Ночное солнце

Глава X

Со своего наблюдательного пункта подполковник Круглов тоскливо смотрел на строения, водокачку, вышку сортировочной станции, застывшие на путях вагоны — на такой близкий и такой недоступный железнодорожный узел Дубки.

Вот так всегда бывает! В соцсоревновании его часть вышла на первое место. После окружной проверки он лично получил благодарность. Его, как всегда, сухо похвалил на очередном дивизионном совещании начальник штаба полковник Воронцов. Сухо, но похвалил. А это случалось не часто.

И вот учения. Где все складывается не так. Сначала этот злополучный солдат — Золотцев. Вроде бы хороший солдат. И надо же — чепе! Никуда не денешься. Придется разбираться. Да как еще. И не только с Золотцевым, а и со вторым — Долиным. Тоже хорош — развесил уши. «Эксперимент», видите ли, Золотцев устраивает. Эх!

Подполковник Круглов яростно потер ладонью впалые щеки, сгреб в горсть длинный нос, тонкие губы и подергал их, словно хотел оторвать.

Ну, ладно, это он виноват. Недоглядел сержант, за сержантом лейтенант, за тем капитан Кучеренко и за всем, конечно, он, командир части, невезучий сегодня подполковник Круглов. Виноват — отвечай.

Но болото, болото! Оно-то ему не подчиняется, в списках личного состава не значится, черт бы его побрал!

Надо же — ни вода, ни земля, какая-то жижа, не пройдешь, не переплывешь. Готовили сюрприз «противнику», а получили сами.

Круглова не покидало ощущение, что «южные» были прекрасно осведомлены о свойствах и состоянии этого болота и не очень волновались за свой тыл. Так же рассуждали и в штабе «северных». Поэтому не очень беспокоились. Раз так, значит, десантники, ударив с этого слабо защищенного направления, сумеют, используя внезапность, легко овладеть железнодорожной станцией Дубки.

«А что через это болото хрен проберешься, хоть ты и десантник, начальству, конечно, невдомек», — со злостью подумал подполковник Круглов и снова потер уже ставшие шершавыми щеки.

Еще бы, десантники, они все могут! Все преодолеют, всюду пройдут. Вот и идет капитан Кучеренко какой уже час.

И он застрял тут — ни шага вперед. Конечно, железнодорожный узел объект первостепенный, но кто ж мог знать, что они тут линию Мажино построят?

Уж он все бросил в бой — и свои подразделения, и что ему придали. По узлу вели огонь и гаубицы, и восьмидесятипятимиллиметровки, и АСУ, трижды он поднимал людей в атаку. Но «южные» держались.

«Раньше надо было десантироваться! Раньше! — ворчал подполковник Круглов, прекрасно понимая нелепость такой мысли. — Эх, ночью бы, ночью бы пробрались».

Но прошедшая ночь миновала, а ждать новой не приходится.

— Вызовите мне «Звук-15»! — приказывает он радисту и, получив на связь капитана Кучеренко, в сотый раз запрашивает, как дела.

И хотя в голосе капитана ему слышатся новые бодрые нотки, но сверхбдительный Кучеренко, не доверяющий даже коду, но-прежнему мямлит что-то неясное о «старании», «поисках», «подготовке». Покричав для порядка и обозвав своего комбата «кротом», Круглов вновь хватается за бинокль и устремляет взгляд в сторону станционных построек. В бинокль хорошо видны позиции «южных»: колючку во много рядов, минные поля, обнаруженные разведчиками, паутинную сеть траншей, приземистые колпаки дотов. Он знает, что и дальше, в подвалах невысоких кирпичных строений, в бетонных фундаментах пакгаузов, оборудованы пулеметные гнезда, скрыты противотанковые батареи, ПТУРСы.

Тишина.

Над простирающимся перед ним неровным полем, в складках которого еще тонкими белыми нитями протянулись снежные языки, висит напряженная неестественная тишина.

Лишь откуда-то с юга, где сражаются десантники майора Зубкова, слышна отдаленная канонада, то разгорающаяся, то затихающая ружейная перестрелка. Но это там, сзади, за рекой. А впереди тишина.

Тем временем десантники капитана Кучеренко передвигаются на своих самодельных «болотных плотах». То ли плывут, то ли ползут. Сам капитан — в центре. Кучеренко молод и силен необычайно. Он мастер спорта по штанге во втором среднем весе. Это хорошо и плохо: плот под ним уходит при малейшем резком движении. А при его темпераменте и характере капитану очень трудно не делать таких движений.

Десантники укрыты белым шелком парашютов. Они слились с белой, с грязными пятнами, поверхностью болота. Налетевший ветер начинает колыхать взад-вперед кустарник. Все пестрит теперь на этом кочковатом поле, и это на руку десантникам. Фортуна, кажется, начинает поворачиваться к ним лицом. Неизвестно откуда возникают серые тучи, они накрывают местность, затрудняют наблюдение, одна из туч совсем темная, почти черная, вдруг разражается поздним весенним снегом, крупным, частым-частым, и под его густой завесой вообще скрывается все — и лес, и болото, и станция, и небо, и земля. Кажется, будто только и есть на свете что этот легкий, крупный, непрекращающийся снегопад.

