Ночь трех смертей

Глава 8

У ворот ИТК-7 выстроились в ряд семь автомашин разных марок и назначения. Начальник колонии майор Веденеев только что закончил встречать приезжающих и разводить по корпусам. На территории колонии был объявлен особый режим, все работы приостановлены, а заключенные отправлены по своим местам. Во избежание беспорядков на вышках дежурил двойной наряд вооруженной охраны, по периметру сновали кинологи со служебными собаками.

Эксперты-криминалисты, вызванные из Саранска, трудились в помещении прачечного комплекса, а члены городской администрации и милицейское начальство областного подчинения собрались в кабинете майора Веденеева.

Следователь Паршин, который был виновником всей этой суматохи, расположился на заднем крыльце административного здания, не желая наблюдать, как высокие чины разносят начальника ИТК.

Прошел час с тех пор, как в нижнем отсеке сушильной машины он обнаружил труп, старательно присыпанный хлорной известью для маскировки трупного запаха. Осмотрев тело, охранник, сопровождавший Паршина до прачечной, признал пропавшего заключенного Григория Завьялова. Приказав охраннику охранять вход в прачечную, Паршин отправился к майору Веденееву и вынудил того сообщить об инциденте вышестоящему начальству. После звонка Веденеева в колонию потянулись делегации из Саранска. Начальник колонии угрюмо отдавал распоряжения подчиненным, а следователь Паршин засел за телефон.

Он созвонился с подполковником Яценко и вкратце описал ситуацию. Тот приказал Паршину не покидать территорию колонии до тех пор, пока не получит заключение судмедэксперта относительно причины и времени смерти Завьялова.

После этого Паршин попытался связаться со старлеем Валеевым, но тот как сквозь землю провалился. Последний раз его видели у реки близ шалаша, но с тех пор прошло больше часа, и местонахождение Валеева было неизвестно. Вместе с ним пропал и стажер Николай Сидоркин, это вселяло в Паршина надежду, что у его помощников появилась зацепка.

Попросив уборщицу, заменившую у сельсоветского телефона вахтера Каймакина, передать старшему лейтенанту Валееву, что он ждет его звонка в ИТК-7, капитан собирался было отключиться, но уборщица его остановила. Ее беспокоила судьба вахтера и Федьки-синяка, запертых в одном из кабинетов сельсовета. Но следователь пока не мог дать разрешение выпустить их, поэтому велел уборщице отнести узникам воды и ждать прихода старшего лейтенанта. Уборщица нехотя смирилась с приказом следователя, и Паршин, завершив разговор, повесил трубку.

Приезда первой бригады криминалистов, которые заканчивали работу у реки Виндрей в десяти километрах от Сосновки, ждать пришлось всего двадцать минут. Это время Паршин потратил на составление новой версии того, что произошло в исправительной колонии в среду десятого июня. Он все же не удержался и высказал майору Веденееву свое недовольство по поводу утаивания роли Игоря Вдовина в жизни колонии, хотя и понимал, что толку от этого нет никакого. Столько времени потеряно! Если бы Паршин знал, что Вдовин собирает сведения обо всех сидельцах и докладывает начальнику! Он бы с самого начала усомнился в его пассивной роли в организации побега и не топтался бы на месте столько времени.

Теперь, имея на руках труп Завьялова, расклад виделся капитану такой. Григорий Завьялов, опасаясь мести со стороны заключенного Факела, решился на побег. Он сговорился с заключенным Хатой, поручив ему организовать с воли транспорт и место, где можно было бы переждать, пока органы не закончат поиски. Возможно, он собирался выставить себя мертвым, подбросив в реку свою одежду или что-то в этом роде. Люди из поисковой бригады признали бы его утонувшим, и он спокойно покинул бы Мордовию. По опыту Паршин знал, что поиски осужденных беглецов длятся не слишком долго, на это просто нет сил и средств. Возможно, на это и был расчет Завьялова.

Как Завьялов собирался покинуть ИКТ, Паршин не знал, да это для него и не имело особого значения. К определенному дню Хата должен был все устроить, и, судя по всему, он это сделал. Украл лодку, подготовил шалаш в укромном месте, сложил в нем одежду и еду и отправил сожительницу Таисию Ильиничну на свидание к Завьялову. Это и был сигнал к тому, что на воле все готово.

Но к тому времени обстоятельства у Завьялова сильно изменились. О готовящемся побеге каким-то образом узнал главный стукач колонии Игорь Вдовин. Он вывел из строя оборудование прачечной, зная наверняка, что для его ремонта пришлют Григория Завьялова. Когда тот появился в прачечной, Вдовин объявил ему, что знает про побег, и выдвинул ультиматум: либо Ледоруб берет Молодого с собой, либо тот сдает его «хозяину».

Скорее всего, Завьялов согласился на условия Молодого. Должен был согласиться, в противном случае его план летел ко всем чертям. Тогда почему он лежит сейчас в позе эмбриона в сушильной машине, щедро обсыпанный хлоркой? То, что убил его Молодой, сомнений нет. Получается, Молодой решил воспользоваться планом Завьялова и сбежать в одиночку, а для этого нужно было вызнать весь план, после чего заманить Ледоруба в прачечную и там убить. Произошло это за час до утренней поверки, об этом ему поведал припертый к стене майор Веденеев.

Веденеев признался, что дал Молодому зеленый свет на свободные передвижения по территории колонии, так как он был весьма ценным источником информации: не раз по его наводке удавалось предотвратить беспорядки.

