В квартале нашей школы состоится торжественное открытие памятника. По этому поводу мы будем участвовать в параде.
Так объявил нам сегодня утром директор. Он вошел в класс, и все встали, кроме Клотера, потому что он спал. И его наказали. Клотер очень удивился, когда его разбудили и сказали, чтобы в четверг он явился в школу (в наказание, потому что по четвергам мы не учимся). Он заплакал, и поднялся жуткий шум. По-моему, лучше бы ему дали еще поспать.
— Дорогие дети, — сказал директор, — на торжественную церемонию приедут представители правительства, рота солдат будет нести почетный караул, а ученикам нашей школы предоставляется честь пройти строем перед памятником и отдать дань уважения, возложив цветы к его подножию. Я полагаюсь на вас и надеюсь, что вы будете вести себя как настоящие мужчины.
Потом директор нам объяснил, что старшеклассники начнут репетицию парада прямо сейчас, а после них будем репетировать мы. Значит, у нас не будет грамматики, и мы очень обрадовались. Когда директор ушел, все разом заговорили, но учительница постучала линейкой по столу и продолжила урок арифметики.
Как только прозвенел звонок на грамматику, учительница вывела нас во двор, где уже ждали директор и Бульон. Бульон — наш воспитатель, его так прозвали, потому что он все время говорит: «Посмотрите мне прямо в глаза». А в бульоне есть глазки жира. Но, кажется, я уже это один раз объяснял.
— Вот вы и пришли, — сказал директор. — Мсье Дюбон, я надеюсь, что с ними у вас все получится так же хорошо, как со старшими.
Мсье Дюбон, так директор называет Бульона, сразу заулыбался и сказал, что он был прежде унтер-офицером и что он обучит нас дисциплине и строевому шагу.
— Вот увидите, господин директор, когда я кончу обучение, вы их просто не узнаете, — сказал Бульон.
— Хотелось бы верить, — ответил директор, тяжело вздохнул и ушел.
— Так, — сказал Бульон. — Для строя нужен направляющий. Направляющий стоит по стойке «смирно», а все остальные на него равняются. Направляющим назначается самый высокий. Понятно?
Потом он посмотрел на нас и указал пальцем на Мексана:
— Вот вы будете направляющим. Тогда Эд сказал:
— Ну нет, он не самый высокий. Он только кажется высоким, у него просто ноги длинные. Я все равно выше, чем он.
— Ха-ха-ха, все ты врешь, — сказал Мексан. — Конечно, я выше тебя, даже моя тетя Альберта, она вчера приходила к нам в гости, сказала, что я очень вырос. Я же все время расту!
— Спорим? — спросил Эд.
Мексан согласился, и они встали спина к спине. Но мы так и не узнали, кто выиграл спор, потому что Бульон закричал, чтобы все построились в колонну по трое, неважно, в каком порядке, и на это ушло немало времени. А потом, когда все построились, Бульон встал перед нами, прищурил один глаз и, тыча пальцем, сказал:
— Вот вы — станьте немного левее. Никола, сдвиньтесь вправо, не занимайте лишнего места слева. А вот вы не занимайте лишнего места справа!
Мы здорово посмеялись, когда очередь дошла до Альцеста. Ведь он очень толстый и занимал лишнее место с обеих сторон. Когда Бульон нас построил, он с довольным видом потер руки, повернулся к нам спиной и громко крикнул:
— Взвод! Слушай мою команду…
— Мсье, а что такое дань уважения? — спросил Руфус. — Директор сказал, что мы должны возложить ее к подножию памятника.
— Это букет, — сказал Аньян.
Аньян просто псих. Он думает, что раз он первый ученик и любимчик, то может говорить все, что придет в голову.
— Разговоры в строю! — крикнул Бульон. — Взвод! Слушай мою команду! Вперед…
— Мсье, — закричал Мексан. — Эд становится на цыпочки, чтобы думали, будто он выше меня. Он жульничает!
— Ябеда-корябеда! — сказал Эд и как даст Мексану в нос.
А Мексан пнул Эда ногой. Тут мы все столпились вокруг них посмотреть. Эд и Мексан дерутся как бешеные — ведь они самые сильные в классе.
Но тут подскочил Бульон. Он разнял Эда и Мексана и велел обоим остаться после уроков.
— Вот тебе и букет! — сказал Мексан.
— Ага, дань заражения, как говорит Аньян, — засмеялся Клотер.
И Бульон велел ему в четверг прийти в школу. Ведь он не знал, что Клотер уже один раз наказан и в этот четверг все равно придет в школу. Бульон провел рукой по лицу и снова нас построил, хотя это было совсем не просто, ведь мы не стоим на месте. После Бульон очень долго смотрел на нас, и мы поняли, что сейчас лучше не баловаться. А потом Бульон попятился на несколько шагов и наткнулся на Жоакима, который в это время подходил сзади.
— Поосторожнее! — сказал Жоаким.
Бульон весь покраснел и закричал:
— Как вы тут оказались?
— Я пошел попить воды, пока Эд и Мексан дерутся. Я думал, что они будут драться долго, — объяснил Жоаким.
И Бульон велел ему остаться после уроков, а сейчас встать в строй.
— Ну-ка, посмотрите мне в глаза, — сказал Бульон. — Первого же, кто сделает хоть одно движение, скажет слово или шевельнется, я исключу из школы! Понятно?
Потом Бульон повернулся, поднял руку и крикнул:
— Взвод! Слушай мою команду! Вперед… Марш!
Бульон выпятил грудь и сделал несколько шагов вперед. А потом он оглянулся и увидел, что мы продолжаем стоять на месте. Тут я подумал, что он совсем сбесился, как мсье Бельдюр, наш сосед, когда папа в прошлое воскресенье облил его через забор из шланга.
— Почему вы не выполнили мою команду? — спросил Бульон.
— Ну вот! — сказал Жоффруа. — Вы же сами не велели нам шевелиться!
Тогда Бульон совсем рассвирепел:
— Ну, я отобью у вас охоту к шуткам! Я вам покажу! Выродки несчастные! Дикари! — закричал он.
Некоторые ребята заплакали. Тут прибежал директор.
— Мсье Дюбон, — сказал директор, — вас было слышно у меня в кабинете. Разве можно так обращаться к маленьким детям? Это вам не армия!
— Армия? — закричал Бульон. — Я был старшим сержантом пехоты. Так вот, пехотинцы — невинные младенцы по сравнению с этой бандой!
И Бульон ушел, размахивая руками, а за ним бежал директор и уговаривал:
— Ну, ну, Дюбон, успокойтесь, мой друг!
Торжественное открытие памятника прошло очень здорово. Только директор почему-то передумал, и мы не участвовали в параде, а сидели на скамейках позади солдат. И еще жаль, что не было Бульона. Он, кажется, уехал на две недели отдохнуть в Ардеш к своим родным.