Ночной магазинчик

Лист шестой

– Марин, ты сразу не кидайся на меня с пощечинами, ладно? – сказал Сеня, странно глядя на меня. Помолчал и решился: – Разреши мне остаться этой ночью с тобой.

– Ты хочешь переспать со мной? – уточнила я, и когда он кивнул, засмеялась: – У тебя же губа разбита…

– Это ничего, зато все остальное функционирует, – горячо заверил он, с надеждой глядя на меня. Я растерялась. Я не знала, что ответить. Я уже ничего не знала. И это его отчаянная просьба… Встав, я прихватила бокалы и пошла к раковине. Мне нужно было собраться с мыслями. Сеня подошел сзади и приник губами к моей шее. А когда его горячие ладони легли мне на грудь, я вздрогнула, но он прижался к моей спине, шепча на ухо:

– У нас все получиться… вот увидишь… – и, развернув к себе, стал легонько целовать мое лицо. – Смотри на меня… думай только обо мне… – бормотал он. Я дернулась, перед глазами все плыло. – Тише, тише… – уговаривал он, пока я билась в его руках. – Посмотри на меня… Посмотри же… Это я… Я остановилась, тяжело переводя дыхание, опустила руки, перестав отталкивать его, и пока он тихо целовал меня, повторяла про себя: «Это Сеня… Сеня… это же Сеня…».

– Умница, – похвалил он меня и медленно погладил по плечу. – Ты слишком напряжена. Расслабься и доверься мне. Хорошо? Я кивнула и даже попыталась улыбнуться. Я очень хотела помочь ему… себе… но меня стало мутить. Какое-то время мы стояли, просто обнявшись, и Сеня только ласково и успокаивающе гладил меня по спине. Через какое-то время, он заставил меня поднять голову с его плеча и взглянуть ему в лицо.

– Попробуем? – шепнул он. Я не уверенно кивнула, чувствуя, как отказывают ноги, и накатывает слабость, закрыла глаза и, дрожа, прислонилась к нему. Руки, что нежно гладили, вдруг с силой подхватили меня и усадили на стол. Я не открывала глаз, чувствуя неторопливые поцелуи Сени. Его прикосновения были мягки и даже пугливы, он сразу же останавливался, чутко улавливая мое состояние. Сколько так продолжалось, я не знала. Сеня ничем не выказывал своего нетерпения. Я же в какой-то момент поймала себя на мысли, что его прикосновения даже доставляют мне удовольствие, вызывая ответное желание приласкать его. И когда я ответила на его поцелуй, Сеня с улыбкой глянул мне в лицо:

– Кажется, мы делаем успехи, а? После чего требовательно и настойчиво поцеловал меня. Наши губы раскрылись друг для друга, и Сеня опять прижал ладонь к моей груди. Я резко отстранилась и, чтобы справиться с тошнотой, глубоко и часто задышала. Сеня держал меня за плечи и, закусив губу, с тревогой наблюдал за мной.

– Давай закончим на сегодня… – сказал он, заботливо вытирая мой влажный холодный лоб.

– Нет… не уходи… – вцепилась я в его джинсовку.

– Я не уйду, но нам нужно прекратить… Ты же мучаешься…

– Нет… нет… давай попробуем еще… – замотала я головой, – попробуем еще… это… это должно закончиться.

– Погоди… не слезай со стола, – удержал меня Сеня. – Тогда вот что… Я не стану трогать тебя, буду только целовать. Хорошо? Я кивнула, с трудом сглотнув. А Сеня, ободряюще поцеловав меня в лоб, коснулся губами век, щек, губ, спустился к шее. Его теплые поцелуи ложились мне на плечи и грудь. Он остановился и вопросительно, не скрывая беспокойства, взглянул мне в лицо. Сейчас он выглядел старше своих лет, потому что взял на себя непосильную ответственность за судьбу другого. Я улыбнулась дрожащей улыбкой, внутренне ужасаясь: что я делаю? Он же еще мальчишка. Если уж мужчины не могли справиться с моим демоном, то ему, тем более не под силу. Надо было отпустить его… Нет. Просто выгнать, чтобы не связывать собой. Он не решит моей проблемы, не сорвет роковую печать с моей темницы. Все это я понимала разумом, но не душой. Я тянулась к его внутренней силе, которую чувствовала. Он стал моей надеждой. Я черпала в нем решительность.

И все же я переоценила свои возможности. Когда его руки подняли вдоль бедер мою юбку и потянул вниз трусики, я, кажется, потеряла чувства. Очнулась от легких похлопываний по щеке, но открыв глаза, в ужасе закричала. Надо мной навис Трофим, и с гадливой улыбочкой, издевательски хлопал меня по щеке. И на нем была все та же фланелевая клетчатая рубашка. Нет! Я не хочу… Попасть еще раз в руки этого мерзавца?! За что, Боже? Что я такого сделала, что ты так наказываешь? Прости, прости меня… – Марина! Маришка… – вдруг ласково позвал Трофим, прижимая меня, бьющуюся, к себе. – Это я… Его здесь нет…

Образ Трофима начал меняться, пока не преобразился в Сеню. Я судорожно ощупывала его плечи. Значит, это был морок. Демон не хотел отступаться от меня.

– Это ты? На самом деле ты…

– Ну конечно я, – Сеня крепко обнял меня, прижав мою голову к своему плечу. – Послушай, Мариш, я тебя не отдам никому, а уж тем более ему. Веришь? Он тебя не получит. Я сумею защитить тебя. Я верила ему, как никому и никогда и постепенно успокаивалась. Разве не ему я смогла рассказать все? Разве не Сеня отбил меня у Трофима? И я должна бороться, ведь большая часть пути пройдена, и я уже знаю имя своего демона, и то, что его можно победить. Вместе с Сеней. Он уже почти, вывел меня из порочного круга, в который я до сих пор заключена, если бы я ему не помешала. Я должна помочь ему, всего лишь сделав усилие над собой.

