«Мой друг, их заставлять спешить
Отнюдь мы не должны.
Проделав столь тяжёлый путь,
Они утомлены».
Мы со Смайли еще не успели притронуться к налитой им второй порции, так что у Пита Кори было время присоединиться; Смайли налил и ему.
— Ладно, док, — сказал Пит, — что там с рассказами, будто вы со Смайли куда-то прокатились? Вы говорили мне, что ваша машина сломана, а Смайли не водит.
— Пит, — проговорил я, — Смайли нет нужды водить машину. Он умнейший джентльмен. Он убивает или ловит убийц. Этим мы и занимались. Во всяком случае, это делал Смайли. Я просто прокатился с ним.
— Вы шутите, док.
— Если не веришь мне, — сказал я, — прочти завтрашний «Гудок». Слышал что-нибудь про Бэта Мастерса?
Пит покачал головой и потянулся за стаканом.
— Значит, увидишь, — сообщил я ему. — В завтрашнем «Гудке». А о Джордже слышал?
— Каком Джордже?
Я открыл рот сказать, что я не знаю, но Смайли опередил меня:
— Джордже Крамере.
Я уставился на Смайли.
— Откуда ты знаешь его фамилию?
— Видел в одном журнале. И его фото, и Бэта Мастерса. Они члены банды Джина Келли.
Мои глаза округлились ещё больше.
— Ты их узнал? В смысле, пока я не пришёл?
— Конечно, — сказал Смайли. Но звонить копам, пока они сидели здесь, было не лучшей идеей, так что я ждал, когда они уйдут, чтобы сообщить копам штата, чтобы они сцапали их по дороге в Чикаго. Именно туда они ехали. Я слушал их разговор, слов было немного, но главное я уловил. Чикаго. У них встреча там завтра днём.
— Смайли, ты серьёзно? — спросил я. — Ты действительно их узнал ещё до моего прихода?
— Покажу тебе журнал с их фотографиями, док. Фотографиями всей банды Джина Келли.
— Почему ты мне не сказал?
Смайли пожал большими плечами.
— Ты не спрашивал. Почему ты мне не сказал, что у тебя в кармане пистолет? Если бы ты подсунул мне его в машине, мы бы разделались с ними раньше. Дело верное; когда мы выехали из города, на заднем сиденье было так темно, что Джордж Крамер ничего не заметил бы.
Он рассмеялся, словно сказал что-то забавное. Может быть, и на самом деле сказал.
Пит переводил взгляд с одного из нас на другого.
— Послушайте, — произнёс он, — если это шутка, вы, ребята, затянули. Что, чёрт возьми, произошло?
Мы не обратили на Пита внимания.
— Смайли, где тот журнал? — спросил я. — Можешь его принести?
— Конечно, он наверху. Ты мне не веришь?
— Смайли, — сказал я, — я бы поверил тебе, если бы ты сказал мне, что лжёшь. Нет, у меня на уме, что этот журнал избавит меня от многих бедствий. Там сведения про парней, с которыми мы играли сегодня вечером в полицейских и воров. Я думал, мне придётся звонить в Чикаго узнавать всё у тамошних копов. Но если в том журнале целая статья про банду Джина Келли, мне хватит и её.
— Принесу немедленно, док. — И Смайли ушёл наверх.
Я сжалился над Питом и вкратце обрисовал ему наш опыт общения с гангстерами. Забавно было смотреть, как он разевает рот, и думать, что немало других ртов в Кармел-Сити сделают завтра, получив «Гудок», то же самое.
Смайли вернулся с журналом, я убрал его в карман и снова подошёл к телефону. Мне всё ещё нужны были для газеты подробности о случившемся с Карлом. Просто для собственного сведения; они были уже не так важны, раз он пострадал не сильно.
Сначала я обратился в больницу, но там отделались той же отговоркой, что с Питом; извините, но, поскольку мистера Тренхольма выписали, никакой информации предоставить не можем. Я поблагодарил их. Позвонив Карлу, ответа я не дождался, поэтому вернулся к Питу и Смайли.
