Глава 12


— Этот закон давно известен — неинтересен мир без песен, но если даже дождь идет с утра — надо чтоб люди точно знали, нет оснований для печали, завтра все будет лучше чем вчера — мурлыкал я по пути в умывальную, перекинув белое, вафельное полотенце через плечо, ненавязчивая простая мелодия звучала в голове. Хорошее настроение переполняло меня, заставляя подпрыгивать и пританцовывать по пути. В коридоре навстречу попалась Эйка-сан, в футболке со своим «Burn corpo shit!» и зубной щеткой, торчащей изо рта так, словно это была сигара Уинстона Черчилля или трубка Шерлока Холмса, увидев меня она сделала круглые глаза и шарахнулась в сторону.

Но во мне было слишком много счастья, чтобы просто пройти мимо, и я подхватил ее в объятья и закружил на месте в танце.

— Проснись и пой, проснись и пой, попробуй в жизни хоть раз… — пропел я ей на ухо: — Доброе утро, о Эйка-сама, Великая и Ужасная, Многомудрый Сенпай над нами всеми! Как прошла ночь?

— Отпусти! — Эйка вырывается из моих рук и недовольно пыхтит: — ладно моя ночь — у тебя я смотрю все прошло великолепно, а? А меня так никто и не позвал! И Дездемону тоже! Частная вечеринка, а? Рылом не вышли?

— Погоди. Эйка, я ж… это… ну… у нас там довольно интимно все было и…

— Да знаю я, чем вы там занимались! И в душевой, и у тебя в комнате! Могли бы и позвать!

— И ты бы пришла?! — поражаюсь я моральной неустойчивости отдельных членов нашего коллектива.

— Ээ… не факт, но позвать-то можно было! И Дездемону тоже — она в конце концов тоже девушка, хоть и лысая. — тут же переводит разговор в плоскость «Дискриминации на почве сексизма» Эйка и упирает руки в бока: — не гляди, что я маленькая! У меня знаешь опыта сколько! Э… ну конечно у Кимико побольше будет… и… эй! Что это за глупая улыбка?!

— Извини! — каюсь я. Замечание про Кимико тут же заставило всплыть в голове изображения самых счастливых моментов прошлой ночи и конечно же нелепая улыбка сама собой выплыла на поверхность. Как там в песне по тексту дальше — а между все так же мир хорош.

— О. Вы уже с утра друг на друга орете — меланхолично замечает Дездемона, выглядывая из двери умывальной: — полны энергии на новый рабочий день, а? Я вот всю ночь не спала… потому что кто-то в соседней комнате всю ночь непотребствами занимался… кто бы это был?

— Без понятия — тут же сдаю позицию я. Не был, не замечен, не виноват, не участвовал, не привлекался. Характер скверный, не женат.

— А девочки где? Живые хоть? — у Дездемоны в уголках рта появляется улыбка: — а то судя по звукам там всю ночь кто-то кого-то пытал. Так… с пристрастием.

— Меня там пытали — честно отвечаю я: — пока силы были. Потом в угол бросили и забыли… потом Сору пытали. Все вместе. И Юрико.

— Хм… — поднимает глаза к потолку Дездемона: — вот ты и превратил десятый сезон телевизионного шоу в бардак, Кента-кун. Тебе осталось только нас с Эйкой соблазнить и Нобуо-куна трахнуть.

— Ты чего?! — возмущается Эйка: — ты… прекращай!

— А что? — не понимает Дездемона: — а вдруг и он тоже девочка? А даже если и нет — разве можно отказывать в толике любви человеку только на том основании, что это мальчик? Кента-кун не такой. Кента-кун он если решит кого-то полюбить — так полюбит обязательно. Догонит и полюбит.

— А что? — в глаза у Эйки что-то загорается: — всегда хотела на яой поглядеть! А ты верхний или нижний, Кента-кун? Уке или наге?

