Ночь ночей. Легенда БЕНАПах

VII Задание «особой важности»

В глубокую аппарель загнали просторный трофейный фургон, там и находился штаб батальона.

— Командир группы просит всего четырех разведчиков, не больше, — произнес Курнешов. — И желательно без рации.

— Всегда крутит, вертит! — резко вмешался замполит Градов.

По батальонным понятиям, он был пожилой майор. Лицо длинное, как говорится, «лошадиное», землистое, и фигура грузная, осевшая. Он был раздражен и никак не мог себя удержать, хоть и старался:

— Задание сверхважное. И тут его выкрутасы не пройдут! Мы несем ответственность…

— При чем здесь ответственность? Ну, просит человек не более четырех разведчиков, — спокойно заметил комбат. — И рация ему действительно не обязательна. На этот раз ему докладывать не придется. И запрашивать — тоже. Или — или…

— Задание сформулировано четко, — скромно уточнил Курнешов. — «Опытные офицеры разведки сами формируют свои группы и самостоятельно выбирают форму поиска». Там им об этом повторено в присутствии командующего фронтом.

— Командующий фронтом — это одно, а ваш этот… совсем другое! — замполит быстро заводился и срывал свое раздражение на Курнешове.

Но Василий был невозмутим.

— Мы еще за кое-какие выкрутасы с ним по-настоящему не разобрались, а он новые придумывает.

Курнешов никогда не влезал в споры с начальством, в этом отношении он был уникален — ни взглядом, ни жестом не даст подумать, что он не согласен, а тут возьми и скажи:

— Но ведь сам полковник Захаренко разбирался…

— Это он свою бархатную… спасал, — имелась в виду «шкура».

В запале Градов дал промашку — ведь при Борисе Борисовиче!

— Вот он и доказывал, дескать, «нет в нашем гвардейском ничего политического, никакого криминалу». И сумел — спас…

— Кстати, и тебя, и меня… — сказал комбат.

— Вот-вот, нашлись еще добренькие, — это он имел в виду самого комбата. — Так ему и скажи… — не мог угомониться Градов.

Курнешов еле заметно усмехнулся, мол, «вот ты сам попробуй и скажи…»

Его усмешка не прошла незамеченной.

— Я вообще не понимаю, почему опять именно он?.. Но настаиваю на усиленной группе в… двенадцать человек! — Градов уже обращался прямо к майору Беклемишеву. — Нам с тобой отвечать…

Тот все-таки ответил:

— Нельзя так нагружать эту разведку. Ведь им бой противопоказан. Нужна максимальная скрытность и подвижность…

— Учи меня, учи дурака, а то я всего этого не знаю, — язвил замполит.

Горе большинства политработников состояло в том, что они в силу своей постоянной ненужности, каждодневной отчетности, а попросту — доносительства и бесполезности, стали мнить себя организаторами и знатоками разведки, как будто доносительство и разведка это одно и то же. Разведка в кругу политработников стала даже модой: сидишь себе в затишке и будто бы тайно вершишь значительные дела! И чем больше пил Градов, тем активнее начинал проявляться у него этот зуд.

Комбат давно привык к тому, что до обеда его замполит постоянно пребывал в злобном расположении духа и был недоволен всем на свете. Беклемишев сильно потер руки, словно высекал искру, и сказал:

— Знаешь, ответственность ответственностью, только ведь мы с тобой вот здесь сидим, а его туда посылаем…

— Тоже не в тылу сидим, — растопырил большие ручищи Градов.

— Само собой, само собой. Но и не на передовой… Потерпи немного, того и гляди с ним за тебя рассчитаются…

Курнешов осторожно загнул средний палец за указательный.

— Ну и шуточки у тебя, скажу… — обиделся Градов.

— Извини, — сразу согласился комбат и приложил ладонь к груди — как покаялся.

— Задание серьезное, с нас ведь тоже спросится… — насупился и твердил замполит.

— Хорошо, — комбат всегда старался с Градовым не связываться, тем более что после обеда с ним сговориться куда проще. — Передайте гвардии лейтенанту: группу даем ему усиленную, двенадцать человек. С радиосвязью. Но… отбирать ее он будет сам. И форма поиска, согласно приказу разведотдела, по его усмотрению.

— А почему он сам не пришел? — снова дернулся Градов.

— Готовится к выходу. Я все передам — дословно.

— Мы все время ему потакаем. Боком! Боком нам все это вывернется, — почти угрожал замполит. — Вот попомните.

— Ну, боком, так боком, — ответил комбат. — Можете идти, — кивнул он Курнешову, и тот вышел из фургона. — Он, конечно, фрукт, — сказал комбат и сильно потер бритую голову.

