Новая краткая история Мексики

МЕКСИКА МНОГОЛИКА. Не только из-за характерных для нее глубоких социальных различий, но и из-за этнических, культурных и природных особенностей, которые существенно варьируются в разных регионах нашей страны. Самое древнее и одно из самых определяющих для истории различий заключается в том, что наряду с земледельческой цивилизацией, занимавшей южную половину территории, существовали и народы неустойчивого земледелия, а также охотники-собиратели, которые жили на засушливом севере. Признавая великий Теночтитлан местом зарождения нашей национальности, наши родственные корни от Моктесумы Ильуикамина и Несауаль-койотля, мы не должны забывать, что другие наши предки жили в горах Чиуауа в окружении волков и медведей, или обнаженные, передвигались по засушливым землям Нижней Калифорнии, почти всегда придерживаясь береговой линии.

Демографическая и политическая особенность южных народов — науа, сапотеков или майя — позволила им выжить и адаптироваться к новым условиям, сложившимся в результате испанской конкисты. Этим народам так или иначе удалось вплести в мозаику национальной истории свои обычаи, образы и памятные события. А вот образ мышления и традиции охотников Коауилы или народов Халиско и Сакатекаса, отказавшихся признавать испанское господство, исчезли вместе с истреблением этих народов. Другие народы, например тараумара и сери, выжили на периферии и на грани исторического развития.

Ограниченные рамки данного раздела заставляют нас выделить основные моменты исторического развития столицы ольмеков Сан-Лоренсо, городов Теотиуакан и Тула, оказавших влияние на цивилизацию всей Месоамерики, о чем мы располагаем достаточной информацией. В то же время фрагментарный и эпизодический характер имеющихся данных онародах севера не позволяет нам включить их в это повествование.

Если провести на карте линию с запада на восток, проходящую через такие археологические места, как Уатабампо в штате Сонора, Эль-Сапе в Дуранго, Чальчиуитес в Сакатекасе, Вилья-де-Рейес в Сан-Луис-Потоси и Сан-Антонио-Ногалар в Тамаулипасе, то мы получим северную границу цивилизации Месоамерики, образовавшуюся к тому времени, когда она достигла наибольшего развития, то есть к 900 г. н. э. Образование этой границы, так же как и формирование самой месоамериканской цивилизации, стало результатом долгого исторического процесса, связанного с формированием определенного уклада жизни людей, их общественной и хозяйственной жизни. В этот период началось выращивание кукурузы (маиса) и других сельскохозяйственных культур, происходило постепенное развитие агротехники, развитие торговых путей, распространявшихся на сотни километров, возводились сложные церемониальные сооружения, такие как храм на вершине пирамиды и арена для игры в мяч. В этот же период началось и классовое расслоение общества.

Охотники-собиратели

Заселение Америки началось примерно 40 000 лет назад. Homo erectus научился разжигать огонь за полмиллиона лет до этого, но Homo sapiens едва появился, и еще не до конца исчез подвид неандертальцев. Таким образом, это важно отметить — история человека, каким мы его знаем сегодня, началась в Америке и в остальном мире практически одновременно.

Переход в Америку был возможен благодаря снижению уровня моря, характерному для геологической эры, известной как плейстоцен, или ледниковый период. Последнее оледенение, происшедшее в этой эре, — висконсинское (100 000— 8000 лет до н. э.) — продолжалось многие тысячи лет, в течение которых северо-восток Азии и северо-запад Америки представляли собой сплошную территорию, по которой и перемещался едва появившийся Homo sapiens.

Самые первые сведения о появлении человека на территории современной Мексики относятся к 35 000 г. до н. э. С этого момента и до 5000 г. до н. э., когда здесь стали выращивать кукурузу и фасоль, мы встречаем сведения лишь об охотниках-собирателях и рыболовах. Они перемещались с места на место и могли распадаться на многочисленные группы. В голодные месяцы каждая семья располагалась обособленно, строила шалаши или устраивалась в пещере и довольствовалась тем, что могла найти поблизости. В более благоприятное время, обычно связанное с летом, семьи объединялись в прямом смысле в стаи людей для занятий охотой и сбором плодов. Наконец, некоторые из них могли объединяться и образовывать макрогруппы для обмена женщинами, организации большой охоты и защиты территории. Одна группа могла состоять из нескольких десятков человек, а макрогруппа — из нескольких сотен.

Этот этап мексиканской истории, предшествующий развитию земледелия, называют каменным веком, и большая его часть приходится на холодный ледниковый период, когда в Америке еще существовали дикие лошади, антилопы, мамонты и другие виды животных, которые впоследствии вымерли в результате климатических изменений, вызванных послеледниковым периодом — голоценом.

Одна из первых реальных историй, которую мы можем восстановить из мексиканского прошлого, произошла около 9000 г. до н. э., незадолго до исчезновения американской мегафауны.

Группы охотников-собирателей, которые жили в долине Мехико, обычно загоняли мамонтов в топкие берега озера Тескоко. Когда эти гигантские животные начинали вязнуть в грязи, охотники нападали на них и разили их копьями, пока те не падали замертво. В одной такой охоте принимала участие женщина. Ей было около двадцати пяти лет, и она была полтора метра ростом. Участвуя в охоте, она случайно упала, ударилась и оказалась погребенной в болоте, лежа лицом вниз. В литературе эта женщина известна как «человек из Тепекспана».

Период около 7000 г. до н. э. особенно важен. Серьезные климатические изменения, которые произошли на Земле и привели к исчезновению некоторых видов, одновременно способствовали диверсификации хозяйственной деятельности. Технология стрелкового оружия разрабатывалась для охоты на животных среднего и малого размера, таких как пума, пекари, олень, кролик, барсук. Кроме того, существуют достаточные археологические подтверждения тому, что между 7000 и 5000 гг. до н. э. упомянутые группы людей стали больше заниматься сбором плодов: они, по всей видимости, выпалывали сорную траву, чтобы освободить участок для полезных растений, систематически собирали фрукты и семена, вероятно, даже поливали некоторые растения. В результате такого вмешательства в природные циклы культивировались перец, авокадо и тыква (вид Cucúrbita mixta); впоследствии ни одно из этих растений уже не могло размножаться самостоятельно.

В то время появились жернова для размельчения зерен, похожие на ручные мельницы.

Но выращивать некоторые растения еще не означает стать земледельческим народом. Одно от другого отделяется веками экспериментов и адаптации — тем, что мы называем протонеолитом (5000–2500 гг. до н. э.). В этот период в результате многовековых усилий из колосьев дикого растения Zea mexicana (теосинте) появилась домашняя кукуруза, которая сначала давала маленькие початки и, наконец, початки длиной примерно двадцать сантиметров, характерные для полностью культурного современного растения Zea mays. В этот период были выведены также акация, особый вид фасоли, плодовые деревья — белый сапоте и черный сапоте.

К концу протонеолита собиратели превратились в земледельцев, они уже не могли удаляться от своих посевов — так появились постоянные поселения. В этих примитивных деревнях формировались характерные для Месоамерики черты; появились ручная мельница и пест, была выращена большая тыква (Cucúrbita pepo), из семян которой ежедневно приготавливается пипиан у всех месоамериканских народов; была приручена собака, и, кроме того, есть признаки, что тогда же начали практиковаться человеческие жертвоприношения и возник культ мертвых. Семьи, которые жили в этих деревнях, образовывали более связанные и прочные социальные единицы, чем их предшественники-собиратели. Это были сообщества без разделения на социальные классы, а их члены не признавали иных различий, кроме принадлежности к той или иной семье; формально такие сообщества определяются как племена.

На заре цивилизации

Принято считать, что история Месоамерики начинается около 2500 г. до н. э., когда появилась керамика, а образ жизни стал преимущественно оседлым. С этой даты начинает свой отсчет первый месоамериканский период, доклассический, и в частности его первый этап — ранний доклассический (2500–1200 гг. до н. э.). Этот период известен также как доклассический деревенский, так как девяносто процентов поселений во всех регионах были деревнями, которые насчитывали в среднем от десяти до двенадцати домов с общим населением от пятидесяти до шестидесяти человек. Дома раннего доклассического периода состояли из нескольких помещений, расположенных вокруг одного двора; эта модель сохранилась до периода испанской конкисты и даже позже. Двор представлял собой территорию для повседневной работы, помещения же использовались как спальни и хранилища, а, по крайней мере, в одном из них могли располагаться кухня и алтарь.

В этот период возникали и деревни, в которых насчитывалось более двухсот домов с населением более тысячи человек. Есть доказательства того, что поселения такого типа вели торговлю на большие расстояния, а также проводили общественные ритуалы. Сан-Хосе-Моготе в долине Оахака — одна из таких деревень, выделяющихся в своем регионе: среди найденных в этом месте археологических предметов обнаружены изделия из керамики, морские раковины, зубы акул, барабаны из панциря черепахи и трубы из морских раковин, привезенные с берега Мексиканского залива. В те же годы в центре поселения был построен небольшой оштукатуренный храм с алтарем.

В этих поселениях возникли первые органы власти: некоторые из членов иерархичных обществ занимали более высокое положение, например вожди и их дети, а возможно, и некоторые воины, которые для демонстрации своего статуса использовали специальные предметы и роскошные одежды. В руках правителей была сосредоточена религиозная и военная власть; они осуществляли контроль над излишками продуктов в общине и управляли зарождавшейся торговлей. Эти органы власти, судя по всему, в значительной степени способствовали развитию, характеризующему средний доклассический период, но в большинстве месоамериканских регионов они существовали недолго, так как очень скоро различия в чинах привели к классовому расслоению; произошло разделение сфер управления, захваченных знатью.

Около 1200 г. до н. э. в Месоамерике начали выполнять различные ирригационные работы, строить каналы, террасы и, возможно, разбивать сады. Прямым следствием этого, по-видимому, стало увеличение сельскохозяйственного производства и рост населения. С этого момента и примерно до 500 г. до н. э. длится период, известный как средний доклассический, для которого характерно появление рабочих специальностей с полной занятностью и социальное расслоение, строительство церемониальных центров, вокруг которых образовывались города, и создание символических образов, которые мы обычно считаем ольмекскими. Именно на этом этапе в различных регионах Месоамерики появились первые государства.