В тот день Вдовин этим разрешением воспользовался по полной программе. В пять тридцать утра он сообщил охраннику, что ему срочно нужно к «хозяину». Тот не увидел в этой просьбе ничего подозрительного, потому что не раз выпускал Молодого раньше подъема. Вместо административного корпуса Вдовин прошел к блоку «Г» и там объявил охране, что начальник велел привести к нему Григория Завьялова, намекнув, что тот намеренно испортил сушилку, за что в наказание будет ремонтировать ее вместо своего отдыха. Здесь охранник хоть и удивился требованию Вдовина, но выполнил его. Почему он не связался с Веденеевым для уточнения приказа? Причина простая: все в колонии знали, что майор страдает от бессонницы и, как правило, засыпает лишь под утро. Будить его в утренние часы осмеливались немногие, и ночной охранник блока «Г» в их число не входил.

Но побеспокоить начальника все же пришлось, когда через час ни Завьялов, ни Вдовин не явились на утреннюю поверку. Охранник блока «Г», ворча и проклиная Молодого, пришел в прачечную, чтобы как следует отчитать сидельцев за пропуск поверки, но ни того ни другого в помещении прачечной не обнаружил. Вот тогда он пошел в административный корпус, где располагалась квартира майора Веденеева, и доложил начальнику о случившемся.

Невеселые мысли прервал приезд экспертов. Паршин проводил криминалистов к прачечной и некоторое время наблюдал за их работой. После того как судмедэксперт объявил, что смерть Григория Завьялова наступила в результате колотой раны в область сердца, а произошло это в промежутке от шести до семи часов утра среды, Паршин снова вернулся на крыльцо административного корпуса, теперь для того, чтобы дождаться результатов от кинологов. С момента побега прошло довольно много времени, но вдруг все же собаки возьмут след? А пока можно было продолжить выстраивать стройную версию произошедшего.

Думал ли на самом деле начальник колонии, что найдет беглецов на территории ИТК, или просто тянул время, теперь значения не имело. А вот что имело значение – так это как Тарас Харченко отнесся к изменениям в плане побега. На встречу Ледоруб не пришел, так как вообще не покидал ИТК. Получается, в шалаш к Харченко пришел только один Молодой? И как отреагировал Харченко? Какую историю скормил ему Вдовин? Поверил ли в нее Харченко? Стал ли помогать беглецу или послал его куда подальше?

Все эти вопросы требовали ответа для того, чтобы знать, кого объявлять в розыск. Найденная в шалаше кровь могла принадлежать как Харченко, так и Вдовину. Харченко и Вдовин примерно одного роста, значит, Федька-синяк мог видеть у шалаша или того, или другого. Как это выяснить?

Даже кровь, найденная в шалаше, могла свидетельствовать только о том, что определенный человек получил там кровоточащую рану. Как сказал судмедэксперт, проводивший осмотр, количества найденной крови недостаточно для того, чтобы утверждать, что ее потеря привела к смерти. Однако последующие события позволяли Паршину предположить, что Молодой выжил, добрался до Торбеево, а оттуда до Ковылкино. Убийства, совершенные в этих населенных пунктах, имели одинаковые черты с преступлением, за которое был осужден Вдовин.

– Искать нужно Вдовина. – Паршин не заметил, как начал рассуждать вслух. – Харченко нет смысла творить все эти зверства. Даже если он боялся, что его снова посадят, как соучастника в организации побега, все равно ему достаточно было уехать из Мордовии и затеряться на необъятной территории Советского Союза, а не усугублять свое положение убийствами.

– Согласен с тобой целиком и полностью, – услышал капитан за спиной и оглянулся. На крыльце стоял старлей Валеев и улыбался.

– Нашелся! – произнес Паршин. – Я тебя разыскивал.

– Ты прав, искать нужно Вдовина, – игнорируя реплику следователя, заявил Валеев.

– Уже слышал о найденном трупе? – догадался Паршин.

– И не только об этом. – Валеев присел рядом. – В одном из притоков Виндрея найден труп Тараса Харченко.

– Что? – Паршин подскочил на месте. – Черт! Еще один труп!

– Еще один, капитан, – подтвердил Валеев. – Этот Вдовин сеет трупы как домовитая хозяйка – укроп.

– Выкладывай все, – потребовал капитан. – Вижу, твоя встреча с лодочником принесла результаты.

Валеев рассказал следователю о своем походе к лодочной станции и о том, как оставил молодому помощнику сторожа номер Ковылкинского РОВД. Затем сообщил, как пришел на берег Виндрея и видел, как Паршин уезжал. Сокрушаясь, что не успел перехватить следователя у реки, Валеев, прихватив стажера Сидоркина, отправился к сельсовету искать машину.

Там он увидел Ивана Дементьевича и сторожа лодочной станции. Последний яростно жестикулировал и что-то требовал от председателя сельсовета, а Иван Дементьевич растерянно смотрел на сторожа и никак не мог ни на что решиться.

Валеев подошел ближе и поинтересовался, по какому поводу кипят страсти. Тогда-то сторож и рассказал о трупе, найденном в камышах. Не тратя времени даром, Валеев схватил сторожа в охапку и приказал срочно везти его к трупу. Стажер поехал вместе с ними. Втроем они выловили тело и на лодке доставили к «проклятому месту», где все еще трудились криминалисты и судмедэксперт.

Спецы тут же взялись за работу, а Валеев принялся слоняться вдоль берега, с нетерпением дожидаясь результатов. И тут на берегу появилась учительница, Таисия Ильинична. Со своего участка она наблюдала за работой милицейской бригады и видела, как доставили труп. Обуреваемая дурным предчувствием, она спустилась вниз и попросила разрешения взглянуть на утопленника. Подумав, Валеев дал «добро». Учительнице хватило одного взгляда, чтобы опознать тело своего жениха Тараса Харченко.