– Мариш, ты справишься… – уверенно шепнул Сеня, прижавшись губами к моему виску. – Я знаю. Он собрался было скинуть джинсовку, но, заметив мою реакцию, – это живо напомнило мне то, как Трофим раздевался передо мной, – так и остался в ней. А я, преодолевая себя, собрала всю свою волю и откинулась на спину. Тело мое напряглось, и в этом напряжении, я была похожа на деревяшку. Я представила, что вот сейчас Сеня стягивает с себя джинсы, и на меня накатила дурнота. Но ведь для того, чтобы у нас что-то поучилось, он должен поступить так, уговаривала я себя, закрывая глаза. Это же Сеня… что будет со мной после того, как все случиться?

Я вздрогнула от нежного, легчайшего прикосновения, там, где ожидала принять решительное, неизбежное вторжение. От этой легкой и чувствительной ласки по всему телу прошла горячая волна, изгоняя холод страха. Напряжение вдруг отпустило. Я не могла поверить, что это происходит со мной. Разве такое возможно?! Что он делает?! Так не должно… Ах! Ласка становилась настойчивее, блаженное тепло нарастало, я начала плавиться в ней, изнемогая от острого наслаждения, пока она стала просто нестерпима. Я не вынесу эту муку, слишком она тяжела своей сладостью. От нее можно и нужно умереть. Сейчас! Мне больше ничего не нужно ни на этом свете, ни на том. Я задыхалась, не в силах больше вытерпеть то, что он со мной делали, вскрикнула, открыла глаза и села. Сеня стоял перед столом на коленях, будто перед священным алтарем, а я была жертвой, которую возложили на него, и которую он сейчас поглощал. Его взлохмаченная голова прижималась меж моих бесстыдно оголенных бедер, тогда как сам Сеня оставался в джинсовке, перепачканных джинсах и грязных кроссовках. Я запустила пальцы в его волосы, прижимая к себе еще сильнее, и тут он проник в меня языком… Тихо приходя в себя, я открыла глаза. Я опять выпала из реальности, но, боже мой, разве это могло сравниться с тем, когда я падала в обморок раньше. Никогда прежде мне не доводилось испытывать подобного. Крохотная искорка чувственности, зажженная Сеней, быстро, пробежала по моим венам, будоража, разжигая, разрастаясь, пока не разрешилась таким взрывом чувственного наслаждения, что вынесло душу из моего бренного, непутевого тела. До меня дошло, что Сеня, склонившись надо мной, держит мою голову на весу, пытливо и испуганно вглядываясь в мое лицо. Я блаженно зажмурилась, мой затылок уютно покоился на его ладони. Он принял меня в этот мир другой, переродившейся, сердито выговаривая:

– Блин, ты чуть со всего маха не приложилась затылком о стол… Хорошо, я вовремя успел поймать тебя, – но, правильно истолковав выражения моего лица, недоверчиво спросил: – Марин, что, правда? Отвечаешь? Я только кивала, глядя на его влажные губы, потом обняла его и прижалась к ним губами, ощущая их вкус и запах. Запах моей любви. И тут заметила, что Сеню буквально трясет, и он вроде бы будто пытается освободиться от меня. Но я тянулась за ним, прижималась к нему, цеплялась, не отпуская, обвив руками и ногами.

– Марин… – слабо сопротивлялся он, – отпусти… не сейчас… тебе нельзя…

– Сейчас… сейчас… – просила я, теряя силы от нежности и благодарности, целуя его и чувствуя, что и он держится из последних сил.

– Еще рано… сейчас у тебя эйфория… – прохрипел он.

– Все в порядке. Правда… ну, пожалуйста, – я чуть не пела. Мне было легко и я, наконец-то, была свободна. Проверяя мои слова, он, расстегнув блузку, погладил мою грудь и тут же прижался к ней губами. Я дрожала, но теперь не от ужаса и непонятного отвращения, а от удовольствия и нетерпения. В считанные минуты Сеня сдернув мою одежду, накинулся на меня, на ходу стаскивая с себя джинсовку, стягивая через голову пропотевшую футболку. Он был так чудесен! Воздух холодил мою кожу, а его поцелуи жгли ее. Непередаваемое ощущение.

– Смотри на меня, – исступленно велел он, рывком придвигая меня к себе по столу и подхватывая под колени. – Обопрись руками…

В какой-то момент, он спохватился, почувствовав мое напряжение, но я напряглась не от его несдержанности и неуемной жадности, а от того что болезненно почувствовала тот предел, за которым моя девственность была отброшена за ненужностью и никчемностью. Но болезненное ощущение длилось недолго. Мне было не до того. Я должна была насытить моего мужчину, и была вознаграждена, неожиданно провалившись вместе с ним в его безумие, ничуть не испугавшись его. Просто знала тем чутьем, доставшейся каждой женщине от нашей прародительницы Евы, что так и должно быть, что это правильно…

Задыхаясь, Сеня, запрокинув голову, протяжно закричал, с силой прижав меня к себе. Наконец-то, я видела счастье, которое подарила ему. Отстранившись, он взял мое лицо в ладони, задыхаясь и шепча:

– Умница… умница… ты справилась… А я не могла, не могла поверить, что все позади, и что мы прошли через это. Сеня не знал, какого джина выпустил из бутылки. Я была жадной, ненасытной, желая добрать, узнать, почувствовать, пережить все сейчас и сразу. И Сеня оказался более чем щедрым.

– Ты мой терапевт, – счастливо засмеялась я, прижавшись лбом к его лбу. – Ну вот. Все позади. Да?

– Да, операция прошла успешно, но имеется одно побочное явление, – шутливо произнес он, серьезно глядя мне в глаза. – Ни с кем другим этот номер у тебя не пройдет. Он отпустил мои ноги и я, тут же сомкнула их вокруг его талии, заявив:

– Теперь, если хочешь, можешь отправляться в ванну.

