Новейший АНТИ-Суворов

I

...Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск.

II

Первой стратегической целью действий Красной Армии поставить — разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее Брест — Демблин, и выход к 30-му дню севернее рубежа Остроленка, р. Нарев, Ловичь, Лодзь, Крейцбург, Опельон, Оломоуц.

Последующей стратегической целью — наступать из района Катовице в северном или северо-западном направлении, разгромить крупные силы врага центра и северного крыла Германского фронта и овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии.

Ближайшей задачей разбить германскую армию восточнее р. Висла и на Краковском направлении выйти на р.р. Нарев, Висла и овладеть районом Катовицы, для чего:

а) Главный удар силами Юго-Западного фронта нанести в направлении Краков — Катовице, отрезав Германию от ее южных союзников.

б) Вспомогательный удар левым крылом Западного фрон- та нанести в направлении на Варшаву — Демблин с целью сковывания варшавской группировки и овладеть Варшавой, а также содействовать Юго-Западному фронту в разгроме лю- блинской группировки.

в) Вести активную оборону против Финляндии, Восточной Пруссии, Венгрии, Румынии и быть готовыми к нанесению ударов против Румынии при благоприятной обстановке.

Таким образом, Красная Армия начинает наступательные действия с фронта Чижев — Людовлено силами 152 дивизий против 100 германских, на других участках государственной границы предусматривается активная оборона.

...Детально группировка сил показана на прилагаемой карте»⁵.

Казалось бы, на ловца и зверь бежит. Вот что надо ставить во главу угла, вот от чего плясать. Но нет. В. Суворов о существовании отнюдь ие гипотетических, а вполне реальных разработок нашего наступления словно бы и не догадывается. Ему бы главу, а то и две, посвятить черновикам Василевского, детально проанализировать текст, разложить все по полочкам и тогда уже с чистой совестью заявить во всеуслышание: «Не я утверждаю, документы неопровержимо доказывают — план превентивного удара по Германии был!» Но... молчит автор «Ледокола». Своим вниманием докладную записку Жукова и Тимошенко игнорирует. В чем же дело?!

А все предельно просто. Настоящий, реальный проект плана нападения на Германию, представленный на рассмотрение Сталину и им отвергнутый, само его существование В. Суворова не устраивает И вот почему.

На первый взгляд, приведенный текст однозначно свидетельствует о том, что в советском Генеральном штабе могли разработать план превентивного удара по немцам. Но так ли это?

Прежде всего обратим внимание на дату представления документа — 15 мая. До декларируемого В. Суворовым срока нападения (6 июля) остается чуть более полутора месяцев. При этом следует учесть, что направленные Сталину наброски — еще отнюдь не утвержденный вождем, принятый к осуществлению план. Не маловато ли времени для того, чтобы выработать окончательный директивный документ и развернуть в соответствии с ним войска?

Вот, например, как было у немцев. О разработке плана вторжения в Советский Союз Гальдер⁶ получил указания от Гитлера и Браухича⁷ 22 июля 1940 года, за одиннадцать месяцев до предполагаемого нападения⁸. И столь длительный срок, отводимый для подготовки агрессии, не случаен. О том, как и в какие сроки общий замысел превращался в принятый к исполнению план, рассказывает В.Карпов: «Сначала... документы писались от руки, чтобы не посвящать машинисток. Затем, если даже перепечатывали, то всего в нескольких экземплярах. Каждая копия была на особом учете. Передавались эти экземпляры для ознакомления только из рук в руки или через доверенного офицера, причем пакет опечатывался специальными печатями и хитрыми приспособлениями, чтобы о его содержании не мог узнать никто, кроме адресата. Каждый, ознакомившийся с текстом, заносился в специальный список, чтобы в случае утечки сведений можно было установить, кто именно проболтался или выдал тайну...

Каждый из документов разрабатывался иногда длительное время, его созданию предшествовали указания Гитлера, затем появлялись варианты, проекты, разработанные Генштабом, потом шли обсуждения на высоком уровне. И, наконец, рождалась окончательная директива, руководствуясь которой, армия начинала действовать»⁹.

Полностью отработанный план «Барбаросса» Гитлер подписал лишь 18 декабря, почти через пять месяцев после начала его разработки, И еще пять месяцев отводилось немцами для построения оперативной группировки войску наших границ.

То же самое было и у нас. От руки писал Василевский черновые наброски докладной записки, и для Сталина напечатали один-единственный машинописный экземпляр. Но на этой, самой первой стадии мы и остановились. Не было совещаний, обмена мнениями, новых согласований, вариантов, проектов... Ничего этого не было хотя бы уже потому, что просто не оставалось уже времени. Такие вещи не делаются в спешке, и, чтобы мы могли успеть, подобный документ должен был появиться, по крайней мере, на два-три месяца раньше.

Если же речь идет об экспромте, а я убежден, что именно так и было, то тем более очевидным становится: не существовало не только никакого плана превентивного удара, но и замысла Сталина по завоеванию Европы^[1). Не Гитлер был создан Сталиным. Напротив, последний смог осуществить осторожную, с оглядкой, экспансию, используя последствия таранных ударов вермахта.

Как ни странно, упомянутая докладная записка не только не подтверждает, если вдуматься, «теорию» В. Суворова, но одним лишь своим существованием ставит ее под большое сомнение. И автор «Ледокола» это понимает. Если бы он стал ссылаться на черновики Василевского, если бы попытался прямо заявить, что советское наступление должно было развиваться в соответствии с общим замыслом упомянутой докладной записки, то, по существу, он расписался бы в том, что никаких наступательных планов в СССР разработано не было!

На мой взгляд, дело обстояло так. Происходил а, да и не могла не происходить, утечка реальной информации. Не только Сталину на стол, но и в Генштаб попадали все чаще разведсводки, в которых подтверждалось, что эшелоны идут с запада на восток, и вермахт скапливается постепенно у наших границ. Что нападения следует ожидать во второй половине мая — начале июня. Жуков, хотя и находился под прессом сталинского авторитета, тем и отличался от большинства других наших военачальников, что не только сохранил трезвый взгляд на вещи, но и мог отстаивать свою точку зрения на самом высоком уровне.

Надеюсь, хоть что-то в характере Сталина мне понять удалось. Зримо представляю, как далеко за полночь он сидит у себя в кабине, а перед ним — несколько машинописных листков. Вождь перечитывает их. Раз, другой. Разворачивает и внимательно рассматривает карты, где многочисленные красные стрелы с ромбиками механизированных корпусов внутри с подозрительной легкостью переносят линию будущего фронта от границы к Лодзи и Оломоуцу. И снова перечитывает текст. Сопоставляя, вникая постепенно в суть документа и замысла генштабистов. Заманчиво, что и говорить. Если бы не одно но...

Сталин помнит 18-й год. Помнит, как, разложенная его партией, русская армия обнажила фронт, и немцы хлынули неудержимым потоком на восток, сметая островки сопротивления. Масштабы национальной катастрофы оказались столь велики, столь явными были основные виновники происшедшего, что само существование большевистского режима висело на волоске. Жуков и некоторые другие уверены в себе? Это не так уж и плохо. Вот только Сталин в них не уверен. Халхин-Гол перечеркнула Финляндия, да и не сравнишь его с головокружительными успехами вермахта, завоевавшего половину Европы и разгромившего считавшуюся сильнейшей на континенте французскую армию. Если немцы, задыхаясь в кольце фронтов, сумели сбить Россию с ног, что же они сделают с нами сейчас, когда схватка пойдет один на один? И даже если мы победим, скольких жертв это потребует и на какой срок затянется война? Царизм пал именно потому, что государство и народ не выдержали безысходности военного лихолетья. Кто знает, что случится с ним, Сталиным, и выстраданным им режимом личной власти, если полыхнут вечно тлеющие угли скрытого до поры недовольства? И как поведут себя в экстремальной ситуации те, кто обязан режим этот оберегать? Не решат ли они в какой-то момент, что все рухнуло и пора сменить ориентацию и приступить к дележу оставшейся бесхозной власти? Так стоит ли рисковать?!

Возможно, Сталин какое-то время и колебался, и выжидал. Но наступил июнь, прошли указанные в разведывательных донесениях сроки, а немцы все не нападали.

И Сталин, избалованный отсутствием какой-либо критики, привыкший к бесконечным слащавым восхвалениям и услужливому поддакиванию окружающих, уверился, что, отбросив планы превентивного удара, в очередной раз не ошибся, что на него немцы не нападут. Партийный аппаратчик, Сталин не любил лобовых столкновений. Ему ие нужна была война с победоносной Германией, он не хотел ее и в глубине души надеялся, что уже только поэтому конфликта удастся избежать. Сталин выбрал свою дорогу, с которой уже не свернул. Хуже того, по ней заставил идти и высшее военное руководство. Катастрофа становилась неизбежной...

Обратимся, однако, к существу замысла наших генштабистов. Что же, собственно, предлагалось? Если приглядеться повнимательнее, нельзя не заметить, что план был разработан в самых общих чертах. Предполагалось, ограничившись активной обороной на второстепенных участках, нанести основной удар силами Юго-Западного фронта прямо на запад и частью сил Западного фронта в общем направлении на Варшаву. В то же время ни слова не говорилось о том, каким образом и за счет чего советские войска смогли бы на 30-й день войны с боями преодолеть половину расстояния от границы до Берлина, а в районе Опельон (ныне Опояе) перейти довоенную границу Рейха¹

В плане «Барбаросса», в частности, подобным вопросам уделено особое внимание. Вот некоторые выдержки: «...Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено...

...Театр военных действий разделяется Припятскими болотами на северную и южную части. Направление главного удара должно быть подготовлено севернее Припятских болот. Здесь следует сосредоточить две группы армий.

Южная из этих групп, являющаяся центром общего фронта, имеет задачу наступать особо сильными танковыми и моторизованными соединениями из района Варшавы и севернее ее и раздробить силы противника в Белоруссии... с тем, чтобы во взаимодействии с северной группой армий, наступающей из Восточной Пруссии в общем направлении на Ленинград, уничтожить силы противника, действующие в Прибалтике...

Группе армий, действующей южнее Припятских болот, надлежит посредством концентрических ударов, имея основные силы на флангах, уничтожить русские войска, находящиеся на Украине, еще до выхода последних к Днепру»¹².

Как видим, лаконичный текст дает предельно четкую ориентировку. Учтено практически все, ничего не упустили немецкие генштабисты из виду. Ландшафт будущего театра военных действий не просто принят во внимание, в соответствии с ним строится оперативная группировка вермахта на границе.

Не случайно плану «Барбаросса» В. Карпов посвятил следующие строки: «Я много раз читал и перечитывал план «Барбаросса», и, признаюсь честно, меня каждый раз поражало — если на минуту отвлечься от агрессивной бессовестности и коварства этого плана — высокое военно-штабное мастерство его составителей... я знаю, как весома и значительна каждая строка в директивном документе, какой скрупулезной работой это достигается, какой огромный багаж знаний и опыта надо иметь, чтобы в несколько слов или фраз вложить большой смысл, да так, чтобы все, кто будет читать и исполнять, правильно тебя поняли — иначе взаимодействие исполнителей пойдет вразброд, а их, этих исполнителей, сотни, непонимание же и разброд могут стоить десятков, а то и сотен тысяч человеческих жизней»¹³.

О набросках Василевского при всем желании этого не скажешь. По существу, определен лишь общий стратегический замысел, но о тактике наступления, о способе выполнения поставленной задачи — ни слова. Да и с чисто военной точки зрения документ вызывает большие сомнения. Достаточно отметить, что предусматривался одновременный выход к Лодзи, Опельону и Оломоуцу. Иными словами, был запланирован одинаковый темп наступления для равнинной и горной местностей. О «глубоких танковых клиньях», движущей силе современной маневренной войны, не упоминалось. Из этого можно заключить, что предполагалось либо постепенно выдавливать немцев на запад, либо продвигаться вперед, последовательно проводя наступательные операции локального масштаба с незначительной глубиной прорыва. Такую тактику применяли противоборствующие стороны в Первую мировую. Вот только прошло с тех пор почти четверть века...

Но главное не в этом. Как можно понять из текста, соединения, наносившие основной удар, должны были уйти далеко на запад, в то время как на флангах советские войска ограничивались активной обороной. Случись такое, и главные силы РККА неизбежно попадали в огромный оперативный мешок, что, без сомнения, привело бы к катастрофе. Как мы уже убедились, немцы в сорок первом способны были после встречного боя прорывать оборону мехкорпусов, тем более разметали бы они заведомо слабые заслоны, разбросанные вдоль непомерно растянутых флангов.

