НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ

СЕВЕРНАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ПОРОГА. СТАНЦИЯ ЗЕЛЕНОГРАДСКАЯ

Документы Каримова Шувалов читал, сидя на жесткой скамейке в закрытом павильоне станции Зеленоградская Северной железной дороги в ожидании электрички, и довольно быстро осознал, что произошло.

По просьбе министерства обороны, подкрепленной выделением секретного гранта, Алик Каримов развернул в своем институте тайную программу подготовки бойцов спецназа. Первые же результаты заказчика впечатлили — человек обретал богатырское здоровье.

В министерстве нашлись генералы, решившие воспользоваться программой. Привести себя в порядок, укрепить собственное здоровье, пошатнувшееся в результате тяжелой службы, а также неумеренного употребления калорийной пищи — не из общего котла — и горячительных напитков.

Высокопоставленных пациентов помещали в спец-блок. Самым заметным клиентом был молодой заместитель министра по вооружениям генерал-полковник Щипачев, которому предсказывали скорое повышение.

Для работы с особо важными клиентами Алик Каримов выписал из родных мест старого знакомого профессора Усманова. Не без оснований считал профессора кудесником. Усманов погружал пациентов в искусственный сон и проводил процедуры, которые и в самом деле преображали человека. Каримов знал, что профессор привез с собой неизвестные и непроверенные в России препараты, и потому на всякий случай не вникал в его методику.

Опытный был человек, оставлял себе возможность сослаться на незнание. О чем Каримов не подозревал, так это о глубокой религиозности профессора Усманова. И о том, что с некоторых пор профессор взялся всячески помогать «Исламскому государству»[5].

Каримов и предположить этого не мог! Спохватился, когда выяснил, что Усманов, пользуясь своими неограниченными полномочиями и минуя директора института, положил к себе в спецблок десять никому не известных человек. Заподозрив неладное, Каримов спустился вниз.

Одного из новичков как раз вывели из сна, чтобы покормить и провести очередное обследование. Каримов с ним заговорил. И быстро понял, откуда тот. Они перешли на арабский. В спецблоке института лежал боевик, поклявшийся отдать жизнь во имя халифата. А на соседней койке безмятежно спал поправлявший свое здоровье заместитель министра обороны.

Каримов безумно испугался. Что Усманов — или тот, кто за ним стоит, — задумал? Убить заместителя министра? Похитить его?

Алик составил служебную записку о самоуправстве профессора, собрал все документы и отвез на дачу, где и спрятал на чердаке. На всякий случай. Как гарантию своей безопасности.

Связным от министерства обороны был майор Осадчий. Похоже, ему Алик Каримов и пожаловался.

Об Осадчем Шувалов кое-что узнал. Майор прежде служил адъютантом генерала Щипачева, был ему предан и рассчитывал на большое повышение, когда шеф наконец станет министром.

Так что же произошло дальше?

Щипачева решили избавить от скандала?

Осадчий с Усмановым послали одного из тайных пациентов спецблока ликвидировать Каримова. А тот понял, что и его уберут. Схватил в ресторане лежавшие на столе деньги и попытался бежать… И все это произошло на глазах Шувалова, что нарушило все планы.

Теперь Шувалов иными глазами взглянул на историю чудесного спасения генерала Щипачева в Сирии. Вся делегация погибла, а он один выжил. Его вдруг вызвали на переговорный пункт. Счастливая случайность? Или все было подготовлено? Может быть, у кого-то в халифате возник план — помочь Щипачеву стать министром?

А что обещано взамен? И что же произошло с генерал-полковником, пока он лежал в институтском спец-блоке рядом с боевиками халифата?

В любом случае нужно поговорить с майором Осадчим. Теперь, похоже, он один способен назвать остальных пациентов спецблока, опекаемого профессором Усмановым.

МОСКВА. ЛЕНИНСКИЙ ПРОСПЕКТ

Старший лейтенант Соколов внимательно наблюдал за женщиной в окне дома напротив. Она ему нравилась. Стройная, с высокой грудью. Он плохо видел ее ноги, но представлял их — длинные, с гладкой, шелковистой кожей, с перламутровыми ногтями. Такая женщина не может не делать педикюр.

Он испытывал к ней нечто вроде симпатии. Возможно, думал Соколов, ему прикажут убить ее. Жаль. Однако работа превыше всего.

