Нити судьбы

Глава 5

Прием был назначен на семь часов вечера. У нас еще оказалось немного времени отдохнуть и привести нервы в порядок. За полчаса до назначенного времени, мы начали одеваться. Марфа от своего платья была на седьмом небе. Топиться в омуте она раздумала и от головного платка отказалась с необыкновенной легкостью.

Уже перед самым выходом у меня мелькнула крамольная мысль.

— Пожалуй, мы пойдем туда не просто так, а в шубах, — сказал я.

— Что бы я на такое шубу надела! — возмутилась Марфа.

— Ты обещала слушаться меня во все, вот и слушайся, — решительно сказал я. — Мы теперь посмотрим, кто здесь грязный мужик и страшная баба!

Оказывается давешний разговор хозяев меня задел. Да и кого бы такое уничижительное отношение ни обидело?

— Ну, пожалуйста, давай пойдем без шуб, кто сейчас их носит! — взмолилась девушка.

Оказывается, она уже знала, что теперь носят!

— Все, это не обсуждается! Ты мечтала увидеть телегу без лошади? Вот и смотри в окно, вон их сколько понаехало!

Действительно, в имение один за другим въезжали автомобили, все в стиле ретро, «Роллс-ройсы» начала двадцатого века, на которых ездили западные миллиардеры и члены Советского рабоче-крестьянского правительства, огромные «Кадиллаки», бесконечные «Линкольны»… После сегодняшнего разговора с портным, на все эти навороты, я смотрел немного иными глазами.

— Чего на них смотреть, подумаешь невидаль, — грустно сказала Марфа, наблюдая как я выворачиваю наши шубы мехом наружу. — А что ты делаешь?

— Ты даже представить не можешь, сколько теперь стоят настоящие русские соболя, — ответил я, с удовольствием убеждаясь, что старинные шорники свое дело знали и шкурки подобрали практически идеально.

— Ты тоже так пойдешь? — отвлекаясь от самоходных карет, спросила Марфа, наблюдая, как я начал выворачивать на изнанку и лисью шубу. — Мужчинам без крытки ходить не пристало!

— Ничего, мне можно, только ты никому о том не говори. Давай я помогу тебе одеться.

Конечно, я немного рисковал выглядеть смешным, но очень хотелось хоть немного утереть нос местным снобам. Нашей меховой одежды никто пока не видел, шубы лежали в мешках, так что на какой-нибудь эффект вполне можно было рассчитывать. Марфа нехотя надела шубу, подошла к огромному зеркалу, посмотрела на себя и кажется, осталась довольна. Я же был ею просто очарован: гордая головка, увенчанная толстой косой, высокий чистый лоб, большие выразительные глаза, шея, как башня Давидова, ну а ниже такое великолепие, которое под силу описать только поэту, а не мне, косноязычному бытописателю.

— Ну, скоро мы пойдем? — торопила Марфа, которой не терпелось сразить свет своими новыми нарядами. — Посмотри, уже давно все собрались!

Мажордом говорил о десяти вечера. Часов у меня не было, а спросить о точном времени Электру я не догадался. К тому же прием был заявлен как скромный, для своих. Своими мы здесь не были, но после той небольшой интимной близости, которая наметилась с хозяевами на берегу бассейна, могли особенно не чиниться.

— Ладно, пошли, — согласился я, надевая лисью шубу.

Марфа посмотрела на меня и расхохоталась.

— Мы теперь с тобой стали, как лесные охотники!

Я глянул в зеркало и не смог с ней не согласиться. Выглядели мы не светскими львом и львицей, а полярниками на зимовке. Пришлось признать свою неправоту и раздеться.

— А ты остаешься в шубе, — остановил я попытку спутницы избавиться он мехов. — И не смей мне перечить, ты обещала слушаться!

Марфа обиделась, у нее на глазах даже блеснули слезинки, но мужской авторитет в патриархальные времена был еще непререкаем — смирилась. Мы вышли из гостевого дома и прямиком отправились во дворец.

Похоже, что мы все-таки поторопились. Нас там еще не ждали. Когда мы вошли в «колонный зал», в дверях не оказалось даже лакеев. Большая группа людей, в окружении стоящих на почтительном расстоянии слуг, коллективно смотрела интересный спектакль.

Не могу ни признать, что за последние годы техника достигла больших высот. Двумя часами раньше я был более чем удивлен программным пошивом одежды, теперь, просто поражен качеством изображения и великолепием съемок. Экран или то, что было вместо него, отсутствовал. Объемная проекция парила как бы в пространстве, в трех измерениях.

Документальное кино, которые так увлеченно смотрели гости и обслуживающий персонал, можно было бы назвать грубо, но точно: «Явление придурков народу».