Смайли смотрел в окно.
— Кто-то только что зашёл к тебе в редакцию, док, — сказал он. — Похож на Клайда Эндрюса.
Пит тоже обернулся, но было слишком поздно.
— Угадайте, кто это должен быть, — сказал он. — Забыл сообщить вам, док; он звонил минут двадцать назад, когда я ждал вас в редакции. Я сказал ему, что вы будете с минуты на минуту.
— Ты же не запер дверь, Пит? — спросил я. Он покачал головой.
Я подождал, давая банкиру время подняться по лестнице и войти в комнату, а затем вернулся к телефону и продиктовал номер «Гудка». Какое-то время Клайд, похоже, размышлял, ответить или нет. Наконец, он это сделал.
— Это док, Клайд, — сказал я. — Как мальчик?
— С ним всё в порядке, док. В полном порядке. И я хочу ещё раз поблагодарить тебя за то, что ты сделал, и поговорить с тобой кое о чём. Придёшь сюда?
— Я через дорогу, у Смайли. Может, заглянешь сюда, если надо поговорить?
Он поколебался.
— А ты не можешь прийти сюда? — спросил он.
Я мысленно усмехнулся. Клайд Эндрюс — не только ярый сторонник воздержания; он возглавляет местное отделение (слава Богу, небольшое) Антисалунной лиги. Должно быть, он ни разу в жизни не бывал в питейном заведении.
— Боюсь, что не могу, Клайд, — постарался я произнести как можно серьёзнее. — Боюсь, если ты хочешь поговорить со мной, придётся сделать это у Смайли.
И он всё понял.
— Буду, — сухо проговорил он.
Я неторопливо вернулся к бару.
— Сюда идёт Клайд Эндрюс, Смайли, — сказал я. — Открывай счёт.
Смайли уставился на меня.
— Не верю, — со смехом произнёс он.
— Увидишь, — ответил я.
Я торжественно обошёл барную стойку, взял бутылку и два стакана и отнёс их к столику в дальнем от бара конце. Мне нравилось, какими глазами глядели на меня Пит со Смайли.
Я наполнил оба стакана и сел. Пит со Смайли уставились ещё пристальнее. Затем они повернулись и уставились туда, где возник, скованно шагая, Клайд. Поприветствовав Пита: «Добрый вечер, мистер Кори», а Смайли: «Добрый вечер, мистер Уилер», он направился ко мне.
— Садись, Клайд, — произнёс я, и он уселся.
Я посмотрел на него. Я строго сказал:
— Клайд, мне заранее не нравится твой вопрос.
— Но, док, — серьёзно, почти умоляюще проговорил он, — тебе действительно нужно это напечатать? Харви не собирался...
— Именно это я и имел в виду, — сказал я. — Что заставляет тебя считать, будто я хотя бы подумал, не напечатать ли про это хоть слово?
Он устремил на меня взгляд, и его лицо переменилось.
— Док! Ты не собираешься...
— Конечно, нет. — Я подался вперёд. — Послушай, Клайд, я готов пари держать — был бы готов, если бы ты их держал. Так вот, я готов поспорить, что знаю, сколько денег у парня было в кармане, когда он уходил через окно — и нет, я не заглядывал в его карманы. Готов поспорить, у него есть сбережения на счету, он работает летом не первый год, не правда ли? И он уезжал. И он чертовски хорошо знал, что ты не позволишь взять ему его собственные деньги и что он не сможет взять их без твоего ведома. Будь у него двадцать долларов или тысяча, готов поспорить, ровно столько и было у него на счету.
Он глубоко вздохнул.
— Ты прав. Абсолютно прав. И спасибо, что ты так думал, ещё не зная точно. Я хотел тебе это сообщить.
— Для пятнадцатилетнего Харви неплохой парень, Клайд. А теперь послушай, ты признаёшь, что я правильно сделал, что позвонил тебе, а не шерифу? И что ничего не напишу в газете?
