Ночной магазинчик

Лист первый

Что мне сказать?

Я знаю, что хороша собой, мне говорили это не раз, но отношусь к этому спокойно. Что мне с моей красоты? Часто приходиться слышать от женщин, с несложившейся личной жизнью, разговоры о том, что виной тому их якобы неброская и посредственная внешность. Но разве обязательно счастливы обладательницы голливудской внешности? Я не разубеждаю тех женщин, хотя могла бы это сделать.

Скажу о себе. Мне тридцать. Имею высшее образование, работу в престижной преуспевающей фирме, где за пять лет сделала карьеру, и где ценят как мои деловые качества, так и умение называть вещи своими именами.

Я умею выстраивать сугубо деловые отношения, не допуская в них ничего личного, относясь к человеку так, как он того заслуживает, а не от того насколько он симпатичен мне.

У меня двухкомнатная квартира – место, куда мне каждый раз хочется возвращаться, и где я вовсе не чувствую себя одинокой.

Не обделена я и мужским вниманием, и чего бы еще желать, но счастлива ли я? Знаю, многие стремятся к тому, что я имею, совершенно не догадываясь или не желая верить, что красота, положение, деньги не всегда и не везде решают твои личные проблемы. Но горькое знание этого не разрушает стен моей темницы, и я подозреваю, что одинаково тяжко страдают и те, что «имеют», и те, что «не имеют» всего этого.

Нынешним вечером для меня все, возможно, измениться, хотя я, все же, опрометчиво не возлагаю свое будущее на мужчину, которого недавно узнала. Этим вечером я жду в гости Родиона. Его отличал ум, решительность и конечно же, мужской шарм. Это, согласитесь, немаловажно, как и то, что он меня волнует. Я мечтаю, чтобы у меня с ним все получилось и, надеюсь, я для него не просто очередная интрижка, да и я никогда не опущусь до этого. Остается надеется, что сегодняшний вечер станет решающим в наших отношениях. Хотя весь мой предыдущий опыт знал только расставания и потери, я все же решила рискнуть. Ведь не может же быть такого, чтобы счастье являлось для меня недосягаемо, как линия горизонта.

– Что для вас, мадам? – как всегда обратился ко мне Сеня, продавец небольшого круглосуточного магазинчика, носящее пышное название «У короны»

Не очень удачное название, даже совсем неудачное для такой лавки. Но не смотря на это магазинчик пользуется у местного населения популярностью, особенно у бабушек, домохозяек и работающих женщин. Все называют его просто «Корона».

Когда ни загляни в «Корону», здесь всегда можно купить свежие продукты. Правда иногда забредают алкаши, но в «Короне» их не привечают и в долг не отпускают.

Строптивый, дотошный, нагловатый Сеня знает всех своих завсегдатаев поименно, и не очень-то с ними церемониться. Они же, почему-то, спускают ему все.

– Ты уж, сынок, меня не обсчитывай, мне пенсии еще неделю целую дожидаться, – порой, плакалась ему какая-нибудь бабка.

– Кто тебя обсчитывает, баб Клара? Вон, у дверей контрольные весы, иди и проверь, сколько твоя свекла весит, – ворчал Сеня, беззастенчиво обвесив старуху на двести грамм. Прохиндей!

– Ты бы мне, Сеня, свеколку-то покрепче положил, что б не завалявшаяся была, – пыталась сквозь очки разглядеть лежащую на весах свеклу баба Клара.

– Когда это вы у нас покупали, что-нибудь завалявшееся, а? – оскорблялся Сеня.

Объяснить, что в «Короне» всегда были свежие продукты, довольно просто: в таком небольшом магазинчике товар расходился быстрее, чем в огромном супермаркете, который надменно сверкал витринами, красуясь пестрой рекламой, почти через улицу от «Короны».

