Новейший АНТИ-Суворов

В свою очередь, «для нападения на Советский Союз немецкое командование сосредоточило в 17 танковых дивизиях около 3350 танков и штурмовых артустановок, в том числе 1698 легких: около 180 Т-1, 746 Т-11 и 772 38(1). Средних танков было 1404: 965 Т-Н1 и 439 Т-1У⁴³. Остальные — 250 штурмовых орудий»⁴⁴.

Так что говорить о семикратном⁴⁵ преимуществе в танках не приходится. В лучшем случае, в приграничных сражениях соотношение было 3:1.

И еще одна «аксиома», предложенная Суворовым: «На 21 июня 1941 года у Сталина 24 000 танков.

Вопрос выпускнику трехмесячных курсов младших лейтенантов: какое преимущество должен иметь наступающий? Ответ: трехкратное.

Правильно. Следовательно, для нападения на Сталина Гитлер должен был иметь 72 000 танков.

...У наступающего Гитлера 3350 танков, следовательно, обороняющемуся Сталину для равновесия надо было иметь 1127 танков.

У Сталина танков было в 21 раз больше, чем это необходимо для обороны»⁴⁰. Далее автор развивает свою мысль. Сталин, оказывается, потому и прозевал удар вермахта, что видел всю «неготовность» Гитлера к войне, знал, что не обладал последний трехкратным превосходством в танках, а без этого якобы «нападение превращается в авантюру»⁴⁷.

Позволю себе с этим не согласиться. Во-первых, вермахт использовал такие методы ведения войны, которые до определенного этапа позволяли ему добиваться быстрых тактических успехов. Массирование сил и средств на направлении главных уларов позволяло немцам создавать и более чем трехкратное превосходство, но не вообще по фронту, а лишь там, где требовалось. Вермахт образца 1941 года способен был выполнять масштабные задачи. Танковые группы с легкостью прорвали нашу оборону на флангах Западного фронта, и... наше преимущество в танках перестало иметь значение. Зажатые в котле мехкорпуса подвергались непрерывному воздействию артиллерии и авиации, а прорвать н контратаках немецкие заслоны на дорогах мы еще не умели. На Юго-Западном фронте, где об окружении главных сил и речи поначалу не было, решающую роль сыграли двухлетний опыт войны и авиация противника.

Так что немцам вовсе незачем было иметь трехкратное превосходство в панках. Думается, куда большее влияние на ход приграничного сражения оказало их почти двукратное превосходство в живой силе⁴⁸.

А во-вторых, откуда Сталин мог знать, сколько танков у Гитлера, если мы и сейчас не знаем этого наверняка? Он знал другое. Немцы напали на англо-французов, имея куда меньше танков и авиации, и... все было кончено через три недели.

Много чего написал о боевых машинах В. Суворов. Но с одной его фразой нельзя не согласиться. «Гитлер, несомненно, имел великолепную армию и вооружение. Но давайте признаемся хотя бы самим себе: в решающей области — в тяжелом танкостроении — у Сталина степень готовности к войне была чуть выше, чем у Гитлера»⁴⁹.

Признаюсь, это правда.

Но из этого вовсе не следует, что Сталин, ради победы мировой революции, рискнул бы поставить на кон личную власть. Не следует, что он «создал» Гитлера и точно просчитал все его будущие удары по Европе. Не следует, что мы готовились нанести 6 июля 1941 года превентивный удар.

Из этого даже не следует, что на поле боя мы оказались бы сильнее немцев. Мы и не оказ&гись...

Примечания

¹ Все же, думается, это не так. Ведь если в танковом парке вермахта к началу войны действительно не было образцов, равных по силе КВ, то превосходство немецкой авиации и автоматического оружия сомнений не вызывает. Нелишне вспомнить, что немецкий пулемет МО-34, после весьма незначительной доработки, стоит на вооружении бундесвера и поныне! Но будь мы оснащены и лучше, согласитесь, из этого вовсе не следует, что Сталин собирался напасть на немцев первым. Не следует даже, что в бою Красная Армия оказалась бы сильнее. Впрочем, она и не оказалась.

² Вдумайтесь, читатель. Одними лишь этими строчками В. Суворов подписывает своей «теории» смертный приговор. Ведь его утверждение о том, что большинство танков (а это и все БТ, и А-20, и Т-29) могли воевать лишь на территории Германии, а на границе оказались бесполезны и «брошены», по сути, означает другое — бронетанковые войска РККА в целом способны были противостоять противнику, лишь если бы последнего удалось застать врасплох, лишь если бы фашисты сразу отступили на 400—600 километров, лишь если бы «бэтушки» вырвались на автострады. Это можно понять и так, что в равной борьбе, «вне дорог» мы вообще не имели шансов! О каком же потенциале «великолепных» танков БТ, о каком техническом превосходстве речь? Зная Сталина, его дьявольскую осторожность и предусмотрительность, можно ли предположить, чтобы он решился напасть на немцев со столь сомнительными (следуя рассуждениям В. Суворова) надеждами на успех? Один лишь заданный самому себе вопрос должен был его остановить: а если немцев застать врасплох не удастся, что тогда? Впрочем, столь судьбоносные решения не могут, конечно, быть продиктованы быстроходностью легких, морально устаревших танков. Куда более важные факторы играют при этом определяющую роль.

³Суворов В. Ледокол, с. 28, 29.

⁴Шмелев ИЛ. Танки БТ, с. 21.

⁵ Мне-то думается, Сталин тогда, в начале тридцатых, вряд ли достаточно глубоко вникал в проблемы строительства бронетанковых войск. Другие у него были заботы.

⁶ Понятно, что агрессивен любой танк. Ведь он, в конце концов, относится к категории наступательного оружия. Однако наличие двойного движителя вовсе не делает колесно-гусеничный танк более агрессивным. Скорее наоборот.

⁷ В то время их просто не было.

⁸ В. Суворов утверждает, что «гусеницы (танков БТ. — А.Б.) рассматривались, как вспомогательное средство, которое в войне предполагалось использовать только однажды, а затем их сбросить и забыть о них... Советские дивизии и корпуса, вооруженные танками БТ, не имели в своем составе автомобилей, предназначенных для сбора и перевозки сброшенных гусеничных лент: танки БТ после сброса гусениц должны были завершить войну на колесах, уйдя в глубокий тыл противника» (Суворов В. Ледокол, с. 30). Однако достаточно лишь раз взглянуть на «БТ», на полки для его сброшенных узких гусениц, на ремни крепления, чтобы понять: отсутствие упомянутых автомобилей в составе мехкорггусов вовсе не означает, что «бэтушки» изначально предназначались для боев исключительно на территории Западной Европы. Даже и не упоминаю о том, что, используя гусеницы «лишь однажды», преодолеть с боями, и даже без боев, всю территорию Польши невозможно. Хочу просто в очередной раз подчеркнуть: почти все, о чем говорит В.Суворов, по меныпей мере очень и очень спорно.

⁹ Не правда ли, какое поле деятельности открывается для пытливого исследователя. Я уже вижу новую книгу «выдающихся историков» — «Большевистский меч ковался в Британии и США».

¹⁰ Советско-американская торговая организация.

¹¹Шмелев И. Танки БТ, с. 5, 7. Что тут слишком уж криминаль- ного обнаружил В. Суворов? Американское законодательство не предусматривало вывоз боевой техники за пределы страны. Его и обошли, сэкономив время и средства и, надо полагать, отблаго- дарив талантливого конструктора, так и не получившего должного признания на родине. К чести последнего следует упомянуть, что, когда с аналогичной просьбой к нему обратились немцы и пред- ложили миллион долларов (!) «за сотрудничество», Дж. Кристи указал им на дверь.

¹² Некоторые заявления автора просто шокируют. Можно ли говорить о боевых качествах танка, рассматривая в отрыве от дру- гих одну лишь из его характеристик, пусть даже и удельную мощ- ность.

¹³Суворов В. Последняя республика, с. 419, 420.

¹⁴Суворов В. задается вопросом: какие танки считать легки- ми? Думается, не стоит изобретать велосипед. Легкий танк имеет противопульное бронирование, средний же — противоснарядное.

¹⁵ Речь идет о 30-тонном Т-29, который на колесах попросту за- рывался в грунт.

¹⁶Шмелев И. История танка. 1916— 1996, с. 30.

¹⁷ Понятно, что о БТ — тайке прорыва речь даже не идет.

¹⁸Баграмян И.Х. Так начиналась война, с. 66.

¹⁹Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. I, с. 284. Неужели В. Суворов и правда решил, что «огнеопасностью» танков «БТ» Жуков вознамерился объяснить причины разгрома армий прикрытия? Причин много, они куда глубже, и уж конструктивная недоработка серии танков — не в первом ряду. И неужели же достаточно было двух фраз в трехтомнике «Воспоминаний», чтобы все усвоили? Один лишь только В. Суворов почему-то «не усвоил».

²¹Суворов В. Последняя республика, с. 243,244.

²² Не будь этого мотора, вряд ли состоялись и «тридцатьчет- верка», и «КВ», и уж тем более «ИС-3». Замечу, что разработка тормозилась отнюдь не производственными факторами. Были аре- стованы стоявшие у истоков его создания директор ХПЗ орденоно- сец И.П. Боцдареико, начальник отдела двигателей К.Ф. Челпан и имевший несчастье побывать на стажировке в США инженер И.Я. Трашутин. И надо отдать должное Т.П. Чупахину, который с осво- божденным вскоре Трашутиным (бывало и такое, оставались даже и на самом верху люди, сохранившие трезвый взгляд на вещи) сумел довести танковый дизель до серийного производства. Все это лишний раз свидетельствует: ничего позитивного чист- ка не дала. Одна лишь угроза репрессий заставляла «среднего» гражданина, будь он конструктором или комбригом, не высовы- ваться, не предлагать ничего нового, а лишь ждать прямых началь- ственных указаний. Все это в какой-то степени поломала лишь война. Наше счастье, что и до ее начала находились еще энтузиа- сты своего дела, ради него и своей страны готовые подставить себя под удар.

Кстати, и Т-34 появился на свет едва ли не чудом. Как отмечает И. Шмелев, саму мысль об отказе от идеи колесно-гусеничного танка нельзя было даже высказать (Шмелев И. История танка. 1916—1996, с. 140). И нельзя не отдать должное Кошкину и его соратникам, решившимся параллельно с заказанным Наркоматом обороны колесно-гусеничным А-20 по собственной инициативе разрабатывать и чисто гусеничный А-32 — прототип Т-34. Либо «гений» чего-то недодумал, либо следует признать, что все лучшее, что было создано в СССР в предвоенные годы, имело место быть отнюдь не благодаря направляющей и руководящей деятельности Сталина, а скорее ей вопреки.

^2:1 Шмелев И. История танка. 1916—1996, с. 42.

²⁴ Там же, с. 41.

²⁵ Превосходя эти танки в скорости и вооружении, БТ значитель- но уступали им в бронировании. Большое преимущество в бою им давало и то, что командир был освобожден от работы заряжающего, а следовательно, мог куда лучше управлять действиями экипажа.

²⁶ Вот как отзывается об этих образцах присутствовавший на последнем предвоенном Первомайском параде в Киеве И.Х. Ба- грамян: «...опытный взгляд замечал обилие устаревших танков. Мало кто среди зрителей понимал, что внушительные на вид мно- гобашенные машины — это старушки, фактически уже снятые с производства» (Баграмян И.Х. Так начиналась война, с. 60, 61).

²⁷Суворов В. Последняя республика, с. 421.

²⁸ Там же, с. 346, 420. Во время финского конфликта, когда выявилась недостаточная бронезащита практически всех совет- ских танков, часть Т-28 срочно добройировали, установив допол- нительные экраны. При этом толщина лобовой брони корпуса и башни составила 50—80 мм, бортовой и кормовой — 40 мм. Но и масса танка возросла до 31 —32 тонн (Шмелев И. История танка. 1916—1996, с. 43). Предпринимались попытки добронировать по- добным образом и Т-35. Но последний и без того имел массу 50 т, усиление бронирования вело к недопустимой перегрузке боевой машины.