Единственный, кто его раздражал, так это напарник — капитан Мельник. Он выдавал себя за ветерана чеченской войны, хотя Соколов в первые пять минут понял, что тот нагло врет. Впрочем, это не его дело. Майор Осадчий подбирает в свою группу, кого хочет. Если хвастливый козел, который не расстается со своей пушкой даже в ванной комнате, кого-нибудь пристрелит, он будет только рад. Потому что, ей-богу, Соколову не хотелось убирать эту женщину.

Он фотографировал Шувалова и Лизу Каримову цифровой камерой. Повернувшись, увидел, что капитан Мельник мирно спит. Аккуратно вытащил его пистолет и положил себе в карман. Тихо ступая, вышел, прикрыл дверь и снаружи забарабанил в нее.

— Открывай, полиция! Быстро!

В комнате раздались быстрые шаги, туда — обратно, некий вопль отчаяния. И наконец жалкий голос у двери:

— Я открою! Только не стреляйте!

Увидев Соколова, капитан выругался.

— Что за дурацкие шутки? Ты до смерти меня напугал. Соколов вошел в квартиру. Мельник пожаловался: — Кто-то украл мой пистолет.

Майор Осадчий появился, когда его не ждали. Услал Мельника за сигаретами.

— Как напарник?

— Врун и неумеха, — честно ответил Соколов. Осадчий огорчился.

— А мне его прислали как опытного человека. Никому нельзя верить. Обманывают на каждом шагу. Хорошо, хоть на тебя могу положиться.

Если Осадчий ждал какой-то реакции, то не дождался.

— Я могу узнать, — спросил Соколов, — зачем меня посадили следить за этой бабой? И что мне предстоит сделать?

— А вот это не твое дело, — разозлился Осадчий. — Я плачу тебе не за то, чтобы ты вопросы задавал.

Осадчий следил за Шуваловым, а не за Лизой. Какие бы иллюзии ни питал Щипачев, Осадчий желал знать, что происходит на самом деле. Верил, что кто-то из двоих — Шувалов или Лиза — приведет его к бумагам Каримова. Осадчий не знал, что в этих бумагах. Но, судя по лицу Щипачева, отдававшего приказ найти их во что бы то ни стало, — нечто важное.

Мир существует только потому, что люди помогают друг другу. Надо оказывать друзьям услуги и вовремя отдавать долги, тогда в нужный момент всегда найдется человек, способный тебе помочь. Интуиция у Осадчего была потрясающая. Она позволила ему стать начальником спецгруппы. А на это место многие претендовали.

Вернулся Мельник с сигаретами. Осадчий собрался уходить. Мельник и Соколов спустились его проводить. Когда подошли к машине, нищий с трясущимися руками подошел к ним.

— Помогите, господа.

— Пошел отсюда, — прошипел Соколов.

Тот заплакал и заскулил:

— Неужели таким богатым господам жалко мелочи для несчастного инвалида?

Мельник полез в карман. Осадчий посмотрел на него с раздражением.

— Ты сентиментальный какой, оказывается.

Мельник вытащил две десятки и протянул нищему. Тот стал быстро-быстро благодарить и засунул купюры куда-то в свои обноски.

Брезгливый Соколов подтолкнул его:

— Все-все, получил бабки и пошел отсюда.

Рука нищего вынырнула наружу с необыкновенной быстротой, и в воздухе мелькнуло лезвие, которое во-ткнулось Осадчему в грудь и, пропоров костюм и не встретив преграды, добралось до майорского сердца.

Мельник так и стоял с раскрытым ртом. Старший лейтенант Соколов ударом в лицо отправил мнимого нищего на землю. Тот оказался тренированным и крепким бойцом и только после третьего удара выпустил нож из рук и затих.

— Что это означает? Кто это на нас наехал? — сам себя спросил Соколов, ни на минуту не потерявший хладнокровия. Приказал Мельнику: — Обыщи.

Бледный как смерть капитан пошарил по карманам «нищего», ощупал одежду, но, что и следовало ожидать, ничего не нашел. Пока не приехала «скорая помощь», майор Осадчий лежал на асфальте с выражением крайнего удивления на застывшем лице.

МОСКВА. УЛИЦА ГАЗГОЛЬДЕРНАЯ

Старший лейтенант Соколов вылез из машины, расплатился и сверху щедро бросил водителю пятисотенную купюру:

— Держи шеф, пятихатку, гуляй и помни добрых людей.

