову пришла еще одна мысль, и он, обернувшись, крикнул вдогонку лакею, поднимавшемуся по винтовой лестнице:

– И пошлите кого-нибудь в деревню! Мне нужно, чтобы Осборн был здесь – немедленно.

Оказавшись снаружи, Гарет побежал к аллее. Теперь ему было хорошо видно, что зарево поднимается из-за крыши каретного сарая. В доме поднялась суматоха, захлопали двери, и Гарет, бросившийся вперед, услышал за собой топот ног.

– Похоже, что это серьезный пожар, – прозвенел за спиной Гарета голос Кембла. – Я увидел его из библиотеки. Наверху есть слуги?

– Рабочие конюшни! – прокричал Гарет. – Быстрее, мы сможем пройти через контору Уотсона.

Слава Богу, Уотсон еще не ушел спать. Гарет, вломившись в комнату, увидел, что окна на противоположной стене угрожающе освещены. Пробравшись между конторками и столами, он через заднюю дверь выскочил во внутренний хозяйственный двор. Несколько экипажей стояли с широко распахнутыми дверями, и языки пламени, вырвавшиеся наружу, уже подбирались к ним.

– Огонь поднимается вверх по стенам – внутри и снаружи, – сказал Кембл, остановившись рядом с Гаретом, а потом побежал к окнам на другой стороне. – Пожар! Выходите! Пожар!

Пламя лизало деревянные двери и наличники, и через несколько секунд две оконные рамы уже были охвачены огнем.

– Мы должны подняться наверх, – сказал Гарет, обходя здание в поисках лестницы. – Нужно отыскать лестницы, потому что там есть больные и они наверняка принимали настойку опия.

Лестницы. Лестницы. Где же эти проклятые лестницы?

– Пожар! Пожар! – кричал Кембл. Он заглянул в ближайшую дверь и крикнул Гарету: – Сюда!

Они быстро открыли дверь, но там всюду был огонь и во дворе жар становился все сильнее.

– Вода! Нужна вода! – Гарет подбежал к стоявшей у колодца лохани и облил себя водой, а потом, набрав воды в ведро, побежал через двор, чтобы окатить Кембла. – Снимайте свой шейный платок, – приказал он. – Нам нужно завязать платками рты.

Сделав это, они распахнули двери и увидели, что правая стена уже в огне.

Слуги выбегали из дома во двор, где миссис Масбери громко приказывала всем выстраиваться у колодца. Внезапно наверху с треском лопнуло оконное стекло и на булыжник посыпались осколки. Гарет бросился внутрь, и Кембл последовал за ним.

– Ваша дорожная коляска! – прокричал Кембл сквозь едкий дым. – Мы вдвоем за дышло сможем выкатить ее!

– Нет, идем наверх! Наверх! – Слова заглушал шейный платок, и Гарет рукой махнул в сторону лестницы. – Туда!

Они побежали вверх по ступенькам. На первой лестничной площадке Кембл задержался, но Гарет указал наверх.

– Нет, на следующий этаж! – крикнул он.

Наверху была только одна дверь. Гарет распахнул ее и оказался в комнате, наполненной продуктами и инструментами.

– Туда! – Кембл указал на слабый дымок. Заметив, что пламя уже добирается до верхней оконной рамы, Гарет навалился плечом на внутреннюю дверь, выломал ее и увидел своего рода столовую с грубо сколоченным столом и двумя буфетами. Неужели еще одна дверь? С громкими криками «Пожар! Вставайте! Пожар!» Гарет распахнул ее и обнаружил за ней три кровати и Терренса в ночной рубашке, в оцепенении стоявшего у окна.

– Терри, выходите! – Громкий голос Гарета был приглушен тканью. – Ради Бога, выходите!

Терренс повернулся и поспешил к Кемблу, а двое других мужчин быстро встали.

– Кто еще спит наверху? – спросил Гарет.

– Мальчики из конюшни, – ответил второй грум, натягивая сапоги. – Они там.

– Здесь есть еще лестница? – спросил Кембл из складского помещения и плотно захлопнул дверь. – Она может нам понадобиться.

– Которая вела бы наружу – нет, – отозвался кучер Талфорд, застегивая брюки. – Только окна.

– Мария, Иисус и Иосиф! – начал молиться Терренс. – Мы погибнем.

– Не говорите глупости! – оборвал его вернувшийся Кембл. – Поторапливайтесь! Мы выходим через окно. – Жар стал почти невыносимым, и Кембл погнал мужчин вперед, подальше от темного дыма, словно гусыня, сгоняющая своих гусят в стаю.