Я тоже отношу себя к завсегдатаям магазинчика, хотя тот же Сеня ни разу не обратился ко мне по имени, только «мадам». Каждый вечер я захожу в «Корону», где за одним длинным прилавком размещается и бакалея, и выпечка, и овощи, а за витриной холодильника молочные и мясные продукты. Напротив прилавка, у стены, высится холодильный шкаф битком набитый бутылками пива и газированной воды. С одной стороны, впритык к нему размещена витрина с парфюмерией: кремами, мылом, шампунями, лосьонами, лаками и, непонятно было, как все это умещалось за узкими стеклами стеллажа. С другой стороны холодильный шкаф подпирал низкий лоток с мороженным и мясными полуфабрикатами: котлетами, пельменями, замороженными овощами и фруктами. В оставшемся свободном проходе, между прилавком и холодильниками, обычно теснились покупатели и, если выстраивалась хоть маломальская очередь в четыре человека, то уже не было никакой возможности разглядеть продукты за витриной тем, кто только вошел в магазинчик.

А вот Сене и его сменщице Людке, как ее звали все, наоборот было удобно курсировать по ту сторону длинного прилавка, свободно лавируя между ящиками помидор, яблок, мешками с картошкой и луком. Покупатели, терпеливо дожидаясь своей очереди, могли вдоволь налюбоваться теснившимися на полках товарами: конфетами, банками с разносолами, макаронами.

Как ни смешно это звучит в «Короне» мне хорошо. Вечером после работы, пристроив свою «Ладу» на стоянке и, возвращаясь домой, я неизменно захожу в магазинчмк. Зимой здесь тепло, уютно светят лампы под, плетеными из соломки, абажурами, низко спускающимися к аппетитно пахнущим свежим батонам хлеба и булкам, аккуратно уложенными в корзины. Летом в «Короне» прохладно. Мерно гудят холодильники и глаза отдыхают от слепящего солнца в полумраке магазинчика. А с реклам, развешанных на стене и дверях, жизнерадостно смотрят ребята, внушающие каждому, что если он станет обладателем таких вещей, как «Орбит», «Кола» или сигареты Winston, то благополучие, здоровье и успех ему несомненно обеспечены, поскольку эти вещички и есть то счастье о котором он и не догадывался. Эй, не проходите мимо! Ведь, оказывается, так мало нужно для счастья. Купите эту мелочь! Что вам стоит? Иначе вашим зубкам – хана, или вас замучает жажда, или на вас, попросту, никто не обратит внимания, поскольку вы «не соответствуете», если не курите элитных сигарет. Ну, это кому что нужно для счастья. Об этом можно поспорить. Правда?

Таких магазинчиков, как «Корона» полно и они, практически, ничем не отличаются друг от друга, разве что атмосферой царящих в них. Мне не хочется заходить туда, где продавец, со вздохом оторвавшись от сериала, который смотрел по переносному телевизору или от лузганья семечек, неохотно, быстро, не скрывая досады, обслуживает покупателя, чтобы вернуться к своему занятию и, в сумрачной затхлости, за прилавком, среди гниющего лука и проросшей картошки, переживать яркие моменты красивых сериальных страстей.

В супермаркете вы не получаете даже этот минимум общения. Там все обезличено, кроме очередей в кассу. Насмотревшись на товар, и совершенно не представляя, что ожидает тебя за его яркой упаковкой, ты, стиснутая нервной, уставшей очередью, подходишь к кассе, где, как на конвейере тебя, скорее всего и непроизвольно, обсчитает замученная кассир, которой просто некогда взглянуть тебе в лицо. Единственное, что ты можешь услышать от нее, это машинальное, заученное: «Добрый день» – и поэтому усталому приветствию, понимаешь, что для нее ты слилась с остальными в одно общее, безликое лицо капризного покупателя и, ты уже, даже, не какая-то там, к примеру, «мадам».

А мне вот по душе общаться с крикливой Людкой и терпеть ее грубоватый юмор, как и иронию ершистого Сени. Не знаю почему, но «Корона» чем-то напоминает мне бар, без которых не мыслит свой быт ни Америка, ни Европа.

