Новая Инквизиция IV

Глава 12

— Пальцы только не напрягайте, — сдержано посоветовал я, бесстрастно взирая снизу вверх на вооруженных служащих, — а то еще пальнете ненароком.

— И чего это ты такой спокойный, Юрий? — полушепотом осведомился Шурин, восседающий подчеркнуто неподвижно, чтоб не спровоцировать стражей порядка.

— Потому что паника не решила еще ни одной моей проблемы — все тем же ровным тоном ответил я.

— Тихо! — прервал нашу беседу окрик старшего патрульного. — Прекратили разговоры!

— Так а что ты предлагаешь? — иронично заглянул я в тонированную линзу его противогаза. — Просто посидеть и помолчать? У вас других дел нет?

— Э-э-э… — растерялся боец, отчаянно ища поддержки у своих товарищей. Ситуация была явно нештатная, а потому он не знал, как себя вести. — Вы должны строго следовать моим указаниям! В противном случае, будет открыт огонь!

— Да это понятно, — насмешливо фыркнул я, — только ты ж не говоришь, что делать.

— Э-м-м… ну… для начала молчать и не двигаться!

— Как скажешь! А дальше что? Арестуешь меня до выяснения? Вызовешь группу задержания? Сообщишь «черным кокардам?»

— Кхм… ну, да, пожалуй… — озадаченно протянул патрульный.

— А может я просто покажу вам документы? Думаю, в этом случае большинство вопросов отпадет само собой.

Боец нерешительно оглянулся на своих напарников, а затем утвердительно кивнул. Тогда я медленно встал из-за стола, держа раскрытые ладони на виду, а потом двумя пальцами извлек из кармана джинсов бордово-черное удостоверение ГУБИ. Шурин и Варяг, следуя моему примеру, тоже достали корочки и раскрыли перед служащими.

— Ох, ё… так вы… блин…

Старший патрульный опустил «Всполох» и схватился за голову. Хоть в документах ни полусловом не говорилось о том, что мы из боевого подразделения, но он, похоже, оказался догадливым парнем. Солдат быстро смекнул, кемименно могут быть подозрительные здоровяки, на которых так странно реагирует служебная собака.

— Вам не нужны проблемы, да и нам тоже, — осторожно намекнул я на возможную ответственность за нарушение инквизиторского инкогнито. — Поэтому, может, просто разойдемся и никому не станем рассказывать о том, что мы вообще встречались?

— Хм, ну да… Не возражаю.

— Ну тогда, поменьше дыма на дежурстве, парни. Берегите себя.

Торопливо распрощавшись, патрульные вместе с кинологом и все еще дрожащим псом свалили в закат. А я и пара ликвидаторов вернулись за столик, да продолжили прерванное обсуждение. И если Варяг, который Александр, произошедшее воспринял без особо волнения, то Шурин еще долго недоверчиво косился в мою сторону. Но когда я уже собирался в лоб у него спросить об этом, у меня зазвонил мобильник.

— Жарский, слушаю.

— Алё, Факел, это я, — раздался в трубке каркающий голос Гиштапа. — Есть две новости по твоему участию в «Нисхождении». Одна плохая, вторая тоже плохая. С какой начать?

— Давайте с «тоже плохой», Анатолий Петрович.

— Ну, тогда слушай, — хрипло проворчал полковник. — Твое участие в программе одобрили.

— Это ж наоборот хорошо, товарищ командир, — криво ухмыльнулся я.

— Хрен знает, я бы так не сказал, — недовольно отозвался комбат. — Как по мне, то лучше никого не подвергать таким испытаниям.

— Это вопрос точки зрения и вынужденной меры, — не стал я спорить с начальством. — Что еще вы там мне хотели сообщить?

— А вот вторую бы я отнес к разряду «хороших», если б не знал твою неугомонность, — с плохо скрытым раздражением изрек офицер. — Короче, помнишь ты просил выйти на семью старшины Краснова, погибшего вместе с тобой в бою?

— Помню, — односложно буркнул я, уже догадываясь, к чему собеседник клонит.

— Ну а теперь забудь. Я лично с женой старшины разговаривал по поводу его тела. Она в очень категоричной форме запретила тревожить могилу своего мужа. Можешь мне поверить, слово «стервятники» было самым приличным в ее речи.

— Это да, — протяжно выдохнул я, невольно обращаясь к памяти воскрешенного бойца, — Лизавета она такая. К ней на кривой кобыле не подъедешь, тут действовать нужно напористо и решительно.

