Прежде чем начать рассказ о проекте «Серебряная стрела», необходимо вернуться к самым первым дням набиравшей силу национал-социалистической диктатуры. Событие, произошедшее 11 февраля 1933 года, станет ключевым моментом, далее определявшим взаимоотношения национал-социалистической диктатуры и автомобильной промышленности Германии. В тот день Гитлер в торжественной обстановке открыл в Берлине Международную выставку автомобилей и мотоциклов. По привычке новый рейхсканцлер сделал несколько программных заявлений. Однако в данной ситуации это были не патетические обещания, а перспективная программа, которая мота изменить жизнь многих немцев. Именно 11 февраля 1933 года Гитлер взял курс на «национальную моторизацию». Эта программа подразумевала отмену налогов на автотранспорт, снижение налогов для предприятий, производящих автомобили и мотоциклы, строительство высококлассных шоссейных дорог, государственное содействие гоночному спорту. Это были вполне ясные сигналы, которые позволяли судить о том, что автомобильным концернам в Третьем рейхе будет отводиться очень важная роль, а сам национал-социализм хотел бы стать «диктатурой, дружественной автомобилю». Сразу же стал формироваться «миф об автобанах», которые были построены по приказу фюрера.
Автомобильные концерны оказались чутки к подобного рода сигналам. Чтобы продемонстрировать свою готовность поддержать «национальную моторизацию», Имперский союз немецкой автомобильной индустрии перевел на специальный счет Гитлера 300 тысяч рейхсмарок. Гитлер уже через год пребывания у власти стал активно продвигать идею «Фольксвагена» — «народного автомобиля», то есть транспортного средства, доступного для каждого члена «народного сообщества». Впрочем, Гитлер уже 11 февраля 1933 года решил, кто будет заниматься «народным автомобилем». Сразу же после выставки Гитлеру принесли поздравительную телеграмму от Фердинанда Порше. В ней сообщалось: «Я поздравляю ваше превосходительство с блестящим выступлением на Международной автомобильной выставке. Я как человек, известный созданием множества узлов и конструкций в области немецкого и австрийского самолетостроения, уже более 30 лет веду борьбу за национальные цели. Мне хотелось бы надеяться, что мне и моим сотрудникам будет позволено подарить немецкому народу наши знания и наше мастерство». На это поздравление Гитлер ответил не сразу. Встреча фюрера и Фердинанда Порше состоялась только 10 мая 1933 года. Но, собственно, наша история не о «народном автомобиле».
Один из ведущих немецких гонщиков-испытателей, личный друг Порше Ганс Штук в своих воспоминаниях поведал, что в феврале 1933 года в его кабинете раздался телефонный звонок. К великому удивлению Штука, на проводе оказался Адольф Гитлер. Новый рейхсканцлер, не теряя времени, сразу же заявил: «Герр Штук, надеюсь, вы помните, что еще я в свое время вам обещал, что в случае моего прихода к власти рейху потребуется отличный гоночный автомобиль. Пришло время, чтобы я подтвердил серьезность своих намерений. Мне всегда импонировало, что вы отстаивали интересы Германии. На немецких автомобилях вы показывали прекрасные результаты и в Бразилии, и в Аргентине, чем преувеличивали славу Германии. Я жду от вас ответных предложений. Когда они будут подготовлены, то ожидаю вас у себя в имперской канцелярии».
Решение создать национальный гоночный автомобиль вызвало немалый переполох в немецкой индустрии. Государственную поддержку этого проекта решили одновременно получить и «Даймлер-Бенц», и т. н. «Автомобильный союз».