К сожалению, этими придурками были мы с Марфой. Какой-то умелец так искусно смонтировал в фильм эпизоды нашего пребывания здесь, что зрители буквально покатывались со смеху. Что, безусловно, не могло не понравиться, это качество съемки. Демонстрировалась не просто видеозапись камер наблюдения, а вполне профессиональная съемка с нескольких точек, с крупными планами, стоп-кадрами, короче говоря, грамотно сделанный документальный фильм.

Само собой, никаких сцен, которые можно было двояко трактовать, показано не было. Ни мое столкновение с охраной, ни «эротические» моменты у бассейна в фильм не вошли. Зато в избытке демонстрировались наши растерянные или удивленные лица, неловкие движения, смешные ситуации.

Я вполне мог бы вытерпеть даже пересоленные шутки, но сцены с нашим раздеванием в предбаннике и, особенно, эпизоды в массажных кабинетах, были злы и лживы от начала до конца. Во время массажа, возможно, какой-то эротический момент и присутствовал, трудно без этого обойтись, когда на массажистках надето в малозаметных местах по одной прозрачной ленточке и во время работы она пускает в дело все части своего тела. Но между мной и ними, а уж тем более Марфой и ее массажисткой, не было, да и нее могла быть, никаких «неформальных» отношений. Тоже что сейчас показывали крупным планом в объеме и цвете, дамам вообще следовало смотреть с презервативами наготове, чтобы случайно не забеременеть. Похоже, те две тетки, которых я принял за банщиц, прячась за своими «пультами», специально отыскивая смачные моменты, играя масштабами, светом и тенью. Словом, они к радости зрителей, потрудились на совесть!

Публика от зрелища пребывала в полном восторге, одна главная героиня, похоже, просто ничего не поняла.

— Это кто там были такие? — тихо спросила меня Марфа, когда кино кончилось и все исчезло. Она явно не сопоставила себя с огромными реальными фигурами, кувыркающимися в воздухе.

— Потом все объясню, — попросил я, — а сейчас веди себя так, будто ты настоящая царица.

Просмотр кончился под одобрительные возгласы гостей, но зааплодировал только один человек. Я громко и неспешно хлопал в ладоши, пока говор не смолк, и к нам не повернулись все недавние зрители.

— Очень милый фильм, — так чтобы было слышно всем, сказал я, — только жаль, что в нем не хватает некоторых эпизодов!

Наступила мертвая тишина. Нас явно узнали. Только теперь перед насмешливой толпой стояли отнюдь не неуклюжие оборванцы. Марфа, как истинная женщина почувствовала высокую ноту и на минуту сумела превратиться в гордую русскую царицу. А уж когда она повела плечом, и драгоценный мех вспыхнул сибирскими искрами и заиграл всеми своими благородными оттенками, присутствующие бабы просто сломались и потекли от зависти.

Не знаю, кто были эти люди, возможно, представители власти или нувориши, способные украсть или купить половину Сибирской тайги.

Но сюда они приехали на стилизованных машинах, были одеты в компьютерные модели, а не в серые русские соболя!

Судя по реакции присутствующих, счет стал, как минимум, один — один. Дальше я пошел на выигрыш: громко щелкнул пальцами, ткнул указующим перстом в мажордома и небрежно поманил его согнутым указательным пальцем. Все теперь смотрели на меня и на палец. Управляющий послушно подошел, не посмев ослушаться.

— Прими-ка, голубчик, шубу! — громко сказал я и, сдернув меховую рухлядь с Марфиных плеч, кинул ему на руки. И тут раздался общий глубокий вздох. Думаю, что такое торжество, даже очень красивым женщинам не всегда выпадает в жизни. Все без исключения мужчины разом заиндевели и забыли о своих спутницах.

Я не знаю, как это получилось у портного, подлинное искусство плохо поддается описанию, но то, во что он превратил обычную, хоть и миловидную девушку, было истинным шедевром. Возможно, главная причина заключалась в том, что мастер сумел заключить ее простоту и естественность в соответствующую оправу, подчеркнув формой содержание. Причем это, как мне кажется, оценили все: женщины не найдя у нее никаких следов косметических или стилистических ухищрений, завидуя юности и чистоте, мужчины на основном инстинкте.

Теперь счет стал разгромным, и нам с Марфой нужно было очень постараться, чтобы проиграть поединок. Ни она, ни я делать этого не собирались. Однако и враг не дремал.

Оправившись от неожиданности, из толпы вышел хозяин. Сказать, что он был просто зол, значит ничего не сказать. Он был в ярости, я видел, как у него подергивается веко и утолок губы. Однако держать себя в руках он умел, сказал негромко, но так чтобы все услышали:

— Друзья, это и есть наши новые знакомые, Позвольте вам представить, Алексей Крылов и Марфа Бахметева!