Обмен предметами роскоши и культа, который происходил между крупнейшими поселениями различных районов Месоамерики, вероятно, способствовал достижению определенных соглашений между правящими группами в отношении религиозных и политических концепций; он также способствовал выработке общих художественных и языковых ценностей. Сегодня мы знаем, что черты ольмекского типа появляются более или менее одновременно в бассейне реки Бальсас, в долине Мехико, на берегах Мексиканского залива и в других районах; и этот факт противоречит прежним утверждениям о том, что ольмекские черты распространялись по Месоамерике от Мексиканского залива в результате процесса военной или торговой экспансии, предпринятой из Сан-Лоренсо или Ла-Венты.

Отличительными чертами культуры, обычно отождествляемыми с ольмеками, являются использование больших каменных «столов» или каменной кладки (которые в некоторых случаях использовались как троны, а иногда как алтари); предпочтение нефрита и других зеленых камней для изготовления подношений; частое изображение ягуара, разными способами ассоциирующееся с человеческой фигурой: ягуары, танцующие или борющиеся с людьми, шкуры ягуара, служащие в качестве накидки, антропоморфные ягуары. Человеческие лица ольмекского типа характеризуются широко раскрытыми и смотрящими вниз глазами, сильно выступающими губами, которые иногда изображаются открытыми и демонстрируют свирепые клыки; в верхней центральной части головы может быть рассечение, из которого иногда выступает кукурузный початок. Среди элементов, которые мы обычно считаем символами ольмеков, присутствует также «огнедышащая бровь», две перекрещенные полоски и капля дождя с точкой и линией.

Гигантские (до 3,5 м высотой) каменные изваяния голов были характерны для культуры ольмеков. Высота этой головы, высеченной из базальта, составляет 2,6 м. Она была найдена на юге штата Веракрус в Сан-Лоренсо. В настоящее время находится в Музее антропологии столицы штата г. Халапа.

Самое большое количество городских церемониальных центров, наиболее крупных и сложных, с максимальной концентрацией скульптур и построек большого размера, находится в пойме Мексиканского залива. В Сан-Лоренсо примерно в 1200 г. до н. э. была построена огромная земляная платформа, которая служила для защиты от разлива реки большого комплекса церемониальных площадок и жилищ элиты. Троны, стелы, гигантские головы и другие скульптуры располагались в разных точках этой искусственной площадки. Самыми крупными из них были троны, которые раньше назывались «алтарями»; на них восседали носители верховной власти во время некоторых церемоний и, вероятно, во время решения правительственных вопросов. Образы, высеченные на этих гигантских тронах, говорили о принадлежности правителя к особому роду и указывали на его связи со сверхъестественными силами, особенно с внутренней частью горы, зоной исключительного плодородия. На некоторых изображениях правитель отождествлялся с космической осью и богом маиса. Гигантские головы обычно выполнялись из старых тронов; вероятнее всего, трон, использованный при жизни верховным правителем, превращался в сырье для его собственного огромного портрета. Расположенные прямо на земле головы правителей, казалось, высовывались из нее: как деревья, как початки маиса.

В течение трехсот лет поселение Сан-Лоренсо являлось политическим центром района, пока в 900 г. до н. э. оно не было неожиданно оставлено после разрушения и захоронения нескольких скульптур. Между 900 и 500 гг. до н. э. поблизости выросло несколько других поселений, но ни одно из них не достигло величия Ла-Венты, которую можно считать настоящей заменой Сан-Лоренсо. В Ла-Венте появилась первая большая «пирамида» в Месоамерике — гигантский волнообразный конус из утрамбованной земли, окруженный площадями и небольшими платформами.

От Ла-Венты залежи базальта в Лос-Тустлас находились еще дальше, чем от Сан-Лоренсо; однако ее жители, как и их предшественники, постоянно отправлялись на поиски сырья, которое они перевозили на плотах по рекам и прибрежным водам; если же поблизости рек не было, то перевозили по земле, используя бревна. С помощью этих камней они продолжили великолепную скульптурную традицию Сан-Лоренсо и обогатили ее такими новыми творениями, как могила с базальтовыми колоннами. Кроме того, в период расцвета Ла-Венты получило развитие изготовление небольших скульптур из полудрагоценных камней, в основном нефрита; об этом свидетельствуют находки и в данном месте, и в его окрестностях, таких как Серро-де-лас-Месас и Рио-Пескеро.

Можно было бы предположить, что процветающие, частично урбанизированные поселения Мексиканского залива, населенные скульпторами, священниками, воинами и правителями, являлись исходной точкой метрополии, откуда распространялась культура ольмеков на Месоамерику. Но, как уже было сказано, имеющиеся данные не подтверждают гипотезу об экспансии со стороны Мексиканского залива; скорее, черты ольмекской культуры были одновременно приняты представителями зарождающейся месоамериканской знати, которая имела между собой тесные связи, основанные на взаимной торговле.

Жителей бассейна Мексиканского залива в средний доклассический период мы называем ольмеками. Однако это произвольное название, которое мы дали народам языковой группы михе-соке. И совокупность форм и изображений, характерных для данного района, не является собственно этническим проявлением, чем-то присущим именно «ольмекам», но скорее частью надрегионального явления.

Среди поселений ольмекского типа за пределами Мексиканского залива своими масштабами и богатством церемониальных мест выделяются Теопантекуанитлан в штате Герреро, Чалькацинго в Морелосе. Каждое из этих мест имеет свои особенности: например, стелы в форме буквы Т в первом и своеобразные изображения дождя и пещеры во втором. Но в обоих случаях четко прослеживается набор ольмекских предметов материальной культуры, изображений и общие языковые корни. То же самое мы наблюдаем в Тлапакоя и в Тлатилько (в долине Мехико) и в других районах Месоамерики.

Истоки регионального многообразия

Если характерной чертой среднего доклассического периода было единообразие, то в позднем доклассическом периоде (500 г. до н. э — 200 г. н. э.) доминирует региональное многообразие. К 500 г. до н. э. ольмекские черты в Месоамерике исчезают, и на смену им приходят некоторые региональные культуры, которые возникают в эти годы с заметной быстротой: новые архитектурные стили, стремящиеся к монументальности, изменения в скульптуре, в ритуальной керамике и в изобразительном плане. Причины этих изменений в истории месоамериканской цивилизации неочевидны; можно быть уверенными только в том, что регионы достигли демографической концентрации и экономического развития, которых не было ранее. Подобная зрелость регионов способствовала существенной концентрации населения и позволила консолидироваться знати, которая присвоила себе властные функции. Эти функции приняли собственно политический характер и перестали опираться на принципы представительства и лидерства родовых общин — теперь в их основе лежала эффективность действий власти для достижения победы в войне, организации рынка и урбанизации пространства.

Древние города Месоамерики.

Примечание. Пунктирными линиями обозначены границы государств: Белиза, Гватемалы, Гондураса и Сальвадора.

Появление города Монте-Альбан — одно из событий, которые ознаменовали начало позднего доклассического периода. Крупные поселения трех горных отрогов долины Оахака, которые непрерывно росли, закончили свое развитие к 500 г. до н. э. и влились в процесс образования одного города. Монте-Альбан был каменистой и безводной горой, но с выгодным расположением в центре долины; с ее вершины были видны три горных отрога и окружающие горные цепи. Тот факт, что Монте-Альбан с самого начала организовывался как система больших кварталов, или округов, подтверждает гипотезу, что его образование стало результатом широкого союза, заключенного между несколькими поселениями долины.

Каменистая возвышенность была приспособлена для нужд растущего поселения, которое до завершения позднего доклассического периода насчитывало более пятнадцати тысяч жителей. Первым общественным строением нового города стало сооружение, которое сегодня известно как Стена танцоров. Это название оно получило благодаря настенным изображениям скульптурных фигур, которые кажутся движущимися или извивающимися. Обнаженные и с выпущенными наружу внутренними органами, эти персонажи могли изображать военнопленных, а вся панорама, безусловно, говорит о большом числе захваченных групп.

Такой всеобщий восторг от военной победы уже наблюдался в Сан-Хосе-Моготе в эпоху образования Монте-Альбана. В поселении Дайнсу, небольшом центре, находившемся в подчинении Монте-Альбана и расположенном на горном отроге Тлаколула, также были выполнены рельефы принесенных в жертву людей: в этом случае у них отрублены головы, а изображение связано с игрой в мяч (пелоту). Около 200 г. до н. э. в Монте-Альбане было построено здание в форме наконечника стрелы, которое, так же как и в предыдущем случае, покрыто плитами с изображениями военных побед. Однако на этих плитах вместо изуродованного пленного используется топонимический символ — глиф — каждого народа, ассоциирующийся с головой, расположенной лицом вниз.

Предыдущие свидетельства и многие другие, относящиеся уже к классическому периоду, указывают на то, что политическая консолидация Монте-Альбана, его городской рост и региональная гегемония базировались на активных военных действиях. Их результатом, среди прочего, являлись крупные налоговые поступления, которые обеспечивали богатство и процветание города.

Погребальные ритуалы, которые мы считаем одной из отличительных черт сапотеков классического периода, наблюдались уже в первом столетии существования Монте-Альбана: могилы с большими каменными плитами, расположенными в ряд, богато украшенные фресками, а также керамические вазы в виде образов, известные как урны, которые обычно располагались вокруг умерших.

В долине Мехико происходили такие же процессы урбанизации и концентрации населения, как и в Оахаке; и даже еще более значительные, если учесть, что на берегах мексиканского озера располагались два города, возникшие в поздний доклассический период. Речь идет о захватывающем периоде нашей истории, который тем не менее мало изучен. Мы можем быть уверены только в том, что Куикуилько знаменит не только пирамидой с круглым основанием: в нем находился огромный некрополь, где сегодня располагается современный жилой квартал, а также многочисленные курганы, которые еще можно увидеть с проспектов, проходящих по этому участку[2].

Судя по размерам этого религиозного центра, можно предположить, что сам город был огромным. Но слой лавы, который в некоторых местах достигает пятнадцати метров в высоту, затрудняет исследования и никогда не позволит получить точную информацию о поселении.