Ох, как хочется двигаться быстрее! Быстрее! Заскользить по-пластунски, стремительно и мощно, как умеют десантники, бесшумной неотвратимой смертью приближаясь к врагу.

Но нельзя. Хрупкие плоты, коварная жижа не позволяют быстро двигаться, и они тащатся еле-еле, моля про себя, чтобы спасительный снегопад не останавливался, чтобы эти большие хлопья валили и валили со свинцовых, низко нависших туч. Подольше, подольше!

Как медленно они ползут, как медленно! Как медленно приближаются неясные звуки железнодорожной станции, очертания которой тоже потонули в этой белой пестроте.

Помимо стремления поскорее добраться до «противника» и овладеть наконец этой неуязвимой станцией, была еще одна не менее серьезная причина спешить. Дело в том, что, когда десантники уже готовы были начать переправу через болото, по их правому флангу со стороны села Высокое внезапно ударили «южные».

«Только этого не хватало, — подумал капитан. — Вместо того чтобы наступать, придется обороняться, да еще имея болото за спиной».

Вскоре выяснилось, что атакует «противник», видимо, силой в одну роту, — скорей всего, дальний авангард подступающих резервов «южных», тех, что двигались в район, занятый десантом генерала Чайковского.

Капитан Кучеренко вызвал командира взвода лейтенанта Войтюха и приказал:

— Займите оборону и не подпустите «противника», пока мы не переправимся через болото. Учтите, у «южных» здесь трехкратное превосходство. Но у вас и ваших ребят преимущество стократное, потому что вы десантники. Ясно?

— Так точно, товарищ гвардии капитан. «Противника» не пропустим. Разрешите идти?

И теперь, пока батальон переправлялся через болото, гвардейцы лейтенанта Войтюха держали оборону против явно превосходящих сил «южных».

Десантникам предстояло показать сейчас максимум того, на что они способны. Они понимали это. Сильные, ловкие, великолепно тренированные, они действовали искусно и смело.

Обычная оборона — окопы полного профиля. Осторожно, то и дело залегая, «южные» неотвратимо приближаются. На этом участке по приказу командования учения проходили с боевой стрельбой. Это требует от участников учений — и солдат, и офицеров, и руководителей — особого внимания.

Наконец атакующие врываются в окопы. Но окопы… пусты. Не успевают «южные» осмотреть захваченные позиции, как на них летит дождь гранат. Откуда? Увы, это уже поздно выяснять — посредники выводят из боя целые подразделения наступавших. И не поспоришь!

В одном месте в расположение десантников прорывается танк. Но где же это расположение? Впечатление такое, что обороняющиеся в каждой расщелине, за каждым кустом, на каждом дереве. Что их сотни! А их всего взвод.

Вот грохочущий, пышущий жаром танк наваливается на окоп. Но стоит танку сползти с окопа, и десантник точно и быстро бросает вслед ему гранату. Повинуясь знаку посредника, «взорванный» танк останавливается. А десантник уже проскользнул в соседнюю воронку и ведет прицельный огонь по смотровым щелям другой машины. Машина пока далеко от него, но этот десантник — снайпер, чемпион округа по стрельбе из винтовки, он уверенно и неторопливо целится в смотровую щель.

Кругом полыхал огонь, стучали автоматы, стлался по земле едкий черный дым, а бойцы Войтюха, беспрестанно меняя позиции, ужом переползая от куста к кусту, от холмика к холмику, никак не давали «противнику» пройти.

Когда бой перенесся в лес, десантники перешли на «второй этаж». В переплетении суков и ветвей, порой на многометровой высоте, они двигались быстро, бесшумно и незаметно. Гранаты, автоматные очереди поражали «противника» в самых неожиданных местах.

Да и что это за лес! Ровное шоссе по сравнению с их десантной специальной полосой. Вот там попробуй побегай, полетай, словно обезьяна, с дерева на дерево на двадцатиметровой высоте! А тут…

Когда же дело доходило до рукопашной, то уж ни о каком трехкратном превосходстве не было и речи. Уж кто-кто, а десантник — общеизвестный мастер рукопашного боя. Два-три, а то и четыре нападающих для него не проблема. Удар, бросок, подсечка — и трое на земле. На земле и сам десантник, но лишь для того, чтобы, обвив ногами еще одного нападающего, отбросить его, вскочить и уничтожить.

Вот в этих эпизодах бой иной раз теряет свою условность — тяжелораненых здесь, разумеется, не бывает, но синяков и шишек хватает. Ничего, до свадьбы, как говорится, заживет.