Бар – место общения, где можно скоротать безжалостно одинокий, угрюмый вечер, не чувствуя себя всеми забытой. Ты просто сидишь и потягиваешь любимый напиток, который бармен, зная вкус завсегдатая, наливает сразу же, едва ты подходишь к стойке. Он охотно поддержит непритязательный разговор, а после третьей рюмки можешь рассказать ему все, и он выслушает, сочувственно поддакивая там, где нужно, и обязательно скажет, когда настанет время твоего последнего стакана: «Сегодня с тебя достаточно».

Там неяркий, рассеянный свет бра и тихая музыка создает настроение ровной, ностальгической грусти, которая утишает страсти дня и это служит той точкой, которую ты ставишь в его конце, каким бы он ни выдался. Как бы хорошо думалось о часах, прожитых с самого утра и до той минуты, когда ты уселся за столик в углу, или на высокий табурет у стойки бара, слушая перестук бильярдных шаров, негромкие разговоры, и смех посетителей, держа в руке стакан мартини с, позвякивающими в нем, кусочками льда, а бармен внимательно и выжидающе смотрит на тебя, произнося насмешливо:

– Что для вас, мадам.

Очнулась я уже не в баре, а в знакомом магазинчике. Сеня нейтрально смотрит на меня. Две бабульки, что за мной с упоением судачили о будущей надбавке к пенсии, притихли. Теперь их цепкое внимание будет направлено на то, что я буду брать. Так было всегда. В «Короне», явно, не понимали зачем я сюда хожу, когда рядом находится супермаркет. Но снобизма, крутизны и шика мне хватало на работе. Знаю, в «Короне» меня не жалуют: Сеня беззастенчиво обсчитывает, а скандальная Людка, как правило, три дня переживает из-за моего, как она выражается, «прикида». Но я все время напоминаю себе, что моя жизнь, какими-то полчаса в сутки соприкасается с «Короной», и царящее здесь мнение обо мне не должны меня волновать. Напомнив, себе об этом, я сосредоточилась на покупках. Так: сыр «Фетакса», оливки и маслины, сладкий перец для «Греческого салата». Виноград и ананас, французские конфеты под шампанское. И пока проворные руки Сени укладывали продукты в пакет, я опять отвлеклась, решая, что мне надеть к приходу Родиона.

Говорят, что мужчины мало обращают внимания на такие мелочи, как цвет помады, как уложены твои волосы, какие на тебе туфли, но все это сильно дополняет твое очарование. А я мечтала очаровать Родиона так, чтобы он не захотел сегодня уходить от меня. Думая об этом, я взяла протянутый мне Сеней пакет и, расплатившись, направилась к выходу.

– Эй, мадам, а сдачу! – напомнил мне вдогонку Сеня.

Уже взявшись за ручку двери, я обернулась:

– Оставьте себе, молодой человек, – мне страшно не хотелось возвращаться обратно к прилавку, но пришлось.

– Что значит «оставьте себе»? Нет уж, вы, пожалуйста, заберите свои деньги…

Понимая, что он проявляет свою щепетильность больше мне в пику, из вредности и желания досадить, чем из принципа, я молча вернулась под неприязненные взгляды двух старух. В тишине магазинчика стук моих шпилек, раздавался выстрелами, расстреливавших их шаткое благополучие, потому что те двадцать рублей, которые составляли подаренную мной Сене сдачу, для них выросла до целого состояния. Я сжала мятые рубли в обтянутой перчаткой, ладони и покинула магазинчик, сопровождаемая напряженным молчанием.

И только выйдя на крыльцо, я смогла свободно вздохнуть, с наслаждением вдыхая пьянящий весенний воздух. Впереди меня ждал чудесный вечер, так неужели я испорчу себе настроение переживанием этого глупого, инцидента. Еще чего.

Я заторопилась к дому, прижимая к себе пакет с продуктами, с неловко болтающейся на локте сумочкой. Кажется, чего проще кинуть продукты в багажник моей Ладушки и подъехать к самому подъезду, но в том то и дело, что потом, пришлось бы думать куда приткнуть машину, а потом спать вполглаза, с испугом вскакивая и прислушиваясь к зовущему вою сигнализации – не твоя ли? Гораздо лучше когда за твоей машиной приглядывают, за что я исправно плачу.