— Да.
— Ты в салуне, Клайд. В притоне беззакония. Ты должен сказать: «Чёрт подери, да». Но я не думаю, что у тебя это прозвучит естественно, так что не настаиваю. Но, Клайд, ты подумал, почему мальчик убегал? Он уже рассказал тебе?
Тот вновь медленно покачал головой.
— Сейчас он в кровати, мирно спит. Доктор Минтон дал ему успокоительное, но сказал мне, что с Харви лучше не разговаривать до завтра.
— Тогда я скажу тебе, — проговорил я, — что у него не будет на этот счёт никакого вразумительного рассказа. Быть может, он скажет, что убегал записаться в армию, или пойти на сцену, или ещё зачем-нибудь. Но это не будет правдой, даже если он сам так думает. Знает он это сам или нет, но, Клайд, он убегал откуда-то. А не куда-то.
— И от чего?
— От тебя, — сказал я.
На секунду я подумал, что он сейчас рассердится, и был рад, что он этого не сделал, потому что тогда я бы тоже мог рассердиться, и это всё испортило бы.
Вместо этого он слегка поник. И произнёс:
— Продолжай, док.
Мне не хотелось этого делать, но я должен был бить, когда замах хорош.
— Послушай, Клайд , — проговорил я, — можешь в любой момент встать и уйти, но я скажу тебе прямо. Ты был паршивым отцом.
В любое другое время он ушёл бы. Я видел по его лицу, что даже сейчас эти слова ему не нравились. Но в любое другое время он и не сидел бы за задним столиком в заведении Смайли.
— Ты хороший человек, Клайд, — сказал я, — но слишком много работаешь. Ты жёсткий, непреклонный, праведный. Шомпол не нравится никому. И нет ничего плохого в том, что ты религиозен. Некоторые хорошие люди религиозны. Но надо понимать, что не все, кто думает не так, как ты, обязательно ошибаются.
— Возьмём, — продолжал я, — алкоголь в буквальном смысле, если тебе угодно; вот теперь тобой стакан виски. Но, в любом случае, возьмём его в переносном смысле. Он служит утешением человеческой расе, одной из тех вещей, что делают жизнь терпимее, с чертовски давних времён, с тех лет, когда человеческая раса едва ли была человеческой. Да, некоторые люди не могут с ним справиться, но это не причина запрещать его людям, которые с ним справиться могут и чьи жизненные удовольствия растут благодаря его умеренному или даже порой неумеренному потреблению, при условии, что это не делает их драчливыми или иным образом неприятными. Но оставим алкоголь. Я хочу сказать, что человек может быть хорошим человеком, не пытаясь так сильно вмешиваться в жизнь своего соседа. Или своего сына. Мальчики — люди, Клайд. Человечество вообще состоит из людей; и люди более человечны, чем кто-либо ещё.
Он не говорил ни слова, и это был обнадёживающий признак. Быть может, десятая часть его изменилась.
— Завтра, когда ты сможешь поговорить с парнем, — произнёс я, — что ты ему скажешь, Клайд?
— Не знаю, док.
— Не говори ничего, — сказал я. — Прежде всего, не задавай ему вопросов. Ни единого. И оставь ему те деньги наличными, чтобы он мог уехать в любой момент, когда этого захочет. Тогда он, может быть, не захочет. Если ты изменишь своё отношение к нему. Но, чёрт возьми, Клайд, ты не можешь изменить своё отношение к нему, не можешь стать терпимее, не став терпимее к человеческой расе в целом. Ребёнок — тоже человек. И ты можешь быть человеком, если захочешь. Возможно, ты думаешь, это будет стоит тебе твоей бессмертной души, но сам я так не думаю; а думаю я, что есть много действительно религиозных людей, кто тоже так не думаешь; но если ты настаиваешь, что ты не такой, то своего сына ты потеряешь.
