Нити зла

Глава 30

После бойни в каньонах око Нуки встало и зашло снова, и теперь уже Иридима правила бал на небосводе. В сотне миль от Провала Кайку и Тсата стояли на западном берегу реки Зан. Они укрылись в тени рощицы тумиси. Этим деревцам каким-то чудом удалось спастись от источаемой ближайшим колдовским камнем заразы. Ночь была тихой и теплой, и только прохладный ветерок беспрестанно шелестел в листве.

За рекой стояло чудовищное сооружение, средоточие жизни в пойменной долине. Прошло много недель с тех пор, как они впервые увидели эту похожую на металлическую личинку махину. От нее исходил жирный смрад, она стонала и скрежетала, со скрипом ворочались по сторонам тяжелые колеса. К ней жались сооружения поменьше. Их назначение для Кайку и Тсаты оставалось столь же загадочным. Какие-то всполохи то и дело ярко освещали изнутри металлические ребра, их сопровождал жуткий рев; с лязганьем приходили в движение цепи, гремели о гигантские зубья и вороты, подобно сухожилиям, натянутые между зданиями. Еще какие-то механизмы нестройно громыхали, а потом замирали снова.

С этой стороны можно было рассмотреть жерла двух труб, проложенных под землей от махины до берега реки. Над гладкой поверхностью Зана виднелись черные, забранные решетками рты.

Кайку напряженно рассматривала сооружение. Она его ненавидела. Ненавидела за непонятность, чуждость, неестественный грохот и гнусную вонь. Оно извергало яд. Более того, она ненавидела его за то, что оно держало ее здесь, не давало вернуться к друзьям, домой, когда Провал в такой опасности. Она, конечно, не могла быть с ними — не успела бы… но, наверное, стоило хотя бы попытаться, а она этого не сделала, и на душе скребли кошки.

Но, по-видимому, от Тсаты она подцепила проклятое охамбское мышление, этот чудной альтруизм и приоритет общих потребностей перед личными желаниями.

В ночь, когда разразилась лунная буря, когда пал барьер и войско порченых двинулось на восток, она смотрела на эту орду и ничего не желала так сильно, как отправиться следом за ней. Конечно, они двигались слишком быстро — не догнать… Но даже если Кайку удалось бы попасть в Провал вовремя, она стала бы всего лишь одной из тысяч обреченных. Прежняя Кайку все равно отправилась бы следом — это было заложено в ее природе.

Но она не отправилась. Кайку знала, о чем думает Тсата, и, к своему великому удивлению, думала о том же. Пойменная долина теперь почти опустела, осталась лишь немногочисленная стража. И грех было бы не воспользоваться такой оплошностью врага. Не добраться до колдовского камня.

Тсате даже не пришлось ее уговаривать. Такой возможности могло больше не представиться. Вне зависимости от исхода битвы на востоке, они в долгу перед друзьями и должны использовать выпавший шанс.

И они направились в шахту ткущих.

— Смотри, — прошептала Кайку. Глухой рокот вырвался из недр сооружения. Раздался громкий лязг, и трубы извергли поток омерзительной жижи. Под напором ее верхние и нижние половинки решеток распахнулись. Поток не иссякал несколько минут. В Зан падали обломки камней, органические отходы и что-то еще, неразличимое в лунном свете. Все это река унесет на юг, к водопаду. В конце концов рев воды утих, поток превратился в ручеек, и решетки снова захлопнулись — исчезло давление. В глубине махины раздались еще два глухих удара, и потом все звуки, кроме мерного журчания реки, стихли.

Кайку и Тсата выбрались из рощицы и поползли через заросли высокой травы к воде. Берега Зана были вполне плодородны: растительность здесь не знала недостатка пресной воды и представляла собой вполне сносное укрытие. Кайку и Тсата на четвереньках проползли вверх по реке до длинного искореженного бревна, перекрученного посередине. Они прикатили его сюда прошлой ночью, когда готовились к рейду. Дерево оказалось довольно слабым, они повалили его без труда, накинув на макушку веревку и пригнув к земле. После этого руками ободрали ветки и получили отличный «плот», на котором собирались переплыть реку.

