Низовья

4

Танкер вздрогнул, будто испугавшись чего-то.

— Сели! Мать честная… — тоскливо, никому сказал Силин.

Оставив тулуп на диванчике, механик подскочил к дистанционному управлению машиной, к заметавшимся стрелкам приборов.

Силин передал штурвал Винокурову и вышел на мостик. Дверь осталась открытой, ветер вмиг выдул тепло.

Из-под кормы рвалась грязно-желтая жижа и пена. Танкер стоял на мели. Было слышно, как галька скрежещет по днищу, бьется в винте. Мелкой сильной дрожью тряслась машина. Ни с места… Судно как приросло.

— Фюзеляж и плоскостя… — по-дурацки гыгыкнул Матюшин.

Капитан, краем уха услышавший стишок, взорвался, крикнул с мостика:

— Ты, остряк, иди в машину! Докладывай через десять минут! Попов, свяжись с портом! Сизов, замерить глубину! Журин. полный назад! Что стоите?! — крикнул он вслед бросившемуся по трапу Матюшину.

Федоровна выронила клубок и, встав на колени, шарила под диванчиком. Она перегородила рубку, понимала, что мешает, но клубок никак не давался в руки.

— Эк тебя… эк тебя… — бормотала она, выгребая его спицами из уголка. Достала наконец, прижала к груди и бочком по трапу — вниз к своей каюте.

— Господи, пронеси…

— Переложи руль! Сколько по носу? Полный вперед! — летел вслед ей голос капитана.

Беспомощно и неуклюже стоял танкер, выбрасывая из-под кормы облако мути. Силин всем телом переживал эту беспомощность и неуклюжесть, отдававшуюся болью в сжатых челюстях. Точно самого связали по рукам и ногам. И в голове идиотский стишок: «„Фюзеляж и плоскостя…“ Тьфу! Надо запретить повторять его на судне! Матюшину — выговор за хамство!»

Долго толклись на проклятой мели, гоняя вперед-назад мутную воду, перекладывая руль и чертыхаясь. И только когда Силин решился вызвать на помощь буксир, но еще не сказал об этом радисту, Сизов крикнул с палубы, вытягивая мерную репку:

— Чистая вода за кормой! Чистая вода!

Силин выбежал из рубки. Верно, чистая вода. Сошли с мели. Отлегло от души…

Достал сигареты, сел на диванчик, да не сиделось после такой встряски.

Журин следил за ним глазами и слабо улыбался.

Винокуров опустил напряженно поднятые плечи.

Миновала опасность, и вот будто не было ничего. Только чуть посасывает еще от мысли, как пришлось бы ждать буксир, барахтаться с тросом, раскачивать судно, но эта мысль уже не тревожит, а лишь оттеняет радость избавления.