Я решил, что это всё. Больше я не мог сказать ничего, не ослабляя свою позицию. Я решил, что лучше помолчать. И так и сделал.
Казалось, прошло много, очень много времени, прежде чем он открыл рот. Он смотрел в стену над моей головой. И отвечая на мои слова, он по-прежнему ничего не говорил. Он поступил лучше, куда лучше.
Он взял стоявший перед ним виски. Я вовремя подхватил свой стакан, чтобы осушить его в тот момент, когда он сделает глоток. Он скорчил гримасу.
— Ужасный вкус, — сказал он. — Док, тебе правда эта штука нравится?
— Нет, — ответил я. — Вкус я ненавижу. Ты прав, Клайд, он ужасный.
Он посмотрел на стакан в своей рук и слегка вздрогнул.
— Не пей это, — сказал я. — Тот глоток подтвердит твою точку зрения. И не пытайся выплюнуть, а то можешь подавиться.
— Полагаю, его надо учиться любить, — проговорил он. — Док, я пару раз пил вино, довольно давно, и мне оно не так уж не нравилось. У мистера Уилера есть вино?
— Его зовут Смайли, — сказал я, — и вино у него есть. — Я встал. Я похлопал его по спине, первый раз в жизни. И добавил: — Пошли, Клайд, посмотрим, что там найдётся у ребят в задней комнате.
Я отвёл его в бар, к Питу и Смайли.
— Пьём за счёт Клайда, — сказал я Смайли. — Ему вино, а мне в этот раз немного пива; мне еще надо переписать вечером газету.
Я нахмурился, заметив на лице Смайли предельное изумление, и он понял намёк и исправился.
— Конечно, мистер Эндрюс, — произнёс он. — Какое вино?
— У вас есть шерри, мистер Уилер?
— Клайд, — сказал я, — это Смайли. Смайли, Клайд.
Смайли засмеялся, а Клайд улыбнулся. Улыбка вышла слегка натянутой, придётся ещё попрактиковаться, но я знал, чертовски хорошо знал, что Харви Эндрюс больше не захочет убегать из дома.
Отныне у него будет отец-человек. О, я вовсе не имею в виду, будто ожидал, что Клайд внезапно станет лучшим клиентом Смайли. Возможно, он больше никогда не вернётся к Смайли. Но, заказав в баре хоть раз хотя бы вино, он перешёл Рубикон. Он больше не был безупречен.
Сам я начинал снова ощущать выпитое, а выпивки, купленной Клайдом, мне не хотелось, но это был Случай, и я им воспользовался. Но я торопился вернуться через улицу в «Гудок» и заняться всеми теми статьями, какие следовало написать, так что быстро проглотил напиток, и мы с Питом ушли. Клайд ушёл вслед за нами, поскольку хотел вернуться к сыну; и я его не виню.
В «Гудке» Пит проверил тигель в линотипе и нашёл его достаточно горячим, а я пододвинул к столу подставку для пишущей машинки и принялся ругать древний «Ундервуд». Я прикинул, что с учётом всей пустой болтовни в журнале Смайли, мне хватит трёх-четырёх колонок, так что предстояло немало работы. Сбежавший псих и Карл могли теперь подождать, коли первый пойман, а второй, как я знал, в безопасности, покуда я не закончу главный материал.
Я велел Питу, пока он ждёт первой порции, набрать заголовок «ВЛАДЕЛЕЦ БАРА ЛОВИТ УБИЙЦ В РОЗЫСКЕ» и посмотреть, пойдёт ли он. О, конечно, я собирался упомянуть и себя, но героем должен был оказаться Смайли, по одной простой причине: он им был.
Пит набрал заголовок как раз к тому моменту, когда я попросил его установить его в машину.
В середине второй колонки я понял, что не знаю точно, жив ли ещё Бэт Мастерс, хотя в передовице я высказался в соответствующем духе. Стоило узнать наверняка, жив ли он и в каком состоянии.