27 февраля свои усилия решили объединить «Автомобильный союз» и Порше. На переговорах, которые состоялись 7 марта 1933 года, было высказано мнение, что в качестве нового гоночного автомобиля надо будет продвигать одну из моделей «Хорьха». Между тем 10 марта 1933 года глава концерна «Даймлер-Бенц» Киссель прибыл на встречу с консулом Фричем, который, кроме всего прочего, являлся вице-президентом Автомобильного клуба Германии. Фрич при поддержке Имперского министерства путей сообщения смог добиться значительного финансирования проекта гоночного автомобиля, который бы производился именно концерном «Даймлер-Бенц». На стороне «Даймлер-Бенца» оказался также Ганс Штук, который буквально накануне прихода Гитлера к власти ушел из предприятия Фердинанда Порше. 15 марта Вильгельм Киссель обратился с письмом к Гитлеру, в котором просил оказать государственную поддержку программе по разработке серии гоночных автомобилей. Концерн «Даймлер-Бенц» имел лучшие шансы, чем их конкуренты, но тем не менее «Автомобильный союз» и Порше все-таки получили 75 тысяч рейхсмарок на то, чтобы к 1936 году разработали двигатель на 250 лошадиных сил, который был бы рассчитан на 4500 заездов. При этом вес двигателя должен был снизиться с 800 до 750 килограммов. Принципиальным было требование, чтобы автомобиль, оснащенный этим двигателем, должен был развивать скорость не менее 250 километров в час. Однако этот заказ фактически так и не был выполнен, так как «Автомобильный союз» затребовал половину выделяемого финансирования. Ожидаемый двигатель не был разработан даже в 1937 году, что вызвало немалое недовольство у имперских структур. Но Фердинанд Порше был вне подозрений — весь гнев функционеров был выплеснут на «Автомобильный союз». Сам же Порше вполне успешно занимался разработкой «народного автомобиля», что считал личным поручением фюрера.
Между тем глава правления концерна «Даймлер-Бенц» Вильгельм Киссель посетил Берлин. Во время обсуждения проблем, связанных с государственным финансированием работ по разработке «национального гоночного автомобиля», он попросил миллион рейхсмарок. Однако Имперское министерство путей сообщения было готово выделить не более 400 тысяч рейхсмарок. Недовольство со стороны Кисселя усиливалось еще и по причине того, что он был вынужден конкурировать с Порше и «Автомобильным союзом». В одном из писем он язвительно намекал: «Для того чтобы создать гоночный автомобиль, который будет символизировать собой не просто марку машины, но всю немецкую нацию, недостаточно одного талантливого конструктора, для этого потребуются мощь и стремление всех сотрудников концерна, которые обладают немалым опытом».
Тем временем концерн «Даймлер-Бенц» столкнулся с новой бедой — лучший немецкий гонщик Рудольф Караччиола попал в тяжелую аварию. Во время тренировки произошла авария, гонщика выбросило из его автомобиля марки «Альфа-Ромео» на бетонную лестницу. Он остался жив, но в нескольких местах была сломана правая нога. Врачи пытались сделать все, что возможно, но и их возможности были небезграничны. Правая нога легендарного Карачи оказалась короче левой на пять сантиметров. Всю оставшуюся жизнь он ходил сильно прихрамывая — о возвращении в гоночный спорт не могло быть и речи. В итоге «Даймлер-Бенц» не мог использовать для испытания своих проектов лучшего гонщика Германии.
Но, несмотря на эту трагедию, гонка АФУС,[2] которая приобретала статус международной, должна была непременно состояться. В то время как Порше еще только вынашивал свои планы, Мерседес-Бенц получил прекрасный шанс, чтобы показать властителям Третьего рейха свои наработки, которые были сделаны за десятки лет. В гонке принимали участие два гоночных «Мерседеса-SSK». В одном из них находился Манфред фон Браухич, считавшийся едва ли не лучшим немецким гонщиком. Он традиционно облачался в гоночный комбинезон серебристого цвета. Во втором автомобиле должен был стартовать Рудольф Караччиола. Однако после аварии его сменил 44-летний Отто Мерц. Это был опытный швабский гонщик. Однако в силу возраста он уже два года не принимал участия в гонках, но в сложившейся ситуации он был единственным вариантом для замены. При всем том уже на испытательных заездах стали происходить несчастные случаи. Одна из машин на мокром асфальте перевернулась. Погиб гонщик-испытатель.