На мой взгляд, предложенный Сталину план страдал существенным недостатком: от реалий этой войны он был бесконечно далек. Вермахт изначально рассматривался не более чем пассивный объект воздействия наших армий, и это было едва ли не решающее заблуждение...

Возникает вопрос: как могли Жуков, Василевский, Шапошников, наконец, не заметить столь заманчивой перспективы охвата центральной группировки противника танковыми клиньями, наносящими удары по сходящимся направлениям из Белостокского и Львовского выступов?¹⁴ Возможно, они посчитали, что подобная операция слишком масштабна и рискованна, но не исключаю и того, что наше высшее военное руководство оценивало возможности мехкорпусов куда более здраво, чем это принято считать, и тот же Жуков понимал, что прорваться с боями на глубину в несколько сот километров им просто не под силу¹⁵.

А возможно, все было несколько иначе, и инициатива исходила не из Генштаба, а от встревоженного угрожающими разведсводками Сталина. В этом случае становится понятным поверхностный характер плана. Вождь не мог дать генштабистам много времени. И Ватутин с Василевским, понимая, что на разработку оперативного наступательного плана потребуются многие недели и даже месяцы, восприняли приказ Жукова в кратчайший срок разработать общий замысел нашего превентивного удара как первый шаг, пролог к долгой и кропотливой работе. И постарались показать Сталину, насколько опасным может оказаться нападение немцев в нынешнем состоянии армий прикрытия. Вполне объясним и оптимизм генштабистов. Зная, что документ пойдет на самый верх, в тексте они не могли поставить наступательные возможности РККА под сомнение.

Вместе с тем нельзя не отметить и сильную сторону докладной записки. Она нацеливши высшее военное руководство на приведение Вооруженных сил в боевую готовность. Катастрофа произошла ведь не потому, что немцы застали войска врасплох, но во многом из-за того, что оперативная группировка, по существу, выстроена не была¹⁶, и войска вынуждены были с первых же часов втягиваться в тяжелые бои не на определенных планом рубежах, а непосредственно в местах расквартирования, там, где застала их война. Отсюда — и очаговый характер нашей обороны, отсутствие взаимодействия и неразбериха первых дней. Надо отдать должное советским генштабистам. Они не только видели опасность, но даже планировали упредить немцев в развертывании.

К сожалению, на 15 мая такая возможность была уже упущена. К этому времени значительная часть германской армии успела развернуться у наших границ. Остальные подтягивались с Балкан, по существу, под надежным прикрытием. Другое дело, что войска, будь они приведены в состояние боевой готовности, заблаговременно стали бы на границе и организовали взаимодействие и фронт, могли бы оказать немцам куда более организованное и эффективное сопротивление.

Противник все равно прорвал бы своими танковыми таранами нашу оборону, но понес при этом куда большие потери и утратил наступательные возможности куда раньше. Для того чтобы не пробил, необходимо было не заниматься пустой бравадой, а готовиться к тому, что оборона может не выдержать, что немцы будут стараться разорвать наш фронт, окружить и уничтожить армии Первого эшелона. Нужно было, основываясь на опыте первых двух лет пока еще чужой войны, искать, найти и внедрить в войска контрмеры против этой тактики противника. Нужно было не зарываться головой в песок, а принять тот факт, что война может начаться в любой момент, и быть готовым не стереть в лагерную пыль лучших наших разведчиков, не отметать в подозрительной слепоте их предупреждения с ходу, а анализировать конкретные планы гитлеровцев. К сожалению, всего этого сделано не было. И не в последнюю очередь из-за того, что судьбоносные решения принимала весьма ограниченная группа лиц, компетенция которых вызывает определенные сомнения. А зачастую и один человек.

Так или иначе, но Сталин проект плана нападения на Германию не утвердил. Не вписались черновики Василевского и в «теорию» В. Суворова. Отчасти не вписались...

Последний предложил собственную интерпретацию якобы существующего плана превентивного удара. Вот что он пишет: «...в 1941 году представилась возможность повторить Канны против Германии...

Для проведения вторжения по приказу Жукова^{1 7} во Львовском и Белостокском выступах были сосредоточены ударные группировки...

...советским войскам в Прибалтике (Северо-Западный фронт) ставились ограниченные задачи. Удар из Белостокско-го выступа сулил больше: впереди укрепленных районов нет, а реки в среднем течении не так широки. Потому войскам Западного фронта ставились решительные цели¹⁸.

Но самый главный удар — из Львовского выступа: укреплений впереди нет. реки в верхнем течении узкие, вдобавок правый¹⁹ фланг наступающей советской группировки прикрыт горами... Удар из Львовского выступа... отразить невозможно...

...он давал возможность развивать наступление на Берлин или на Дрезден...

Жуков планировал и еще один удар, как мы знаем²⁰, неотразимый и смертельный. В Румынию...

А кроме этого — вспомогательные удары на Кенигсберг, удары двух горных армий через Карпаты и Трансильванские Альпы, высадка пяти воздушно-десантных корпусов...»²¹

Нетрудно заметить, что вариант В. Суворова во многом совпадает²² с общим замыслом докладной записки Василевского. То же направление главного удара — из Львовского выступа через Южную Польшу к Оломоуцу и Опельону. Та же решительность, граничащая не просто с недооценкой, но с незнанием противника²³.

Однако некоторые, и весьма существенные, детали автор «Ледокола» добавил от себя²⁴. Прежде всего речь идет о готовящемся якобы крупном оперативном окружении немцев. Понятно, что если и возможно было за месяц с небольшим разгромить вермахт, то лишь путем окружения и уничтожения значительной группировки противника. Отсюда — и «новые Канны», и клещи... Однако В. Суворов сам себе противоречит. Если Василевский предлагал частью сил Западного фронта нанести удар в направлении Варшавы²⁵, то В. Суворов «ставит» ему иную задачу — Сувалки! После этого ни о каком масштабном окружении немцев говорить уже не приходится. Удар Юго-Западного фронта без поддержки Западного неизбежно становится изолированным. Так ударил Клейст, и его спасла авиация. Юго-Западный фронт, дойди он даже не до Катовице — доТарнува, от окружения и разгрома не спасло бы ничто. Если же В. Суворов имеет в виду клещи в районе Сувалков, то это вызывает лишь новые вопросы. Ведь до Сувалков от границы не более десяти-пятнадцати (!) километров. Кого, по мысли В. Суворова, могла окружить Красная Армия восточнее города. Дивизию? Полк?..

Я все не мог понять, зачем понадобились В. Суворову Су-валки. Логичнее было бы Западному фронту вместе с войсками Кирпоноса нанести удар по сходящимся направлениям и где-нибудь под Радомом действительно замкнуть огромное кольцо. И думаю, что в конце концов понял. Он вынужден соотносить свои воззрения с реальными событиями. Павлов ведь действительно, правда, без особого успеха, нанес 23 июня контрудар именно в направлении на Сувалки²⁶. Если наступательный план, утвержденный Сталиным, действительно существовал, командующий Западным фронтом, равно как и остальные, не мог действовать вопреки ему. Если допустить, что, как утверждает В. Суворов, с началом боевых действий Красная Армия вовсе не контратаковала, а пыталась наступать, если более детально проработать замысел по окружению крупной группировки противника²⁷, то неизбежно возникает вопрос, отчего же генерал армии Павлов даже и не пытался «наступать» на юго-восток, а все, что было под рукой, бросил в северном направлении? И приходится В. Суворову упоминать и «новые Канны для Германии», и Сувалки. Пусть документально ничего не подтверждено²⁸, пусть одно противоречит другому, зато все сходится. У Суворова в «плане» «сверхмощный удар» в направлении на Сувалки, и, смотрите-ка, Западный фронт контратаковал в том же направлении. Можно ли подобным образом, заменяя причину следствием, хоть что-то доказать?

Упоминание о вспомогательных ударах на Кенигсберг и через Карпаты наводит на мысль о том, что, по мнению В. Суворова, Красная Армия должна была бы наступать по всей линии границы. Дело не в том, что даже в сорок пятом для того, чтобы прорваться к Кенигсбергу, пришлось обойти и отрезать Восточную Пруссию. Фронтальное наступление — даже не вчерашний, позавчерашний день. Таким способом можно выдавить противника с занимаемой территории, но, удержав фронт, сохранив боеспособность, последний неизбежно сам перейдет к активным действиям. Немцы наступали иначе. Сосредотачивали танковые группировки, наносили удар чудовищной силы на относительно узком участке фронта, рвали оборону, давили тылы, окружали и уничтожали массы наших войск. Это умение в конечном итоге и приносило им успех. До тех пор пока мы не нашли, чем ответить...

Красной нитью проводит В. Суворов мысль о предполагаемом продвижении в глубь Румынии и быстром захвате нефтяных промыслов Плоешти. Для этих целей предполагалось якобы использовать не только 9-ю, но и прибывающую с Северного Кавказа 19-ю армию Конева. При этом 9-й стрелковый корпус генерал-лейтенанта П.И. Батова, дислоцированный в Крыму, должен был десантироваться в порту Констанцы²⁹.

Эту заслуживающую внимания идею захвата румынских нефтепромыслов в самом начале войны В. Суворов отстаивает во всех своих книгах. Но, согласитесь, перспективность замысла³⁰ и то, что замысел этот нашел отражение в оперативных планах, отнюдь не одно и то же.

Какие же доказательства намечавшегося удара по Румынии приводит В. Суворов? Цитирую: «... в первой половине июня 1941 года в Советском Союзе создавалась самая мощная армия мира, но она создавалась НЕ НА ГЕРМАНСКОЙ ГРАНИЦЕ.

...9-я сверхударная армия создавалась исключительно как армия наступательная...

...9-я армия находилась под Одессой, но... в ее составе... была создана горнострелковая дивизия. Какие горы под Одессой? 30-ю Иркутскую ордена Ленина трижды Краснознаменную имени Верховного Совета РСФСР горнострелковую дивизию 9-й армии можно было использовать по назначению только в Румынии...

...мощной была 19-я армия, тайно перебрасываемая с Северного Кавказа... Присутствие горнострелковых дивизий в армии не случайно. 19-я армия, самая мощная армия Второго стратегического эшелона, тайно развертывалась НЕ ПРОТИВ ГЕРМАНИИ.

В этом проявляется весь советский замысел: самая мощная армия Первого стратегического эшелона — против Румынии, самая мощная армия Второго стратегического эшелона — прямо за ее спиной, тоже против Румынии.

...Начиная с 22 июня авиация Черноморского флота вела активные боевые действия в интересах Дунайской военной флотилии с целью открыть ей путь вверх по течению реки. 25—26 июня надводные боевые корабли Черноморского флота появились в районе румынского порта Констанца и провели "интенсивный артиллерийский обстрел с явным намерением высадки морского десанта. В то же время Дунайская военная флотилия начала десантные операции в дельте Дуная»³¹.

Иными словами, тот факт, что «против» Румынии сосредотачивались «сверхударные» 9-я и 19-я армии, что в их составе — горнострелковые дивизии, что Черноморский флот совершил набег на Констанцу, а Дунайская флотилия высадила десанты на румынский берег Килийского гирла, якобы доказывает существование плана широкомасштабного вторжения в Румынию и быстрого захвата нефтяных полей Плоешти. Но так ли это?

В. Суворов любит давать яркие броские эпитеты. Ударными он называет и 12-ю, и 26-ю армии³². А какие они ударные? На 22 июня в полосе 26-й «ударной» армии три стрелковые и одна авиационная дивизии, 8-й мехкорпус, один артполк и два зенитных артдивизиона. В полосе 12-й «горной ударной» сил побольше. Здесь развернуты шесть стрелковых и две авиадивизии, 16-й мехкорпус и пять зенитных артдивизионов. Но если рубеж обороны 26-й армии не превышает с загнутыми флангами 130 километров, то части 12-й — растянуты вдоль границы почти на пятьсот километров. Количественный состав разный, а плотность войск — почти одинаковая. При этом стрелковых соединений, мягко говоря, недостаточно. И пусть в составе армий — по мехкорпусу, не следует забывать, что большинство советских танков не могли успешно участвовать в собственно ударах из-за слабого вооружения и бронирования, да и без поддержки пехоты танковые части не в состоянии были закрепить успех, даже и добейся они такового.

В равной степени это может быть отнесено и к 9-й армии³³, чьи дивизии прикрывали почти 600-километровый участок границы, и к 19-й³⁴, которая во Втором эшелоне была левофланговой, южнее которой, от Кременчуга до самого Перекопа дислоцировались лишь незначительные гарнизоны.

Прежде чем называть войсковое объединение ударным, тем более сверхударным, неплохо бы соотнести его боевые возможности с протяженностью занимаемого рубежа. Тогда все становится на свои места.