Я знал, что лушче не звонить в полицию за сведениями более подробными, чем мёртв он или нет, поэтому вызвал управление полиции штата в Уотертауне. Ответил Вилли Пибл.
— Конечно, док, он жив, — сказал тот. — Он даже был в сознании и кое-что сообщил. Решил, будто умирает, так что разошёлся.
— Он умирает?
— Само собой, но не в том смысле, как думает он. Это будет стоить штату несколько киловатт. И он не отмажется; прижарят всю банду, как только поймают. В том ограблении банка в Колби они убили шестерых, из них двух женщин.
— Джордж там был?
— Ну как же. Он и застрелил женщин. Одна была кассиршей, а другая посетительницей, слишком напуганной, чтобы не шевелиться, когда ей велели лежать плашмя.
Теперь я не так расстраивался из-за случившегося с Джорджем. Впрочем, не то чтобы меня это так уж беспокоило.
— Тогда я могу написать в статье, что Бэт Мастерс сознался? — сказал я.
— Не знаю, док, честно. С ним сейчас говорит в больнице капитан Эванс, и мы получили отчёт, что Мастерс говорит, но не детали. Не думаю, что кэп его вообще будет об этом расспрашивать.
— Тогда о чём он спрашивает?
— Об остальной банде, где они. Там есть ещё двое помимо Джина Келли, и было бы настоящим прорывом, если кэп сможет вытянуть из Мастерса что-то, что поможет нам найти остальных. Особенно Келли. Те двое, кого мы взяли сегодня вечером, мелочь по сравнению с Келли.
— Большое спасибо, Вилли, — сказал я. — Слушай, если еще что-нибудь выяснится, позвонишь мне? Я пока тут, в «Гудке».
— Конечно, — сказал он. — Пока.
Я повесил трубку и вернулся к материалу. Он шёл великолепно. Я был уже на четвёртой колонке, когда зазвонил телефон, и это оказался капитан Эванс из полиции штата, звонивший из госпиталя, куда отвезли Мастерса. Он только что связывался с Уотертауном и узнал о моём звонке туда.
— Мистер Стэгер? — произнёс он. — Вы будете тут ещё минут пятнадцать-двадцать?
Я собирался работать ещё несколько часов и так ему и сказал.
— Отлично, — проговорил он, — я подъеду.
Это был полный восторг; я получу материал о допросе Мастерса из первых рук. Так что я не стал тревожить его по телефону никакими вопросами.
И обнаружил, что, закончив колонку, дошёл как раз до того места, где должен последовать допрос Мастерса, так что решил, что подожду, пока не поговорю с Эвансом, раз он собирается скоро появиться.
Тем временем я мог бы начать снова проверять две других истории. Я позвонил Карлу Тренхольму, вновь не получив ответа. Я позвонил в окружную психиатрическую лечебницу. Её заведующего, доктора Бакена, на месте не было, как сказала мне девушка на коммутаторе; она спросила, не хочу ли я поговорить с его помощником, и я согласился.
Она соединила меня с ним, и, не успел я объяснить, кто я такой и чего хочу, он прервал меня:
— Он уже едет повидаться с вами, мистер Стэгер. Вы в редакции «Гудка»?
— Да, — сказал я, — сейчас я там. И вы говорите, доктор Бакен едет? Отлично.
Опустив трубку, я радостно подумал, что материал сам едет ко мне. И капитан Эванс, и доктор Бакен. Вот бы Карл тоже зашёл и объяснил, что с ним случилось.
Так он и сделал. Не в ту самую секунду, но через пару минут. Я подошёл к готовому набору, злорадно взирая на ужасную первую полосу, размышляя, как чудесно она будет выглядеть через пару часов, и слушая щёлканье матриц в клиньях линотипа, когда дверь распахнулась, и вошёл Карл.
Одежда его была слегка пыльной и взъерошенной, на лбу красовался большой пластырь, а глаза смотрели слегка затуманено. Он застенчиво улыбался.
— Привет, док, — сказал он. — Как дела?