ж Суворов В. Последняя республика, с. 346, 347.

^Там же, с. 401,402. Если автор имеет в виду, что Т-35 — танк прорыва, то следует учесть, что вооружение 50-тонной машины, для которой и разворот иногда становился проблемой, оставляло желать лучшего. Снаряды короткоствольного 76,2-мм орудия и двух 45-мм пушек не то чтобы бетон финских дотов, лобовую броню «так называемых средних немецких танков» пробить не могли.

³¹ Там же, с. 423.

³² Там же, с. 422.

³³ С другой стороны, если такое, гарантирующее быструю по- беду и оккупацию Европы, преимущество было достигнуто еще в 1939 году, чего же он тянул до июня 41-го, почему не сокрушил Гитлера сразу после капитуляции Франции и в любое последующее время до самого нападения? Как, вероятно, понял уже читатель, утверждение В. Суворова, что Красная Армия готовила превентив- ный удар, лишь часть его теории о «гении всех времен и народов», ради мировой революции затеявшем сложную политическую игру, финалом которой явилась бы советизация Европейского континен- та. Но, как видим, «теория» эта не выдерживает никакой критики.

³⁴Суворов В. Последняя республика, с. 385.

я Шмелев И.История танка. 1916— 1996, с. 125.

^зьУже одно то, что выпуск ЦГ-38 не прекращался вплоть до запуска в производство тяжелых танков, говорит о том, что это была неплохая для своего времени машина.

³⁷Шмелев И, Танки БТ, с, 22.

¹⁸Суворов В. Последняя республика, с. 415.

³⁰ Такое конструктивное решение было принято ради удобства управления. Надо признать, наличие внутри корпуса карданной передачи вело к увеличению высоты танка и в конечном счете к его перетяжелению. Но сказалось это много позже, когда на поле боя появились «Пантеры» и «Тигры». Для среднего, тем более легкого танка подобная схема оказ&1ась вполне приемлемой. Ее негативные стороны еще ие были столь заметны. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить высоту немецких и наших танков. А ведь в отличие от советских машины противника имели, как правило, командирскую башенку.

⁴⁰ Вот что пишет Н.С. Хрущев: «Вспоминаю возмутительные случаи с нашими танками. Получили мы танки, и они, не пройдя и 100 километров, были оставлены в пути, потому что у них вышла из строя ходовая часть... Заострили внимание на качестве ходовой части танков, а не только на их количестве. Но ее качество все же было невысоким. Пришла к нам Гвардейская армия Малинов- ского. В ней имелось три корпуса, а в каждом корпусе — по танко- вому полку. И из этих танковых полков ни один не вышел на линию фронта: все танки стояли на дорогах и ждали, пока их приведут в подвижное состояние... А ведь воевать надо было! Противник имел достаточно вооружения... Да и не все у немцев было хуже наше- го» (Хрущев Н,С. Воспоминания, с, 173). И подобные случаи были не единичны. Сказывался вал..,

⁴¹Шмелев И. История танка. 1916—1996, с. 110.

¹² Точные данные могут быть представлены лишь для КВ и Т-34. Остальных... было слишком много. Если и возможен точный учет этих машин, он требует специального исследования.

⁴³ Советские историографы, как отмечалось выше, говорили о 2800 средних танков. Видимо, в эту категорию, наряду с Х-111 и Т-1У, они включали и 35(1), и даже большую часть Т-Н, которые, конечно же, были легкими.

⁴⁴Шмелев И. История танка. 1916—1996, с. 77.

⁴⁵Суворов В. Последняя республика, с, 272, ⁴* Там же, с. 270.

⁴⁷ Там же, с. 407.

⁴⁸ Впрочем, и этого преимущества оказалось мало. Немцы, на- щупав слабые места, прорывали нашу оборону, легко создавали вокруг наших армий и фронтов внешнее кольцо окружения. Но им, по существу, ни разу не удалось создать надежного внутреннего кольца. Случалось, целые батальоны просачивались к своим, даже не увидев «окруживиюго» их противника. Вермахту катастрофиче- ски ие хватало пехоты.

⁴⁹Суворов В, Последняя республика, с. 406, 407.

Глава 8

САМОЛЕТЫ СТРАНЫ СОВЕТОВ

«...Мы развернулись и выехали обратно на шоссе. И здесь я стал свидетелем картины, которой никогда не забуду. На протяжении десяти минут я видел, как «мессершмитты» один за .другим сбили шесть наших ТБ-3. «Мессершмитт» заходил ТБ-3 в хвост, тот начинал дымиться и шел книзу. «Мессершмитт» заходил в хвост следующему ТБ-3, слышалась трескотня, потом ТБ-3 начинал гореть и падать.,.

Не проехали еще и километра, как совсем близко, прямо над нами, «мессершмитт» сбил еще один — седьмой ТБ-3. Во время этого боя летчик-капитан вскочил в кузове машины на ноги... и слезы текли у него по лицу. Я плакал до этого, когда видел, как горели те первые шесть самолетов, А сейчас плакать уже не мог и просто отвернулся, чтобы не видеть, как немец будет кончать этот седьмой самолет»¹.

«Положение осложнялось тем, что с первых часов фашистского вторжения господство в воздухе захватила немецкая авиация... Советские части, двигавшиеся к границе, непрерывно подвергались бомбежкам и обстрелу с воздуха. Лишь отдельные небольшие группы наших истребителей через плотные заслоны фашистских самолетов прорывались на помощь к своим войскам»².

«Несколько легких немецких бомбардировщиков прошли вдоль нашего переднего края, аккуратно утюжа его бомбовыми разрывами. Мы не отвечали. Появились два наших И-16 с каунасского аэродрома, и тотчас их сбили «юнкерсы». Те даже не успели, как говорится, ввязаться в драку»³.

«Не успели мы отъехать, как на штаб стали пикировать вновь появившиеся стаи самолетов.

Во время первой бомбежки, отсиживаясь в лесу, мы не видели, сколько над нами авиации, а теперь, с дороги, куда ни посмотришь, везде косяки самолетов, всюду — и вдали и вблизи — взрывы. Там горит большой участок леса, там дымятся две рощи. В 1уле разрывов непрерывный треск. Это взрываются густо набившиеся в рощи машины с горючим и боеприпасами. Хорошо, что эти машины стояли не у шоссе, а то нельзя было бы по нему проехать»⁴.

Буквально все очевидцы и участники тех первых боев в своих мемуарах, изданных в разное время, когда модным было «все хвалить» и когда — «все ругать», в оценке действий немецкой авиации на редкость единодушны. То, что немцы длительное время, вплоть до 1943 года господствовали в воздухе, тот факт, что наши самолеты поначалу не могли оказать наземным войскам серьезной помощи, не оспаривает никто.

Временами создавалось впечатление, что вражеские самолеты вездесущи, а советская авиация перестала существовать, но впечатление это было обманчивым. Если при первом предрассветном ударе «ястребки» просто не успели подняться в воздух, то, когда заправившиеся и пополнившие боезапас немецкие самолеты повторили, им был дан отпор. То тут, то там из-за облаков выныривали остроносые «миги» и сбивали «юнкерсы», и устраивали с охранявшими их «мессерами» смертельную карусель. Уцелевшие бомбардировщики, часто без прикрытия, все же бомбили переправы и срывали темп немецкого наступления. И советские асы на своих тупорылых «ишачках», перед тем как быть сбитыми, успевали огрызнуться. В первый, самый тяжелый для нее день войны наша авиация уничтожила до двухсот самолетов противника, а к 29 июля 1941 года потери Люфтваффе составили 1284 машины, что вполне сопоставимо с потерями немцев в «Битве за Англию», которую сами они считали проигранной.

Все же мы потеряли куда больше. Если 22 июня на аэродромах и в воздушных боях было уничтожено до 1200 советских самолетов⁵, то к 30 июня — уже 4017⁶. И по мере того, как погибали подготовленные летчики и резко сокращался парк машин, преимущество Люфтваффе становилось все более ощутимым, что во многом определяло характер наземных операций.

В какой-то момент немцам вновь показалось, что с советской авиацией покончено. 29 июня Гальдер записал в своем дневнике: «Воздействие авиации противника на наши войска, видимо, очень слабое»⁷. Однако полностью уничтожить нашу авиацию, конечно же, не удалось. И хотя на равных она смогла сражаться с Люфтваффе теперь лишь под Москвой, а общее равенство сил⁸ было достигнуто к весне 1943 года, воздушная война не прекращалась.

Что же предопределило столь трагическое для нас развитие событий? Если основной причиной неудач первых дней, вне всякого сомнения, следует считать достигнутую немцами тактическую внезапность⁹, то последующие поражения этим уже не объяснишь. Ведь Герингу для нападения на СССР удалось привлечь 2770 самолетов¹⁰. И даже потеряв в первый день от 10 до 15% машин¹¹, мы продолжали сохранять заметное численное превосходство. Когда же войска начали отступать, и наши эскадрильи постепенно перебазировались на тыловые аэродромы, фактор внезапности перестал играть какую-либо роль. Однако перелома не наступило.

Что же позволило нескольким сотням немецких истребителей так долго удерживать в своих руках инициативу? В первую очередь, вне всякого сомнения, на порядок лучшая общая подготовка летного состава. Асы Люфтваффе приобрели драгоценный боевой опыт в небе Польши, Северной Франции и над Ла-Маншем.

Многих же наших «испанцев» на родине ждали лагеря, Естественно, их опыт, равно как и опыт боев с японцами, их критические замечания не только не систематизировались, но даже и не рассматривались. И если некоторых репрессированных общевойсковых командиров с началом военных действий Сталин вернул в войска, то летчикам обратная дорога была заказана¹². Так, опытный пилот, крупный военачальник Смушке-вич¹³ был спешно вывезен из Москвы и расстрелян 28 октября 1941 года, когда наша оборона трещала по швам и избытка в опытных организаторах не ощущалось.

К тому же не могла не сказаться и откровенно слабая летная подготовка. В предвоенные месяцы советские строевые летчики имели от одного до пяти часов налета. Причем выполнение фигур высшего пилотажа было строжайше запрещено. Шла борьба за показатели, и «лишние» летные происшествия начальству были ни к чему. Устаревшими оказались и представления о тактике воздушного боя. Если немецкие истребители действовали парами, прикрывая один другого, то наши к началу войны совершали вылет в составе тройки, что значительно ограничивало свободу маневра. Впоследствии перешли к подобной тактике и мы, но сколько же крови и скольких сбитых машин это стоило...

Утвердившаяся номенклатура проявила себя во всей красе. Удивительная вещь, чем сильнее раскручивался маховик репрессий, тем более громоздким становился управленческий аппарат. Многочисленные «промежуточные» звенья в структуре ВВС не только не способствовали улучшению управления, но даже не позволяли наладить эффективное взаимодействие с наземными войсками, а зачастую и соседних авиационных частей друг с другом. В который раз убеждаемся, чистка отнюдь не увеличила обороноспособность армии, напротив, привела к прямо противоположному результату. Те, кто видел существующие недостатки и понимал, к чему все это приведет в бою, предпочитали не высовываться. Впрочем, гораздо больше было таких, которых существующие порядки вполне устраивали, для кого служба превратилась в необременительную сытую кормушку. Любая же инициатива пресекалась апробированным способом, доносы шли и шли...

Если в танкостроении мы занимали лидирующие позиции, и советский танковый парк превосходил бронетанковые силы вермахта не только количественно, но и качественно¹⁴, то о боевых самолетах этого не скажешь.

Господство в воздухе завоевывают истребители. И-16, И-153, тем более И-15, перестали отвечать требованиям времени задолго до войны. Боевое крещение эти машины приняли в небе Мадрида и поначалу выглядели совсем неплохо. Но ближе к концу гражданской войны появились «мессершмитты», и их преимущество было очевидно. Воздушный флот республиканцев таял на глазах.

«...И-15»... «Чайки» с убранными шасси даже во второй половине тридцатых годов относились к скоростным машинам. Однако уже в конце тридцатых и особенно в сороковых годах скорость в 400 км/час для истребителей была явно недостаточной...