Не дождавшись лифта, я поднялась на пятый этаж и открыла дверь квартиры. Тишина и знакомые запахи моего жилища успокоили меня, и я уже не спеша, принялась готовиться к приходу Родиона. Решив, что сначала займусь собой, а ужином потом, я наполнила ванну горячей водой, добавив в нее душистой пены. Нежась в ней, я расслабилась и кажется, вздремнула. Торопливо завернувшись в широкое махровое полотенце, я выбралась из остывшей воды, утешая себя тем, что если даже не успею с ужином, то, что нам помешает приготовить его вместе с Родионом, и поколебавшись, наложила на лицо маску. Потом, отбросив полотенце, придирчиво осмотрела свое тело: длинные стройные ноги, узкая талия, тяжелая грудь. Оно не принадлежало еще никому, им только любовались, да желали издали. Широкая резинка кружевных трусиков плотно легла на мой плоский живот. Бюстгальтер из такого же кружева, едва удерживал грудь. Сегодня это кружево падет к ногам Родиона и… все будет хорошо.

Смыв с лица маску и наложив на него крем, я, расчесывая волосы, решала, как будет лучше – поднять их или оставить распущенными. И так и так мне было к лицу. У меня густые послушные волосы, не испорченные ни химией, ни краской. Пока я их тщательно расчесывала, решение пришло само. Я ни за что не упрячу их в прическу, пусть они искушают и опутывают моего мужчину. Сняв со лба салфеткой лишний крем, я начала подкрашивать глаза, стараясь полностью сосредоточиться на этом действе, но мысли незаметно перенеслись к тем дням, когда я только узнала Родиона.

Мы познакомились на работе. Я приехала к нему в офис вести переговоры о нашем будущем сотрудничестве и убедить руководство его предприятия, что им выгодно работать именно с нами. Мы были в курсе того, что это производство присматривается к посредническим фирмам. Родион работал в мебельной фабрике, находя и обеспечивая ей необходимые заказы. Тогда ему уже предложили свои услуги наши конкуренты, отлично знавшие рынок сбыта, имевшие связи как среди покупателей, так и среди поставщиков, и, вообще неплохо развернувшиеся. Мы рассчитывали опередить их, но оказалось, что они опередили нас.

После той встречи, собравшись в моем кабинете, мы с моими коллегами обсудили все, что знали о прошедших переговорах наших конкурентов с представителем мебельной фабрики. Не стану раскрывать из какого источника нам стало это известно. Некоторый оптимизм внушило то, что заказчик, из-за которого шла борьба, еще не дал окончательного ответа нашим конкурентам. Проанализировав прошедшие переговоры, мы заметили их небольшую промашку и решили воспользоваться ею. Этой промашкой, было навязчивое желание понравиться, а отсюда и невольное выпячивание своих успехов, хотя уж они-то прекрасно знали, что если клиент заинтересуется, то он самостоятельно узнает, как и об успехах будущего партнера, так и об его неудачах.

Поэтому в своем визите к заказчику, я коротко и сдержано сообщила о наших возможностях, просто информируя и, ничего не обещая, после чего, попрощавшись, ушла, давая понять, что меня ждет работа с другими клиентами. Пусть это и было некоторым преувеличением, но ведь мы действительно не сидели без работы. На следующий день Родион позвонил мне и предложил работать с его заказом. Мы ликовали, но про себя я чувствовала, что Родион, представлявший заказчика, принял решение в пользу нашей фирмы, где-то из-за меня.

Работая с работодателями, мы всегда отбрасывали наши личные впечатления о партнерах, ставя во главе угла дело и для меня пугающе, внове оказалось то, что я думала о Родионе как о мужчине, а не как о деловом партнере. Эти мысли были навязчивы, смущали, сбивали с толку и я, кажется, ничего не могла с этим поделать, кроме того, чтобы тщательно скрывать их. Подобное случилось со мной впервые. Может быть потому, что мне до этого приходилось иметь дело с солидными мужчинами, имевшими за плечами большую часть прожитой жизни, обязательное брюшко и лысину, и беззастенчиво откровенно прикидывающие в разгар деловой встречи, лягу я с ними в постель сразу, и если нет, то, во сколько им обойдется затащить меня туда.