— Чудесно, — ответил я. — Что с тобой стряслось, Карл?
— Как раз зашёл тебе это рассказать, док. Подумал, можешь получить искажённую версию и встревожиться из-за меня.
— Мне и искажённой не досталось. Больница не дала никакой. Что случилось?
— Напился. Пошёл прогуляться за город, чтобы протрезветь, и так захмелел, что понадобилось прилечь на минутку, так что я направился на травку за придорожной канавой, ну и, когда я перебирался через канаву, нога поскользнулась, выбив из земли камешек, а тот полетел мне прямо в лицо.
— Кто нашёл тебя, Карл? — спросил я.
Он усмехнулся.
— Даже и не знаю. Я очухался или начал очухиваться в машине шерифа по дороге в больницу. Отговаривал его везти меня туда, но он настоял. Меня проверили на сотрясение мозга и отпустили.
— Как ты себя сейчас чувствуешь?
— Ты действительно хочешь знать?
— Ну, — проговорил я, — может и нет. Выпьешь?
Он вздрогнул. Я не настаивал. Вместо этого я спросил его, где он был с тех пор, как ушёл из больницы.
— Пил кофе в «Жирной ложке». Думаю, уже способен добраться до дома. Собственно, я туда и направляюсь. Но я знал, что ты слышал про меня, и подумал, что ты можешь... эээ... раз уж факты ясны...
— Не будь ослом, Карл, — ответил я. — Не получишь ни строчки, даже если захочешь. И, кстати, Смайли всё объяснил мне про развод Бонни, так что я сократил статью до самого необходимого и вырезал все обвинения в адрес Бонни.
— Так мило с твоей стороны, док.
— Почему ты мне сам не сказал правду? — спросил я. — Боялся нарушить свободу прессы? Или использовать преимущества дружбы?
— Что-то среднее, полагаю. В любом случае, спасибо. Ну, может, завтра увидимся. Если доживу.
Он вышел, и я вернулся за стол. Линотип ждал, когда свою часть сделает пишущая машинка, и я надеялся, что скоро появится Эванс или доктор Бакен из психушки, так что я смогу закончить хотя бы одну из статей и не заставлю Пита работать дольше необходимого. На себя мне было плевать. Я был слишком возбуждён, чтобы заснуть.
Ну, по крайней мере кое-что мы могли сделать, чтобы сэкономить себе время потом. Мы подошли к готовому набору вытащить с последних страниц весь наполнитель, чтобы переместить туда менее важные материалы с первой полосы, очищая место под две предстоящие большие статьи. Нам нужно было по крайней мере две полных колонки на первой полосе и даже более того, чтобы уместить поимку грабителей и побег безумца.
Мы как раз открепили набор, когда появился доктор Бакен. Пожилая леди с ним показалась мне смутно знакомой, но связать их появление не мог.
Она улыбнулась мне и произнесла:
— Вы помните меня, мистер Стэгер?
И её улыбка помогла; я вспомнил. Она жила по соседству, когда я был ребёнком, сорок с лишним лет назад, и давала мне печенье. И я вспомнил, что, когда был в колледже, то слышал, что она немного, неопасно, тронулась и была помещена в лечебницу. Это было, Бог мой, лет тридцать назад. Должно быть, ей теперь около семидесяти. И её зовут...
— Конечно, миссис Гризуолд, — ответил я. — Я помню даже печенье и конфеты, которые вы мне давали.
И я улыбнулся ей. Она выглядела такой счастливой, что нельзя было не улыбнуться в ответ.
— Я так рада, что вы вспомнили, мистер Стэгер, — сказала она. — Вы могли бы оказать мне большую услугу, и я так рада, что вы помните те дни, ведь тогда вы, наверное, мне поможете. Доктор Бакен был так мил, что предложил привезти меня сюда, чтобы я могла вас спросить. Я действительно совсем не сбегала сегодня вечером. Я просто запуталась. Дверь была открыта, а я забыла. Я думала, что сейчас сорок лет назад, и задумалась, что я там делаю, и почему я не дома с Отто, поэтому я просто пошла домой, вот и всё. А к тому времени, когда я вспомнила, что Отто давно умер, а я... — и ее улыбка почти погасла, а в глазах показались слёзы, — ну, к тому времени я потерялась и не могла вернуться, пока меня не нашли. Я даже пыталась сама вернуться, ведь я вспомнила и знала, где я должна быть.
