Новая земля (Новь)

ГЛАВА IV

Каждое утро Олэ Генрихсенъ, напившись кофе, обходилъ свои склады. Онъ рано вставалъ и до завтрака успѣвалъ сдѣлать многое: осмотрѣть товары и погребъ, прочесть письма и отвѣтить на нихъ, телеграфировать и раздать служащимъ приказанія. Все это не легко было сдѣлать. Теперь пришла Агата и составила ему компанію, она хотѣла, чтобы всегда ее будили въ то время, когда и онъ вставалъ, и она тоже дѣлала не одну работу своими маленькими ручками. Олэ Генрихсенъ работалъ съ большей охотой, чѣмъ когда-либо. Теперь отецъ ничего другого не дѣлалъ, какъ только выписывалъ счета и считалъ кассу, а то онъ больше оставался все у себя въ домѣ, въ жилыхъ комнатахъ, въ компаніи съ какимъ-нибудь старымъ коллегой или старымъ морякомъ. Но какъ только наступалъ вечеръ, старый Генрихсенъ зажигалъ лампу, спускался внизъ, въ контору и дѣлалъ послѣдній осмотръ книгъ. Онъ проводилъ много времени за этимъ занятіемъ и, когда къ полночи возвращался наверхъ, ложился спать.

Олэ работалъ за двоихъ и для него было дѣтской игрой распутывать всѣ эти дѣла, знакомыя ему съ самаго дѣтства. Агата не мѣшала ему; только внизу въ складѣ ей удавалось поболтать съ нимъ. Ея смѣхъ, ея молодость наполняли маленькую контору — всюду проникали и освѣщали все помѣщеніе.

Она была полна радости, и все, что она говорила, приводило Олэ въ восторгъ; онъ шутилъ и проникался нѣжностью къ этой веселой дѣвушкѣ, которая еще до сихъ поръ была ребенкомъ. При другихъ онъ казался разсудительнѣе, чѣмъ былъ на самомъ дѣлѣ: ну, да вѣдь это была его маленькая невѣста, она была такъ молода, онъ былъ старше ея и долженъ быть благоразумнымъ. Но съ глазу на глазъ, лицомъ къ лицу, онъ терялъ свою серьезность и становился ребенкомъ, какъ и она. Онъ отрывался отъ своихъ бумагъ и книгъ, украдкой взглядывалъ на нее, разсматривалъ ее тайкомъ, влекомый ея свѣтлымъ образомъ. и до безумія влюбленный въ ея улыбку, когда она обращалась къ нему. Она бросала его въ жаръ, когда сидѣла тутъ вблизи, смотрѣла на него нѣкоторое время, потомъ вдругъ вставала, подходила къ нему и шептала: "итакъ, ты мой милый, вѣдь да?" У нея были такія причуды. Въ промежутки она иногда подолгу смотрѣла въ землю, пристально смотрѣла, и ея глаза дѣлались влажными, — старыя воспоминанія, можетъ быть, какое-нибудь одно воспоминаніе изъ прошлаго…

Олэ наконецъ спросилъ ее, когда она думаетъ повѣнчаться съ нимъ? И когда онъ увидѣлъ, что она покраснѣла до корня волосъ, онъ раскаялся, зачѣмъ спросилъ такъ прямо; вѣдь это можетъ быть отложено, пусть она сама назначитъ, не нужно на это отвѣчать сейчасъ, совсѣмъ нѣтъ…

Но она все-таки отвѣтила: "Я хочу такъ, какъ ты хочешь", — и положила руки ему на плечи и повторила:

"Когда ты этого захочешь".

"Да, Агата, но вѣдь это ты должна рѣшить".

"Нѣтъ, развѣ я должна назначитъ! Знаешь, Олэ, назначь ты самъ".

"Ну хорошо, посмотримъ", сказалъ онъ: "во всякомъ случаѣ тебѣ нечего бояться".

Она разсмѣялась. — Бояться? Что за фантазія! — И она крѣпко прижалась къ нему и прошептала:

"Когда ты захочешь, слышишь?" Она была такой нѣжной!

Кто-то постучалъ въ дверь и вошелъ Иргенсъ; онъ пришелъ, чтобы предложитъ пойти въ музей скульптуры. Олэ сказалъ, шутя:

"Послушай, ты какъ разъ выбралъ этотъ часъ, чтобы мнѣ нельзя было итти съ вами, я это прекрасно понимаю".

"Но, Боже мой, вѣдь мы должны прійти къ тому часу, когда музей открывается, я полагаю", возразилъ Иргенсъ.

Олэ захохоталъ во все горло.

"Представь себѣ, онъ дѣлается дикимъ", сказалъ онъ, "совсѣмъ дикимъ человѣкомъ, ха-ха-ха. Я тебя хорошо подвелъ, Иргенсъ!"