Однако даже эта трагедия не убедила правление концерна снять со старта второй автомобиль. На карту было поставлено слишком много, а потому можно было рискнуть. Несмотря на то что на гонках не было Гитлера, здесь присутствовали министр пропаганды Геббельс, премьер-министр Пруссии Герман Геринг и принц Август Вильгельм фон Пройссен. Ави, как звали принца его друзья, был четвертым из детей кайзера Вильгельма II. На гонках он появился облаченным в форму оберфюрера СА. Он слыл ярым поклонником Гитлеpa, а потому не считал зазорным вскидывать правую руку и подпевать, когда исполнялся «Хорст Вессель». Так произошло и на этот раз. Гонки открылись шествием знаменосцев, за которым стройными рядами следовало несколько подразделений НСКК — Национал-социалистического моторизированного корпуса. Иностранные гости, присутствовавшие на этих гонках, могли получить первое представление о том, как в только что возникшем Третьем рейхе могли увязываться между собой на первый взгляд такое аполитичное явление, как автомобильные гонки, и ничем не прикрытая политическая пропаганда.
По большому счету гонки АФУС, состоявшиеся весной 1933 года, были первым гоночным спектаклем, проходившим под знаком свастики. Но национал-социалистов ожидало разочарование. Серебристый «Мерседес-SSK», которым управлял фон Браухич, несколько раз останавливался из-за проколов шины. В итоге он занял всего лишь шестое место. Впервые за всю историю гонок АФУС первый приз достался иностранному гонщику! Это был итальянец А. Варзи, который на своем «Бугати» смог развить скорость 206,9 километра в час. Для концерна «Даймлер-Бенц» это могло означать форменный провал. Однако нет худа без добра. Сразу же после этого «позора» Имперское министерство путей сообщения выразило готовность выделить на разработку гоночного «Мерседеса» полмиллиона рейхсмарок. В то же самое время Порше получил на те же самые цели всего лишь 300 тысяч рейхсмарок. А потому поражение на гонках можно было рассматривать лишь как тактическую неудачу, которая в итоге привела к стратегическому успеху.
28 мая 1933 года, то есть буквально несколько дней спустя после того, как национал-социалистическое государство выдало средства на разработку «национального гоночного автомобиля», состоялись состязания на автотреке Нюрбурга («Нюрбург-ринг»), в которых принимали участие, с одной стороны, международная сборная, с другой — элита немецких гонщиков. Несмотря на то что немцы выходили на заезд отнюдь не на «национальных гоночных автомобилях», это не являлось поводом для того, чтобы национал-социалистическая пропаганда не использовала это мероприятие в собственных целях. В одной из газет сообщалось: «Великолепные мотогонки являются блестящей демонстрацией новой Германии, которая достойна и уверенно принимает у себя в гостях иностранцев, что уже само по себе доказывает, что мы готовы помериться силами в мирной борьбе, имеющей своим итогом установление лучшего мирового порядка».
Открытие гонок происходило в четком соответствии с национал-социалистическими ритуалами: в почетном карауле замер штурм СС, непрерывно исполняла бравурные мелодии музыкальная капелла 28-го штандарта СА, повсюду развевались флаги со свастикой. Сами гонки начались с минуты молчания, которой чтился «павший герой национальной революции Лео Шлагетер». Если автогонки еще обладали хотя бы номинальной видимостью аполитичности, то мотоспорт в Германии еще во времена Веймарской республики обладал ярко выраженным националистическим окрасом. Подтверждением этого являлось постоянное присутствие на мотогонках Германа Геринга. Даже став премьер-министром Пруссии, он не отказывал себе в этом удовольствии.
На самом деле национал-социалисты, судорожно начавшие поддерживать гоночный спорт, не были слишком оригинальными. Во многом они ориентировались на итальянские образцы. В самой Италии Энцо Феррари, владелец концерна «Скудериа Феррфи», вступил в фашистскую партию. На этом настаивал лично Муссолини. К началу 30-х годов в Италии по инициативе дуче уже было построено несколько скоростных гоночных трасс, чья общая протяженность составляла приблизительно 500 километров. Одновременно с этим начали строить четырехполосные автобаны (именно эту инициативу у Муссолини несколько позже позаимствовал Гитлер, выдав за свое «изобретение»). За десять лет правления Муссолини в стране увеличилось количество легковых автомобилей — их общее число составило приблизительно 170 тысяч. Муссолини был буквально одержим гонками, он активно поддерживал проекты «Альфа-Ромео» и «Мигана» — предприятия, выпускавшие мотоциклы. В стране ежегодно проходили гонки имени Муссолини, проведение которых курировал лично зять дуче, граф Чиано. Эту моду перенимали и приближенные Муссолини. Итало Бальбо, один из организаторов «марша на Рим», назначенный в 1934 году губернатором Ливии, сразу же организовал гонки «Гран-премио — Триполи».