Удар он нанес, что называется, наотмашь. Надеюсь, что лицо у меня в тот момент не очень изменилось, во всяком случае, я попытался приветливо улыбнуться. То, что он назвал по имени и фамилии не только меня, ко и Марфу, сразу все ставило на свои места. Только на этом месте, мне находиться совсем не хотелось. Было похоже, что в этот раз я попал не к своим родственникам…

Я сам до сих пор не знал даже имен хозяев. Представиться залетным бродягам они не сочли нужным, а слуги их называли просто «господами». Они же, оказывается, знали даже то, чего не знал я, фамилию моей спутницы.

— А теперь, друзья, — кончил он, явно наслаждаясь произведенным на меня эффектом, — прошу всех в столовую! Эльвира, приглашай гостей к столу, — добавил он, нежно беря жену под руку.

Все тут же задвигались и парами пошли вслед за хозяевами к выходу из зала.

— Твоя фамилия Бахметева? — тихо спросил я Марфу.

Девушка испытывала большой эмоциональный подъем, чувствовала себя на седьмом небе от счастья и ничего странного в том, что ее здесь знают, не заметила.

— Да, — ответила она, — разве я тебе не говорила?

— Нет, не говорила, а здесь, ты себя кому-нибудь называла?

— Нет, меня никто не спрашивал.

— А обо мне спрашивали?

— Тоже нет, я фамилию твою сейчас первый раз услышала.

Было похоже на то, что все у нас с ней складывается совсем плохо. Между тем все гости вошли в огромную парадную столовую. Здесь царил дух того же, что и везде, имперского пижонства: огромный стол, резные стулья «а-ля восемнадцатый век», куверт на тридцать персон. Фрачные лакеи разводили гостей по их местам. Лишь только мы вошли, к нам подошел затянутый во фрак парень с блестящими, смазными каким-то маслом волосами, разделенными пополам на прямой пробор. Видимо такими хозяева представляли себе настоящих лакеев.

— Извольте, я вас провожу, — сказал он, небрежно кланяясь.

— Где наши места? — спросил я, не спеша идти за ним.

— Очень удобные-с, там вон, с краюшка, — ответил он, кивая в сторону конца стола, — не извольте беспокоиться, жрачка здесь хоть и халявная, но по высшему классу. Где сидеть — без разницы.

— Это тебе без разницы, а нам большая разница. Марфа, нам предлагают сесть за стол последними, как нищим. Как ты думаешь, согласимся?

Кажется, я ей сказал это зря. Задумка была простая, тихо отсюда уйти. Решил, что по-другому Марфу отсюда не вытащить. Однако она отреагировала неожиданно и самым неприятным для меня образом.

— Мне сидеть в конце стола? — во весь голос спросила она. — Ниже всех этих худородных холопов!?

На нас и так пялила глаза вся публика, а после ее громкого не совсем понятного заявления, да еще сказанного с возмущенной интонацией, в столовой наступила тишина. После всего, что сегодня здесь уже случилось, народ ждал скандала!

— Что эта сказала? — негромко спросила хозяйка. После того, как к ней в зале обратился муж, я наконец узнал ее имя — Эльвира. Ей никто не ответил.

— Что сказала эта?! — повысила она голос.

Пришлось мне брать на себя решение конфликта.

— Госпожа Бахметева, просит нас извинить, у нее разболелась голова, и мы не сможем остаться на ужин, — спокойно объяснил я.

Язык за четыреста пятьдесят лет, безусловно, сильно изменился, но все-таки не на столько, чтобы присутствующие не поняли слов: «худородные» и «холопы».

После моих извинений наступила тишина, я уже подумал, что теперь нам дадут уйти с миром, как вдруг какая-то женщина в ярком красном платье, сидевшая по левую руку от Эльвиры вскочила из-за стола и, забыв, что находится в атмосфере старинной степенности, закричала хорошо поставленным голосом коммунальной скандалистки:

— Это кто здесь худородные? Это наша Эльвирка худородная? Да у нее дед министром был и депутатом! А у Вадькиного деда была своя фракция в думе! Это ты лярва, тварь подзаборная!

Только теперь, когда дама в красном, немного приоткрыла тайну личностей и происхождения наших хозяев, я посмотрел туда, куда она указывала. На стене столовой висело несколько портретов в современной моей эпохе одежде. Как нетрудно было догадаться по умным, сосредоточенным лицам, это были портреты отечественных политических деятелей. Среди них пара рож показались мне знакомыми. Фамилий их обладателей я не знал, но помнил, что они часто мелькали по телевизору и публично боролись против коррупции, воровства, мздоимства, за народное счастье и процветание, Судя по тому, как теперь жили их внуки, добиться своей цели им удалось.