Основной истребитель наших Военно-воздушных сил И-16 к началу 1938 года уже не отвечал новым требованиям. Дальнейшая модернизация этой машины не могла существенно повысить его боевые качества...»¹⁵ Як-1, «лагги» и «миги» первых модификаций могли сражаться с «ВМ09» в лучшем случае на равных. Но выучка и боевой опыт немецких летчиков обеспечивали их превосходство. За один сбитый немецкий самолет приходилось платить тремя-четырьмя нашими уничтоженными машинами.

Но что же В. Суворов? Он не спорит. Советские летчики не были подготовлены к ведению воздушного боя? Не были. Но... это делалось специально и, конечно же, являлось, как утверждает В, Суворов, частью «гениального» сталинского плана. Суть его якобы в следующем. Длительная борьба за преобладание в небе в будущей войне, бесконечные схватки истребителей нам ни к чему. Господство в воздухе будет завоевано одним-единстве иным грандиозной силы ударом по «спящим» немецким аэродромам в первые же часы.

Не нужны нам и асы, ведь после короткой решающей штурмовки небо очистится от самолетов противника навсегда. А нужны тысячи, десятки тысяч, сто пятьдесят тысяч малоквалифицированных пилотов ускоренного трех-четырех месячного выпуска школ ОСОАВИАХИМа. Особой квалификации от них не потребуется. Не потому, что это хорошо само по себе, а просто за такой срок, в таком количестве подготовить настоящих пилотов невозможно. Но это и не планируется, творцы превентивной штурмовки должны уметь три вещи: поднять самолет в воздух, в составе группы довести его до цели и отбомбиться. Особая точность не нужна, решающую роль сыграет массовость. Не требуется обладать и навыками при посадке, ведь ожидается, что после первого удара авиация противника прекратит существование, и свои «технические» потери не будут иметь большого значения.

Специально для этих «летчиков-недоучек», утверждает В. Суворов, задолго до войны создается некий засекреченный самолет под кодовым названием «Иванов». Это не истребитель, не стратегический бомбардировщик. Это — машина «чистого» неба, которая, будучи беззащитной в воздухе, способна нанести неожиданный удар из-за угла. Ему не заданы высокие характеристики, а задана простота в изготовлении, ведь подобных машин должно быть столько, сколько в нашей стране людей с фамилией Иванов¹⁶...

Я ничего не придумал, просто в сжатой форме изложил мысли В. Суворова. Все же в подтверждение приведу некоторые его высказывания. Вот о летчиках, подготовка которых высшего пилотажа не предусматривала:

«Можно ли научить высшему пилотажу... за три-четыре месяца, которые Сталин с Рычаговым¹⁷ в декабре 1940 года отвели на подготовку?

Нельзя.

Но высший пилотаж им был и не нужен. Их же (советских военных летчиков. — А.Б.) не готовили к войне оборонительной. Их же не готовили к отражению агрессии и ведению воздушных боев. Их готовили на самолет «Иванов», специально для такого случая разработанный. Их готовили к ситуации: взлетаем на рассвете, идем плотной группой за лидером, по его команде сбрасываем бомбы по «спящим» аэродромам, плавно разворачиваемся и возвращаемся. Этому можно было научить за три-четыре месяца даже невольника, тем паче что «Иванов» — Су-2 именно на таких летчиков и рассчитывался. И если кто при посадке врубится в дерево — не беда: сержантов-летчиков у товарища Сталина в достатке... Так что решено было обойтись без фигур высшего пилотажа и без воздушных боев.

Именно тогда и прозвучал лозунг генерал-лейтенанта авиации Павла Рычагова, с которым он и вошел в историю: «Не будем фигурять!»¹⁸

А что это за «специально разработанный» для ста пяти-десяти тысяч пилотов-недоучек¹⁹ самолет «Иванов»? Этому скромному штурмовику второй половины тридцатых «отводит» В. Суворов едва ли не решающую роль. Вот что он пишет:

«...каким же рисовался Сталину идеальный™ самолет, на разработку которого он отвлекает своих лучших конструкторов?.. Сам Сталин объяснил свое требование в трех словах — самолет чистого неба... крылатый шакал.

... В самый разгар рекордно-авиационного психоза Сталин ставит задачу создать «Иванов» — основной самолет для грядущей войны²¹. Но удивительное дело: от создателей самолета «Иванов» Сталин не требует ни рекордной скорости, ни рекордной высоты, ни рекордной дальности и даже небывалой бомбовой нагрузки не требует... Сталин требует только простоты и надежности.

Сталинский замысел: создать самолет, который можно выпускать в количествах, превосходящих все боевые самолеты всех типов во всех странах мира, вместе взятых. Основная серия «Иванова» планировалась в количестве 100—150 тысяч (!) самолетов²².

...Возникает вопрос о истребителях прикрытия²³. Бомбардировщик в бою, особенно ближний бомбардировщик, действующий над полем боя и в ближайшем тылу противника, должен прикрываться истребителями. Если бы вместе с Су-2 было заказано соответствующее количество истребителей прикрытия, то Су-2 можно было использовать в любых ситуациях, например для нанесения контрударов по агрессору, напавшему на Советский Союз. Но истребители в таких количествах не были заказаны, поэтому была только одна возможность использовать Су-2 в войне — напасть первыми на противника и нейтрализовать его авиацию. Другого применения беззащитным Су-2 нет. Вот почему решение о выпуске минимум СТА ТЫСЯЧ легких бомбардировщиков Су-2²⁴ было равносильно решению НАЧАТЬ ВОЙНУ ВНЕЗАПНЫМ УДАРОМ ПО АЭРОДРОМАМ ПРОТИВНИКА»²⁵.

Иными словами, подавляющая часть авиации строилась и предназначалась исключительно для штурмовки застиг-нутых врасплох, расположенных у самой границы, забитых вражескими машинами аэродромов противника. При этом предполагалось, что штурмовка уничтожит все или почти все самолеты врага. Во всяком случае, последующей за первым ударом борьбы за господство в воздухе «не предусматривалось». К воздушному бою все сто пятьдесят тысяч военных летчиков не готовились!

Более того, якобы специально для внезапного удара созданный Су-2, ни для чего другого, как утверждает В. Суворов, не годился. Правда, до войны было выпущено всего лишь несколько сот «Ивановых», но после превентивной штурмовки промышленность в короткий срок должна была выпустить их до сотни тысяч и более. Надо думать, штурмовки стали бы непрерывными, что, по идее, и обеспечивало господство в воздухе.

Вотещеодна цитата:«... большую часть советских летчиков, включая летчиков-истребителей, НЕ УЧИЛИ ВЕДЕНИЮ ВОЗДУШНЫХ БОЕВ. Чему же их учили? Их учили наносить удары по наземным целям. Уставы советской истребительной и бомбардировочной авиации ориентировали советских летчиков на проведение одной грандиозной внезапной наступательной операции, в которой советская авиация одним ударом накроет всю авиацию противника на аэродромах и захватит господство в воздухе»²⁶.

Если все это действительно планировалось Сталиным, то возникают некоторые вопросы.

Откуда могли товарищи Сталин и Рычагов знать в декабре 1940 года, тем более в середине тридцатых²⁷, что все самолеты Люфтваффе будут в «день М» находиться в непосредственной близости у границы? А если бы Гитлеру потребовалась передышка, либо фюрер вообще удовлетворился бы достигнутым и сумел договориться с англичанами о мире, и он просто не подтянул войска и авиацию к границе? Кого бы штурмовали ближние фронтовые бомбардировщики Су-2²⁸, дальность полета которых от «рекордной» была далека?

Каким это образом несколько сот «Ивановых», пусть даже с И -16 и с «нормальными» штурмовиками и бомбардировщиками, могли уничтожить, пусть даже застигнутую врасплох, но рассредоточенную вдоль значительной протяженности границы всю авиацию противника? Немцы обрабатывали наши аэродромы в более чем благоприятных условиях. Первый налет сопротивления практически не встретил. Однако и в этом случае на земле было уничтожено не более 10—15% нашей авиации. Логично предположить, что и сталинские «нилоты -недоучки» вряд ли сумели бы нанести врагу больший урон.

Но... что же было дальше, кто и как стал бы бороться с поднявшимися в воздух немецкими асами? Что было бы на второй день войны, на третий?..

И откуда, кстати, такая уверенность, что Люфтваффе удалось бы застать врасплох? А если на секунду предположить, что умудренные опытом двухлетней войны, прекрасно знающие, как оно бывает, осторожные, пунктуальные немцы перестрахуются? Наладят службу оповещения, станут выделять эскадрильи истребителей прикрытия и наших военлетов, к воздушным боям и «фигурению» не приученных, встретят в воздухе?

Видимо, предвосхищая подобные вопросы, В. Суворов вполне квалифицированно подготовил себе и «запасной аэродром»²⁹. Согласитесь, следующие его строки, несколько выбиваются из общего контекста: «Сталин вовсе не собирался начинать массовое производство «Иванова» в мирное время... Во время тайной мобилизации планировалось выпустить малую... серию — всего несколько сот этих самолетов. Назначение этой серии — освоить производство, получить опыт, облетать самолеты... Эти первые несколько сот можно использовать (а можно, выходит, и без них, «основных» самолетов войны обойтись. — А.Б.) при первом ударе, особенно на второстепенных направлениях или вслед за самолетами с более высокими характеристиками.

А вот после нашего нападения массовый выпуск «Иванова» начнется десятками тысяч»³⁰.

Но ведь Су-2, «самолет чистого неба», ведомый «пилотами-недоучками», вчерашними школьниками и студентами, мог применяться только по достижении полного господства в воздухе. Выходит, завоевать его должен был отнюдь не «Иванов»? Но тогда кто же? Ил-2, бесспорно, был лучшим штурмовиком Второй мировой войны. Но, во-первых, и он, и новейшие фронтовые бомбардировщики³¹ не могли все же эффективно применяться без прикрытия истребительной авиации, а В. Суворов, в чем мы уже убедились, подтверждает, что летчики-истребители к воздушным боям подготовлены не были. А во-вторых, «илы» и пикировщики Пе-2 только начали поступать в войска. Для выполнения столь масштабной задачи, как уничтожение Люфтваффе одним ударом, их было слишком мало.

При всем желании и бесспорной настойчивости доказать недоказуемое невозможно. Если «Ивановы» и сто пятьдесят тысяч молодых парней, наскоро получивших начальную летную подготовку, должны были нанести превентивный удар и уничтожить Люфтваффе на земле, то где же эти многие десятки тысяч самолетов Су-2? Если же завоевать господство в воздухе в развернувшихся воздушных боях должны были «нормальные» самолеты, то все рассуждения В. Суворова в части предусматривающегося превентивного решающего авиационного улара следует отбросить. При этом и о ста пятидесяти тысячах «летчиков-недоучек» также можно забыть, а массовая, но слабая подготовка летного состава выглядит уже не мудростью вождя, даже не его недальновидностью — преступлением.

Мы-то понимаем, что «основной» самолет войны «Иванов» нужен В. Суворову для того, чтобы преимущество немецкой истребительной авиации и слабую летную подготовку наших пилотов волшебным образом превратить в «гениальный план» по скорому, в несколько часов, завоеванию господства в воздухе. А что не получилось — Гитлер виноват. Якобы загнанный в угол кролик от отчаяния бросился на удава и едва не перекусил его пополам.

Внезапной массированной штурмовкой вражеских аэродромов, видимо, можно нанести противнику чувствительные потери и добиться определенного преимущества, но для достижения прочного долговременного господства в воздухе этого явно недостаточно. Его добывают и удерживают в воздушных боях. Не штурмовкой «спящих» аэродромов достигается господство в воздухе, напротив, последнее позволяет такие штурмовки производить. Но если и впрямь допустить, что Сталин планировал подобную, имевшую столь мало шансов на успех авантюру, если представить, что ради гипотетического превентивного сокрушительного удара он по существу лишил авиацию летчиков-истребителей, то о какой его гениальности речь?

Я все же думаю о вожде лучше. Сталин ведь действительно неплохо разбирался в качестве основных видов боевой техники, и действительно «без одобрения Сталина... ни один образец вооружения не принимался и не снимался»³². Но такой порядок распространялся на любой образец военной техники. «Иванов» — один из многих.