Некоторое время они наблюдали за поймой. В темноте сновали тени. Их было около сотни на всем пространстве. Кто-то лениво бродил вокруг таинственной громадины, но большинство порченых просто спали. Патрули, которых теперь стало гораздо меньше, сосредоточились на восточном берегу реки, и Кайку и Тсата не особенно боялись случайной встречи с дозором на западном берегу. За равниной мрачной черной стеной поднимались скалы, Кайку вспомнила, как они впервые лежали там, на краю, и со страхом смотрели на огромную армию искаженных, которую ткущие сумели собрать здесь. Теперь опустевшая долина казалась едва ли не призрачной.

Удостоверившись, что никто не обращает на реку внимания, они дожидались, пока лик Иридимы скроется за облаками. Кайку радовалась, что не пришлось откладывать вылазку до лучших времен: бездействие и страх за друзей изрядно поистрепали ей нервы. Но погода благоволила. Времена года в Сарамире не очень отличались по температуре из-за близости к экватору, но осень и весна более дождливы и облачны, чем лето и зима. Привычку выделять времена года сарамирцы унаследовали от Кураала с его умеренным климатом и так от нее и не избавились.

Перистые облака скрыли от глаз луну. Кайку и Тсата переглянулись, потихоньку подкатили бревно к воде и сами вошли следом. Вода оказалась удивительно теплой: она вышла из ледяных глубин Чамильских гор, но на протяжении многих сотен миль ее согревало солнце. Река приняла Кайку в свои влажные объятия, и ласка эта проникала сквозь одежду и касалась кожи. Она прикинула силу течения. Река здесь текла лениво, будто собираясь с силами перед водопадом. Кайку обняла бревно рукой, Тсата сделал то же самое, и они оттолкнулись от берега.

Переплывали реку в темноте, молча. В тишине слышался только плеск воды о бревно. Они мерно скользили к восточному берегу. Отошли от берега под углом, принимая в расчет течение, которое снесет их до нужного уровня — прямо к зловещему панцирю шахты. Расчет оказался верным, и удача им сопутствовала — Иридима не вышла из-за облаков, и тьма осталась непроглядной. Они причалили к восточному берегу в нескольких десятках футов от жерл. Бревно пришлось отпустить по течению. Оставлять его здесь было опасно: при свете солнца «плот» могли заметить.

Долгие недели наблюдения за поймой в конце концов принесли плоды. Хотя Кайку переживала, что им не удастся подобраться к Связникам или загадочному строению ткачей, они все же многое узнали о работе жуткой громадины и составили много планов. Кайку особенно заботило, с какой частотой трубы извергают грязную воду. Они не располагали приборами, которые помогли бы им вычислить точные промежутки между извержениями, но соглашались в одном: происходит это достаточно регулярно, раз в несколько часов. Вода откуда-то поступает, рассуждала Кайку. Если правильно рассчитать время и пробраться в трубы, можно все выяснить. Решетки на трубах, скорее всего, служат препятствием для животных, а следовательно, защищают что-то.

Только сейчас ей удалось заглянуть в одну из труб, обычно скрытую от глаз линией берега. И от реальности собственного плана у Кайку закружилась голова. Попав туда, она окажется запертой в ржавых металлических стенах и сможет двигаться либо вперед, либо назад, третьего не дано. В животе похолодело.

Тсата положил руку ей на плечо и тихонько стиснул, уловив ее колебания. Она оглянулась на него. Татуированное лицо в темноте было почти невидимым, но Кайку почувствовала решимость в его взгляде и как будто позаимствовала оттуда немного.

Вдвоем они отогнули нижнюю створку решетки. Особый пружинный механизм удерживал ее закрытой, но он износился и заржавел. Кайку первой поднырнула под верхнюю решетку и оказалась на другой стороне. В трубе она могла стоять чуть-чуть согнувшись. Речная вода доходила до пояса. Тсата последовал за ней, предварительно убедившись, что на решетке нет видимого запирающего механизма.

— Если до этого дойдет, — Кайку будто прочитала его мысли, — я ее взорву.

Тсата знал, что она имеет в виду. Она сильно рисковала, когда связывалась с Кайлин, и, хотя ткачи ее не «услышали», в следующий раз они могли быть гораздо внимательнее. Использовать здесь кану — значит вынести себе смертельный приговор. Но, несмотря на это, если понадобится, Кайку поступит так. Она просто заявила об этом ему — и себе. Что бы там ни говорила Кайлин, а эта сила — ее, и она может распоряжаться ею, как посчитает нужным.