А вот Родион… Внешне он чем-то походил на Дэвида Духовны, к тому же оказался моим ровесником и при первой встрече смотрел на меня холодно, оценивающе. В наши с ним деловые встречи и телефонные разговоры, он не выказывал ко мне ничего кроме вежливости. Но вчера, в ресторане, где мы отмечали удачную сделку с поставщиками древесины, убедив их уступить нам в цене, я украдкой наблюдая за манерой его разговора, улыбкой и сдержанными жестами, вдруг обнаружила, что тоже являюсь объектом его пристального внимания. Я разволновалась как девчонка и, чтобы вернуть себе самообладание, отпросилась в дамскую комнату. Когда же все разъехались, вполне довольные друг другом и собой, Родион попросил меня посидеть с ним еще немного, и я осталась. Мы говорили обо всем и ни о чем, совсем не замечая времени. Моя неловкость и скованность растаяли перед его обаянием. Нам было так легко друг с другом. Расстались мы лишь после того как договорились о следующем свидании, которое и состоится сейчас. Возможно, эту ночь мы проведем вместе. Меня влекло к нему, да и он уже не скрывал своего желания.

Я резала на кухне салат, когда раздался звонок в дверь и, хотя я ждала Родиона, все равно оказалась не готова к его приходу. Отчего-то вдруг запаниковав, я заметалась по кухне, зачем-то хватаясь за тарелки, совсем позабыв снять фартук, так в нем и открыла дверь. А когда, ужаснувшись про себя, спохватилась, чувствуя, как в глобальной катастрофе рушится мир, решила, с трудом взяв себя в руки, что было бы глупо тут же при нем лихорадочно сдергивать несчастный фартук, и сделала вид, что его просто не существует.

По восхищенному и какому-то беспомощному взгляду Родиона, поняла, что волновалась зря – он даже не заметил проклятого фартука. Так что, уйдя на кухню с букетом чайных роз, я живо исправила свою оплошность.

– Тяжелый выдался день? – как можно беспечнее спросила я, внося в гостиную, брызнувшую хрустальным блеском, узкую вазу с розами и ставя ее на стеклянную поверхность столика, между двумя свечами.

– Что? – очнулся Родион, до того задумчиво глядевший на меня. – Ах это… Знаешь, мне сейчас в голову не идет никакая работа.

Более чем откровенное признание. Улыбнувшись, я поправила тяжелые, источающие нежный аромат, бутоны и сообщила:

– Сейчас принесу салат.

– Я помогу, – вскочил с кресла Родион, но я покачала головой.

– Будет лучше, если ты откроешь вино, – и кивнула на бумажный фирменный пакет, из которого виднелось горлышко бутылки дорогого испанского вина, что принес с собой Родион.

Он безропотно повиновался. Мы сидели за столиком и, ведя неспешный разговор, потягивали вино. Оно было терпким, не очень сладким и кружило голову, а не било в нее сразу же, вышибая из осмысленного состояния, как шампанское. Не помню, как мы подошли к тому, что начали оценивать поступки и умственный уровень некоторых наших политиков, от которых разговор перешел на человеческие отношения.

– Я не сторонник объяснять себе и другим, поступки людей. Что я могу знать об их мотивах? Да и пойму ли я, собственно, этот мотив, – он поднял бокал, разглядывая вино на свет свечи. Насыщенно бордовое, оно, в глубине, играло золотистыми искрами. – И конечно же, был бы благодарен, если бы от подобного анализа избавили бы и меня, самого. Я ценю человека на столько, насколько он привлекателен лично для меня. Если между нами есть чувство приязни и симпатии, значит, мы сможем понять друг друга с полуоборота, и с ним у нас, соответственно, пойдет дело.

– Даже если у такого человека нет необходимых знаний, или желания выкладываться, работая на тебя? – спросила я, вообще-то, не придавая этому разговору никакого значения. Для меня важнее было слышать его глубокий голос, видеть выражение глаз, ощущать едва уловимый аромат дорогих сигарет, наблюдать за его движениями, когда он подливал в бокалы вино. О чем мы говорим? Зачем?

