Мы едем в тишине. Дан даже не включает музыку, и это бесит очень-очень сильно, потому что так, я понимаю, он слышит все мои недовольные фырканья и тяжелое дыхание.
Зачем притащился вообще? Я вполне могу написать заявление в полицию за похищение, в конце концов, это точно было оно! Я ехать не соглашалась, а меня нагло утащили, заперли двери. И опустим тот факт, что рядом с ним мне снова ничего не страшно, это неважно уже!
Еду на этом заднем сиденье точно как пленница какая-то, смотрю в окно, а глаза так и тянутся к Дану. Как он вообще приехал? Вот я дура дурой, честное слово! Потому что они меня обидели, а я сижу и переживаю, достаточно ли он в порядке для того, чтобы вести машину и просто даже ходить. Потому что я помню его состояние после боя, мне кажется, я бы месяц в больнице только валялась. А тут пару дней прошло, а он уже как ни в чем ни бывало ходит, сидит за рулем, наглеет вообще как здоровый!
Что я за человек такой? А он? Кто из нас хуже?
И краем глаза я все-таки посматриваю на Дана, потому что, наверное, просто переживаю за то, чтобы мы не разбились. Да, точно! Я смотрю на него именно поэтому и больше нет причин никаких.
Он абсолютно точно везет меня домой, потому что этим путем я каталась каждый день то на этой машине, то на тачке Демы. И мне порывом хочется нарычать на него и сказать, что я вообще-то уже живу в другом месте но потом понимаю, что мне совершенно невыгодно, чтобы он знал мой адрес, поэтому прикусываю язык и заставляю себя терпеть. Сбегу, вызову такси и просто уеду! В конце концов я же хотела вещи забрать… Вот, отличный повод.
— Так и будешь молчать? — внезапно говорит Дан, даже не оборачиваясь на меня.
— А о чем мне с тобой говорить? Не о чем. Спасибо, что везешь меня за вещами, не придется платить за такси. Или придется?
— Натурой отдашь, — наглеет он, а я, вместо того чтобы послать его куда подальше, вспоминаю все наши с ним горячие моменты и отворачиваюсь снова к окну, дико краснея.
— Придурок, — буркаю, впервые позволяя себе такую дерзость. Вряд ли конечно он что-то мне сделает, но от его неожиданно грозного взгляда мне становится очень сильно не по себе. Я даже не смотрела на него, а взгляд почувствовала!!! Можно разбить окно и на скорости выпрыгнуть? Как-то мне как будто так спокойнее будет…
И дальше мы снова молчим. Я не разговариваю по понятным причинам, а он, видимо, понимает, что разговор у нас ну точно не склеится.
И слава богу ехать нам не слишком далеко и долго, потому что этой пытки я не вынесла бы еще немного. Хотя едва ли то, что ждет меня после поездки, будет сильно лучше!
Дан паркуется во дворе дома, где мне казалось, что я стала счастливой, а потом мое сердце ровно тут и разбилось. Он выходит из машины, открывает мне дверь, потому что изнутри они не открываются, и сразу же хватает за руку! Сжимает не больно, но очень крепко, мне точно не вырваться и не сбежать. Этот медведь даже в покалеченном состоянии раз в сто сильнее меня, куда там даже пытаться… Без толку.
— Пошли, — буркает.
— А что ты вообще себя так со мной ведешь?! — внезапно взрывает меня. Я тащусь за ним к подъезду и не перестаю высказывать все, что накипело за эту поездку. — Это я могу на тебя фыркать, а не ты на меня, понятно?!
— И с чего это, интересно знать? — искренне удивляется он, и мне ничего не остается, как ответить ему таким же искренним удивлением!
— Потому что это вы меня предали, оба! Нет, я понимаю, что мы ничего друг другу не обещали и все такое, но приводить другую в ту квартиру, где я все еще живу — это слишком!
— Бля, так и знал, — закатывает он глаза и заталкивает меня в лифт.
И мир крутится слишком быстро! Потому что уже через мгновение я прижата к стенке этими сильными руками, которые сотню раз доставляли мне наслаждение. И крепким телом, рядом с которым было всегда тепло и уютно, за которым всегда было безопасно, под которым… Чёрт.
— Отпусти меня сейчас же, — говорю шепотом, поднимая на него взгляд. Там столько всего! Не успеваю считывать. Но в моих глазах тоже эмоций достаточно, пусть постарается разобраться хотя бы с разочарованием.
— Не могу, — хриплым шепотом говорит мне, наклоняясь ниже. Он очень большой, настолько, что опирается над моей головой предплечьем и закрывает мне весь окружающий мир вообще! — Как отпустить, когда такая сладкая девочка в моих руках?
— А вчерашней сладкой девочки вам разве не хватило? — отвечаю ему остатками хоть какой-то адекватности, нагло толкаю руками в болючие ребра, чтобы он отступил, и вырываюсь из плена как раз на нужном нам этаже.
— Засранка, — посмеивается он болезненно мне в спину.
Стараюсь не обращать внимания на него, дергаю дверь, она оказывается открыта. Фурией влетаю в квартиру и сразу е попадаю в плен других рук. Не менее сильных, не менее горячих, и не менее когда-то любимых мной.
Чёрт…
Все спланировали, всё!
А зачем вот я им сейчас? И ведут себя так нагло, словно вчера тут не было другой бабы, которая трогала их, совершенно не тонко намекала, и… И осталась тут с ними, когда я ушла. Это, кстати, самое ужасное из списка.
— И ты отпусти! — ругаюсь, пытаясь вырваться, но только Дема держит крепко, обнимая меня и прижимая мои руки по швам. Никак не вырваться! — Быстро, сказала, пустил!
— Дем, аккуратнее, у нашей хулиганки бешенство сегодня, — говорит Дан, входя следом в квартиру.
А я так и стою прижатая к Деме, лицом к… груди. Да, он высокий очень, лицом к лицу тут не катит.
И с ним мне точно так же было сотню раз хорошо, горячо и страстно. И сразу все-все-все наши моменты вспоминаются, и на глазах слезы подкатывают, потому что не думала я, что финал этой истории будет именно таким некрасивым и очень болезненным.
И, что признаться, я не думала, что он будет таким скорым.
— А у вас что? Приступ неандертальничества?! — психую.
— Кого? — смеются они одновременно.
Да, такого слова нет, но иначе и не описать!
— Того! Вы ведете себя как первобытные! Хватаете, тащите куда-то, увозите, опять хватаете!
— Так ты бегаешь от нас, найти не можем, как не держать?
— А как не бегать, когда вы так нагло притащили сюда другую бабу, пока я должна была быть в универе? Развлеклись, да? Не потянули такую красотку, меня вернуть решили? Попроще нашли себе, да?
Кричу все, что на душе, все, что тревожило эти сутки. И понимаю, что говорю это все сквозь слезы. Плачу! Реву по-настоящему, как дурочка и маленькая запутавшаяся девочка.
И к концу тирады мне даже сказать уже нечего, а слез все еще очень и очень много. И меня куда-то несут, что-то говорят, и я оказываюсь на кровати в своей комнате в кольце из четырех рук. Дан обнимает меня со спины, поглаживая по голове, а Дема лежит рядом и стирает слезы со щек, что-то шепчет, смотрит.
Ну вот и как они могли так со мной поступить, а? Как могли?