– Да, дела-а, – протянул Паршин. – Вот вам и ответ на один из вопросов. Харченко не поверил Вдовину, какую бы историю про Завьялова тот ему ни рассказал. Вероятно, он не захотел помогать Молодому, и тот, разозлившись, убил Харченко. Забрал его лодку, а от трупа избавился. Вот вам и объяснение, почему у беглецов не было денег. По всей видимости, Харченко не хранил деньги в шалаше.

– Скорее всего. Хоть на реке в июне не так много рыбаков, но рисковать, оставляя деньги без присмотра, было бы глупо. Думаю, мы найдем тайник с деньгами у учительницы, – выдвинул предположение Валеев.

– Осталось понять, каким образом Молодой узнал, что Завьялов готовит побег, – заметил Паршин.

– А тут и понимать нечего, – довольным тоном выдал Валеев и рассказал историю Глафиры Андреевны. – Молодому просто повезло, вот что я тебе скажу, капитан. Обстоятельства сложились так, что все ему в руки само шло. Ну, до тех пор, пока он Харченко не завалил.

– Тут я с тобой согласен. – Паршин поднялся. – Нужно объявлять Вдовина в розыск, пока он новых бед не натворил.

Он вернулся к реке. На илистый берег быстро надвигались сумерки. Погода испортилась, пошел дождь, слишком холодный для июня, слишком навязчивый, чтобы приносить радость. Он сидел возле лодки, укутавшись в плащ-палатку, и трясся от холода.

Сегодня он чуть не попался. Какие-то доли секунды отделяли его от краха. Если бы он не среагировал так быстро, его приключение закончилось бы прямо здесь. Но он на такой расклад не согласен! Не для того он столько вытерпел, прошел такой долгий путь, чтобы снова оказаться там, в вонючем бараке, в окружении мерзких мужиков, которые за всю свою жизнь только и сумели, что попасться.

Нет, он не попадется, по крайней мере, постарается этого не допустить. Он умный, гораздо умнее остальных. Он уже столько раз выходил сухим из воды, что выработал в себе шестое чувство. Да, сегодня оно его чуть не подвело, но виной всему голод. Он так сильно хотел есть, что забыл об осторожности. Как тогда, с той красоткой…

Надо было быстрее разбираться с этой кошелкой, тогда бы осталось время, чтобы прихватить ее сумку. В сумке лежал кусок сыра, большая булка, промасленная бумага с чем-то пахуче-копченым и две молочные бутылки. Молочные продукты он не больно жалует, но с голодухи и кефир пойдет. Его ужин должен был оказаться королевским, учитывая ситуацию.

И что теперь? Теперь эта кобыла растрезвонит всем о нем, и ему снова придется плыть на чертовой лодке в неизвестном направлении, вдыхая едкий запах тины, натирая и без того сбитые в кровь ладони. А куда плыть? Куда вообще он идет? Зачем он куда-то идет?

– А все ты, мерзкий ублюдок! – повернувшись вполоборота к кустам, он со злостью плюнул на землю. – Не жилось тебе спокойно! Говорил ведь: не сопротивляйся, вместе нам проще будет выбраться из этих поганых лесов. Так нет, тебе, видите ли, западло с таким, как я, харчи делить! И чего ты добился? Чего, я тебя спрашиваю?

Ему никто не ответил – отвечать было некому. Корешка Ледоруба, у которого он украл идею побега, он замочил еще там, на зоне.

Как он на него смотрел в последнюю минуту своей никчемной жизни! За этот взгляд можно отдать правую руку! Сначала в глазах появилось недоумение. Как так, этот заморыш, маменькин сынок, вдруг бросился на него с заточкой и ударил в сердце? Как такое возможно?

А очень просто. Он был старательным учеником и анатомию человека изучал не только по школьным учебникам, но и в свободное от учебы время. Он потратил на это занятие много вечеров, просиживая в читальном зале занюханной библиотеки. Как нахваливала его библиотекарша, как пророчила ему большое будущее в медицине, а сама смеялась над ним втихомолку, считала занудой и зубрилой. Надо было и ее грохнуть, да только времени не хватило.

– Ничего, я и до тебя доберусь, – с тихой уверенностью в голосе произнес он. – Вот только выберусь из этих поганых лесов, и прямиком к тебе.

В животе заурчало, он со злостью пнул сапогом пустой холщовый мешок и грубо выругался. Надо отвлечься от голода, тогда ночь пройдет быстрее, а наутро он что-нибудь придумает.

Хорошо отвлекали мысли о корешке Ледорубе, и он вновь погрузился в воспоминания о том, последнем моменте. Недоумение во взгляде сменилось осознанием. Он наконец понял, что никто не собирался бежать с ним вместе, что его план попросту нагло украден. А зачем ему балласт в виде этого старикашки? Он ведь как рассуждал: не станет Ледоруба – ему достанется больше харча, больше денег, больше привилегий. И потом, кто обратит на него внимание, если он будет один? Кто испугается его внешности? Да никто! Последующие события лишь подтвердили его теорию. Подтвердили, но не во всем.

Он рассчитывал на помощь этого придурка Тараса. Надеялся, что рассказ, как в последний момент вертухаи пристрелили Ледоруба и как Ледоруб, истекая кровью, сунул ему в руку свою тюбетейку с номером и приказал бежать, будет правдоподобным. Да-да, приказал. Велел найти Тараса и передать: «Сделай для него то, что сделал бы для меня!»

Как красиво он все придумал, как складно…

А что этот недоумок? Он не поверил! Сказал: «Не может быть, чтобы замочили только Ледоруба, а тебя проглядели». Засомневался и получил то, что заслужил. Плавает теперь в затхлой воде этой чертовой реки, кормит рыб. А ведь мог остаться живым. Сидел бы сейчас на веранде со своей учителкой, пил бы чай из блюдца вприкуску с кусковым сахаром или с ароматным вареньем. Плохо ли?