Тсата улыбнулся. Если эта особа когда-нибудь наденет мантию сестры, Кайлин придется сильно попотеть, чтобы удержать ее в узде.

Они продвигались по трубе. Вода тихо плескалась. До них долетали и другие звуки: отдаленный скрежет, отрывистое лязганье и скрип. Отражаясь от металлических круглых стен, они усиливались. Вокруг смыкалась тьма, абсолютная чернота, разбавленная только бледным круглым пятном — позади, там, где остался вход в трубу, единственный ориентир во мгле.

Они прошли немного и остановились. Тсата принялся распаковыватъ свечу, которую в непромокаемом мешочке нес на поясе.

— Подожди, — прошептала Кайку.

— Тебе нужен свет, — пояснил он. Ему не нужно было уточнять, что сам он в освещении не нуждается. У него было зрение совы, — черта, присущая всем обитателям Охамбы. Много-много лет назад их кровь смешалась с кураальской, и появились ткиурати.

— Подожди, мне нужно время, — повторила она.

Ее глаза довольно быстро привыкли к темноте, и она уже различала очертания: стены трубы, покрытую рябью поверхность воды.

— Я вижу.

— Ты уверена? — удивленно спросил Тсата.

— Разумеется, уверена. Убери свечу.

Охотник так и сделал, и они продолжили путь, зная, что он не будет долгим: сооружения, из которых в трубу поступала вода, стояли не очень далеко от берега. Пока все складывалось не так уж и плохо: она, вопреки ожиданиям, не мучилась клаустрофобией и не задумывалась о том, что будет, если на них обрушатся тонны зловонной жидкости. Кайку твердо верила в цикличность выбросов и в свои силы, и это спасало от обычных сомнений и страхов.

Она сама удивилась тому, насколько повзрослела после Эстивальной недели, предательства Азары, победы над демонами; после того, как, ведомая одним чутьем, спасла умирающего друга; после того, как неделями жила, убивая порченых, полагаясь лишь на себя и на чужеземца с загадочной логикой. Она была такой же, как и раньше, но в то же время другой — более зрелой. Изменилось ее отношение к жизни, и эти перемены подарили ей уверенность в своих силах, которой у нее никогда не было.

Она нравилась себе такой.

Теперь лязг и стоны стали громче, и в трубе появились отблески огня — мгновенные вспышки только намекали на то, что ждет впереди. Кайку и Тсата преодолели почти незаметный изгиб и подошли к краю.

Кайку зажмурилась от света. Труба расширялась к началу и соединялась со второй. Вместе они образовывали длинный коридор. Он поднимался вверх, над уровнем реки. Впереди Кайку видела стену из тусклого, отливающего бронзой металла.

Она взглянула на Тсату. Он пробормотал что-то на охамбском.

— Что это значит? — шепотом спросила Кайку. Вопрос, казалось, застал его врасплох.

— Ну, это вроде вашей защитной молитвы. — Но в Охамбе не верят в богов. И вы не верите, что предки продолжают жить где-то, кроме вашей памяти.

— Это обращение к пашу.

Кайку впервые видела Тсату смущенным.

— Я попросил у тебя защиты и предложил тебе свою. Это просто обычай.

Кайку убрала с лица прядь мокрых волос.

— А как я должна ответить?

— Хтре.

Кайку повторила, не очень, впрочем, уверенная в произношении.

— Это значит, что ты просишь и обещаешь мне то же самое.

Она улыбнулась.

— Хтре, — повторила Кайку уже более твердо.

— Это просто обычай. — Он не смотрел на нее.

Они выбрались из воды в расширяющийся коридор. После долгого пребывания в кромешной тьме теплое свечение впереди рождало в них тревогу. Двигались очень осторожно, держась стен. Пальцы скользили по ржавым панелям, скрепленным между собой странным веществом, которого не знали ни Кайку, ни Тсата. Добравшись до конца тоннеля, они увидели в неверном теплом свете, что их ждет не стена, а крутая горка. Они выглянули из отверстия трубы — никого. Сверху — темнота, вокруг — металл. Откуда исходил свет, тоже было неясно.

С одной стороны к скату прикреплялась металлическая лестница.