— Я человек консервативный и вообще пуританин. Мне вся эта ваша суета вокруг секса непонятна — поясняю я свою утреннюю позицию Эйке: — я за духовный рост, а не все эти ваши «переплетения ногами» и «нефритовые жезлы». Подумываю в монастырь пойти и замаливать свои грехи на старости лет.

— И я тебя понимаю — сочувственно кивает Дездемона: — после вчерашнего мне бы тоже хотелось в монастырь… на парочку часов. Вот отдохнешь, позавтракаешь и вперед! Говорят, ты и Шику-сан в душевой зажал? И когда ты все успеваешь…

— Клевета — отрицаю я: — слухи, домыслы и наветы. Вот про тебя тоже много чего говорят, а ты человек высокоморальный и вообще хорошая девушка…

— Ой, не доверяла бы я твоему мнению, Кента-кун…, впрочем, у тебя есть возможность узнать меня получше — шоу только началось, у нас завтра голосование. Чует мое сердце, что ты останешься с нами надолго. Кстати — ты слышал? На голосование лидеры прошлогоднего шоу приедут! Понятно, что тебя интересует только Бьянка! Говорят, что она прервала съемки своего фильма «Лазурная Лагуна Три» и даже перенесла помолвку со своим китайским миллиардером. — Дездемона вытирает лицо и голову белым полотенцем. Когда ты лысый под бритву — у тебя появляется уникальная возможность помыть с утра и лицо и голову… и протереть все одним полотенцем.

— Лично я никогда не понимала всего этого ажиотажа вокруг Бьянки. На мой взгляд не такая уж она и красивая… и даже вульгарная немного. И вообще … легкомысленная девушка. Ой, то есть, я за Кимико ничего сказать не хочу, она зарабатывает на жизнь, но эта Бьянка… — качает головой Эйка.

— Здесь мы никого не осуждаем — мягко укоряю я Эйку словами своей мамы: — здесь у нас безопасная зона. Вот тебе, например, нравится яой — и никто тебя здесь не осудит.

— Надо Мико в мальчика снова переодеть! — загорается идеей Дездемона: — а где она, кстати? Я ее весь день не видела…

— Да, точно. — припоминаю, что не видел ее ни на первом поединке, ни на втором. Хм. Надеюсь с ней все хорошо. Она сейчас живет вместе с Кимико, а Кимико вместе с Сорой и Юрико — ночевали у меня в комнате. Ночью у меня состоялся серьезный разговор с Юрико.



— Ты не спишь? — спрашивает меня Юрико, приподнимаюсь на локте, одеяло спадает с округлого, гладкого плеча, обнажая ее выпуклые, скульптурные формы. Всегда думал, что девушка, которая носит ципао и владеет цзянем — прямым китайским мечом — просто обязана быть немного плоской. Сложно все эти выкрутасы выделывать с такими формами… но поди ты. Формы у Юрико впечатляющие. Полные, как спелые плоды, тяжело свисающие с ветки дерева… и это явно не персики, хотя еще и не дыни.

— Нет. — отвечаю я, повернув к ней голову. Оглядываюсь по сторонам. Сора спит в объятиях у Кимико, напереживалась она за день. Кимико тоже стресса выхватила, но свою позицию «don’t war — make love» — она утвердила. Убедительно так. Прямо-таки обряд инициации у нее вышел. То ли интуитивно она нашла такую форму, то ли продумала все, да только теперь они с Сорой не разлей вода подружки, причем первую скрипку в их отношениях отныне будет Кимико играть. Нет, снаружи все будет, как и прежде — Сора будет распоряжаться и командовать, выражать свое мнение и отстаивать свои принципы, но внутренняя динамика их отношений теперь очень сильно зависит от Кимико. Обе наши воительницы спят крепким сном, а Сора так даже посапывает во сне, закинув свою ногу на бедро Кимико. Зрелище, надо признать волнующее — с точки зрения эстетической. Наверняка еще и сексуальное — с точки зрения сексуальной, вот только прямо сейчас мне никакого секса уже не хочется. Но вот любоваться красотой момента мне никогда не надоест. Потому я тоже привстаю на кровати — мы сдвинули обе двуспальные койки и устроили внизу подобие двуспальной кровати с балдахином. Когда привстаешь на локте — лучше видно. Светит ночник и мягкие полутени-полусвет лежат на изгибах ноги Соры. Сильная нога, красивая нога, витые мышцы, гладкая кожа, спелые виноградины пальчиков на розовой ступне. Отсюда мне даже видны багровые рубцы на попе у Кимико, ее боевые отметины. Как хорошо, что все закончилось хорошо, думаю я, Миямото Мусаси и представить себе такого исхода не мог. Приятно думать, что хоть где-то мы превзошли старого мастера.

