К югу от сарамирской столицы Аксеками через широкие равнины и невысокие холмы пролегал Ксаранский Разлом. Хаотическое смешение долин, плато, каньонов, скалистых гряд, похожих на маленькие горы, — вот что такое Разлом. Отвесные стены сжимали узкие речки в тиски, за острыми камнями прятались входы в пещеры и небольшие площадки. Земля здесь разламывалась и крошилась вопреки всем известным законам геологии. Разлом напоминал гигантский шрам на теле земли. Он простирался с запада на восток, чуть отклоняясь к югу, на двести пятьдесят миль в длину и достигал сорока миль в ширину.
Легенда гласила, что место это проклято, и основания для такого мнения имелись вполне достаточные. Здесь некогда стоял первый город Сарамира — Гобинда. Но величайшее бедствие постигло его и стерло с лица земли. Говорят, это Оха покарал за гордыню третьего императора крови Бизака ту Чо. Духи, не знающие покоя с тех времен, все еще бродили по Разлому и охотились на неосторожных путников. Доступ в эти места перекрыли: Ксаранский Разлом сразу же стал символом бесчестия Сарамира, а потом — местностью, где закон не имел власти, куда отправлялись только бандиты и смельчаки, которым была нипочем окутывающая Разлом атмосфера ужаса.
Но для кого-то Ксаранский Разлом стал убежищем. Находились те, кто, несмотря на все опасности, желал пройти тайными тропами Разлома и обрести в нем свой дом. Сначала здесь обосновались разбойники, которые промышляли на Великом Пряном пути, а потом сюда стали приходить бегущие от внешнего мира: приговоренные к смерти; изгои, неспособные сосуществовать с нормальными людьми; готовые на любой риск искатели богатств, сокрытых на дне Разлома. И появлялись поселения; сначала небольшие, потом разросшиеся — по мере того как они сливались или покоряли другие. Сюда же потянулись порченые. Они искали убежища от ткачей, которые охотились за ними: в любом законопослушном городе их, едва узнав, казнили бы.
И здесь же свила гнездо Либера Драмах. Жители называли это поселение Пролом. Поселок построили в месте, где края многочисленных плато словно заходили друг на друга и обрывались вниз. Их соединяли высеченные в камне лестницы, деревянные мосты и подъемники. Провал представлял собой нагромождение домов и вместе с тем смешение архитектурных стилей со всего Сарамира. Кроме того, не все руки, возводившие эти дома, были одинаково умелые. Уже двадцать пять лет сюда приходили люди и строили себе жилища — где придется и как придется. Градостроительные нужды и стилевое единство никого не волновали.
Грязные дороги хаотически рассекали неровную местность, и вдоль них теснились лавочки со скудным товаром, который купцам удавалось-таки доставить в такую даль. Трактиры торговали выпивкой из собственных винокурен, а тот, у кого водились денежки, мог позволить себе покурить корень амаксы и попробовать иные зелья в местных притонах. Угрюмые дети Чом Рин в традиционном облачении пустынников соседствовали с выходцами из Новой Земли с далекого северо-востока. Искаженный юноша с пятнистой кожей и желтыми, как у ястреба, глазами пылко целовался с красивой девушкой из богатых Южных Префектур. Жрец Омехи преклонил колени в маленькой укромной молельне, чтобы обратиться с молитвой к своему божеству. Воин неторопливо пересекал улицу, и меч торчал из его ножен — солдат готов был в любую минуту отразить неведомую опасность.
Посреди всей этой архитектурной неразберихи высились укрепления, сторожевые башни. Возведенные прежде стены стесняли разрастающийся городок, и их сменяли новые. Пушки смотрели на восток. Скалистый край обрыва ограждал Провал от любопытных глаз. Между впадинами и выступами скрывались фортификации. В Ксаранском Разломе опасность всегда чувствовалась где-то близко, и люди из Провала научились защищать себя.
В одной из самых высоких точек города, на балконе в доме своего хранителя стояла Люция ту Эринима. Она кормила с руки маленьких певчих птичек. Пара воронов устроилась на водосточном желобе здания напротив и внимательно наблюдала за ней. В доме Заэлис и Кайлин пили горячий горький чай и тоже смотрели на Люцию.
