— Ой, нет, только не это, — простонала я и уткнулась в плечо Виктору.
— А вот и она! — хищно улыбнулся он.
— Давай пройдем мимо. С доктором все в порядке, зачем трогать ее, у нее дети и не только свои, — заныла я.
— Так вот я тебе скажу, — косо посмотрев не меня, сказал Виктор, — доктора ван Чеха ты не любишь. А мне он, как отец родной.
Он решительно направился к скамейке.
"Сударыня!", — мелькнуло в голове.
— Сударыня, — жестко начал Виктор, — объяснитесь!
Хельга подняла на него страдальческие глаза. Меня поразило сколько боли было в них, сколько раскаяния. "Это опасная игрушка!" — некстати пробасил в голове ван Чех. Хельга молча протянула ему биту, на которой была кровь.
— Я не стала ее оттирать. Зачем? — вяло произнесла она.
— Вы хотели его убить? Но зачем? — спросила я, присаживаясь с ней рядом.
— Все просто, — тихо сказала она, — Сестра не хочет лечиться. Раньше я думала не может, а теперь поняла — не хочет. После нашего с вами разговора, я звонила сестре. Бри не хочет лечиться. Раньше она говорила, что доктор интересный мужчина и все такое. Но теперь она в него влюблена и не хочет выходить из клиники, потому что тогда не сможет его видеть.
— Доктор женат на работе, но я не вижу повода бить его по голове битой?
— Нет, доктора, значит, Бри снова захочет лечиться, снова вернется ко мне и к детям.
Что-то мне очень сильно не нравилось в ее словах.
— Мы вызываем полицию, — решительно сказал Виктор.
— Есть ли смысл? — нерешительно сказала я, — У Хельги дома остались дети.
— Она сильно о детях думала, когда хотела доктора убить?!
— Я не хотела его убивать, — пустила слезу Хельга, — у меня слабые руки, я не смогла бы его убить, я реально смотрю на вещи. Но надо было ему показать и моей сестре, что им скорее надо разлучиться.
Виктор распиливал Хельгу взглядом на атомы, нехорошо играл желваками.
— О детях ты думала, скажи? — прорычал он.
— Да, к черту детей, я из-за сестры сама с ума схожу, — закричала Хельга, чтобы хоть как-то сбить внутреннее напряжение.
— О чем и я, — улыбнулся Виктор.
— Я не думаю, что стоит…
— Брижит, помолчи, — Виктор сделал нетерпеливое движение рукой и достал телефон, набрал номер, вызвал полицию.
Как я разозлилась тогда. Не меньше Виктора, я была удивлена поведением Хельги и возмущена им, но как же можно забирать в кутузку ее полоумную, когда дома дети?
— Есть кому присмотреть за ними? — спросила я.
— Есть, — тихо ответила Хельга.
— Позвоните, пусть за ними будет присмотр, — сказала я.
Хельга тоже позвонила и попросила, какую-то подругу присмотреть за детьми пару недель.
Виктор курил, оперевшись спиной на ствол дерева и согнув одну ногу в колене, низко опустил голову. Я подошла к нему и коснулась плеча.
— Какой-то бред, тебе не кажется? — спросил Виктор.
— Кажется.
— Это же просто идиотизм. То, что она говорит, это бред, — повторил Виктор, глядя в одну точку, — Мне и самому не хочется ее сдавать, но ни одно зло безнаказанным остаться не должно.
— Спорно, — ответила я, прислоняясь спиной к дереву, кора была теплой от солнца, а казалось, что я стою спиной к спине с хорошим другом.
— Может и спорно, я свой срок отмотал, и не скажу, что в самом приятном месте на земле.