Если вдуматься, не может вызвать особого удивления и наличие горнострелковых дивизий в указанных соединениях. 12-й и 26-й армиям сам Бог велел, они занимают оборону в Карпатах. Да и 9-я — находилась вовсе не «под Одессой», а прикрывала участок границы от Липкан до устья Дуная. А Липканы — практически предгорья Восточных Карпат. Не спорю, горы на румынской территории. Но мы же, не планируя ударить первыми, не собираемся и отступать до Волги. Не век же нам обороняться. Нельзя же, занимая оборону перед горами, создавать соединения для ведения боев в условиях горной местности в процессе наступления. О таких вещах следует позаботиться заранее.

В. Суворов выдает вполне естественную нацеленность³⁵ на то, чтобы, отразив удар, перенести военные действия на территорию противника, за разработку наступательных планов и якобы лихорадочную подготовку превентивного удара. Но если наличие горнострелковых дивизий в составе армий прикрытия свидетельствует о намерении Сталина ударить первым, и прежде всего по Румынии, то, скажем, табельное оружие на руках у охранников банка должно по идее свидетельствовать о том, что они обязательно откроют огонь по посетителям.

Приведенные примеры, которые никто и не собирается оспаривать, как видим, вовсе не подтверждают наличия наступательных планов, как, впрочем, и не опровергают этого.

Опровергает другое. Если собирались вторгнуться в Румынию и оставить немцев без горючего, что же помешало? Если Черноморский флот должен был высадить корпус Батова в Констанце™, отчего же, подойдя к городу, не высадил? Если плацдарм в устье Дуная³⁷ захватывался для последующих наступательных действий, то почему же не были тут же переброшены на него мехкорпуса и не двинулись на Плоешти?

Ссылки на то. что Гитлер нанес удар первым и тем отвел угрозу от Румынии, несостоятельны. Дело в том. что не только в полосе 9-й армии, но на всем протяжении границы южнее Перемышля противник активности не проявлял. Были, конечно, попытки захвата мостов, где-то румынская рота переправилась на наш берег и была переловлена в плавнях. Вела огонь артиллерия. Бомбили... Но все это — не то. Достаточно упомянуть, что во всем округе в первый день войны от бомбежек погибли всего лишь три (!)наших самолета³⁸. Более благоприятной ситуации для вторжения в Румынию, чем та, которая сложилась в первые дни войны, и придумать невозможно. Мехкорпуса Юго-Западного фронта не просто сковывали в течение недели ударную силу вермахта на юге, 1-ю танковую группу, но в какие-то моменты пытались перехватить инициативу. И пока Клейст не прорвал фронт, не могла двинуться вперед и 11 -я немецкая армия, обреченная до поры на пассивное выжидание. Да, 19-я армия Конева, как и большинство частей 16-й армии Лукина, были переброшены на Западный фронт. Но что же не ударила «сверхударная» 9-я, что же два ее мехкорпуса не рванулись к Плоешти?³⁹ Немцы стояли в центре боевого порядка, по флангам — 3-я и 4-я румынские армии, боеспособность которых сам В. Суворов оценивает так: «...Гитлер говорил, что в критической обстановке румынские войска подведут. Это блестящим образом подтвердилось под Сталинградом»⁴⁰. Кстати, подобная ситуация сложилась именно под Сталинградом. 6-я армия Паулюса в центре, а на флангах румынские и итальянские части. Но то был ноябрь 42-го...

В июне 41 -го даже не попытался Южный фронт продвинуться в глубь территории Румынии. А такой удар в самом начале войны имел шансы на успех и мог причинить немцам существенные неприятности. Возможно, они продолжали бы действовать по плану и, постепенно продвигаясь к Минску и Киеву, заставили бы советское командование отвести войска. Но не исключено, что противник сам вынужден был срочно перебрасывать дивизии на юг, ослабив давление на главном направлении, где, собственно, и решалась судьба приграничного сражения.

Однако дальше десанта в устье Дуная, скорее разведки боем, и обстрела Черноморским флотом Констанцы дело не пошло. Более того. В. Суворов об этом, естественно, не упоминает. Но и знаменитая директива №3, ставившая перед отдельными фронтами хотя и ограниченные, но наступательные задачи, требовала на флангах, в том числе и в Румынии, ограничиться обороной⁴¹. И это, на мой взгляд, со всей очевидностью свидетельствует: не только никаких конкретных планов вторжения в советском Генштабе не разрабатывалось, но не было и уверенности, что даже при благоприятном стечении обстоятельств удастся опрокинуть противника и перенести боевые действия на его территорию.

И все же, если мы действительно собирались напасть первыми, если в Белостокском и Львовском выступах и в Бессарабии действительно были сосредоточены и готовы к широкомасштабным наступательным действиям ударные советские группировки, отчего же начало войны сложилось для нас столь трагически? В. Суворов объясняет это следующим образом. Войска якобы скучились у границы и, подвергшиеся внезапному нападению, были разгромлены.

В частности⁴², он ссылается на боевые действия 164-й дивизии. Вот что он пишет: «...Германская армия нанесла удар.

Рассмотрим последствия удара на примере 164-й стрелковой дивизии... В этом районе⁴³ две реки: пограничный Прут и параллельно ему на советской территории — Днестр. Если бы дивизия готовилась к обороне, то в междуречье лезть не следовало, а надо было вырыть окопы и траншеи на восточном берегу Днестра, используя обе реки как водные преграды... В междуречье не держать ни складов, ни госпиталей, ни штабов, ни крупных войсковых частей, а лишь небольшие отряды и группы подрывников и снайперов.

Но 164-ядивизия(каки все остальные дивизии) готовилась к наступлению и потому Днестр перешла...

Немцы нанесли удар, на пограничной реке захватили мост... и начали переправлять свои части. А мосты позади советских дивизий — разбомбили...

И советские дивизии оказались в западне. Массы людей и оружия... Но оборону никто не готовил, траншей и окопов никто не рыл. Отойти нельзя — позади Днестр без мостов. И начинается разгром...»⁴⁴

Иными словами, для организации обороны следовало бы выбрать рубеж на удалении от 70 до 120 километров от границы, заранее отдав врагу немалую часть советской территории. Предложить такое Сталину, думаю, не осмелился бы даже

Жуков. Да и с чисто военной точки зрения подобное решение представляется весьма и весьма сомнительным, так как войска в Львовском выступе были бы уже не просто охваченными, но с южного фланга практически обойдены. Значит, и здесь пришлось бы заранее отвести войска на линию Тарнополь — Броды, оставив без защиты Львов. В нашей стране выстроить оборону подобным образом было попросту невозможно. Идеологическая нацеленность на то, что враг не сможет захватить «ни пяди» нашей земли, что война будет быстрой, бескровной и сражения автоматически перенесутся на его территорию, успела стать догмой не только для партаппарата, но и для по-литорганов в армии.

Когда начальник штаба Юго-Западного фронта Пуркаев на Военном совете в первый же день войны вполне доказательно обосновал невозможность наступательных действий и предложил организовать оборону, измотать противника и тем самым создать предпосылки для последующего контрудара, произошло следующее.

«На минуту воцарилось молчание... Первым заговорил корпусной комиссар.

— Все, что вы говорите, Максим Алексеевич, — он подошел к карте, — с военной точки зрения, может быть, и правильно, но политически, по-моему, совершенно неверно! Вы мыслите как сугубый военспец: расстановка сил, их соотношение и так далее. А моральный фактор вы учитываете? Нет, не учитываете! А вы подумали, какой ущерб нанесет тот факт, что мы, воспитывавшие Красную Армию в высоком наступательном духе, с первых дней войны перейдем к пассивной обороне, без сопротивления оставив инициативу в руках агрессора! А вы еще предлагаете допустить фашистов в глубь советской земли!..

Переведя дыхание, член Военного совета (все тот же товарищ Вашугин. — А.Б.) уже более спокойно добавил:

— Знаете, Максим Алексеевич, друг вы наш боевой, если бы я вас не знал как испытанного большевика, я подумал бы, что вы запаниковали»⁴⁵.

О какой обороне на линии старой границы речь?! Войска в любом случае должны были защищать передовые рубежи вне зависимости от их конфигурации и оперативной целесообразности. Иное просто не вписывалось в бравурный тон государственной идеологии.

Но, к сожалению, одно дело официальная пропаганда и совсем другое — реальная подготовка и боевые возможности войск.

Что касается 164-й стрелковой дивизии, то следует отметить, что ей действительно трудно было отступить. Обороняться же... Не все ли равно, взорвана за спиной часть мостов или нет, если оборона крепка. К тому же В. Суворов забывает упомянуть, что на этом участке фронта немцы перешли к активным действиям лишь / июля! У командования оставалось время как на то, чтобы самим форсировать Прут и ворваться в Румынию, так и на то, чтобы «отрыть окопы».

Не лобовым ударом брали немцы, напротив, фронтальных столкновений старались избегать. Они прорывали нашу оборону на флангах, с ошеломляющей быстротой охватывали ту или иную группировку советских войск, все попытки прорыва пресекали противотанковыми заслонами на лесных просеках и, в конце концов, если не уничтожали, то рассеивали окруженных. Они умели все это делать, так как почти два года этим лишь и занимались!

Красная Армия же, истекая кровью, отбиваясь из последних сил, создавая там, на границе, предпосылки будущей победы, лишь только начинала постигать азы современной войны. Вырвавшиеся во главе израненных бойцов командиры лишь приглядывались к тактике противника, лишь делали первые выводы...

В. Суворов говорит о скученности наших войск на границе, а ее не было, скученности. Главные силы армий прикрытия находились на удалении зачастую в сотни километров от пограничного рубежа. Баграмян пишет: «...Все наши войска второго эшелона, которые выдвигаются из глубины в полосу 5-й армии, находятся на различном удалении от границы: 31-му и 36-му стрелковым корпусам нужно пройти 150—200 километров. Это займет минимум пять-шесть суток, учитывая, что пехота следует пешим порядком⁴⁶. 9-й и 19-й механизированный корпуса сумеют сосредоточиться и перейти в наступление против вражеской главной ударной группировки не раньше чем через трое-четверо суток. И лишь 4,8 и 15-й механизированные корпуса имеют возможность перегруппироваться в район сражения через один-два дня»⁴⁷.

Войска готовились к наступательной войне, утверждает В. Суворов, и поэтому оказались неготовыми к войне оборонительной. Этот посыл вызывает большие сомнения. Вот какую мысль высказал Штеменко задолго до того, как у В. Резуна оформилась идея «Ледокола»: «Утверждается, например, что из-за неверного якобы понимания характера и содержания начального периода войны у нас неправильно обучались войска боевым действиям именно в этот период.

Утверждение столь же смелое, сколь и невежественное. Ведь понятие «начальный период войны» — категория оперативно-стратегическая, никогда не оказывавшая сколько-нибудь существенного влияния на обучение солдата, роты, полка, даже дивизии. И солдат, и рота, и полк, и дивизия действуют, в общем-то, одинаково в любом периоде войны. Они должны решительно наступать, упорно обороняться и умело маневрировать во всех случаях, независимо от того, когда ведется бой: в "начале войны или в конце ее. В уставах на сей счет никогда не было никаких разграничений. Нет их и сейчас»⁴⁸.

Что касается оперативного, якобы наступательного построения войск, то и здесь есть что возразить. Не было оно наступательным. Мехкорпуса не были собраны в компактные группировки, а стояли разбросанные, как вдоль границы, так и в глубину, во фронтовом резерве либо во втором эшелоне армий прикрытия. Если бы в выступах у нас действительно были сконцентрированы ударные танковые группировки, и обороняться, возможно, было бы легче. Не пришлось бы тратить время на передислокацию войск и выдвижение к рубежу развертывания. Прорвавшийся противник, охватывая наши силы, сам подставлял под удар фланг, а зачастую и тылы. Будь мехкорпуса в этот момент действительно собраны в один кулак, их контрудары могли оказаться куда более эффективными.

Авиация действительно понесла невосполнимые потери. Но скученность ее была вызвана чем угодно, только не готовностью к нанесению удара. С рассредоточенных, многочисленных фронтовых аэродромов нападать легче. Задействованными в этом случае окажутся куда больше взлетно-посадочных полос, и соответственно, время на взлет эскадрилий сократится на порядок. И удары при этом будут наноситься волнами с интервалами в несколько минут. А теперь представьте себе, что с одного аэродрома в короткий срок должны подняться в воздух сотни самолетов. Одна поломка на взлетной полосе, и... все стало. А в такой ситуации время становится решающим фактором.