Как на юге долины центром привлечения сельского населения был Куикуилько, так на севере и востоке таким центром был Теотиуакан. По некоторым подсчетам, между 200 и 100 гг. до н. э. население Теотиуакана насчитывало около сорока тысяч человек. Тем не менее между двумя этими поселениями существует большая разница: в Куикуилько располагался комплекс религиозных памятников, которого на тот момент не было ни в одном поселении Месоамерики. И хотя в Теотиуакане существовала обсидиановая промышленность, в которой было занято немало людей, но в нем еще отсутствоали церемониальные комплексы, сравнимые с комплексами Куикуилько; он был скорее скоплением деревень, чем городом.

Население Куикуилько стало сокращаться после извержения вулкана Шитле в 50 г. до н. э., но город не был полностью заброшен — это произошло лишь через сто лет, когда новые извержения полностью покрыли город лавой. Две из характерных черт культуры Куикуилько исчезли из долины после исчезновения города: церемониальная платформа с круглым основанием и могилы с цилиндрическим ходом для доступа в камеру. Любопытно, что обе они появляются на западе Мексики (штаты Халиско, Мичоакан, Наярит, Колима) около 200 г. до н. э. и будут характерными для этого региона в течение следующей тысячи лет. Информации о связях между двумя культурами нет, но отрицать возможность их существования также нельзя.

В других регионах Месоамерики сооружения и события позднего доклассического периода имеют определенную связь с древним ольмекским феноменом. В культуре Мескалы мы видим преемственность черт, характерных для ольмекского этапа, — мелкая насечка антропоморфных на каменных фигурах. Абстрактный стиль фигур Мескалы, похоже, происходит от менее натуралистического течения ольмекского искусства.

Но помимо этих свидетельств есть очевидные признаки ольмекского влияния, которое распространяется от Мексиканского залива на территорию майя.

Между 500 и 400 гг. до н. э. Ла-Вента была поспешно покинута, однако некоторые небольшие поселения района, такие как Трес-Сапотес и Серра-де-лас-Месас, оставались заселенными. Они продолжали традицию высекать стелы и алтари в больших кусках камня; в них сохранялись также некоторые черты иконографического искусства ольмеков. Особенно интересно большое сходство между скульптурами этих после-ольмекских поселений и теми, что изготавливались южнее, в верховьях реки Грихальва и на побережьях штата Чьяпас и Гватемалы. Такие сходства позволяют идентифицировать культурное явление, известное как комплекс Исапа; самой северной точкой этого комплекса, похоже, является Ла-Мохарра в штате Веракрус, а самыми южными — Исапа в Мехико и Абах-Такалик и Эль-Бауль в Гватемале. Ключевым звеном являются Чьяпа-де-Корсо и Ла-Либертад, расположенные в верхнем течении Грихальвы. Эта большая извилистая река, спускающаяся в бассейн залива и пересекающая перешеек Теуантепек, проходит по местам обитания языковой семьи михе-соке в поздний доклассический период. Связь от берега одного океана до берега другого по этому маршруту не была чем-то новым и существовала в течение многих веков; а произошло, скорее всего, то, что потомки ольмеков из района залива укрепили связи со своим собственным этническим родом после того, как исчезли торговые и политическое отношения эпохи ольмеков.

«Камень солнца», который нередко ошибочно называют «календарем ацтеков». Диаметр базальтового диска 3,6 м. Национальный музей антропологии, Мехико.

В эпоху кризиса и переустройства в местах комплекса Исапа возникло одно из самых важных изобретений в истории Месоамерики: длинный счет, система календарного подсчета, которая позволяла с абсолютной точностью датировать любое событие начиная с фиксированного момента, соответствующего датам современного календаря. Точкой отсчета для месоамериканской системы длинного счета стало 13 августа 3114 г. до н. э., но у нас нет информации о том, что эта дата соответствует какому-либо конкретному событию. Самые древние из известных нам календарных записей происходят из района михе-соке: Чьяпа-де-Корсо, 36 г. до н. э.; Трес-Сапотес, 31 г. до н. э.; Эль-Бауль, 36 г. н. э.; Абах-Такалик, 126 г. н. э.; Ла-Мохарра, 143 и 156 гг. н. э., и Сан-Андрес-Тукстла, 162 г. н. э. Эти данные свидетельствуют о том, что система, приписываемая майя, на самом деле была изобретена михе-соке в период кризиса и регионального переустройства. Нельзя также утверждать, что сооружение, сочетающее в себе алтарь и стелу, было изобретено майя. Оно использовалось уже в эпоху ольмеков в Герреро, в Морелосе, в районе залива, и пришло в район, населенный майя, именно через этот культурный коридор комплекса Исапа.

В средний доклассический период уже было несколько земледельческих поселений майя в сельве, таких как Сейбаль и Аль-тарь-де-Сакрифисиос, в притоке реки Усумасинта под названием Пасьон, а также Тикаль, Уахактун, Накбе и Эль-Мирадор в гватемальском департаменте Петен, недалеко от границы с Кампече. Некоторые из этих деревень стали колыбелью мощных правительств, и в поздний доклассический период в них строились компактные и возвышенные церемониальные участки, которые представляли собой группу из нескольких холмов, каждый из которых, в свою очередь, был увенчан двумя или тремя пирамидальными платформами. Архитектура и декор этих ансамблей очень похожи на те, что были в классический период, но некоторые компоненты пока отсутствуют: портреты правителей и эпиграфические тексты с указанием дат.

Группы Петена продвигались на юг и до реки Грихальвы, но точно неизвестно каким образом — военным или мирным. В результате этой экспансии они переняли традиции комплекса Исапа. Каминальгую и другие поселения гватемальского плоскогорья могли быть удобными территориями для ассимиляции михе-соке и майя. В 292 г. н. э. длинный счет появляется в записях и в архитектуре майя в сельве, в растущем городе Тикаль, который станет одним из самых преуспевающих в регионе.

Эра империи

Между 100 г. до н. э. и 200 г. н. э. — в период, который некоторые авторы отделяют от доклассического и называют протоклассическим, — в долине Мехико произошел ряд важных событий. Тогда был заброшен Куикуилько, а Теотиуакан стал бесспорным политическим и религиозным центром региона.

В течение первых двухсот лет нашей эры были построены пирамиды Солнца и Луны, а также храм Кецалькоатля, сооружена так называемая Дорога мертвых и началась история Теотиуакана как города. Если мы и можем уверенно назвать какое-нибудь из доиспанских поселений городом, то это Теотиуакан. Постройки и мостовые занимали большую часть его пространства, не оставляя на территории площадью около двадцати квадратных километров места для садов и огородов.

Во время классического периода (200–650 гг. н. э.) большая часть населения Теотиуакана занимала жилые многосемейные комплексы, сложенные из камня, и лишь немногие жили в глинобитных хижинах, что говорит об общем процветании города. Жилые комплексы строились на больших склонах, в стенах строений не было окон; вход осуществлялся через несколько порталов. Большинство этих комплексов имели квадратную форму (примерно 60x60 метров), хотя были и прямоугольные, а также L-образные. Все их стороны были параллельны, но углы совпадали не всегда, то есть речь не идет о строгом квадрате. Каждый комплекс соответствовал одному кварталу; улицы Теотиуакана представляли собой длинные затененные коридоры, проходящие между склонами и высокими стенами, и с них было невозможно увидеть то, что происходит в жилищах.

Несколько внутренних дворов каждого жилого комплекса были соединены с комнатами и обеспечивали освещение. Центральный двор и некоторые большие комнаты позволяли собираться всем жителям для религиозной и административной деятельности. В среднемв каждом комплексе проживало около двадцати семей; все они занимались, вероятно, одним делом и к тому же были родственниками. Генетический анализ скелетов говорит о том, что мужчины каждого комплекса имели между собой более тесные связи, чем женщины, что говорит о патрилокальной модели проживания: женщины уходили жить в дома своих мужей.

Было замечено, что некоторые жилые комплексы стремились объединиться, чтобы образовать кварталы; внутренние улицы этих кварталов были более узкими, чем те, что их окружали. Кроме того, существовал еще один уровень, который объединял несколько кварталов в районы. Каждый район, вероятно, имел собственный ритуальный центр с тремя храмами, которые выходили на небольшую площадь. Данная площадь служила также местом сбора представителей семей и кварталов для решения административных вопросов.

Значительную часть населения, проживавшего в городской черте Теотиуакана, — пожалуй, половину — составляли ремесленники, занимавшиеся обработкой и изготовлением изделий из обсидиана, гончарным делом, производством поделок из кости и раковин, тканей, снастей и т. п. С другой стороны, изобилие и плодородие сельскохозяйственных земель долины Теотиуакана и малочисленное сельское население в этой долине говорят о том, что многие жители города также частично или полностью занимались земледелием.

Часто все доиспанские общества изображаются как тирании, в которых очень богатая группа подвергала производителей изнурительным работам и жесткому политическому контролю. Действительно, эти общества не были демократическими, но их внутренняя структура была сложнее, чем демонстрирует нам этот предрассудок. В Теотиуакане найдены археологические свидетельства, достаточные для понимания, по крайней мере, четырех принципов социального расслоения. 1) Основу общества образовывали сословные группы, наподобие кланов, которые разделялись по городским районам. 2) Эти кланы имели внутреннюю дифференциацию: были семьи более богатые, чем остальные. Жилые комплексы, где жили правители, были просторнее и богаче, чем другие в том же районе. Лиц высокого ранга внутри каждого района хоронили особым образом. 3) Районы ремесленников, земледельцев и других рабочих имели городскую инфраструктуру (улицы, подход к рынку, дренаж, прочные и долговечные дома), что не позволяет причислять их к бедноте. Говоря другими словами, качество городского жилья для простого народа, в общем, не отличалось существенно от жилья правящих кругов. 4) Есть здания, богатое украшение стен которых и большие комнаты определяют их как жилье знати. Комплексы, расположенные к востоку от пирамиды Луны и к северу от пирамиды Солнца, похоже, являются жилищами семей политических и военных правителей. Были также некоторые жилые комплексы, которые, вероятно, служили приютом для жрецов, занимавшихся исключительно религиозным служением.

О верховных правителях Теотиуакана мы не знаем почти ничего, кроме того что они, вероятно, считали Кецалькоатля своим верховным божеством и покровителем, как правители ольмекского периода поклонялись богу маиса. Власть правителей в большом городе долины Мехико должна была основываться, по крайней мере частично, на их успешном управлении общественными работами: огромные пирамиды и большой город служили доказательством эффективности управления. Организация ремесленных работ и стимулирование товарообмена, которые гарантировали поступление сырья и вывоз продуктов в другие регионы, также были важными показателями для общин, занимавшихся торговлей.