Итак, пока на сцене не появился «национальный гоночный автомобиль», национал-социалисты предпочитали использовать в качестве плацдарма для развития своих пропагандистских идей мотогонки. Чтобы унифицировать эту сферу деятельности, она была полностью подчинена руководителю Национал-социалистического моторизированного корпуса Адольфу Хюнляйну. Тот уже давно оценил пропагандистский потенциал мотоспорта. Опираясь на итальянские образцы, он дал старт массовой акции «2000 километров по Германии». Начало этого пути должно было находиться в Баден-Бадене. В заезде могли принимать участие автомобили и мотоциклы самых разных марок. Сам путь пролегал по следующему маршруту: Баден-Баден — Штутгарт — Ульм — Аугсбург — Мюнхен — Нюрнберг — Хемниц — Дрезден — Берлин — Магдебург — Брауншвейг — Хаммельн — Кёльн — Манхейм — Баден-Баден. Маршрут заезда образовывал кольцо, которое пролегало по территории всей Германии. Собственно, этот заезд было суждено проехать отнюдь не всем — он сопровождался многочисленными авариями. В авариях побывало 103 из 176 автомобилей и 81 из 212 мотоциклов. Однако сам Хюнляйн оценил итоги заезда как своеобразный триумф: «Они [участники заезда] справились со сверхчеловеческой задачей. В их сердцах и моторах пылает настоящий дух СА, который призывает их к бескорыстной борьбе. Нам нужна эта спортивная молодежь, готовая к тяжким испытаниям, готовая подчинить себе не только машину, но, если потребуется, то и саму немецкую мощь».
Люди, склонные к анализу, уже в 1933 году видели, к чему шло дело. В Германии были запрещены партии, НСДАП установила политическую монополию, но это не мешало большинству немцев поддерживать Гитлера. Хотя бы по этой причине проект «2000 километров по Германии» был поддержан не только партийными функционерами, но и рядовыми автолюбителями, а также заводскими командами. Среди участвовавших в этом странном на первый взгляд пробеге были те, кому судьба уготовила стать гонщиками, ставившими рекорды на «Серебряной стреле» (именно так именовался проект по созданию «национального гоночного автомобиля»).
Принимал участие в автопробеге и Эрнст Хенне. Он родился в 1904 году. И в 1929 году впервые участвовал в гонках. В 1930, 1932,1936 и 1937 годах ему удалось поставить на его БМВ абсолютный мировой рекорд скорости. Вначале это было 216,75 километра в час, что в итоге превратилось в 279,5 километра в час. Этот рекорд смогут побить только в 1951 году. Концерн «Даймлер-Бенц» направил на «2000 километров» своих лучших гонщиков: Августа Момберегра, Германа Принца цу Ляйнингена, Эрнста Гюнтера. Наряду с этими именитыми гонщиками в заезде принимали участие водители, которым еще только предстояло завоевать известность и славу: Эрнст фон Делиус, Рудольф Хассе, Ули Бигальке, Георг Майер.
Как уже говорилось выше, до финиша добрались отнюдь не все автомобили и мотоциклы. Среди них был член «Автосоюза» и ветеран национал-социалистической партии Ёртцен, который ездил на «Хорьхе». К финишу пришла и небольшая DKW,[3] в которой сидел 34-летний непрофессиональный гонщик Пауль Лайнс. Ему еще только предстояло в будущем стать командиром автобригады НСЮС Саксонии. Именно он инициирует строительство близ Дрездена «Великогерманского автотрека», на котором в 1940 году должны были стартовать «Серебряные стрелы». Однако этим планам не будет суждено сбыться — на них поставит крест начавшаяся Вторая мировая война. Пауль Лайнс погибнет в первые же дни «польской кампании».
В заезде принимал участие еще один не менее интересный персонаж. Его звали Рудольф Улехаут. Он считался подающим надежды гонщиком и даже получил специальную лицензию от Автомобильного клуба Германии. Рядом с ним ехал хауптштурмфюрер СС Виктор Брак. Он слыл личным другом Генриха Гиммлера и даже некоторое время был водителем рейхефюрера СС. Но печальную известность он заработал не как гонщик, а как инициатор использования грузовых автомобилей для осуществления программы эвтаназии. На процессе по делу врачей-преступников в Нюрнберге его приговорили к смертной казни. Он был повешен 2 июня 1948 года.