Лейтенант Войтюх бросает взгляд на часы. Эх, еще бы минут пятнадцать продержаться. Лицо у него в крови — оцарапался о ветки, в саже, блестит от пота. В руке автомат. Один знак, одно слово — и гвардейцы его взвода снова устремляются в контратаку, скрываются в воронках, исчезают в кустарнике.

Порой десантники оказываются в тылу «южных», и тем приходится останавливаться, возвращаться назад, самим обороняться, притом с самой неожиданной стороны.

Да, то был странный бой — эдакая игра в кошки-мышки. Но в нем, как в капле воды, отразилась вся сущность действий десантников: внезапно обрушиваться как снег на голову на врага, совершать молниеносные маневры на малой площади, атаковать самые уязвимые точки и исчезать так же быстро, как появились.

Лейтенант Войтюх со своим взводом держал оборону пока мог, но постепенно он терял людей, отступал, отступал…

Скоро не останется никого, последний боец, исполнив свой долг, ляжет на краю болота, по которому уползли вдаль, в сторону станции, солдаты капитана Кучеренко.

Но пока эта оборона держалась.

…Ни голосом, ни жестом капитан Кучеренко управлять своими гвардейцами не может. Но это не беспокоит его. Десантники привыкли к самостоятельности. Они в любую минуту могут оказаться отрезанными от своих, в одиночестве, в незнакомых условиях, в незнакомом месте. Им известна задача. Они знают цель атаки и не растеряются, оказавшись на берегу. Уж его ребята разберутся, что к чему. Командир дивизии генерал Чайковский, столь настойчиво и въедливо требовавший взаимозаменяемости разного рода специалистов, не менее тщательно следил и за тем, чтобы командиры низшего ранга при случае могли заменить своих непосредственных начальников, а если можно, то и на ступень выше. И частенько проводил на эту тему штабные учения при молчаливом неодобрении полковника Воронцова, для которого воинская иерархия была святой и неприкосновенной.

Капитан Кучеренко знал, что, «потони» он в этом кошмарном болоте, его заменит любой командир роты, а при случае и командир взвода.

Впрочем, тонуть он не собирался. Наоборот, он уже мысленно видел своих гвардейцев, с громким «ура» атакующих станцию.

Они там торчат со всей своей артиллерией, со всеми своими приданными и поддерживающими средствами — шагу не могут ступить по твердой земле. А он, пожалуйте, прошел с ребятами по этому болоту, что Иисус Христос по морю, аки посуху, и решил исход боя на самом трудном участке. Здорово! Теперь уж совсем немного осталось. Некоторые его гвардейцы небось уже добрались до суши и теперь сосредоточиваются, готовятся для атаки. Молодцы! Всем им объявят благодарность.

Но тут он неожиданно вспоминает Золотцева и вздыхает. Да, благодарности не видать как своих ушей. Хорошо если без взыскания обойдется. Он снова вздыхает, но тут же берет себя в руки — сейчас главное атака, а он думает о всякой ерунде — благодарностях, взысканиях. «Взыскание ты уже заработал, заработай-ка теперь благодарность».

В ту же минуту он ощущает толчок, плот наползает на берег. Схватившись за кусты, он подтягивает свое тело и, полусогнувшись, быстро бежит к маленькому овражку, где уже притаились десятка два солдат.

Это происходит в тот самый момент, когда взвод лейтенанта Войтюха, оставленный, чтобы задержать «противника», исчерпал все свои возможности.

Кучеренко действует с присущей ему быстротой и решительностью. Он посылает людей вправо и влево, собирает офицеров. Выясняет, что батальон переправился полностью, десантники уже обследовали скрытые пути подхода к железнодорожному узлу — еле приметные овраги, балки, языки кустарника, протянувшиеся от болота к поселку.

Снегопад, словно для того только и возникший, чтобы позволить гвардейцам незаметно преодолеть болото, прощается с ними последними запоздалыми снежинками.

Серые тучи перемежаются теперь с голубыми просветами, откуда-то золотистыми наклонными занавесами опускаются к земле лучи невидимого солнца. Все светлеет вокруг, становятся четче очертания, ярче краски, прозрачнее воздух.

Еще несколько минут солдаты лежат неподвижно, внимательно вглядываясь в близкую станцию и в ту сотню метров, что отделяют их от ближайших построек.

Капитан дает последние указания офицерам — намечая объекты атаки, пути следования, последующие задачи…

Наконец, окинув еще раз взглядом своих гвардейцев, капитан Кучеренко подает сигнал: «В атаку! Вперед!» И десантники, стреляя на ходу, устремляются в атаку.

А незадолго до этого подполковник Круглов со своего НП внимательно вглядывался в позиции «южных». Густой снегопад навел его на мысль: не следует ли, воспользовавшись им, начать атаку? В этот момент он слышит за спиной голос своего заместителя: «Комдив прибыл».

Подполковник торопливо оборачивается и спешит навстречу генералу. Но генералов оказывается двое. Вместе с комдивом прибыл и главный посредник генерал Мордвинов.