Кайку ничего не оставалось, как лезть наверх. Более безопасного пути не было. Тсата остался внизу. С кожаной одежды ткиурати капала вода, и вскоре у его ног образовалась лужа. Кайку вдруг пожалела, что не придумала, как уберечь винтовку от воды и пронести ее сюда. С ней она чувствовала бы себя спокойнее, хотя если бы их обнаружили, толку от винтовки было бы немного.

Она достигла верхушки лестницы, и сердце ее упало при виде истинных размеров рудника.

Кайку предполагала, что горбатый панцирь окажется потолком здания, но ее ожидания не оправдались. На самом деле это была «шляпка» гигантской шахты, уходившей куда-то в неизмеримые глубины земли. Из стен ее торчали вздувшиеся камни и зазубренные отростки скалы. Широкие выступы покрывали стены наподобие шрамов. Скат, по которому взобралась Кайку, заканчивался полукруглой платформой, на которой стоял огромный сливной чан. Позади него медленно вращались два колеса, приводя в движение гигантские шестерни. Закрепленные на громыхающих цепях ковши поднимали воду и выливали ее в чан, а потом монотонно опускались, чтобы зачерпнуть еще.

Кайку каким-то чутьем уловила, что вокруг никого нет, и выбралась на платформу. Она стояла и с благоговейным ужасом осматривала это невероятное, нереальное, жуткое место.

Свет, который они видели, исходил от металлических факелов и колонн, горящих странным пламенем — оно походило не на обычный огонь, а на огненный пар. Клубы дымного пламени взвивались вверх и рассеивались, оставляя только зловонный дым, который собирался над шахтой. Кайку вдруг поняла, что вверху черно не от недостатка света, а от завесы плотного дыма, который медленно просачивался наружу через поры в крыше.

Сотни выступов и колонн соединяли между собой сеть ветхих деревянных и веревочных мостков и лестниц. Стены ощетинились подпорками и балками из дерева и металла, обозначая путь для рудничных тележек. В зевах пещер полыхал огонь. В глубине ревели нории, выпуская из себя струи пара, ни на минуту не прекращая свое бессмысленное, тупое движение. Подъемные краны катились в никуда, не выпуская из железных клювов никому не нужные грузы. Тонкие струи воды изливались из пещер и падали в пустоту или разбивались о выступы, превращаясь в брызги и пар. Кайку увидела маленькие ветхие хижины из дерева, которые лепились друг к другу, иногда — прямо на верхушке колонны. Порой их связывал с окружающим пространством один-единственный мост. Здесь было жарко, душно и отвратительно пахло, во рту ощущался неприятный металлический привкус.

Кайку с удивлением и страхом глазела на это порождение ткущих. Она в жизни не видела столько металла, тем более — выкованного таким образом. Что же за кузни у этих ткачей? Что происходило на протяжении двух столетий в их монастырях, где Великие Мастера создавали маски? Кто соорудил это все, включая те странные факелы и те диковинные штуки, которые шипели, выпускали пар и двигались сами по себе?

К ее плечу что-то прикоснулось. Кайку подскочила от неожиданности. Это был всего лишь Тсата.

— Нам лучше спрятаться. — Он обвел взглядом картину, и в его глазах отразилось не то отвращение, не то злость.

Они продвинулись к стенам шахты, где сгущалась спасительная тьма. Разрозненные металлические факелы давали больше света, чем обычные светильники, но все же не могли рассеять весь мрак в этом чудовищном месте. Из тени Кайку и Тсата еще раз внимательно осмотрелись. Движения не было. Шахта казалась заброшенной.

— Твои глаза… — Тсата повернулся к Кайку.

Кайку нахмурилась.

— М-м-м?..

— Они изменились. В твоих зрачках больше красного, чем раньше.

— Раньше? — Она смотрела на него с недоумением.

— Раньше. До того, как мы проникли в трубу.

Кайку задумалась. Ей вспомнилось удивление в голосе Тсаты, когда она отказалась зажигать свечу.

— Насколько там было темно?

— Слишком темно, чтобы ты что-то разглядела.