– Твое предложение запоздало, – хмыкнул он, взглянув на меня потемневшими глазами. Ближе к двенадцати часам Сеня решил отдохнуть, к тому времени мы уже давно перебрались на кровать. Закинув на меня руку и ногу, он, утомленный, сладко спал. Я же так и не заснула. Слишком важным и значительным было то, что со мной произошло. Я была взволнована, и переживало новое и прежде неведомое мне, что только что испытала. Но самым главным, оказалось то всепоглощающее чувство, что я испытывала к Сене. Это уже была не просто признательность, теплая симпатия и дружеское расположение, это даже не походило на то, что я испытывала когда-то к Гене или Михаилу. Не знаю, может острота чувств к ним сгладилась со временем, но я думала, что никогда мне не забыть мучительную нежность, которой мучилась сейчас, глядя в мальчишеское лицо спящего Сени, молча плача. Не удержавшись, я легонько касалась губами его синяков и распухшей губы. Не странно ли, что судьбой было уготовано разрубить мой Гордиев узел этому мальчишке, тогда как до него пытались это сделать, да и пытались ли, мужчины много старше и опытнее. Он смог понести мой нелегкий груз. Я люблю его за эту силу и за то, что он открыл мне меня саму: разве я знала подобную глубину и необъятность своих чувств, новых и неожиданных для меня. То, что я испытывала к Родиону, было отчаянной надеждой и обидой на судьбу, от которой, как я думала, он сможет меня укрыть… Но нужна ли Сене моя любовь?

– Сеня…

– А… – отозвался он спросонья.

– Женись на мне.

– Угу.

– Я тебе ребенка рожу.

– М… м…

– Кого ты хочешь, мальчика или девочку?

– Без разницы, – он отстранился от меня и потянулся, сбив простыню на пол. – Ну вот… Зря ты меня разбудила… – сонно пробормотал он и, притянув меня, подмял под себя.

На работу я безнадежно опоздала и если честно, мне было совсем не до нее. Кое-как собранная, растрепанная я ворвалась в собственную приемную, всполошив, и без того переволновавшуюся из-за моего отсутствия Светлану, проносясь мимо нее в кабинет.

– Светочка, выручай! – крикнула на ходу. – Свари крепкий-крепкий кофе, такой, чтобы глаза на лоб полезли. Света тут же, вслед за мной, принесла кофе.

Я сварила его к вашему приходу, но вы задержались, – налив кофе, она отошла от стола, внимательно разглядывая меня. – Новый макияж? – спросила она несколько озадаченно и, покачав головой, ответила сама себе: – Нет. Такого сияния глаз никаким макияжем не достигнешь. Я смотрела на нее, едва сдерживая рвущийся счастливый смех. Причем тут макияж? Все намного проще и сложнее. Что для женщины может быть важнее и волшебнее любви. Все чудеса мира за нее! И как же не хотелось работать, а хотелось, чтобы день закончился прямо сейчас, и я могла бы убежать к Сене.

Я пила кофе маленькими глотками, когда Светлана опять заглянула в кабинет. – Марина Евгеньевна, Быков собирает у себя тех, кто занимается заказом Родиона Дмитриевича. Ждут вас.

– Что-нибудь случилось?

– Сама ничего не пойму. Сегодня не планировалось никаких совещаний, но…

– Иду. Я заставила настроиться себя на деловой лад. По дороге мне приветливо махнула рукой улыбчивая женщина, и я не сразу узнала в ней Вику. Войдя в кабинет Геннадия Александровича, где кроме него самого и двух завов, увидела Родиона и Поппи. Он-то здесь зачем? Вспомнилась вчерашняя угроза Родиона, и кольнуло нехорошее предчувствие. Неужели, он настолько мелочен, чтобы сводить со мной личные счеты на работе, при всех. Как низко!

– Итак, господа, все в сборе, – начал Геннадий Александрович, как только я уселась за стол. – Поскольку это совещание собрано по вашей инициативе, Родион Дмитриевич, вам, как говориться, первому слово. Поправив галстук небесно-голубого цвета с золотым зажимом, Родион начал:

– Я хочу высказаться в открытую, на чистоту. Я разочарован работой отдельных сотрудников вашей фирмы, Геннадий Александрович, не оправдавших моих надежд, как вашего клиента. Конечно, мое замечание ни в коем случае не касается работы фирмы в целом. Я попросту счел своим долгом, как ваш друг, указать вам на небольшое упущение. Пусть лучше это буду я, чем недоброжелатель, который промолчит, но использует ваши промахи в свою пользу.

– Ага, – кивнул Геннадий Александрович и благодушно поинтересовался: – Вы обвиняете кого-то конкретно?

– Простите, я никого не обвиняю. Просто указываю вам на некомпетентность одного из ваших сотрудников, не умеющего работать с клиентами, не думающего о них и не соблюдающего их интересы.

– С вами работала Марина Евгеньевна. Речь, я так понимаю, идет о ней?

– Совершенно верно, и я…

– В чем именно проявилась ее некомпетентность?

– Хотя бы в том, что собственные интересы, Марина Евгеньевна ставит выше дела.

– Да? – удивленно взглянул на меня Геннадий Александрович. – Знаете, Родион Дмитриевич, все это несколько голословно. Все те семь лет, что Марина Евгеньевна работает в моей фирме, она разве что не ночует здесь, и никогда прежде, никаких жалоб на нее не было.

– Я понимаю – заступаясь за своего сотрудника, вы, отстаиваете честь фирмы…

– Я просто хочу понять, о чем идет речь, – перебил его Геннадий Александрович. – Марина Евгеньевна что, грубо поговорила с вами? Игнорировала ваше мнение? Выставила за дверь?