— И вам спасибочко, — ответил водитель.

Он иронически посмотрел на подвыпившего пассажира и покачал головой.

Когда с другой стороны из машины вылезла сильно накрашенная женщина, водитель нажал на газ и уехал. Женщина подхватила Соколова под руку:

— Куда ты меня ведешь, красавчик?

Они оба спотыкались и передвигаться могли, лишь помогая друг другу.

Соколов не без усилий набрал номер кода и распахнул дверь. Нажал кнопку лифта. Его знакомая вставила тонкую сигарету в длинный мундштук и щелкнула зажигалкой.

— Роскошная ты женщина! — восхитился Соколов.

— Пора в постельку, красавчик. — Она прижалась к нему, и ее руки сноровисто скользнули куда-то вниз.

— Мне уже хорошо, — блаженно промолвил Соколов. Оценил новую знакомую. — Ты понимаешь в этом деле.

— Будет еще лучше. Не пожалеешь, что выбрал меня.

— Ты мне сразу понравилась, как только подошла к нашему столику, — признался Соколов. — Но раньше я тебя в клубе никогда не видел.

— А я новенькая, — ответила женщина, прижимаясь к нему всем телом. — Умею такое, чего ты никогда не пробовал.

Они вошли в квартиру и сразу приступили к делу.

— Иди умойся, — тихо сказала новая знакомая Соколова.

— Одну секунду, — обещал Соколов. — Не начинай без меня!

И сам засмеялся собственной шутке.

Едва он вошел в ванную комнату, как женщина вновь оделась и вернулась в прихожую. Она открыла входную дверь. В квартиру скользнул водитель машины, который их только что привез. Теперь он совсем не походил на таксиста, каким, собственно, никогда и не был. Когда Соколов в халате, пошатываясь, появился из ванной, водитель и женщина схватили его за руки с обеих сторон.

— Что это? Что здесь происходит? — возмутился незадачливый любовник. — Куда вы меня тащите? Что вам надо? — Он изумленно уставился на шофера. — Ты откуда здесь взялся?

Ответа не последовало. Соколова поволокли в комнату, где уже была открыта дверь на балкон. Женщина оказалась совершенно трезвой, действуя быстро и умело.

— Не надо! Я вам заплачу! Берите что хотите! — кричал Соколов. — У меня есть деньги.

Они выволокли его на балкон. Пьяный, он не мог сопротивляться.

— Помогите, — хотел он крикнуть, но водитель сильно ударил жертву в живот.

От боли Соколов потерял дар речи. Его подхватили под ноги, перевалили через поручень и бросили вниз. Проводив взглядом, женщина спокойно обронила:

— Я же говорила, что умею то, чего ты никогда не пробовал…

Водитель посмотрел вниз на распростершееся на асфальте тело. Было уже поздно, улица опустела, и падение человека никто не заметил.

— Одевайся и уходим.

МОСКВА. БОЛЬШАЯ ТАТАРСКАЯ УЛИЦА

Мельник предусмотрительно посмотрел в глазок. На лестничной площадке стояли две молодые женщины в белых халатах. Одна с чемоданчиком в руках. Обрадованный, он распахнул дверь.

— Как вы быстро добрались! Такие пробки в городе. Хотел из ведомственной поликлиники врача вызвать, но понял, не доберется… Заходите… Когда появляется врач, сразу становится легче.

Женщины вошли.

— Вот видите, а все ругают скорую помощь, — наставительно сказала старшая из них. Спросила: — Что с вами приключилось? Рассказывайте.

— Давление подскочило, — пожаловался Мельник. — У меня теперь частенько скачет, особенно когда понервничаю.

— Ложитесь, — велела старшая. — Посмотрим ваше давление. И сердце нужно послушать.

Мельник послушно улегся на кровать. Врач села на стул рядом, достала тонометр. Завернула ему рукав рубашки, надела манжету, стала работать резиновой грушей.

— Какое у вас нормальное? — спросила она.

— Сто тридцать на семьдесят, — ответил Мельник.

— Сейчас двести на сто двадцать.

— Ого! То-то мне так плохо, — сказал Мельник.

— Что-нибудь принимали?

— Нет, как назло, ничего под рукой не оказалось.