На мой взгляд, все было гораздо проще. И мы, и немцы к мысли о необходимости иметь фронтовой легкий бомбардировщик пришли почти одновременно. Для Люфтваффе был разработан уже упоминаемый Ли-87, прозванный нашими бойцами за неубирающиеся, растопыренные под крылом шасси «лап-тежником». У нас был разработан и запущен в производство Су-2.

«Иванов»³³ если и пользовался поначалу особым вниманием вождя, то лишь потому, что представлял собой новый тип самолета, на который возлагались большие надежды. Для второй половины тридцатых годов это была добротная машина, имевшая достаточное вооружение (шесть пулеметов ШКАС, до 500 кг бомб на наружной подвеске), но в то же время легкая и скоростная (максимальная скорость до 486 км/час). Оттого, что самолет' получился вполне приличным, и шли, вероятно, разговоры о планирующейся большой серии³⁴. Но... время шло, и его тактико-технические данные перестали удовлетворять возросшим требованиям. Появился знаменитый Ил-2, штурмовик нового поколения, и судьба «Иванова» была решена. Жизнь не стоит на месте. Используя опыт, накопленный при создании «Иванова», конструкторское бюро П.О. Сухого разработало в середине сороковых бронированный штурмовик Су-6, ни в чем «Ильюшину-второму» не уступающий. Машина не пошла в серию лишь потому, что хорошо зарекомендовавший себя «горбатый» был уже освоен промышленностью.

Техника имеет свойство морально устаревать, при всем желании поставить тысячи и тысячи БТ, Т-26, Т-28, Т-35, И-15, И-16, И-153, тот же Су-2 «в первые ряды» невозможно.

Что касается «ста пятидесяти тысяч пилотов-недоучек», то вряд ли можно считать этих молодых людей пилотами в полном понимании этого слова. Время было такое. Молодежь тянулась к авиации, и государство шло навстречу³⁵. Был ли в этом умысел? Возможно. Но ведь летчиками становились не в авиашколах мирного времени, военными летчиками становились в бою. Те, кому удавалось выжить.

Все это к слабой летной подготовке в войсках и разгрому нашей авиации не имеет ни малейшего отношения. Трагедия первых дней, первых недель и месяцев — трагедия не только авиации, но и всей истекающей кровью армии — это прямое следствие чистки и утвердившихся «новых» порядков. Могли ли лейтенанты и капитаны, враз сделавшиеся генералами, преданные Сталину и задавленные его авторитетом, ие поверить, когда вождь прямо сказал, что войны не будет? Могли они, напуганные масштабами террора, хоть что-то изменить? Большинство уцелевших, вне всякого сомнения, хорошо усвоили уроки чистки. Не высовываться, меньше болтать и предпринимать что-либо, лишь получив прямой приказ.

И приказ был получен, но не на приведение авиации в боевую готовность, а прямо противоположный, показать немцам, что мы ни к чему не готовы... Нашлись и такие, единицы, кто, ощущая всем своим существом, что немцы вот-вот нападут³⁶, рискнули приказ этот не выполнить. По иронии судьбы, фашисты, перед тем как перемолоть, спасли этих людей от расстрела...

Несколько слов о стратегической авиации. Собственно, у нас ее фактически не было. В. Суворов и в этом усматривает агрессивные устремления СССР, нацеленность Сталина на превентивный решающий удар. Вот что он пишет:

«Сталин мог предотвратить войну.

Одним росчерком пера.

Возможностей было много. Вот одна из них.

В 1936 году в Советском Союзе был создан тяжелый скоростной высотный... НЕУЯЗВИМЫЙ бомбардировщик и подготовлен приказ о выпуске тысячи ТБ-7 к ноябрю 1940 года. Что оставалось сделать?

Оставалось написать под приказом семь букв: И. Сталин.

...ТБ-7 имел четыре винта и внешне казался четырехмоторным самолетом. Но внутри корпуса, за кабиной экипажа, Петляков установил дополнительный пятый двигатель, который винты не вращал. На малых и средних высотах работают четыре основных двигателя, на больших — включается пятый. Он приводит в действие систему централизованной подачи дополнительного воздуха. Этим воздухом пятый двигатель питал себя самого и четыре основных двигателя. Вот почему ТБ-7 мог забираться туда, где никто его не мог достать...

Имея тысячу неуязвимых ТБ-7, любое вторжение можно предотвратить. Для этого надо просто пригласить военные делегации определенных государств и в их присутствии где-то в заволжской степи высыпать со звенящих высот ПЯТЬ ТЫСЯЧ ТОНН БОМБ. И объяснить: к вам это отношения не имеет, это мы готовим сюрприз для столицы того государства, которое решится на нас напасть... Каждый день по пять тысяч тонн на столицу агрессора, пока желаемого результата не достигнем, а потом и другим городам достанется. Пока противник до Москвы дойдет, знаете, что с его городами будет? В воздухе ТБ-7 почти неуязвим, на земле противник их не достанет: наши базы далеко от границ и прикрыты, а стратегической авиации у наших вероятных противников нет...

...одним росчерком сталинского пера под приказом о серийном выпуске ТБ-7 можно было предотвратить германское вторжение на советскую территорию. Я (В. Суворов. — А.Б.) скажу больше: Сталин мог бы предотвратить и всю Вторую мировую войну...

Справедливости ради надо сказать, что Сталин приказ подписал.

Но потом его отменил.

И подписал снова. И отменил...

Четыре раза ТБ-7 начинали выпускать серийно и четыре раза с серии снимали... За четыре попытки авиапромышленность успела выпустить и передать стратегической авиации не тысячу ТБ-7, а только одиннадцать. Более того, почти все эти одиннадцать не имели самого главного — дополнительного пятого двигателя. Без него лучший стратегический бомбардировщик мира превратился в обыкновенную посредственность.

После нападения Гитлера ТБ-7 запустили в серию.

Но поздно»³⁷.

Иными словами, в середине тридцатых Сталин имел неуязвимый высотный бомбардировщик, мог запустить его в производство и, сделав к сороковым до тысячи таких машин, имел возможность, шантажируя «потенциального противника» перспективой их применения, предотвратить войну.

Отчего же Сталин отказался от стратегической авиации? В. Суворов утверждает, что вождь не хотел разрушать Европу, территорию которой уже тогда, в середине тридцатых, рассматривал как свою собственную. «Бомбить города, заводы, источники и хранилища стратегического сырья — хорошо. А лучше — захватить их целыми и невредимыми. Превратить страну противника в дымящиеся развалины можно, а нужно?

Бомбить дороги и мосты в любой ситуации полезно, за исключением одной: если мы готовим вторжение на вражескую территорию... Бомбардировка городов резко снижает моральное состояние населения... Но стремительный прорыв наших войск к вражеским городам деморализует население больше, чем любая бомбардировка...

Если мы намерены взорвать дом соседа, нам нужен ящик динамита. Но если мы намерены соседа убить, а его дом захватить, тогда динамит нам не нужен...»³⁸

Красной нитью проходит все та же непоколебимая уверенность автора в подавляющем нашем превосходстве. В том, что в случае войны Красная Армия покончила бы с вермахтом за три-четыре месяца. Что касается бедняги-соседа, которого мы «решили убить», то ведь и он может оказаться не безобидным фермером, а подстерегающим нас в темном коридоре вооруженным до зубов громилой. И если приходится выбирать между применением динамита и перспективой нарваться на пулю самому, я лично нее же предпочел бы динамит.

Когда две великие державы сходятся в смертельной схватке, о разрушениях никто ие думает. На что уж немцы уверены были в победе, однако многие советские города, скорое занятие которых было очевидно, разбомбили с воздуха до основания. Союзники отвечали им тем же. Достаточно вспомнить Кенигсберг, Бреслау, Дрезден, Берлин... И логика в этом есть. Никто ведь не скажет заранее, какой разрушительной силы должен быть удар, чтобы сопротивление противника было подавлено. Всегда лучше подстраховаться и переборщить, ведь альтернатива может обернуться поражением. На войне как на войне...

Позволю себе краткий экскурс в историю. В 1926 году в СССР была издана книга французского генерала Дж. Дуэ «Господство в воздухе». Автор, возможно впервые, высказал мысль о том, что войну можно выиграть, используя лишь бомбардировочную авиацию. Причем сухопутный театр военных действий, по мысли Дуэ, в этом случае если и играл какую-либо роль, то второстепенную. Как знать, не под впечатлением ли этого достаточно оригинального труда³** развернулось в СССР строительство тяжелых бомбардировщиков.

В. Суворов прав. К середине тридцатых на вооружении стояли более тысячи ТБ-1и ТБ-3. Но.,, куда раньше, чем им нашлось применение, самолеты успели устареть. Малая скорость и слабая живучесть этих бомбардировщиков делали их легкой добычей для истребителей и исключали возможность применения в дневное время.

А теперь поставим себя на место Сталина. Он санкционировал создание дальней авиации, промышленность построила огромное количество самолетов этого класса, но буквально тут же они оказались безнадежно устаревшими. Затраты, и не столько даже материальные, сколько затраты времени и квалифицированного труда, уже не восполнить. А отдача востребована быть не может, в бою жить этим самолетам только до линии фронта. И тут вождю предлагают запустить в большую серию очередную машину. Утверждают при этом, что это — самолет нового поколения, а наддув воздуха на основные двигатели делает его неуязвимым. Но недаром Сталин знаменит своей подозрительностью. Где гарантия, что и эта машина не устареет через год-два, как это случилось с предыдущими? И где гарантия, что ТБ-7 действительно неуязвим?

Надо отдать Сталину должное, склонности к недооценке противника за ним не замечалось. Скорее наоборот⁴⁰. Нам сейчас легко говорить о том, что на больших высотах немецкие истребители уступали в скорости ТБ-7. А откуда знал Сталин, какие сюрпризы могли ожидать его самолеты над вражескими городами? К тому же не следует забывать, что эскадрильи дальних бомбардировщиков «привязаны» к цели, к определенной точке, и в этих условиях скорость уже ие выступает решающим фактором. Ведь истребителям не надо гоняться за ними, истребители летят навстречу.

За все в этой жизни приходится платить, выигрывая водном, неизбежно теряешь в другом. Система наддува, позволившая повысить потолок ТБ-7, оказалась сложной и капризной, что делало самолет не слишком надежным в эксплуатации. Случались отказы на испытаниях, случались и в бою. Известны случаи, когда «петляковым»⁴¹ приходилось прекращать полет из-за технических неполадок и совершать экстренную посадку. Бывало и так, что в зоне бомбометания пятый двигатель давал сбои и ТБ-7 вынужден был опускаться на средние высоты, где преимуществом в скорости обладали уже немецкие истребители⁴². В. Суворов не учитывает и такой фактор, как повышенный расход топлива, что, в свою очередь, обусловливало сравнительно небольшую дальность полета ТБ-7 — 3000 километров⁴³.

В. Суворов не случайно упоминает в своих рассуждениях Москву. Ведь тяжелый четырехмоторный бомбардировщик с размахом крыла в сорок метров — не трамвай и даже не танк. Чтобы подготовить тысячу таких машин, пришлось бы от многого отказаться. Вне всякого сомнения, Сухопутные войска оказались бы ослабленными, и в немалой степени. Если бы Сталину кто-то предложил создавать стратегическую авиацию в расчете на то, что она разбомбит промышленность Третьего рейха, пока немцы «дойдут до Москвы», судьба ТБ-7 была бы решена вождем без всяких колебаний⁴⁴.

Стратегическая авиация — далеко не единственное, от чего Сталин отказался. «Недооценивал И.В. Сталин и значение авиационной разведки, вследствие чего в течение всей войны у нас не было хорошей разведывательной авиации...⁴⁵

Когда ставился вопрос о необходимости массового производства этих типов самолетов, И.В. Сталин обычно говорил:

— Выбирайте одно из двух: или боевую, или разведывательную авиацию, а то и другое мы строить не можем.

...Такое недопонимание важной роли разведывательной авиации в современной войне тяжело отражалось на ходе сражений, особенно в первом периоде войны»⁴⁶.