— Доложите обстановку, — хмуро бросает комдив и, не останавливаясь, проходит на наблюдательный пункт.

— Товарищ генерал-майор, первый батальон занимает позиции… — уныло докладывает подполковник Круглов, сообщив предварительно скудные сведения о «противнике», по генерал явно не слушает его, и доклад повисает в воздухе.

На КП тишина. Офицеры, связисты застыли в напряженных позах. Вид комдива не сулит ничего хорошего.

— Ну? — спрашивает генерал.

Подполковник Круглов молчит. Есть в армии такое золотое правило: если не понял вопроса или не знаешь ответа, лучше молчи. Это не школьный урок, где, чем меньше знаешь, тем больше надо говорить, авось запудришь учителю мозги. В армии мозги не запудришь никому, а особенно такому командиру, как генерал Чайковский.

— Ну так что, — повторяет генерал, — я спрашиваю: так и будем сидеть и ждать у моря погоды?

— Атаковать безнадежно, товарищ генерал-майор, — твердо говорит подполковник Круглов.

Он берет себя в руки. Какого черта, в конце концов, он не бог и не волшебник — нельзя взять этот узел атакой, и все тут!

— Вижу, что безнадежно, — говорит генерал. — А что придумали?

Вот это номер! Да он только и думает об этом, с тех пор как приземлился. Но ничего придумать не может. Была надежда на Кучеренко, однако, судя по всему, напрасная. Одно время рассчитывал на артиллерию — комдив ему, можно сказать, отдал все, чем располагала дивизия, и этого оказалось мало. Так что придумаешь? Подполковник Круглов опять молчит.

Молчит и генерал.

Легко, конечно, требовать от подполковника ответа, но какой ответ он может дать? Плетью, как говорится, обуха не перешибешь. Есть, увы, задачи невыполнимые, позиции неприступные. Во всяком случае, для данных наличных сил. Может быть, повернуть все-таки десантников Ясенева для флангового удара? Но это значит обнажить самим фланг дивизии, отменить последующую задачу, которую подразделение Ясенева уже начало выполнять. Да еще эти мифические боевые вертолеты, о которых столь туманно сообщила разведка. То ли есть, то ли нет. Но не считаться с ними нельзя. И в случае чего это тоже выпадет на долю Ясенева. Запросить обещанный атомный удар? Ох, как не хочется! Генерал Чайковский уже видит ироническое лицо командующего, слышит его ехидные слова: «Ну, конечно, как мальчишки в драке — вот погоди, я за братом сбегаю! Атомный удар проще всего, все ваши проблемы решит, коль сами не можете».

Он устремляет вдаль столь же тоскливый взгляд, какой совсем недавно был у подполковника Круглова. Поле, колючка, траншеи, доты, дзоты… И еще этот неожиданный снегопад…

Снегопад? Невозможно, чтобы он ничего не изменил! Может быть, под его прикрытием капитан Кучеренко все же сумеет что-нибудь предпринять, хоть какой-либо отвлекающий маневр, еще чего… Надо немедленно запросить!

Он резко поворачивается к радисту.

И в этот момент раздается негромкий голос генерала Мордвинова:

— На КП попал снаряд. Командир полка убит!

Подполковник Круглов бледнеет и растерянно смотрит на посредника.

— Товарищ генерал… — начинает он.

Но Мордвинов чуть громче повторяет:

— КП уничтожен снарядом. Вы убиты. Связисты уцелели.

На мгновение на КП наступает оцепенение.

«Это как понять? — размышляет генерал Чайковский. — Он что, выводит Круглова как несправившегося или, наоборот, спасает из безвыходного положения. А меня в это положение ставит? Ведь теперь вопрос, который я задал Круглову „Что придумали?“, задается мне. Значит, такой ваш ход, уважаемый Леонид Леонидович? Ну что ж, а мы сыграем так: комдив промолчит, а действовать будет тот, кто сменит Круглова! Видимо, комбат-2 капитан Волохов. Вот так! Волохову палец в рот не клади! Пусть действует. А я посмотрю. Посмотрю. В конце концов, это учения. Проверка. Вот я своих и проверю. — Он снова поворачивается к радисту. — Нет, — решает генерал Чайковский, — не буду запрашивать. Нет меня. Пусть сами справляются». И он демонстративно отходит в сторону, становится рядом с посредником.

Все эти мысли комдива, как и оцепенение присутствующих, длятся секунду.

А затем все разворачивается с молниеносной быстротой. Связист не мешкая спокойно поднимает трубку телефона и что-то почти неслышно говорит в нее.

Через две минуты на КП вбегает слегка запыхавшийся капитан Волохов. Присутствие обоих генералов не удивляет и не смущает его. Он было поворачивается к ним, но, уловив жест комдива, словно забывает о них и начинает энергично действовать.