Как видим, гоночный спорт никак нельзя было отделить от политики. И этому всячески способствовал Адольф Хюнляйн. Национал-социалистический моторизированный корпус возник в 1931 году на базе «Мотор-СА». В июне 1933 года Гитлер распорядился, чтобы НСКК был самостоятельной организацией, равной по своему статусу СА. Фактически это стало сигналом для того, чтобы Хюнляйн начал программу унификации, которая предполагала вливание в состав НСКК всех существовавших в Германии гоночных организаций и автомобильных клубов. Имеет смысл сказать несколько слов об Адольфе Хюнляйне. Он не был молод. Он родился в 1881 году. Участник Первой мировой войны, он не принял ноябрьской революции 1918 года. По этой причине он сразу же вступил в добровольческий корпус фон Эппа, который принимал участие в ликвидации Мюнхенской советской республики и подавлении восстаний в Руре. Затем он хотел продолжить службу в рейхсвере. Но 9 ноября 1923 года уже в чине майора принял участие в «пивном путче». Когда мятеж провалился, Хюнляйн на пять месяцев был помещен в тюрьму. Из нее он вышел убежденным сторонником Гитлера. С этого момента Хюнляйн мыслил только как политический солдат. Он сразу же оказался в составе руководства СА. Его можно было назвать идеальным штурмовиком — неразговорчивый, но всегда готовый к действию.
Когда он смог «мобилизовать» в ряды НСКК более 500 тысяч человек, то ему удалось (не без поддержки со стороны автомобильных концернов) создать целую сеть автомобильных школ НСКК. Речь шла не столько о подготовке из немецкой молодежи будущих гонщиков, сколько военных техников. Но все-таки первая из этих школ возникла летом 1933 года именно в Эйфеле, близ трека «Нюрбург-ринг».
Однако доступ в эти школы, собственно, как и в сам гоночный спорт, был ограничен. Национал-социалистическая унификация всех сфер жизни закрыла путь для тех, кто считался «неарийцем». Установление гитлеровской диктатуры, например, положило конец спортивной карьере Лео Штайнвега из Мюнстера. Этот успешный мотогонщик был евреем. Во время майских гонок он отказался вскидывать руку в «германском салюте». Почти сразу же после этого он получил анкету, в которой в том числе содержались вопросы относительно его национальности. Он порвал анкету в клочья и ушел из спорта. Судьба этого гонщика была трагичной. Он оказался в концентрационном лагере, где был расстрелян незадолго до окончания Второй мировой войны.
Но функционеры долгое время не решались ограничивать участие еврейских гонщиков, которые прибывали из заграницы, а потому не представляли интересы Германии. В частности, 23 июля 1939 года в гонках на «Большой Приз Великой Германии» принимал участие Рене Дрейфус, который занял 4-е место. Кроме этого против немцев в гонках не раз выступали такие известные гонщики, как Ги Моль или Ласло Хартман. Некоторым из немецких гонщиков еврейского происхождения удалось только после войны вернуться в гоночный спорт. После окончания Второй мировой войны в ФРГ начался необычный судебный процесс. Бывший гонщик-испытатель концерна «Даймлер-Бенц» Адольф Розснбергер пытался доказать, что ему принадлежало несколько рекордов. Он привел показания нескольких свидетелей, которые заверяли, что осенью 1933 года на «Нюрбург-ринге» в тестовых заездах на «Серебряной стреле» принимал участие не только Ганс Штук. Причем во время заездов, в которых принимал участие Розенбергер, он проехал дистанцию на 2 секунды быстрее, нежели Штук. Тогда он мог заработать 100 тысяч рейхсмарок. Однако был отстранен от проекта «Серебряная стрела» по причине своего еврейского происхождения. В сентябре 1935 года он был арестован и направлен в концентрационный лагерь. Фердинанд Порше утверждал, что именно он смог добиться освобождения гонщика-испытателя, но он не смог предоставить доказательств. В итоге суд решил, что концерн «Порше» должен был выплатить Розенбергеру 200 тысяч марок и предоставить легковой автомобиль «Фольксваген», обустроенный по последнему слову техники.