Нет, не из-за нацеленности на превентивный удар погибла в первые же часы значительная часть нашей авиации. Поразительная беспечность одних командиров, нежелание ставить под удар свою карьеру и жизнь — других и опасение Сталина оказаться непонятым немцами предопределили происшедшее...

Неблагодарное это занятие — прогнозировать проимое. Но — приходится.

Представим на минуту, что все обстояло именно так, как описывает в своих работах В. Суворов. Что мы готовы уже были начать вторжение, но Гитлер упредил Красную Армию на две недели и сорвал сталинский замысел. Представим себе, что Гитлер не упредил.

Что бы было?

Прежде всего следует отметить, что о достижении тактической внезапности не может быть и речи. Озадачить и пере-нацелить командиров, выстроить наступательную оперативную группировку за две оставшихся недели в принципе, по-видимому, было возможно. Но сохранить переброску к границе сотен тысяч солдат и тысяч танков втайне от противника не удалось бы ни при каких обстоятельствах. Обстановка на Западной Украине и в Белоруссии, в Бессарабии и в особенности в Прибалтике складывалась более чем благоприятная для создания агентурной разведывательной сети. Значительная часть населения была отнюдь не в восторге от «восстановления» советской власти и охотно шла на сотрудничество с немцами, воспринимая поначалу возможный их приход едва ли не как освобождение. К тому же в последние предвоенные месяцы резко активизировала свою деятельность авиация противника, совершившая с января 41 -го до начала войны 152 пролета на нашу территорию⁴⁹. Фактически к весне немецкие самолеты, ведя воздушную разведку, вторгались в наше воздушное пространство зачастую на значительную глубину, едва ли не ежедневно. Стоило мехкорпусам двинуться к границе, стоило авиации начать рассредоточение на полевые аэродромы, и это немедленно стало бы известно немецкому Генштабу.

Как бы отреагировал противник, наблюдая выдвижение и развертывание для скорого удара десятков наших танковых и стрелковых дивизий, предугадать невозможно. Скорее всего, немцы все же упредили бы Красную Армию. В то время как мехкорпуса еще только могли получить соответствующий приказ, вермахт завершал последние приготовления. В этом случае события развивались бы по аналогии с тем, как все произошло в реальности. Разве что наша оборона оказалась бы более устойчивой и организованной⁵⁰.

Но могли немецкие генералы и выждать, выдержать паузу. Ведь сосредоточение в Белостокском и Львовском выступах большинства наших механизированных корпусов было им только на руку! Скажу больше, на руку противнику были бы и наши наступательные действия. В этом случае вермахту не надо было тратить усилия на прорыв нашей обороны и охват советских войск. Вклинившись во вражескую территорию, они сами втягивались в мешок, подставляя под удар фланги. До какого-то момента противник отступал перед фронтом советских войск, но не на флангах, а потом, с легкостью перехватив пути отхода, замкнул бы кольцо нами же созданного окружения. Так немцы действовали в танковом сражении под Дубно, то же приключилось и с армией Власова. Собственно, подобное нередко имело место на советско-германском фронте в первые год-полтора войны. То здесь, то там немцам удавалось проводить частные окружения наших частей и срезать вклинения.

А мы вот до самого Сталинграда не умели. Ни в районе Демянска, ни даже под Ельней.

В той же степени все это может быть отнесено и к авиации. Не думаю, что удалось бы застать Люфтваффе врасплох. И рано или поздно немецкие летчики-истребители, имевшие лучшую подготовку и двухлетний боевой опыт, завоевали бы господство в воздухе. А вслед за этим сотни «юнкерсов» и «хейнкелей» стали бы терзать наши войска, громя колонны, сжигая боевые машины и бензовозы. И проталкивая свои танковые клинья. На восток...

Есть все основания полагать, что и в случае «превентивного» удара, на первых порах, испытав горечь поражения, нам пришлось бы отступить. Ведь если под Дубно пять мехкорпусов, занимая выгодную позицию на флангах немецкого клина, нанося концентрические удары с разных сторон, не смогли не только разгромить, но и обескровить танковую группу Клейста, разве удалось бы им большее, случись прорываться через оборонительные порядки немцев и самим, вытянувшись огромным клином, подставить под удар обнаженные фланги? Если, находясь в более чем благоприятной ситуации, не смогли мы продвинуться на 20—30 километров, о какой «глубокой операции», о каком Оломоуце речь?

Гитлер сумел застать нас врасплох, утверждает В. Суворов, потому что напал вопреки законам логики и здравого смысла. Вот если бы Красная Армия ударила первой, то уже в августе Берлин стал советским. Под Курском входе превентивного артналета советская артиллерия, казалось, сровняла передний край противника с землей, а немцы пошли и прорвали нашу оборону и были остановлены лишь во встречном танковом бою под Прохоровкой.

Неужели не приходит В. Суворову в голову мысль, что все происшедшее в этом мире не случайно и были веские причины, чтобы столь масштабные события стали именно таковыми, какими мы их знаем?

Немцы ведь не потому напали первыми, что опасались удара в спину, а просто чувствовали себя на порядок сильнее и не сомневались, что в течение 8—10 недель с СССР будет покончено. Да и Сталин ведь допустил ряд необъяснимых ошибок не оттого, что хотел, чтобы стране были нанесены новые страшные раны, а режим его власти оказался на волосок от гибели. Он уверился, что слабее.

Это только кажется, что, напади мы первыми, и инициатива перешла бы в руки советского командования. Нет... Инициативой противник владел изначально, захватив ее задолго до начала военных действий. На 15 мая, вдень, когда Сталину на стол легла докладная записка Жукова, мы даже не начали еще перебрасывать войска к границе. Ждали, как решит вождь. Немцы же могли нанести удар в любой момент, почти все у них было готово. Так уж устроен этот мир. В нем нападает сильнейший.

И еще. Не будем кривить душой. Нападающая сторона, как правило, имеет определенные начальные преимущества. Вполне допускаю, что с военной точки зрения превентивный удар был вполне целесообразен, и в этом случае мы вступили бы в войну в более благоприятной обстановке.

Но не следует забывать и другого. От Перемышля до Сталинграда многие сотни километров и без малого полтора года тяжелейшей войны. В приграничном сражении мы имели большое преимущество в технике, но потерпели поражение. После бомбежек, изнуряющих беспорядочных отходов, после катастрофических окружений от былого превосходства не осталось и следа. Не хватало не то что снарядов — винтовок! К зиме не только танки, но и противотанковые ружья высшее командование распределяло по фронтам поштучно! За счет чего же мы выстояли и даже сумели, опрокинув, отбросить немцев от Москвы? Только за счет того, что на защиту Отечества поднялся народ. Война стала личным делом каждого. Как в окопах, так и у станков. Женщины в тылу работали по четырнадцать часов в сутки не потому, что рядом незримо присутствовал НКВД, а просто от того, сколько они дадут фронту мин или снарядов, напрямую зависело, вернутся ли домой их мужья. И солдаты бросались с гранатами под танки и отогнали-таки фашистов от столицы вовсе не по указке Сталина. Отступать уже было некуда. Поражение же означало рабство и скорую гибель. Гибель не отдельных людей — государства и наций, составляющих его основу.

Каждый человек несет в себе вектор определенного мировоззрения и жизнедеятельности. Собственно, функционирование государства и определяется равнодействующей этих векторов. Понятно, что модуль вектора Сталина огромен. У членов Политбюро гораздо меньше, но тоже велик. А вектор рядового гражданина едва заметен, да только их, рядовых, двести миллионов. И у каждого свои интересы и своя направленность. Жизнь потратил Сталин на то, чтобы выстроить их в колонны и заставить двигаться в указанном направлении. Но... разве можно контролировать броуновское движение?

Когда же вермахт устремился в глубь страны, когда отряды СС вкупе с отщепенцами начали сжигать белорусские деревни, когда стало ясно, чем обернется «новый порядок», именно миллионы рядовых граждан на фронте и в тылу сделали все возможное, а зачастую и невозможное, чтобы отстоять независимость Родины. Удивительным образом векторы жизнедеятельности подавляющего большинства населения и власти совпали, и только лишь их равнодействующая позволила выстоять в критической ситуации и выстрадать сталинградский перелом.

Не в последнюю очередь это произошло еще и потому, что слишком уж очевидной и не спровоцированной была агрессия немцев. На этот раз наше дело было действительно правым.

А напади мы первыми? Ворвись Красная Армия в Люблин? Разверни идеологический аппарат дежурную агитацию, уверяющую, что немецкие рабочие уже готовы свергнуть преступный режим и ждут лишь нас, чтобы взять власть в свои руки? И потом, когда поток победных реляций обернулся десятками тысяч похоронок и фронт неудержимо покатился к Днепру и за Днепр, поднялся бы народ?!

Мне возразят, людей легко обмануть. Официальная пропаганда внушила бы, что мы были спровоцированы и лишь ответили ударом на удар. Как ни странно это звучит, но таким образом обмануть нацию невозможно. Все знали мы о «деле» Тухачевского, догадывались о Катыни и о том, кто начал финскую войну, отнюдь не случайно столь непопулярную в народе. Догадывались и о войне афганской, едва ли более популярной.

Пока мехкорпуса продвигались бы вперед, это не играло особой роли. Но стоило только потерпеть поражение, стоило отступить, и псевдопатриотический угар сменился бы плохо скрываемым недовольством. Очень быстро правда вышла бы наружу, и не явилась ли она той последней каплей. Не было бы, разумеется, антисоветских восстаний, но поднялся ли народ? Смог ли он простить своих правителей, сумели бы люди отдать все силы для достижения Победы, зная, что их Родина — агрессор?

Стала бы эта война Отечественной? И если нет, что было бы с нами?..

Примечания

¹Кузнецов Н.Г. Накануне, с. 326.

² По утверждению В. Суворова, Красная Армия должна была перейти западную границу 6 июля 1941 года.

³Хотя В. Суворов ссылается на немалое количество различных документов военных лет, в них — ни слова, ни даже намека на то. что Советский Союз собирался нанести превентивный удар по Германии. Остается сделать следующий вывод: либо автор посчитал, что система доказательств будет выглядеть более убедительно, если станет базироваться исключительно на его предположениях и аналитических выводах, либо... подтверждающей теорию В. Суворова документации попросту не существует.

⁴ Собственно, и документом эти листки назвать можно с большой натяжкой. Хотя в конце обозначены фамилии Тимошенко и Жукова, подписей нет. В написанном заместителем начальника оперативного управления Генштаба А.М. Василевским от руки тексте есть вставки и редакторская правка начальника этого управления Н.Ф. Ватутина. Можно предположить, что Нарком и начальник Генштаба подписали чистовой машинописный экземпляр, который и был представлен Сталину, и затерялся впоследствии в архивах либо же был уничтожен.

⁵Цит. по: Роман-газета. 1991, № 11, с. 86, 87. К сожалению, карты, переданные, по-видимому, Сталину с первым экземпляром текста, не стали достоянием общественности.

⁶ Начальник Генштаба сухопутных войск.

⁷ Главнокомандующий сухопутными войсками вермахта.

⁸ Первоначально все приготовления планировалось закончить к 15 мая 1941 года.

⁹Карпов В. Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира. Роман-газета. 1991, № 11, с. 84.

¹⁰ Невозможно доказать недоказуемое. Если подобный замысел имел место, к разработке плана, даже не превентивного удара, а нападения на Германию, следовало приступить еще в августе — сентябре сорокового, с тем чтобы в феврале — марте иметь не черновые наброски общего замысла, но законченную, утвержден- ную, надлежащим образом оформленную и принятую к исполне- нию войсками директиву на ведение боевых действий. А раз к раз- работке подобного плана могли приступить (отнюдь не значит, что приступили) лишь в середине мая 41 -го, со всей определенно- стью можно утверждать: ни в сороковом, ни тем более в тридцать девятом о возможности войны с Германией и речи быть не могло. Никакой комбинации «гения всех времен и народов», нацеленной на завоевание мирового господства, не было и в помине!

¹¹ Даже если вести отсчет от Курской битвы, после которой наше преимущество вырисовалось окончательно, для того, чтобы выйти на указанные рубежи, нам потребовалось полтора года боев.

^,2Цит. по: Роман-газета. 1991, Л° 11, с. 92.

¹³Карпов В, Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира. Роман-газета. 1991, № 11, с. 84.

¹⁴ Если бы указанные действия на окружение крупной группи- ровки противника планировались, подробное описание их прохо- дило бы красной нитью в докладной записке Жукова и Тимошенко. Но об этом — ни слова.

^ Склоняюсь все же к тому, что наши Вооруженные силы в 41-м году просто не умели провести столь масштабную операцию. В то же время, уверен, этот вариант при составлении докладной записки Сталину в Генштабе обсуждался, но был отклонен.