– Вот именно, Марина Евгеньевна указала мне на дверь… В кабинете встала тишина. Геннадий Александрович недоверчиво смотрел то на меня, то на Родиона.

– Когда же, позвольте полюбопытствовать, это произошло? Я открыла, было, рот, чтобы сказать, что речь идет о вчерашнем вечере и наш разговор не касался дел.

– Вчера вечером, – опередил меня с ответом Родион.

– Вечером? После работы? Но… вообще-то это личное время, если вы не договаривались о встрече заранее? – Быков повернулся ко мне, ожидая моего ответа.

– Нет, – покачал головой Родион. – Мы не договаривались о встрече, но какое…

– Конечно, нет, – недовольно хмыкнул Геннадий Александрович, похоже, он начал понимать, что к чему. – На этой неделе вас не могли разыскать ни мой секретарь, ни секретарь Марины Евгеньевны, ни она сама.

– Все правильно. Поэтому, мне можно было уделить минимум времени, раз я не мог все эти дни связаться с вами, а не пренебрегать мной.

– Родион Дмитриевич, – проговорил Быков, заметно потеряв интерес к разговору. – То, что вы соизволили объявиться неделю спустя, в течение которой, вас, по-видимому, ни сколько не интересовало дело, о котором вы теперь так печетесь, делает вам честь. Похоже, вы вторглись в личную жизнь Марины Евгеньевны. Воля ваша, а я привык уважать личное время своих сотрудников, тем более тех, кто и так полностью выкладывается на работе и которых мне совершенно не в чем упрекнуть.

– Действительно, – усмехнулся Родион, постукивая паркером по полировке стола, – у нас с вами разный подход к людям. От своих сотрудников я требую умения ориентироваться в любой ситуации, в любое время дня и ночи. Сейчас вы теряете крупного заказчика в моем лице, из-за попустительства своим подчиненным. Но если вы примите надлежащие меры в отношении к Дубровиной, я буду вполне удовлетворен. Геннадий Александрович выдохнув, смерил Родиона взглядом и откинувшись на спинку кресла, расстегнул пиджак.

– Жаль, что вы не сработались с Мариной Евгеньевной. Воля ваша, не работайте с ней. Могу предложить альтернативное решение, рекомендуя вам Поппи. В его лице вы найдете партнера под стать вашим требованиям. Поппи с заискивающей улыбкой вскочил и поклонился Родиону. Тот хмуро глянул на него.

– Раз вы рекомендуете этого человека, я буду с ним работать, – не скрывая недовольства, проговорил он. – Надеюсь, господин Поппи… я правильно произношу вашу фамилию? – повернулся к нему Родион, безбожно исказив ее.

– Конечно, конечно… – торопливо забормотал тот, заливаясь краской.

– Надеюсь, мы сработаемся с вами, – веско проговорил Родион, прерывая Поппи, после чего повернулся к Быкову. – Но разве вы ничего не предпримите в отношении Дубровиной? Будь Родион наблюдательнее, он бы понял, что Геннадий Александрович не из тех на кого можно давить, диктовать свою волю, или, упаси господи, угрожать. Он бы почувствовал, что сухое предложение Быкова и есть тот предел, за который переходить не стоит. Мне было, как-то все равно и решаемая сейчас моя судьба мало трогала меня. В моей жизни появилось нечто более важное. Случись эта разборка день назад, это стало бы для меня вселенской трагедией, которую я переживала бы тяжко и болезненно. Больше всего сейчас, хотелось, чтобы эта мелкая возня, выяснения отношений, чем-нибудь да закончилась и побыстрее, мне до одури хотелось к Сене, так, что я иногда ничего не соображала. Казалось еще минута вдали от него, и я умру, если не увижу родного лица. Правда, один раз мысль о Родионе отвлекла меня от Сени. Глядя на Родиона, я удивилась, чем он мог прельстить меня. Неужели, я настолько тупа и недалека, что внешний лоск мог заслонить от меня ничтожество себялюбивой душонки. Ведь все было написано на этом правильном лице, и этот чувственный рот, будто у развращенного плейбоя, и замашки человека, привыкшего к исполнению всех своих желаний.

– Она наказана уже тем, что не будет работать с вашим заказом, – лениво и неохотно протянул Быков.

– Ну, знаете ли, – дернул Родион головой так, будто ему жал воротничок рубахи. – Когда мой сотрудник теряет заказчика, то за подобный грубый промах, я увольняю его.

– Внутренние дела вашей фирмы меня не касаются, как и вас не должны касаться внутренние дела моей, – отчеканил Быков, тяжело посмотрев на Родиона, посмевшего вторгнуться на его территорию. Родион понял это и поднялся, но вместо того, чтобы просто уйти, решил поиграть мускулами.

– Жаль, но в таком случае, нам с вами, Геннадий Александрович, больше не работать. Я расторгаю с вами договор, и боюсь, что этот факт отразиться на репутации вашей фирмы.

– А вы не бойтесь, Родион Дмитриевич, – насмешливо проговорил Быков, не собираясь удерживать его.

– Вы хорошо подумали? Упустить такого заказчика, как я, огромная ошибка. Будут ли после этого обращаться к вашим услугам другие фирмы? Положение посредника в деловом мире очень шатко, потому что зависит от мнения работодателей.

– Приму ваши слова к сведению, – вежливая улыбка Геннадия Александровича больше походила на волчий оскал.

– Тогда позвольте откланяться, – с оскорбленным достоинством сказал Родион и нарочито медленно стал собирать свои бумаги в кожаный портфель. Он явно дожидался, когда все разойдутся, чтобы поговорить с Быковым с глазу на глаз. По-видимому, того же ждал и Поппи. Он не мог смириться с тем, что едва получив выгодное дело, тут же лишился его. Зная, что Быков потребует от меня объяснений, я тоже оставалась на месте. Но самому Быкову за глаза хватало того фарса, что устроил тут Родион и ни с кем больше не желая разговаривать, выслушивая чью-либо сторону, он вышел из кабинета.

