Моя мама на работу не ходила, поэтому я редко оставался дома один (ладно хоть старший брат-мудак женился и съехал). Но вот начался дачный сезон – рассада, все дела – и мама стала частенько уезжать в деревню, а папа как обычно пропадал на работе. В один из таких весенних дней я пригласил Новенькую к себе домой.
– Что, правда можно курить прям в комнате? – недоверчиво спросила она.
Я, великодушный, словно лорд в собственном замке, кивнул.
– У нас курят, и мне разрешают. Ну, почти.
Новенькая достала сигариллу, конфискованную из ящика Ефимыча. Я галантно дал прикурить. Она выдохнула ароматизированный дым и прошлась вдоль книжного шкафа, рассматривая корешки книг. Несколько полок целиком занимал Юрий Никитин, соразмерная шеренга томов принадлежала авторству Ника Перумова, виднелись вкрапления Лукьяненко, Сапковского и Мураками.
– Вообще-то я не курю, – сказала она, слегка позеленев. – Просто хочу сделать свой голос более низким.
– Зачем? – изумился я. – У тебя и так низкий… когда ты не ржешь, не верещишь и не орешь.
Справедливости ради стоит отметить, что не так уж часто я слышал голос Новенькой в ином режиме. Однако когда она разговаривала спокойно, например, доверительно делясь своими переживаниями и размышлениями о жизни, я млел от низкого и чувственного тембра, напоминающего своей тягучей меланхоличностью заставку к "Твин Пиксу".
– Хочу голос как у певицы Шер, – сказал Новенькая. – Она поет просто изумительно.
Шер мне нравилась. Из трех ведьм в фильме "Иствикские ведьмы" с Джеком Николсоном я смотрел только на нее – роскошная женщина! Всегда заглядывался на брюнеток, пока не встретил Новенькую.
– Я думал, она актриса.
– И певица.
– Спой что-нибудь?
– Отстань! Хочешь затянуться? – Она протянула сигариллу явно в попытке от нее избавиться.
– У меня есть кое-что получше, женщина.
Я достал из ящика картонную коробочку, в которой хранил курительную трубку и кисет с табаком.
– Ого! Ты куришь трубку?
– Я великий писатель… будущий. А у всех уважающих себя писателей была трубка!
Я сел на диван, забил в чашу табак и принялся важно раскуривать атрибут писателя, коротко попыхивая и поглядывая на Новенькую. Так необычно было видеть у себя дома девушку, да еще и на фоне любимых книг. Такое чувство, что я попал в одну из них и теперь моя жизнь превращается в приключение. Пусть не фэнтезийное, но волшебное.
– И что вы пишите, мистер писатель?
Я смутился.
– Пока ничего. Честно говоря, не представляю, каким терпением нужно обладать, чтобы написать целую книгу.
– А что хотел бы написать?
– Фэнтези, конечно! Создать фэнтези-миры со своей историей, особыми расами и всякое такое. Ну и… я хотел бы написать о тебе.
Она улыбнулась.
– Фэнтези?
– Нет. О тебе настоящей. Для этого не нужен фэнтезийный сеттинг, наоборот! Ты настолько чудесная, что отлично смотришься на фоне реальности.
– Ой, как мило! Я сейчас тебя задушу!
– Сначала докури, а потом делай со мной, что хочешь!
– Сделаю, не сомневайся. Никто тебя за язык не тянул…
Я с трудом придержал возникшие ассоциации на тему того, куда Новенькая может притянуть мой язык, и продолжил умную речь про литературу:
– Короче, для тебя подойдет повествование по типу рассказов про Шерлока Холмса. Чтобы показать героя во всей красе, они написаны от лица Ватсона, который восторгается умом Холмса со стороны. В твоем случае, не умом, конечно…
Она кинула сигариллу в пепельницу и накинулась на меня. Чудом пережив нападение, я сказал:
– Я имел в виду, что буду рассказывать, какая ты прекрасная, удивительная и неповторимая!
Сказанная без задней мысли фраза вдруг повисла в воздухе. В образовавшейся тишине она приковала к себе внимание, словно единственное граффити на белой стене.
– Ты… правда так считаешь? – тихо спросила Новенькая.
– Правда…
– В таком случае, у тебя нет вкуса! – заявила она. – А с трубкой ты сам больше похож на Холмса.
Я протянул ей трубку, она пыхнула дымом и скривилась. Я ревниво забрал назад и сказал:
– Знаешь анекдот? Решил Ватсон отучить Холмса курить трубку. Пока Холмса не было дома, он взял трубку, сунул мундштук себе в задницу и положил на место. Вечером Холмс покурил, но ничего не заметил. На следующий день Ватсон опять засунул. Холмс не заметил. И так изо дня в день. В итоге Холмсу надоело курить, и он бросил. А вот Ватсон без трубки уже не мог!
Я, конечно, рисковал, рассказывая такой гнусный анекдот, однако Новенькая, к моему облегчению, рассмеялась. Она вообще в последнее время смеялась над всеми моими шутками, и от этого я чувствовал себя очень крутым. После анекдота я с сомнением посмотрел на трубку и отложил ее.
– Что-то расхотелось курить, – сказал я, ухмыльнувшись.
– Нет, – вдруг сказала Новенькая.
– Что такое?
– Продолжай. Засунь ее в рот, ну!
Я взял мундштук в губы. Новенькая медленно улыбнулась.
– Вот так, умница. Представь, что… ты Холмс, а я Ватсон…
Она неотрывно смотрела, как я курю. В ее расширившихся зрачках я как будто видел сцену из анекдота. И отчаянно краснел. Новенькая расхохоталась. Кстати, в тот день на ней были обтягивающие лосины, и задница смотрелась изумительно.