— О боги, она так повзрослела, — вздохнул Заэлис, поворачиваясь к Кайлин.
Кайлин слабо улыбнулась. Узор из красно-черных треугольников на ее губах придал ей сходство с ухмыляющимся хищником.
— Если бы я была циником, я бы решила, что ты устроил всю эту историю с похищением, чтобы только удочерить ее.
— Ха! — закашлялся Заэлис. — А ты думаешь, что я не прокручивал эту идею в мозгу бессчетное число раз?
— И что же решил?
— Что с тех пор, как я стал ее приемным отцом, у меня появилось гораздо больше забот, чем за все годы, что я возглавляю Либера Драмах.
— Ты замечательно заботишься об обоих. — Кайлин отпила из небольшой зеленой чашки, которую держала в руках.
Заэлис удивленно на нее взглянул.
— Не ожидал от тебя такой любезности, Кайлин.
— Ну, иногда я бываю любезна.
Заэлис вновь посмотрел на балкон, где стояла Люция, некогда наследница сарамирского престола, а теперь просто девочка, которой скоро исполнится четырнадцать, девочка, стоящая на солнце в простом белом платье и кормящая птиц. Ее светлые, коротко подстриженные волосы открывали шею. Оттуда по всей спине расползались страшные шрамы от ожогов. Заэлис хотел, чтобы она снова отрастила волосы, это позволило бы легко скрыть шрамы, но когда он попросил ее об этом, то в ответ получил только рассеянный, мечтательный взгляд. Люция была красивым ребенком, а сейчас, когда кости ее лица и тела начали удлиняться, стало ясно, что и как женщина она будет прекрасна. От матери Люция унаследовала утонченные и обманчиво наивные черты, но в ее светло-голубых глазах таилось нечто такое, что делало ее непостижимой для него, да и для кого угодно, Заэлис знал ее дольше, чем кто-либо из ныне живущих, но он все еще ее не знал.
— Я тоже волнуюсь, — сказала вдруг Кайлин.
— О Люции?
— И о других вещах.
— Ты имеешь в виду… ее преследователей? — предположил Заэлис. По лицу его скользнула тень отвращения.
Кайлин мотнула головой, отчего ее черные хвосты мягко качнулись.
— Я знаю, что это наша проблема. Трудно сохранить ее в тайне от тех, кто жаждет причинить ей зло, когда те, кто защищают ее, порождают слухи. Но не только это меня беспокоит. Даже они могут послужить для определенной цели.
Заэлис задумчиво сделал глоток чая и взглянул на Люсию. Несколько птичек уселись на балконные перила и смотрели на нее, как дети, слушающие наставления учителя. — Так что же тогда тебя беспокоит?
Кайлин не усидела на месте, встала. Она была высокой для женщины и выглядела несколько устрашающе. Заэлис сидел на циновке у низкого столика и следил за ее движениями. Кайлин сделала несколько шагов по комнате и остановилась, не глядя на него.
— У нас мало времени, — сказала она.
— Ты что-то знаешь?
Кайлин поколебалась, потом покачала головой.
— Чувствую.
Заэлис нахмурился. Кайлин не имела привычки выражаться неопределенно. Эта была практичная женщина, не склонная к полетам фантазии. Заэлис ждал, что еще она скажет.
— Знаю, как это звучит, Заэлис, — отрезала она, будто бы он ее в чем-то обвинил. — Я бы и сама хотела каких-то доказательств.
Он поднялся и встал рядом с ней, опираясь на одну ногу. Другую Заэлис сломал много лет назад, и она осталась слабой — вылечить ее не смогли.
— Скажи, в таком случае, что ты чувствуешь.
— Все к чему-то идет. — Кайлин потребовалась короткая пауза, чтобы привести мысли в порядок. — Ткачи в последние годы ведут себя очень тихо. Что они получили от союза с Мосом? Подумай, Заэлис. Все, что нужно, они могли сделать сразу после вступления Моса на трон. Тогда им никто не противостоял. А что вместо этого?
— Они скупали землю и речные судоходные компании.