– Любого человека можно убедить работать с полной отдачей, показав ему его выгоду. Что касается знаний, то обучить сегодня не проблема. Особенно если это делать с терпением и любовью, – он выделил последнее слово особым тоном.

– Ты со мной согласна? – тихо спросил он, глядя мне в глаза.

Я молча улыбалась, не отводя взгляда от его лица.

– Вина? – Родион показал на мой пустой бокал.

Я кивнула. Он встал, прихватил бутылку, и обойдя стол, подошел ко мне. Присев на подлокотник моего кресла, плеснул вина в бокал, низко склоняясь ко мне и, казалось, заняв все пространство так, что мне стало трудно дышать. Я замерла с сильно бьющимся сердцем. Поставив бутылку, Родион обнял меня за плечо, и бережно коснувшись моего подбородка, поднял к себе мое лицо, приблизившись к нему. Я было вздрогнула от прикосновения его губ к моим глазам, но ведь именно так все и должно быть. Да, именно так, но опасный рубеж еще не пройден, мы еще только подходили к нему, и мне не следовало расслабляться.

Целуя меня, Родион гладил мои плечи, руки и когда коснулся груди, я заметно напряглась. Все в порядке, это лишь нормальная реакция женщины на мужское прикосновение. Я застыла, когда его пальцы чувственно погладили сосок поверх платья, но когда его ладонь забралась за его вырез и нетерпеливо сжала грудь, я вскочила и бросилась в противоположный угол комнаты, подальше от него. Возбужденный, ничего не понимающий Родион вскочил и шагнул, было, ко мне.

– Нет! – чуть не закричала я, шарахнувшись в сторону. Меня тошнило.

– Что? – его возбуждение прошло, уступив место недоумению и раздражению. – Что случилось? Прости меня, если я…

– Нет… нет… это вовсе не ты… – торопливо зашептала я, едва справляясь со своей дурнотой. Что я могла сказать? Как объяснить?

– Скажи, что произошло? Что я натворил? – настаивал Родион, слава богу, не делая больше попыток приблизиться ко мне. – Что происходит?

Что происходит? Происходит то, что я опять раздавлена и уничтожена.

– Прости, – прошептала я, проведя ладонью по влажному от холодного пота лбу, тяжело и часто дыша. Все было ужаснее, чем мне представлялось. Я не могла заставить себя посмотреть на него. Мне казалось, что выражение его лица станет для меня окончательным приговором, и прошептала: – Тебе лучше уйти…

– Нет, погоди… Все дело во мне? – ткнул он себя в грудь, кажется сильно удивившись подобному предположению. – Если так, то поверь, я не желал ничего такого… не желал оскорбить тебя. Мне казалось, что мы оба хотим одного и того же.

– Так и есть… но все не так просто… я не могу, – мямлила я, силясь собраться с мыслями и сказать хоть что-то вразумительное.

– Так, – Родион пригладил волосы. – Значит, мне уйти?

– Да… то есть… я не знаю… – я действительно не знала, хочу ли, чтобы он ушел или остался. Чего может хотеть человек, вновь обретший свой кошмар?

– Что ж, – вздохнул Родион. – Прости, что испортил тебе вечер.

Слишком уж спокойно произнес он это и, одернув пиджак, направился к двери. Я так и не двинулась, стоя вжавшись в стену, дрожа как побитая собака, виновато смотря ему вслед.

– Думаю, тебе действительно лучше побыть одной. У тебя какой-то ненормальный вид. Ты действительно не хочешь, чтобы я остался? – обернулся он ко мне от двери. В ответ я только покачала головой. – Я позвоню тебе. Надеюсь, к завтрашнему дню ты придешь в себя…

Когда дверь за ним захлопнулась, я вздрогнула будто меня ударили. Он ушел, а я добралась до кресла и опустилась в него. Мой демон, жестоко напомнил мне, что он здесь и ни куда не делся. Пусть так, мне не впервой справляться с ним. Хуже то, что Родион наверняка объяснил мое поведение злым кокетством. А что еще можно подумать в подобной ситуации, даже если я себе не могу объяснить настоящую причину, происходящего со мной.