Конечно, будь Сталин уверен, что тысяча ТБ-7 позволит ему диктовать соседям свои условия, он бы, конечно, запустил их в большую серию. Ведь если, используя угрозу применения «стратегического» оружия, можно предотвратить вторжение, почему нельзя так же точно склонить потенциального противника к капитуляции? Но уверенности в этом у Сталина не было и быть не могло. И сегодня весьма сомнительным представляется, чтобы ТБ-7, перед тем как быть сбитыми, смогли бы нанести немцам достаточно серьезный ущерб. Ущерб, способный повлиять на состояние экономики и парализовать войска.

Как видим, у Сталина было достаточно причин отказаться от переориентации авиазаводов на строительство стратегической авиации и массового производства пресловутого «Иванова». Причин веских и куда более прагматичных. Во всяком случае, говорить, что «отказ от «ТБ-7» — это вообще самое важное решение, которое кто-либо принимал в XX веке... вопрос о том, будет Вторая мировая война или не будет»⁴⁷, я бы не рискнул. И в этой связи «доказательства» В. Суворова не могут, на мой взгляд, не показаться весьма и весьма спорными, если не надуманными.

Мне возразят: но ведь немцы-то смогли добиться тактической внезапности и нанесли нашей авиации чувствительные потери, разбомбив значительную часть самолетов прямо на аэродромах. Что ж, это правда. Но. во-первых, не столько Люфтваффе застало советские ВВС врасплох, сколько мы сами подставились под удар. А во-вторых, наряду с аэродромами немцы подвергли бомбардировке и некоторые погранзаставы, и расположение воинских частей, и даже многие советские города. Внезапный удар по аэродромам — это вытекающий из обстановки тактический ход. но никак не стратегическая линия. Фашисты, надо отдать им должное, создавали свою авиацию таковой, чтобы она могла побеждать в бою. Подготовка немецких летчиков-истребителей была на порядок выше, что, собственно, и позволило им, несмотря на наше численное преимущество, на протяжении столь долгого срока удерживать инициативу в своих руках.

А что же мы?

Первая половина тридцатых, период, когда строительством вооруженных сил руководили два заместителя наркома Ворошилова Тухачевский и Гамарник, было временем расцвета Красной Армии. В эти годы РККА могла дать отпор любому вторжению извне. Но, повторюсь, Сталин посчитал, что это обстоятельство, наличие в стране столь авторитетных военачальников и преданных им, ориентирующихся на них десятков тысяч смелых, инициативных командиров создает угрозу для его личной власти, и ту армию уничтожил. Все остановилось в своем развитии, остановилось вплоть до сорокового года.

Если к середине тридцатых танки БТ и самолеты И-16 и Су-2 выглядели вполне достойно, то к началу войны они безнадежно устарели. Но это не главное. Главное то, что были уничтожены люди, способные воевать и к войне подготовленные. А большинство тех, кто остался, пережив пик репрессий, изменились, и не в лучшую сторону. На первое место теперь выходило не совершенствование боевой подготовки, не укрепление обороноспособности страны, не интересы службы, а исключительно личная преданность вождю. Но, как известно, чаще всего за идолопоклонством и напыщенными дежурными фразами — зеленые заборы генеральских дач. А за ними — шумные попойки, окружение лишенных каких-либо принципов рвачей, застой и разложение.

К началу войны здоровые силы в армии только-только начали освобождаться от шока, а РККА выходить из состояния апатии. Но восстановиться до прежнего уровня не позволили немцы.

Примечания

«Симонов /С С/с. Т. 8, с. 43, 44.

²Баграмян И.Х. Так начиналась война, с. 93.

^л Севастьянов П.В. Неман — Волга —Дунай, с. 14.

⁴ Пенежко Г. Записки советского офицера. Кн. 1, с. 81.

³ По данным немецкого командования, уничтоженных в первый день войны советских самолетов было 1811. Косвенно это подтверждают и советские историографы. В изданной в начале 60-х 6-томной «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза» говорится о 1200 советских самолетов, потерянных 22 июня к полудню (т. 2, с, 16). Впоследствии, после отставки Хрущева, уточнение «к полудню» исчезло.

⁶ По другим данным, потери нашей авиации за первую неделю войны составили около пяти тысяч машин.

⁷Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3, с. 60.

⁸ Имею в виду, что к началу развернувшихся над Кубанью ожесточенных воздушных боев советская авиация уже не уступала противнику по боевым возможностям. Численное равенство, а затем и немалое превосходство были достигнуты куда раньше. Лишь лучшая подготовка летчиков позволяла им так долго удерживать добытое в начале войны преимущество.

⁹С февраля 1941 года специально оборудованные немецкие самолеты на большой высоте совершали регулярные разведывательные полеты. «Охваченной» оказалась вся западная территория СССР вплоть до Крыма и Киева. Немцы получили информацию не только обо всех наших аэродромах, но и о расположении мехкор-пусов армии прикрытия. В ночь на 22 июня летчикам Люфтваффе не пришлось тратить время на обнаружение цели. Если Сталин действительно готовил превентивный удар, как могли не насторожить его одни лишь эти, совершаемые совершенно открыто, полеты?

¹⁰ Советские историографы оценивали число немецких самолетов в 3900. Возможно, имеются в виду постепенно подтягивающиеся на фронт эскадрильи из оккупированной Франции, а также самолеты, вновь поступающие для восполнения немалых потерь. Гальдер дает понять, что к концу июня немцы имели на Восточном фронте до 4000 самолетов (Гальдер Ф. Военный дневник. Т.З. Кн. 1, с. 71). Вероятно, в это число он включает и транспортные самолеты.

¹¹ При этом потери летного состава были куда меньшими. Ведь большинство машин в первый день были уничтожены. Да и воз- душные бои в основном разворачивались над нашей территорией, и воспользовавшиеся парашютом сбитые летчики имели все шан- сы вернуться в строй.

¹² Вне всякого сомнения, «лучший друг авиаторов» опасался, что восстановленный в правах военлет тут же перелетит к врагу. Не очень-то он доверял «перекованным» кадрам, и если выпускал, то вынужденно. Немцы уже к октябрю были под Москвой.

¹¹ Смушкевич Яков Владимирович (1902—1941), советский военачальник, дважды Герой Советского Союза (Испания, Халхин-Гол), генерал-лейтенант авиации (1940). С ноября 1939 года — начальник ВВС Красной Армии, с августа 1940 года — генерал-инспектор ВВС, с декабря того же года — помощник начальника Генштаба по авиации. Расстреляна была и жена летчика.

¹⁴ Повторюсь, это относится к Т-34 и КВ, но их одних в приграничных округах было больше, чем немецких Т-Ш и Т-1У, вместе взятых.

^,5Самолеты Страны Советов 1917—1970, с. 130, 154. ¹⁰Суворов В. День М, с. 99.

¹⁷Рычагов Павел Васильевич (1911 —1941), советский воена- чальник, Герой Советского Союза (Испания), генерал-лейтенант авиации (1940). Во время советско-финляндской войны (1939— 1940) начальник ВВС 9-й армии, в 1940 году заместитель началь ника, с августа того же года начальник Плавного управления ВВС РККА, с февраля 1941 года заместитель наркома обороны СССР. Любопытно, что 8-томная Советская военная энциклопедия не от- вела опальному «сталинскому соколу» и строчки.

¹⁸Суворов В. День М, с. 1170. ^,9Тамже,с. 121.

²⁰ В. Суворов, помимо прочего, утверждает, что свое название «Иванов» получил по имени... Сталина, чей телефонный адрес, полузакодированный псевдоним в годы войны действительно был Иванов. Все же сходство аббревиатур еще ни о чем не говорит. Хорошо известно другое. Идеальных самолетов не бывает. Самые удачные машины, самые передовые технологии «идеальны» несколько месяцев, в лучшем случае год.

²¹ Утверждение более чем смелое. Если бы Су-2 действительно был основным самолетом войны, даже подумать страшно, что бы стало с нами.

²² Каких-либо документов, подтверждающих, что такая се- рия планировалась в производство, автор не приводит. Суть его «доказательств» следующая. В летных школах ОСОАВИАХИМа прошли подготовку по системе «взлет—посадка» более согни тысяч комсомольцев? Значит, специально «под них», ничего не умеющих, создавался соответствующей серией «основной» само- лет войны «Иванова. В том же случае, если у кого-то возникнут сомнения, можно ли считать упомянутых молодых людей военны- ми летчиками, В. Суворов ответит: а самолет «Иванов» на что, серией в сто пятьдесят тысяч.

^2:4 В. Суворов сравнивает Су-2 с японским легким бомбардировщиком «Никодзима» и с немецким пикирующим бомбардировщиком Ли-87. Сходство указанных образцов носит весьма условный характер, но в одном с В. Суворовым нельзя не согласиться: эти самолеты, как и Су-2, были крайне уязвимы. Но не следует забывать, что и немцы, и японцы, подготавливая агрессию, отнюдь ие полагаясь исключительно на результаты первого удара, создали сильнейшую истребительную авиацию. ВГ-109 и японский палубный истребитель А6М (знаменитый «Зеро») превосходили соответственно И-16 и американские самолеты по всем параметрам.

²⁴ Позволю себе напомнить, даже если подобное решение и было принято Сталиным, что весьма и весьма сомнительно, во- плотиться в реальность ему было не суждено. И дело тут, на мой взгляд, не в немцах. К началу сороковых требовались фронтовые бомбардировщики и штурмовики с куда более высокими характе- ристиками.

²⁵Суворов В. День М, с. 41, 99, 103.

²⁶Суворов В. Ледокол, с. 32.

²⁷Группа конструкторов, возглавляемая П.О. Сухим, получила задание на разработку многоцелевого самолета, будущего Су-2, в 1936 году, когда вермахт отделяла от РККА Польша.

-⁸В. Суворов подчеркивает: «Сталин принял решение воевать и вступил бы в войну до 1 сентября 1941 года в любом случае, что бы и как в Европе ни происходило» (Суворов В. День М, с. 151).

²⁹ Нам, постсоветским гражданам, вообще свойственен диалектический подход к разрешению проблемы. Противоположности в наших суждениях то борются друг с другом до победного конца, а иногда демонстрируют завидное взаимопонимание. Десятки страниц посвятил В. Суворов созданному и подготовленному в самую большую в мире серию чудо-самолету «Иванов», и вдруг выясняется; «Любой справочник по истории авиации дает исчерпывающий материал о том, что в конечном итоге из проекта «Иванов» получилось, и коммунистические историки делают упор именно на конечный результат. А я зову своих читателей разобраться в другом вопросе: не что получилось, а что замышлялось» (Суворов В. День М, с. 40). На вопрос, что получилось, ответ дает сам В. Суворов: «Су-2... был многоцелевым: легкий бомбардировщик, тактический разведчик, штурмовик. Конструкция была предельно простой... От летчиков не требовались ни владения высшим пилотажем, ни умения летать ночью, ни умения хорошо ориентироваться на местности и в пространстве. Им предстояла легкая работа: взлететь на рассвете, пристроиться к мощной группе, лететь по прямой и заходить на цель... »(там же, с. 102, 103).

Но что же замышлялось? Или Су-2 и гипотетический «основной» самолет войны не одно и то же, и что-то помешало «вождю народов» воплотить замыслы в жизнь? А понимайте как хотите. Диалектика.

³⁰Суворов В. День М, с. 100.

³¹ Говорить о СБ, тем более о ТБ-3 даже и не приходится. Вслед- ствие малой скорости и слабой живучести их можно было исполь- зовать лишь в качестве ночных бомбардировщиков.

³²Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 2, с. 111.

³³ Су-2 задумывался как многоцелевой самолет. На войне его пытались использовать даже в качестве истребителя, впрочем, без особого успеха. Его вполне можно было назвать и штурмовиком. Эта была не первая машина подобного назначения, но первая удачная машина. Так, в 1934 году проводились испытания тяже- лого, имеющего бронезащиту, штурмовика ТШ-1. Однако невысо- кие летные характеристики (в частности, скорость до 247 км/час) не позволили принять его на вооружение.