Прежде всего сообщает, что вступил в командование полком, затем уясняет обстановку. Больше всего его интересует, как обстоят дела у капитана Кучеренко. Он переводит взгляд на карту и обратно. А затем делает то, что несколько минут назад собирался сделать командир дивизии, — приказывает радисту вызвать на связь капитана Кучеренко.

— «Звук-15», «Звук-15», я — «Динамо-27». Как слышите? — доносится из люка КШМ приглушенный голос радиста.

— Товарищ капитан, — докладывает наконец радист, — капитан Кучеренко приступил к выполнению задания.

Капитан Волохов удовлетворенно кивает и начинает быстро отдавать приказы: батареям открыть огонь по позициям «южных», по станции, подразделениям приготовиться к атаке.

Генерал Чайковский бросает взгляд на Мордвинова, тот одобрительно улыбается и негромко говорит:

— Сообразил. Как придет сигнал от Кучеренко, так ударит. Дам успех. А этот Волохов парень не промах. Впрочем, уж кто точно высшую оценку заслужил, так это снег. Надо ж как повезло! — Он усмехается.

На КП вновь наступает напряженная тишина, нарушаемая лишь писком зуммеров, негромкой воркотней радистов, далекими звуками боя у реки.

Снег, словно конфетти, высыпанные по приказу режиссера на съемочной площадке, исчерпав себя, прекращается. Пробивается солнце, все золотится вокруг, светлые полосы стремительно бегут по полям, сменяя теневые. И теперь уже и без биноклей можно легко рассмотреть весь пейзаж: ближнюю, изрытую траншеями местность, колпаки дотов, дальние железнодорожные постройки. Вспыхивают зайчики в стеклах домов.

И в этот момент оттуда, с дальнего конца поселка, из-за станции, водокачки, пакгаузов, вдруг доносится дружное, раскатистое «ура», короткие автоматные очереди. Капитан Волохов отдает приказ об усилении огня и поднимает свои подразделения в атаку.

Сначала «южные» яростно огрызаются. Затем ответный огонь слабеет. Беспорядочная стрельба, взрывы гранат слышатся на улицах поселка.

«Южные» оттягивают все больше сил для защиты железнодорожного узла, но он уже в руках десантников капитана Кучеренко. Их теперь видно и невооруженным глазом, бегущих по путям, вскакивающих в вагоны неподвижных поездов, карабкающихся на осветительные мачты.

Окруженные с двух сторон, «южные» сопротивляются все слабее. После артиллерийских налетов на их позиции накатывается атака основных сил подполковника Круглова, которыми командует теперь капитан Волохов так же спокойно и уверенно, как все делает в жизни.

Его не волнует, что за спиной у него командир дивизии и посредник генерал Мордвинов. Да пусть хоть командующий, хоть маршал! Командир полка погиб, он поставлен на его место и будет действовать так, как находит нужным, как полагается. А что они там думают, генералы, это их генеральское дело. Волохова никогда не смущали чины, еще когда солдатом был. Он усваивал военные науки, может быть, и не быстро, зато основательно и прочно. И, раз усвоив, действовал энергично, словно боксер, для которого долго разучиваемый прием становится автоматическим, единственно возможной реакцией на данную ситуацию.

— Ты хоть думаешь над обстановкой иногда? — в раздражении спрашивал его порой подполковник Круглов. — Взвешиваешь все варианты, рассчитываешь ходы?

— А чего их рассчитывать? — пожимал плечами Волохов и смотрел на подполковника спокойно и немного удивленно. — Здесь только так и можно. Я же ощущаю.

— Ощущаешь, ощущаешь, — ворчал подполковник и неизменно обнаруживал, что действия его комбата в сложившейся ситуации были единственно правильными.

— Ты что, Волохов, никогда не думаешь, как решать задачу, как приказ выполнить? — спросил он его однажды.

— Это я, когда учусь, думаю, — степенно ответил Волохов, — а когда бой, поступать надо. Думать некогда.

Подполковник Круглов только махнул рукой. «Поступать!» Но что скажешь, если поступал-то капитан Волохов как раз всегда правильно.

На этого офицера генерал Чайковский обратил внимание давно. Ему нравилось, как Волохов подходит к военному делу.

— Интересный случай поведаю, — сказал как-то комдиву его начальник политотдела. — Возвращаюсь поздно, уже часа два ночи, помнишь, совещание в лагерях у артиллеристов проводил? Еду мимо дома, где капитан Волохов живет, я у него на свадьбе был. Смотрю, в окне свет. Дай, думаю, зайду, чего это он полуночничает. Стучусь тихо. Открывает. В комнату приглашает. Спрашиваю: «Чего не спишь?» «Тактикой занимаюсь», — отвечает. Оказывается, он заочно проходит курс академии. Для себя, лично. Достал все программы и работает себе. «Знаете, товарищ полковник, хорошо, конечно, разные там поплавки на груди носить, — говорит. — Но в конечном счете не это главное, главное знать. Вот и совершенствуюсь».

