Глава 28. Кира

А можно умереть от передозировки хорошего отношения? Можно? Потому что я, мне кажется, как раз на грани.

Они столько для меня делают — словами не передать! В их огромных руках я чувствую себя маленькой девочкой, которой совсем ничего не страшно. И мне правда не страшно! Вообще ничего! Кажется, с любой проблемой я могу прийти к ним и она тут же волшебным образом перестанет иметь хоть какой-то вес и будет решена.

И тут студия… Я уже не знаю как их за все благодарить, но то, что они сделали сейчас — это верх всего!

Они починили мне все, что сломал тут тот придурок. Каждый уголочек… Сделали ремонт, поставили новую дверь с крепким замком, новый ворсистый коврик, мольберт столик… Превратили мою любимую каморку во что-то невероятно уютное, и от этого в груди разливается тепло, а чувства к этим двум невероятным мужчинам становятся только крепче.

Я рассматриваю каждый сантиметр, стоя у входа, и натыкаюсь на рисунки на стенах. Боже… Они склеили мои рисунки! Не все, конечно, но те, что можно было — собрали и правда. Мне становится так забавно от той картины, что предстает перед глазами. Два огромных мужика сидят и склеивают мои рисунки. С ума сойти!

— Мальчики… — говорю, расчувствовавшись, и поворачиваюсь к ним лицом, обнимая сразу двоих. Это ужасно неудобно, да и объятиями с моей стороны толком не назвать, потому что рук не хватает. Я просто прижимаюсь к ним, а они уже крепко обнимают, в миллионный раз давая почувствовать свою защиту. — Спасибо вам огромное. Такого для меня никто не делал еще.

— Рисунки не все спасти удалось… — говорит Дема, и я отсраняюсь от них, взмахнув рукой.

— Да не страшно! Я новые нарисую. Вы сделали что-то гораздо большее. Не рисунки склеили, а душу мою… Спасибо вам.

— Ну эй, не реви, хулиганье, — говорит Дан, стирая большими пальцами слезы со щек, — от потопа мы тут вряд ли все спасем.

— Я немножко. От счастья же.

В тот вечер, когда я только встретилась с ними в квартире и боялась их до остановки сердца, могла ли я подумать, что всё обернётся именно так?

Не могла. Даже представить что-то подобное не могла!

Я бы больше поверила в то, что они могли бы съесть меня за ужином или выкинуть в окно, чем то, что происходит в реальности.

— Опробуешь? — спрашивают в один голос, кивая на мольберт, а я… А я так сильно хочу! Но обычно я рисую в одиночестве, особенно в этой студии. Это мой маленький мир, совсем крошечный, но мой, который я еще никогда ни с кем не делила. Даже не парах я выбираю себе самый дальний стол, чтобы рисовать в отдалении от всех, потому что это привычка такая, от который не могу избавиться.

— Я… я не могу рисовать при ком-то, — пожимаю плечами, и мне та-а-а-ак неловко становится! Они для меня столько сделали, а я тут словно выделываюсь и не могу просто порисовать при них. — Простите.

— А если не ком-то? — внезапно спрашивает Дан, и я хмурю брови.

— Что ты имеешь в виду?

— Имею в виду, — отвечает он с ухмылкой и… стягивает с себя толстовку! Оставаясь полностью обнаженным по пояс. — Что, если твоим холстом сегодня буду я?

— Ну, или мы, — усмехается Дема и проделывает тоже самое.

И я стою в центре своей студии, а рядом, совсем близко, Дан и Дема голые по пояс, в одних только джинсах. Даже обувь снять успели, прежде чем сюда войти.

Я никогда не рисовала на людях, просто не доводилось. Но такие холсты… Рельефные, твердые, как скалы, красивые и загорелые упускать просто нельзя!

И мне сразу рисуется в голове картинка, что можно было бы на них изобразить. Я беззастенчиво скольжу взглядами по крепким поджарым торсам, уже представляя, как кисть скользит по этому точеному прессу и косых мышцах живота.

В груди разгорается пожар, скручиваясь в шар, который медленно перетекает вниз по всему телу. Мне мигом становится жарко от картинки перед глазами, но я что, похожа на дуру, чтобы от такого отказываться?

— Раздевайтесь до трусов, — говорю им с усмешкой и отхожу к столику, чтобы взять все свои краски. Сама скидываю свитер, оставаясь в топике, чтобы не испачкать тот, и теперь любуюсь мужчинами в одних боксерах. Завораживающее зрелище, конечно…

— И куда нам?

— На пол, — киваю им, и сама усаживаюсь на красивый ворсистый ковер. Я точно знаю, что он весь будет в красках, но в мастерских иначе не бывает и придется чем-то жертвовать.

На Деме я хочу нарисовать звездное небо, ночное и яркое. Он напоминает мне его. Переменчивый, страстный, то яркий, то хмурый. Глубокий… Дан — различного цвета узоры. Много узоров, и большинство — черные. Он сам как те узоры, одновременно простой и сложный, иногда темный и рычащий, иногда кричаще яркий.

Они укладываются на ковер по обе стороны от меня, а я — сажусь в позу лотоса и открываю краски.

Первой беру черную, она все-таки больше всего отражает каждого из мужчин. И если раньше я считала что черный — это тьма, то сейчас понимаю, как ошибалась. Черный — это глубина. Глубина души и сердца.

Провожу первую линию на плече Дана. Краски холодные, он негромко шипит. Закручиваю узор, это похоже на татуировку и ему чертовски идет.

Обмакиваю кисть в воду, не смывая остатки краски и стряхиваю черными каплями на пресс Демы, создавая начало этого звездного неба.

На самом деле, на таких телах что не нарисуй — все будет красиво. Даже просто измазать их в красках… Водить ладонями по мускулам, распределяя разные цвета, и улыбаться тому, как они сокращаются под пальцами…

Ох! Они сведут меня с ума, точно когда-нибудь обязательно сведут. Еще пару недель назад я и думать не могла о том, что смогу быть настолько раскрепощенной, а сегодня…

Я не знаю, чем закончится этот вечер, но он явно будет особенным для меня.

Загрузка...