Ночи Калигулы. Восхождение к власти

LXXIV

Прибыли на Капри служители особого храма — Венеры Либитины, Венеры, покровительницы мёртвых.

Либитинарии — отверженные среди почтённых граждан. Никто не подаст руки тем, кто обмывает и обряжает покойников. Они живут особым, замкнутым кругом, редко, лишь по необходимости встречаясь с другими людьми. Зато услуги либитинариев оплачиваются недёшево.

Соблюдая древние обряды, либитинарии обмыли тело Тиберия. Тщательно умастили его восточным ладаном, кедровым маслом и смолою мирры — чтобы задержать разложение. Залили тёплым воском лицо мертвеца, а когда сняли воск — лицо Тиберия отобразилось с нижней стороны со всеми морщинами и прыщами, и брезгливо выдвинутой нижней губой. Умелый либитинарий быстро изготовил восковую маску по образу покойника и навеки прикрыл ею лицо Тиберия.

Труп обрядили в роскошные одежды триумфатора. Ведь Тиберий, ещё при жизни Августа, одержал великую победу над паннонскими племенами и торжественно въехал в Рим на триумфальной колеснице. Несли за ним богатую добычу, вели в цепях пленных варваров. Белые кони топтали розовые лепестки, усыпавшие Священную дорогу. Старый Август встретил приёмного сына на ступенях храма Юпитера. И велел воздвигнуть в честь героя тримфальную арку. Только на арке этой почему-то был изображён сам Август в окружении Тиберия-триумфатора и юного Германика.

Теперь Тиберий во второй раз был облачён в одеяние того незабвенного дня. Короткая туника, сплошь затканная золотыми нитями. Ткань от обильного золота была почти несгибаемой и напоминала плотный занавес. Белая тога, расшитая по краю вычурным растительным узором. И лиловая мантия, которую поддерживали на плечах две круглые золотые пряжки.

Торжественно покачиваясь, носильщики в чёрных туниках вынесли тело скончавшего императора из дома. Старательно завывали наёмные плакальщицы, царапая грудь и рвя на себе волосы. За чёрными носилками, усыпанными цветами и кипарисовыми ветвями, медленно двигалась тёмная процессия. От виллы — вниз, по извилистой дороге, до пристани.

Тихо отчалила трирема с чёрным парусом, увозя на материк тело Тиберия.

От Неаполя до Рима потянулась чёрная процессия. Впереди — музыканты, играющие на флейтах протяжную, грустную мелодию. За ними — плакальщицы, не перестающие выть и причитать горестнее, чем даже близкие родственники. Затем, на великую забаву сбегавшимся ротозеям — актёры в чёрных туниках, спрятавшие лица под масками, изображавшими славных предков Тиберия. Каждую маску сопровождала восковая табличка, для объяснения: кто таков и чем славен. Крестьяне, глазевшие на процессию, с трудом разбирали угловатые латинские письмена и тыкали друг друга загорелыми кривыми пальцами: вот — Эней, а этот — сам Ромул, основатель Рима. А рядом с ними — древние цари Альба Лонги. Ещё — целая вереница консулов и триумфаторов. Наибольшее уважение вызывала маска Юлия Цезаря. Таковы предки покойного принцепса. Теперь и он присоединится к ним в загробном царстве теней. Отныне и его посмертную маску будет надевать лицедей на похоронах потомков Тиберия.

Актёры, изображавшие предков, ехали на колесницах, обитых чёрной тканью. Чёрными были попоны и султаны на лошадиных головах. Между колесницами и носилками с телом покойника — пустое пространство шагов в двадцать — ради пущей торжественности.

Восемь знатных всадников в серых траурных тогах несли на плечах похоронные носилки, с которых лиловым хвостом спадала длинная мантия. За носилками, вытирая слезы, шли родственники и друзья Тиберия. Чёрная процессия растянулась на пять стадий. Возглавляли её скорбящие внуки — Гай Калигула и Тиберий Гемелл.

Они шли пешком. Гай положил руку на плечо Гемеллу. Последнему недавно исполнилось восемнадцать, но он ещё не был объявлен совершеннолетним. К великой удаче Калигулы, юный Тиберий не годился в соперники ему.

Процессия тащилась неделями, останавливаясь во всех городках и селениях, встречавшихся на пути. Жители покидали дома, услышав о приближении траурного шествия. Мужчины и женщины, старики и дети прощались с императором, держа в руках ветви кипариса — дерева мёртвых. Но не было грусти и скорби на лицах италийцев. Смерть Тиберия вызвала у его подданых вздох облегчения.

Попрощавшись с императором, торжественно произнеся вслух его имя, люди обращались к Калигуле. И улыбались, оглядывая его статную высокую фигуру.

— Слава тебе, Гай Цезарь! — звонко выкрикнула одна молодая женщина, поцеловав руку Гая. — Ты, сын великого Германика, наше упование!

Примеру её последовали другие.

— Живи долго, голубчик, — шамкала беззубым ртом древняя старуха, вцепившись костлявыми руками в темно-серую траурную тогу Калигулы. — И будь таким, как твой отец!

— Облегчи нашу жизнь! Помоги нам! — сыпалось со всех сторон. — И славься! Славься!

— Добрый Гай, благородный Гай…

Калигула радостно улыбался, отвечал на приветствия, пожимал руки, тянущиеся к нему. С нескрываемым удовольствием оглядывал свежих красивых поселянок. И ликовал, принимая народную любовь. Любовь эта на самом деле относилась не к нему, а к покойному отцу, Германику. Но сейчас Гай не особо стремился к размышлениям над подобным обстоятельством.

По вечерам толпа не уменьшалась. То тут, то там зажигались можжевёловые факелы, похожие на огромные звезды в темно-синей италийской ночи. В темноте приветствия Калигуле становились откровеннее и горячее. А недоброжелательство к Тиберию проявлялось сильнее.

— Хорошо сделал старый козёл, что помер, — вполголоса проворчал дряхлый старик, помнивший, наверное, ещё молодого Августа.

— Вместо роскошных носилок — протащить бы его крюками до позорной лестницы! — недоброжелательно отозвался другой, помоложе. — Так, как по повелению Тиберия тащили стольких невинных!

— В Тибр Тиберия! — громко выкрикнула кучка молодых озорников.

Толпа одобрительно засмеялась. Уж слишком точным было созвучие названия реки и имени ненавистного императора. Калигула тоже смеялся. Только Тиберий Гемелл плакал, затравленно оглядываясь и вытирая слезы, текущие из огромных светло-серых глаз.

Приближаясь к Риму, траурная процессия разрасталась. Она казалась уже не чёрным червём, а огромной извивающейся гидрой, ползущей по Виа Аппия. Вместо положенного плача над процессией звучал неподобающий смех и выкрики, славящие Гая Цезаря Калигулу. Обгоняя шествие, в Рим летела весть о смерти императора. И вместе с ней новая шутка: «В Тибр Тиберия!»