Меня посетила некая светлая идея. Я покосилась на солнце, клонившееся к закату. Дышать было тяжело, никакой вечерней прохлады и в помине не было. Тишина. Как хорошо, когда тихо. Почти беззвучно Виктор выпускал бым и что-то приятно напевал, какую-то новую мелодию. Больше никаких звуков. Птицы помирают от жары, и только мы втроем… и бита, сидим тут на жаре и ждем чего-то. Неплохо было бы, чтобы Хельга и меня хорошенько шандарахнула, не пришлось бы разлучаться на практику с доктором. И палаты в отделении хорошие с кондиционером. И вообще, почему ван Чех лежит в реанимации, по одним хитрющим глазам видно, что только голова болит, за жизнь-то он не цепляется. Хотя верно, врач, видно, друг нашему доктору, и знает, что сбежит ван Чех к своим психам и алкоголикам при первой возможности. И потом доктору не привыкать, он сам говорил, что его по башке много раз били. Надо сказать, это заметно, даже больше, чем нужно. Эх, ван Чех, широкая душа, ничего не скрывает только печаль. Сейчас мне мнится, что он веселее, чем в начале практики.
Тишину взрезали сирены. Можно подумать на убийство едут молодчики.
— Сюда, — Виктор махнул рукой, к нам пошли трое людей, один в штатском.
— Оперуполномоченный фон Неркель, — представился некто в штатском.
— Виктор, — он протянул руку, — Я вас вызвал.
— Что у вас произошло.
Виктор кратко изложил суть дела.
— Почему решили, что та дама виновна? — уточнил фон Неркель, рассматривая меня.
— Она сама призналась.
— Это мы с ней еще поговорим. А вы, девушка, кто?
— Мадемуазель дер Сольц, — отрапортовала я, — я — практикантка доктора ван Чеха.
— Он же где-то здесь? С ним можно поговорить? — уточнил уполномоченный, разглядывая Хельгу.
— Не знаю, — пожала плечами я, — Могу проводить вас.
— Позже, — отвлекся фон Неркель.
Он подошел к ней и спросил:
— Кто вы?
— Хельга Лотус дер Готер, моя сестра Британия лежит в этой больнице.
— Вы знали доктора ван Чеха?
— Знала, он лечащий врач моей сестры.
— У вас были причины ненавидеть его?
— Да.
— Какие? — уполномоченный напрягся и впился в Хельгу глазами. Она ответила ему жестким немигающим взглядом, холодных карих глаз.
— Сестра влюблена в доктора, и не хотела лечиться, чтобы быть ближе к нему.
— Она прямо отказывалась?
— Нет, но я чувствую, как она не хочет лечиться. Я попросила ее, чтобы она написала записку доктору, что я хочу встретиться с ним. Бри сделала, как я просила. Доктор пришел, я ударила его битой сзади. Я не хотела его убивать, — поторопилась она, — я просто хотела предупредить сестру и доктора о том, что им не стоит быть вместе, — не очень уверенно ответила она.
— А вы не могли предупредить… словесно, — ухмыльнулся следователь, разглядывая биту.
— Нет.
— Так, — протянул следователь, оборачиваясь ко мне, — Потерпевший, надо к нему.
— Идемте, — я повернула к отделению реанимации. Проходя мимо места, где нашли ван Чеха, я указала на это.
— Посмотрим, — кивнул фон Неркель.
В отделение реанимации нас сначала не пустили, ноя потребовала позвать хотя бы того врача, который принимал ван Чеха, следователь закрепил это какими-то серьезными указаниями и перед нами материализовался злобный доктор, который был еще злее, чем раньше.
— Вы принимали доктора ван Чеха?
— Я.
— Кто привез его?
— Вот эта леди и мужчина. Два санитара еще.
Фон Неркель строчил в блокнотике.
— В каком состоянии был доктор?
— Без сознания. Стабильное среднетяжелое состояние.
— Какие повреждения вы обнаружили?
— Гематома в затылочной части черепа, ссадина, рентген показал сотрясение мозга. Доктора часто привозили к нам с сотрясениями, я не удивлен, что он потерял сознание. Он лежит под моим наблюдением, в сознании, — скучая, отвечал доктор.
— Можно его опросить?
— Можно, — подумав, спросил доктор, — только не все в палату заходите.
Фон Нерхель осмотрел нас:
— Пойдете со мной ты, и ты, — уполномоченный ткнул пальцем в меня и в Хельгу.
Мы проследовали за ним.
Ван Чех сидел в палате и откровенно скучал. Вид скучающего доктора вверг меня в шок. Он сидел на постели, выпятив губы, что-то старательно рвал.