— Еще какой! — тут же подхватил Градов.

— Но урожайный, — заметил Беклемишев.

— И не безвредный, — добавил все-таки замполит, выставив как штырь указательный палец. — С ним всегда какие-нибудь «туё-моё»!

— Знаешь, «только в бесплодные деревья камней и палок не бросают».

— Здорово, это кто сказал?

— Не помню, — Беклемишев решил немного позлить своего заместителя. — Вот странно получается, среди твоих орденов минимум два заработаны им… Минимум!.. И у меня тоже.

Лицо у Градова оплыло и обиженно вытянулось.

— Ну-у?.. — он не догадывался, куда клонит комбат.

У тебя и у меня в два раза больше орденов, чем у него. Вот тебе и «баранки гну»! — уже резче крякнул Беклемишев.

— Так ведь представление к награде — твоя забота, — решил взять реванш Градов и опять растопырил большущие руки.

— А не подписывать и останавливать его наградные — твоя работа?.. Да? — так они могли и поссориться, но оба научились вовремя останавливаться.

Группа вышла на опушку бурого подлеска. Здесь как Мамай прошел пожарищами. Казалось, никогда не зазеленеют эти опаленные хлысты. Туман полосами висел в воздухе. Луны не было. Где-то рядом притаились дозоры охранения. Тишина, мрак. Даже осветительных ракет не было. Внутри тумана лежала изуродованная дивизиями и корпусами ничейная полоса.

Взводный еле слышно что-то напевал.

— Ты что? — тихо спросил Курнешов.

Взводный оттащил его в сторонку и прямо в ухо произнес:

— Я их всех туда не возьму. Всегда недодавали, а тут попали в фокус: «На, подавись!» Представляешь, если прищемят?.. Да я там половины людей не досчитаюсь… И не пройти здесь такой ватагой.

— А сколько? — осторожно спросил Василий.

— Возьму троих… Сейчас главное, куда спрятать остальных?.. Надежно спрятать… Оставленная девятка будет называться «группой прикрытия и обеспечения».

— Обеспечения чего? — у Курнешова похолодело в животе.

— А кто его знает.

— Но здесь их оставлять нельзя… — Курнешов был на редкость взволнован, хочешь не хочешь он становился соучастником, а это нарушение приказа в полосе боевых действий — не шутка. Трибунал.

Задание было хоть и обычное, но из-за спешки, склоки и неподготовленности опасное: в течение суток добыть новый немецкий противогаз (языка захватить желательно, но не обязательно, а вот противогаз — «кровь из носа!»).

Разведгруппа в четыре-пять человек предполагала скрытые действия и захват солдата или сержанта со снаряжением; группа в 10–14 человек уже предопределяла возможность боя, а это обязательно потери. Нет боя без потерь. Тут бой не нужен — нужен один противогаз (и проверить, на какой состав газов он рассчитан)… Квалифицированная разведка старается избегать прямых столкновений. Кроме разведки боем. Вот где проходила линия раздела между требованиями майора Градова и хитросплетениями взводного. Оба понимали, о чем идет речь, и только избегали прямых объяснений и схлеста. Понимали и окружающие — те, кому вся эта кутерьма не была безразлична… Ведь за бой без потерь наград, как правило, не давали: «Это как тебе удалось? Да там и противника-то, наверное, не было». Отсутствие потерь в заслугу командирам не ставилось, а то и обвиняли в бездеятельности… А вот потерял половину личного состава — тут уж в бездеятельности не обвинишь, да еще и на высокую награду может потянуть.

Они двигались, подчиняясь еле различимым сигналам, кто в масккомбинезонах, кто в повседневной амуниции и телогрейках — засупоненные, подтянутые, готовые ко всему на свете — двенадцать и командир… Затаенно и аккуратно двигались в ничейной полосе тремя небольшими группами, а рядовой Ромейко еще раньше ушел далеко вперед… Подошли к каким-то рытвинам или провалам. Остановились. Из тумана вынырнула тень, превратилась в привидение, кинулась вправо, влево… Послышался тихий сусликовый посвист — отклик… и рядом с командиром остановилась фигура. Это был Ромейко.

— Нашел, — чуть слышно шепнул командиру.

— Веди.

Все три группы объединились, продвинулись вперед и осторожно, на ощупь, спустились в большую яму — какую-то разрушенную часть старой линии обороны с закоулками и провалившимися перекрытиями блиндажей.

— Здесь в прятки играть хорошо, — сказал помкомвзвода Владимир Иванов.