Я пила вино совершенно не заботясь о том, что могу испачкать платье цвета шампань и думала о том, что две мои любви, которые мне дано было испытать в своей жизни, не привели ни к чему, точнее привели к моему демону, завладевшему мной и очертившему вокруг меня некий круг, за который мне запрещено выходить. И до сего дня, я подчинялась ему.

Я влюблялась два раза: в институте и в начале своей карьеры.

Геннадий, моя студенческая любовь, когда дело дошло до постели, а я ничего не смогла с собой поделать, заявил, что я попросту хочу его «продинамить». Он едва не взял меня силой, усугубив мое и без того ужасное состояние, не говоря о том тоскливом впечатлении о сокровенных отношениях, которые только только открылись мне. После этого я долгое время, без тайной дрожи, не могла выносить мужского прикосновения. С Геннадием мы расстались. Напоследок, он устроил мне безобразную сцену, крича, что мне надо лечиться, что я напридумывала себе идиотских отговорок, оправдывая свою фригидность. Не хочу об этом вспоминать.

Миша. Я наполнила бокал дорогим вином и выпила его одним махом. Музыкальный центр снова воспроизвел задумчивое пение Криса Ри. Я заплакала и горький ком, стоявший в горле, постепенно растворился. Наша любовь поднималась и распускалась красивым роскошным цветком. Она была не реально романтична. Но главное то, что я полюбила. Осторожные, нежные прикосновения Михаила были приятны, не вызывая ни отторжения, ни страха. Я была счастлива и уверена, что ради него смогу перебороть и победить себя.

Наконец, мы уже не могли быть друг без друга, а ночью, которую решили провести вместе, повторилось то же самое, что и с Геннадием. Конечно, из моего сумбурного объяснения ошарашенный Михаил ничего не понял, он просто поверил мне, проявив, в отличие от Геннадия, такт и терпение. Через какое-то время, мы попробовали еще раз. Я… я очень старалась, но кроме истерики у меня ничего не получилось.

Вдруг, я поймала себя на том, что смеюсь. С чего это вдруг? Странный переход от слез к смеху, а вообще-то ничего странного, если учесть, что я пьяна. Рассмешила же меня мысль о платонической любви. Нам, людям, нынешнего века, это понятие чуждо. Для нас оно из области мифов. Раньше любовь и души влюбленных закалялись расставанием, многолетними ухаживаниями, неравенством положений и другими препятствиями. Сейчас ничего этого нет. Сняты все условности. Нам желается всего и сразу. Секс подменил само понятие любви. Иначе как объяснить, что отсутствие близости сломало моего любимого.

Тяжко вздохнув, промахиваясь, я с трудом налила себе еще вина, едва попадая в бокал и, расплескивая большую его часть мимо. К черту платье цвета шампань!

Так вот! Закончилась моя история с Михаилом тем, что придя ко мне в больницу, куда я легла на обследование, он сообщил, что пока я здесь, он съездит к своим родителям. Он уехал, а я обошла всех специалистов, каких только знала. Общий вердикт, что был мне вынесен, гласил, что я физически и психически здорова. Дело даже дошло до гипноза, и я согласилась на него, пока не узнала, что Михаил женился. Теперь у него подрастает дочка Марина, а недавно я узнала, что он развелся.

Я всхлипнула. Видит бог, мужчин, которых я любила, больше, чем кто-либо на свете, хотела сделать счастливыми. Я вылила остатки вина в бокал.

Время лечит. Господи, какая чушь! Время забирает мысли, сглаживает память, утешает, но не лечит боль. Боль возвращается вместе с воспоминаниями, чтобы, порой, ударить еще сильнее. Конечно, с Родионом все кончено, и мне придется свыкнуться с тем, что он уже не вернется. В конце концов, нужно окончательно принять мысль о том, что мой удел одиночество.

Просидев так, кажется часов до трех утра, я добралась до кровати и, рухнув на нее, забылась тяжелым сном.