Да и он не сидел бы сейчас на берегу рядом с прохудившейся лодкой и не сожалел бы об упущенной авоське со съестными припасами. Только кто же знал, что этот мерин не взял с собой денег? Он ведь не мог предполагать, что Ледоруб не придет в назначенное место, так почему не взял деньги сразу? Триста рублей! Такую сумму он обещал принести Ледорубу. Триста рублей ему хватило бы надолго. Не пришлось бы шарить по домам, расправляться то с одним свидетелем, то с другим. Да, ему было приятно, особенно там, в парке с молодкой, но к чему это привело? Теперь его ищут по всем дорогам, выставили кордоны, и выбраться из этих лесов, особенно не имея ни жратвы, ни денег, очень непросто.

Жаль, что нельзя пойти к глупой тетке Глафире, которая вбила себе в голову, что он должен заменить ей погибшего сына. Когда она явилась к нему в первый раз, он удивился настолько, что не смог отказать себе в удовольствии удовлетворить любопытство. Оказалось, баба всего лишь хочет «поддержать» бедного мальчика, попавшего в беду. А что? Он был не против, чтобы она его поддерживала. Родная мать от него отвернулась: не то что ни одной передачки не передала, но и не написала ни строчки. С того дня, как судья огласил приговор, для матери он перестал существовать. Обидно? Не то слово!

А вот для Глафиры он стал чем-то вроде путеводной звезды, наполнил ее пустую, никчемную жизнь смыслом. Она таскала ему печенье, леденцы и местную валюту – чай и сигареты, несмотря на то, что сам он не курил. Передачки Глафиры стали подспорьем, а ее визиты скрасили одиночество. Согласившись общаться с ней, он вытянул счастливый билет. Именно Глафира, сама того не подозревая, подарила ему возможность выбраться из заключения. Как и любая баба, она была не прочь посплетничать, и когда в комнате для свиданий появилась та учительница, Глафира чуть слюной не захлебнулась, расписывая ему жизнь «богатенькой старой девы», которая, оказывается, от одиночества спуталась с зэком. Как только он увидел, к кому пришла учительница, у него в голове что-то щелкнуло: он понял, что пришла пора действовать.

Глафира… тупая грубая баба, сейчас она была бы как нельзя кстати. Он заранее выспросил, где она живет. Так, на всякий случай. Тогда он еще не думал о побеге, но информация никогда не бывает лишней. Сегодня, после тщетных попыток добыть еду, он решил вернуться в Виндрей, прийти к Глафире и уговорить ее помочь вывезти его из Мордовии. По рассказам он знал, что ее двоюродный брат работает проводником на поезде дальнего следования, причем состав, который он обслуживает, ходит через Торбеево – то ли до Оренбурга, то ли до Орска. Ему плевать, куда ехать, лишь бы подальше отсюда. Почему не помочь бедному мальчику? Почему не отправить его в Оренбург? Спрятать в купе проводника, и дело в шляпе.

Он снова греб на веслах, только теперь против течения, к тому же истертыми в кровь ладонями, но до Виндрея все-таки добрался. Каково же было его удивление, когда он увидел на берегу, как раз напротив шалаша, построенного придурочным дружком Ледоруба, целую колонну милицейских машин, а на берегу не меньше дюжины милиционеров! Он понял, что шалаш нашли и к Глафире ему нельзя.

Какое разочарование он испытал, какое бешенство его захлестнуло! Он еле сдержался, чтобы не выскочить на берег и не завопить во все горло, что он здесь, что он их не боится, и пусть попробуют его поймать. Рациональная часть ума удержала его от опрометчивого поступка. Он потихоньку сдал назад и поплыл прочь от Виндрея.

Чем дальше он удалялся от берега, кишащего сотрудниками уголовного розыска, тем в большее отчаяние он приходил. Что делать дальше? Куда податься? Как назло, пошел дождь, воздух быстро остыл и пропитался влагой, а он все плыл и плыл куда глаза глядят, пока впереди не показался населенный пункт.

Припрятав лодку в камышах, он сбросил плащ-палатку и отправился на поиски магазина. Нашел он его легко, на пригорке возле здания сельского клуба. Осмотрелся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, быстро поднялся на пригорок.

Кроме продавщицы, стоявшей за деревянной стойкой, разделяющей пространство для покупателей и витрину, в магазине была только одна тетка. Она укладывала в плетеную хозяйственную сетку купленные продукты. Батон, две молочные бутылки, увесистый кусок сыра и что-то копченое, завернутое в коричневую бумагу, которая уже успела промаслиться в нескольких местах.

Он терпеливо ждал своей очереди, разглядывая товары. На деревянных стеллажах вдоль стены лежало печенье, пряники, мятные вафли и два десятка сортов конфет. Чуть выше выстроились пирамиды консервных банок: сельдь, скумбрия, салака, бычки в томате, «Завтрак туриста» и дешевая, а потому доступная килька. На самом прилавке стоял поддон, на котором в два ряда лежал «серый» хлеб, изготовленный из муки непонятного сорта, но ароматный до одури.

Он мысленно прикидывал, что сможет купить на те два с небольшим рубля, что насобирал в кармане мелочью. Две буханки хлеба по шестнадцать копеек, четыре плавленых сырка «Орбита» в упаковке из фольги по четырнадцать копеек, банку кабачковой икры за сорок две копейки, бутылку лимонада за двадцать две копейки, а остатки потратить на конфеты без фантика «подушечки» по рубль пятьдесят за килограмм. Блаженно улыбаясь, он представлял себе, как положит в рот прямоугольную конфету, обсыпанную сахаром, действительно формой напоминающую подушку, как разгрызет сладкую карамель и на язык потечет яблочное повидло.