– Что там? – крикнул Гарет Кемблу, выводя мальчиков. – Нашли лестницу?

– Увы, нет, – ответил Кембл. – Ищите окно.

– Которое из окон ниже всех? – громко спросил Гарет у кучера, стоявшего позади Кембла.

– Самое нижнее там, со стороны прачечной, – ответил Талфорд.

Они, по существу, обошли кругом весь хозяйственный двор имения, и люди начали кашлять. Не имея представления о том, где находится прачечная, Гарет решительно пересек комнату, в которой было полно старой мебели, подошел к левому окну и открыл его.

– Нам нужна приставная лестница! – крикнул он вниз. – Со стороны прачечной! И быстрее!

– Сейчас, ваша светлость! – крикнул в ответ Коггинз.

– Насколько все плохо? – спросил Гарет у Кембла, закрыв окно, чтобы перекрыть тягу.

– Здание каменное, но с сухими деревянными рамами, – мрачно доложил Кембл. – Лестницы горят, и ваша коляска в огне.

– С этой стороны Масбери организовала цепочку с ведрами. Давайте откроем это заднее окно и посмотрим, далеко ли они.

Этим окном не пользовались, и, чтобы открыть створку, им пришлось действовать вдвоем.

– Лестница обвалилась! – прокричал сквозь дым Талфорд, подошедший к ним сзади вместе с мальчиками и грумами. – Остается только это окно и больше ничего.

Младший из мальчиков заплакал, один из грумов тяжело задышал, а Кембл высунул голову из окна, чтобы оценить обстановку.

– Знаешь, если понадобится, мы сможем просто выпрыгнуть из окна. Самое плохое, что может с нами случиться, так это переломы, – сказал Гарет, положив руку на плечо мальчика, но, к сожалению, его слова не успокоили парнишку и тот, громко всхлипнув, зарыдал еще сильнее.

– С этой стороны тьма кромешная, – сообщил Кембл, убрав голову из окна, – но, насколько я могу судить, здесь не более семнадцати футов.

В этот момент внизу что-то загромыхало, и Гарет, высунувшись из окна, увидел движущееся по траве огромное светящееся облако и одного из слуг, волочащего приставную лестницу.

– Ставь сюда, – скомандовал Коггинз, подняв повыше лампу. – Готово, ваша светлость! Спускайтесь быстрее.

– Давай, – Гарет обернулся от окна к самому младшему из мальчиков, – ты спустишься первым.

– Не могу, – всхлипнул мальчик, глянув вниз из окна. – Я… боюсь.

– Идите первым, – подтолкнул Гарет одного из грумов. – Вы будете ловить других, если они начнут падать.

Как только лестница стала на место, грум перекинул ногу через подоконник, и когда Коггинз крикнул: «Порядок! Спускайся!» – не стал тратить время зря.

– Следующий! Ваша светлость, вы должны спуститься! – крикнул Коггинз, но Кембл подтолкнул вперед другого мальчика-конюха.

– Красота только после молодости, – пропел Кембл. – Полагаю, мне придется быть последним.

Этот мальчик начал осторожно спускаться, а мужчины снизу громко подсказывали ему, что делать:

– Возьмись рукой за подоконник! Подвинь ногу! Вот так, влево. Спокойно.

К этому времени огонь уже показался в дальнем дверном проеме.

– Он добирается до продуктового склада и, похоже, до красок, – высказал предположение Кембл.

– Вы знаете, что там? – повернулся Гарет к кучеру Талфорду.

– Скипидар, ваша светлость, – поморщившись, ответил Талфорд. – Льняное масло и масляные краски.

– Проклятие! – Гарет потянул второго грума: – Спускайтесь. Быстро.

Этот человек оказался более проворным, чем можно было предположить, и в одно мгновенье спустился вниз.

– Теперь должен идти ты, – строго сказал Гарет, снова повернувшись к маленькому мальчику. – Если сорвешься, тебя поймают.

– Н-но там темно, – пролепетал мальчик. – Как они увидят меня?

– Что ж, подожди еще минуту, и чертова крыша будет в огне, – буркнул Кембл. – Уж тогда света окажется вполне достаточно.

– Ш-ш-ш, Кембл. – Гарет подтолкнул мальчика вперед: – Теперь ты должен идти, чтобы остальные тоже успели спуститься.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мальчик оказался внизу.

– Теперь вы, Кембл, – приказал Гарет.

– Я боюсь высоты, – отмахнулся от него Кембл. – Мистер Талфорд, лестница ждет вас.