— Брижит, — обрадовался мне ван Чех, — эти изверги не дают мне читать. Я дошел уже до того, что стал сочинять стихи, но они опять же не дают мне их записывать! Ты привела гостей?
— Какой вы наблюдательный! — умилилась я.
— Ай, как не хорошо ты говоришь со старым больным доктором! — театрально откинулся на подушки ван Чех. Никакой ответственности.
— Вы доктор психиатрии Вальдемар Октео ван Чех? — сомневаясь, спросил уполномоченный.
— Да-да, — заинтересовался ван Чех.
— Вы знаете эту женщину? — фон Неркель указал на Хельгу.
— Нет, — едва взглянув, на нее ответил ван Чех, продолжая терзать бумажку.
Меня, как громом поразило, я посмотрела на Хельгу, лицо у нее было бледное, она ыла поражена не меньше меня.
— Леди утверждает, что ее сестра находится у вас на лечении.
— Сестру знаю, леди эту никогда не видел, — торопливо ответил ван Чех, глядя мне в глаза.
Посыл доктора я поняла, ему в голову пришла та же мысль, что и мне под деревом.
— Сейчас я вернусь, и вы подтвердите при свидетелях, что никогда не видели эту женщину.
— Давайте, на чем там поклясться надо? — подняв брови ответил ван Чех. Уполномоченный прочистил горло и вышел.
— Вы понимаете, почему я это делаю? — в упор глядя на Хельгу, спросил ван Чех.
— Нет, — смертельно бледная, трясущаяся отвечала она.
— Так же как и я не понимаю, почему вы огрели меня по голове и за что. Не утомляйте меня подробностями, просто идите с богом и держитесь от меня подальше. Женщина, нанесшая мне такой удар, в следующий раз не будет в моих глазах слабой. Лучше вообще не подходите ко мне, давайте договоримся так?
Хельга слабо кивнула.
— Вот, Брижит, умница, все сразу поняла. Да, девочка?
Я кивнула. В этот момент вернулся уполномоченный с двумя медсестрами.
— Вальдемар Октео ван Чех, вы знаете эту леди?
— Нет, никогда ее не видел. Сестра ее лечится у меня, но эту леди я не видел, — спокойно оглядывая нас всех, мягко пробасил ван Чех.
После всех необходимых подписей фон Неркель вдруг ссутулился и потер лоб рукой.
— Я ничего не понимаю, — бессильно сказал он, — Как такое может быть?
— Может, — радостно изображая дебила, бодро ответила я.
Уполномоченный смерил меня внимательным взглядом.
— На практике я знакомилась с делом Британии Лотус дер Готер, и сестра ее говорила со мной, рассказывала историю сумасшествия своей сестры. Тогда-то она впервые упомянула, что ей, кажется, будто бы сестра влюбилась в доктора. Но я то уже тогда знала, что сестра ее почти неизлечима. У Хельги могли начаться психопатические процессы, они близнецы с Британией. Поэтому, когда мы говорили с Хельгой с самого начала, у нас даже не было других версий. Сами подумайте, сидит на скамейке неподалеку от места преступления с битой окровавленной она. Какие тут версии. Она сама созналась нам. А сейчас я думаю другое.
— Что именно? — хмурился фон Неркель.
— Надо провести ее освидетельствование. Я не могу этого сделать. Попросите другого психиатра, уверено он подтвердит самовнушаемость ее, бредовые идеи. Но мне, кажется, она просто нашла биту рядом с доктором и решила, что это она. Записки-то нет.
— Кстати, о записке, она есть? — обратился уполномоченный к ван Чеху.
— Нет, — доктор скорбно слегка помотал головой.
— И сестра скорее всего не подтвердит, что записку писала.
— Да, не писала она никакой записки, — нервно сказал ван Чех.
— Хорошо. Отпустим, пока до освидетельствования, — причмокнул уполномоченный, — Сегодня уже поздно, я зайду завтра к остальным, — он встал, попрощался и ушел.
— Я пойду? — пискнула Хельга.
— Идите. А ты, Брижит, пока останься, — мягко сказал ван Чех.
"Этот день, закончится сегодня или нет?" — подумала я и вздохнула.