— Жарский? — настороженно позвал меня комбат.

— Да, товарищ полковник?

— Ты чего это там удумал?

— Ничего криминального, — изобразил я улыбку. — Раз уж у вас не вышло, то вопросы с телом старшины я беру на себя.

— Эй, Факел, ты мне тут не дури! — мгновенно вскинулся командир. — Забыл уже, кто ты по должности?!

— Не переживай, Анатолий Петрович, сделаю все чисто. Конец связи.

Игнорируя шумные возражения Гиштапа, я сбросил вызов и перевел телефон в беззвучный режим. Подняв взгляд на пару инквизиторов, которые со сдержанным интересом слушали мой разговор, я виновато развел руками:

— Бежать мне надо. Вроде бы мы с вами уже все обсудили, но если что-то еще хотите спросить, то лучше это сделать сейчас.

— Ты записался в «Нисхождение?» — в очередной раз блеснул своей проницательностью Шурин.

— Да, — невозмутимо кивнул я.

— А я-то думал, ты собираешь людей, чтобы бороться с теми, кто создает порождений некроэфира…

— Делай должное, и случится то, чему суждено, — подсунула мне память крылатое выражение.

— Не совсем понял тебя…

— Да что тут понимать, — нетерпеливо дернул я плечом, — мы не сможем противостоять инфестатам, если не задействуем все грани своего дара. Это как заявиться на марафон со связанными ногами! Зло множественно и беспринципно, а потому задушить его белоснежными перчатками не выйдет. Если у вас есть какие-то сомнения, то лучше забудьте о нашей сегодняшней встрече. Возвращайтесь на службу, будто ничего не случалось.

Оставив Шурина и Варяга обдумывать услышанное, я развернулся на сто восемьдесят градусов и быстрым шагом удалился. У меня нет времени возиться с колеблющимися и нерешительными. Уж лучше совсем без них, чем подстраиваться под каждого отстающего и убеждать его в необходимости следующего шага.

Гулкое эхо моих шагов разносилось по всему подъезду. Подъезду, где я ни разу в своей жизни не был, но все равно знал каждую ступеньку, каждую трещинку в побелке и каждую неровность на перилах. А все дело в том, что именно здесь последние двенадцать лет прожил Роман Краснов. Старшина, погибший вместе со мной на безымянном пустыре, противостоя нашествию неживой орды.

Воспоминания мертвеца широким потоком лились в мой разум, распихивая остальные мысли, и я в некоторые моменты даже переставал ощущать себя собой. Дух павшего бойца словно бы завладевал моим телом. Но это наваждение быстро рассеялось, не успев меня по-настоящему встревожить.

Игнорируя лифт, я свернул на лестницу. Роман считал, что до третьего этажа незазорно и пройтись. Поэтому всегда использовал для подъема собственные ноги, а не чудо инженерной мысли. Когда я проходил мимо почтовых ящиков, то не смог устоять против чужой привычки и заглянул внутрь. Ну, конечно! Как я и думал… Лиза опять почту не чаще раза в месяц проверяет. Сколько я с ней воевал по этому поводу, а ей всё…

«Так, стоп!»— резко оборвал я себя. — «Держим дистанцию, не растворяемся в памяти куклы. А то одному богу известно, чем это для меня обернется в дальнейшем…»

Остановившись напротив до боли знакомой двери, я без колебаний вдавил кнопку звонка. У меня складывалось впечатление, будто покойный Роман испытывал некое подобие предвкушения перед встречей со своей семьей. И хоть я осознавал, что это невозможно, ведь у мертвого не может быть никаких чувств и желаний, фантомное нетерпение мне словно бы передавалось по ментальной связи.

Из квартиры донеслись звуки негромкой возни. Кто-то явно подошел сейчас к двери, внимательно рассматривал меня в глазок, но не спешил отпирать.

— Вы к кому? — прозвучал наконец приглушенный преградой женственный голос.

— К солнцу своему, — непрошено вырвалось у меня.

Я сразу же прикусил язык, понимая, насколько неуместна была эта фраза, но слово, как говориться, не воробей. Всякий раз, когда Роман задерживался на работе или дежурстве, его супруга устраивала такую своеобразную игру. Лизавета делала вид, будто муж так долго отсутствовал, что она уже успела позабыть, как он выглядел. Покойный старшина тоже активно принимал участие в становлении этой маленькой семейной традиции, а потому выдумал несколько десятков рифмованных ответов на все возможные вопросы жены. Собственно, один из этих вариантов я сейчас и выдал…

— Ч-что вы сказали?! — то ли крайне озадачено, то ли слегка испуганно отозвались с той стороны двери.