— Я хотела задать тебе вопрос — говорит Юрико и ее голос звучит глухо и непривычно серьезно. Я уже привык что она редко говорит серьезно, что она шутит, преувеличивает, смеется, источает сарказм — все что угодно, но вот так, серьезно… я уж и не помню, когда она ко мне обращалась так.

— Задавай — разрешаю я. В голове звенящая пустота и сопротивляться всей этой психотерапии со стороны очаровательной и обнаженной девушки в своей постели — абсолютно нету сил. О чем она хочет спросить? Люблю ли я ее? Конечно люблю. Люблю ли я остальных девушек? Тоже люблю. Как я это все совмещаю? Или — а будут ли у нас оргии? Или — кто будет любимой женой?

— Чего ты хочешь, Кента-кун? — задает свой вопрос Юрико. Ага, неожиданный вопрос. Но что она хочет услышать? Не знаю.

— Я хочу жить и помогать людям вокруг меня. Осознавать себя, освобождаться от давления и страха. Жить полной жизнью. Наверное, так. Вообще, если мыслить более конкретно, то я бы хотел домик у озера. Море слишком… большое и все эти цунами… нет, пусть будет озеро. Большой дом, где я бы жил в покое и благоденствии со своей женой… или женами. Пил чай и любовался водяной гладью. А вечерами ко мне приходили бы мои ученики и я бы выслушивал их, оглаживая свою седую бороду, и дом наполнялся бы смехом и хорошим настроением. И чтобы кто-то очень мудрый сказал про меня «Он не заслужил Свет, он заслужил покой». — говорю я и у меня перед глазами встает деревянная веранда с отполированными досками пола, небольшой столик и чайный набор на нем. Склонившаяся Сора, которая наливает мне чай и гости из далеких краев — вот и Томоко со своим мужем и детьми, Наоми со своей докторской степенью и близкой подругой, Шизука в темном и с сертификатом «лучшего ассасина школы Горного Старца», Натсуми с Мико и почему-то их дети… легкая улыбка, которая трогает мои губы, и я почему-то очень стар, а они — все еще молоды…

— Я не об этом — раздается глухой голос Юрико, возвращая меня в реальность: — я про… смотри, ты фактически создаешь культ. Сперва — слухи, потом — легенды. Они развиваются сами по себе, уже не надо их распространять или создавать. Если все продолжится в таком же ключе — скоро у тебя не будет отбоя от девушек и рекламных контрактов. Но чего хочешь именно ты?

— Не понял вопроса — говорю я: — я же сказал и …

— Нет — мотает головой Юрико: — нет, я не об этом. Я уже была в такой ситуации, Кента-кун. С самого начала он хотел хорошего. Он считал, что государство просто-напросто присвоило себе монополию на производство денег и хотел дать людям альтернативу в виде «Божественных Денег», он хотел дать людям свободу, дать им возможность самим выбирать между валютами, самим создавать ценности… но потом это превратилось в… — она вздыхает: — в то, что получилось в итоге.