Командир подал сигнал, и все двенадцать опустились на корточки. Таращились в темноту и старались разглядеть друг друга: только-только начали движение и вот те на — остановка!

— Рядовой Ромейко, Костин… идут со мной. А сейчас наверх в охранение… — Оба исчезли. — Внимание. Слушать и вопросов не задавать. Со мной пойдет еще сержант Медведев. — Медведев приподнялся, согнувшись перешел к командиру и снова опустился на корточки рядом с ним. — Остальные сидят в этой замечательной яме. Для штаба и начальства: в операции участвовали все. До одного… Подробности мы будем рассказывать. Вы будете скромно помалкивать. Всем понятно?.. Если кто не понял, ему объяснят потом… — В голосе командира слышалась настороженность, даже угроза. Это передалось всем сразу.

— Вы — группа прикрытия — хорошо еще здесь потренироваться держать язык за зубами. Все объяснения потом…

— Ясно. Массовый героизм! С потупленным взором и полными штанами, — все-таки не удержался уязвленный отставкой помкомвзвода Владимир Иванов.

— Вот именно. За меня остаетесь вы, гвардии старший сержант. Круговое охранение и ни гу-гу. До противника еще метров двести пятьдесят-триста. Охранение неусыпное — если кто заснет, бейте напропалую, пусть не просыпается. Они тоже не спят… Считайте себя засадой. И вести себя соответственно. Если понадобится, пришлю за вами. Будьте терпеливы. Рация работает только на прием. И без фокусов. На передачу выходить в самом крайнем случае, с разрешения гвардии старшего сержанта. Только короткими сигналами. Теперь вопросы…

— Сколько ждать? — спросил Иванов.

— Здесь — сутки. Потом отходите к нашему переднему краю — место то же, где и были. Там ждать еще сутки… А теперь всем сесть на землю. И… «гробовая тишина»…

Почти все знали: вот эта тишина как раз и не гробовая — тут их командир делает что-то самое главное (в другое время сказали бы «молится»), а тут обходились без определений.

«ЗЕМЛЯ И НЕБО. НЕБО И ЗЕМЛЯ… ПОМОГИТЕ ВЫПОЛНИТЬ… И НЕ ПОТЕРЯТЬ НИ ОДНОГО… И ЧТОБЫ НИКОГО НЕ ПОКАЛЕЧИЛО. ЭТО ОБЯЗАТЕЛЬНО!..» — Просил какими-то другими словами или вовсе без слов. Он был убежден, кому надо, слова эти поймет. Еще он был уверен, что Оттуда Сверху его кто-то бережет. А через него весь взвод и еще кое-кого из друзей… Когда его спрашивали: «Чего это перед выходом на задание всех на землю сажаешь?» — неизменно отвечал, пристально проглядывая любопытного:

— Могли бы и не задницей, а лицом прислониться. Чуть что, вон как к ней прижимаешься — аж сок брызжет!..

Четверо ушли вперед — в эту звенящую тишину: два и два (здесь прощаться было не принято, здесь только здоровались).

На обратном пути разведгруппа выходила из черного горелого леса, спускалась в ложбину к старому грузовику. Торопились, их уже заставал рассвет. А далеко позади шли двое: Курнешов и взводный. На дороге стоял уполномоченный СМЕРШ.

— С возвращением! — еще издали крикнул он.

— Ты здесь зачем? — спросил командир разведки.

— Приказано обеспечить безопасность, — он торжественно развел руки.

— Чью?

— Твою.

Командир спрятал голову в плечи:

— Легче было бы с нами туда сходить, — они уже сошлись и двигались в одном направлении.

— Чтоб ваших шуточек не слышать, я знаешь, куда пошел бы?.. Знаешь, куда?.. Нам нельзя… — с убежденностью сообщил он.

— Еще бы! — улыбнулся взводный.

Шли быстро, интонация разговора была на редкость мирная, даже приятельская.

Курнешов знал, что сейчас ни о чем спрашивать не следует, а уполномоченный этого не знал, ему хотелось поговорить:

— Что будешь докладывать?

— «Задание выполнено».

— А потери?

— Потерь нет.

— А раненые?

— Раненых нет. Вот только у меня нога подвернулась.

— Вижу, прихрамываешь… Ну и везу…

— Еще раз вякнешь, у тебя лично будут потери.

— Н-н-ну-у-у, извини… — младший лейтенант выглядел покладистым, даже веселым. — Может, поедем на моем мотоцикле? С ветерком.

— Нет, я с ними. Мало ли что… Вот если Василий?

— Я с тобой. Так велено.