Мы гурьбой потянулись за ним, и когда Геннадий Александрович вдруг встал в дверях, сгрудились за его спиной, стараясь не замечать друг друга. Тут Геннадий Александрович прошел вперед, и мы, наконец, смогли увидеть причину его задержки. На кожаном диване приемной, расположился сомнительного вида парень с длинными, непослушными волосами и побитым лицом. На нем была темная футболка навыпуск и вытертые джинсы с дырой на колене.

– Вы… ко мне? – с подозрением спросил Быков, вопросительно и удивленно взглянув в сторону Элеоноры Михайловны, невозмутимо сидящей за компьютером и даже не подумавшей наводить порядок в приемной. Парень оторвался от газеты, которую читал.

– Если вы Быков Геннадий Александрович, то к вам, – спокойно, ничуть не смущенный обществом, появившимся из кабинета вслед за Быковым, ответил он, открыто глядя на него.

– Да, это я, – подтвердил Быков, похоже, тихо забавляясь. – С кем имею честь?

– Кораблев Семен Петрович, – представился Сеня, протягивая Быкову руку, то ли намеренно не замечая, то ли и впрямь не заметив скрытой иронии, прозвучавшей в словах Быкова.

– У вас ко мне, полагаю, какое-то дело, Семен Петрович? Я начала подозревать, что разговором с Сеней, Быков хотел избавиться от нас, маячивших за его спиной. Нельзя же, в самом деле, предполагать, что он заинтересовался сомнительного вида посетителем, каких обычно, препоручают замам, а те, в свою очередь, охране у входа. Украдкой, я взглянула на остальных. Поппи поглядывал на Сеню с чувством превосходства комнатной болонки на невесть как забредшего на чистый паркет приблудного пса. Что касается Родиона, то он был удивлен не меньше, чем раздражен. Украдкой взглянув на меня, он сразу же отвел глаза. А разговор Геннадия Александровича с Сеней продолжался.

– Вам, что-нибудь говорит название «Корона»? – спросил Сеня.

– Это торговая организация с весьма разветвленной структурой и сетью магазинов.

– Я являюсь не только ее представителем, но и совладельцем дочернего магазина «У короны». Готовы ли вы говорить о заказе, который я желаю сделать. Вот мои документы и визитка, – и Сеня протянул Быкову газету, которую только что читал, с вложенными в нее документами.

– Прошу прощения, что не при фраке, – церемонно поклонился Сеня, возвращая Геннадию Александровичу его же иронию и вызвав одобрительный смешок последнего.

– Что ж, Семен Петрович, пройдемте в мой кабинет, – пригласил Геннадий Александрович, взяв у него газету с документами. – Нам предстоит обстоятельно обо всем поговорить. Элеонора Михайловна, позаботьтесь о том, чтобы нас никто не побеспокоил.

– Хорошо, – тут же отозвалась вымуштрованная секретарша Быкова.

– Это же просто смешно, – вдруг засмеялся Родион. – Вы что, серьезно собираетесь о чем-то разговаривать с подобным типом?

– Вас, что-то смущает? – поднял брови Геннадий Александрович.

– Вы не притязательны в выборе своих клиентов, раз принимаете у себя прямо с улицы, кого ни попадя, – с оскорбительной насмешкой, заметил Родион.

– Еще неизвестно, где состряпаны его документы, – поддакнул ему Поппи. – У него вид, словно он явился с помойки, а вы его сразу в кабинет впускаете. Нельзя же так. Глазом не успеете моргнуть, как он стащить что-нибудь. Я шагнула вперед.

– Я ручаюсь за Семена Петровича и подтверждаю, что он действительно работает в круглосуточном магазинчике «У Короны». Быков кивнул, принимая мое поручительство.

– Я бы на вашем месте, господин Быков, не слишком доверял особе, привлекающей в фирму клиентов хорошо известным способом, – с издевкой бросил Родион. – Похоже, вам это не известно… До меня не сразу дошел оскорбительный смысл его слов, а когда дошел, я продолжала стоять столбом не в силах поверить услышанному, беспомощно глядя, как Элеонора Михайловна выпрямилась на своем месте, возмущенно поджав губы. Поппи недвусмысленно ухмылялся в предвкушении того, как разнесет эту новость по всем отделам, постаравшись, чтобы она дошла до каждого. Быков побагровел, с отвращением глядя на Родиона. Тот, явно нарываясь, с вызовом встретил его взгляд и Быков, лишь бессильно сжал кулаки.

Сеня же шагнув Родиону, коротко ударил его снизу в челюсть. Нелепо взмахнув руками и выронив от неожиданности портфель, Родион попятился к дивану, но на ногах удержался. Обретя равновесие, он, молча, бросился на Сеню, уверенный в своем реванше, поскольку превосходил его ростом и комплекцией. Отступив в сторону и пропустив его мимо себя, Сеня, оказавшись позади него, схватив его за руку, завернул ему ее за спину так, что Родион взвыв, согнулся чуть ли не до земли.

– Я понял тебя, когда ты вчера врезал мне, но я не понял, зачем ты сейчас втягиваешь бабу в наши разборки. Это не по-мужски. Еще раз, что-нибудь подобное вякнешь о Марине Евгеньевне, размажу по стенке. Понял, нет? Сеня отпустил, корчившегося от боли Родиона, оттолкнув его от себя. Выпрямившись, Родион пригладил выбившиеся пряди волос, поправил съехавший на бок галстук небесно голубого цвета и, приняв от Поппи свой портфель, оглядел всех нас ненавидящим взглядом, после чего вышел из приемной, с силой хлопнув дверью. Нерешительно оглядываясь на Быкова, Поппи поспешил за ним.