Тут в дальней комнате что-то взорвалось, и Гарет, оглянувшись, увидел, что маленький раскаченный шар закатился под старый столовый стол. Зазвенели разбившиеся стекла, а со стороны хозяйственного двора раздался крик.

– Еще одно окно не выдержало, – мрачно прокомментировал Кембл. – Теперь здесь сквозняк, так что у нас совсем мало времени.

Талфорд был уже почти внизу, и Гарет схватил следующего мальчика-конюха – крупного парня с красным носом и слезящимися глазами, который стоял позади всех.

– Давай спускайся, – скомандовал Гарет.

– Сейчас должны идти вы, ваша светлость, – почти подобострастно произнес парень. – Я пойду последним.

– Черта с два, – выругался Гарет. – Иди сейчас же. Это приказ.

Мальчик подчинился, но с таким видом, словно был готов свести счеты с жизнью. Гарет смотрел, как он осторожно спускается, но волновался совсем не за него.

– Вы следующий, – бросил он через плечо Кемблу. – И без фокусов.

– Сначала должны спуститься вы, – возразил Кембл, когда Гарет отошел от окна.

Стоявшая в нескольких шагах от них кровать и ковер под ней уже были охвачены огнем.

– Нет, вы пойдете, – угрожающе произнес Гарет, – или я, ей-богу, собственноручно выброшу вас, и тогда вы можете сломать свой восхитительный нос, а возможно, и ногу.

– Да, вы, пожалуй, действительно способны на такое, – проворчал Кембл. – Отлично, Ллойд, оставайтесь в дураках, несмотря на все мои заботы. – Он спускался по ступенькам с такой грацией, будто делал это каждую ночь на протяжении недели; хотя, подумал Гарет, может, так оно и было.

– Ваша светлость, прошу вас! – сердито крикнул Коггинз. – Вам действительно пора спускаться.

Одна нога Гарета уже была снаружи. А когда он, еще держась руками за подоконник, другой ногой нащупал ступеньку, каретный сарай ощутимо зашатался от удара грома, эхом отразившегося от стен.

«О Господи, прошу тебя, – взмолился Гарет, – пожалуйста, пошли дождь!»

– Ваша светлость! – Молитвенно сложив перед собой руки, Коггинз смотрел, как спускается Гарет. – Спасибо Всевышнему!

Когда слуги убрали лестницу, Гарет оглядел собравшихся.

– Это все? Никого не забыли? – спросил он, снимая со рта влажную ткань.

– Все мои люди здесь, ваша светлость, – ответил Талфорд, и в этот момент первые капли дождя упали на лоб Гарета. – Благослови Господь вас обоих.

– Тогда отлично. Тем, кто болен, нельзя оставаться под дождем. Идите на кухню и выпейте чаю. А остальные возвращаются на хозяйственный двор и присоединяются к тем, кто тушит пожар.

Все быстро выстроились возле зданий, но дождь уже вовсю поливал и самые маленькие языки пламени превратились в пар и дым, однако на хозяйственном дворе миссис Масбери в ночной рубашке, намокший подол которой волочился по булыжникам, продолжала, как старший сержант, громогласно отдавать приказы, а Уотсон, стоя на краю хозяйственного двора, мрачно созерцал разруху. Лошадей кто-то успел предусмотрительно отвести на пастбище.

– Гейбриел! – К изумлению Гарета, из толпы выбежала Антония, показавшаяся ему маленькой и напуганной. На ней были нежно-розовые комнатные тапочки и теплая шерстяная накидка, под которой виднелась лишь фланелевая рубашка. – О, слава Богу! – воскликнула Антония, подбегая к нему. – Гейбриел!

– Антония, что ты здесь делаешь? – Гарет взял ее за плечи, чувствуя, что ее появление доставило ему неожиданную радость.

– О, Гейбриел, я не могла найти тебя! – Антония вздрогнула, когда раздался еще один удар грома, но быстро взяла себя в руки. – Сказали, что ты пошел в каретный сарай, и я представила себе самое плохое!

– Но, как видишь, со мной ничего не случилось. – Гарет постарался улыбнуться ей. – Прошу тебя, дорогая, возвращайся в дом. Приближается гроза.

Антония схватила Гарета за руки, глядя на него большими голубыми глазами. Дождь становился все сильнее, и на ее ресницах повисли дождевые капли.

– Я не боюсь грозы, я боюсь только за тебя! – с горячностью объявила Антония. – О, Гейбриел, я знаю… тебе это не понравится… но я очень беспокоюсь о тебе.