³⁴ В любом случае, сто пятьдесят тысяч Су-2 — скорее из об- ласти фантастики. Ведь за всю войну наша промышленность вы- пустила 112 тысяч самолетов всех типов.

³⁵ Это была одна из отдушин, скрашивавшая жизнь людей, фрагмент благопристойного фасада. Как футбол, например.

³⁶ А не ощутить было невозможно. Говорят, еврейские семьи Западной Украины снялись и направились на восток за два-три дня до начала военных действий.

³⁷Суворов В. День М, с. 21 —26. ^%Там же, с, 34, 35.

³⁹ В 1931 году на русский язык была переведена новая книга Дж. Дуэ «Война 19... г.», в которой автор ярко, но вместе с тем обстоятельно раскрывает свое видение будущей войны. По существу, он утверждает, что бомбардировочная авиация способна завоевать господство в воздухе и диктовать условия противнику, шантажируя последнего угрозой массированных бомбежек, без поддержки истребителей. Следует, правда, заметить, Дж. Дуэ считал, что истребители противника будут уничтожены не на аэродромах, а в воздухе, когда они попытаются действиям бомбардировочной авиации помешать.

⁴⁰Исключение — Финляндия. Но, обжегшись раз, Сталин стал куда осмотрительнее.

⁴¹ После гибели В.М. Петлякова в авиационной катастро- фе в 1942 году самолет получил обозначение Пе-8 («Петляков- восьмой»). Налеты советской дальней авиации производились только ночью. И это, конечно же, не случайно.

⁴² Неудивительно, что во время войны от установки двигателя наддува вынуждены были отказаться. Когда же основные АМ-34 были заменены на двигатели воздушного охлаждения АШ-82ФН вдвое большей мощности, дальность полета возросла до 6000 ки- лометров.

⁴³Такова уж специфика диктаторских режимов. Террор и страх, кажется, сделали свое дело, и подавлена сама мысль об оппозиции. Но стоит только потерпеть серьезное поражение, стоит утратить часть территории, и соратники начинают уже поглядывать на трон с нескрываемым интересом. Чем угодно — армией, людьми, суверенитетом страны пожертвуют они ради того, чтобы, вонзив кинжал в спину хозяина, занять его место. Это только кажется, что тоталитарным государством управляет один человек. Управляют — местные элиты, номенклатура. Сталин мог уничтожить (и уничтожал периодически) любого из своих чиновников, но если бы бюрократия решила, что вождь недостаточно силен и больше ей не подходит, никакая чистка не помогла. И «гений всех времен», прекрасно это осознавая, лишних поводов своим соратникам старался не подавать. А тут — «пока дойдут до Москвы».

Американцы, тем более англичане, смогли развернуть стратегическую авиацию лишь потому, что их базы, как и территория метрополии, оставались вне опасности. К тому же значительная часть истребительной авиации Германии безнадежно завязла на Восточном фронте. Уверен, окажись Великобритания перед угрозой вторжения, о стратегических бомбардировках немецких городов и военных объектов не было бы и речи.

⁴⁴ Корректировщик Су-12, аналог и почти точная копия знаменитой «рамы», прошел летные испытания лишь в декабре 1947 года. Однако к этому времени любой поршневой военный самолет уже не имел перспектив.

⁴⁵Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 2, с. 113.

⁴⁶Суворов В. День М, с. 33.

⁴⁷ Нелишне вспомнить, что Сталин до определенного време- ни не уделял серьезного внимания работам по созданию действи- тельно стратегического ядерного оружия. Однако В. Суворову не приходит почему-то в голову мысль, что этот факт — признак агрессивных устремлений СССР Видимо, потому, что, как только вождю доложили о взрыве американцами бомбы и он понял, что это такое, в разоренном государстве мгновенно нашлись и силы, и средства. Лично товарищ Берия, который, надо признать, поста- вить работу умел, взялся за дело.

Глава 9

О «НЕГОТОВНОСТИ»» СОВЕТСКОГО СОЮЗА К ВОЙНЕ

Сколько лет прошло. Многое не запомнилось, а тот школьный урок истории в памяти отложился. Вернее, не весь урок, а слова учительницы, ее мысли о причинах наших поражений в начале войны. Причем видно было, что ее и саму занимала эта тема, да и вообще историчка нередко позволяла себе, как тогда говорили, порассуждать. Иногда эти отвлечения от канвы учебника, как я сейчас вижу, носили несколько наивный характер, но те ее слова меня поразили. Сказала она буквально следующее: какое-то время бытовала точка зрения, что мы не были готовы к войне. Однако здравый смысл возобладал, разобрались и пришли к заключению, что к войне мы были готовы. Если не были бы готовы, мы бы не выстояли.

Было это в середине семидесятых, я заканчивал восьмой класс.

А теперь обратимся к В. Суворову:

«Принято считать, что легенду о неготовности Сталина к войне придуман Хрущев.

Против этого возражаю: легенда была придумана до Хрущева...

Кому же выгодно распространять мифы о сталинской «неготовности»?

Выгодно коммунистам. Любой преступник прикидывается дураком, когда его обвиняют в преступлении... когда его припирают к стенке уликами.

...Они с готовностью признавали свои ошибки и промахи. Мало того, выискивали в архивах документы, подтверждающие неготовность, давали этим документам выгодную для себя интерпретацию...¹ Советские маршалы и генералы с охотой признавали себя дураками, подбрасывая историкам все новые и новые факты.

...Преступление века было сорвано, и Сталин первым заговорил о том, что мы, собственно, к войне и не были готовы»².

Создается впечатление, что вся советская историография, все без исключения мемуары участников войны кричат о нашей неготовности. Но так ли это?

Вот как оценили степень готовности СССР к войне «хруще вцы»:

«За короткий срок... советский народ создал необходимые технические и экономические предпосылки для максимального подъема обороноспособности своего государства. В результате Советский Союз к моменту вероломного нападения фашистской Германии располагал материальными возможностями, способными удовлетворить нужды фронта и тыла, располагал всем необходимым для организации своей обороны. Однако имевшиеся возможности не были полностью использованы для заблаговременного приведения страны в готовность к отпору агрессии.

Вооруженные силы СССР по своей организации и техническому оснащению в основном отвечали требованиям того времени. На должном уровне находилась советская военная наука. Морально-политический дух советских войск также был высоким. Вооруженные силы СССР были в состоянии защитить свободу, честь и независимость социалистической Родины»^.

А вот слова самого Никиты Сергеевича: «Мы... делали все для того, чтобы враг не застал нас врасплох; чтобы наша армия была на надлежащем высоком уровне но организации, вооружению и боеспособности; чтобы наша промышленность имела соответствующий уровень развития, который обеспечивал бы удовлетворение всех нужд армии по ее вооружению и боевой технике...

...могла ли Красная Армия противостоять гитлеровской армии?.. Могла ли бить врага только на его территории? Был такой лозунг... Но могли ли мы сделать его реальностью? Безусловно, могли. Другое дело, что, помимо экономики, очень остро зависело это, особенно в начальный период войны, от проблемы военных кадров. Мы бы легче справились с фашистами, если бы в 30-е годы не были уничтожены наши военные кадры. Кадровый состав командиров Красной Армии был истреблен в очень большой степени»⁴.

Возможно, упоминание о неготовности мы найдем в воспоминаниях «советских маршалов и генералов»? В. Суворов ссылается на Жукова⁵. Обратимся к маршалу и мы, и прочтем следующее: «...с экономической точки зрения налицо был факт неуклонного и быстрого... форсированного развития оборонной промышленности...

В целом созданные за две довоенные пятилетки и особенно в три предвоенных года огромные производственные мощности обеспечивали основу обороноспособности страны»⁶.

Но, может быть, о неготовности к войне пишут другие?

А.М. Василевский: «...все мы с глубоким одобрением отнеслись к мероприятиям Коммунистической партии, направленным на максимальное развитие оборонной промышленности, на ускорение технического перевооружения армии и флота, дальнейшее укрепление их боеготовности... Каждый день стал измеряться тем, что было сделано для укрепления безопасности страны. В результате лишь за 1940 год было достигнуто многое.

...Центральный Комитет партии и Советское правительство проводили ряд и других серьезнейших мероприятий в целях дальнейшего повышения боевой готовности и боеспособности Вооруженных сил, по развитию военно-промышленной базы, по укреплению обороноспособности страны в целом»⁷.

К-С. Москаленко: «...важное значение для советских Вооруженных сил имел предвоенный период...

Достижения того славного периода во многом предопределили нашу историческую победу в Великой Отечественной войне.

Именно в годы индустриализации, предвоенных пятилеток закладывались технические основы нашей современной армии. Партия и Советское правительство в течение всех предвоенных лет... повседневно укрепляли военное могущество страны. Советский народ шел на величайшее самопожертвование, отказывал себе в самом необходимом, чтобы иметь современные вооруженные силы, мощную оборону.

Социалистическая индустриализация позволила в короткие сроки создать оборонную промышленность, способную обеспечить армию всеми видами известной тогда боевой техники»⁸.

ИХ Баграмян: «Советские люди моего поколения... никогда не забудут тех титанических усилий, которые в годы первых пятилеток прилагали Коммунистическая партия, правительство, весь народ, чтобы повысить боевую мощь Вооруженных сил страны.

В результате... невиданного развития достигла наша индустрия. Это дало возможность ускорить техническое оснащение армии и флота... Все это значительно подняло боевую мощь наших Вооруженных сил»⁹.

А.И. Еременко: «Следует подчеркнуть, что в результате огромных трудовых усилий советского народа и правильного руководства Коммунистической партии наша страна и ее армия во всех отношениях и в первый период войны были потенциально сильнее гитлеровской Германии, но в связи с рядом ошибок в руководстве страной и Вооруженными силами, имевшими место в период культа личности, а также и со стороны Наркомата обороны и Генерального штаба к началу войны наша армия на направлениях главных ударов гитлеровцев уступала вермахту в вооружении и частично в боевой подготовке»¹⁰.

Как видим, с редким единодушием генералы и маршалы утверждают вполне определенно — к войне Советский Союз был готов. Конечно же, большинство из них отмечает и недостатки: большой процент устаревших образцов военной техники в войсках, недостаточную подготовку личного состава, несвоевременное приведение войск в боевую готовность и т.д. Но никто, никто из них не говорит прямо: СССР к войне был не готов. Напротив, утверждают они, несмотря на серьезные ошибки, вес, что можно и должно, было сделано, обороноспособность страны поддерживалась на достаточно высоком уровне.

И это не случайно. Признав неготовность, они, возможно, и могли бы объяснить страшные неудачи и колоссальные людские потери. Но не мог не возникнуть вопрос. Что же это за партия такая, что за лидер, который, на протяжении трех лет наблюдая агрессивные проявления Гитлера, не подготовился? Ну, ладно, Сталин, с ним шутить опасно, но нужны ли нам допустившие неготовность и угробившие этим десятки миллионов своих граждан его последователи?

Что касается Сталина, то напрямую о нашей «неготовности» не говорит и он. Упоминается превосходство немцев в силах и вооружении, а это, согласитесь, не одно и то же. К тому же ссылка В. Суворова на обращение вождя 3 июля 1941 года вряд ли корректна. Обстановка была не такова, чтобы думать, как его слова будут восприниматься полвека спустя. Только что Западный фронт погиб в окружении. Новый фронт складывался по кускам, из офицеров-отпускников и солдат-окруженцев где-то под Могилевом. Думаю, когда Сталин утверждал, что у противника больше танков и авиации, он вполне мог считать, что так оно и есть, тем более что и фронты, в свою очередь, давали наверх весьма и весьма завышенные данные о противнике.

Все же, повторюсь, обнаружить хоть намек о нашей якобы неготовности к войне не так-то просто. Выходит, миф об этом «придумал»... сам В. Суворов. Но все не так просто, как может показаться на первый взгляд...