– Ну, так, поскольку возражающая сторона удалилась, мы можем теперь поговорить, – открыл Геннадий Александрович перед Сеней дверь кабинета. – А вам, Марина Евгеньевна, нужно особое приглашение? Особого приглашения мне было не нужно, напротив, если бы Быков не пригласил меня, я бы нахально присоединилась к ним сама, поскольку являлась Сениным поручителем. Но главное, я испытывала такое счастье, видя его, что это скорее походило на безумие.

Во все время его разговора с Геннадием Александровичем я смотрела и смотрела на него, не отрывая глаз от любимого лица – тонкого, умного, родного. Обычно дерзкое и насмешливое, оно теперь было собранным и серьезным. Кажется, я пропустила добрую половину их беседы, когда спохватившись, вернулась к реальности.

– Да почему ты считаешь, что он окупит себя в таком-то районе? Для здешних работяг больше понятны скамейки да подворотня, – горячился Геннадий Александрович, с озорным блеском в глазах. Так! О чем это они?

– Конечно, не окупит, – согласился Сеня, с несвойственной ему сдержанностью, – если вы говорите о таком баре, какой привыкли видеть в зарубежных фильмах. Я же говорю об адаптированном к нашей действительности заведении. Пора бы нашим мужикам завязывать культурно выпивать на скамейках и в подворотнях, как вы правильно заметили.

– Да в «каких угодно» барах у них культурно не получит, – не уступало молодому дерзкому нахальству, умудренное жизненным опытом начальство.

– В моем баре будут ограничения, для особо невоздержанных клиентов и закуска на выбор, все, что предлагает мой магазинчик.

– Не пойдут, – упрямился Быков.

– Пойдут, – гнул свое Сеня. – Мы же говорим не о хронических алкоголиках, а о ребятах, которые возвращаясь с работы, пожелают немного расслабиться. Это реально сработает. Пить и выпивать разные вещи.

– Учить он меня будет, – проворчал Быков, довольно глядя на Сеню. – А вы, почему молчите, Марина Евгеньевна? Как считаете, это сработает?

– А это ее идея, – рассмеялся Сеня. – Она вам не союзник.

– Да понял уже, нахал ты этакий, – хмыкнул Геннадий Александрович и, вздохнув, провел ладонью по лысине, словно утешая сам себя. – Смотри сам, Семен. Дело-то хорошее. Помогу, чем смогу.

– Вот и отдайте мне Марину Евгеньевну. Мне этого будет более чем достаточно.

– Ну да, – опечалился вдруг Геннадий Александрович. – А то я не вижу, как она на тебя смотрит. Ты же ее, черт вихрастый, если не к себе в бар переманишь, то в декрет уведешь.

– Так ей пора бы уже. Дальше для нее наступит возраст риска.

Вот ведь нахал, – в досаде хлопнул ладонью по столу Быков. – Но, как говориться, бог в помощь. Ей уже действительно пора… А ты, Марина, чего все молчишь? Они говорили обо мне так, словно меня здесь не было и, я ничего умнее не могла придумать, как пожать плечами.

Правильно, что молчит. Сейчас мы пойдем к Марине Евгеньевне в кабинет и там обговорим все детали, – заявил Сеня, не глядя не меня. А у меня по коже пробежали мурашки. В его словах, я услышала некий потаенный смысл и скрытое нетерпение, понятный только нам обоим. На столе зазвонил телефон. Геннадий Александрович поднял трубку, показав нам рукой, что ему не до нас, и мы можем идти. Мы вышли и в полном молчании направились в сторону моего кабинета: я впереди, Сеня за мной. Спиной я чувствовала его взгляд. При моем появлении, Светлана оторвалась от компьютера, и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но увидев Сеню, передумала.

– Ни с кем не соединять… меня ни для кого нет…

– Хорошо, – успела она, бросить нам вслед. Я влетела в кабинет, Сеня за мной, захлопнув за собой дверь.

– Как ты здесь оказался? Как узнал? Что все это значит?

– Полегче, полегче, – тихо засмеялся Сеня, подходя ко мне. – Я же не могу сразу ответить на все твои вопросы. Когда я очутилась в его руках, он, зарывшись лицом в мои волосы, прошептал:

– Черт, мне так плохо без тебя… – и нетерпеливо поцеловал меня.

– И поэтому ты здесь? – отстранившись, недоверчиво посмотрела я не него.

– Конечно.

– Сеня…

– Ну, ладно, – нехотя уступил он, поцеловав меня в макушку, прижимая к себе. – Я очень соскучился по тебе. Ни о чем не мог думать. Позвонил Людке, чтобы начала отрабатывать все те дни, что задолжала мне, послонялся по квартире и пошел к тебе на работу. Думал, хоть в приемной у тебя посижу – все ж ближе. Только на входе меня ваши вертухаи тормознули: к кому? Да по какому делу? Ну, я и сказал, что к родственнице пришел, к Вике. Вызвали Вику. Ваш родственник? – спрашивают. Она молодец, врубилась с пол-оборота: о Сеня! Хорошо, что зашел? Я уж думала, что ты забыл о своем обещании. Ну, меня и пропустили, а Вика провела к твоему кабинету, заявив твоей секретарше, что я по делу. Свете твоей не до этого было: ей секретарша твоего босса названивала, что мол, этот гад, Родион – топит тебя. Я тут же проявляю заинтересованность и узнаю от возмущенной Светы, что этот козел замутил все из-за того, что ты отказалась стать его любовницей. Не дергайся, это оказывается здесь всем известно. Понятно, если ты являешься для заказчика и поставщика гарантом, что ни тот, ни другой тебя не кинет, то в эту самую минуту Родион элементарно «кидал» тебя и вашу фирму заодно. Тогда я по мобиле связываюсь со своей конторой, сажусь в тачку и гоню туда. Там мне готовят нужные документы, о которых мне тут же по мобиле надиктовала Света и с ними, мчусь обратно сюда. Оказалось, вовремя. Так, что твоей Свете от меня причитается огромный торт.