— Ты про… — я не заканчиваю фразу. Ну да, я идиот. Конечно она про своего отца и его финансовую пирамиду. Японцы — везде японцы и там, где у обычных людей просто финансовая пирамида с обещаниями гигантских прибылей и поощрения привлечения в пирамиду своих знакомых — там у японцев — культ. Самый настоящий религиозный культ, да. С идеологией, строгими правилами, наказаниями для оступившихся, иерархией и прочими прелестями. Будете смеяться, но таких вот культов в Стране Восходящего Солнца — великое множество. У многих есть потребность заполнить пустоту в душе… вот и вырастаю такие культы как грибы после дождя. Просто работать до кароши, всей этой смерти на рабочем месте — недостаточно для души. Деньги и карьера — этого маловато для человека, а идеологии здесь маловато. Японцы всегда были материалистами, и к религиям относились с долей скепсиса, без фанатизма. Религию им заменяло бусидо… а когда бусидо стало неактуальным — вот и возникла сосущая пустота на это месте.

Понятно, о чем она. Возвращаясь к товарищу Летучая Мышъ — большая сила — это большая ответственность. Вот только на самом деле это не так. Тут речь идет скорее о сознательности, о разумности и адекватности, а не о силе. Сильный — не всегда значит ответственный. И наоборот.

И конечно же Юрико уже была свидетелем «бронзовения» одного лидера религиозного культа — ее отца. Чего только термин «Божественные Деньги» стоят.

— Я понял, о чем ты — уверяю ее я. Интересно, думаю я, сжимает ли она сейчас под одеялом острый клинок, как героиня французских романов, чтобы при неверном ответе — покончить со мной, предотвратив все это в зародыше? Способна ли Юрико на такое? Учитывая, через что она прошла — вполне может оказаться способной и не на такое. Особенно, если примет на себя ответственность за всю эту шуточку с «Даром Любви». Как там батько говаривал — «я тебе породил, я тебя и убью». Сейчас надо осторожно, потому что вопрос серьезный и ответ должен быть таким же. И я рискую сейчас потерять не только партнера и союзника, но и друга.

— Я не хочу быть религиозным лидером — говорю я: — если уж про это зашла речь, то скорее — духовным.

— А какая разница? — моргает Юрико. Я не вижу ее правую руку, она скрыта под одеялом. Но не может же она как Шизука — с собой везде лезвие таскать? В отличие от Шизуки — Юрико обучена пользоваться клинком и это она меня поучить может.

— Какая разница… — у меня в памяти встает жаркий летний день и прохладная тень в доме у Басира. Мы сидим полукругом, я и Санька Иванов, паренек из третьей роты, не помню его имени и переводчик, Насиб-паша. Сидим и наслаждаемся чаем, неспешно ведем беседу, пережидая палящее солнце за беседой о теологии и разнице между религией и духовностью. В какой-то момент Басим качает головой и говорит что мы, шурави — не поймем. И что он нам покажет. И он зовет Шарифа, этого угрюмого здоровяка со своим неразлучным автоматом югославской сборки, зовет и говорит — не приказывает, не давит голосом, а просто говорит — достань гранату.

Шариф — молча достает гранату и сжимает ее в кулаке. Мы — спокойно смотрим на это. Ну, граната и граната. Обычная Ф-1, с рубчатым корпусом, зеленая, такие вот зовут «лимонками», непонятно почему. На английском их кличут pineapple — ананас, что ближе к истине, все-таки рубчатый корпус лимон не напоминает никак.

— Вынь кольцо — говорит Басим и вот тут Санька напрягается. Напрягается и паренек из третьей роты. Напрягается даже переводчик. Я — не напрягаюсь. В конце концов Басим не производит впечатления отморозка или человека, который вдруг решил с собой покончить. У нас тут теологический диспут и граната — всего лишь аргумент. Хотя весомый аргумент, должен признать.