Кайку ощутила, как по телу прошла дрожь. Она что… приспособилась? Использовала кану, даже не подозревая об этом? Обострила свои чувства, чтобы видеть в темноте? Она не знала, как ей это удалось. Наверное, неосознанно, так же, как в случае с Джугай, когда она исторгала из его тела яд руку-шаев. Чем больше она использовала кану, тем больше, казалось, кана использовала ее. Она была не столько госпожой, сколько живым источником, проводником. А у сестер Красного ордена так же? Нужно будет спросить у Кайлин, когда они вернутся.

Если им будет куда возвращаться.

Она отогнала от себя эту мысль, едва та возникла. Нет времени на сомнения и страх. Армия искаженных уже должна подойти к Провалу, и сама Кайку ничего, ничего не может с этим поделать. Остается лишь надеяться, что ее предупреждение дало им время подготовиться или убраться оттуда.

Они прошли по платформе к мосткам, которые жались к стенам шахты. Они вели к входу в тоннель. Мостки были железные, вбитые в скалу подпорки поддерживали их над непостижимой пропастью. Кайку не хотелось прикасаться к перилам голой кожей. В Сарамире перила делали из резного дерева или — изредка — из полированного камня, но не из металла, тем более — такого: ржавого, шелушащегося от оседающего пара.

Когда они добрались до конца, Кайку вздохнула с облегчением. Камню можно доверять.

Тоннель шел вниз, и они с величайшей осторожностью спустились в него. Пол усыпали осколки камней, галька, гниющие остатки пищи и деревянная стружка. Здесь было так же пусто, как и во всей шахте. Никаких следов настоящих горнодобывающих работ. Неровные стены дышали нетронутой древностью.

— Это природное, — тихо сказал Тсата, обведя рукой тоннель. — Как и шахта. Здесь нет рукотворного каркаса или опор. Если ткущие что-то и построили, они построили это над тем, что здесь уже давно было.

— Значит, они ничего тут не раскапывали? — спросила Кайку. Ее одежда уже высохла в жарком воздухе и неприятно натирала кожу.

— Нет, — подтвердил Тсата. — Это было здесь задолго до прихода ткачей.

Кайку это немного успокоило. Сначала мысль о том, что ткущим удалось построить нечто подобное за несколько лет, потрясла ее до глубины души. Теперь же Кайку уверилась, что и ткачи не всемогущи. Значит, есть надежда.

Они спускались все ниже. Им попадались комнаты, оборудованные под кухни, склады, набитые мешками и бочками с едой. Но чем дальше они шли, тем больше убеждались: здесь никого нет.

— Думаешь, они ушли? — прошептала Кайку. — Все-все?

— А как насчет маленьких людей? — спросил Тсата. — Они бы ушли?

«Маленькие люди…» Кайку понадобилось время, чтобы понять, о чем говорит Тсата. Он имел в виду крохотных рабов ткачей, гольнери.

Гольнери… Еще одна загадка, как и Связники, отцы Пределов и разумные искаженные в плену в монастыре на Фо. Все это как-то взаимосвязано. Ткачи столько лет были пугающей и неотъемлемой частью жизни Сарамира, а люди так ничего о них и не узнали. Сколько еще загадок таят в себе монастыри, какие планы выплавляются в черном безумии их обитателей?

Что происходит под самым носом сарамирцев? Кайку покачала головой, отвечая на вопрос Тсаты и отгоняя свой.

— Гольнери остались бы здесь, — ответила она. И вдруг новая мысль поразила ее. — Думаю, здесь так пусто, потому что ткачи не планировали отправлять в поход вторую часть войск. Поэтому тут так много продуктов. Большая часть сил направилась на запад, меньшая осталась здесь, чтобы охранять территорию. Но каким-то образом ткачам стало известно о Провале, уже после того, как ушли основные силы. Возвращать баржи они по каким-то причинам не захотели и вместо этого в Провал послали тех, кто еще оставался здесь. Никто ведь не знает об этом месте. Вторая армия возвратится недели через две, может быть, раньше. Чтобы добраться до Провала, разгромить его и вернуться сюда, больше не потребуется. Риск не так уж и велик, по крайней мере ткачи сочли его приемлемым. А потом барьер поставят снова, и долина опять станет недосягаемой.

— Кайку, может быть, они не захватят Провал, — пробормотал Тсата. — Не отчаивайся.

— Я просто пытаюсь поставить себя на их место, — ответила Кайку, но несколько натянуто — слова Тсату задели за живое, Она изо всех сил старалась не думать о том, что, может быть, уже сейчас творилось в ее втором доме.