¹⁶Приведу слова Баграмяна: «Для того чтобы эти (передовые, расквартированные в 10—15 километрах от границы части. — А.Б,) заняли приграничные укрепления, им требовалось не менее 8—10 часов... А на приведение в боевую готовность и развертывание всех сил армий прикрытия государственной границы планом предусматривалось двое суток!» (Баграмян И.Х. Так начиналась война, с. 92, 93). В то же время ожидалось, что «Германии для сосредоточения сил на советских границах потребуется 10— 15 дней,

Румынии — 15—20 дней, Финляндии.. — 20—25 дней» (Роман-газета, 1991, № 11, с. 79, 80). Этот серьезнейший просчет, а вовсе не мифическая подготовка к превентивному удару, и сыграл роковую роль.

¹⁷ Одно лишь отсутствие этого приказа говорит само за себя. Ведь скрыть столь масштабные приготовления невозможно.

^,вО «решительности» этих целей можно судить последующему отрывку: «...Западному фронту высшее командование ставит задачу — нанести сверхмощный удар в направлении польского города Сувалки. И для командующего Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова это не сюрприз. Он и сам знает задачу своего фронта и задолго до московской директивы уже отдал приказ наступать на Сувалки... Западный фронт, его командующий и штаб, командующие армиями и их начальники штабов задолго до войны знали, что их ближайшая задача — окружение германской группировки в районе польского города Сувалки. Советский удар в направлении Сувалки готовился задолго до войны. Боевая задача была определена всем советским командирам. Конечно, командиры тактического уровня этих задач знать не имели права, но эти задачи в вышестоящих штабах были четко определены и сформулированы, опечатаны в секретные пакеты и хранились в сейфах каждого штаба до батальона включительно» (Суворов В. Ледокол, с. 330). Где же эти сотни и тысячи «секретных пакетов»? Неужели ни один (!) не сохранился?!.

¹⁹ Видимо, опечатка. Во всяком случае, при выдвижении совет- ских войск из Львовского выступа к Дрездену, тем более к Берли- ну, Карпаты и Судеты прикрыл бы левый фланг наступающих.

²⁰ Кто и откуда знает, мы не знаем.

²¹Суворов В. День М, с. 215, 216.

²² Возможно, я и ошибаюсь, но создается впечатление, что В. Суворов все же знаком с планом Жукова — Василевского и, что его устраивало, почерпнул именно из этого источника.

²³ Если советские генштабисты предлагали на тридцатый день войны выйти к границам рейха, но на его территорию до поры не вступать, повернув войска на север для овладения Восточной Пруссией, то В. Суворов идет куда дальше. Параллельно с опера- циями в Померании, считает он, уже в августе сорок первого сле- довало взять Берлин.

²⁴ Во всяком случае, какого-либо документального подтвержде- ния не только деталей наступательного плана, но и существования такового В. Суворов не приводит.

²⁵ При этом могло подразумеваться если не окружение группи- ровки противника, то двусторонний охват.

²⁶ В его действиях есть своя логика. Во-первых, они целесоо- бразны с военной точки зрения — мощный удар под основание танкового клина противника. Во-вторых, направление контрудара во многом определилось, исходя из реального расквартирования к началу войны привлекаемых к нему соединений. Но нельзя исклю- чить и иные факторы. Нанося контрудар в северо-западном направ- лении, войска Западного фронта неизбежно выходят на мощную систему укреплений Восточной Пруссии. Бить в северо-восточном направлении — значит наступать от границы в глубь совет- ской территории. Это чревато непредсказуемыми последствия- ми. Поэтому, вероятно, Павлов и ударил строго на север.

²⁷ При этом, повторюсь, главный удар Западный фронт должен был наносить в юго-западном направлении, чтобы соединиться с войсками Кирпоноса и замкнуть кольцо окружения в глубоком тылу немцев.

²⁸ В. Суворов утверждает, что Сталин не оставлял следов. Но речь ведь не о конспиративной деятельности. Не могли же оперативные планы разрабатываться в узком кругу ближайшего окружения. Не в условиях же застолья получали военачальники наступательные задачи. Да и чего ему было бояться, Сталину? Рухни режим, вряд ли судьба вождя зависела от наличия либо от- сутствия компрометирующих его документов. Да к тому же, если представить, что была подчистую уничтожена вся документация, свидетельствующая о наличии планов превентивного удара, поче- му же сохранились другие документы — о массовых, не виданных в истории человечества, репрессиях?!

²⁹Суворов В. День М, с. 206.

³⁴¹А замысел действительно неплох. Захвати и удержи Красная Армия район Плоешти, в самом скором времени вермахт стал бы испытывать недостаток горючего.

³¹Суворов В. Ледокол, с. 149, 161, 251, 252, 328.

³² Там же, с. 252,

^ЛЗВ ее составе 14-й, 35-й, 48-й стрелковые, 2-й конный, 2-й и 18-й механизированные корпуса. Командующий — генерал-полковник ЯТ. Черевиченко.

³⁴ В составе армии 25-й, 34-й стрелковые, 26-й механизирован- ный корпуса и части усиления. Командующий генерал-лейтенант И.С. Конев.

³⁵ События показывают, что это была куда в большей степени идеологическая, нежели подкрепленная боевой подготовкой войск и стратегическим замыслом установка.

³⁶ На Черном море наше преимущество было подавляющим. Черноморскому флоту (к началу военных действий вместе с кора- блями Дунайской военной флотилии имел в своем составе 1 лин- кор, 6 крейсеров, 3 лидера, 14 эсминцев, 47 подводных лодок, 4 канонерские лодки, 2 бригады торпедных катеров, дивизионы тральщиков, сторожевых и противолодочных катеров) румыны могли противопоставить лишь 7 эсминцев и миноносцев, подводную лодку, 2 вспомогательных крейсера и 19 кораблей других классов (канонерские лодки, сторожевые, торпедные и минные катера). Немецких кораблей к началу войны на Черном море не было. Вплоть до эвакуации Одессы крупный морской десант мог быть высажен практически в любой точке румынского побережья.

³⁷ Как свидетельствует Н.И. Крылов, Дунайская флотилия во взаимодействии с частями 14-го стрелкового корпуса «высадила десанты на румынский берег Килийского гирла: один — на мыс Сатул-Ноу, откуда обстреливался противником Измаил, другой — в городок Килию Старую, напротив Килии Новой на нашем берегу. В первом случае высаживались пограничники и батальон Чапаев-цев (имеется в виду 25-я стрелковая Чапаевская дивизия. —А.Б.). во втором — уже целый полк, который занял три населенных пункта» (Крьсяов Н.И. Не померкнет никогда, с. 17, 18), От Измаила до Плоешти около двухсот километров, но зато местность равнинная и прикрывается одними лишь румынскими частями. Восточные Карпаты и 11 -я полевая армия вермахта — севернее. Плацдарм у Килии Старой удерживался не сутки и даже не неделю... До середины июля, когда левый фланг Южного фронта, избегая окружения, начал отходить к Днестру.

³⁸Крылов Н.И. Не померкнет никогда, с. 16.

³⁹ К тому же в районе Черновиц нависал над левым флангом ру- мынской группировки противника 16-й механизированный! корпус 12-й армии.

⁴⁰Суворов В. Последняя республика, с. 163.

⁴¹ История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 —1945. Т. 2, с. 30.

⁴² Повторюсь, «объяснению» того факта, что, подтянув якобы к границе огромные силы, располагая несколькими танковыми груп- пировками, изготовившись к удару, кадровая армия потерпела в приграничном сражении жестокое поражение, автор «Ледокола» посвятил всего несколько абзацев.

⁴³ Речь идет о правом фланге 9-й армии Южного фронта.

⁴⁴Суворов В. Ледокол, с. 232, 233.

⁴⁵Баграмян И.Х. Так начиналась война, с. 116.

⁴⁶ Согласно мобилизационному плану в случае начала военных действий большая часть автотранспорта, как для стрелковых, так и для механизированных корпусов, должна была быть привлечена из народного хозяйства. Осуществить передачу зачастую мы просто не успевали.

⁴⁷Баграмян ИЛ. Так начиналась война, с. 115. **Штеменко СМ. Генеральный штаб в годы войны, с. 20.

⁴⁹ История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945, с. 479.

⁵⁰ Вот каким представляла советская военная теория начало во- енных действий: «Вся организация обороны государственной гра- ницы исходила из предположения, что внезапное нападение про- тивника исключено, что решительному наступлению с его стороны будет предшествовать либо объявление войны, либо фактическое начало военных действий ограниченными силами...» (История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 —1945, с. 474). Логично предположить, что и армии прикрытия заняли бы оборону вдоль границы еще до того момента, как мехкорпуса, сосредоточившись, нанесли удар по врагу. В любом случае войска не только были бы приведены в состояние боевой готовности, но и вышли на оборонительные рубежи вдоль границы, организовав взаимодействие и фронт.

Глава 17 ДЕНЬ«№»

Когда просматриваешь документы последних предвоенных дней, невольно удивляешься, как можно было не заметить, что немцы нападут буквально со дня на день. Все, кто имел доступ к информации, высшие офицеры и командиры тактического уровня приграничных округов, генштабисты, разведчики в этом практически не сомневались. Все, кроме Сталина...

В первой декаде июня Кирпонос, убедившись, что немцы заканчивают последние приготовления и, по существу, уже изготовились, приказал передовым подразделениям выдвинуться к границе и занять оборонительные рубежи. И вот какая директива пришла из Генштаба:

с Командующему войсками Киевского Особого военного округа

Начальник погранвойск НКВД СССР генерал Хоменко до-нес¹, что начальники укрепленных районов получили указание занять предполье.

Донесите для доклада наркому обороны, на каком основании части укрепленных районов КОВО получили приказ занять предполье. Такие действия могут немедленно спровоцировать немцев на вооруженное столкновение и чреваты всякими последствиями.

Такое распоряжение немедленно отмените и донесите, кто конкретно дал такое самочинное распоряжение. / 0 июня 41 г. Жуков»².

Во избежание новых попыток приведения войск в боевую готовность уже на следующий день подобное же строгое указание направляется и в другие приграничные округа: «Полосу Предполья без особого на то указания полевыми и уровскими частями не занимать».

16 июня на стол Сталину ложится донесение наркома госбезопасности В.Н. Меркулова: «Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает:

1. Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время...»

На перепроводительной донесения Сталин пишет следующее: «Товарищу Меркулову. Может, послать ваш источник к е... матери³. Это не источник, а дезинформатор. И. Ст.».

18 июня командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа⁴ отдает распоряжение о приведении в боевую готовность системы ПВО. 20 июня, за два дня до вторжения, он получает следующее предупреждение:

«Вами без санкции наркома дано приказание по ПВО о введении положения номер два. Это значит провести по Прибалтике затемнение, чем и нанести ущерб промышленности. Такие действия могут проводиться только с разрешения правительства. Сейчас ваше распоряжение вызывает различные толки и нервирует общественность. Требую немедленно отменить отданное распоряжение, дать объяснение для доклада наркому»⁵.

21 июня Берия докладывает Сталину: «Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой » о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. То же радировал и генерал-майор В.И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой^ь генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев, ссылаясь на берлинскую агентуру».

На обобщенном донесении этой самой агентуры о войне Лаврентий Павлович поставил резолюцию: «В последнее время многие работники поддаются на наглые провокации и сеют панику. Секретных сотрудников Ястреба, Кармен, Верного за систематическую дезинформацию стереть в лагерную пыль как пособников международных провокаторов, желающих поссорить нас с Германией. Остальных строго предупредить».

Вечером того же дня на донесении военного атташе при правительстве Виши Суслопарова о том, что Германия нападет на СССР 22 июня, Сталин начертал: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его».

В эти же самые часы Жукову позвонил начальник штаба Киевского Особого военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев. Доложил следующее:

— К пограничникам явился немецкий фельдфебель, перебежал стой стороны, утверждает, что он наш друг и доброжелатель, поэтому сообщает: немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.

Жуков и Тимошенко немедленно выезжают в Кремль.

Вот что пишет сам Георгий Константинович: «Захватив с собой проект директивы войскам⁷, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.

И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

— А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? — спросил он.

— Нет, — ответил С.К. Тимошенко. — Считаем, что перебежчик говорит правду.

Тем временем в кабинет И.В. Сталина вошли члены Политбюро*. Сталин коротко проинформировал их.

— Что будем делать? — спросил И.В. Сталин. Ответа ие последовало.

— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком⁹.

— Читайте! — сказал И.В. Сталин.