— Простите, Лиза, — повинился я, — мой язык опередил мысли. Меня зовут Юрий Жарский, я из инквизиции. Мне бы хотелось с вами поговорить.

Прекрасно зная непростой характер супруги Краснова, я готовился к тому, что женщина меня пошлет на три советские и даже в глаза не взглянет. Но все оказалось иначе. Звякнула цепочка, пару раз клацнул механизм замка и скрипнула поворотная пружина нажимной ручки.

— Откуда… вы знаете? — высунулось в подъезд круглощекое, но донельзя миловидное лицо Лизаветы.

— Я все вам расскажу, только не на лестничной клетке, идет? — без лишних уточнений понял я жену Романа.

Судорожно кивнув, дамочка посторонилась, впуская меня в жилище, а потом заперла за мной дверь.

— Чаю, кофе? — явственно нервничая спросила она, пока я разувался.

— Крепкий чай с медом и лимоном, если можно, — ответил я и заметил, как каменеет лицо женщины.

Да, понимаю. Это совсем низкий прием — требовать у вдовы напиток, который по десять раз на дню пил ее покойный муж. Однако я пришел сюда с вполне конкретной целью, а потому должен показать, что знаю Романа лучше, чем кто бы то ни было.

— Ксюша дома? — спросил я у хозяйки, пока она хлопотала на кухне.

— Да что за…

Лизавета дернулась и порывисто развернулась ко мне, вероятно, намереваясь потребовать объяснить мою осведомленность об их семье. Но ее прервало появление худенькой темноволосой девочки, которая вбежала на кухню и тут же обмерла, завидев меня.

— Мам, а можно я… ой… здравствуйте.

— Привет, Ксю, — тепло улыбнулся я дочери старшины. — Надо же, как ты выросла за эти полгода.

— Э-э-э…а вы… м-м-м… я… ну-у-у… наверное. Спасибо…

На гладкое личико школьницы, почти такое же кукольное и выразительное, как и у ее матери, наползла тень замешательства. Она не понимала, откуда этот здоровенный бугай, неожиданно нагрянувший к ним в дом, знает ее. А вот у Лизаветы, кажется, начали зарождаться некоторые подозрения на мой счет.

— Вы все-таки сделали это?! — зло прошипела женщина. — Я же запретила! Запретила тревожить его могилу! Да как вы могли…

Я всего лишь повернул голову в сторону вдовы, а она замолчала так резко, словно ей кляп в рот заколотили. Мрачные отражения другой стороны бытия, неспешно перекатывающиеся в глубине моих глаз, пугали и тревожили людей. Они не осознавали в полной мере, что именно видят, но ощущали, как это порождает в них безотчетный страх. С каждым новым днем я замечал в зеркале, как блуждающие тени в моем взгляде становились все тяжелее, резче и реалистичнее. И мне иной раз приходилось прилагать немало усилий, чтоб погасить сей черный пламень. Но пока что я неизменно оказывался сильнее и побеждал его.

— У тебя ведь день рождения был в мае, да Ксю? — произнес я, игнорируя выпад хозяйки. — Десять лет, твой первый юбилей!

— Ага-а, — осторожно подтвердила девочка, смущенно заламывая тонкие пальцы.

— Я тебе сюрприз по этому случаю приготовил. Пусть немного запоздало, но все же. Возьмешь?

Ксюша явно оживилась, заслышав о подарке. Но окончательно свое стеснение и неуверенность так и не смогла побороть. Она вопросительно посмотрела на родительницу, желая получить от нее разрешение. Но пребывающая в легком ступоре Лизавета даже не заметила взгляда дочери.

— Мама не против, — заговорщицким шепотом сообщил я. — Она этот подарок давно уже одобрила.

— Ну ладно…

Школьница робко приблизилась, выглядя как пугливый, но любопытный олененок. И моя ментальная связь с ее мертвым отцом задрожала подобно басовой струне.

— Вот, держи! — объявил я, вытаскивая из расположенного у моих ног рюкзака коробку, завернутую в плотную цветастую бумагу.

— А открыть можно? — глянула на меня своими большими глазами девочка.

— Не можно, а нужно! — ободрительно кивнул я, и дочка покойного старшины тут же приступила к распаковке.