— Законное предпринимательство, — сказала Кайлин и жестом будто бы отбросила эти слова. — Только ничто из того, во что они вкладывали деньги, не принесло прибыли. — В голосе ее звучала растерянность.
Либера Драмах так и не удалось добыть достоверные сведения о загадочных покупках ткущих. Через их защиту не могли пройти обычные шпионы, а привлекать членов Красного ордена Кайлин не осмеливалась: вдруг разоблачат? Стоит поймать только одну сестру — и вся сеть рухнет.
— Кайлин, это не новости. Почему же сейчас ты разволновалась?
— Не знаю. Возможно, потому что я не понимаю их плана. Слишком много вопросов, на которые нет ответа.
— В последние годы ты громче всех твердила о том, что надо соблюдать секретность. Мы согласились укреплять наши силы и скрываться, пока Люция подрастает. Может, мы слишком осторожничали? Может, стоило мешать им на каждом шагу…
— Думаю, ты нас переоцениваешь. Раскрыть свои карты прежде времени равносильно самоубийству. — Она задумалась, потом продолжила: — Ткачи тоже вроде бы укрепляют свои позиции, но посмотри глубже. С самого начала они знали, что их время у власти не безгранично. Они знали, что та же самая чума, которую распространяют их колдовские камни, отравит землю, и должны были догадываться, что в этом обвинят Моса. Мос их лидер. Без него их не просто лишат власти, но еще и покарают за попытку ее захватить. Знать объединяется, чтобы свергнуть их.
— Но у кого хватит сил на это? Единственные, кто может вступить в борьбу, — это род Керестин и род Колай. Они способны собрать армию, которая сможет соперничать с войском императора. Но даже они не смогут нанести ему поражение в Аксеками, где за императором стоят ткачи. Может, через несколько лет, но не сейчас. Не важно, какие глупости совершает сейчас Мос, они в любом случае не посмеют атаковать. И каков шанс на успех у наемного убийцы, когда жизнь императора охраняет Какр?
— Но народ на грани голода, а урожай ожидается скудный. Люди сами рано или поздно поднимутся против Моса! — Кайлин повернулась к Заэлису, и взгляд ее был холоден. — Разве ты не видишь, Заэлис? Это вызванная ими зараза подрывает позиции их благодетеля. Они и не думали водворить Моса на трон навсегда. Они выигрывали время.
— Ты подозреваешь, что они задумали что-то, а между тем у них на это были сотни лет, — возразил Заэлис бесстрастно, но убедительно и авторитетно, как всегда.
— Но только в последние пять лет ткачи получили достаточную свободу. Благополучие империи их не интересует, и они позволяют ей скользить к краю пропасти. Заэлис, они что-то готовят. И если сейчас ткачи не раскроют карты, может быть уже слишком поздно.
Заэлис посмотрел на собеседницу. Ее смятение тревожило его. Обычно Кайлин являла собой воплощение холодной красоты и рассудительности.
— Возможно, наш шпион из Охамбы прольет свет на эту ситуацию, — успокаивающе сказал он.
— Возможно, — неуверенно повторила Кайлин и взглянула на Люцию, которая стояла, не шелохнувшись. — Но духи Разлома становятся все более агрессивными. Они чувствуют изменения земли и злятся. Из-за них мы теряем больше людей, чем можем себе сейчас позволить. Мы в ловушке, Заэлис. Скоро враги окружат нас, а мы не сможем ни жить в Разломе, ни покинуть его.
Эти слова причинили Заэлису боль. Двое лучших его людей, разведывая обстановку на западе Разлома, исчезли на прошлой неделе. Он задавал себе вопрос: а не станут ли в скором времени эти места слишком опасными, чтобы селиться в них, и что тогда делать?
— Она может нам помочь. — Заэлис проследил за взглядом Кайлин. — Она может успокоить духов.
— Неужели? — мрачно поинтересовалась Кайлин.
Для Люции мир был полон голосов.
Таким она помнила его всегда. Ветер шептал что-то на тайном языке, и обрывки значений в этом шелесте привлекали ее внимание, как если бы она услышала свое имя в чьем-то разговоре. Дождь бормотал какую-то бессмыслицу и дразнил ее неуловимыми формами, которые всегда размывались прежде, чем она успевала их улавливать. Камни думали каменные думы, даже медленнее, чем разветвленные размышления деревьев, которые не заканчивались порой годами. Между ними носились быстрые, как маленькие молнии, мысли мелких зверушек, которые сбрасывали вечное напряжение только в своих норах и гнездах.