Гарет понимал, что она говорит не подумав, поддавшись панике, но в его сердце затеплилась надежда. Он только молился, чтобы их разговор никто не слышал.

– Моя дорогая девочка, – тихо сказал он, – не надо ничего говорить.

– Нет, – решительно возразила она, – это не в моих силах. Прошу тебя, не сердись на меня. Мне было так страшно. Я не могла найти тебя и подумала… что моя жизнь кончена. Ты нужен мне, Гейбриел. И даже если ты не чувствуешь того же самого…

– Антония, мы не можем сейчас говорить об этом, – прервал ее Гарет, крепче сжав ей плечи, чтобы не заключить в объятия, как ему безумно хотелось.

– А когда, Гейбриел? – прошептала она. – Мне нужно увидеться с тобой. Сегодня ночью.

– Хорошо, – тихо ответил он, с тревогой посмотрев по сторонам. – Пожалуйста, дорогая, возвращайся в дом. Мне просто необходимо, чтобы ты это сделала немедленно. Ты должна быть в порядке. Ради меня, Антония, хорошо?

– Леди Антония, это безумие! – закричала Нелли, пробравшись сквозь толпу. – Ради Бога, прошу вас, возвращайтесь обратно в дом, пока до смерти не простудились!

– Подозреваю, что, если ты откажешь миссис Уотерс, она просто останется здесь с тобой и окончательно разболеется, – тихо сказал Гарет, мягко развернув Антонию.

С явной неохотой та кивнула и отошла от Гарета, а ему вдруг захотелось пойти за ней, но кто-то спас его от безрассудства, отрывисто кашлянув позади.

– Вы нужны мистеру Уотсону, ваша светлость, – сказал один из слуг.

– Да, конечно. – Гарет быстро пересек двор. Огня уже почти не осталось, и бригада с ведрами расходилась. – Сильный пожар, да?

– Но благодаря вам и мистеру Кемблу все остались живы, – кивнув, сказал управляющий имением. – И дождь начался очень кстати. Думаю, худшее уже позади – почти.

– Почти? – Гарет недоуменно посмотрел на Уотсона. – Что вы хотите этим сказать?

– Думаю, вам следует кое-что увидеть. – Бросив на Гарета встревоженный взгляд, управляющий пошел через хозяйственный двор к конюшне, где начался пожар.

Двери все еще были распахнуты настежь, и было видно, что изнутри они обуглились.

– Что здесь загорелось? Какой-то экипаж? – спросил Гарет Уотсона, когда они осматривали повреждения.

– Новая молотилка, – мрачно ответил управляющий, указав в темную, еще дымящуюся глубину.

Гарет тихо выругался.

– «Разрушители машин»?

– Я тоже сначала так думал, – пожал плечами Уотсон и закрыл одну створку дверей, – пока не увидел это.

Внутренняя сторона дверей почернела, но большая часть белой передней панели не пострадала – как и криво написанные на ней кроваво-красные буквы. Гарет почувствовал себя так, словно из него вышибли дух, словно мальчишки из Шордича опять повалили его на землю.

«Гори в аду, жид».

Трудно сказать, сколько времени Гарет молча смотрел на надпись, стоя под дождем, стекавшим по его лицу.

– Простите, ваша светлость, – с виноватым видом наконец нарушил тишину Уотсон, – но я подумал, что… вы должны это увидеть.

Гарет спиной ощущал взгляды слуг, присутствующих при этой сцене.

– Оставьте ее открытой, – отрывисто сказал он. – Просто… оставьте открытой. Не нужно всем это видеть.

– Это гадость, ваша светлость, – убежденно сказал Уотсон. – Самая настоящая гадость. Мне очень жаль. Люди так не думают. На самом деле не думают. Англия начинает меняться.

– Но вероятно, кто-то все же так думает, – тихо возразил Гарет.

А затем Уотсон удивил Гарета тем, что положил ему руку на плечо и тихо сказал:

– Завтра я сниму ее и сожгу до конца.

– Матерь Божья, – глядя на дверь, прошептал доктор Осборн, который, держа в руке черный зонт, остановился рядом с Гаретом. – За это кого-то следует повесить.

– Спасибо, что пришли, Осборн. – Гарет обернулся и пригладил грязной рукой намокшие волосы. – Что ж, давайте войдем внутрь и…

Очередной удар грома не дал ему договорить. Создавалось впечатление, что небеса разверзлись и начался настоящий потоп.

– В контору Уотсона! – крикнул Гарет, стараясь заглушить шум дождя, и, схватив за руки доктора и миссис Масбери, потянул их за собой.