Самоопределение всех районов, кварталов, ремесленников, знати и крестьян как членов одной и той же политической единицы, вероятно, происходило под покровительством общего бога Тлалока — бога воды — и его супруги Чальчиутликуэ. Вероятнее всего, пирамиды, которые спустя века мешики, случайные посетители этого места, назвали пирамидами Солнца и Луны, были на самом деле пирамидами Тлалока и Чальчиутликуэ. Пирамида Солнца была большой символической «горой воды», так как жители Теотиуакана сделали для нее круговой ров и небольшой центральный канал таким образом, чтобы можно было изобразить, что вода рождается в природной пещере в вершине пирамиды, чтобы потом течь вокруг нее. На площади пирамиды Луны была только большая, массивная, почти геометрическая скульптура Чальчиутликуэ, богини в юбке из нефрита.

За пределами города и прилегающей земледельческой территории Теотиуакан так или иначе оказывал влияние на все области Месоамерики. Во-первых, теотиуаканское государство играло важную роль в организации производства в долине Мехико и, конечно, в долине Толука. Вероятнее всего, по имеющимся данным, в этом регионе было два больших этнических компонента: науа, которые составляли большую часть городского населения Теотиуакана, и отоми. Среди представителей народности отоми были группы, занимавшиеся в основном интенсивным земледелием. В бассейне реки Лермы были и другие группы (предшественники племен матлацинка), занимавшиеся в первую очередь эксплуатацией лесов как ресурсов, охотой на оленей и выращиванием агавы (для производства хмельного напитка пульке, снастей, текстильного волокна), в меньшей степени земледелием (предшественники отоми и масауа). Среди стратегических ресурсов, которые Теотиуакан, вероятно, непосредственно контролировал, были залежи обсидиана в Отумбе и Пачуке, а также залежи извести в зоне Тула-Тепехи.

Следующей по значению следует рассматривать долину Морелос, где жители Теотиуакана выращивали хлопок, какао и другие сельскохозяйственные культуры жаркого климата, а также долину Пуэбла-Тласкала, откуда поступала глиняная масса, необходимая для производства «тонкой оранжевой» керамики, одного из самых изящных ремесленных изделий Древней Мексики. Теотиуакан должен был иметь постоянный товарообмен с обоими регионами и, вероятно, собирал налоги с них, но мы не можем с точностью утверждать, что город непосредственно контролировал то, что в них производилось.

Есть третья сфера влияния Теотиуакана, которая включает в себя поселения, расположенные в сотнях километров от долины Мехико. Поиск залежей киновари привел жителей Теотиуакана к Рио-Верде в Сан-Луис-Потоси, а интерес к различным полудрагоценным камням, таким как серпентин и нефрит, привел их в бассейн реки Бальсас. Нельзя утверждать, что жители Теотиуакана смогли завладеть сырьем: скорее всего, они установили с местными жителями асимметричные торговые отношения.

Присутствие жителей Теотиуакана в Мексиканском заливе также можно объяснить поисками сырья, вероятно перьев тропических птиц, какао и залежей киновари, а также каолина в районе Тустлас. Недалеко от озера Катемако, в Матакапане, жители Теотиуакана основали колонию; таким образом, они обеспечили себе не только доступ к местному сырью, но и контроль над важным портом, в котором сходились торговые пути с севера Веракруса, с полуострова Юкатан, от берегов Гватемалы — через перешеек Теуантепек, и от миштеков в направлении по маршруту Теотитлан — Тустепек. Среди самых убедительных доказательств присутствия выходцев из Теотиуакана в Матакапане — многосемейные жилые комплексы, построенные по образцу столицы.

Отношения Теотиуакана с майя и сапотеками были объектом многочисленных споров между учеными. Мы можем утверждать, что связь существовала, была достаточно тесной и длилась несколько веков. Многие предметы материальной культуры обитателей Теотиуакана дошли до Оахаки и регионов майя, а ряд теотиуаканских форм и образов был заимствован ремесленниками юга. Но какова была природа этих отношений?

Полвека назад было признано, что Теотиуакан оказывал сильное влияние на регион майя. Проведенные с тех пор археологические работы и прочтение эпиграфических текстов подтвердили это влияние и позволили уточнить его характер. В некоторых городах майя в Петене есть четкие следы влияния Теотиуакана на архитектуру и керамику, а также на воспроизведение военных символов и других изображений. Тикаль, безусловно, то место, где черты Теотиуакана выражены наиболее явно: кроме сосудов теотиуаканского типа, как, например, характерная треножная кружка с крышкой, в этой столице сельвы есть несколько построек с откосами и помостом, выполненных по образцу Теотиуакана, а недавно был найден каменный штандарт, которым пользовались для отметок при игре в мяч, почти идентичный тому, который находится в районе Ла-Вентилья в Теотиуакане.

На одном из сосудов, найденных в Тикале, изображены вооруженные воины в нарядных теотиуаканских одеждах, пришедшие к персонажу майя, который встречает их окуриванием. На одной из стен в расположенном поблизости Уахактуне также изображен теотиуаканский воин, которого принимает знатный майя. Только недавно прочтение эпиграфических текстов позволило лучше понять событие, к которому относятся эти сцены. Сегодня мы знаем, что 31 января 378 г. н. э. в Тикаль прибыл иностранец по имени Сиях-Как; за восемь дней до этого присутствие данного персонажа зафиксировано в деревне Эль-Перу, расположенной на берегу одного из притоков Усумасинты, естественного пути в Петен из долины Мехико. В тот же день, когда прибыл чужеземец, умер король Тикаля Чак-Ток-Ичаак; то есть, вероятно, он был убит чужеземцами.

Прибытие Сиях-Кака также упоминается в записях Уахактупа, Бехукаля и Рио-Асуль. Ни в одном из случаев не говорится, что Сиях стал правителем: записи указывают, что этот персонаж привел к власти новых монархов. В Тикале правителем, поставленным Сияхом, стал выходец из Теотиуакана Буо-Лансадардос. После узурпации чужеземцы посчитали целесообразным убрать из общественных мест стелы, которые напоминали о властителях, предшествующих вторжению Теотиуакана, и все они были разрушены или убраны из города. Речь шла о том, чтобы установить новую династию, и впоследствии в течение нескольких поколений легитимность правителей Тикаля будет зависеть от Теотиуакана. Сын Буо-Лансадардоса Ях-Нуун-Айин I был изображен на стеле в нарядах и в позе, нехарактерных для майя, а в его могиле были зарыты сосуды теотиуаканского типа. Изображение внука Буо-Лансадардоса Сияха-Чан-Кавиила II в большей степени соответствовало традициям майя, но по бокам от него присутствуют два изображения, на которых его отец представлен в одеждах и с оружием воинов Теотиуакана. В Пьедрас-Неграс также есть свидетельства военного давления теотиуаканцев, а в Паленке теотиуаканцы, вероятно, установили новую династию в 431 г. н. э.

Гватемальское нагорье Каминальгую также испытало теотиуаканское нашествие около 400 г. н. э. В этом случае нет никаких записей, но археологические находки очень красноречивы. На Каминальгую произошло то, что Майкл Ко назвал «версией Теотиуакана в миниатюре». Поселенцы строили свои храмы наподобие тех, какие были в долине Мехико, а их керамика повторяла формы, характерные для столицы. После смерти они предпочитали быть похороненными с сосудами, привезенными из своего родного города. Основным мотивом, побудившим выходцев из Теотиуакана поселиться в этом высокогорном регионе, вероятно, было стремление контролировать залежи обсидиана в этой зоне, в частности в Чаяле.

Отношения между Теотиуаканом и Монте-Альбаном, похоже, были сдержанными и симметричными, и если в случае с майя была очевидной военная составляющая, то связи с Монте-Альбаном были, скорее, дипломатическими. Сапотекские гончары были менее подвержены теотиуаканской моде, чем ремесленники Тикаля; теотиуаканские формы намного реже встречаются в репертуаре Монте-Альбана. В Монте-Альбане на одной из притолок есть изображение, относящееся к визиту теотиуаканских послов, но эти послы являются не военными, а жрецами, несущими подношения в сумках из копала[3]. В случае с Оахакой к тому же есть взаимность, которой не наблюдается в отношениях с майя: в Теотиуакане был район, населенный сапотеками, которые в течение многих веков сохраняли свои обычаи. Они хоронили мертвых в подземных камерах, как в Монте-Альбане, а не прямо под полом, как другие жители Теотиуакана. Кроме того, вокруг останков сапотеки размещали сосуды с изображениями, идентичные тем, которые в большом количестве были найдены в долине Оахака.

Присутствие обитателей Теотиуакана на западе Месоамерики пока неочевидно. Утверждалось, что они доходили до таких поселений Сакатекаса, как Альта-Виста, чтобы контролировать оборот бирюзы и горнодобывающую деятельность в регионе в целом; но пока четких доказательств этому нет. С другой стороны, поселение Тингамбато в Мичоакане всегда привлекало внимание поразительным сходством своей архитектуры с архитектурой Теотиуакана, но подтверждений связи между этими поселениями в керамике не найдено. Наконец, поселения в Наярите, Халиско и Колиме с характерными церемониальными центрами с платформой и круглыми площадями, а также погребальным комплексом с могилами и керамикой, реалистично изображающей сцены из повседневной жизни людей и животных, были в большей степени связаны с региональной системой и народами Западной Сьерра-Мадре и побережья Тихого океана, нежели с Теотиуаканом.

Кризис и перемены

Период с 650 по 900 г. н. э. обычно известен под двумя названиями. Для центральной части Мексики, пережившей падение Теотиуакана и драматические перемены, происшедшие с городом, он называется постклассическим; но для района майя, который именно тогда достиг процветания, применимо понятие позднего классического периода. В любом случае начальная дата этого периода совпадает с кризисом, которым завершилась гегемония Теотиуакана, а последняя дата относится к исчезновению классической культуры майя. Точнее, 909 г. н. э. — это последняя зафиксированная дата в монументах Калакмуля и Тонины.