И тут он увидел, что продавщица бросила на него подозрительный взгляд. Быстро рассчитавшись с покупательницей, она сухо произнесла:

– Я скоро, – и шмыгнула через открытую дверь в подсобное помещение.

Покупательница, дородная тридцатилетняя тетка под метр восемьдесят, сложила остатки продуктов в сумку и медленно пошла к выходу.

Он заволновался. Продавщице не было необходимости уходить, ведь в магазине остался всего один покупатель. Почему она не обслужила его, прежде чем уйти? Толстуха открыла дверь и неспешно вывалилась на крыльцо. Он больше не раздумывал: задержавшись всего на секунду, метнулся к двери и проскользнул на крыльцо практически одновременно с толстухой. Дверь, притянутая мощной пружиной, захлопнулась. Толстуха бросила на него неодобрительный взгляд, спустилась с крыльца и зашагала по дороге. Бутылки в хозяйственной сумке весело звякнули, ударившись друг о друга. В желудке заурчало, и он мгновенно принял решение.

Сделав вид, что ему в другую сторону, он завернул за угол магазина и, как только скрылся из вида, помчался по параллельной улице, собираясь перехватить толстуху на следующем повороте. Разумеется, он оказался проворнее толстухи, и когда та свернула на боковую дорожку, ведущую к высоким деревянным воротам, он подбежал к ней сзади и дернул сумку. Он был уверен, что от неожиданности и страха баба отпустит ручки и ему останется лишь подхватить добычу и убежать. Но случилось по-другому.

Почувствовав удар, толстуха еще крепче вцепилась в ручки и, даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, кто на нее напал, заголосила на всю улицу. Он предпринял еще одну отчаянную попытку вырвать из ее рук сумку, но безуспешно. Истошно горланя, она дернула сумку вверх и прижала к своей необъятной груди, как младенца.

Он понял, что нужно уходить, и, нырнув в боковой проход, побежал прочь от деревни. Он не останавливался до тех пор, пока не добежал до реки. Там, злой и голодный, он рухнул на мокрую траву. Так и сидел сейчас, оплакивая ускользнувший сытный ужин.

– Черт бы их всех побрал! Мерзкие твари, все против меня. А за что? Я всего лишь хотел выбраться из-за колючки! Мне там не место, это все знают.

Он злился все сильнее, проклиная всех и вся. Голод усиливался, и от этого становилось еще тоскливее и холоднее. Продукты, которые приготовил дружок Ледоруба, утонули в Виндрее, когда он, разозлившись, сбросил в воду тело этого козла. Он хотел увезти его подальше от деревни, оставить на каком-нибудь островке, чтобы не нашли или искали дольше. Но он и мертвый бесил его так, что не было сил терпеть. Ему не было жалко этого придурка, а вот рюкзак, набитый под завязку банками с тушеной говядиной и консервированной рыбой, он оплакивал до сих пор. И спички, и чай, и аккуратные кусочки рафинада, упакованные в картонную коробку. В его руках было такое богатство, а теперь он вынужден мерзнуть и голодать.

Те жалкие гроши, которые он награбил, лежали в кармане плащ-палатки, но воспользоваться ими он не мог. Как-то так получилось, что кровь той девчонки затекла в карман и перепачкала все бумажные купюры. Он попытался отмыть их в реке, но вид у банкнот стал такой жалкий, что наверняка привлек бы внимание продавщиц. Да и мелочь, которую отмыть удалось без труда, использовать вряд ли удастся. Он не станет рисковать и снова входить в магазин. Слишком опасно. Любая продавщица, как та, что попалась ему часом раньше, может вызвать милицию, и ему снова придется бежать из магазина без продуктов. Всегда будет риск, что, пока он выбирает провизию, к дверям подъедет «воронок» и его снова загребут. Нет, даже ради жратвы он не станет рисковать свободой.

– Надо что-то делать, – снова заговорил он вслух. – Надо найти теплое место, просушить обувь и одежду и найти наконец еду. Хоть какую. Что думаешь об этом?

Он слегка приподнялся с травы и заглянул в кусты. В наступившей темноте он вряд ли мог что-то различить на расстоянии вытянутой руки, но ему и не нужно было всматриваться. С осуждением покачав головой, он громко свистнул.

– Снова дрыхнешь? Поднимайся, пора придумывать новый план. Сам видишь: твой план не сработал, и не говори, что в этом виноват я. Просто ты его не до конца продумал, так что хватит спать, принимайся за работу.

Он замолчал, прислушиваясь. Но вокруг стояла тишина, лишь дождь монотонно барабанил по густой листве, по лодке на берегу и по его прорезиненному плащу, валявшемуся на земле бесформенной грудой.

Не дождавшись ответа, он сердито вскочил, подобрал увесистую дубину, лежавшую у его ног, обогнул кусты и, размахнувшись, с силой ударил по земле. Его злой взгляд уперся в телогрейку с нашивкой на груди. Скрученная в аккуратный тюк, она лежала за кустами, нашивкой вверх. Постояв с минуту, он произнес, обращаясь к телогрейке:

– Получил? Теперь станешь мне помогать? – Он снова постоял, прислушиваясь. Затем начал кивать головой, будто в ответ на чьи-то слова. Когда он снова заговорил, в голосе звучало удовлетворение: – Так-то лучше. Этот план мне нравится. Ладно, не будем откладывать. Пойдем, у нас куча дел.

