Ночная гостья

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Джина не заметила, как и сама заснула в чужом доме, в незнакомой комнате, после такого насыщенного неожиданностями вечера. Да только сон ее не был долог и оборвался внезапно.

Сев на постели, девушка уставилась в слабо виднеющуюся стену, не зная, как унять сумбур в голове.

Джина включила лампу на прикроватном столике, надеясь светом упорядочить неразбериху в мыслях. Она посмотрела на свои новые наручные часики, которые сняла перед тем, как легла в постель, и положила здесь же, под изящным абажуром ночника.

Стрелки на циферблате показывали полчетвертого.

В первую очередь она вспомнила про щенят.

Джина поднялась, привычным жестом пригладила пятерней спутавшиеся пряди, потерла глаза и зевнула, прикрыв рот рукой. Затем вышла из гостевой спальни, не опасаясь столкнуться с хозяином дома, поскольку была уверена, что он, будучи типичным мужчиной, раз уж принял горизонтальное положение, встанет не раньше сигнала будильника. Во всяком случае, отец ее только так и поступал, поднять же его среди ночи было настоящей проблемой, так что о крепости его сна никто из домашних никогда не пекся.

Девушка одернула огромного размера футболку, припасенную на всякий случай практичной приходящей служанкой Гарри Бридона, и отправилась проведать маленьких подопечных и покормить их.

Гарри поместил кутят в хозяйственном помещении, где отгородил для них из подручных предметов небольшой уютный вольер. На пол он настелил кипы старых газет, найденных здесь же, а поверх них растянул старый плед, хотя они долго спорили о его уместности, учитывая, что щенки справляли нужду, не сходя с места. Но, рассудив, что малышам будет уютнее с пледом, они решили оставить его и посмотреть, что будет. Для последующих кормежек они придумали приспособить соусник с узким носиком и заполнили его молоком.

— Ну что, малюточки? Голодные? — спросила она осторожным шепотом четырех крох, которые слабо пошевеливались в углу вольера.

Когда Джина включила свет, бедолаги стали слабенько попискивать, каждый на свой голосок.

Присев возле них на корточки, она поднесла фарфоровый носик соусника с молочной капелькой на самом кончике к одной подслеповатой мордашке. Мордашка оживленно запыхтела, растолкав лапами полусонных собратьев.

— Не создавай беспорядка, — велела ему кормилица, — вы и без того тут здорово наворотили, — кивнула она в сторону вороха перепачканных газет. — Скучаете по мамочке? Ох, что бы с вами было, не подбери вас Гарри.

— Без десяти минут четыре! — сипло и недовольно объявил голос у нее за спиной.

Джина обернулась в сторону дверного проема.

— Я знаю, — тихо сказала она, откинув с лица волосы. — Я также знаю и то, что маленьких следует кормить чаще взрослых, чем я в данный момент и занимаюсь.

— Вижу, — все с тем же недовольством буркнул хозяин дома.

— Не думала, что тебя так просто разбудить.

— Ты меня не разбудила, я сам проснулся, поскольку намеревался сделать то же самое.

— Покормить щенков? — уточнила Джина.

— А что же еще… — Гарри приблизился к ней и подопечным и, сонно моргая, присел возле них на корточки, наблюдая за кормлением. Малыши сосредоточили на себе все его внимание, поэтому он только раз взглянул на Джину с тем, чтобы снова повернуться к копошащейся четверке, но вдруг снова посмотрел на Джину.

— У тебя веснушки?

— Да, — ответила она. — А что тебя так удивило?

— Раньше я их у тебя не замечал.

— Тональный крем… Разумеется, я его смываю на ночь… — пояснила девушка.

— Забавно. С веснушками ты выглядишь совершенно иначе.

— Не напоминай, — шутливо фыркнула она.

— Тебе не нравятся твои веснушки? — изумился Гарри. — Мне — так наоборот. Они очаровательны… Твои глаза смотрятся еще синее. Червонная масть тебе очень к лицу.

— За эту червонную масть, как ты говоришь, меня вечно дразнили в детстве, да и в юности тоже.