Простейший пример. Два ученика отправляются сдавать экзамен. Один — хорошист — добросовестно проштудировал все вопросы из экзаменационных билетов, за исключением одного-единственного. Не успел. Другой — троечник без каких-либо амбиций, практически не занимался, лишь с утра в день экзамена подготовил наудачу к ответу один-единственный вопрос. И надо же такому случиться, что хорошисту достается билет, проработать который он не успел, а троечнику — то единственное, что он знает. Кто из них был готов к экзамену, а кто нет? Но это упрощенный пример. Представьте, что ученик выучил все вопросы, с легким сердцем берет билет, а там... что-то невообразимое, чего в программе обучения не было. Напрасно пытается он доказать, что «мы этого не проходили», экзаменатор только смеется.

Что значит быть готовым к войне? Вернее даже, при каких условиях можно определенно говорить о готовности? Если учитывать количество боевой техники, произведенной в СССР в предвоенные годы, то, вне всякого сомнения, мы к войне подготовились неплохо. Но если вспомнить, что практически вся эта техника осталась ржаветь у границы и почти вся кадровая армия погибла или оказалась в плену, о какой готовности может идти речь? Как можно совместить несомненную готовность народа к самопожертвованию ради защиты Отечества, готовность экономики обеспечивать войска всем необходимым и столь же явную слабость нашей армии в первых столкновепнях с фашистами. Но... эти понятия и не могут быть отождествлены. Готовность страны и народа к длительной кровопролитной войне и готовность войск прикрытия к успешным боям с агрессором — это далеко не одно и то же.

На мой взгляд, точнее всех высказался по этому поводу осторожный Штеменко. Вот что он пишет: «Теперь, когда от той роковой ночи нас отделяют десятилетия, появилось множество самых разных оценок тогдашнего состояния наших Вооруженных сил.

Иные говорят, что мы совсем не были готовы к отражению нападения противника... И хотя подобного рода высказывания принадлежат, как правило, людям невоенным, вокруг них громоздится обычно непроницаемый частокол мудреной специальной терминологии¹

...Отождествляются совсем не тождественные понятия и явления: скажем, готовность авиации к боевым вылетам, артиллерии к открытию огня, пехоты к отражению атак противника с готовностью страны и армии в целом к ведению войны с сильным противником»¹².

То ли не захотел он высказаться более определенно, то ли цензура этой определенности не захотела, но суть вполне просматривается и так. И суть в следующем. Потенциально мы были сильнее Гитлера, народ, так до конца и не сломленный сталинской диктатурой, оказался в состоянии вынести тяготы и лишения военных лет и защитить страну. Но в то же время на рассвете конкретного дня — 22 июня 1941 года — ни техника, ни личный состав в большинстве случаев к ведению боевых действий оказались не готовы. Думается, этот факт не требует доказательств. Вопрос в том, как такое могло случиться, отчего имеющие достаточное количество современного вооружения армии прикрытия с первых же часов оказались дезорганизованными и потерпели в приграничном сражении тяжелое поражение.

Вот как объясняет это В. Суворов: «...отчего же советское превосходство не сказалось в июне сорок первого?

Причина проста: Красная Армия готовила агрессию.

...Красная Армия готовила агрессию, и потому танки были собраны ордами у самой границы (точно так делали и немцы, только у нас танков было больше). При внезапном ударе советских танкистов перестреляли еще до того, как они добежали до своих танков, а танки сожгли или захватили без экипажей...¹³

...Штабы и узлы связи были придвинуты к границам... Внезапный удар — и массы танков остались без управления...¹⁴

...Шла лихорадочная подготовка. В танковых войсках это выглядит так: гусеницы менять или перетягивать, двигатели регулировать, коробки передач перебирать, менять катки, разбирать оружие... Внезапный удар по любой армии в такой ситуации смертелен»¹⁵.

По существу, все сводится им к одному — фашисты напали внезапно. Вот если бы внезапно напали мы, тогда уже к концу того страшного лета Красное Знамя было водружено над Рейхстагом...

Возможно, фактором внезапности и можно объяснить неудачи приграничного сражения, но ведь 22 июня очень скоро повторилось. И не раз, и не два... Достаточно вспомнить окружение и гибель Юго-Западного фронта, окружение и гибель во второй раз за войну Западного фронта, достаточно вспомнить Харьков и Крым. Во всех этих операциях советскому командованию удавалось сосредоточить, казалось бы, все необходимое для обороны, а зачастую Красная Армия и превосходила немцев. О внезапности и речи быть не могло, шла война! Однако вновь следовал прорыв вражеских танковых группировок на флангах, окружение и уничтожение советских войск. Фактор внезапности при прочих равных условиях, возможно, и обеспечил немцам продвижение к Киеву и Смоленску, но вермахт ведь дошел до Волги.

Когда два гиганта вступают друг с другом в схватку не на жизнь, а на смерть, легкие первые победы одного не могут быть обусловлены лишь внезапностью его нападения на другого. Да и сама достигнутая немцами внезапность скорее не причина, а следствие. Следствие грубых просчетов, допущенных Сталиным в предвоенный период.

На мой взгляд, из многих факторов, обусловивших разгром армий прикрытия, следует выделить следующие основные.

1. Годы репрессий лишили армию большей части знающих, уверенных в себе командиров. Пришедшие им на смену молодые офицеры не обладали соответствующими знаниями, опытом, подготовкой. В ситуации, когда противник диктовал свои условия, а связи практически не существовало, большинство из них растерялись и не смогли организовать должного управления своими подразделениями.

2. Немцы не просто застали войска врасплох, подготовиться к отражению возможной агрессии Сталин не позволил. Это не слова и не домыслы. Когда командующий КОЕЮ Кирпонос запросил разрешение на приведение вверенных ему армий в состояние боевой готовности и на занятие предполья, вождь был взбешен и велел командующего наказать. Неудивительно, что командующие округами, убежденные, что война начнется со дня надень, так и не рискнули предпринять что-либо на свой страх и риск. Роковую роль сыграло и печально знаменитое «Заявление ТАСС» от 14 июня, которое не только дезорганизовало армию, но и нацеливало соответствующие органы на выявление и пресечение действий, способных якобы спровоцировать немцев. Известны случаи, когда выдвигающимся к границе подразделениям рекомендовалось уклоняться от бое-столкновения с врагом уже после начала военных действий! В боевой готовности оказались лишь пограничники. Им по определению положено было заграждать дорогу врагу при любых обстоятельствах.

3. Отсюда же вытекает и следующая причина. Если немцы начали войну, имея на главных направлениях компактные ударные группировки, то линию обороны советских войск в первые дни войны фронтом можно назвать лишь с большой натяжкой. Войска как стояли вдоль границы мирными гарнизонами, так и вступили в бой. Уточненный в начале 1941 года план военных действий так и не успел вступить в силу. Создание системы обороны оказалось невозможным, так как отведенные войскам оборонительные участки зачастую оказывались занятыми немцами в первые же часы войны. Отдельные командиры, успевшие вскрыть «красный пакет», упорно вели свои подразделения в районы, им оговоренные. Другие, посчитав, что довоенные планы реальной обстановке уже не соответствуют, действовали на свой страх и риск, либо, заняв выжидательную позицию, пытались получить указания от вышестоящих командиров. Все это усиливало неразбериху и усложняло и без того нетвердое управление войсками. Неудивительно, что устойчивое взаимодействие в приграничном сражении не только пехоты, танков и авиации, но зачастую и стрелковых дивизий между собой организовать удавалось лишь в исключительных случаях. Неудивительно, что наша оборона носила иногда очаговый характер.

4. Сыграло свою роль и отсутствие устойчивой связи. Проводная связь была выведена из строя диверсантами и авиацией противника. Рации... как-то не пользовались популярностью в Красной Армии до войны. Стоит ли удивляться, что, в частности, командующий Западного фронта утратил управление войсками в первые же дни войны, если даже Генштаб терял, н неоднократно, связь со штабами фронтов?

5. Негативное воздействие оказала также довоенная пропаганда, нацеливавшая войска на ведение военных действий «на чужой территории и ценой малой крови». Действительность повергла многих в шоковое состояние. Катастрофическое начало войны, нравится мам это или нет, подорвало веру бойцов и командиров в свои силы и свое оружие. Этим же обусловливается и расположение оборонительных сооружений и военных-объектов в непосредственной близости от границы. «Своей земли вершка не отдадим!» Да мог ли вообще кто-либо возводить УРы в глубине? Очень скоро пришлось бы ему давать показания и придумывать, кто его надоумил без боя отдать врагу часть советской территории!¹⁶

6. Сказалось и куда более целостное и глубокое понимание противником сущности современной войны, способов и приемов проведения наступательных операций. Не случайно пишет Жуков: «Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не предполагался. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков, ни руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и броап их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов»¹⁷. Еще категоричнее высказывается Еременко: «Наша оборона слабо учитывала боевые действия немецко-фашистских войск на Западе... К концу 1940 года уже можно было сделать вывод, что немецко-фашистское командование, основываясь на доктрине «молниеносной войны», избрало основным способом боевых действий войск вбивание мощных танковых клиньев в сочетании с такими же мощными ударами авиации по войскам и коммуникациям противника. За этими танковыми клиньями следовали эшелоны пехотных соединений. Если бы все это было своевременно учтено, то следовало бы к началу войны несколько по-иному создавать группировки войск, в соответствующем порядке расположить артиллерию, авиацию и другие средства борьбы с таким расчетом, чтобы они могли сразу же вступить в бой и устоять против ударов противника.

Пробелы в этой области объяснялись в определенной степени тем, что в результате нарушений революционной законности в условиях культа личности были уничтожены опытные кадры, а пришедшие к руководству новые кадры как в центре, так и в округах не обладали достаточным опытом, а поэтому имели место серьезные упущения и просчеты»¹⁸.

7. Следует отметить, что, хотя немцы в приграничном сражении действительно имели в три раза меньше танков, в бою в первой линии они использовали в большинстве случаев однотипные, близкие по техническим характеристикам машины — вполне приличные Т-Ш и Т-1У. У нас же на каждый Т-34 или КВ приходилось по 6—7 БТ и Т-26 с бронированием, от про-тивоснарядного далеким. И если в отчаянных контратаках первых дней вдруг вспыхивал десяток-другой этих легких машин, подъему морального духа советских танкистов это не способствовало. В. Суворов утверждает, что процесс перевооружения армии продолжается непрерывно, и в этом он, конечно, прав. Но все же не следует забывать, что Т-34 оказался поистине уникальной машиной. Танк вышел столь удачным, что не только прошел всю войну, не только состоял на вооружении многих государств в послевоенный период, но принимал участие в боевых действиях и в середине 70-х, в частности в Анголе. Если бы мехкорпуса уснели перевооружить новой техникой хотя бы процентов на сорок, думается, по крайней мере на Юго-Западном направлении, немцы не избежали бы разгрома.

8. Как-то упускает В. Суворов из вида и почти двукратное превосходство вермахта в живой силе. Армии Второго стратегического эшелона приняли участие в приграничном сражении лишь на его завершающем этапе, когда организованное сопротивление Западного фронта практически прекратилось. Всю войну немцам катастрофически не хватало пехоты, но в первые дни, когда танковые группы, разорвав фронт, добились столь впечатляющих успехов, именно значительное превосходство в живой силе позволило успехи эти закрепить. К тому же мобильность пехотных дивизий вермахта оказалась куда более высокой, нежели наших, практически лишенных автотранспорта стрелковых соединении.

Все перечисленные причины, равно как и другие, в большинстве субъективные¹⁹ и менее значимые, менее бросающиеся в глаза, проистекают все оттуда же. В конечном итоге предопределены они действительно «великой» в своем безрассудстве чисткой. Повторюсь, не немцы застали Красную Ар-мию врасплох, по существу, разоружил войска товарищ Сталин!

Но есть и еще одна причина наших первых, растянувшихся более чем на год. неудач. Немцы просто-напросто ЛУЧШЕ УМЕЛИ ВОЕВАТЬ! «...Необходимо сделать тот вывод, что немцы, располагая значительно меньшим количеством танков, нежели мы²⁰, поняли, что ударная сила в современной войне слагается из механизированных, танковых и авиационных соединений, и собрали все свои танки и мотовойска в оперативные объединения, массировали их и возложили на них осуществление самостоятельных решающих операций. Они добились таким образом серьезных успехов»²¹. Это сказал отнюдь не послевоенный аналитик, и не Еременко тоже. Принадлежат эти слова командиру 1-го механизированного корпуса генерал-лейтенанту Порфирию Логвиновичу Романенко. И произнесены они были на совещании высшего командного состава в самом конце 40-го, К сожалению, прислушались к ним, осознали всю их глубину единицы.