— Он, понимаешь, — продолжал полковник Логинов, — считает, что знания, подготовка должны быть у офицера такими глубокими, как он выразился «органичными», что в момент принятия решения он действует как бы интуитивно.

— Ну, знаешь, — перебил полковника Чайковский, — если командир будет полагаться только на интуицию…

— Вот, вот, — заулыбался Логинов, — и я ему то же говорю, а он спорит: «Да нет, товарищ полковник. Интуиция как бы выявляет все накопленное, вступают в дело все знания, весь опыт, и рождается правильное решение. Я не верю, что безграмотный офицер может интуитивно принять правильное решение. Такого не бывает. А вот здорово подкованный может. Собственно, это даже не интуиция, а просто решение он принимает мгновенно. У него вроде бы в мозгу ЭВМ работает: срабатывают все его знания и в кратчайший срок выдают решение». Вот какую он мне лекцию прочел! — рассмеялся начальник политотдела.

Генерал Чайковский как-то вызвал Волохова на беседу. Наблюдал за ним во время учений. И заметил, что свою «систему» он растолковывает и солдатам. Он ставил командиров рот и взводов в такое положение, чтобы на решение у них оставались буквально секунды. А потом дотошно расспрашивал, почему было принято именно такое решение, а не другое.

Делал он это, не стесняясь, в присутствии комдива. И вообще то, что к нему на занятия приехало высокое начальство, его мало трогало.

— Послушайте, капитан, — сказал ему после одного такого занятия генерал Чайковский, — вот командир второго взвода правильное решение принял: атаковал с левого фланга, хотя, казалось бы, все за то, что надо с правого. Молодец! А ответить вам толком, почему это сделал, не сумел. Стоит, затылок чешет. И пришлось вам ему его же правоту истолковывать.

— Вот и здорово, товарищ генерал-майор, — ничуть не смущаясь, объяснил Волохов. — Это значит, что у него правильные соображения в подсознании уже заложены. А они на знаниях основаны. Так быстро сообразил, что сам не сумел проследить процесс мышления, который его к этому привел.

Хотя объяснение капитана, мягко выражаясь, звучало весьма туманно и уж, конечно, не научно, комдив понял его.

— Что ж, — улыбнулся он, — действуют-то они все у тебя правильно, только все же пусть у них соображения не в подсознании находятся, а где положено.

Был однажды с капитаном Волоховым и такой случай. На занятиях его батальон никак не мог взять штурмом хорошо укрепленную высотку «противника». Неожиданно Волохов приказал батальону отойти, придумал какой-то маневр, чтобы выманить защитников высотки из их «крепости», а затем отсек и захватил позицию.

На разборе он не мог толково объяснить, как возникла у него мысль о таком маневре.

Прошло недели две. Идя по городку, комдив неожиданно столкнулся с капитаном.

— Разрешите обратиться, товарищ генерал-майор! — подойдя строевым шагом, громко произнес комбат.

— Обращайтесь!

— Товарищ генерал-майор, — уже деловито заговорил Волохов, — я проанализировал потом свое решение на занятии, помните, на котором вы присутствовали?

— И что же? — спросил генерал Чайковский. Его мысли были заняты другим. Он торопился. — Покороче.

— Есть, покороче! — отчеканил капитан. — Была такая же ситуация в тысяча девятьсот сорок третьем году под Москвой, в одном бою. Я читал об этом, очень заинтересовался, запомнил, даже в уме несколько раз проиграл. Вот по ней и действовал.

— Как это «по ней действовал»? — спросил Чайковский. Теперь он слушал внимательно. — Военные науки усваиваете, капитан, а русский язык никак не одолеете, что значит «по ней»?

— Ну, сработала та ситуация в подсознании, — удивляясь непонятливости комдива, объяснил Волохов, — и выдала правильное решение. А уж откуда все взялось, это я потом вспомнил, когда анализировал…

Конечно, сейчас, в бою за станцию Дубки, ситуация была проще с точки зрения тактической, но и здесь генерал наблюдал у Волохова ту же уверенность, мгновенную реакцию, подсказывавшую наиболее правильные и простые решения.

Бой за железнодорожный узел Дубки был коротким, но трудным. Десантники понесли значительные потери. Так или иначе приказ был выполнен — важнейший железнодорожный узел оказался в руках «северных». И теперь, выполняя последующую задачу, подразделения под командованием капитана Волохова двинулись дальше, на север, на соединение с гвардейцами капитана Ясенева, чтобы, заняв заранее намеченные позиции, не допустить подхода резерва «южных».