Незадолго до 600 г. н. э. заканчивается влияние Теотиуакана на районы майя, а между этой датой и 700 г. н. э. следы теотиуаканского присутствия исчезают по всей Месоамерике: порт Матакапан перестает быть центром товарообмена; теотиуаканская керамика исчезает из зон добычи киновари в Сан-Луис-Потоси; прерывается торговля между Морелосом и долиной Мехико — другими словами, теотиуаканская эпоха подходит к концу. Падение Теотиуакана, вероятно, было вызвано натиском городов, которые стремились играть более активную роль в системе товарообмена; регионы Месоамерики как бы стряхнули с себя гнет, который сковывал их экономическую жизнь. Древняя метрополия во время кризиса лишилась более четырех пятых своего населения.

Прекращение влияния Теотиуакана на регионы майя, вероятно, стало одной из причин ускорения регионального развития. Города майя стали более процветающими: архитектура, скульптура и производство ритуальных приспособлений и предметов роскоши достигли беспрецедентного разнообразия и богатства. Некоторые из основных городов майя — Паленке у подножия сьерры Пьедрас-Неграс в Чьяпасе и Яшчилан в Усумасинте, Тикаль в Петене, Калакмуль к югу от полуострова Юкатан — достигли расцвета в VII в. И так же как и в другие моменты истории майя, этот период процветания известен в больших подробностях, чем другие периоды истории Месоамерики, так как майя использовали письменность, позволявшую воспроизводить устную речь, а также располагали точной календарной системой. Иногда повествования майя классического периода выглядели монотонными; в них говорится о рождении, восхождении на трон, об объявлении войн, о предназначении храмов, о смерти… Тем не менее подробное ознакомление с записями, которое было особенно успешным в последние двадцать лет их изучения, позволяет вскрыть детали и особенности: не все правители вели себя одинаково и не все города одинаково освещали свои события. Существуют сотни доступных исторических повествований, и многие из них относятся именно к этому блестящему периоду начала VII столетия.

Записи Яшчилана позволяют узнать, кроме других личностей, особенно успешного правителя по имени Ицамнаах-Балам II, который правил с 681 по 742 г. н. э. В самых блестящих порталах Яшчилана он предстает как великий воин и защитник города. Его правление было успешным, а жизнь — долгой; долгожитель, как и его мать, он прожил более девяноста лет. Среди нескольких жен этого монарха самой главной была Кабаль-Хоок: ей посвящен один из лучших храмов Яшчилана, интерьер которого был украшен великолепными скульптурами, привезенными из других городов. Кабаль-Хоок умерла через семь лет после правителя и была похоронена в великолепном храме с впечатляющим убранством из двадцати тысяч обсидиановых ножей.

Другая история эпохи процветания — это история Пакаля и его сына Кан-Балама — господ из Паленке (в то время город назывался Лакамха). Художники этого города предпочитали фиксировать исторические события на штукатурке, поверх стен и на некоторых каменных изделиях, но не на стелах. Кинич-Ханааб-Пакаль I, то есть Пакаль Великий, получил власть из рук своей матери Сак-Кук, что было редкостью в обществе с преимущественно патриархальными порядками. Вероятно, Сак-Кук получила власть, поскольку не имела братьев; последний из них погиб в ожесточенной войне против Калакмуля. После трехлетнего правления, своего рода регентства, она передала власть сыну, которому было всего двенадцать лет. Пакаль смог прервать череду военных неудач города и достичь достаточного богатства, чтобы построить один из самых больших дворцов Древней Мексики и монументальный мавзолей для своего путешествия в Шибальбу, в мир мертвых: так называемый Храм надписей. Опираясь на стабильность, достигнутую Кинич-Ханааб-Пакалем I, его сын Кинич-Кан-Балам II привел город к еще большему процветанию и сравнялся со своим отцом в области строительства: ему мы обязаны великолепным комплексом из трех храмов — Креста, Лиственного креста и Солнца.

Современниками Пакаля Великого были Юкноом-Кабеса и Юкноом Великий, правители Калакмуля. Юкноом-Кабеса, смелый правитель города, отличавшийся воинственностью среди соседей, ревностно относился к военному престижу своих владений и к собственной власти над небольшими городами. Когда город Наранхо в гватемальском Петене предпринял попытку освободиться, туда незамедлительно отправилось войско из Калакмуля, а Юкноом лично убил правителя. В рассказе используется глагол kuxaj для определения того, чтó Юкноом сделал со своим соперником; это слово можно перевести двумя способами: он его пытал или он его съел. Наследник Юкноом-Кабесы, Юкноом Великий, направил свою военную мощь на борьбу с Тикалем, оказывая содействие его врагам или непосредственно атакуя город.

Признаком могущества королевства майя в VII в. может считаться его способность влиять на Центральную Мексику. Это влияние тем не менее является частью общего явления экспансии регионов, которые являлись периферией теотиуаканской системы. Группы центральной и северной частей Веракруса с процветающим городом Тахин во главе проникли в Уастеку и на центральное плоскогорье. Некоторые предметы, найденные в городе Чолула, свидетельствуют об очевидном влиянии декоративных стилей района залива. Группы миштеков также направлялись в Чолулу и, безусловно, способствовали распространению некоторых иконографических и особенно календарных навыков в поселениях Пуэбла и Морелос. Майя, в свою очередь, существенно влияли на элиты двух важных городов — Какаштла и Сочикалько. На замечательной настенной живописи Какаштлы есть фигуры и изображения, происходящие из района залива, а также теотиуаканские мотивы, но стиль живописи, композиция сцен и поведение персонажей относятся прежде всего к традиции майя. Художники, которые рисовали их, и, несомненно, представители местной знати были знакомы с художественными традициями долины реки Усумасинты.

В случае Сочикалько слияние региональных традиций является еще более поразительным. Застройка пространства осуществлялась по схожей с Монте-Альбаном схеме, но имеет еще больше общего с традицией построения церемониальных комплексов и формирования акрополя майя. Архитектурные платформы выполнялись со склоном и настилом, как в Чолуле, но использовали консольный карниз, как в Тахине. Украшение храма Кецалькоатля воспроизводит теотиуаканскую тему, но, помимо этого, жители Сочикалько избегают контакта с метрополией, находящейся в состоянии упадка, и предпочитают запасаться обсидианом в залежах Мичоакана, несмотря на то что они расположены намного дальше, чем долина Мехико. В календарных записях Сочикалько прослеживается влияние Оахаки, хотя также заметны попытки создать новую систему. И еще раз так же как и в Какаштле, в Сочикалько встречаются стилистические элементы, которые могут быть объяснены только тесным контактом с группами элиты, которые были хорошо знакомы с искусством майя. Скульптуры человеческих фигур, выполненные в храме Кецалькоатля, без сомнения, несут на себе отпечаток художественной традиции майя, вероятно, из дальнего Копана.

Похоже, что в результате образовавшегося вакуума после падения Теотиуакана все поспешили перестроить систему старых связей. И если ранее эта система регулировалась центральной властью, то теперь в ней формировались центры, из которых исходили различные инициативы. Это был, несомненно, бурный период, в том числе и с точки зрения военных действий: Теотенанго у истока реки Лермы строится на горе, что затрудняет атаку города, а Сочикалько и Какаштла не довольствуются своим расположением на вершине холмов и окружают себя рвами и стенами. На настенной живописи Какаштлы тема борьбы между дождями и засухой принимает форму жестокой битвы. На пирамиде Кецалькоатля в Сочикалько персонажи в верхней части изображены с огромным щитом и пучком копий.

В течение VIII столетия военные действия усилились также и в регионах майя, где они достигли невиданного ранее размаха. Споры за распределение зон влияния, которые в конечном итоге означали борьбу за экономические ресурсы, дали начало череде военных конфликтов, которая завершилась только с исчезновением культуры майя, в течение столетий процветавшей в нижних землях. Некоторые события в районе реки Пасьон и озера Петексбатун могут послужить иллюстрацией этого периода ожесточенных войн. Там примерно с 760 г. н. э. развернулся региональный конфликт, в который были вовлечены поселения Дос-Пилас, Агуатека, Сейбаль, Агуас-Кальен-тес и Амелиа. Город Дос-Пилас, до того момента самый могущественный в регионе, был оставлен местной знатью; люди, оставшиеся в нем, построили двойную стену, которая проходила по древним площадям и церемониальным участкам. Жители Агуатеки также прибегли к строительству стены для усиления защиты и в конечном итоге укрылись на острове, где также возвели оборонительные сооружения. В конце этого кризиса, примерно в 830 г., единственным процветающим городом региона оставался Сейбаль. В общих чертах можно утверждать, что города майя в течение IX столетия входят в неразрешимый кризис, в результате чего оказываются заброшенными: Яшчилан был покинут около 808 г. н. э., Паленке — немногим позже, Тикаль — около 870 г. н. э., Калакмуль, находившийся в состоянии упадка на протяжении почти целого века, был окончательно заброшен около 909 г. н. э., и в это же время опустошается город Тонина.

Современная историография отвергла старую идею о загадочной катастрофе: сегодня мы знаем, что именно война стала причиной краха древних государств майя. Тем не менее необходимо повторить, что в этих боях было нечто большее, чем просто иррациональная, безудержная воинственность. Мы видим, скорее всего, самое яркое проявление борьбы за выживание жителей сельвы — обильной на первый взгляд, но одновременно хрупкой, если учесть многочисленность поселений. Майя использовали для возделывания плодородные земли на берегах рек и часто обрабатывали их с помощью ирригационных каналов. Они также возделывали внутренние земли, расположенные в глубине сельвы, которую они отвоевывали у гор, вырубая деревья и сжигая растительность. Но береговых земель было мало, а система вырубки и сжигания деревьев и растений имела слабую сторону: после двух или трех лет нужно было более чем на десять лет дать использованным участкам отдохнуть, чтобы они восстановили естественную растительность и питательные вещества.

Для знати война была быстрым способом увеличить богатства с помощью налогов, которыми облагались побежденные города, но силы и время, потраченные в этих войнах, в итоге отрицательно сказывались на организации и производительности сельского хозяйства, особенно в зонах орошения. Есть доказательства того, что питание крестьян майя стремительно ухудшалось во время позднего классического периода в результате снижения сельскохозяйственного производства. И вероятно, также в результате непосильных налогов, установленных элитой, которая не знала границ, когда речь шла об обогащении их городов. Менее устойчивые, слабые общества и знать, которая настойчиво искала способы улучшить свои позиции и увеличить доходы посредством войны, довели состояние дел до критической точки. Многие города пали, разоренные или истощенные, а в других крестьяне отвернулись от своей знати: достаточно было земледельцам уйти в горы на несколько месяцев, чтобы знать осталась без содержания.