— Их силы разделены, так что надежда есть. Если им пришлось оставить эту шахту практически без защиты, чтобы добраться до Люции, значит, они поглощены другим. Чем-то, что для них важнее.

Кайку мрачно кивнула. Слабое утешение… Она могла предположить, куда направлялись баржи: в Аксеками, на помощь Мосу. Ткачи собрали искаженных, чтобы защитить трон Моса и удержаться у власти даже перед лицом грядущего голода. Собрали войско, от вида которого у врагов будут испуганно колотиться сердца и подгибаться колени. Хищники будут рвать повстанцев на куски. Демонстрация такой силы быстро поставит мятежную знать и крестьян на место.

Ткачи сделали еще один ход в игре за власть над Сарамиром, и Кайку не знала, кто сможет им противостоять. Мос дал им землю и высокий статус, поставив вровень со знатнейшими семьями. Все как будто нарочно складывалось так, чтобы усложнить задачу Либера Драмах. Если ткачи сплотятся вокруг трона, их не сломит уже ничто.

Кайку злилась. Ну почему Кайлин так одержима желанием сохранить в тайне Красный орден? Почему бы не бросить ткущим вызов? Из-за этого ткачи беспрепятственно сплели свою паутину, все их секреты остались секретами, и никто теперь не знает, как с ними бороться.

Кайлин… Она влюблена в свою организацию, как Заэлис — в свою. Она так боится подвергнуть себя опасности, бороться за свое дело… Она не выставит орден против ткущих. Она эгоистична, как эгоистичен Заэлис, как все прочие. Копит силы, тянет время и ждет, ждет, ждет… пока не станет слишком поздно. Почему она так упорно держалась в тени? Почему такая умная и проницательная, такая властная женщина позволила врагам зайти так далеко?

Кайку осеклась. Что на нее нашло?

Но ответ пришел сразу же, как только она задала себе вопрос. Она подозревала Кайлин. Подозревала с самого начала, с первой встречи, когда не поверила, что сестра бескорыстно предлагает ей вступить в орден. Прошло много времени, и она почти об этом забыла, почти привыкла к поведению Кайлин и ее рассуждениям. Но ничего на самом деле не изменилось.

Столкновение с Азарой всколыхнуло давние воспоминания. Кайку стала жертвой страшного, глубокого предательства. Кайлин знала, кто такой Саран на самом деле, и все же не сказала ей, хотя и догадывалась, что за чувства Кайку испытывает к Сарану. Азара два года в роли служанки следила за ней, ждала, когда у Кайку откроется кана. Азара привела ее к Кайлин. Азара пять лет жизни посвятила поиску отгадок, скрытых под пылью тысячелетий, обшарила весь Ближний Свет…

И что бы там ни думал Тсата, Азара старалась не ради общего блага. Она — воплощение эгоизма. Что бы она ни делала, она делала это ради себя и только для себя. Они с Кайлин что-то скрывают, обе, вместе, и вместе к чему-то идут. К чему-то, о чем Каику даже не догадывается.

Махинации, интриги, колесики, которые вращают другие колесики… Кайку не Мисани. Ее тошнит от лжи и обмана.

Им пришлось снова пройти через шахту, потому что ответвление тоннеля изогнулось и вновь привело их на открытое пространство. Они прошли над бездной по узкому железному мосту с тонкими, уходящими в камень подпорками, миновав невероятной красоты водопад. Казалось, протяни руку и коснешься воды. Но этого Кайку делать не стала: она безотчетно боялась, что даже прикосновение поднимет тревогу.

Они вернулись в безопасный тоннель, и вокруг них снова сомкнулся камень. Здесь им стали попадаться долгожданные следы жизни. Над этим тоннелем поработали. Возможно, он показался кому-то слишком ненадежным, и неведомые строители поставили металлический каркас. На стенах горели обычные факелы, а не те странные штуки из шахты, изрыгающие горючий газ.