«Убитый» подполковник Круглов чувствует себя действительно убитым. Потирая впалые, обросшие жесткой щетиной щеки, он печально смотрит на радостную суету победителей, следит за уверенными действиями своего комбата. Его раздирают противоречивые чувства. Он гордится своими гвардейцами, своими офицерами, которых он воспитал, научил побеждать, он счастлив их успехом. И в то же время ему горько, что он не участвует во всем этом, невыносимо положение стороннего наблюдателя. Не он привел их к сегодняшней победе, не он поставил точку под завершающим этапом боя. Ну, а если быть честным, он вообще не очень-то здорово проявил себя на этих учениях. Подполковник Круглов привычным жестом сгребает в горсть свой длинный нос и тонкие губы и тяжело вздыхает.

А генералы возвращаются на КП дивизии.

КП дивизии генерал Чайковский решает теперь перенести в район железнодорожного узла, поближе к местам, где, как он уже предвидит, развернутся скоро серьезные события.

На КП комдива встречает полковник Воронцов. Он уже успел побриться. Бессонная ночь, напряженная работа не оставили никаких следов на его лице.

— Разрешите доложить обстановку, товарищ генерал-майор, — как всегда официально, начал начальник штаба.

— Минутку, товарищ полковник, дайте очухаться. — Генерал Чайковский довольно улыбался.

Сейчас очухается и доложит командующему, что приказ выполнен — аэродром захвачен, «противник» в заданном районе уничтожен, мост, а теперь и железнодорожная станция в руках десанта, десантники Круглова вышли на рубеж село Высокое, аэродром, где и закрепляются. И все это выполнено на час раньше срока. Вот так. Есть что доложить. Эх, сейчас бы чайку!

Словно угадав его мысли, из-за спины возникает прапорщик Евдокимов, адъютант комдива. Молчаливый и незаметный, но удивительно «эффективный», по выражению полковника Воронцова, и обладающий прямо-таки сверхъестественной способностью угадывать желания своего начальника. «Не Евдокимов ты, а Вольф Мессинг», — смеется полковник Логинов. Прапорщик молча улыбается в ответ. Вот и сейчас он быстро и ловко расставляет на свежеобструганном, пахнущем сырым деревом столике плексигласовые чашки, термосы, раскладывает бутерброды и словно растворяется в воздухе.

Генерал Чайковский приглашает к столу Мордвинова, Воронцова («Благодарю, товарищ генерал-майор, — отказывается начальник штаба, — я уже откушал»), поднимает чашку обжигающего чая:

— За победу, за успех!

Завтрак комдива продолжается неполных пять минут. Из небытия возникает прапорщик Евдокимов, мгновенно убирает все со стола, словно невзначай оставляет на краю электробритву на батарейках. И исчезает.

На столик кладутся карты, и пока генерал Чайковский бреется, то задирая, то поворачивая голову, начальник штаба подробно докладывает обстановку, подводит итоги.

Когда наблюдаешь, как работает, творит, сражается, устанавливает рекорды человек, то видишь ловкие, сильные, быстрые, искусные движения его рук, ног, тела, выражение лица, блеск глаз, улыбку.

Мозг не видишь.

А ведь, повинуясь именно его воле, работают все органы, все части тела человека, повинуясь его воле, они борются и побеждают.

И мы восхищаемся, наблюдая эту борьбу, следя за работой тела. Работу мозга видеть не дано.

Офицеры штаба не ходят в атаки (хотя и это бывает), не врываются с криком «ура» в расположение врага, не водружают знамя победы над поверженными крепостями. В лихорадке боя они не строчат из автоматов, не мчатся на танках и боевых машинах. Они не руководят боем непосредственно с НП, не отдают приказов в пылу сражения…

Они спокойно и невозмутимо колдуют над картами и документами, сводками и донесениями в тиши далеких от передовой кабинетов, хорошо укрытых блиндажах, бывает, и в наскоро отрытых ячейках. Все зависит от ранга.

Но не было бы без них ни громких побед, ни блестящих операций, ни сложнейших хитроумных маневров и передвижений, ни остроумных ловушек, ни сюрпризов врагу. И наконец, того военного искусства, что веками восхищает человечество и отнюдь не только специалистов, неувядающие образцы которого навечно оставили в истории великие полководцы и армии всех времен.

Чего это стоит штабистам!

Кто тратит больше нервной энергии, кто изнашивает себя больше? Хоккеисты в яростном спортивном единоборстве, мечущиеся по площадке, или их тренер, обреченный лишь стоять у бортика, засунув руки в карманы? Он не может пробить по шайбе, задержать в воротах ее полет, перехватить нападающего соперника или избежать его защитника.

Во всех красивых, молниеносных, восхищающих зрителей комбинациях, которые разыгрываются сейчас на льду, он не участвует. А между тем все, что делается на поле, все забитые голы, все удачи — это его творчество, его усилия, его мысли, решения, задумки, воплощенные его командой. За один матч тренер тратит нервов, наверное, не намного меньше, чем все игроки команды, вместе взятые.

Штабисты не имеют права на лишние эмоции. Их оружие глубокие знания, ясный ум, умение анализировать, сопоставлять, делать выводы.