— Сейчас мы вам сделаем укол и посидим с вами минут десять, — предложила врач. И сразу предупредила: — Но если давление не снизится, придется доставить вас в больницу.

— Нет, нет, только не в больницу, — взмолился Мельник. — Я недавно лежал, больше не хочу.

Подошла медсестра со шприцем в руках.

— Переворачивайтесь на живот.

Протерла ваткой и вонзила иглу.

— Здорово вы уколы делаете, — похвалил Мельник. — Я ничего и не заметил. А то есть такие коновалы, потом неделю сесть не можешь. Я в южных странах работал, там эпидемии разные, так что прививок много делали.

Врач внимательно наблюдала за ним:

— Сейчас вам станет легче.

Мельник благодарно кивнул. Вдруг у него перехватило дыхание. Он хотел что-то сказать, но агония была быстрой. Глаза закатились. Лицо окаменело.

Медсестра уже собрала свой чемоданчик.

— Я готова.

Врач, в последний раз посмотрев на тело Мельника, пробормотала:

— Не провожайте, мы сами найдем дорогу.

В лифте они сняли белые халаты. Когда обе женщины вышли из подъезда, подъехала карета скорой помощи.

— Это второй подъезд? — спросил их водитель с усталым лицом. — Квартира тридцать восемь здесь?

Женщины озабоченно переглянулись. Старшая покачала головой и извиняющимся тоном сказала:

— В тридцать восьмой никто не живет. Вас, видимо, разыграли.

И они пошли.

— Спасибо вам, — сказал им вслед водитель «скорой помощи» и нажал на газ. — Бывают же такие сволочи.

МОСКВА. КЛАДБИЩЕ

Когда у них был роман, Шувалов неизменно опаздывал на свидания. Лиза не обижалась и всякое опоздание превращала в шутку. На это свидание опоздать он не мог. Оно было последним. Больше на земле они уже не увидятся.

Ночь Шувалов не спал. Сначала Марина, теперь Лиза. Его любимые женщины умирали одна за другой. Вернее, их убивали. Хорош мужик, не в состоянии защитить своих женщин… Хуже того, навлекает на них смерть…

Когда Шувалов позвонил в институт, ему сказали, что Лиза выбросилась из окна. Сказали: самоубийство, сомнений нет, даже уголовное дело возбуждать не стали… Может, кто-то в эту версию поверил, но только не он. Несчастная Лиза попала в цепочку тех, кого поспешно устраняли, чтобы убрать любых свидетелей событий в спецблоке института. А теперь, получается, и некому рассказать, что там происходило. Он думал, это майор Осадчий подчищает хвосты. Оказалось, кто-то достал и самого Осадчего…

Шувалов открыл бутылку коньяка, налил. Пить не стал. Вспоминал и плакал. Никто его не видел. И незачем ему было скрывать свои чувства. Мобильный телефон он отключил, а городской молчал.

Утром он побрился, принял душ и пешком отправился в церковь. Людей у входа собралось порядочно. Они незримо делились на три разные группы — у каждой свой покойник. Ни одного знакомого лица, и он не мог определить, кто же пришел хоронить Лизу, пока не подъехал длинный черный лимузин и оттуда не вышел генерал Иван Антонович Калганов, заместитель начальника управления нелегальной разведки. Издалека казалось, что он совсем не переменился.

Калганов распахнул дверцу, и из машины вылезла его жена; та же высоко поднятая голова, пышная прическа. Родители при рождении дали ей пышное имя Энгельсина. Не всякий мог без запинки выговорить ее имя-отчество — Энгельсина Феодосьевна. Близкие люди именовали ее просто Ина. Остальным такая фамильярность не дозволялась.

Распоряжавшийся похоронами что-то прошептал генералу на ухо, и тот позвал собравшихся. Довольно много людей разных возрастов последовало за ним внутрь. Шувалов встал в заднем ряду. Возле гроба лицом к нему расположилась чета Калгановых. С другой стороны занял место высокий крупный мужчина с надменным лицом. Видимо, один из мужей Лизы. Какой по счету, равнодушно подумал он. Рядом плакал мальчик лет двенадцати. Ее сын.

Он вдруг подумал, что, сложись судьба иначе, это он бы стоял сейчас у гроба вместе с этим мальчиком. Вернее, с другим. Или с девочкой. Словом, их общим ребенком. А может, у них было бы много детей — он мечтал о большой семье.