Он снова прислушался, покивал головой, после чего подхватил телогрейку, закинул ее на плечо и зашагал к дороге. До шоссе он дошел за час, дождь к тому времени усилился, и он сильно пожалел, что бросил плащ-палатку на берегу. Он остановился в посадках, пытаясь укрыться под деревьями от нудных капель дождя, и стал ждать. Стоять пришлось долго, но он не терял надежды. Не может быть, чтобы ни одна машина не проехала мимо, рассуждал он, даже если трасса не центральная. Он не имел ни малейшего представления, где находится, но твердо верил в удачу.

И она его не подвела. Спустя два часа вдалеке показались фары автомобиля. Тусклый свет пробивался сквозь ночную тьму и пелену дождя, уверенно приближаясь к месту, где он устроил засаду. Он поспешил к обочине, поднял вверх руку и начал энергично махать, подавая водителю сигнал остановиться. Сначала он подумал, что машина проскочит мимо. Он готов был уже выскочить на дорогу, чтобы преградить путь, но этого не потребовалось. Водитель увидел сигнал и сбросил скорость. Машина проехала еще немного и остановилась. По его лицу скользнула торжествующая улыбка, и он бросился вперед.

– Здравствуйте! – радостно улыбаясь, прокричал он в чуть приоткрытое окно. – Подбросьте меня до населенного пункта! Замерз как собака, скоро зубы от холода клацать начнут.

– Здорово! И как тебя занесло в такую глушь, да еще в такую погоду? – Водитель покрутил ручку, опуская стекло еще ниже.

– Сделайте доброе дело – разрешите погреться пару километров в вашей машине.

– Ладно, запрыгивай, отряхнись только, а то сиденье испачкаешь.

Водитель перегнулся через пассажирское сиденье и открыл дверцу. Он, кое-как стряхнув воду, нырнул в теплое нутро машины и блаженно заулыбался. Водитель хлопнул дверцей, достал из-под сиденья кусок сухой ткани и бросил ему на колени:

– На вот, лицо утри, все приятнее будет.

– Спасибо! – поблагодарил он.

– Тебя как звать-величать?

– Иван, – чуть медленнее, чем следовало, ответил он.

– А меня можешь называть дядя Саша. Так куда ты направляешься?

– В Саранск, – ответил он и сразу понял, что поторопился.

– Э! Так тебе совсем в другую сторону, – произнес он. – Я в Арзамас еду, у меня там внучка родилась, вот, спешу поздравить.

С этими словами водитель указал на сверток, уложенный на заднее сиденье. Сквозь прозрачный целлофан был виден белый мех какой-то игрушки.

– В Арзамас так в Арзамас, – быстро согласился пассажир. – На самом деле мне все равно, куда ехать, лишь бы в городе железнодорожный вокзал был.

– Это как так «все равно»? – удивился водитель.

– Так я в Москве живу. А откуда уезжать – из Саранска или из Арзамаса, мне без разницы, – объяснил пассажир и быстренько перевел тему: – Поехали. Буду вас до самого Арзамаса развлекать. У меня ведь, эх, неладно на любовном фронте…

Водитель не заставил себя уговаривать. Он вырулил с обочины на дорогу и покатил вперед.

– Хорошая у вас машина, – похвалил пассажир. – Новая, наверно?

– Что ты! Это же четыреста второй «Москвич», их сто лет уже выпускают. Моя аж с пятьдесят шестого года дороги меряет, – рассмеялся дядя Саша. – А выглядит новой, потому что я ее берегу, ухаживаю, можно сказать, как за женщиной. Вовремя отмываю, полирую, если грязь, обязательно сначала сухой ветошью оботру, а уж потом в гараж загоняю. И она мне благодарностью платит: ни ржавиночки, ни гнилиночки нет.

– Да, у меня бы не хватило терпения, – признался он.

– Молод ты еще для этого. Поди, только школу окончил, а, Иван?

– Угадали, дядя Саша, только окончил, – не стал возражать пассажир.

– Как же у такого молодого и уже на любовном фронте нелады? – Дядя Саша подмигнул пассажиру. – Давай, рассказывай, да поинтереснее, чтобы я не уснул за рулем.

Водитель сосредоточился на дороге, а пассажир затянул нудный рассказ о том, как девушка его мечты заманила его в глухую деревню обещаниями сладкой жизни, а сама оказалась коварной изменщицей. Спустя двадцать минут водитель понял, что история не стоит его внимания, и принялся рассказывать о своей семье, о дочке, которая два дня назад родила ему внучку, о том, с каким нетерпением он ждет с ней встречи.

Пассажира не расстроило то обстоятельство, что водитель перетянул внимание на себя. Он обдумывал дальнейший план действий, поэтому почти не слушал водителя, изредка вставляя неопределенные реплики.

Подумать нужно было о многом. То, что ему попался доверчивый водитель, – большая удача. Теперь главное – не упустить ее, и тогда все еще может сложиться. Плохо то, что он не знает здешних мест. В Арзамас он с дядей Сашей ехать не собирается, нет у него желания так рисковать. Перед въездом в город их ждет пост ГАИ, там у них наверняка потребуют документы. Дядя Саша-то предъявит, а что покажет он? Нет, в город придется пробираться пешком, но насколько близко он может подобраться к городу вместе с дядей Сашей? Надо разговорить его, вызнать дорогу, тогда легче будет решить, что с ним делать.

– Далеко еще до Арзамаса? – нетерпеливо спросил он.

Дядя Саша бросил на пассажира недовольный взгляд, ему был не по душе грубый тон пассажира и то, что он оборвал его на полуслове.

– К Первомайску подъезжаем, – нехотя ответил он. – Километров семьдесят осталось.

– От Первомайска до Арзамаса прямая дорога? – продолжал выпытывать пассажир, не почувствовав напряжения в голосе водителя.

– Есть прямая, но мы поедем через Глухово и Шатовку. Уже согрелся и готов идти пешком? – не удержался от иронии дядя Саша.