Воины Кецалькоатля

За пределами региона майя процветавшие города также прекращают свое развитие и остаются частично или полностью заброшенными около 900 г. н. э.: Тахин, Сочикалько, Какаштла. Сам Теотиуакан, который более двух веков играл роль регионального центра, был оставлен. С этого времени начинается период, который известен как постклассический, который будет длиться до испанской конкисты.

Другое явление, которое обозначает начало постклассического периода, — это уход жителей из многих северных месоамериканских поселений и их последующая миграция к югу. Многие народы, которые веками жили в Бахио, в Лос-Альтос в Халиско и в Западной Сьерра-Мадре, направились к долинам Пуэбла-Тласкала, Мехико и Толуки и в сторону плоскогорья Тараска. Большинство из них — науа, но, вероятно, среди них были и наме и пурепечи; в колониальных источниках все они называются чичимеками. Для них было привычным существовать на грани цивилизации в суровых землях, по которым перемещались воинственные группы охотников-собирателей, самый высокий социальный статус в которых принадлежал воинам.

Бесконечные конфликты, которые характеризуют период после падения Теотиуакана, и нашествия северных чужеземцев способствовали тому, что война оказалась в центре общественной жизни городов постклассического периода. Воины наделялись религиозными атрибутами; сражения происходили от имени богов, а человеческие жертвоприношения, практиковавшиеся после сражений, воспринимались как необходимость для функционирования космического порядка. Образ и ценности воина получили невиданное ранее общественное признание. Правители опирались на военные ордены элиты, особенно орлов и ягуаров. Тема противостояния орла и ягуара, изображенная как борьба, соединение или сопоставление, была очень частой в иконографии постклассического периода: являлась излюбленной метафорой общества в состоянии войны.

Но не все конфликты разрешались с помощью оружия, а общества не смогли бы выжить, постоянно находясь в состоянии войны. Государства постклассического периода стремились стабилизировать и контролировать конфликтные ситуации посредством союзов и дипломатических соглашений. Союзы обычно были тройственными, хотя бывали и четырехсторонние. С их помощью стремились сформировать политическую власть территорий; при этом каждому из союзных государств соответствовала определенная зона влияния и население, а общие поступления от налогообложения распределялись между ними. Среди других замечательных союзов постклассического периода известен союз, в который входили Чичен-Ица, Ушмаль и Майяпан на полуострове Юкатан, союз Иуацио, Пацкуаро и Цинцунцан в Мичоакане и союз Теночтитлана, Тескоко и Тлакопана в долине Мехико. Помимо этих союзов, между «друзьями» существовали также временные соглашения, которые позволяли поддерживать определенные дипломатические отношения между враждебными государствами. В этом отношении особенно красноречиво присутствие некоторых правителей из Мичоакана на праздниках коронации мешиков; после участия в празднествах и развлечениях, проходивших в течение нескольких дней, сановники тарасков возвращались в свои земли и продолжали враждебно выступать по отношению к Мехико-Теночтитлану и его союзникам.

Самым важным городом раннего постклассического периода (900—1200) была Тула, которая располагалась в современном штате Идальго. В ней боевая отвага чичимеков смешалась с традицией южных науа, наследников Теотиуакана. В Туле воины — герои сцены: они восседают на вершине самого важного городского здания, основание которого украшено изображениями койотов, ягуаров и орлов, держащих в клювах кровоточащие сердца. Площадки для игры в пелоту играли важную роль в этих местах, служа, вероятно, для проведения военного ритуала, который завершался обезглавливанием военнопленных. Тула — первый месоамериканский город, в котором используется ужасный цомпантли — своего рода огромные счеты, на каждую перекладину которых насаживались человеческие головы: один из вкладов народа чичимеков в последние века месоамериканской истории. Также в Туле впервые использовался монументальный портик, образованный несколькими параллельными колоннадами, и антропоморфный алтарь, который известен как чак-мооль. Оба элемента происходят из западных горных поселений.

Преуспевание Тулы было скромнее, чем Теотиуакана, но политический и военный вес города был достаточным для того, чтобы распространить на большие расстояния маршруты товарообмена, которые доходили до Центральной Америки через юг и, по меньшей мере, до Синалоа на севере. Некоторые памятники материальной культуры месоамериканского происхождения, найденные в поселениях в земледельческих оазисах Нуэво-Мехико, таких как Пуэбло-Бонито в каньоне Чако, вероятно, происходят из тольтекской эпохи, но нельзя точно утверждать, связано ли их появление здесь с торговым проникновением Тулы или с функционированием всей региональной сети. Мы знаем, что земледельческие деревни в долинах рек Соноры торговали с поселками Сьерра-Мадре; существуют также свидетельства о контактах между горными жителями Чиуауа и Дуранго и земледельцами Аризоны и Нуэво-Мехико. Самым комплексным земледельческим поселением на севере современной Мексики был Пакиме (известный также как Касас-Грандес) в Чиуауа, где был построен огромный четырехэтажный многосемейный дом из кирпича-сырца с отоплением и дренажом, окруженный ритуальными платформами и площадями. Вероятно, Пакиме являлся важным местом стоянки на пути тех, кто вез месоамериканскую продукцию на север. Вполне возможно, что торговцы из Тулы также доходили до Пакиме, привлекаемые месторождением бирюзы в Нуэво-Мехико.

Каменная цомпантли («стена черепов») в городе майя Чичен-Ица.

Тольтеки, как в свое время жители Теотиуакана, также имели отношения с поселениями майя, хотя в данном случае сложнее определить характер этих отношений. Город Чичен-Ица на полуострове Юкатан был практически заново основан около 900 г. н. э. рядом с древним городом классического периода. В новой Чичен-Ице были воссозданы некоторые из основных образов и структур Тулы: портик из колоннады с этажом в форме буквы L; храм Воинов, на вершине которого две колонны в виде пернатых змеев обозначают доступ в крытое пространство; колонны с вырезанными на их гранях воинами, чак-мооль, фризы с орлами и ягуарами и даже скульптурный цомпантли, воспроизводящий гирлянды тольтекских черепов. Возможно, те, кто воссоздал Чичен-Ицу, были не эмигрировавшими тольтеками, а влиятельными группами торговцев, по происхождению майя и известными как путуны, которые часто посещали города науа и были знакомы с их образом жизни. Версию, согласно которой архитектура нового города создавалась теми, кто не знал Тулу, сразу можно отбросить. Город Чичен-Ица оставался самым могущественным на полуострове до 1300 г., однако его владычество осуществлялось в союзе с городами Ушмаль и Майяпан. Последний разорвал отношения с союзом и, вероятно, в тиранической форме контролировал район до 1450 г. Но престиж Чичен-Ицы и ее реформаторской элиты, отождествляемой с богом Кукульканом (так на Юкатане называли Кецалькоатля), сохранится до испанской конкисты.

Тула славилась среди месоамериканских народов не только памятниками материальной культуры; ее слава распространилась за пределы территории науа и всегда была связана с политической властью и цивилизацией. То же самое произошло с Кецалькоатлем, легендарным владыкой тольтеков. Считалось, например, что первый повелитель майя-киче Гватемалы был утвержден на своем посту Кецалькоатлем, которого киче звали Кукумац. Миштеки приписывали Кецалькоатлю создание династий, которые правили в постклассический период. Как майя, так и миштеки упоминают в своих повествованиях Тулу; майя утверждают, что предшественники их правителей были родом из этого города, а миштеки считали, что их великий правитель и завоеватель Очо-Венадо, Ягуар, путешествовал в Тулу, чтобы быть утвержденным в своем звании. В свою очередь большинство народов науа в XVI в. относились к Туле как к месту происхождения своих правящих родов; то же самое было у чальков, тецкоканов, чолультеков, куаутин-маптлака, конечно, у мешиков и многих других.

Глубокий след Тулы и Кецалькоатля в идеологии народов Месоамерики не объясняется исключительно деятельностью тольтеков из Тула-де-Идальго, их торговыми предприятиями и военной мощью. Здесь было и другое. Слово «Тула» (Tollón в своем правильном произношении на языке науатль) этимологически означает «заросли тростника», место, где изобилуют тростники, или tollin. Это метафора большой агломерации людей, характерной для города. В различных источниках индейской традиции колониальной эпохи это слово использовалось для обозначения чудесного, мифологического города, населенного богами, такими как Кецалькоатль и Тескатлипока, а также применялось для обозначения серии городов, современных или исторических: Чолулы, Кулуакана, Теночтитлана и самой Тула-де-Идальго.

Центральная площадь древнего города Теотиуакан. На заднем плане — пирамида Солнца (построена ок. 150 г. н. э.). Город был покинут к началу VII в. н. э.

То, что объединяет все города, называемые Тулой, — это их процветание, большая территория, высокий уровень цивилизации, а также мудрость и религиозность их правителей. Тула была роскошным, чудесным городом — так же, как и все ее земные воплощения. Вероятным прототипом всех городов, называемых Тулой, был самый большой, могущественный и процветающий город в Древней Мексике, то есть Теотиуакан. Там зародилась городская традиция науа и культ Кецалькоатля. В Тула-де-Идальго укрепился древний миф и возникли новые атрибуты, связанные с властью: правитель этой Тулы носил имя бога Кецалькоатля и ему принадлежало право утверждать правителей других городов, что он делал, прокалывая им носовую перепонку когтем орла и ягуара.

Знакомство майя и миштеков с Тулой и богом Кецалькоатлем свидетельствует о влиянии традиции науа на юге. Это влияние началось в эпоху Теотиуакана, но, похоже, имело большие политические и религиозные последствия именно в тольтекский период. Итак, Кукулькан майя мог бы быть господином Чичен-Ицы; а Тула, которую миштеки упоминали в своих источниках, могла бы быть Чолулой (Тоllаn Cholollan); последняя сохраняла теотиуаканские традиции в течение нескольких веков, имела прочные связи с Оахакой, а в постклассический период обладала репутацией главного святилища Кецалькоатля. Точно известно, что было несколько Тул и несколько Кецалькоатлей и что различные месоамериканские города, по крайней мере в постклассический период, приняли эту легенду и эти символы как часть стратегии, чтобы узаконить свою власть, чтобы признавали их главенство и воздавали почести их знатному роду.