Несчастное дитя, оставшееся без матери, безмолвно рыдало. Лизин сын по-мужски сжал рот, но слезы катились по его щекам. Пожилая женщина в меховом манто громким шепотом внушала ему:

— Не плачь. Ты не должен плакать. Подумай о том, что Бог забрал твою мать к себе, потому что Он больше в ней нуждается, чем ты.

Шувалов покачал головой. Зачем лишать мальчишку законного права плакать и горевать? Да еще и ссылаясь на Бога, который забирает у сына мать потому только, что она ему понадобилась? Какие чувства он будет испытывать к такому Богу?.. И самое главное: выходило, что смерть матери — вина мальчика, которому она нужна меньше, чем Всевышнему… Зачем возлагать тяжелый груз на детскую душу? Все это совсем не то, что он должен был услышать в такой день.

Будь это его сын, он сказал бы ему совсем другое. Мать умерла потому, что заболела неизлечимой болезнью, происхождение которой никому не известно. Бог вовсе не хотел отнимать у него мать. Напротив, хотел, чтобы она жила долго и счастливо. Но Он не может вмешиваться в жизнь людей и нарушать законы природы…

Однако Шувалову ничего не пришлось объяснять несчастному сироте, стоявшему у гроба, потому что это не его сын. У них с Лизой не было детей.

Когда служба закончилась, Шувалов вышел на улицу. На душе у него было погано. Мелькнула, правда, удобная мыслишка: считай, тебе повезло, а то был бы сейчас вдовцом. Но он отогнал ее. Зато столько лет они могли быть вместе, не давала покоя другая мысль. Не так мало для счастья, а?

Погода выдалась мерзкая — под настроение. Сильный ветер бросал в лицо капли непрекращавшегося дождя. Весь асфальт был в лужах, и ботинки уже покрылись грязью.

Когда Шувалов свернул на стоянку, из черного «мерседеса» вылез широкоплечий человек в темном плаще. Штатский костюм не мог ввести в заблуждение относительно его профессиональной принадлежности. Он остановил Шувалова:

— Виталий Александрович, на минутку!

Меньше всего на свете Шувалов хотел сейчас с кем-нибудь разговаривать. Он замедлил шаг и мрачно посмотрел на окликнувшего его человека. Тот незаметно для окружающих показал Шувалову удостоверение Федеральной службы охраны.

— Мое начальство, — вполголоса сказал офицер, — просит вас подъехать в Кремль. Дело неотложное. Если сомневаетесь, могу соединить по телефону.

Внутри Шувалова не зародилось даже любопытство. Ему в тот момент было совершенно все равно: кто его зовет, зачем он понадобился власти.

— Я еду на кладбище, — сказал он.

Насчет кладбища и всего прочего человек в плаще был в курсе и нисколько не удивился.

— Не вопрос, Виталий Александрович. Мы отвезем вас, а оттуда уж доставим в Кремль.

Шувалов пожал плечами. Пусть будет так.

До кладбища добрались уже немногие — видимо, только родственники.

На новом участке была непролазная грязь. Все испачкались и торопились со всем покончить. Гроб быстро зарыли. Поставили крест, табличку с фотографией. Когда родственники разошлись, он подошел к могиле. Они с Лизой уже несколько раз расставались, но всегда оставалась надежда. Теперь они прощались навсегда.

Шувалов положил цветы на могилу.

Ему удалось избежать необходимости пожать руку генералу Калганову, чьи губы недовольно скривились, выдавливая:

— Привет.

Энгельсина Феодосьевна протянула ему ладонь царственным жестом:

— Спасибо, что пришли, Виталий.

Лицо у нее было на удивление спокойным, без признаков горя и отчаяния, словно ничего особенного не произошло и она присутствует на рядовом светском мероприятии. Шувалов всегда считал, что у Энгельсины Феодосьевны стальной характер и завидное здоровье. Видимо, по наследству это не передается.

Двое в «мерседесе» терпеливо ожидали его возвращения. Он долго очищал обувь от налипшей грязи, потом, отчаявшись, сел в машину, и та сразу тронулась с места.

— А к кому едем? — равнодушно спросил Шувалов.

— К моему начальству, — любезно объяснил человек в плаще.

Шувалов понял, что расспрашивать бесполезно. Скорее всего, офицер сам не знает. А и знал бы — не сказал. Служба такая.