Я прочитал проект директивы. И.В. Сталин заметил:

— Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.

Не теряя времени, мы с Н.Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.

Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.

И.В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз его прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи.

Ввиду особой важности привожу эту директиву полностью:

«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Копия: Народному комиссару Военно-морского флота.

1

В течение 22—23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2

Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского. Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев и их союзников.

3

Приказываю:

а) в течение ночи на 22,6,41 г, скрытно занять огневые точ- ки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готов- ность без дополнительного подъема приписного состава. Под- готовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко. Жуков. 22.6.41 г.».

С этой директивой Н.Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года...

Испытывая чувство какой-то сложной раздвоенности, возвращались мы с С.К. Тимошенко от И.В. Сталина.

...Директива, которую в тот момент передавал Генеральный штаб в округа, могла запоздать и даже не дойти до тех, кто завтра утром должен встретиться лицом к лицу с врагом»¹⁰.

Жуков выразился неточно. Не могла не запоздать!

В частности, штаб Юго-Западного фронта закончил прием «этой очень важной, но, к сожалению, весьма пространной директивы»¹¹ лишь в половине третьего ночи, когда до нападения немцев оставалось менее полутора часов. Как уже упоминалось, для того, чтобы занять приграничные укрепления, советским частям потребовалось бы в лучшем случае 8—10 часов¹². Не следует забывать и о том, что отдельные подразделения были разбросаны друг от друга зачастую на десятки километров. «Соединения приграничных округов, предназначенные для прикрытия границы, находились от нее на большом удалении. Непосредственно вблизи границы, в 3—5 километрах за линией пограничных застав, располагались лишь отдельные роты и батальоны этих соединений. Например, в полосе обороны 5-й стрелковой дивизии 11 -й армии вперед были выдвинуты лишь три стрелковых батальона, а главные силы дивизии стояли в лагере в 50 километрах от границы. Главные силы 126-й стрелковой дивизии этой же армии размещались в 70 километрах от границы»¹³. Первый удар приняли на себя пограничники¹⁴. Их неразбериха не коснулась. Им по уставу положено пресекать вторжение на нашу территорию врага» независимо от количества «нарушителей» и времени суток. Заставы и пресекали как могли.

Но дело не только в том, что директива безнадежно, по крайней мере, на сутки, а скорее на месяц-полтора запоздала. Противоречивый текст очень многими был воспринят как указание не дать себя спровоцировать любой ценой. Вот, например, свидетельство Хрущева: «Когда мы получили сведения, что немцы открыли огонь, из Москвы было дано указание не отвечать огнем. Это было странное указание, а объяснялось оно так: возможно, там какая-то диверсия местного командования немецких войск или какая-то провокация, а не выполнение директивы Гитлера. Это говорит о том, что Сталин настолько боялся войны, что сдерживал наши войска, чтобы они не отвечали врагу огнем»¹⁵. Можно было бы предположить, что Никита Сергеевич несколько сгустил краски, но об этом же говорят и другие: «Часов около пяти меня разыскал адъютант Озерова. По телефону из штаба корпуса, сообщил он, приказано ни в коем случае не ввязываться в бой, так как это не война, а провокация. Я молча кивнул в ответ и продолжал делать то же, что делали все мы, — ждать.

...Меня вновь разыскал адъютант Озерова. Усталым и каким-то безразличным голосом он прокричал мне в ухо все тот же приказ штаба корпуса: не отвечать, не ввязываться, не давать втянуть себя в провокацию.

Это уже выглядело издевательством. Война началась — объявленная или необъявленная, теперь это не имело значения, в бой втянулись все наши наличные силы, первая линия стояла насмерть, неся жестокие потери, а кто-то на другом конце телефонного провода продолжал повторять одно и то же.

Вместе с адъютантом по длинному ходу сообщения... я двинулся к блиндажу полковника. Комдив, странно невозмутимый в эти минуты, стоял в окопчике, заложив руки за спину.

— Федор Петрович! — окликнул я его. — Да что они там в самом-то деле!

Он даже не повернул головы.

— Это ты о немцах?

— О штабе корпуса. Об этом их приказе.

— А!.. Это я нарочно велел тебе доложить. Чтоб ты в курсе был, если придется отвечать.

— За что отвечать?

— Не знаю. Так они говорят. «Советуем не ввязываться, будете отвечать за последствия».

Я только выругался да развел руками»¹⁶.

Известны случаи, когда отдельные соединения, «стараясь не ввязываться» и не отвечать на огонь, были смяты немцами с ходу и рассеяны. По свидетельству генерал-майора П.П. Со-бенникова, командовавшего тогда 8-й армией Прибалтийского

Особого военного округа, даже позднее, когда передовые подразделения армий прикрытия вошли в боевое соприкосновение с противником, многие части не были ориентированы в обстановке. В частности, 48-я стрелковая дивизия, выдвигавшаяся из Риги к границе, была подвергнута бомбардировке, атакована прорвавшимися наземными войсками немцев и разгромлена¹⁷.

Но вернемся к событиям той ночи.

В 24 часа 21 июня Кирпонос доложил Жукову¹⁸, что еще один перебежчик, солдат 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии, переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что немецкие войска перейдут в наступление в 4 часа утра.

В 3 часа 30 минут 22 июня начали поступать первые сообщения о бомбардировке противником наших городов.

Вновь предоставлю слово Жукову:

«Нарком приказал мне звонить И.В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос генерала Власика (начальника управления охраны):

— Кто говорит?

— Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.

— Что? Сейчас?! — изумился начальник охраны. — Товарищ Сталин спит.

— Будите немедля: немцы бомбят наши города, началась война.

Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили:

— Подождите.

Минуты через три к аппарату подошел И.В. Сталин.

Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия(!).И.В. Сталин молчит. Слышу лишь его тяжелое дыхание.

— Вы меня поняли? — Опять молчание. — Будут ли указания? — настаиваю я.

Наконец, как бы очнувшись, И.В. Сталин спросил:

— Где нарком?

— Говорит по ВЧ с Киевским округом.

— Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы он (вновь. —А.Б.) вызвал всех членов Политбюро.

... В 4 часа 10 минут Западный и Прибалтийский Особые военные округа доложили о начале боевых действий немецких войск на сухопутных участках округов.

В 4 часа 30 минут утра мы с С.К. Тимошенко приехали в Кремль. Все вызванные члены Политбюро были уже в сборе...

И.В. Сталин был очень бледен и сидел за столом, держа в руках ненабитую табаком трубку.

Мы доложили обстановку. И.В. Сталин недоумевающе сказал:

— Не провокация ли это немецких генералов?

— Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация? — ответил СК- Тимошенко.

— Если нужно организовать провокацию, — сказал И.В. Сталин, — то немецкие генералы бомбят и свои города...¹⁹ — И, подумав немного, продолжал: — Гипыер наверняка не знает об этом(!).

Звоните в германское посольство, — обратился он к В.М. Молотову.

В посольстве ответили, что посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.

Принять посла было поручено В.М. Молотову.

...Мы тут же просили И.В. Сталина дать войскам приказ немедля организовать ответные действия и нанести контрудары по противнику.

— Подождем возвращения Молотова, — ответил он. Чс рез некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов и сказал:

— Германское правительство объявило нам войну. И.В. Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался.

Наступила длительная, тягостная пауза.

Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.

— Не задержать, а уничтожить, — уточнил С.К. Тимошенко.

— Давайте директиву, — сказал И.В. Сталин. — Но чтобы наши войска, за исключением авиации, нигде пока не нарушали немецкую границу.

Трудно было понять И.В- Сталина. Видимо, он все еще надеялся как-то избежать войны. Но она уже стала фактом. Вторжение развивалось на всех стратегических направлениях.

...В 7 часов 15 минут 22 июня директива № 2²⁰ наркома обороны была передана в округа. Но по соотношению сил и сложившейся обстановке она оказалась нереальной. Наши войска не могли не только уничтожить прорвавшиеся части противника, но не имели физической возможности даже задержать их»²¹. К этому времени три ударные танковые группировки немцев уже прорвали нашу оборону и устремились на восток. Лишь дивизии Клейста втянулись в бои с подходившими из глубины мехкорпусами Юго-Западного фронта и были остановлены под Ровно почти на неделю.

Однако если директива № 2 в целом отвечала ситуации, то о следующей этого не скажешь. Принятая уже в отсутствие выехавшего на Юго-Западный фронт Жукова, нацеливавшая командующих трех пограничных округов на проведение наступательных операций на глубину 100—150 километров директива № 3, по существу, лишала командующих инициативы. Контрудары были нужны, только с их помощью в принципе можно было остановить врага. Но контрудары — подготовленные, опирающиеся на прочную оборону

К сожалению, испытавшие сильнейший болевой шок рецепторы огромного боевого механизма отказали. Уже в первой половине дня командующие фронтами частично или полностью потеряли связь с войсками. Помимо прочего, это было чревато и тем, что в Генштаб не могла быть отправлена объективная информация. То, как началась война, ие вписывалось в довоенные идеологизированные представления. Истинные масштабы надвигающейся катастрофы в первые дни штабами замалчивались²². Видимо, надеялись, что глубокие прорывы немцев — не более чем десант и в ближайшее время удастся выправить ситуацию. Не случайно в оперативной сводке Генштаба на 10 часов вечера 22 июня положение на фронте изображалось как вполне благополучное, не вызывающее тревоги. Утверждалось, в частности, что «германские регулярные войска в течение 22 июня вели бои с погранчастями СССР, имея незначительный успех на отдельных направлениях. Во второй половине дня, с подходом передовых частей полевых войск Красной Армии, атаки немецких войск на преобладающем протяжении нашей границы отбиты с потерями для противника»²³. Опираясь на далекие от реалий выводы, исходя из неправильной оценки складывающейся ситуации, состояния и возможностей наших войск, и отдал нарком Тимошенко в 9 часов 15 минут 22 июня Военным советам Северо-Западного, Юго-Западного и Западного фронтов директиву № 3, которая предписывала разгромить ударные группировки противника и в ближайшие сутки перенести военные действия на его территорию.

А немецкие танкисты, заняв оборону, прикрывшись охранениями, выслав вперед разведку, устраивались на отдых в глубоком нашем тылу, в 50—60 километрах от границы. Чтобы вышвырнуть их за пределы страны, потребовалось почти три года...

Истории известны лидеры, добившиеся абсолютной власти и возомнившие себя земными богами. Как правило, подобное заблуждение дорого им обходилось. Сталин к этой категории не относится. Слишком уж, почти до самого конца, развито было у вождя чувство самосохранения, слишком много смертей н покореженных людских судеб сопровождали его восхождение на Олимп, чтобы Иосиф Джугашвили мог себе позволить оторваться от реальности.

Если тан превентивного нападения действительно существовал, Сталин не мог проигнорировать зримые приготовления немцев. Поставьте себя на его место. Войска начинают выдвигаться к границе, наступательная группировка лишь обозначается, до удара — две с половиной недели. И вдруг, одно за другим, — сообщения о том, что противник сам нападет через два-три дня. Высшие военачальники не скрывают, что информация представляется им более чем достоверной, а главное, что само по себе говорит о многом, проявляют нежданную настойчивость. Любой человек, даже не политик, тем более не глава огромной державы, не мог не допустить, что немцы разгадали его замысел и стараются упредить. И отсутствие бараньих тулупов в вермахте не может перевесить самой возможности подобного развития событий.

Что должен был предпринять Сталин в этом случае? Ответ очевиден — укрепить, насколько возможно, оборону, развернуть войска, занять укрепрайоны, организовать фронт Пусть напасть неожиданно уже не удастся, но и немцы встретят не изолированные друг от друга гарнизоны мирного времени, а изготовившуюся армию, под прикрытием которой мехкорпуса сосредоточатся, развернутся и. проломив фронт, пойдут вперед.

Сталин же, напротив, сделал все возможное, чтобы части РККА выглядели и являлись на деле небоеготовыми. И это объясняется лишь одним. Никакого плана нападения на Германию не было! Более того, вождь даже мысли не допускал, что война вообще возможна. Противостояние с сильным противником один на один не входило, да и не могло входить, в его планы. Подписывая в августе 39-го пакт, Сталин рассчитывал, и не без оснований, что ему еще долго удастся играть на противоречиях между Гитлером и западными демократиями. Кто же думал, что Гитлер не ограничится демонстрацией силы, не довольствуется «малым», а ринется в драку в надежде завоевать весь мир?