— Как именно? — заинтересовался Гарри.

— Морковная макушка, — ответила Джина. — А в университете — Рыжик и Тицианова дева.

— В сущности, не дурные у тебя были прозвища. Я в свое время школьником и студентом знавал клички и похуже… Обычно у рыжих глаза смотрятся чуть подслеповато, но у тебя ресницы густые и темные и брови не кажутся блеклыми.

— Прекрати меня анализировать, — отвернулась она.

— Ты что же, стесняешься? Рыжие всегда считаются бойкими девчонками, которых не так-то просто смутить.

— Все рыжие разные, — коротко заключила она.

— С этим не поспоришь, — согласился Гарри. — А твои, кажется, уже наелись. Укладывай их спать. — Он взялся переложить подкидышей с ее коленей, куда они до этого перекочевали к теплу и ласке, обратно в вольер. — А вот я наоборот чувствую себя жутко голодным… Будешь чай с тостами?

— Странное время для чая, ты не находишь? — хмыкнула она.

— Я не часто встаю в этот час среди ночи. Но если это происходит, мне всенепременно нужно перекусить, чтобы уснуть вновь, — пояснил он.

— Тогда я с удовольствием составлю тебе компанию, — отозвалась Джина. — Я приду, когда они уснут.

— Только не балуй. Не следует их слишком приучать к ласкам, — строго предупредил ее Гарри.

— Все малыши заслуживают быть обласканными, — сказала она, пощекотав грудку одного крохи.

— Своих ты тоже намерена баловать? — сурово спросил он.

— Детей? Да, вне всякого сомнения. Но не для того, чтобы они выросли избалованными, а чтобы не чувствовали себя брошенными и одинокими. И тем более, если ребенок напуган или расстроен, родитель просто обязан обнять его и приласкать.

Скривив лицо, Гарри удалился, а Джина осталась тешить полусонных малышей. И ей самой так это нравилось, что она смогла себя остановить, лишь когда ее босые ноги окончательно замерзли.

Девушка поспешила в гостиную, где ее уже дожидался хозяин дома с горячими тостами и чаем. Она тотчас прыгнула на диван и плотно обернулась теплым пледом-.

— Ничего, что я так бесцеремонно? — весело спросила она хозяина.

— Чувствуй себя как дома, — ответил он, разливая по чашкам чай.

Джина с наслаждением глотнула горячий ароматный напиток, зажмурившись от удовольствия. Она и впрямь почувствовала себя дома.

Уютно, привычно, уверенно. А когда открыла глаза, увидела улыбающееся лицо Гарри.

— Щенки без ума от тебя, — сказал он неожиданно. — Везунчики.

— Почему ты так думаешь?

— Видел я, как ты с ними нянчишься.

— А с ними по-другому и невозможно, они такие неженки.

— Неженки-то неженки, но они слишком усложняют жизнь. Тебе так не кажется? — серьезно спросил ее Гарри.

— Это оборотная сторона любой радости, любых отношений, — рассудила Джина.

— Отношений, которых ты сознательно избегаешь, — вставил Гарри.

— Мы говорили на эту тему весь вечер. Все, что я могла сказать на сей счет, будь уверен, уже сказала. Не начинай заново, Гарри, — сдержанно попросила его Джина.

Допив чай в полном молчании, она поставила чашку на кофейный столик и поднялась с дивана.

— Уже? — поднял на нее изумленные глаза Гарри.

— Да, пойду одеваться. Вызову такси и поеду домой. Щенки сыты. В приют ты доставишь их и без моей помощи.

— Мы попрощаемся и ты уедешь? — недоумевая, спросил он.

— Да… А как же?

— Уедешь из Йоркшира? — уточнил Гарри.

— И этот вопрос мы тоже уже обсудили, — напомнила она.

— Ты действительно этого хочешь?

— Гарри, прошу тебя…

— Ты объяснила мне только то, почему тебе приходится ехать в Лондон. Но я так и не услышал в твоих словах горячего желания уезжать.

— В моем случае необходимость, возможность и желание удачно совпали. А радости в моих словах ты не расслышал по той простой причине, что я просто устала и мысли мои заняты сборами, — терпеливо разъяснила она.