Шариф — вынимает кольцо, все еще прижимая чеку своими коричневыми, заскорузлыми пальцами. Сейчас — достаточно разжать эти пальцы и через три секунды — грохнет взрыв. В ограниченном пространстве глинобитного дома это означает верную смерть или тяжелые увечья. Взрыв вообще штуковина непонятная — видел я и парней, которых осколком достало едва ли на двадцати-тридцати метрах, а иные и вплотную выживали, и продолжали бой. Но в любом случае, взрыв Ф-1 в тесном помещении не сулит ничего приятного. Теперь — напрягаюсь и я. До сих пор угроза была умозрительной, но теперь… Любой напряжется в такой ситуации, ведь достаточно случайности, достаточно ему разжать пальцы…

— Разожми пальцы — говорит Басим и Шариф не колеблясь ни секунды — разжимает пальцы. В воздух металлической рыбкой — отлетает чека и едва слышный хлопок детонатора извещает нас о том, что жить нам всем осталось три секунды. Время течет очень-очень медленно, а у меня в голове мелькают мысли. Первая — что надо вскочить, выхватить у этого придурка из рук гранату и выбросить в окно, благо тут стекол нет, а внизу под домом — овраг. Вторая — что я не успею, что за час посиделок в такой позе ноги у меня затекли и я сейчас пока на ноги поднимусь — три секунды пройдет, а ему достаточно руку в сторону отвести. Еще мысль — о том, что может быть надо сбить его с ног и закрыть телом гранату, но я понимаю что уже не успеваю. И жалость — к себе. О том, что так глупо умер. Умер от того, что Басиму захотелось поставить точку в диалоге, а его телохранитель, тупой как баран Шариф — послушался его и убил нас всех. Жалко, что так мало девчонок увидел в своей жизни, что еще так молод и что …

— Брось за окно — говорит Басим и Шариф, размахнувшись — кидает гранату в окно, туда, где овраг. Буквально спустя секунду — гремит взрыв.

— Ступай — машет рукой Басим и его верный телохранитель топает к выходу. Мы — я, Санька Иванов, паренек из третьей роты и переводчик — сидим как оглушенные, переживая. Наконец — Санька Иванов откашливается.

— И… что это было? — спрашивает он: — зачем?

— Вот смотри — говорит Басим: — я религиозный гуру общины и он не задает вопросов. Если бы я сказал бросить гранату под ноги — он бы так и сделал. Потому что он — повинуется. Не задает вопросов, не думает. Он делает то, что ему сказали. Но я хотел бы быть — духовным гуру. А духовный гуру — это научить его жить так, чтобы никто на свете никогда не смог бы сказать ему «разожми пальцы». Чтобы он научился жить своей головой.

И мы — я, Санька Иванов, переводчик Насиб-паша и тот паренек из третьей роты, который где-то через неделю после этого случая подорвался на мине — молчим и смотрим в окно, за которым поднимается вверх клуб пыли. Тогда я не понял. Понимание пришло ко мне намного позже.

— Чем отличается религиозный культ от духовного проводника? Давай я попробую объяснить — говорю я, и Юрико ослабляет хватку… что бы она там под одеялом ни держала. Остаток ночи мы так и проговорили, а потом она заснула.


— Знаете, что — а пойду-ка я проведаю Мико — говорю я, но Эйка загораживает мне дорогу, встав на моем пути и растопырив руки в разные стороны. Она мелкая и в ее исполнении это выглядит комично. Такой вот Гендальф на пути Балрога — ты не пройдешь!

— Не, вот чего я тебе не дам — так это с утра в девичью спальню вламываться — говорит она: — ты и так… вон какой довольный! Я сама ее проведаю сейчас.

— Точно! — поддакивает Дездемона, оказываясь возле нас и протирая свою макушку полотенцем: — пойдем глянем как она там, а то этому если доверить… или его с собой позовём?

— Ты мне мораль в коллективе не подрывай, ее и так у нас немного осталось! — грозит пальчиком Эйка: — все, мы пошли! А ты вон, иди умывайся, как раз Нобуо туда зашел, займись полезным делом, воспитай его как следует.

— Ага, понятно — киваю я. На самом деле ничего против того, чтобы девочки проведали Мико я не имею, наоборот хорошо. Немного обидно, что теперь меня тут за ту самую помесь овчарки с кроликом держат, которая не только догоняет нарушителя, но и… наказывает его. Но тут уж, как говорится, сперва ты работаешь на репутацию, а потом репутация работает на тебя. Уж что заслужил, то заслужил. Кента-кролик.


Загрузка...