В 1964 году в ГДР вышли воспоминания бывшего гонщика, а затем восточногерманского спортивного функционера Манфреда фон Браухича. Они назывались «Без борьбы нет победы». В своих мемуарах он утверждал, что всегда презирал национал-социалистов и Гитлера. Впрочем, о некоторых фактах из своей биографии он предпочел «забыть». Например, 15 февраля 1936 года на открытии 4-й Международной выставки автомобилей и мотоциклов он лично вручил Гитлеру в руки поздравительный адрес. Опять же несколько иного взгляда на проблему придерживался Рене Дрейфус. Он был на гонках в США, когда Франция капитулировала под решительным натиском немецких войск. Гонщик решил не возвращаться на родину через нейтральные страны. Так вот Дрейфус полагал, что фон Браухич весьма вольготно чувствовал себя в Третьем рейхе и, более того, до конца жизни оставался «тайным нацистом».
Факт остается фактом. Манфред фон Браухич в феврале 1936 года не только вручил поздравительный адрес, но по радио признался в любви к режиму. Тогда он заявил на всю Германию: «Мой фюрер, от лица всех немецких гонщиков я сердечно благодарю вас за то, что вы сделали для нас. То, что в последнее время немецкие гоночные автомобили бьют мировые рекорды, а немецкие гонщики считаются лучшими в мире, является вашей личной заслугой и заслугой немецкой индустрии, являющейся вашим детищем. Вы заложили фундамент для наших потрясающих успехов. Вы пробудили интерес немецкого народа к автомобилю, чем дали толчок к развитию гоночного спорта. Вы вернули нам веру в великое будущее Германии. Все это позволяет нам побеждать и идти вперед».
Однако подобного рода заявления не всегда делаются от чистого сердца. Проблема заключалась в том, что буквально накануне открытия выставки Манфред фон Браухич оказался втянутым в громкий скандал. Он, находясь в гостинице вместе с подвыпившими приятелями, позволил себе недвусмысленные намеки в адрес проходившей мимо женщины. На его несчастье, указанная особа оказалась женой Имперского руководителя молодежи Бальдура фон Шираха и дочерью «придворного фотографа фюрера» Генриха Хоффмана. Генриетта отвесила гонщику пощечину, после чего пожаловалась супругу. Тот в приступе гнева избил гонщика. В ответ гонщик вызвал шефа гитлерюгенда на дуэль. Фон Ширах отказался от вызова, но в то же самое время обратился к дяде Манфреда, к генералу Вальтеру фон Браухичу, который предвкушал свое главное назначение в жизни: он ожидал звания генерала-фельдмаршала и назначения на пост командующего сухопутными войсками. Скандал начал выходить из-под контроля. Его удалось с трудом замять. Не исключено, что именно для этого потребовались столь напыщенные признания в любви к национал-социалистическому режиму.
При некоторых обстоятельствах этот конфликт мог поставить крест на карьере Манфреда фон Браухича. В концерне «Даймлер-Бенц» были серьезно озабочены его поведением. Но все-таки решили, что фигурой равнозначной по популярности фон Браухичу, был только Ганс Штук, а он вновь работал на конкурентов. Ганс Штук был немецкой легендой и вел себя как живая легенда. Он даже выдумал себе дату рождения. Везде он утверждал, что являлся ровесником века, то есть родился в 1900 году. На самом деле он родился либо в 1895-м, либо в 1896 году. Подобные приписки оправдывались еще и тем, что автоконцерны предпочитали, чтобы их интересы представляли молодые гонщики. Подобный подлог можно выявить очень легко — достаточно было посмотреть на его официальную биографию. В ней говорилось, что в годы Первой мировой войны он служил в артиллерийском полку, где пригодились его знания по алгебре. Один этот факт указывал на то, что Ганс Штук никак не мог появиться на свет в 1900 году.