— Не верю я тебе, Джина, — безапелляционно возразил Гарри и резко добавил: — Не верю ни единому твоему слову, когда ты так спокойно говоришь об отъезде. Я слышу только доводы безысходности. В твоей аргументации столько здравого смысла и ни капли истинного рвения, которое должно сопутствовать столь серьезным переменам. Я докопаюсь до истинных причин твоего поступка, — предупредил он.

— Поступай как знаешь, — спокойно произнесла она. — А я буду делать, как мне велит мое сердце.

— Я с каждой минутой все более и более убеждаюсь, что ты будешь несчастна в Лондоне, — подытожил Гарри.

— А я понимаю все эти наши разговоры так, что ты, преследуя какие-то цели, стараешься меня в этом уверить, — шутливо заметила Джина. — А это не вполне по-дружески, особенно учитывая, что ты сам пытался уверить меня в том, что мы не просто бывшие коллеги, но и друзья.

— Значит, ты предпочитаешь друзей, которые безоговорочно поддерживают тебя во всех твоих безумствах? — нахмурился Гарри.

— Если оглядываться на мою жизнь, то не так уж много в ней было этих самых безумств… А жаль, — насмешливо проговорила Джина. — В твоем-то прошлом, насколько я могу судить, безумств было предостаточно.

— Это точно, — согласился Гарри.

— И если бы не проблемы со здоровьем у твоего отца, они бы продолжались и по сию пору, — предположила она.

— Не исключено.

— Поэтому не стоит тебе так уж рьяно радеть за мое благополучие. Нас свели обстоятельства, которых могло и не быть. И ты мне не друг, не доверенное лицо. Ты — сын моего начальника.

— Бывшего начальника, — уточнил Гарри.

— Вот именно, бывшего… И ты отличный, насколько я могла заметить, профессионал, приятный в общении человек, чрезвычайно привлекательный мужчина…

— Очень приятно слышать это из твоих уст, — очень серьезно отозвался он.

— …но нас ровным счетом ничего не связывает, — договорила Джина.

— Я был уверен, что последует какое-нибудь «но», — удрученно произнес Гарри.

— Что делать, так всегда бывает, — пожала плечами она.

— Не всегда. Иногда достаточно сосредоточиться на положительных моментах, чтобы не замечать несущественные заковырки… Ты сказала, что я привлекательный мужчина. Ты основываешь этот вывод на распространенном мнении или же вложила свое собственное отношение? — въедливо поинтересовался Гарри.

— И то и другое, — неопределенно ответила Джина.

— Ты мне прямо ответь, нравлюсь я тебе как мужчина?

— И как мужчина тоже.

— Что это значит? — допытывался он.

— И как мужчина, и как человек, и как коллега… Мне было очень приятно работать с тобой весь этот год, — сказала она.

— Я думал, этап дежурной вежливости в наших отношениях мы уже миновали, — недовольно поморщился он.

— А чего ты от меня хочешь, Гарри? Откровенных признаний? В чем? — прямо спросила его Джина.

— Я не самовлюбленный болван, который жаждет женского обожания, как ты могла обо мне подумать! — раздраженно бросил Гарри.

— Но я никогда этого не говорила. Я отношусь к тебе с искренним уважением.

— Знаешь, Джина, в офисе ты всем всегда казалась холодной и неприступной женщиной. Ты принципиально обходила в разговорах тему личной жизни, никогда не нагружала других своими проблемами и заботами. Мой отец обожает тебя не только за твой высокий профессионализм, но, в первую очередь, за глубокий ум и ровный характер. Сколько я тебя помню, ты никогда не позволяла себе эмоциональных вспышек, даже когда имела на это формальное право. Ты имеешь необыкновенную способность улаживать все конфликты еще на стадии их возникновения. И я знаю людей, которые считают тебя фанатичной труженицей, отказывая тебе во всевозможных женских слабостях. Я бы не рискнул рассказать тебе о своем браке с Анной, если бы не был убежден в обратном. Мне кажется, ты настолько цельный человек, что не нуждаешься в общественном одобрении своего образа жизни. И женская чувственность твоя не подавлена, как считают многие. Она в самом развитии. Но ты отличаешься от прочих женщин, которых я знаю, тем, что тебе нужно много больше, чем им, для того, чтобы открыть себя другому человеку. Я прав?