Гольнери. До них донесся запах жарящегося на огне мяса и приглушенные голоса. Кайку и Тсата инстинктивно подались назад, в тень, и прислушались к непонятному бормотанию. Кайку не знала, откуда взялись гольнери и как попали в рабство к ткачам. Может быть, это произошло еще тогда, когда первые ткущие решили укрыться от мира в неизведанных горах Сарамира? Вполне возможно. Между родным для Кайку лесом Юна и Новыми землями на востоке горы раскинулись на три сотни миль, а длина этой гряды от Райри на юге до северного побережья составляла восемьсот миль. Она разделяла Сарамир на Запад и Восток, и сообщение между ними шло через два перевала. Не одна цивилизация могла зародиться и расцвести среди неисследованных хребтов Чамильских гор, и никто в Сарамире так и не заметил бы ничего. Сарамирцы высадились на этом континенте больше тысячи лет назад, но он был таким огромным, что они никак не могли заселить его весь. И необитаемыми землями до сих пор правили духи, которые гневались, если человек вторгался в их царство.

Возможно, происхождение гольнери навсегда останется тайной. Но кем бы ни был этот карликовый народец изначально, он давно уже стал просто придатком ткачей. Гольнери кормили своих хозяев и заботились о них, когда безумие полностью затмевало их разум. Кайку пыталась их пожалеть, но в ее душе осталось слишком мало жалости, и она решила сохранить ее для своих близких.

Они с Тсатой медленно продвигались вперед, пока тоннель не расширился и не превратился в небольшую пещерку, жаркую, дымную, напоенную ароматом поджаривающегося мяса. Тоннели не были прямыми и гладкими, наоборот, их стены напоминали складки каменной плоти, с большим количеством выступов и ниш. Факелы висели на стенах неравномерно, и оставалось достаточно тени, чтобы прятаться. Они пригнулись у входа в пещеру и заглянули внутрь.

Здесь на вертелах ворочали туши животных, в кастрюлях кипели овощи, над дымящимися углями висели на крюках полосы сырого мяса. Рыбу чистили и потрошили, выбрасывая кишки и головы прямо на пол, устланный, как ковром, отбросами. Десятки маленьких существ суетились в просторном помещении. Сморщенные лица с пустыми глазами и застывшим угрюмым выражением придавали им некоторое сходство с обиженными детьми. На незнакомом языке они отдавали друг другу резкие приказы. Кайку во все глаза смотрела на этих сухощавых уродцев, загипнотизированная их безобразием. А потом поняла, что несколько пар глаз глядят прямо на нее. Сердце подпрыгнуло от ужаса.

— Тсата… — прошептала она.

— Знаю, — тихо ответил он. — Глазастые.

Они замерли. И тут гольнери, которые заметили их первыми, вернулись к своей работе. Другие тоже перестали обращать внимание на чужаков. Их обнаружили, но, вопреки всем ожиданиям, тревогу никто не поднял. Через некоторое время о них и вовсе забыли. Кайку вновь задышала. После встречи с ними на Фо она могла ожидать такой реакции, но все же испытала большое облегчение.

— Они не выглядят испуганными. — Тсата, вероятно, подозревал какой-то обман.

Кайку сглотнула. В горле совсем пересохло.

— Похоже, нам повезло. Ткачам никогда не нужны были стражи, — ответила она. — Барьеры, которые они возводили, не пропускали никого и ничего на протяжении столетий. Они так долго ничего не боялись, что забыли, как это делается.

Она встала и вышла из укрытия. Гольнери не обратили на нее никакого внимания. Тсата медленно присоединился к ней, и они вместе прошли через подземную кухню, ожидая, что в любую секунду может подняться гвалт. Но гольнери словно и не замечали гостей.

— Я бы не обольщался на этот счет. Думаю, колдовские камни все-таки очень хорошо охраняются. Вряд ли ткачи доверяют свое сокровище этим малышам или искаженным.

В самом деле, подумала Кайку. Его слова напомнили ей о том, о чем она старалась не думать с самого начала этой вылазки. Здесь должны быть ткущие Узор. Своей каной она смогла победить демонов. Но они слабее ткачей. Она не осмелилась бы выйти в открытом бою даже против одного-единственного ткача. Ставки слишком высоки. Даже для нее.

И все же узнать нужно многое. Узнать, правда ли то, что Азара выяснила на других континентах. Узнать, есть ли у ткущих Узор уязвимые места. Ради клятвы, принесенной Охе, ради погибшей семьи, ради друзей, которые, возможно, сейчас погибают на другом краю Разлома… Они должны нанести удар.

Пока неясно, как, но любой ценой нужно уничтожить колдовской камень.