Она — порченая. Искаженная. Ошибка природы. И все же Люция стояла ближе к природе, чем кто-либо из живущих, потому что могла разбирать сотни ее языков.
Она шла по протоптанной тропе, огибавшей нависающий справа утес. А слева падал обрыв, и Люция видела огромный каньон шириной в полмили или больше. На другой его стороне возвышались каменные шипы-колонны, которые в лучах заходящего солнца отбрасывали тени, похожие на вытянутые пальцы. Сухой и горячий воздух пах растрескавшейся от жары землей.
Впереди Люции шагали Джугай и еще один страж Либера Драмах, позади — Кайлин, Заэлис и еще двое вооруженных мужчин. Выбираться из долины, где лежал Провал, стало теперь очень небезопасно.
Процессия следовала по тропе, отходящей от края пропасти в длинную расселину. По дну ее стелилась узкая лента ручейка. Над головой сплетались деревья. В теплой тени жужжали пчелы, собиравшие нектар с редких цветов, которые здесь пышно росли. Люция прислушивалась к их тихой, уютной деятельности и завидовала единству их целей и безоговорочной верности улью, простому удовольствию от служения матке.
Довольно скоро они подошли к прогалине, где расселина врезалась в крошащуюся каменную стену. Деревья не росли на каменистой почве, и на камнях лежали отблески глаза Нуки. Вода просачивалась через узкую трещину в оранжевом камне, собираясь в озерцо, из которого вытекал грязный ручей.
— Ты, — Джугай указал на своего товарища, — останешься здесь со мной. Вы двое станете ниже по течению ручья. Позовете, если заметите кого-то крупнее кошки.
Мужчины промычали что-то и подчинились. Послышались их удаляющиеся шаги. Джугай почесал лоб под пропитанной потом повязкой, которую носил, чтобы светло-русые волосы не падали на глаза. Улыбнулся озорно.
— А вот и мы.
Люция улыбнулась. Джугай ей нравился. Либера Драмах накладывала на него обязательства, которые не позволяли Люции видеть его так же часто, как Мисани или Кайку, но он всегда являлся в образе веселого плутишки. Люция догадывалась, что он на самом деле не был настолько счастлив, как показывал. Она знала, что ее любопытство только досадит ему. Раньше она обязательно спросила бы его о причине беспокойства — теперь промолчала. С тех пор, как они впервые повстречались, Люция стала гораздо мудрее.
Заэлис опустился перед ней на колени и крепко сжал ее руки морщинистыми ладонями.
— Ты готова?
Люция посмотрела ему в глаза, а потом перевела взгляд на озерцо. Она аккуратно отвела его пальцы в сторону и подошла к воде. Склонившись у края маленького бассейна, девочка всмотрелась в воду. Глубина здесь едва достигала нескольких дюймов, и вода была достаточно чистой, чтобы видеть растрескавшееся дно водоема. В это время крохотная рыбешка выскользнула из щели в скале и плюхнулась в бассейн. Не успела рыбка сориентироваться, как ее уже смыло за край, и она оказалась в ручье. Вряд ли она сознавала, что ее путь закончится прыжком в пропасть через несколько кратких минут.
Люция проследила за мелюзгой. Она бы не предупредила ее, даже если бы могла что-то сказать и если бы рыбешка могла ее услышать. Путь ее предопределен. Как и судьба Люции.
Когда-то она жила в императорской крепости — пленницей в золоченой клетке. Пять лет назад ее освободили из заключения и привезли в Провал. В другую тюрьму, по-своему тоже стеснявшую ее свободу. Теперь вместо каменных стен на нее давили чужие ожидания.
Одиннадцать лет назад Либера Драмах превратила это поселение в укрепленный город. Среди неуклонно растущего населения организация набирала людей для тайных поручений. Операция готовилась долго и тщательно.