– Но договор с вашей фирмой, он…

– Все имеет юридическую силу, и с этого дня ты работаешь на меня. Понятно?

– И ты, правда, являешься совладельцем «У корны»?

– Правда, – пробормотал Сеня, прижимаясь губами к моей шее и подталкивая меня к столу.

– Погоди… – слабо сопротивляясь, я уже полностью подчинилась ему. – Что это за разговоры с Быковым о моем декрете. Вот это не на шутку завело Сеню, отбросившего всякую сдержанность и осторожность. И все же безраздельно отдавшись его страстности, я, словно из далека, ловила звуки и движения за дверями кабинета: как Светлана односложно кому-то отвечала по телефону, как кто-то вошел в приемную и тут же вышел, как Светлана включила принтер. Его ритмичный стук все нарастал, становясь чаще и громче, пока не заглушил собой все. Я же испытав сильное потрясение, никак не могла прийти в себя.

– Тише… родная, тише… – шептал Сеня, уткнувшись в мое плечо, и стиснув меня, глухо застонал. Негромкий стук в дверь оглушил нас, словно звук разорвавшейся бомбы. Одним прыжком, Сеня очутился возле окна. Я же сползая со стола, окорябала поясницу. Пока мы с лихорадочной, бестолковой поспешностью приводили себя в порядок, за дверью терпеливо ждали. Юркнув на свое место за столом, я пригласила войти. Появившаяся в дверях Светлана, доложила, что звонил поставщик и просил срочно связаться с ним. Я кивнула, с трудом вникая в ее слова – сидеть в кресле без плавок было несколько… странно. К тому же я видела, что мой слишком деловой вид не обманул Светлану, как и вид Сени, с нарочитым вниманием читавшего газету, которую впопыхах прихватил с моего стола. Слишком явственно ощущалась аура чувственности, что витала здесь.

– Светлана, посмотри, сколько у нас зарегистрировано по городу баров.

– Баров? – удивилась Светлана, перестав с тонкой, все понимающей улыбкой разглядывать нас.

– Да.

– Хорошо. Она ушла, кажется заинтригованная еще больше, а я, подцепив носком туфли свои плавочки, что второпях запихнула под стол, подтащила их поближе к себе и подняла.

– Ты мне так и не объяснил, что означают твои слова о моем декрете? Сеня оторвался от газеты.

– Они означают лишь то, что мы рожаем ребенка. Тянуть с этим делом нельзя. Я читал, что роды у женщин за тридцать относятся к категории риска.

– О чем ты говоришь? Ребенок? Ты ведь даже не закончил учебу.

– Я успею защититься, пока ты будешь носить нашего ребенка.

– Сеня, я стара для тебя и для того, чтобы поднимать его, – тихо произнесла я. Я должна была это сказать, как бы трудно мне ни было открыть рот и произнести эти слова. Вся моя воля ушла на то, чтобы посметь отказаться от него и от того, что он предлагал мне: от его любви, от счастья быть с ним, быть его женой и матерью его детей… Я сама себя приговаривала к долгой мучительной казни – жить без него. И с обреченностью ждала его ответа, как приговора.

– А я на что? Ты меня удивляешь! – рассердился он. – Справимся. Выбрось из головы всю эту чепуху. Лучше прочти вот это. Он положил передо мной газету, показав, где именно я должна читать. В уже знакомой мне колонке криминальных новостей сообщалось, что ранним утром, на выезде из города, на обочине дороги, был обнаружен труп мужчины, некоего Трофима Яковлевича Кочергина, работавшим охранником на автомобильной стоянке, убитого выстрелом в затылок. Перед смертью его руки, по-видимому, были скованы наручниками, так как на его запястьях остались следы от них.

По делу об убийстве Кочергина задержан основной подозреваемый, старший сержант полиции Кубышкин С.Ф., признавшийся в содеянном преступлении. Кубышкин вину свою не отрицает, но не раскаивается. Хотя виновный в свершении тяжкого преступления утверждает, что действовал один, следствие располагает данными, что он имел сообщников из числа своих сослуживцев.

Следствие установило, что именно дочь старшего сержанта Кубышкина, Лариса была похищена Кочергеным, ранее отбывавшим срок за растление несовершеннолетних, что бесспорно явится смягчающим обстоятельством в деле об убийстве Кочергина. Тем не менее, состоявшийся самосуд не может быть оправдан. Состояние похищенной девочки трудно назвать удовлетворительным, хотя врачи уверены, что физическому насилию Лариса не подвергалась. Кроме того, следственные органы, найдя в подвале заброшенного дома, кое какие вещи принадлежащие убитым женщинам, связывают Кочергина с делом о маньяке. Следствие уже установило, что дни, когда были убиты женщины, совпадают с днями, на которые у Кочергина выпадали выходные. Я подняла глаза от заметки.

Трофим сам нарвался, связавшись с Кубышкиным, – ответил Сеня на мой невысказанный вопрос, и с уважением добавил: – Кто ж знал, что старший сержант окажется настоящим мужиком. Я, с застывшим лицом, молча, вышла в приемную. Вид у меня был такой, что Света тут же, с испугом, протянула мне какой-то список. Машинально взяв его, я попросила:

– Позвони Аристарху Германовичу.

– Адвокату?

– Да. Звони до тех пор, пока не свяжешься с ним. Скажи, что я нанимаю его по делу об убийстве Кочергина. Пусть перезвонит мне, если это ему интересно. Обзвони все детские реабилитационные центры. Желательно самые лучшие.

– На предмет?