Когда национал-социалисты пришли к власти, ему шел четвертый десяток. Ганс Штук умело воспользовался личными связями, в том числе знакомством с Гитлером. Подобными навыками политического маневра молодой Манфред фон Браухич никак похвастаться не мог. Казалось бы, судьба благоволила к Штуку. 15 июля 1934 года он завоевал «Большой Приз» на «Нюрбург-ринге». Это был первый триумф «национального гоночного автомобиля». Вдвойне было показательным, что это был триумф Порше и «Автосоюза», а не концерна «Даймлер-Бенц». Изнурительная гонка длилась почти пять часов. Но даже после этого Ганс Штук нашел в себе силы, чтобы радостно позировать у своего серебристого автомобиля. Собираясь всеми силами, он произнес в кинокамеру: «Я несказанно рад, что немецкое автомобилестроение и немецкий гонщик завоевали «Большой Приз». Я благодарю фюрера за его поддержку». После этого он повернулся к трибуне и провозгласил «Хайль фюрер!». Трибуны ответили ему дружным «Хайль!»
Но и над головой Штука стали сгущаться тучи. Его вторая жена, Паула, известная теннисистка и спортивный журналист, имела еврейские корни. Неизвестные написали как-то на покрытии автотрека: «Ганс Штук — еврейский прихвостень». После этого гонщик несколько дней не садился за руль автомобиля. Не исключено, что подобные выходки мог спровоцировать Адольф Хюнляйн. Но трек не был исключением, оскорбительные надписи с заведомой регулярностью появлялись в цехах завода. В этих условиях Ганс Штук старался как можно чаще встречаться с Герингом и Геббельсом, охотно принимал поздравления от партийных функционеров.
Великий немецкий социолог Вернер Зомбарт, описывая современный ему капитализм, отмечал: «Скорость какого-нибудь события, кем-нибудь предпринятого, интересует современного человека почти так же, как и массовый характер. Ехать в автомобиле «со скоростью 100 километров» — это именно и представляется с современной точки зрения высшим идеалом. И кто сам не может двигаться вперед с быстротою птицы, тот радуется читаемым им цифрам о какой-нибудь где-нибудь достигнутой скорости; так, например, что скорый поезд между Берлином и Гамбургом снова сократил время своего переезда на десять минут; что новейший гигантский пароход прибыл в Нью-Йорк на три часа раньше; что теперь письма получаются уже в половине 8-го вместо 8-ми; что газета смогла принести (может быть, ложное) известие о войне уже в 5 часов пополудни, тогда как ее конкурентка вышла с ним только в 6, — все это интересует странных людей наших дней, всему этому они придают большое значение. Они создали также своеобразное понятие, чтобы запечатлеть в своей душе и своей памяти быстрейшие в каждом данном случае действия в качестве высших ценностей; это понятие, также находящее себе примените в сравнении количеств, которому действительность вполне соответствует лишь тогда, когда в одном действии соединяются и величина, и скорость: понятие рекорда. Вся мания величины и вся мания скорости нашего времени находят себе выражение в этом понятии рекорда. И я не считаю невероятным, что историк, который должен будет через пару столетий изобразить наше время, в котором мы ныне живем, озаглавит этот отдел своего труда: «Век рекорда».
Еще до прихода к власти национал-социалисты критиковали «капиталистическое» увлечение рекордами, но с установлением собственной диктатуры они предпочли забыть про эту критику. Проект «Серебряная стрела» был изначально ориентирован не на то, чтобы создать «национальный гоночный автомобиль», а на то, чтобы создать машину, которая будет неизменно ставить мировые рекорды.
И это было задачей государственного уровня. Уже с середины 30-х годов в Имперском министерстве авиации с соблюдением предельной секретности велись разработки специального двигателя DB 601. Если бы этот двигатель был установлен на автомобиль, то можно было бы без проблем побить абсолютный рекорд скорости (не путать с гоночными рекордами). Он был поставлен на прямой трассе 3 сентября 1935 года англичанином Дональдом Кэмпбелом на автомобиле «Блю Бирд». Поставив на машину авиационный двигатель, англичанину удалось разогнаться до скорости 484,6 километра в час. Желание во что бы то ни стало превысить эту скорость стало настоящей манией немецких автомобильных инженеров. Впрочем, весь Третий рейх был одержим мегаломанией. Самая большая скорость, самый большой стадион, самый большой мост и т. д. Впрочем, «Серебряная стрела» не была самым претенциозным проектом. Самым значительным проектом в области спорта стала Берлинская Олимпиада.