От точности их оценок, быстроты соображения, глубины анализа зависит решение командира. Времена Ганнибалов и Цезарей прошли. Ныне самый гениальный полководец беспомощен без множества данных, которые необходимы ему для принятия решения. И если данные эти ошибочны, неточны, недостаточны, если поступили они несвоевременно, плохо обработанными, неполными, то, будь полководец семи пядей во лбу, он вряд ли сумеет принять правильное решение. Без отличной работы штаба невозможно отличное управление войсками, а без управления какая же может быть победа!

При всех своих человеческих недостатках полковник Воронцов был хорошим начальником штаба. Он и помощников подобрал себе способных и умных. Они проделали немалую работу, и на каждом этапе действий командир дивизии всегда имел все необходимые данные для принятия решения.

Сухой, неизменно подтянутый, полковник Воронцов не только сам отличался незаурядной работоспособностью, но умел заставить работать своих подчиненных с предельной отдачей. Не успев приземлиться, он едва дождался, когда ему будет приготовлено место, и сразу же приступил к работе.

На большом, наскоро сколоченном из досок столе лежали карты, графики, таблицы, стояла портативная пишущая машинка.

Поблизости за другими столиками, в отрытых ячейках, просто на чурбаках сидели штабные офицеры. Несколько телефонов то и дело звонили. Входили и выходили люди, докладывали командиры и начальники штабов частей. По соседству гремел бас начальника связи дивизии подполковника Дугинца. Его хозяйство было одним из самых сложных, важных и ответственных. Без связи и комдив и его начштаба как без рук, без глаз, без языка — словом, без всего, что требуется для функционирования живого организма. А дивизия разве не живой организм?

Да, решения, которые должен принимать командир дивизии генерал-майор Чайковский, существенно отличаются от решений комбата капитана Волохова, не говоря уже о командирах рот и взводов.

В бою принимать едва ли не ежеминутно решение должен каждый. И боец и генерал. Разница в масштабах и мере ответственности. За ошибку бойца расплачивается один человек, за ошибку генерала — тысячи.

И хотя конечное решение принимает командир части или соединения, но в определенной степени это решение коллективное, поскольку отработать все необходимые для него данные командир взвода или роты может сам, а командир дивизии — нет. Ему эти данные подготавливает штаб, который тоже не имеет права на ошибку.

Комдив Чайковский держит в голове множество данных, собственно, весь район боевых действий он может представить своим мысленным взором. Сейчас, глядя на карту, он анализирует создавшуюся обстановку.

На левом фланге удачливый капитан Ясенев быстро выполнил поставленную перед ним задачу. Но это не значит, что его и без того не такие уж значительные силы можно распылять, открывая путь для действующих на своем правом фланге «южных». А на его, Чайковского, правом фланге что происходит? Теперь вроде бы все в порядке. Дубки взяты. И, таким образом, весь полк Круглова выходит на линию, где сможет остановить опасно приблизившихся «южных». Вот именно, опасно приблизившихся. Долго, слишком долго возились, хоть и справились раньше установленного срока, а надо было еще быстрее. Вон «южные» вышли во фланг капитану Кучеренко раньше, чем ожидалось. Да, Кучеренко засиделся. На разборе этому эпизоду надо будет уделить особое внимание. Что-то здесь не предусмотрели — и Кучеренко, и подполковник Круглов, да и подполковник Сергеев (мог бы побольше узнать про болото), и конечно же он, комдив Чайковский.

А что в районе моста? Мост в руках десантников, но вряд ли «южные» так просто с этим смирятся. Они что-то предпримут. Что? Чайковский сосредоточенно перебирает в памяти все данные, подготовленные штабом, снова смотрит на карту. Как бы поступил он на месте «южных»? Наверное, все же атаковал мост, атаковал Зубкова любыми средствами. Запросил авиацию, а еще лучше вертолеты. Выбросил вертолетный десант. Где? Пожалуй, вот здесь, где овраг. Совершат какой-нибудь отвлекающий маневр, а ударят здесь. Сначала будут штурмовать, а потом высадят десант. Что думает об этом начальник штаба?

Выясняется, что начальник штаба считает подобное предположение маловероятным.

— Если предпримут вертолетную атаку, то на Ясенева, товарищ генерал-майор, — задумчиво глядя на карту, говорит полковник Воронцов и тут же поправляется, — скорее всего, на Ясенева.

— Вот что, товарищ подполковник, — поворачивается комдив к Сергееву, — приказываю выяснить все, что можно, о вертолетных силах «южных».

— Есть, — отвечает подполковник Сергеев и уходит.

— Не будут они замахиваться на Зубкова, товарищ генерал-майор, — замечает полковник Воронцов. — По всем канонам не должны. Слишком велики будут потери, а успех проблематичен.

— Что-нибудь постараются придумать, — усмехается комдив, — не мы одни с тобой головы ломаем, у «южных» тоже серое вещество есть. — И он снова устремляет взгляд на карту.