Агата одѣлась и пошла съ нимъ. Въ дверяхъ Олэ крикнулъ ей вслѣдъ:

"Не вѣдь ты скоро вернешься, Агата? Не забывай, что мы собираемся съ Тидеманомъ въ Тиволи",

Внизу, на улицѣ, Иргенсъ посмотрѣлъ на часы и сказалъ:

"Еще немного рано, какъ я вижу. Если вы не имѣете ничего противъ, пройдемъ немного на верхъ ко дворцу".

И они направились на верхъ, къ дворцу. Музыка играла, въ паркѣ взадъ и впередъ сновала публика. Иргенсъ опять принялся говорить интересно и занимательно о всевозможныхъ вещахъ. Агата принимала живое участіе въ разговорѣ, смѣялась и съ любопытствомъ прислушивалась къ его словамъ. Порой она высказывала удивленіе, когда онъ находилъ какую-нибудь очень удачную остроту. Она не могла не смотрѣть на его лицо, красивое лицо, густые вьющіеся усы, немного широкій полный роть. На немъ былъ сегодня совсѣмъ новый костюмъ, — она замѣтила, что онъ былъ такого же синеватаго цвѣта, какъ ея платье, — сѣрыя перчатки и шелковая рубашка.

Когда они проходили мимо церкви, онъ спросилъ, бываетъ ли она въ церкви? — И она сказала, — да, она ходить въ церковь.

— А онъ?

— О нѣтъ, не часто.

— Но вѣдь это нехорошо!

Онъ поклонился, улыбаясь: потому только, что это она говорить. Онъ однажды почувствовалъ себя грубо оскорбленнымъ; это, быть можетъ, покажется совершенно неправдоподобнымъ, потому что это была такая мелочь. Какъ разъ въ этой самой церкви онъ былъ однажды за обѣдней. Пасторъ, насколько только возможно, дѣлалъ свое дѣло превосходно. Онъ былъ краснорѣчивъ и говорилъ съ особеннымъ чувствомъ, Даже съ паѳосомъ. Но среди возбужденной тирады, полной ума и силы, онъ дѣлаетъ ужасную, искажающую смыслъ всей рѣчи, перестановку словъ, — громкимъ, убѣдительнымъ голосомъ! И вотъ, стоитъ пасторъ, залитый дневнымъ свѣтомъ, и не можетъ даже спрятаться. — Я увѣряю васъ, что-то буквально оборвалось во мнѣ.

Въ его устахъ это звучало искренно, правдиво. Почему бы не могла его дѣйствительно утонченная душа быть потрясена этой плоской комической случайностью, Агата могла это очень хорошо понятъ.

Когда они подходили къ Стортингу, Иргенсъ движеніемъ головы указалъ на сѣрое большое зданіе и сказалъ:

"Вотъ и домъ нашего Тинга; были вы тамъ?"

"Нѣтъ еще".

"Ну, тамъ не очень-то весело, — колебанія и измѣна по всей линіи. Сильные міра сего прохаживаются и жуютъ табакъ, толстѣютъ и жирѣютъ; на словахъ они очень храбры и вызываютъ шведа на борьбу, но какъ это до дѣла доходитъ, такъ…" Ахъ! она себѣ и представить не можетъ, какъ онъ и многіе другіе до глубины души возмущены этой трусостью. И какой это легіонъ противъ насъ? Швеція. Великая Швеція, эта непобѣдимая страна дряхлыхъ стариковъ. Онъ сравниваетъ Швецію съ восьмидесятилѣтнимъ старикомъ, который сидитъ пьяный и безъ чувствъ и заносчиво хвалится: я не сдамся ни за что и никогда. И когда Стортингъ это услыхалъ, онъ не посмѣлъ ничего сдѣлать. Нѣтъ, онъ, Иргенсъ, долженъ бы засѣдать въ Стортингѣ.

— Какъ это было сказано гордо и заносчиво. — Она посмотрѣла на него и сказала: "какъ вы взволнованы!"

"Да, простите меня, я всегда волнуюсь, когда рѣчь идетъ о нашей самостоятельности", возразилъ онъ. "Но я надѣюсь, что не задѣлъ ваше личное мнѣніе. Я васъ не оскорбилъ тѣмъ, что… Нѣтъ? ну это очень хорошо". Они поднялись ко дворцу, обошли его и вошли въ паркъ; они забыли о времени, а время летѣло. Онъ началъ разсказывать исторію изъ ежедневнаго листка, — сцена въ судѣ: нѣкто былъ обвиненъ въ убійствѣ и сознается въ своемъ преступленіи. Былъ поставленъ вопросъ, есть ли налицо смягчающія обстоятельства? Оказалось, что есть. Хорошо. Пожизненное заключеніе въ тюрьму. Тогда раздается голосъ изъ зрительной залы; это кричитъ возлюбленная убійцы:- Да, онъ сознался, но онъ показалъ противъ самого себя, онъ никого не убивалъ. и какъ бы могъ Генри совершить убійство, скажите мнѣ вы всѣ, которые его знали. И, кромѣ того, были смягчающія обстоятельства, его нельзя приговорить, не правда ли? Это, вѣдь, не было обдуманно. Нѣтъ, нѣтъ, Генри этого не сдѣлалъ; такъ скажите жъ кто-нибудь изъ васъ, что вы его знаете, что онъ этого не сдѣлалъ; я не понимаю, почему вы молчите… Дама была выведена. — Это была любовь.