— Я знал, что ждет нас в будущем, — однажды сказал ей Заэлис. — Я приехал, чтобы стать твоим наставником, когда ты была еще младенцем. Уже тогда мы знали о твоих особенностях. Твоя мать надеялась, что сможет тебя прятать, но я понимал, что это невозможно. Что было делать? Я вращался в кругах ученых и выискивал тех, кто сочувствует искаженным. Надежным рассказывал правду. И они, познакомившись с тобой, понимали, чем ты являешься для империи. Если бы ты взошла на трон, если бы искаженная встала во главе империи, это подорвало бы все устои, поддерживаемые ткачами. Как бы они согласились служить такой императрице? Но все благородные семейства предложили бы тебе свою верность, и отказаться от нашего плана значило пойти против них.
И теперь она в Провале. Хотя ей позволялось гулять и играть в долине, за ней всегда кто-то присматривал. Все свои надежды, все свои честолюбивые планы эти люди возложили на нее. Без нее они превратились бы в ведущую подрывную деятельность группу мятежников. Она оправдывала их существование. Они защищали ее, прятали ее, ревниво оберегали свою наследную императрицу от всего на свете — до тех пор, пока она не обретет достаточно влияния и силы, чтобы вернуться и потребовать себе трон.
И никто не поинтересовался, хочет ли она получить трон. Ни разу за прошедшие годы.
— Люция, все в порядке? — спросила Кайлин.
Люция скользнула по ней взглядом и вернулась к созерцанию воды.
— Может, ей хотелось бы, чтобы мы построили Провал у речки, с которой она могла бы разговаривать. Сам слышал: ручьи в нашей долине сквернословят, как солдаты, — встрял Джугай.
Люция слабо улыбнулась и подарила ему благодарный взгляд. Он ошибся только наполовину. Вне долины их подстерегала куча опасностей, но поблизости не было воды, текущей прямо из Рана. Ее язык почти не засоряли древние слова подземных пещер и доисторических скал. Люция сложила ладони лодочкой и зачерпнула воды. Стараясь не пролить ни капли, она поднесла ее к лицу.
Слушай.
Она склонилась над пригоршней воды с закрытыми глазами, и материальный мир накрыла тишина. Шелест листьев на слабом ветру, птичий гомон превратились для нее в отдаленный, едва слышный гул. Сердце билось медленнее, тело расслабилось. Каждый вдох погружал ее глубже и глубже в нереальность. Она сосредоточилась на ощущении воды в ладони: на том, как дрожит жидкость от мельчайших движений рук, как заполняет все бороздки на ее коже, ласкает завитки на кончиках пальцев. Она позволяла воде тоже почувствовать себя, тепло своего тела и биение сердца.
Все в природе имеет свою душу: реки, деревья, холмы, долины, море и каждый из четырех ветров. Большинство этих духов примитивные, простые формы жизни. Они, как эмбрионы, неспособны к пониманию чего-то — и столь же драгоценны. Но некоторые живут очень-очень давно, и они обладают знанием. Однако мысли их тяжеловесны и неразборчивы. Эта вода вышла из чрева Чамильских гор, долго-долго бежала с другими водами Керрина, пока она не разделилась на два рукава, и Ран не направился к Разлому. То, что знали крупные древние реки, непостижимо для человеческого разума, но в них обитало множество мелких и простых духов. Люция пока не осмелилась бы разговаривать с Раном, для нее это оставалось за гранью возможного. Но здесь она могла уловить в шепоте ручья нечто понятное. И подобные упражнения давали ей возможность развивать в себе такие силы, которые однажды помогут прикоснуться к истинному духу реки.
Люция позволила воде просочиться сквозь пальцы, унося ощущение ее тепла в бассейн. Опустила ладони на поверхность, и от этого прикосновения дрожь прошла по воде.
Что-то приближается…
Что-то…
Вопль заполнил сознание Люции, черная волна ужаса прошла по горлу, прямо в легкие, перекрывая дыхание. Смерть, боль и зверства принесла с собой вода. Нечто холодное и неправильное, преступление против природы, жуткая когтистая тварь… Река в ужасе, река в ужасе! Духи кричали страшно.
Разум Люции помутился, и она, не издав ни звука, упала на камни.