Сталин уверен был, что обманет, переиграет любого. Стравить враждебные группировки и, оставаясь в стороне, наблюдать, как они станут уничтожать друг друга, — вот его стиль. Лобовое же столкновение с фашизмом, в котором победителя определить заранее (в лучшем для нас случае!) было невозможно, представлялось ему катастрофой. Вождь тешил себя надеждой, что и Гитлеру подобный конфликт — невыгоден, но в то же время чувствовал, что чего-то ои, Сталин, ие понимает. Что Гитлер способен напасть. Волею судеб немцам удалось выковать и в скоротечных кампаниях закалить страшное оружие, которое на какое-то время сделало их сильнейшими на континенте, И на первых порах нам нечего было им противопоставить...

Диктаторские режимы могут выжить, лишь идя от победы к победе. В отличие от Гитлера, сумевшего одурачить нацию, иа кого мог опереться поработивший собственный народ Сталин? В лучшем случае, до поры, на несколько сот тысяч кровью повязанных с его режимом управленцев. Диктаторы любимы, пока они удачливы и сильны, но и сильны, пока любимы. Любая серьезная неудача, просто война иа истощение без надежд на скорую легкую победу ставят режим на грань краха. Стоит огромному зданию дать сильную, видимую с улицы трещину, как любовь народная оборачивается ненавистью.

Все это Сталин понимал, войну с немцами изначально воспринимал как смертельную угрозу и делал все, по его мнению, возможное, чтобы ее избежать. Отсюда и наивные мысли о провокации немецких высших военных чинов, о том, что Гитлер «не знал». Отсюда и упорное нежелание вопреки всему предпринять действия, которые могли быть восприняты как недружественные. Отсюда и вспышки ярости в отношении тех, кто, занимая укрепления на границе, пытаясь организовать оборону, мог, по мнению Сталина, дать повод немецким генералам начать боевые действия. Да и отвык уже Сталин от того, что события могут выйти из-под контроля и что-то пойдет «ие по его».

В середине мая, тщательно все продумав, Сталин принял окончательное решение: в таких условиях-¹ воевать с немцами ему не с руки.

Другой вопрос, при каких обстоятельствах Сталин мог бы решиться?

Что было нужно для того, чтобы в один прекрасный день Красная Армия перешла западную границу и устремилась в Европу?

Уверенность Сталина в легкой быстрой победе! Не больше... но и никак не меньше. После чистки, после очевидного упадка дисциплины, после финской, а главное, после фантастически скоротечных побед вермахта такой уверенности у вождя не было, да и быть не могло!

Вот если бы немцы устремились на Острова и были бы остановлены на побережье. Зарылись бы в землю, опутали позиции колючей проволокой. Если бы англичане, сбросив итальянцев в море, высадились на Апеннинах и пошли на Рим Если бы на востоке не осталось значительных сил, тогда, возможно, Сталин и предпринял бы какие-то шаги²-\

История не терпит сослагательного наклонения. Как могли бы развиваться события, нам знать не даио. Зато мы знаем, как развивались.

22 июня произошло то, что предотвратить было уже невозможно. Под грохот разрывов и лязг танковых гусениц вступал в свои права самый страшный для нас день.

День «Ы»..*

Примечания

¹ Слово-то какое запросто употреблялось в официальных документах. Или приучили людей, что в факте доноса нет ничего зазорного? Обратили внимание, кто донес? Не случайно пограничные войска подчинялись Наркомату внутренних дел.

² Как уже упоминалось, указание пресечь инициативу подчиненных Жуков получил от Сталина. Вместе с тем нельзя не учитывать, что Сталин если ие как стратег, то как удачливый, обладающий дьявольским чутьем политический деятель пользовался непререкаемым авторитетом. Он был абсолютно убежден, что войны удастся избежать, и это не могло не отразиться иа взглядах тех, с кем вождь соприкасался. Вот слова самого Жукова: «Не скрою, нам тогда (перед войной. — А.Б.) казалось, что в вопросах войны, обороны И.В. Сталин знает не меньше, а больше нас, разбирается глубже и видит дальше. Когда же пришлось столкнуться с трудностями войны, мы поняли, что наше мнение по поводу чрезвычайной осведомленности и полководческих качеств И.В. Сталина было ошибочным» (Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. I, с. 345).

¹В оригинале, конечно же, никаких точек нет.

⁴ Командующий ПОВО генерал-полковник Ф.И. Кузнецов.

⁵Цит. по: Роман-газета. 1991, № 11, с. 87.

⁶ Вновь та же лексика. Как видим, подобные эпитеты — ие исключение, а норма, свидетельствующая об уровне культуры, не только и ие столько помощников, сколько главы огромного государства.

⁷ Проект директивы о приведении войск в полную боевую готовность и развертывании первых эшелонов армий прикрытия был подготовлен заранее. Возможно, с какого-то момента в Генштабе уже не сомневались в скором нападении немцев. Но, скорее всего, допуская, что Сталин прав и войны удастся избежать, вместе с тем пытались сделать все возможное, чтобы удары немцев не застали армию врасплох.

⁸ Получив информацию от Жукова и ожидая его и наркома при -езда, Сталин вызвал и членов Политбюро. Однако, принимая судьбоносные решения, он не посчитал нужным посоветоваться с кем-либо из своего окружения. Впрочем, никто из них высказать свою точку зрения, если таковая и была, не рискнул.

⁹ Возможно, этот человек был неудачливым военачальником, возможно, не до конца соответствовал требованиям надвигающейся войны. Но что бы ни говорили о Тимошенко, следует отдать ему должное. Нам не дано представить, каких усилий стоило наркому не просто не поддакнуть в очередной раз, но возразить вождю. Однако ему хватило твердости и ответственности за судьбу армии и страны.

¹⁰Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. I, с. 386—389. ¹¹ Баграмян И.Х. Так начиналась войиа, с. 92. Пространный текст, по-видимому, обусловил длительную дешифровку.

¹² Тех, кто имеет либо имел отношение к армии, не удивит, что на сбор отводилось не менее 2—3 часов. В бытность мою в строи- тельном батальоне из 17 офицеров и прапорщиков телефон имел лишь я один. Повезло с квартирой. Во время контрольных прове- рок командный состав оповещал и собирал помощник дежурного по части — старший сержант. Не думаю, чтобы за 43 года положе- ние ухудшилось.

13История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 —1945. Т. 2, с. 9, 10.

¹⁴ В. Суворов утверждает, что накануне войны погранвойска были отведены от границы для последующего участия в намечаю- щемся якобы нашем вторжении в качестве полицейских и охран- ных сил. Как и всегда, в подтверждение своих слов он не приводит ни одного документа. Да и можно ли доказать недоказуемое? По всей границе заставы дрались до последнего человека, зачастую, заняв круговую оборону, продолжали сопротивление несколько суток. Это — факт.

^Хрущев Н.С. Воспоминания, с. 95.

^Севастьянов П.В. Неман — Волга —Дунай, с. 15, 16.

¹⁷ История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941 —1945. Т. 2, с. 12.

¹⁸ Как свидетельствует Георгий Константинович, в ту ночь никто не спал. Тимошенко и начальник Генштаба «неоднократно говори- ли по ВЧ с командующими округами... и их начальниками штабов, которые, кроме Д.Г Павлова, находились на своих командных пун- ктах» (Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 2, с. 8).

¹⁹ А мог бы добавить: «Мы же, когда надо было, обстреляли красноармейцев у Майнилы».

²⁰ В директиве, в частности, приказывалось: «1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до осо- бого распоряжения наземными войсками границу не переходить. 2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосре- доточения авиации противника и группировку его наземных войск. Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уни- чтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основ- ные группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100—150 км, разбомбить Кенигсберг и Мемель. На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов ие делать».

²¹Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 2, с. 8— 11. ^Справедливости ради следует отметить, что зачастую коман- дующие фронтами просто не владели обстановкой. В частности, о том, что основные силы Западного фронта охватываются с флангов ударными группировками противника, в Генштабе узнали далеко не сразу.

²¹ История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941 —1945. Т. 2, с. 29.

²⁴ Не следует забывать, что иа Дальнем Востоке готовилась к войне Япония, союзник немцев по Оси. Нетрудно было предпо- ложить, что в случае начала боевых действий Квантунская армия обрушилась бы на нас с тыла. Данные разведсводок не могли про- яснить ситуацию в принципе. Сами японцы, генералитет, «6?знали еще, в каком направлении будет развиваться экспансия. Оконча- тельное решение о нападении на Великобританию и США было принято лишь 5 ноября на императорской конференции.

²⁵ Не исключаю, впрочем, и того, что вожаь, как и летом 40-го, ограничился бы демонстрацией силы и приращением территории и на открытый конфликт с Гитлером не пошел.

Эпилог

ОППОНЕНТА НАДО УВАЖАТЬ...

Когда перечитываешь работы В. Суворова, невольно поражаешься, каким видит автор Сталина. Последний якобы не просто творил европейскую историю, но и буквально держал руку на ее пульсе. Противников и партнеров он, по утверждению В. Суворова, рассматривал ие как наделенных свободой воли субъектов, но лишь как объект приложения своих устремлений, при этом возможные их действия автором «Ледокола» попросту игнорируются. Так кукловод смотрит на марионеток. Но ведь мир не кукольный театр.

Не было никакого плана завоевания Европы с использованием в качестве ударной силы Гитлера. Сталин вовсе не организовывал события, напротив, как и многие другие, шел у них на поводу. Предоставлялась возможность, и он охотно раздвигал границы своей империи. Но лишь в том случае, если считал это абсолютно безопасным делом. Когда же перспектива столкнуться один иа один с Германией стала реальностью, вождь, уничтоживший как по заказу цвет армии, испугался. Да и было отчего.

Военный потенциал не может дать немедленные результаты, да и оценить его уровень не так уж и просто. Военные же успехи, равно как и неудачи, всегда налицо, именно по ним судят, сравнивая силы противоборствующих сторон. И такое сравнение было отнюдь не в пользу СССР. Повторюсь, за два предвоенных года Красная Армия с бою и с тяжелейшими потерями взяла полоску Карельского перешейка. Вермахт же захватил почти всю Европу, сокрушив при этом версальских победителей. Французскую армию, считавшуюся сильнейшей, уничтожил, англичан — вышвырнул с континента.

Все предпринятые Сталиным действия — не часть «гениального замысла», а следствие рокового заблуждения. Он посчитал, что достаточно убедить Гитлера в своей лояльности и миролюбии, и немцы не нападут. И было сделано все возможное, чтобы не просто показать, что войска на границе небоего-товы, но и реально сделать их таковыми.

Последствия известны...

«...уважай противника, старайся понять его доводы, старайся извлечь пользу даже из гнева своих врагов»¹.

Пусть В. Суворов далеко не всегда следует своему же призыву², с тем, что оппонента нужно уважать, трудно ие согласиться.

И когда утверждают, что без Сталина мы проиграли бы войну, я не отрицаю, жесточайшая централизованная власть сыграла определенную положительную роль. Но если на защиту Отечества не поднялся бы народ, ни Сталин, ни армия чиновников сделать ничего бы не смогли. Человека можно заставить выдалбливать ломом мерзлый грунт и выдавать на-гора оговоренные кубометры дров. Но стоять у станка по 14—16 часов в сутки и при этом изготавливать пригодную к употреблению продукцию, тем более умирать за Родину заставить нельзя!

И чем хуже шли дела на фронте, тем ближе сходились интересы правящей верхушки и широких народных масс. В какой-то момент они удивительным образом почти совпали. Пусть на короткое время, но возник такой резонанс, что немцы были отброшены от Москвы. То же повторилось и под Сталинградом, да и под Курском.

Не думаю, впрочем, что в отсутствие Верховного Главнокомандующего армия воевала бы хуже. Не случайно же почти все крупные неудачи постигали армию тогда, когда вождь принимал стратегические, порой ошибочные решения, как и в самом начале, единолично. Ни для кого не секрет, что причиной гибели наших армий под Киевом, например, стало в том числе и его прямое вмешательство. А все удачи случались, когда Сталин, по сути, отдавал бразды армейского правления профессионалам. Когда он понял, что так для всех будет лучше, и уже не вмешивался почти, не мешал...

Но тот факт, что именно Сталин, а вернее, созданный им бюрократический режим, летом 41-го подвел страну к черте, не вызывает сомнения. И дело тут не в ошибках и роковой бездеятельности. Когда во главе государства становится человек с абсолютной, ничем и никем не ограниченной властью в руках, страна уже обречена. Когда все решения принимает один-единственный, а эксперты не анализируют ситуацию, а в страхе стараются угадать и искусственно обосновать его решение, страна обречена. Когда оппозиции не существует и просто некому возразить, оспорить, предотвратить последствия роковых неизбежных ошибок, рано или поздно все оканчивается катастрофой.