Агата была растрогана. Какъ красиво это было; красиво и грустно. И она была выведена. И все? Нѣтъ, это такъ грустно. Но должно же бытъ дано при этомъ какое-нибудь разъясненіе; вѣдь любовь такая сильная не растетъ на деревьяхъ.

"Но вѣдь есть же такая любовь?

"Да, можетъ быть, она существуетъ гдѣ-нибудь на островахъ блаженныхъ…" при этомъ словѣ въ немъ проснулся поэтъ: островъ блаженныхъ, и онъ продолжалъ: "и это мѣсто называется вечерней рощей, тамъ было все зелено и тихо, когда они туда пришли. Мужчина и женщина одинаковаго возраста, она блондинка, — свѣтлая, сіяющая, какъ бѣлое крыло; около нея онъ казался темнымъ. Двое, загипнотизировавшихъ другъ друга, двѣ души: пристально, улыбаясь, глядѣвшіе другъ на друга, они, молча улыбаясь, ласкались, и, улыбаясь, обнимались".

"И голубыя горы смотрѣли на нихъ…"

Вдругъ онъ остановился.

"Простите меня! Я дѣлаюсь смѣшнымъ. Сядемте на скамейку".

И они сѣли. Солнце заходило, заходило все ниже. Въ городѣ пробили башенные часы. Иргенсъ продолжалъ говорить горячо и мечтательно. Лѣтомъ, можетъ быть, онъ уѣдетъ въ деревню, будетъ лежать передъ хижиной на берегу моря, а ночью будетъ кататься на лодкѣ, Представьте себѣ, на лодкѣ въ совершенно тихую ночь. Но вотъ теперь у него такое чувство, какъ будто Агата безпокоится по поводу времени, и, чтобы удержать ее онъ сказалъ:

"Не думайте, фрекэнъ Линумъ, что я постоянно говорю о голубыхъ горахъ. Но это, правда, ваша вина, что я теперь это говорю, да, вы виноваты въ этомъ. Вы какъ-то особенно вліяете на меня, точно увлекаете меня, когда вы около. Я знаю, что говорю. Это чистота и свѣтъ въ вашемъ лицѣ, и когда вы наклоняете вашу голову немного на бокъ, тогда… Я смотрю на васъ съ эстетической точки зрѣнія, понимаете".

Агата быстро на него взглянула при этихъ словахъ, вотъ, почему онъ прибавилъ, что онъ эстетически смотритъ на нее. Она, можетъ быть, не поняла — ей было не ясно, почему онъ сдѣлалъ это замѣчаніе, и она собиралась что-то сказать, когда онъ снова заговорилъ, смѣясь:

"Я надѣюсь, что не очень вамъ надоѣлъ своей болтовней; если да, то я сегодня же отправлюсь въ гавань и утоплюсь. Да, вы смѣетесь, но… Впрочемъ, я хочу вамъ сказать, что къ вамъ очень идетъ, когда вы сердитесь; я очень хорошо видѣлъ вашъ быстрый взглядъ. И если мнѣ разрѣшено выразиться еще разъ поэтически, то я скажу, что вы одно время имѣли видъ дикой, нѣжной серны, поднимающей головку — она что-то почуяла въ воздухѣ".

"Но теперь я вамъ кое-что скажу", возразила она, поднимаясь. "Который часъ? Я нахожу, что вы очень занятно говорите, но теперь намъ нужно итти. Если я виновата въ томъ, что вы такъ много болтали, то, вѣроятно, уже вы виноваты въ томъ, что я васъ слушала и совсѣмъ забыла о времени".

Они поспѣшно оставили паркъ и сошли съ дворцоваго холма.

Когда она хотѣла войти въ музей скульптуры, онъ сказалъ, что сегодня, пожалуй, не будетъ для осмотра времени, это можно отложить до другого дня. Что она объ этомъ думаетъ?

Она остановилась и задумалась на нѣкоторое время. Потомъ начала смѣяться и сказала:

"Да, но вѣдь мы должны туда пойти; мы должны вѣдь тамъ быть. Нѣтъ, я просто начинаю грѣшить".