Пока они ехали в центр, Шувалов вдруг вспомнил девичью фамилию Энгельсины Феодосьевны — Щипачева. Она же сестра заместителя министра обороны. Круг замкнулся. И все стало на свои места.

МОСКВА. КРЕМЛЬ

Кремлевский металлоискатель был чувствительнее тех, что ставят в аэропорту. Пришлось не только выложить связку ключей, часы, авторучку и мелочь, но снять брючный ремень. Сотрудник Федеральной службы охраны меланхолично наблюдал за тем, как Шувалов возвращает ремень на прежнее место, потом повел к лифту.

«Давненько я не ходил под конвоем», — подумал Шувалов. Но это без преувеличения был день сюрпризов. Кремлевский коридор казался бесконечным.

В новой приемной Валерки Лебедева, переведенного в президентский аппарат из Федеральной службы безопасности, было многолюдно. Шувалов заскучал. Человек шесть с одинаково толстыми папками ожидали приема. Они заигрывали с секретаршей, разумеется, свои люди быстрее проникнут за высокую дверь.

Однако Шувалов не успел присесть, как выглянул вальяжный Лебедев, при появлении которого все дружно встали, и сам пригласил его войти. Посетители проводили чужака завистливыми взглядами: кто это такой?

Прикрыв дверь, Лебедев по-свойски сказал:

— Дурак ты, дурак. Если бы сразу сообщил нам об этих ребятах, мы бы их уже допрашивали сейчас. А так одни трупы собираем. Мы же не похоронная команда…

МОСКВА. КВАРТИРА ГЕНЕРАЛА КАЛГАНОВА

Генерал Калганов застрелился под утро, примерно в половине пятого.

Если бы он продержался еще несколько часов, скорее всего, остался бы жить. С рассветом бы к нему вернулись мужество и силы. Но в ноябре светает поздно, а предрассветные часы — самые мучительные для тех, кто не может уснуть. Генерал не дождался рассвета.

Его дом был заполнен призраками. Все его страхи словно материализовались в этих призраках, которые ночь напролет хозяйничали в доме. Только генерал никому о них не рассказывал.

Он не мог заснуть, потому что призраки расхаживали по дому, шумели, не обращая внимания на хозяина, громко переговаривались между собой. Убитые, раненые, искалеченные — все, кого он когда-либо встречал, опять пришли к нему. Прошлое вернулось.

Иногда он вообще не мог заснуть. Уставший мозг отказывался отключиться. Или в лучшем случае ему удавалось задремать под утро, приняв сильное снотворное, которое врач в ведомственной поликлинике согласился выписать только из уважения к высокой должности и заслугам генерала.

Ночью он вспоминал все. Он видел не только фигуры людей, но и слышал звуки выстрелов, треск взорванных и горящих домов, чувствовал запах тлеющих матрасов и свежей крови. Он слышал свист пуль и грохот взрывов. Сны он видел, к счастью, не каждый день, но если уж сон приходил, то обязательно как кровавый кошмар.

В Бога генерал не верил. Друзей — в результате продвижения по служебной лестнице — растерял. Некому было его утешить и разделить с ним горькие часы воспоминаний. Бывали недели, когда он крепко пил, но алкоголь облегчения не приносил, только легкость в теле.

Ребята из окружения министра, которых взорвали в Дамаске, посетили его на той, прошлой, неделе. Министр обороны был весь в крови, потому что осколок угодил ему прямо в затылок.

Следующей ночью в очередном кошмаре он опять побывал в Дамаске. Это были самые жуткие сны. Мертвецы не забывали его и навещали один за другим.

Встав утром, генерал смотрел новости и пил кофе без молока. После завтрака звонил зятю и спрашивал, как дела у внука. Он не напрашивался на сочувствие.

Теперь он должен за все заплатить. Тогда страдали другие. Настала его очередь. Пока дочь была жива, он жил вне той раковины, где скопились его воспоминания. Когда ее похоронили, створки раковины сомкнулись над ним.

Иногда он думал, что ему следует умереть. Странно, что он вообще прожил так долго. Сидит у себя дома на кухне, гуляет, смотрит телевизор, разговаривает с женой, ест, спит. Спит, правда, плохо. Рядом с людьми, которых он обрек на смерть.