— Ты наговорил мне столько приятностей, дал столько лестных характеристик, что мне сложно с тобой не согласиться, — рассмеялась Джина. — Меня и впрямь все в офисе считали сухарем? — спросила она.

— Все, кроме отца и меня, — ответил Гарри.

— И какие же у вас были основания думать иначе?

— Чутье, — коротко объявил мужчина.

— А если ты ошибаешься, и я именно тот сухарь, какой меня все видят? — осведомилась она.

— Я не ошибаюсь. Не забывай, я видел тебя в одной футболке на полу подсобки, кормящей щенят, — многозначительно произнес хозяин дома.

— Даже если ты прав, Гарри, я уезжаю в Лондон, где в понедельник утром пойду на новую работу. А нынешнюю свою квартиру я должна освободить к вечеру субботы. Гарри, все уже решено.

— Жилье — это не проблема, Джина. Ты могла бы пожить у родителей или у меня в комнате для гостей, пока не подберешь себе что-то подходящее, — предложил он.

— Гарри, ты словно бы меня и не слышал вовсе! — изумленно воскликнула Джина, всплеснув руками. — К чему все эти уговоры, можешь ты мне сказать?!

— Знаешь, Джина, я ведь не спал всю эту ночь, поэтому слышал, как ты сошла на кухню…

— Мне очень жаль…

— А знаешь почему? — спросил он.

— Ну говори же, я слушаю.

— Ты мне нравишься. И нравишься не как человек или как коллега… Хотя не без этого. Ты необычная женщина. Ты и сама знаешь про себя, что красива. Но я сейчас говорю не об этом. Красавиц много… Но есть в тебе что-то исключительное, завораживающее, что понимаешь далеко не сразу. С одной стороны — ты прямолинейна и решительна. И в то же самое время, как бы чистосердечна ты ни была, никогда не знаешь, что у тебя на уме, что ты скрываешь…

— Ничего я не скрываю, — тотчас возразила ему Джина.

— Неправда. Ты никого не допускаешь в ту область, которая касается твоих сокровенных чувств. А мне бы так хотелось узнать, что творится в твоей душе.

— И поэтому ты не хочешь, чтобы я уезжала в Лондон, где меня ждет престижная и высокооплачиваемая работа, круг университетских друзей, новая интересная жизнь… Ты эгоист, Гарри.

— Да, я эгоист, и поэтому не хочу, чтобы ты уехала прежде, чем я успею узнать тебя ближе, — откровенно признался Гарри, проведя рукой по ее густым рыжим волосам.

Джина вздохнула, насупившись, и недовольно покачала головой.

— Гарри, связь на одну ночь меня не интересует.

— Одной ночи и мне будет мало, — кивнул он.

— А сколько ночей для Гарри Бридона в самый раз? — резко осведомилась она.

— Я никогда не загадываю на далекую перспективу, — легкомысленно отмахнулся он.

— А я предпочитаю заранее побеспокоиться о своем будущем. Поэтому и считаю нужным ехать в Лондон именно теперь.

— Ты не понимаешь меня? — спросил Гарри.

— Я все отлично поняла и еще раз убедилась в том, что не имею права передумать… Ты предлагаешь мне секс. Правильно?

— Зачем так упрощать? Я бы никогда не посмел предложить тебе просто секс. Я надеюсь, что общение со мной ты тоже найдешь увлекательным.

— Гарри, тебе уже принадлежит девяносто девять процентов всех женщин твоего окружения. Но тебе, оказывается, этого мало.

— Одному мужчине ты позволяешь опрокинуть свою жизнь с ног на голову, а мне не позволено даже выразить свое отношение, — не без обиды отозвался он.

— Когда Анна хитростью пыталась удержать тебя, ее попытки вызывали в тебе отвращение, — деликатно напомнила ему Джина.