Скажу больше, такуж устроен мир. В нем абсолютная власть тяготеет к спринту. Марафон же ей не под силу. Стоит одному человеку или группе лиц прибрать к своим рукам всю полноту власти, и возможность распоряжаться судьбами миллионов очень быстро оборачивается кровавыми разборками между недавними соратниками, истерией доносительства и расстрелов, а вслед за ними и террором не столько против уничтоженной уже оппозиции, сколько против собственного народа. Бесконечно далекая от широких народных масс правящая верхушка всегда озабочена лишь одним — сохранить свою монополию на власть³. В условиях, когда законность и правопорядок заменены классовым чутьем и «революционной» целесообразностью, когда в отсутствие противовесов страна отдана на откуп ошалевших от вседозволенности чиновников, когда государство начинает пожирать самое себя, катастрофа, военная или экономическая, становится лишь вопросом времени.

Специфика нашей страны такова, что только здесь, благодаря казавшимся неисчерпаемыми природным ресурсам и терпению народному, государство с затратной экономикой, с почти полным отчуждением людей от собственности могло просуществовать так долго. Спору нет, при Сталине, под хозяйской дланью, бюрократический аппарат функционировал куда эффективнее. Но также очевидно и то, что именно в этот период он окончательно оформился и осознал себя «как класс», усилился и окреп настолько, что вскоре сам уже управлял самодержцами. А в конечном итоге непомерным своим властолюбием, чудовищными амбициями и дремучей некомпетентностью⁴ завел нас в то самое болото, из которого и не знает никто, как выбираться...

И когда В. Суворов утверждает, что великая война не являлась Отечественной, он не только пытается обесценить подвиг народный, не только возвеличивает во многом вполне земного, в общем-то, тирана, но и ставит под сомнение те светлые и героические страницы, которых и так немного было в нашей истории.

Автор «Ледокола» рассказывает, как учили его в академии ГРУ: «...обращай внимание на мелкие подробности, на мельчайшие. Только из них можно сложить четкое и объективное представление о происходящем»⁵.

Все так. Но не слишком ли мелки «подробности»?

Вот, например, история с сапогами. В. Суворов утверждает, что в 1941 году десятки тысяч пар сапог были вывалены прямо на землю у границы (сам-то он это наблюдать не мог, ему очевидец якобы рассказал). Это значит, красноармейцы перед «освободительным» походом должны были примерить кожаную обувку, чтобы вид иметь соответствующий там, за кордоном⁶. Да ничего это не значит! Кто видел, как «одевается» рота молодых солдат, со мной согласится. На все про все отводится час. Повзводно заходят бойцы в помещение вещевого склада, и кладовщик бросает им в лицо комплекты обмундирования. Какой там рост, какой размер... Все наудачу. Потом поменяются друг с другом, В армии все делается быстро. Даже если представить себе, что где-то складировали сапоги под открытым небом, подстелив брезент, это свидетельствует о чем угодно, о том, например, что не оборудовали вовремя склад, но не о готовности к превентивному удару. Даже если действительно собирались выдать солдатам кожаные сапоги, признак ли это готовящегося нападения? Сам проходил в «хромках» два года. Мягкие, легкие, удобные, но... пропускают влагу, да и подошва протирается до дыр. Хороши для парадов, но в повседневной носке, тем более в полевых условиях, надежная, неприхотливая «кирза» даст заметную фору.

Вот еще «довод». Сталин не принимал Парад Победы потому якобы, что «праздновать товарищу Сталину было нечего и радоваться не было повода. Вторая мировая война бьма проиграна(!). Сталин это знал»⁷. Вот уж нет. Было чему радоваться. Тому, например, что ноги унес, что выжил. Он-то, Сталин, уже на второй день посчитал, что все кончено. Вот, например, как оценивает его близкое к истерике состояние Хрущев: «Война началась. Но каких-нибудь заявлений Советского правительства или же лично Сталина пока что не было... То, что выступил Молотов, а не Сталин, — почему так получилось? Сталин тогда не выступил. Он был совершенно парализован...

...Когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро... Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: «Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его про... » Буквально так и выразился. «Я, — говорит, — отказываюсь от руководства», — и ушел. Ушел, сел в машину и уехал на «ближнюю» дачу. «Мы, — рассказывал Берия, — остались... Посовещались и решили поехать к Сталину, чтобы вернуть его к деятельности... Когда мы приехали к нему на дачу, то я (рассказывает Берия) по его лицу увидел, что Сталин очень испугался. Полагаю, Сталин подумал, не приехали ли мы арестовать его за то, что он отказался от своей роли и ничего не предпринимает для организации отпора немецкому нашествию?..

...Он находился в состоянии шока»⁸.

Желание разглядеть в Сталине «демоническую» фигуру⁹ толкнуло некоторых известных и вполне заслуженных историков к мысли, что таким образом вождь решил попугать своих соратников, продемонстрировать, что без него они — ничто. Власть — скользкая штука. Завоевать ее, растолкав хитростью и локтями бесчисленных конкурентов, не просто, потерять же — минутное дело. Если бы Сталин склонен был к подобным «демонстрациям», до войны он попросту не дожил. Да и впоследствии, вплоть до Сталинграда, не раздавал он понять, что в победу не верит. Вот слова того же Хрущева: «Где-то в июле или августе... меня вызвали в Москву... Командный пункт находился тогда на станции метрополитена возле Кировских ворот. Пришел я туда. Там стояла кушетка. Сталин сидел один на кушетке. Я подошел, поздоровался. Он был совершенно неузнаваем. Таким выглядел апатичным, вялым. А глаза у него были, я бы сказал, жалкие какие-то, просящие...

Помню, тогда на меня очень сильное и неприятное впечатление произвело поведение Сталина. Я стою, а он смотрит на меня и говорит: «Ну, где же русская смекалка? Вот говорили о русской смекалке. А где же она сейчас в этой войне?»¹⁰ Такие высказывания простительны капризному ребенку, но не Верховному Главнокомандующему. И после всего этого Сталина не удовлетворили результаты войны?! Трудно поверить...

В. Суворов же с легкостью выстраивает логическую цепочку. Раз Верховный не принимал парад¹¹, значит, был недоволен итогами войны. Раз был недоволен, значит, рассчитывал на большее. И, раз так, значит, готовил в сорок первом превентивный удар. Убедительно?

Весьма сомнительным представляется и следующее утверждение: «До 30 июня 1941 года Жуков настаивал на наступлении и требовал от командующих фронтами только наступления»¹². Не наступления он требовал, а сосредоточенных контрударов по ударным танковым группировкам противника, проникшим в глубь нашей территории на сотни километров!

Но возможная критика, кажется, мало заботит автора «Ледокола». «В ход» идет все. Песня «Священная война» и плакат «Родина-мать». Отсутствие Звезды Героя на кителе Сталина и откровения Власова, протоколы допросов которого В. Суворов также не приводит. Рейды подводных лодок и даже катастрофическое завершение приграничного сражения. Все якобы неопровержимо свидетельствует об агрессивном характере наших планов.

И на базе этого «фундамента» выстроена вся «теория», согласно которой школьники-осоавиахимовцы превращаются в сто пятьдесят тысяч воздушных асов, способных в несколько минут уничтожить все Люфтваффе, да в миллион парашютистов, которые, если высадятся разом, перебьют хребет вермахту еще до осени, скромный «Су-2» — в «крылатого Чингисхана», а «бэтушка» — в супертанк прорыва. Сталин при этом представляется едва ли не национальным героем, которому насмешка судьбы не дала построить «светлое будущее» на Европейском континенте, а советский народ — не более чем преданным и послушным исполнителем хозяйской воли.

Дальше — больше.

«Мы не хотим верить Гитлеру в том, что он планом «Барбаросса» защищал Германию от предательского (!)удара советских войск на Бухарест и Плоешти»¹³, — стыдит В. Суворов. Будто речь идет об умеренном демократическом лидере, а не о чудовище, пожравшем десятки миллионов жизней. Может, вторгаясь в Польшу, Данию, Норвегию, Голландию, Бельгию, раздавив Францию, Югославию, Грецию, он также защищал Германию от чьего-то предательского удара?! Да и книгу свою «Майн кампф», в которой нацеленность на мировое господство и уничтожение славянских наций, написал он задолго до того, как СССР мог даже потенциально угрожать Германии...

И, наконец, как апофеоз, неприметные строчки вывода: «... Хочется ли нашему Президенту найти такой документ, который покажет, что вина Иосифа Сталина в развязывании Второй мировой войны ничуть не меньше вины Адольфа Гитлера? Если найдут листочек со сталинским планом, то городу Калининграду придется вернуть настоящее имя, а сам город — законному владельцу»¹⁴.

Как все просто. Если следовать его логике, то и Польше следует поступиться южной частью бывшей Восточной Пруссии, Вроцлавом и Щецином. Поляки ведь тоже в тридцать девятом сосредоточили все почти наличные силы вдоль западной границы — наверняка хотели ворваться в Берлин. У французов тоже рыльце в пушку, разве не они, объявив войну Германии, спровоцировали Вторую мировую? Территориальных приобретений в Европе почти не имели? Отдавайте Страсбург.

Любой нормальный человек скажет: все это бред. Европа слишком дорого заплатила за то, что позволила кровавому маньяку заняться переделкой границ. Все устоялось и обустроилось, люди привыкли. Не стоит ворошить прошлое всуе, это чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Любые территориальные изменения должны созреть, но и тогда их осуществление будет обусловлено обоюдным согласием заинтересованных сторон, но никак не смутными догадками и весьма сомнительными выводами.

Если соответствующих документов нет, мы можем лишь догадываться о том, что думал тот или иной политический деятель, и любые, даже доказательные, умозаключения так догадками и останутся. Да и мало ли кто и что думал?

В, Суворов пытается привнести «свежие» веяния и в область юриспруденции. Судите сами: «Историки до сих пор не ответили нам на вопрос: кто же начал советско-германскую войну¹⁵. При решении этой проблемы(!) историки-коммунисты предлагают следующий критерий: кто первым выстрелил, тот и виновник. Почему бы не использовать другой критерий? Почему бы не обратить внимание на то, кто первым начал мобилизацию, сосредоточение и оперативное развертывание (!), т.е. кто все-таки первым потянулся к пистолету?»¹⁶

Иными словами, в развязывании войны виноват не тот, кто начал боевые действия, а тот, кто якобы собирался открыть огонь¹⁷. Этот «постулат» и служит фундаментом базовой логической цепочки: Сталин был единоличным хозяином огромной страны с неисчерпаемыми людскими и природными ресурсами, военными традициями и потенциалом, значит, мог напасть первым. Мог, следовательно, наверняка собирался. Собирался, но не напал, значит, его упредили. А раз так, Советский Союз и есть агрессор, Калининград надо переименовывать и отдавать!

Насколько все это доказательно, судить читателю. Я свою точку зрения, как мог, высказал и доводы в ее защиту привел. Еще в конце восьмидесятых, ознакомившись с отдельными главами «Ледокола », чего скрывать, вызвавших большой интерес, еще и не думая даже, что возьмусь опровергать его суждения, я все же не мог с ним согласиться. По одной простой причине: агрессор так войну не начинает, агрессор встречного боя не проигрывает! Не изменил свою точку зрения и поныне.

Надо уважать оппонента, надо отдавать ему должное. Надо отдать должное и В. Суворову. Он показал себя весьма гибким аналитиком. Да и не все в его работах вызывает чувство протеста. Особенно же впечатляет владение автора «Ледокола» информацией по составу армий, корпусов, дивизий, а зачастую и полков, поистине энциклопедическая подборка данных, характеризующих Вооруженные силы накануне войны. А главное, он наглядно показал, к чему приводят попытки придать историческим событиям определенный оттенок, добавить идеологическую нагрузку, исказить насколько возможно негативные примеры и, напротив, выпячивать сверх всякой меры то, что, по мнению партийных историков, могло служить делу воспитания «нового человека». Уверен, вся недосказанность и расплывчатый характер информации о событиях тех трагических дней, который один только и позволил В. Суворову высказать свою «догадку», — от желания, чтобы все и вся «работало на социализм»¹⁸. Вызывает уважение и объем работы, проделанной В. Суворовым, и его целеустремленность. И все же... Все же...

В своей рецензии к «Ледоколу» симпатизирующий идеям В. Суворова Буковский пишет: «...мы изумляемся, читая Суворова, что к 1941 году Красная Армия имела 5 корпусов парашютно-десантных войск, около миллиона тренированных парашютистов. Где, когда успел Сталин подготовить такую армаду, да еще незаметно для всех?»¹⁹ Уж так замаскировал вождь свои «приготовления», что никто, удивительное дело, их и не заметил. А было ли что маскировать?