И они снова пошли дальше.

То, что она осталась съ нимъ, чтобъ загладить свой проступокъ, и что у нихъ обоихъ была какая-то тайна, все это втайнѣ обрадовало его. Онъ опять что-то хотѣлъ сказать, занять ее, но ей уже это больше не было интересно. Она больше его не слушала, а все спѣшила, чтобы музей не былъ запертъ до ихъ прихода. Она быстро взбѣжала по лѣстницѣ, пробѣжала мимо шедшихъ навстрѣчу людей, быстро бросала взгляды направо и налѣво, ей хотѣлось видѣть самыя выдающіяся произведенія, она крикнула: "Гдѣ группа Лаокоона? — Скорѣе. Я хочу ее видѣть". И она побѣжала отыскивать группу Лаокоона. Оказалось, впрочемъ, что у нихъ было еще добрыхъ десять минуть, которыя они могли провести болѣе спокойно.

Одну минутку ей показалось, что она чувствуетъ на себѣ мрачный взглядъ Гольдевина изъ-за угла; но какъ только она сдѣлала шагъ впередъ, чтобъ убѣдиться въ этомъ, глаза тотчасъ же исчезли, и она больше объ этомъ не вспоминала.

"Жалко, что у насъ нѣтъ больше времени", говорила она нѣсколько разъ и останавливалась то передъ одной, то передъ другой фигурой.

Пока они обѣжали первый этажъ, время уже прошло и имъ пришлось уходитъ. На обратномъ пути она опять говорила съ Иргенсомъ и казалась такой же довольной, какъ и прежде; у подъѣзда она протянула ему руку и сказала: спасибо, два раза спасибо! Онъ просилъ прощенья, что они не могли, какъ слѣдуетъ, осмотрѣть музея. Она кротко ему улыбнулась и спросила, какъ онъ можетъ такъ говорить, вѣдь онъ такъ хорошо занималъ ее, такъ хорошо! Но, несмотря на это, она все-таки морщила лобъ немного.

"Да, да, до свиданія въ Тиволи", поклонился Иргенсъ.

"Развѣ и вы тамъ будете?" спросила она удивленно.

"Меня объ этомъ просили, тамъ будутъ нѣкоторые изъ моихъ товарищей".

Агата не знала, что фру Ханка написала ему по поводу этого убѣдительную записку. — Она отвѣтила только:. — Ахъ, такъ! — поклонилась и вошла въ домъ.

Олэ дожидался ее, — она бросилась ему на шею и крикнула оживленно, радостно:

"Знаешь, какъ хороша группа Лаокоона, — и все вообще, не было времени подробно все осмотрѣть, но мы какъ-нибудь пойдемъ туда вмѣстѣ, не правда ли? Да, обѣщай мнѣ это теперь. — Я хочу итти съ тобой".

Когда Олэ и Агата вечеромъ пошли къ Тидеманъ, чтобы вмѣстѣ съ ними ѣхать въ Тиволи, Агата вдругъ сказала:

"А жалко, что и ты не поэтъ, Олэ!".

Онъ взглянулъ на нее озадаченный.

"Ты такъ думаешь?" спросилъ онъ. "Ты тогда бы меня больше любила?"

Тогда она вдругъ увидала, какъ необдуманно она поступила, — она въ сущности даже и не думала объ этомъ. Это просто случай, злой, злой случай, и она очень раскаивается въ этомъ; — она все бы отдала, чтобы вернутъ сказанное. Она остановилась, обняла крѣпко своего жениха обѣими руками посреди улицы и крикнула ему, чтобъ выпутаться какъ-нибудь:

"И этому ты вѣришь? Ну, я тебя поймала, Олэ, ха-ха-ха! Послушай, ты же не вѣришь… Честное слово, Олэ, я этого не думала. Это было такъ глупо, что я сказала, — но неужели ты вѣришь, что я подумала объ этомъ хоть минутку? Ты долженъ мнѣ отвѣтить, вѣришь ли ты этому, я хочу это знать."

"Нѣтъ, теперь я этому не вѣрю", сказалъ онъ и провелъ рукой по ея щекѣ. "Нѣтъ, дорогая дѣтка. Но что ты такъ взволновалась изъ-за такого пустяка, Агата! Даже если бъ ты это подумала, ну такъ что же? — Ну, пойдемъ теперь. Мы не можемъ, вѣдь, здѣсь оставаться и обниматься посреди улицы, глупая дѣточка, хе-хе!"

Они пошли дальше. — Она была ему глубоко благодарна, что онъ отнесся къ этому такъ спокойно. Ахъ, онъ былъ такой добрый и чуткій, — она любитъ его, Боже, какъ его любитъ!..

Но этотъ маленькій случай опредѣлилъ ея поведеніе на весь вечеръ.