— Как знаешь…

И еще взводный благодарил судьбу за то, что потерь на этот раз не было (или за то, что было меньше, чем у других)… Только одна везучесть в разведке мало ценится — подай еще сведения о противнике, достоверность, результаты…

Когда взводного попросили рассказать, как они добыли этот противогаз, он сразу ответил:

— Противогаз дерьмо, старого образца, говорить не о чем. А вот немец попался литой! Спросите у ребят — они его несли…

— А куда же он делся?.. Ну-ну, потолковее.

— Мы идем… согнутые в три погибели, еле ногами перебираем. А немец, самостоятельный такой, разогнутый… Меня это оскорбило. Я его спрашиваю: «Почему не по форме? Где ваш противогаз?» А он мне: «Нихт ферштеен — в гробу я его видал». Тут сержант Медведев возмутился: «Как, скотина, с офицером разговариваешь?!» — и по балде ему… Я говорю Медведеву: «Это вы зря, и не расчетливо — ведь его теперь нести придется… вам!..» Пора возвращаться, а немец ногами не двигает. Костин взвалил его на Медведева — тот несет. Не сопротивляется. Но вот-вот сам отдаст концы, немец его почти целиком в землю вдавил… Костин человек сердобольный, ухватил пленного за ноги, немного помогает — а сам ругается словами. Нехорошими… Враги, разумеется, услышали, им это не понравилось — стали стрелять. Костин кричит им: «Что вы делаете, злодеи?! Вы же можете в своего попасть!» А они шмаляют… Одна пуля возьми и попади… В кого, в кого! В нашего немца. Пришлось положить его на землю, а самим сматываться с этим дерьмовым противогазом… Опять в три погибели.

— Ты толком когда-нибудь что-нибудь расскажешь?

— Вот посмотри, все правда: противогаз сдан в штаб, немец убитый лежит как раз посередине нейтралки, можешь сходить и посмотреть, Костин и Медведев сидят в землянке, ждут, когда кто-нибудь наградные листы на них напишет…

И вот так всегда — балаган балаганом, а в наградных листах, действительно, сплошь несусветные подвиги… А попробуй напиши про их действительные поступки — никогда не наградят. Им там наверху выдумку подавай! И поядренее!! Обыкновенный подвиг, с их точки зрения, дело плевое, каждый дурак совершить может… Дурак-то сможет, а вот ты сам попробуй.

После взрыва в лесу, когда погибла та худощавая высокая подруга, у Юли обгорели волосы, брови и ресницы. Появилась совсем короткая мальчишеская стрижка, и она стала чуть пририсовывать брови. Юлю наскоро подлечили, она на некоторое время исчезла, её никто нигде не видел. Потом появилась — глаза, хоть чуть опаленные, остались такими же светлыми пугливыми. Острые локти Юля так же плотно прижимала к тонкой талии… Трудно было представить ее в бою, да еще рядом с тяжелыми и неповоротливыми самоходками… Кто-то из солдат сфотографировал Юлю у палатки медсанбата, она внимательно рассматривала свое лицо в маленькое зеркальце…

Мотоциклист Гена рассказал ей:

— Ровно через месяц, день в день, после Тоси Прожериной, в ночном бою, когда кто-то на кого-то напоролся во мраке, а потом долго не могли понять: кто на кого?! И как?.. — погиб Виктор Кожин — «вот так: бац — и нету…»

Его ординарца трясло, он закидывал голову на спину и говорил, говорил, не мог остановиться:

— Помпозох все шипит: «Так хоронить! Без ничего! Приказа не знаете?!» — Да знаю я этот… приказ — хоронить без одежды… И прямо у него на глазах завернул лейтенанта в новую плащпалатку… Зло меня взяло! Да я эту палатку!.. Этого помпозоха!.. Этих… «Не подходи, — говорю, — а то!..» Так и захоронили… Главное ведь, что ровно через месяц, день в день, после Тоси…

— А председатель?.. — осторожно спросила Юля.

Гена кивнул ей ободряюще и чуть заметно улыбнулся:

— Как всегда… В полном порядке!

Она изредка наведывалась в разведывательный батальон. Навещала подруг-радисток. Изредка…

Они встретились на тропе.

— Почему никогда не зайдете, Юлечка?

— А вы не приглашали, председатель.

— Ну, вот приглашаю, Юля!

— Часовые больно строгие у вас.

— Ну, правда, заходите. Очень прошу.

Она опустила глаза и ушла, не оглядываясь, от греха подальше.

Он знал, что СНЫ снятся неспроста, надо только догадаться, зачем именно такой СОН снится и что ОН означает… А еще: «Если все, что творится перед глазами, хотя бы на этом плацдарме, и все, что было до этого, реально существовало и существует, то что же тогда снится «В СТРАШНОМ СНЕ»?.. Разве что СОН — это мост от нашего взбаламученного мира в другой?.. Совсем другой… Или, наоборот, оттуда — сюда?.. Как через линию фронта.