Мешики считали Тула-де-Идальго священным городом Кецалькоатля и придавали ей большую историческую значимость, чем Чолуле или Теотиуакану, потому что она была «их Тулой», их метрополией. Мешики проживали в северных провинциях тольтекского государства, вероятно в районе Керетаро, и пришли в долину Мехико, когда их метрополия испытывала кризис и была заброшена незадолго до 1200 г. Еще во времена процветания мешики ходили по древнему городу атлантов и чак-моолей, искали изделия, которые потом использовали как подношения в Теночтитлане, и вдохновлялись видами заброшенного города, чтобы создать собственные художественные произведения. Мешики считали себя прямыми наследниками этой Тулы, а Теотиуакан ассоциировали с более древними временами — временами сотворения мира.

Падение Тулы, скорее всего вызванное чередой ожесточенных конфликтов около 1200 г., ознаменовало начало позднего постклассического периода, который завершится испанской конкистой.

Боги воды

Накануне испанской конкисты долина Мехико переживала этап расцвета городов. Городов было много, и все они были густонаселенными; хронисты говорят о большом скоплении людей на улицах и каналах и поражаются оживленности на торговых площадях Чалько-Атенко, Сочимилько, Койоакана, Кулуакана, Истапалапы, Тескоко, Тлакопана, Аскапоцалько, Мехико-Теночтитлана, Мехико-Тлателолько и десятков других средних поселений, таких как Коатлинчан, Мискоак или Такубая. Население долины Мехико, рассредоточенное по этим центрам, составляло около двух миллионов человек.

Большинство этих городов находилось под властью знатных родов науа, но во многих из них проживали представители других этносов, особенно отоми и матлацинка. Науа использовали для обозначения города, с его населением и землями, термин альтепетль («гора воды»). Каждый альтепетль управлялся тлатоани — правителем, которому помогал многочисленный бюрократический аппарат судей, сборщиков налогов, полководцев и их администраторов. Хотя каждый город был достаточно независимым в своих внутренних делах, существовало три крупных города с более высокой иерархией, чем остальные; они собирали дань с других городов и могли призывать их к участию в войнах или в других общественных делах; этими тремя городами были Тлакопан, Тескоко и Мехико-Теночтитлан, которые составляли самый известный из тройственных союзов постклассического периода. Тлакопан получал только пятую часть подати подчиненных земель и имел в союзе меньший вес, в то время как Тескоко находился почти на одном уровне с Теночтитланом, за исключением военных вопросов: мешики, несомненно, являлись в союзе военными лидерами.

Тройственный союз был необходимостью; ни одно государство в долине Мехико не смогло бы в одиночку управлять сложной системой торговых маршрутов, облагаемых налогами территорий и отношениями между знатными родами. И это было не более чем административным вопросом; традиционная власть царств над определенными поселениями и этническими группами оставалась в силе. Это позволяет понять, почему мешики и тецкоканы после разгрома тепанеков из Аскапоцалько обратились с просьбой о союзе к Тлакопану, который также входил в тепанекское государство: им было необходимо то влияние, которое тепанеки имели над народами западной части долины и района Толуки, в особенности матлацинками; кроме того, торговый рынок Аскапоцалько играл ключевую роль в экономике долины.

Демографическая плотность и сложная система городов долины Мехико в начале XVI в. опирались на процветающее земледелие. В течение двух веков до прибытия испанцев, о чем подробно сообщают колониальные источники, упоминается только о двух случаях голода, происшедших в результате продолжительных засух. Высокая производительность земледелия долины объясняется повсеместным использованием ирригации на сухих землях и особой системой огородов на островах и на берегах озера. Земли удобрялись тиной и экскрементами летучих мышей, а некоторые растения выращивались в питомниках, которые позволяли сажать на каждом участке только самые жизнеспособные растения.

Сельскохозяйственная продукция науа в постклассический период была та же, что и у жителей Теотиуакана, тольтеков и большинства других месоамериканских народов: маис, фасоль, тыква (особенно вид Cucúrbita pepo), перец, различные виды томатов, чия, амарант и некоторые другие. Кроме продуктов земледелия, долина могла давать другие съедобные продукты: множество разновидностей рыбы, птицы, лягушки, различные насекомые, змеи, зайцы, олени и т. д. В глубине озера были залежи соли (в районе Тескоко), а в лесах можно было выращивать агаву и запасаться дровами. В регионе росли также некоторые плодовые деревья, например боярышник и вишня.

Каждое государство существовало за счет того, что производили его подданные, а также за счет налогов от других поселений на подвластной территории. Производители любого поселения должны были платить своим правителям налог натурой, кроме того, они были обязаны участвовать в войнах и в общественных работах. Крупные государства, входившие в Тройственный союз, получали налоги от дальних провинций и могли наполнять свои склады перьями кецаля и попугаев, золотом и другими ценностями. Эти предметы роскоши предназначались для знати и религиозных праздников.

Во всех городах науа долины Мехико население делилось на две социальные группы: знать, или пипильтин (pipiltin; ед. ч. пилли), и простые люди, или масеуальтин (macehualtin; ед. ч. масеуалли). Статус пилли и масеуалли определялся по рождению, и только в исключительных случаях, связанных с военными заслугами, простой человек мог войти в число знати. Простые люди занимались земледелием, рыболовством, ремеслами и другими работами и платили знати налоги. Знать занималась вопросами управления, правосудием, организацией военных кампаний и религиозными культами и жила за счет налогов, поступавших от простых людей правителю, которые он периодически распределял. Некоторые представители знати получали налоги напрямую, например судьи, потому что продукты, получаемые с определенных земель, предназначались именно им. Были также и те, кто имел что-то вроде феодальных владений, которые можно было продавать и оставлять в наследство; это были воины, отличившиеся в боевых действиях, и некоторые представители знати, которых правитель хотел наградить: и те и другие получали земли и пользовались производимыми на них продуктами и услугами крестьян, которые проживали и работали на этих землях.

Законодательство усиливало классовые различия и способствовало укреплению престижа и власти в руках знати. Знать использовала одежды и драгоценности, запрещенные для остальной части населения. Даже если предположить, что простой человек мог купить на рынке нефритовые украшения, он не мог их носить, а если делал это, то мог быть казнен. Наряды знати были из хлопка, а не из грубого волокна, как одежда простых людей; дома знати были богаче, выше и лучше декорированы; знатные люди могли иметь много жен, а простые — нет. Знать спала в удобных кроватях с перьевыми матрацами, подушками, хлопковыми простынями и шкурами оленей. Простые люди жили очень скромно.

Это разделение общества на два класса дополнялось рядом исключений и отклонений. Ремесленники не были обязаны участвовать в общественных работах и платили налоги только натурой; кроме того, некоторые ремесленники пользовались большим уважением, были связаны с властью и жили со всеми удобствами под покровительством правителей. Торговцы также не отрабатывали налоги и не должны были участвовать в войнах, как остальные простые люди: их служение заключалось в деликатном задании шпионить во вражеских городах, в которые они могли приезжать, не вызывая подозрений. Элитные воины, орлы, ягуары, койоты, бойцы из отрядов отоми вели своеобразный образ жизни: они почти с безумной отвагой предавались сражениям и часто умирали на поле боя или на жертвенном камне от рук противника, но в мирное время воины наслаждались привилегиями и особым общественным почетом, танцевали, пили какао, наслаждались компанией куртизанок; если некоторые из них доживали до старости, они занимались обучением молодых в школах.

Некоторые крестьяне обрабатывали землю, которую считали своей, будучи членами одного из многочисленных кальпулли (calpullis; так назывались районы, сформированные на основе древних родов), чье право на поселение было исторически признано. Эти работники, названные в некоторых источниках кальпулекве (ед. число кальпуле), платили налоги своему правителю. Но были также крестьяне, которые работали и жили на завоеванных землях, переданных в качестве феодальных владений знати или военачальникам. Этих работников в некоторых источниках называют майекве (mayeque; ед. ч. майе — maye, то есть «тот, у кого есть руки»). В колониальных документах положение майекве предстает еще хуже, чем положение кальпулекве, что связано с огромным налоговым бременем в виде работ и натуральных продуктов, которыми они должны были платить знатному человеку, владельцу земель.

Социальная шкала в своей низшей крайности включала в себя и тех людей, которые жили хуже или в еще более тяжелых условиях, чем простые люди. Густонаселенные города постклассического периода давали убежище бродягам, преступникам и различным мошенникам. В принципе, все индивиды подчинялись и были защищены обществом, к которому принадлежали, но, если человек отрывался от своего общества, он не мог найти себе другого и ему оставалось только бродяжничать. Это могло произойти, если подросток убегал из родительского дома, если человек, совершивший преступление, бежал из города, чтобы уйти от наказания, если город или общество изгоняли одного из своих членов за серьезный проступок. Так, вероятно, появились рыночные носильщики, или тамамес (от tla.ma.ma — «тот, кто носит грузы»), нищие, проститутки, воры и грабители на дорогах, о которых нам сообщают источники. Некоторые из них довольно ярко описывают оборванных, взлохмаченных, покрытых ссадинами людей на грани человеческого образа жизни, шатающихся по улицам, невыспавшихся или пьяных; ищущих по ночам отбросы на рыночных площадях.