– Просто интересуюсь, – все так же грубо бросил пассажир. – В Первомайск будем заезжать или обогнем?

– Тебе какая разница? – удивился водитель.

– Трудно ответить? – Пассажир начинал злиться, но ничего не мог с собой поделать.

– Проедем через него. – Дядя Саша почувствовал угрозу и насторожился.

– А можем мимо проехать? Не хочется тащиться по селу со скоростью черепахи.

– Так мы и так едем пятьдесят километров в час. – Водитель краем глаза наблюдал за собеседником. – Дождь льет, видимость никакая – гнать небезопасно.

Он выслушал дядю Сашу и надолго замолчал. Шофер воспользовался его молчанием и начал приглядываться к пассажиру. Только теперь он заметил, насколько грязные у него одежда и лицо. Руки, которыми он без конца жестикулировал, покрыты ссадинами и мозолями. На голове кепка, а под ней бритая голова. Телогрейку, свернутую в тугой тюк, он пристроил стоймя на сиденье рядом с собой и время от времени наклонялся к ней, будто перешептываясь.

«Что-то здесь нечисто, – подумал дядя Саша. – И зачем только я остановился и подобрал его! Чует мое сердце, выйдет мне моя доброта боком».

Понаблюдав за пассажиром еще какое-то время, дядя Саша решил завести новый разговор – тишина действовала на него гнетуще.

– Пара километров до Первомайска осталась, – бодрым голосом произнес он. – После дорога лучше пойдет, там трассу совсем недавно отремонтировали. А ты, значит, с правилами вождения знаком?

– Два года отучился в школе ДОСААФ. Знаете, что это? – Голос пассажира звучал как-то вяло, как будто мыслями он был далеко отсюда.

– Кто же не знает? Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту, – поспешил ответить водитель. – Сам когда-то в этом обществе состоял. Так значит, и права получил?

– Не успел, – все так же отстраненно ответил пассажир.

– Почему не успел? – поинтересовался водитель.

– В колонию отправили, – пассажир вдруг поднял голову и впился взглядом в лицо водителя, – а заключенным, дядя Саша, не позволяют сдавать экзамены на вождение. Но машину я хорошо вожу, по крайней мере, теоретически.

Водитель почувствовал, как от такого взгляда по спине побежал холодок.

«Вляпался, – крутилось в мозгу. – Вляпался. Вляпался, вляпался!»

– Ты чего вспотел, дядя Саша? – Голос парня стал вдруг участливым. – Устал баранку крутить? Так давай я сменю тебя. Отдохнешь, успокоишься, а я тем временем все за тебя сделаю.

– Не нужно, Ванюша. – Водитель позабыл о дороге и смотрел только на пассажира. – Не бери грех на душу. Внучка у меня, крохотная.

– Не могу, дядя Саша. Рад бы, да не могу, понимаешь? – Пассажир медленно достал из скрученной телогрейки нож. – Ты же видишь, корешок мой против.

– Какой корешок? Мы одни в машине. – Страх сковал дядю Сашу, но он пытался противостоять ему, потому что понимал: как только страх победит, его жизнь закончится.

– Как же одни, дядя Саша? А корешок мой? Он что же, для тебя пустое место? – с обидой в голосе произнес пассажир.

– Да где же твой корешок, Ванюша? – спросил дядя Саша, заранее зная ответ.

– Как – где? Вот же он, сидит рядом со мной. Ты что, не заметил, когда нас в машину сажал?

– Не заметил. Думал, ты один со мной поедешь. Может, отпустим твоего корешка? Зачем он нам, мы и без него до Арзамаса доберемся… – Тон водителя стал просительным. – Приедем в Арзамас, я тебе билет на поезд в кассе куплю, чтобы не пришлось лишний раз светиться. Возьмешь билет, сядешь в поезд и поедешь куда захочешь. А он пусть тут остается. Сдается мне, не очень-то он тебе помогает.

– Это ты верно заметил, дядя Саша, не очень он мне помогает, – согласился пассажир. – Только вот что хорошо: грязную работу он всю на себя берет. Я ведь не такой решительный, как он. И опыта у меня большого нет, а он мне всегда подсказывает, что делать нужно, чтобы не попасться. Вот и сейчас подсказывает.

«Да он же сумасшедший! – дошло до водителя. – Такой пырнет ножом не задумываясь!»

Он лишь на мгновение бросил взгляд на дорогу, опасаясь, как бы машина не съехала в кювет, и тут же опять уставился на пассажира.

– И что же он тебе подсказывает, Ванюша? – как можно спокойнее спросил он, хотя никакого спокойствия не испытывал.

– Что убить тебя нужно, дядя Саша, а машину твою взять и самим до Арзамаса доехать. Чтобы ты нас на КПП не сдал.

– Что ты, Ванюша, на той дороге, которой мы до Арзамаса едем, нет ни одного контрольно-пропускного пункта. Это же второстепенная дорога, откуда здесь пропускные пункты?

Пока шел разговор, водитель начал медленно сбавлять скорость, но пассажир этого не заметил.

– И все равно тебя придется убить, – спокойно заявил он. – Даже если нет пропускных пунктов. Как только ты окажешься один, сразу помчишься в милицию и расскажешь о нас.

– Зачем мне это, Ванюша? Не пойду я в милицию. Я же говорю: внучка у меня родилась, большая радость, а до остального мне дела нет. – Дядя Саша все еще надеялся убедить пассажира не делать глупостей. – Бери машину, Ванюша, и езжай куда сам решишь. Я и знать не буду, куда ты уехал. Там в багажнике две канистры с бензином, тебе надолго хватит. И деньжат я тебе дам, сколько есть, все отдам, только отпусти меня с миром, а, Ванюша?