– На предмет ребенка, подвергшегося психологическому насилию. Если в лечении есть гипноз, отказывайся сразу. Этим вечером мы с Сеней сидели в одном из баров, выбранного нами из составленного Светланой списка. Бар назывался «Мачо». Его интерьер полностью соответствовал его названию – был грубовато ярок. Здесь предлагали текилу, забористые коктейли, пиво и пряные, острые закуски. Сеня учил меня пить текилу, слизывая соль с руки, запивая ее кактусовой водкой.

Несмотря на то, что был конец рабочего дня, посетителей здесь было немного: компания из четырех мужчин отмечавших свою встречу. Парочка, расположившаяся за столиком в углу, да две девушки, сидящие на высоких стульях у барной стойки. Компания мужчин явно забрела сюда по случаю, как в первое попавшееся заведение, что подвернулось им по пути. С парочкой тоже было все довольно ясно. Лысенький пузан был намного старше своей подружки, миниатюрной блондинки, которую снял на вечер. Две ее товарки, потягивая пиво у стойки, выжидающе посматривали в сторону мужчин шумно предававшихся воспоминаниям о былых днях. Бармен жгучий брюнет в белоснежной рубашке и, обязательными тонкими усиками а ля Рет Батлер, старательно протирал стаканы, смотря новости по телевизору, что висел на кронштейне над стойкой.

– Отмывание денег, – подвел итог нашим наблюдениям, Сеня.

– Уверен?

– Заметила сколько стоит здесь наперсток водки? Я не стала спорить и попросила:

– Расскажи мне о своем будущем баре?

– Нашем баре, – поправил он. – Идея твоя. Наше преимущество, что место хорошо знакомо всем и каждому в округе и к нему уже протоптана дорожка. В этом смысле расположение «Короны» идеально. Туда будут заглядывать по инерции и тут важно не отпугнуть посетителей. В бар, подобный «Мачо», люди не идут потому что, во-первых, нужно соответствовать здешней обстановке, а это не очень расслабляет. Во-вторых, дорого здесь и скучно. Никто не знаком друг с другом, как в каком-нибудь кафе – пришел, ушел и все. Общения никакого. Наш бар будет тем же ночным магазинчиком, только вместо овощных прилавков, для начала, поставим три столика. Спорим, что первыми их облюбует бабка Клара со своими подругами. Конечно, это будет днем, а вечером уже подтянутся ребята с окрестных дворов. Никаких коктейлей на первое время. Из напитков: спрайт, пиво, кока-кола, кофе, вино. Ну и конечно, мороженое, выпечка, орешки, чипсы, в общем, ты меня поняла. Если дело пойдет, и бар будет востребован местными, то постепенно он вытеснит магазинчик. Я старательно размешала кусочки льда в текиле.

– А, чего ты хочешь от жизни вообще? – тихо спросила я, желая хоть немножко узнать о человеке, которого любила. Увлеченный мыслями о баре, он не сразу понял мой вопрос.

– От жизни? – Сеня задумчиво сжевал соленый орешек. – От жизни я, вообще-то, хочу самой жизни. Хочу не жалеть о потерянном, и принимать то, что дается. Если будут деньги, положение, успех – хорошо. Если нет, перебьемся и так.

– Странное мировоззрение для того, кто занимается торговлей.

– Я изучаю экономику, потребительский рынок, технологию сбыта и построение финансовых пирамид, чтобы понять реальное влияние денежных знаков на нашу жизнь, насколько мы подчиняем им свои желания и потребности. Что значат эти абстрактные нули? Вот, например, Людка уверена, что человеком движет одно – больше заработать, даже если он уже ни в чем не нуждается. Человек, по ее мнению, только тогда состоится, если умеет везде и всюду поиметь свою выгоду и не только в деньгах. Для нее это и есть умение жить. Так думает большинство.

– Здесь не влияние денег, а отношение к ним.

– Правильно, и это отношения – трагедия человека. Вечный идол – золотой телец, которого не скинуть. Кто-то желает подчинить стихию денег себе, кто-то, с удовольствием, подчиняется ей сам.

– Но механизма здесь нет, раз это стихия.

– Он есть. Есть некая основа. Дальше работает человеческий фактор.

– И, судя по тому, как ты поступил тогда с Викой, ты ему не поддаешься? Ты действовал согласно своей теории?

– Причем тут теория? Жалко ее стало.

– Я люблю тебя, – вздохнула я обреченно.

– Тогда завтра же и поженимся.

– Стара я для тебя. Сеня подпер подбородок кулаком и процедил сквозь зубы:

– За что я тебя, дуру, люблю? Я собралась ответить, но в этот момент у меня звякнул мобильный.

– Светлана? – удивилась я, услышав ее голос. – Что случилось? Откуда ты звонишь? Говори громче, я тебя плохо слышу.

– Марина Евгеньевна, я звоню из дома. Громче говорить не могу, мои легли спать. А звоню потому, что я тут у себя в справочнике нашла реабилитационный центр для детишек. Ни за что не угадаете, что это такое. Дельфинарий. Детишек после тяжелого стресса и даже с церибральным параличом лечат дельфины. Час стоит тысячу рублей. Это подойдет?

– Еще бы! Света, ты умница. А что с Аристархом Германовичем?

– Я дозвонилась ему уже из дома. Он берется защищать Кубышкина.

– Как насчет того, чтобы завтра взять день за счет фирмы?

– Вы ведь не шутите, Марина Евгеньевна?

– Нисколько. Ты хорошо сделала свою работу, как сказал бы один наш общий знакомый «сумела сориентироваться в ситуации в интересах дела», потратив свое личное время. Пожелав друг другу спокойной ночи, мы разъединились.

– Пойдем домой? – улыбаясь, спросил Сеня. Я кивнула, но так и не двинулась с места, а смотрела на него и думала, почему, собственно, я должна отказаться от своего счастья? Или я уже так привыкла быть несчастной и обделенной, что просто боюсь быть счастливой? Действительно дура! И тут мой демон окончательно сдался и пал, навсегда разомкнув свой порочный круг.