Я посмотрел поверх её головы на рослого доктора Бакена, и он кивнул мне. Но я всё ещё не знал, к чему всё это. Не мог этого понять, поэтому сказал:
— Понимаю, миссис Гризуолд.
И улыбка вернулась. Она радостно закивала.
— Значит, вы не напишете об этом в газете? В смысле, что я ушла? Ведь я совсем не собиралась это делать. А Клара, моя дочь, живёт сейчас в Спрингфилде, но она всё ещё подписана на вашу газету, чтобы знать новости дома, и если она прочтёт в «Гудке», что я сбежала, она подумает, я там несчастна, и расстроится. А я счастлива, мистер Стэгер... Доктор Бакен так добр ко мне, и я не хочу, чтобы Клара расстраивалась или тревожилась из-за меня, и вы же не напишете про это, в самом деле?
Я нежно похлопал её по плечу и сказал:
— Конечно, нет, миссис Гризуолд.
И тут она, рыдая, упала мне на грудь, а я чертовски смутился. Наконец, доктор Бакен мягко оторвал её и повёл к двери. На секунду задержавшись, он сказал мне так тихо, чтобы она не могла слышать:
— Так и есть, Стэгер. Я имею в виду, это может сильно встревожить её дочь, а она действительно не убегала, просто заблудилась. И её дочь действительно читает вашу газету.
— Не беспокойтесь, — ответил я. — Я не буду об этом упоминать.
Позади него открылась дверь, и показался капитан Эванс из полиции штата. Он оставил дверь открытой, и миссис Гризуолд уже побрела наружу.
Доктор Бакен быстро пожал мне руку и сказал:
— Тогда большое спасибо. От меня, не только от миссис Гризуолд. Естественно, заведениям вроде нашего вредит огласка побегов. Не то чтобы я лично просил вас снять из-за этого материал. Но, поскольку наша пациентка имеет хорошую и законную причину просить вас об этом...
Обернувшись, он увидел, что его пациентка уже спускается вниз. Он поспешил за ней, пока она вновь не запуталась и не заблудилась.
Пожимая руку Эванасу, я подумал, что ещё один материал ускользнул. Дорого обошлось то печенье, даже если оно того стоило. И тут я вдруг задумался обо всех материалах, от которых в этот вечер пришлось отказаться. Ограбление банка по уважительной и очевидной причине. Несчастный случай с Карлом, оказавшийся вполне тривиальным, к тому же способный оглаской погубить его репутацию адвоката. Несчастный случай в отделении римских свечей, ведь он может лишить мужа миссис Карр такой нужной работы. Развод Ральфа Бонни, от которого я, конечно, не отказался полностью, но переиграл длинный, важный материал в краткую новостную заметку. Побег миссис Гризуолд из лечебницы, поскольку она угощала меня когда-то печеньем и поскольку это могло встревожить её дочь. Даже аукцион в баптистской церкви по самой очевидной из всех возможных причин, ведь он был отменён.
Но какое, чёрт возьми, всё это имело значение, раз у меня оставался по-настоящему большой материал, крупнейший из всех? И не было никакой разумной причины его не напечатать.
Капитан Эванс сел на стул, пододвинутый мной к столу, а я откинулся во вращающемся кресле и приготовил карандаш записывать его рассказ.
— Большое спасибо, что пришли сюда, капитан. Итак, что же вам сообщил Мастерс?
Он сдвинул шляпу на затылок и нахмурился, а затем сказал:
— Простите, док. Приказ сверху. Мне придётся просить вас вообще не упоминать эту историю.