— Что кричит глупая мужичка? — спросила меня Марфа.

И опять у меня было чувство, что ее вопрос все поняли правильно, но, тем не менее, ждали моего перевода.

— Эта женщина говорит, что предки наших хозяев заседали в думе, — объяснил я.

Мне очень не нравится в людях родовая спесь, лучше все-таки гордиться своими успехами, а не покойными предками, но особые претензии Марфе предъявить было сложно, в ее темную эпоху, это было нормой поведения, Теперь, когда она узнала, что предки наших хозяев заседали в думе, посмотрела на них по-другому.

— В думе? — повторила она. — При каком царе?

Красная дама ее поняла, и отбрила:

— При каком? А при таком, при первом царе, при Борисе и потом тоже…

— При Борисе Годунове? — удивилась Марфа, оглядываясь на пиджачные портреты знатных предков.

— Кто такой Борис Годунов, — громким шепотом спросила красивая молодая женщина в открытом лиловом вечернем платье.

— Царь такой был, во времена Пушкина, — ответил ей сосед по столу, скорее всего, муж.

— Пушкина? — громко переспросила она. — А кто такой…

— Заткнись, дура! — оборвал ее собеседник.

И разом общее напряжение прошло: кто-то из гостей негромко хмыкнул, фыркнула какая-то смешливая гостья, на другом конце стола засмеялись откровеннее, и вдруг все собрание разразилось хохотом. Смеялись долго и весело. Общее веселье подогрела сама виновница происшествия. Сначала она не поняла причину общей радости, потом развеселилась, глядя на мрачно сидящего спутника и, когда уже почти все замолчали, сама залилась как звонкий колокольчик. Этого не выдержал даже муж, махнул рукой и закатился вместе со всеми гостями.

Я попытался воспользоваться моментом и незаметно уйти, но дорогу преградил мажордом и пригласил нас сесть подле хозяев. Яркая дама в красном вместе со своим кавалером куда-то исчезли, так что места оказались свободны. Я подумал, что теперь у нас появилось еще двое непримиримых врагов. Стоит только высунуться из общего болота и квакнуть, как тотчас обрастаешь недоброжелателями. Может быть, и меня здешние хозяева раздражают именно своим показным богатством и сибаритством. Зависть — мерзкое человеческое качество, плохо поддающееся самоконтролю. Все мы, в конце концов, вылеплены из одного теста…

— Господа просят оказать им честь, — говорил мажордом, во время общего веселья, умудряясь сохранять невозмутимое лицо.

Как ни хотелось мне скорее отсюда уйти, на что были две веские причины, теперь, когда хозяева исправили ошибку, отказываться сесть за стол, было бы глупо.

Первая веская причина, попытаться пока хозяевам не до нас, покинуть эти гостеприимные чертоги, вторая — сервировка стола. Мне в восемнадцатом веке приходилось сиживать за парадно накрытыми столами, и хотя до всех тонкостей европейского этикета я так и не добрался, но что-то из общих правил усвоил. Другое дело Марфа, которая, толком не знала, как пользоваться салфеткой не говоря уже о полудюжине вилок и ножей. Я не хотел давать хозяевам возможность получить реванш, демонстрируя ее неосведомленность в этикете.

— Мы сейчас вернемся, — сказал я управляющему, — даме нужно попудрить носик.

Не знаю, просуществовала ли до этого времени пудра, но он меня понял и показал где здесь туалеты.

— Марфуша, — сказал я, когда мы вышли из столовой, — они хотят над тобой посмеяться и показать какая ты невоспитанная. Ничего сама со стола не бери и не трогай посуду. Ешь, пей и делай только то, что и я. С соседями не разговаривай. Что бы тебя ни спрашивали, молчи и улыбайся.

Марфа согласно кивнула. Мне кажется, она и без моей помощи уже разобралась в том, что здесь происходит.

Больше ничего интересного не произошло. Обычный ужин в незнакомой компании, когда не понимаешь и половины «внутренних» шуток и вынужден слушать чужую хвастливую болтовню. Еда была до безобразия полезной, и видимо оттого совсем пресной и невкусной. Подавали сплошные овощи, протертые супы, желе. Пили безалкогольные вина и даже безалкогольную водку!

Марфа сидела рядом с хозяином, я — с хозяйкой. Мне казалось, что Вадиму не терпелось дождаться от меня вопроса, откуда ему известны наши имена. Я, само собой, такого удовольствия ему не доставил. Эльвира сначала напрягалась, потом пыталась гладить мне колени, бледнела, нервничала и с ненавистью смотрела на Марфу.

Короче говоря, вечер вполне удался.