Существование подобных персонажей поражает и представляется весьма странным, если учесть, что речь идет о строго сословных обществах. Среди науа из долины Мехико были рабочие-кальпулли, торговцы и представители знатных родов. Не принадлежать к одному из этих сословий означало практически не существовать вовсе. Информация о знатных родах тщательно документировалась в кодексах. Длительная практика многоженства позволяла правящим родам сформировать двор за одно поколение — каким бы многочисленным ни был бюрократический аппарат, он мог состоять из прямых родственников правителя. Что касается сообществ рабочих — кальпулли (мн. ч. кальпультин), насколько нам известно, они составляли основной элемент всей доиспанской социальной организации. Немало споров было посвящено выяснению, были ли это родовые группы, наподобие кланов, или они существовали в рамках административных границ, установленных государственными органами. Документальные источники в конечном итоге указывают на то, что разгадка лежит посередине: не вызывает сомнения, что у кальпулли были кровные связи, их члены были родственниками и признавали общие корни, но в то же время, попадая в зависимость от городских законов, кальпулли функционировали как административные единицы в целях взыскания налогов и участия в военных действиях, а также в религиозных культах. Существовали некоторые ограничения для вмешательства тлатоани во внутренние дела кальпулли, но также были ограничены и автономии данных сообществ, и подобные ограничения предусматривали обязательства и подчинение высшей политической власти. Мотивы, которые вынуждали сообщества соблюдать эти политические правила, очевидны: жизнь в городе, рынок, военная защита и даже божественная защита.

Кальпулли вели активную жизнь в пределах своих городских районов. Они поклонялись собственному богу-покровителю, участвовали в работах по обслуживанию своего храма и защите обездоленных в своем собственном сообществе, проводили свои праздники и ежедневно собирались на площадях и улицах района, чтобы отдохнуть, поговорить и повеселиться. Каждый кальпуле — член сообщества кальпулли признавал своего начальника, которого, по данным некоторых источников, называли «старшим братом»; этот начальник принимал решения, опираясь на поддержку совета старейшин. Собрания этого совета, а также глав семейств каждого района проходили в общественном здании.

У тлатоани в подчинении были сборщики налогов и надсмотрщики, которые контролировали выплату налогов каждого кальпулли и организовывали участие членов кальпулли в общественных работах. Кроме того, юноши кальпулли должны были посещать своего рода школу, которая на языке науатль называлась тельпочкалли («дом молодежи»). В этих тельпочкалли юноши получали боевую подготовку, и те, кто отличался храбростью, могли стать полководцами или элитными воинами, настоящими героями в глазах общества.

Молодые представители знати также посещали школу, которая в источниках называется кальмекак; там они получали более строгое воспитание, явно ориентированное на руководство: военная стратегия, священство, управление. Некоторые из воспитанников оставались в храмах в качестве священников, другие начинали работать в области управления. В кальмекак тщательно следили за поведением молодых людей и препятствовали их связям с женщинами. В тельпочкалли, напротив, дисциплина была менее строгой, и, судя по всему, юноши часто вступали в связь с девушками, с которыми знакомились на вечерних занятиях по танцам, проходившим в куикалли («дом пения»).

Принадлежность к административной единице более широкого масштаба — к государству — выражалась в участии в религиозных праздниках города, которые часто происходили в течение года. Юноши школьного возраста танцевали и участвовали в ритуальных играх и схватках, а все население наблюдало за этими ритуалами, проходившими на вершине храмов центральной священной территории, и принимало более активное участие в тех, что происходили на улицах и площадях города и в расположенных поблизости святилищах.

Самые грозные ритуалы из тех, что проводились в городах науа, были связаны со смертью. Мешики среди всех народов Древней Мексики отличались неистовством, с которым они различными способами совершали человеческие жертвоприношения. Иногда приносили в жертву десятки детей, чтобы ублажить Тлалока, бога бури и дождя; их бросали в водовороты или приносили в жертву на алтарях, расположенных в горах. На одном из таких ежегодных праздников обезглавливали старуху, и воин бегал по городу, держа за волосы отрубленную голову и размахивая ею во все стороны. Чтобы воздать хвалу Шипе, богу весны, жрец шествовал, облачившись в кожу принесенного в жертву человека… Раны, расчленение, смерть постоянно присутствовали в Теночтитлане и соседних городах. Население, не имея возможности преодолеть эти полные драматизма сцены, принимали участие в катарсисе публичных развлечений: уличные пиры, веселые ритуалы и смешные комедии, дававшие публике возможность посмеяться над юношами, изображавшими шмелей, которые сталкивались и падали с карниза, или над актерами в роли стариков, калек, больных.

Помимо религиозного значения, несомненно, некоторые случаи жертвоприношений имели целью продемонстрировать военную мощь войск Тройственного союза. Кампания против уастеков, предпринятая Ауицотлем, самым воинственным из правителей мешиков, завершилась принесением в жертву тысяч и тысяч врагов, мужчин, женщин и детей, которые в течение четырех дней и ночей в четыре ряда становились перед лестницами храмов долины Мехико в ожидании своей очереди подняться на жертвенный камень. Идя на смерть, они по обычаю пели грустную птичью песню.

Накануне конкисты

К началу эпохи испанской конкисты Тройственный союз, возглавляемый Теночтитланом, расширил подвластные ему территории от берега одного океана до другого и с севера на юг, от Керетаро до Оахаки, а также контролировал зону Соконуско в современном штате Чьяпас. Прибрежная равнина Мексиканского залива также была подчинена ему. В процветающие города тотонаков, в которых были мощеные улицы, сети каналов для орошения и осушения, сады, окруженные стенами церемониальные центры, а также в изобилии маис, какао, ваниль, фрукты, хлопок, древесина и другие продукты, периодически наведывались сборщики налогов, присылаемые мешиками, кроме того, они должны были защищать и давать пристанище торговцам, которые проходили через эти города во время своих торговых миссий из союзных городов. С другой стороны, уастеки, северные соседи тотонаков, постоянно бросали вызов экспансии мешиков: не успевали мешики вернуться домой, чтобы отпраздновать очередную военную победу над уастеками, как они снова выражали непокорность и отказывались платить налоги. Колониальные источники приписывают нескольким тлатоани завоевание уастеков, что является безошибочным признаком того, что это не удалось в полной мере ни одному из них.

На юге мешикам удалось навязать налоговые повинности и торговые условия миштекам из сьерры и долины Оахака, а также сапотекам долины. Но на побережье, а также на перешейке было несколько независимых владений, объединившихся под началом Тутутепека. На территории современного штата Герреро тлапанеки платили дань Тройственному союзу, но были поселения, оказывавшие упорное сопротивление. Город Телолоапан, богатый производитель какао, упорно отказывался принимать торговые караваны, находившиеся под защитой мешиков, и стал жертвой самой ожесточенной войны того времени: его население было истреблено (в этом поселении были убиты даже собаки и индюки), а территория заселена переселенцами-науа, посланными из долины Мехико. Дикие поселения Иопицинко, напротив, никогда не были подчинены, а их жители, по языку родственные апачам, начали время от времени атаковать поселки, платившие дань, и даже гарнизоны мешиков.

На западе Тройственный союз столкнулся с непреодолимым барьером. Государство тарасков, центром которого являлось озере Пацкуаро, управляемое другим тройственным союзом — Панно, Цинцунцан и Пацкуаро, растянулось на весь Мичоакан и часть территории современных штатов Герреро, Колима, Халиско и Гуанахуато. Тот факт, что пурепечи использовали медь для изготовления некоторых земледельческих инструментов и оружия, навело некоторых исследователей на мысль, что в Мичоакане произошли качественные изменения, которых месоамериканская типология неолитического периода не знала за всю свою историю. Тем не менее нет подтверждений ни того, что они значительно отличались от других месоамериканских народов своей земледельческой продукцией, ни того, что они имели военное преимущество, подобное тому, которое имели ассирийцы в Старом Свете со своими железными мечами. Пурепечи хорошо защищали свою территорию; они использовали стены, небольшие укрепления, наблюдательные пункты; организовывали свои военные кампании под единым командованием и смогли оказать сопротивление армиям, пришедшим из центральных долин Мексики. Кроме того, их города, их архитектура, их одежда и даже их письменность и художественные произведения были намного скромнее, чем у науа эпохи Теотиуакана.

Что касается региона майя, то зоны наибольшей демографической концентрации и с наибольшим количеством городов располагались на возвышенностях Чьяпаса и Гватемалы и большей частью на полуострове Юкатан. После падения Майяпана там образовалось не менее семнадцати независимых владений, но это разделение не стало помехой для развития достаточно процветающей экономики, которая использовала активные торговые потоки в прибрежной зоне. Порт Тулум в Кинтана-Роо был жизненно важным звеном между судоходными маршрутами, соединявшими полуостров с Центральной Америкой и островами Карибского бассейна, и сухопутными маршрутами, ведущими в Теуантепек, а оттуда к территориям, контролируемым Тройственным союзом. Майя имели торговые отношения с науа позднего постклассического периода, а мешики не были настолько сильны, как теотиуаканцы, чтобы вторгнуться в эти земли. На самом деле способность территориальной экспансии Тройственного союза Мехико, Тескоко и Тлакопана была недостаточной, если сравнивать ее со стабильным и обширным господством империи Теотиуакана.

Эпилог

Тотонаки посчитали Кортеса приемлемым союзником для освобождения от господства мешиков, и было бы глупо упрекать их в этом, ведь они не могли знать, что затем придут оспа, коклюш и тиф и что их города будут заброшены, а кукурузные поля и сады со временем превратятся в пастбища. Тласкальтеки прекратили свое первоначальное сопротивление и решили присоединиться к испанцам, так как им показалось, что этот союз гарантирует им целостность их территории; у них не было никаких обязательств в преданности мешикам, скорее наоборот, они были врагами. С момента прибытия Кортеса на Юкатан до захвата Тлателолько и пленения Куаутемока было много государств, которые после поражения в бою или заключения соглашения с Кортесом присоединялись к его армии. Завоевание Теночтитлана стало победой тласкальтеков и многих других индейских групп: это была последняя доиспанская война в Мексике, которой тем не менее руководила небольшая армия, пришедшая совершенно из другого мира.

После падения столицы мешиков испанцы взяли под контроль значительную часть древних территорий, находившихся в подчинении Тройственного союза; за последующие три года, вступая в сражения и заключая многочисленные союзы, они смогли подчинить Кастильской короне даже те территории, которые раньше оставались независимыми: Мичоакан, Мецтитлан, Тутутепек и некоторые области Чьяпаса и Гватемалы. Завоевание Юкатана проходило медленнее и оставалось незавершенным на протяжении примерно двухсот лет; Тайясаль, укрывшийся на озере Петен-Ица, оставался независимым до 1697 г. Завоевание Западной Сьерра-Мадре и земель, расположенных к северу от Месоамерики и населенных охотниками-собирателями и деревенскими земледельцами, стало задачей, которая не была решена даже через три века колониальной истории.