– Да не Ванюша я, дурья твоя башка! Игорь меня зовут, понял? Игорь Вдовин! – завопил вдруг пассажир. – А корешка моего Григорий Завьялов. Оба мы беглые зэки! Ну, что теперь скажешь? Все равно станешь просить, чтобы я тебя отпустил? Совсем за дурака меня держишь? Думаешь, я не знаю, что у тебя язык чешется поскорее обо мне «красноперым» донести? Думаешь, не знаю?

Водитель понял, что остатки разума окончательно покинули парня. Он еще немного сбросил скорость, и как раз в тот момент, когда Вдовин занес над головой руку с ножом, дядя Саша резко вывернул руль вправо, распахнул водительскую дверь и вывалился на дорогу.

– Ты что творишь, идиот? – заорал пассажир, выронил нож и вцепился в руль.

Но дядя Саша этого уже не видел. Он быстро скатился с дороги в кювет, перекатился со спины на живот, попытался подняться, но не смог. При ударе о землю левая нога как-то неестественно вывернулась, и малейшее движение вызывало невыносимую боль. Голова кружилась, а перед глазами мелькали «мушки», но он понимал, что не может оставаться на месте. Полоумный парень, которого он посадил в свой «Москвич», не шутил. Он собирался убить его, а последняя выходка водителя наверняка разозлила сумасшедшего пассажира еще сильнее.

«Надо убираться отсюда как можно дальше, – убеждал он сам себя. – Двигайся, как бы ни было больно. В противном случае тебе больше не придется испытывать боль никогда».

Но тело не слушалось. Он пытался ползти, но боль в ноге оказалась настолько сильной, что буквально парализовала волю.

«Хорошо, полежи минутку, приди в себя». – Дядя Саша решил дать себе время, чтобы настроиться. Он лег на спину и начал глубоко и часто дышать.

Спустя минуту он услышал, как затих мотор. Его пассажиру удалось остановить машину, судя по звуку, с ней все было в порядке.

«Ну почему он не перевернулся, почему не улетел в кювет и не разбил свою безмозглую башку? – в отчаянии подумал дядя Саша. – Теперь он пойдет меня искать!»

Так и случилось. Не прошло и пары минут, как неподалеку послышались торопливые шаги: кто-то бежал по дороге по направлению к тому месту, где лежал водитель.

«Все, теперь поздно, – понял дядя Саша. – Чуть шевельнусь, и он меня заметит. Может, еще повезет – дождь помешает меня разглядеть?»

Надежды на это было мало, дождь едва моросил и уже не заглушал посторонние звуки, а кювет, в который улетел водитель, был не настолько глубок, чтобы с обочины нельзя было разглядеть, что на дне лежит человек. И все же он надеялся.

Пока шаги приближались, он осмотрелся. Чуть дальше, всего в трех метрах от него, вдоль дороги рос кустарник. Если бы он до него дополз, то оказался бы в большей безопасности. Только движение привлечет внимание, а он не мог этого себе позволить.

«Ну, давай, решайся, – уговаривал себя дядя Саша. – Этот еще далеко, ты успеешь!» Уговоры не действовали. Он вспоминал дикий безумный взгляд парня, жажду крови в его глазах, и тело отказывалось подчиняться.

Шаги звучали совсем близко. Через минуту дядя Саша увидел силуэт своего пассажира. Он стоял на краю дороги и всматривался в темноту.

«Уходи, уходи же, – мысленно заклинал его водитель. – Иди к машине, уезжай отсюда, забудь обо мне!»

Но пассажир не уходил. Он шел вдоль обочины, продолжая высматривать в темноте свою жертву. Дядя Саша лежал затаив дыхание и ждал, чем все закончится. Он услышал, как пассажир перешел на другую сторону обочины, и понял, что медлить нельзя. Собрав остатки сил и стиснув зубы, он пополз к кустарнику. От боли хотелось кричать, он еле сдерживался, но терпел и упрямо полз.

Он сумел заползти в колючий кустарник до пояса, когда его левая нога наткнулась на камень. Хриплый стон вырвался из груди, водитель похолодел от страха. И тут же услышал торопливые шаги: пассажир возвращался. О том, чтобы втянуть ноги в кустарник, теперь не могло быть и речи, шелест травы и гравия, которым была щедро посыпана обочина, не оставил бы у преследователя сомнений, где искать жертву. Водитель снова замер, боясь пошевелиться, а его мучитель начал спускаться по склону. Один шаг, второй… Шел он неуверенно, видимо, опасаясь поскользнуться на мокрой траве.

«Как печально умирать здесь, на мокрой траве, когда в Арзамасе меня ждет моя внучка, – подумал дядя Саша. – Нет, так просто я не сдамся. Нужно дать ему отпор. Я могу с ним справиться, даже с больной ногой».

Подумав так, он начал осторожно шарить рукой, нащупывая камень покрупнее. Отыскав щебень нужного размера, он зажал его в кулаке и начал подниматься.

И тут вдалеке послышался звук приближающегося автомобиля. Преследователь тоже его услышал и поспешил обратно на дорогу. Вскоре дядя Саша разобрал, как чужой автомобиль остановился и зычный мужской голос поинтересовался, не требуется ли помощь. Преследователь дяди Саши четким голосом объявил, что ему помощь не нужна, после чего завелся двигатель «Москвича», звук двигателя которого дядя Саша не перепутал бы ни с каким другим. Машина заурчала и тронулась с места. Следом заработал другой двигатель, и мимо дяди Саши промчался автомобиль. Какое-то время он продолжал лежать в кустарнике, затем медленно выполз на дорогу и начал долгий путь к своему спасению.