В этот раз на излете ночи ему привиделся один из тех снов, которые не исчезают с пробуждением, не растворяются. Иногда даже сбываются.

… По небу стремительно летело облако в виде вытянутого на своем ложе, распластавшегося мертвого человека — почти мумия (нельзя было определить, мужчина это или женщина). И не было никакой надежды, что оно (облако!) изменит свою конфигурацию и представит нечто оживающее… Скорее всего, оно станет еще мертвее… Или распадется… Он знал, что все время идет в перекрестии трех оптических прицелов и выскочить из этих перекрестий ему не удастся — малейшая ошибка — и «курки будут спущены». Там «божественные снайперы» — они не промахнутся… А потому он шел не то чтобы боком, но и не прямо, как обычно, а все время готовый к прыжку, чуть ссутулившись и вобрав голову в плечи. Походка оставалась легкой, но в ней появилась некая хищная асимметрия, словно одно плечо двигалось впереди, а вся остальная фигура и ноги старались догнать это левое плечо… И вдруг он увидел на той стороне улицы идущим по тротуару в ту же сторону, что и он, — увидел самого себя, нет, не похожего, а точно такого же, как и он, только вперед летело правое плечо, и тот (Он) с удивлением смотрел на него, не сбавляя шага. Тот же возраст, та же настороженность и походка… Промелькнуло: «Неужели я стал такой сутулый?..» В следующее мгновение Тот (на той стороне) пошел нарочито ровно, вовсе не сутулясь и без малейшего напряжения… Они снова переглянулись и, не подавая друг другу знаков, обменялись какими-то никому не заметными сигналами взаимной поддержки. Этот ОН, то есть он сам (!), широко раскрыл рот, словно хотел крикнуть что-то очень важное, может быть, предупредить его об опасности и «божественных снайперах»… Но передумал. Хотел хлебнуть воздуха, которого почему-то не оказалось в пространстве… схватился двумя руками за грудь (как раз посередине, там, где загрудина), раскрыл рот еще шире… Но успел заметить, что на той стороне улицы ТОТ тоже падает… с раскрытым ртом. И над городом раздавался крик не его, не Того, с противоположной стороны улицы, а пронзительней крик новорожденного младенца… Он тут же крикнул на все мыслимое пространство: «Не-е-е-ет!», — отрицая даже такую возможность замещения, ведь их было два, и нельзя было их замещать одним… «Не-е-ет!» — и кинулся как бы на землю. Он падал, падал к тротуару, к асфальту… недоупал на вершок и в стремительном движении-полете вперед как бы завис в воздухе и мчался на супербреющем над самой землей… Это была уже земля, а не асфальт… Его двойник, ТОТ, с другой стороны улицы, на мгновение исчез, но тут же обнаружилось, что и он с той же стремительностью летит в том же направлении… И «божественные снайперы» никак не могут удержать их в своих перекрестиях прицелов… Почти объединившись, ОБА уже летели над улицей, великолепно маневрируя, на уровне верхних этажей. При этом ОБА становились все больше и величественнее, пока не объединились в одно целое. А став единым, стремительно понеслись сначала над городом, а там уж и над землей в виде облака, похожего на существо без признаков жизни. А потому неуязвимое. Облако, похожее на убитого… Звучала торжественная музыка, непонятно кем исполняемая, да это и не имело значения. Музыка!..

«И я, и не я», — думалось легко, как будто он уже проснулся и обременен единственной заботой — не забыть СОН и постараться разгадать его: «К чему бы все это?..» И тот, который складывал эту смесь повести и легенды, и тот, за поступки и мысли которого он почти не несет ответственности… Ему трудно было понять, кто из них ему приснился первым, а кто явился потом… «Они оба — это я, они оба — это армейский взводный и председатель гвардейского Содружества»… Он и не старался понять логически земной смысл происходящего, его больше интересовал загадочный потусторонний смысл события. И имеет ли он какую-то связь с тем, что происходит поблизости.

Вот такой был СОН… И небо из голубого, прозрачного и бездонного стало быстро темнеть, превратилось в смоляно-черное. И когда он это заметил, начали вспыхивать звезды. Все пространство заполнилось звездными скоплениями… и той самой музыкой.

Он отыскал на небосводе Большую Медведицу, отсчитал пять расстояний высоты ковша, обнаружил Полярную звезду, а потом нашел, увидел и в который раз восхитился бриллиантовой россыпью Плеяд.