Она щепетильно и аккуратно отклеивала каждый квадратик прозрачного скотча, боясь порвать красивую глянцевую бумагу. Школьница в процессе, кажется, напрочь позабыла о странном незнакомце, принесшим сей презент. Когда же она развернула упаковку и увидела, лежащий внутри графический планшет, то обмерла и затаила дыхание.

— Папа… — прошептала она одними губами, — хотел мне… такой подарить…

— Я знаю, Ксю, — грустно кивнул я, — папа всегда исполняет свои обещания.

Видя, как запруда век девчушки стремительно заполняется влагой, я и сам напрягся, чтобы не пустить слезу. Да, я впервые видел этих людей, но их образы, оставшиеся в памяти погибшего солдата, были слишком живыми. Возникшая между мной и Романом Красновым ментальная связь заставляла меня воспринимать Лизу и Ксению как родных. Но при всем при этом, я понимал, что должен сдерживаться. Иначе могу напугать жену и дочь старшины своей странной реакцией.

Девочка мужественно боролась с эмоциями целых полминуты. Но потом она не выдержала, разревелась в голос и бросилась на шею… мне. Ее мама дернулась было, чтобы оттащить дочь, но мой предостерегающий взгляд вынудил вдову остаться на месте. Я крепко обнял юную красавицу за плечи и прижал к себе, как делал сотни и сотни раз до этого. Вернее, делал ее отец, чей разум теперь был связан с моим.

— Папа… па-апочка… — рыдала Ксюша, уткнувшись в мое плечо. — Я так скучаю по нему-у…

— И он по тебе скучает, Ксю, — едва выдавил я сквозь тугой ком, возникший в горле. — Папа любил тебя больше всего на свете. Он практически не умел выражать свои чувства словами, но ему теперь очень грустно, что он так редко тебе об этом говорил.

Школьница еще сильнее стиснула мою шею и заплакала пуще прежнего, содрогаясь всем телом. А я покорно замер, стараясь не дышать лишний раз, чтобы девочка могла выплеснуть скопившееся на душе горе.

— Ну почему-у-у так произошло…

— Таков наш мир, Ксю, — глухо ответил я. — В нем очень много зла. И твой папа был одним из тех, кто встречал его грудью. Он защищал остальных людей, в том числе тебя и маму. Но, к сожалению, в этой борьбе не обходится без жертв. Однако ты должна гордиться папой. Он у тебя настоящий герой. Знала бы ты, как я мечтаю сказать нечто подобное и о своем отце. Но не могу.

— Ваш папа плохой человек? — поднялись на меня зареванные девичьи глазки.

— Может когда и был хорошим, но я этого не запомнил, — равнодушно пожал я плечами.

Ксюша шмыгнула раскрасневшимся носом и отстранилась от меня. Кажется, она устыдилась своего эмоционального порыва и теперь хотела поскорее спрятаться ото всех, чтобы побыть наедине со своими мыслями.

— Спасибо вам большое…

— Юра, — подсказал я. — Просто Юра.

— Спасибо вам, дядя Юра, — поблагодарила школьница, уже практически успокоившись и прижала к себе коробку с планшетом. — Я честно буду заниматься на нем…

— Нисколько не сомневаюсь в этом, — серьезно кивнул я. — Ты очень красиво рисуешь.

— Откуда вы знаете?

Я уже набрал воздуху, собираясь сказать, что просто знаю, но тут все же подключилась супруга старшины.

— Ксения, доча, иди в комнату, — мягко, но в то же время безапелляционно попросила она. — Дай нам с дядей побеседовать.

Девочка бросила на меня прощальный взор, а потом послушно убежала с кухни. Я же, оставшись наедине с Лизаветой, откинулся на спинку опасно хрустнувшего стула и приготовился к нелегкому разговору.

Супруга старшины выжидательно смотрела на меня, и другой бы не заметил никаких перемен. Но я, нося в себе воспоминания Романа, все-таки обратил внимание, что взгляд хозяйки значительно потеплел. Если в первые мгновения она меня встретила настороженно и в какой-то степени недоброжелательно, то теперь…

Поднеся ладонь к своему лицу я потрогал щеки и понял, что одна одинокая слезинка все-таки сумела прорваться на волю, невзирая на все мои усилия. Тяжело это, носить в себе сознание чужого человека, ой как тяжело… И как только Аид не сошел с ума, поднимая мертвецов тысячами?

— Так о чем вы хотели со мной поговорить? — подтолкнула меня женщина к диалогу.

— О вашем супруге, Романе Краснове.

— Это я уже поняла, — прикрыла она глаза. — Ну давайте, выкладывайте…