– Все остальные – в кухни! – распорядилась экономка. – Быстро! Быстро!

Слуги побежали мимо конторы к дверям нижней кухни, а Гарет в сопровождении Осборна, Уотсона и миссис Масбери – в контору. Кембл был замыкающим, а Коггинз исчез. Как только все оказались внутри, вспышка молнии рассекла небо.

– За всю свою жизнь я еще никогда так не радовалась грозе! – отряхиваясь, воскликнула экономка. – О, ваша светлость, мистер Кембл, вы вели себя по-настоящему отважно!

– Кто из слуг пострадал? – спросил Гарет, переводя взгляд с миссис Масбери на Уотсона. – Кто-нибудь получил ожоги?

– По-моему, Эдвардс, второй лакей, сломал палец, – сообщила миссис Масбери. – Несчастный случай произошел, когда передавали ведра с водой.

– Ну вот, Эдвардс – ваш первый пациент, – обратился Гарет к доктору. – А потом вы должны осмотреть всех, у кого еще воспалены миндалины. Я подозреваю, что они все до одного были сегодня ночью в дыму и под дождем.

– Боюсь, что так, – согласился Осборн, проверяя содержимое своего саквояжа.

– И будьте добры, осмотрите миссис Масбери, – продолжал Гарет. – У нее слабые легкие. Герцогиня уже упрекала меня за то, что я как-то заставил ее стоять под дождем.

Экономка, по-видимому, смутилась и, только когда Гарет подмигнул ей, позволила Осборну увести ее.

Уотсон сел за свой письменный стол, а Гарет плюхнулся на ближайший стул. Комнату наполнила гнетущая тишина. Гарет увидел, что у Кембла обгорела прядь волос, а на высоком, обычно безукоризненно чистом воротнике красуется полоска сажи. Проклятие, он совершенно не рассчитывал на такой поворот событий.

– Машина испорчена, – констатировал Кембл. – Но в данном случае «разрушителями машин» были антисемиты. Интересно, сколько их болтается по югу Англии с красной краской и трутницей?

– У вас есть какие-нибудь предположения? – спросил Гарет.

– Предположения – да, но не более того. – Мрачно взглянув на Гарета, Кембл небрежно прислонился к шкафу с выдвижными ящиками.

Уотсон сидел за письменным столом, тяжело откинувшись на спинку кресла и засунув руки в карманы куртки.

– Похоже, что тот, кто это сделал, не мог устоять против желания нанести последний злобный удар, – сказал он. – Конечно, допускаю, это могли быть «разрушители машин», но все же я так не думаю. Мы ее даже еще не опробовали. И мы никого не уволили. И не собирались. Всем работникам это известно.

– Я знаю, чего мне хотелось бы. – Кембл отошел от картотечного шкафа и, широко расставив руки, оперся на стол Уотсона. – Мне хотелось бы десять минут побыть наедине с этим работником конюшни, которого вы последним вытолкали в окно сарая.

– С этим парнем, у которого красный нос? – удивился Гарет. – Зачем?

– У него был… какой-то виноватый вид, – сосредоточенно насупившись, ответил Кембл. – Да, он, конечно, болен, но здесь есть что-то еще. Если бы вы не приказали ему лезть в окно, я не уверен в том, что он решился бы уйти. А потом, когда вы приказали всем больным идти в кухни, он не пошел, а присоединился к пожарной команде миссис Масбери.

– Проклятие, – не сдержался Гарет, – неужели это он?

– Догадываюсь, что вы говорите о Хауэлле, – вмешался в их разговор Уотсон, отодвинув кресло от письменного стола. – Крупный парень лет пятнадцати? Последние два дня он провел в постели, у него была температура. Я не могу себе представить, чтобы он мог совершить поджог.

– Возможно, дело не в том, что он сделал это, – задумчиво покачал головой Кембл, – а в том, что он видел или слышал.

– О Господи, еще одна головоломка! – На этот раз Гарет запустил в волосы обе грязных руки. – Кембл, поговорите завтра с мальчиком. Выясните, что ему известно.

– Непременно, ваша светлость. Послушайте, у меня обгорели волосы и испорчена моя любимая куртка. – Серьезный тон Кембла сменился на иронический. – Кто-то же на самом деле должен за это заплатить.

– Итак, не соблаговолите ли поделиться с нами своими соображениями? – Гарет скрестил на груди руки и пристально посмотрел на Кембла. – Кто именно должен заплатить?

– Я не совсем уверен, – признался Кембл, склонив голову набок, – но если бы я был любителем пари, то поспорил бы, что это будет наш старый приятель Меткафф.