Ему хотелось иногда увидеть какой-нибудь приятный сон. Раньше, засыпая, он любил представлять себе любовные сцены. В конце концов, много месяцев он вынужденно проводил без женщин. Да и от Энгельсины радости в постели было маловато. Но и любовные сцены быстро оборачивались кошмарами. Мысли соскальзывали в ту же пропасть.

Занавески он не задергивал, чтобы, проснувшись утром, сразу понять, где находится. В спальне на стене висело купленное дочкой большое зеркало, так что он не чувствовал себя одиноко. Дочка улыбалась ему с фотографии.

Генерал Калганов сам понимал, что на нем часть вины за ее убийство. Шурин отчаянно хотел стать министром. Щипачеву надоело ходить в заместителях. И Энгельсина постоянно подзуживала:

— Если брат станет министром, и ты вверх шагнешь. А то застрял на одном месте. Скоро уж на пенсию… О себе подумай. И обо мне.

Калганов знал, что Хаджи Бакр задумал убить российского министра в Дамаске. И не стал ему мешать…

Но президент Щипачева не назначил. И кое-что выплыло. Они с шурином приняли меры. Ни Осадчий, ни его люди ничего и никому не расскажут. Но где-то в цепочке произошла ошибка. Убили Лизу.

Щипачев немного нервничает, хотя ему обещали, что после курса, пройденного в спецблоке, он будет здоров как бык. Профессор Усманов тоже уговаривал Калганова лечь. Рассказывал чудеса о своей уникальной методике. Все унес с собой в могилу. Но Щипачев тревожится, как бы вся эта история не дошла до президента.

Калганову было все равно. Ему-то чего теперь бояться? Он уже наказан. И хуже этого наказания не придумаешь…

Он застрелился из наградного пистолета, подаренного ему на службе в день присвоения генеральского звания. Это было старое и надежное оружие. Генерал сам чистил и смазывал пистолет и держал его в домашнем сейфе.

МОСКВА. КРЕМЛЬ

Президент нашел время, чтобы принять Шувалова.

Лебедев сам проводил до его первой приемной.

— Проси у него, что хочешь! — посоветовал жарким шепотом. — Он тебе очень благодарен, так что все сейчас можешь получить.

— Знаешь, Валерка, — мечтательно сказал Шувалов, — я в детстве хотел быть Героем Советского Союза.

— Героем? — озадаченно повторил Лебедев.

— Да, чтобы не стоять в очереди в прачечной.

Лебедев неуверенно помотал головой:

— Знаешь, Героя трудно сделать. Особый повод нужен. Разве что закрытым указом…

— Валерка, я пошутил, — сказал Шувалов. — Это же было в детстве. Сейчас в прачечных очередей нет.

Лебедев схватил его за руку:

— Неужели генералом не хочешь быть? В минуту указ подготовим о возвращении тебя на действительную военную службу, и тут же генерала получишь. А это, учти, совсем другая пенсия.

— Я пошел, — сказал Шувалов. — Звони.

Лебедев посмотрел на него как на сумасшедшего.

Когда Шувалов после короткой беседы вышел из главного кабинета страны, ему пришлось вновь проследовать мимо чиновников, которые только что проводили его непонимающими и завистливыми глазами. На сей раз он их не заинтересовал.

По телевидению передавали печальную новость. После тяжелой и продолжительной болезни скончался заместитель министра обороны генерал-полковник орденоносец Щипачев… Сослуживцы покойного глубоко скорбели…

Как же быстро это произошло, подумал Шувалов.

Он прошел мимо прильнувших к телеэкрану чиновников и отправился домой. Он шел по закрытой для других территории древнего Кремля. Как прекрасен Кремль в солнечную погоду! Но одна мысль не давала ему покоя.

В специальном блоке института у выбросившегося из окна профессора Усманова проходили курс оздоровления пятнадцать человек. Шувалов узнал имена пятерых. Все мертвы. Еще десятерых в спецблок привел сам профессор. Если верно предположение о том, что Усманов был связан с халифатом и помогал готовить террористов-самоубийц, то не сложно предположить, кто лежал в его спецблоке и чем они сейчас заняты.

Кто-то ведь молниеносно устранил майора Осадчего и его людей. А ведь не последние были профессионалы и знали, чего им надо остерегаться… Так что не зря Шувалов советовал президенту не лететь в Дамаск.



Загрузка...