Вермахт летом 41 -го мог решать задачи. Всему миру казалось, что задачи — любые. И, признаемся честно, мир был не далек от истины...

Считаю уместным привести следующие слова ПК. Жукова: «В период назревания опасной военной обстановки мы, военные, вероятно, не сделали всего, чтобы убедить И.В. Сталина в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время и доказать необходимость провести несколько раньше в жизнь срочные мероприятия, предусмотренные оперативно-мобилизационным планом.

Конечно, эти мероприятия не гарантировали бы полного успеха в отражении вражеского натиска... Но наши войска могли бы вступить в бой более организованно и, следовательно, нанести противнику значительно большие потери»²².

Еще более определенно высказывается А.М, Василевский: «...если бы наши войсковые части и соединения были своевременно отмобилизованы, выведены на предназначенные для них планом боевые рубежи, развернулись на них, организовали четкое взаимодействие с артиллерией, с танковыми войсками и авиацией, то можно предположить, что уже в первые дни войны были бы нанесены противнику такие потери, которые не позволили бы ему столь далеко продвинуться по нашей стране, как это имело место. Но отступить нам пришлось бы, так как немецко-фашистские войска все же имели ряд серьезных преимуществ.„»ж

Да, отступить пришлось бы в любом случае. Но отступить организованно, избежав ненужных потерь, навязывая противнику арьергардные бои, нанося действенные контрудары. И учась, учась у него искусству войны. Наши же войска поначалу, так и не успев извлечь должные уроки, бывали окружены, разгромлены, пленены...²⁴ В конце концов они сумели превзойти врага, но каких же жертв и лишений это стоило.

Как справедливо замечает В. Суворов, не может быть абсолютной готовности, готовность войск можно оценивать, лишь сопоставив ее с готовностью противника²⁵. Только вот почему-то сводит он все к количественному нашему превосходству в отдельных видах вооружения и к высокому качеству некоторых наших образцов военной техники. Но разве готовность к такой войне лишь в этом?

И в этом ли она?..

Примечания

¹ Можно подумать, что В. Суворов «подтверждавших» его теорию документов в архивах ГРУ не разыскивал. Или давал этим документам и многому другому невыгодную для него интерпретацию. Но это так, к слову.

²Суворов В. Последняя республика, с. 121, 132, 133, 141.

³ История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 — 1945. Т. 1,с. 481.

⁴Хрущев Н.С. Воспоминания, с. 90, 182.

⁵ Суворов В. Последняя республика, с. 142, 143. Нельзя не отметить, автор ссылается не на самого Жукова, а на генерал-лейтенанта Н.Г Павленко, на его слова о том, что перед войной Жуков будто бы считал, что противник имел превосходство в силах и средствах.

⁶Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 1, с. 316, 318.

^IВасилевский АМ. Дело всей жизни, с. 96, 103.

⁸Москаленко КС. На Юго-Западном направлении, с. 5, 6. ^Ваграмян И.Х. Так начиналась война, с. 70, 71. ¹⁰Еременко А.И. В начале войны, с. 54.

^II Как видим, «миф» о неготовности СССР к войне если и су- ществовал, то развеивался задолго до того, как В.Резун впервые задумался о своем литературном псевдониме.

^[2Штеменко СМ. Генеральный штаб в годы войны, с. 21,22.

¹³ Версия не лишена изящества, но в действительности такие случаи вряд ли могли иметь место. Немецкие танковые группы дей- ствительно сосредоточивались у границы (правда, сами танки все же несколько в глубине. Перед рассветом они выдвинулись и с хода нанесли удар). Напротив, все без исключения мехкорпуса армий прикрытия располагались во втором эшелоне, как правило, в не- скольких десятках километров от границы. Расстрелять их «под- бегающие к своим танкам экипажи» немцы ие могли физически. Мехкорпуса же окружного подчинения дислоцировались и вовсе в глубоком тылу. Как свидетельствует К. Рокоссовский, его 9-й мех- корпус имел первое соприкосновение с противником (которое не закончилось боем, так как немецкая разведка, избегая столкнове- ния, углубилась в лес) лишь на исходе 23 июня.

¹⁴ И здесь есть с чем поспорить. То, что часть штабов находилась достаточно близко от границы, — не секрет. Но в большинстве случаев на безопасном все же расстоянии. Так, штаб 5-й армии был расквартирован в Луцке, оттуда с началом боевых действий он благополучно переместился в Костополь. Штаб 6-й армии — из Львова в Золочев. Во всяком случае, о разгроме армейских штабов очевидцы не упоминают. Что касается потери якобы боеспособно- сти мехкорпусов с уничтожением узлов связи, здесь тоже есть что возразить. Согласитесь, танковое подразделение — все же особый род войск. Танки и предназначены дня развития прорыва в тылу противника, для действий зачастую в отрыве от основных сил. И мехкорпусу для успешного выполнения задачи нужны лишь при- каз, толковый командир и прикрытие с воздуха.

^Суворов В. Последняя республика, с. 398, 399.

^,6Любопытно, что и поляки, пренебрегая тактической выгодой, ие отвели заранее войска от западной границы на правый берег Вислы. Они, видимо, тоже ие хотели уступить врагу «ни пяди». Однако в этом агрессивных устремлений Польши В. Суворов не замечает. А вот то, что армии прикрытия стояли у границы (да где же им еще и быть?), по его мнению, указывает па подготовку Сталиным превентивного удара.

¹⁷Жуков Г./С Воспоминания и размышления. Т. 3, с. 31.

¹⁴Еременко АЛ. В начале войны, с 53, 54.

¹¹¹ Имею в виду массовые летние отпуска командного состава и совпавшие с нападением врага учебные стрельбы, по понятным причинам производимые на удаленных от границы полигонах и оставившие армии прикрытия без артиллерии.

²⁰ В. Суворов утверждает, что наши генералы отрицали количе- ственное превосходство в танках. Как видим, это по меньшей мере не совсем так.

²¹Еременко АЛ. В начале войны, с. 37.

²²Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т.1, с. 378. Василевский АМ. Дело всей жизни, с. 106.

²⁴ Разумеется, были соединения с лучшей боевой подготовкой. В частности, солдаты 5-й, 37-й, Отдельной Приморской армий дрались не хуже немцев. Но общее превосходство противника позволяло ему при встрече с устойчивой нашей обороной быстро подтягивать с других участков дополнительные силы, использовать авиацию либо добиваться результата за счет маневра.

²* Суворов В. Последняя республика, с. 125.

Глава 10 МОГ ЛИ ГИТЛЕР ПОБЕДИТЬ?

Как успели мы убедиться, В. Суворов все несчастья, обрушившиеся подобно лавине на армию и страну, склонен объяснить одним лишь внезапным нападением вермахта. Он приводит следующую аллегорию: «Сталин был уголовным преступником. В начале века под руководством Сталина, при личном его участии было осуществлено ограбление Тифлисского банка... Подготовка к нападению на Германию готовилась Сталиным так же тщательно, как и знаменитое ограбление. Но завершить тайную мобилизацию Сталин не успел. Гитлер нанес удар в тот момент, когда Красная Армия и весь Советский Союз находились в самой неудобной для отражения нападения ситуации — сами готовили нападение. Произошло то, что могло произойти на площади перед банком, если бы один из охранников сообразил, что происходит, и выстрелил первым...

В последний момент перед нападением Красная Армия была так же уязвима, как бывают уязвимы преступники на открытой площади, если их план раскрыт, — охрана начала стрелять. У Сталина все было рассчитано до каждого шага, до каждой секунды, а спохватившийся Гитлер в отчаянии одним выстрелом сразу испортил все... Давайте представим, что мы с вами наготовили веревки, лестницы, динамит для подрыва стен, подбираем ключи и отмычки, но после первого выстрела охраны все это становится ненужным, и мы вынуждены спасаться бегством...

Гитлер ударил первым, и потому сталинская подготовка нападения обернулась для Сталина катастрофой»'.

Не будем пока оспаривать тезис автора об абсолютной беззащитности агрессора перед нападением. Последуем совету, представим на минуту, что В. Суворов прав, что «преступники», подготовив веревки, динамит и отмычки, действительно отправились грабить банк. Но и в этом случае все происходящее выглядело бы несколько иначе. Не успели бандиты выйти на площадь, как десятки «доброжелателей» окружили их плотным кольцом и наперебой стали убеждать мафиози, что план их раскрыт и с минуты на минуту охрана и подоспевшие полицейские откроют огонь. Главарь, нет чтобы насторожиться хотя бы, и слушать ничего не хочет. Более того, излишне навязчивые его поклонники тут же получают вместо благодарности за предупреждение — пулю. Уже и некоторые боевики указывают на открыто рассредоточивающийся у банка взвод спецназа. Но главарю и этого мало, операция продолжается. Наконец, один из полицейских, либо сам из бывших, либо просто не слишком симпатизирующий режиму, открытым текстом кричит через всю площадь: «Ребята! Это все для вас! Берегитесь!» Лишь тогда босса начинают охватывать некоторые сомнения, но... это же еще не повод, чтобы отменять налет.

Могло такое быть? Нет! Не могло! Завидев одну лишь случайную патрульную машину, столкнувшись хоть с чем-то подозрительным, банда немедленно ретировалась бы.

Точно так же и Сталин, якобы готовивший удар по Гитлеру, узнав о намерениях последнего, не мог не застраховаться от неприятного сюрприза. Не мог, в конце концов, не насторожиться и скорректировать «расписанный по секундам» план. А то, что Гитлер нападет, и нападет очень скоро, было очевидным уже к концу мая². Да и как иначе можно было воспринять пролеты немецких самолетов-разведчиков до Крыма и западнее Киева и Минска, выселение польского населения из приграничной полосы, сосредоточение и развертывание десятков отборных дивизий вермахта в непосредственной близости от границы и многое-многое другое.

Командующие приграничными округами в скором нападении фашистов не сомневались. Позволю себе привести слова И.Х. Баграмяна: «...из войск поступали новые тревожные сообщения.

...Генерал Д.С. Писаревский, начальник штаба 5-й армии, прилетел в Киев... доложил, что немцы с каждым днем усиливают свою группировку. Особенно настораживает, что немцы начали убирать все инженерные заграждения, установленные на границе. Сейчас³ они лихорадочно накапливают снаряды и авиабомбы, причем складывают их прямо на грунт, значит, не рассчитывают на долгое хранение. Нападения можно ждать с минуты на минуту. А наши войска пока находятся на местах постоянного квартирования. Для того чтобы занять подготовленные вдоль границы оборонительные позиции, понадобится минимум день, а то и два... Свой доклад об обстановке начальник штаба армии закончил вопросом: не пора ли объявить боевую тревогу войскам прикрытия госграницы?»⁴ Подобные сообщения шли в Кремль и из других приграничных округов.

Широко известно, что о точной дате начала войны успел сообщить в Центр Рихард Зорге. Но аналогичные сигналы поступали от десятков других агентов. Правда, сроки назывались разные⁵, но разведсводки буквально кричали: «Война начнется со дня на день!» И если Сталин и впрямь готов был нанести превентивный удар 6 июля, если войска, готовясь к этому удару, действительно оказывались на какое-то время беззащитными, то как же мог вождь игнорировать столь тревожные сообщения^

А он не просто игнорировал. Во второй декаде июня, перед самой войной, высшие командиры предприняли некоторые меры оборонительною характера на свой страх и риск. В частности, по приказу командующего КО ВО генерал-полковника Кирпоноса небольшие подразделения заняли предполье⁶. Казалось бы, что в этом плохого? Если армии подтягивались к границе для удара, это лишь обеспечивало их развертывание. Сталин же был взбешен. Вот что пишет в связи с этим ПК. Жуков: «...было категорически запрещено производить какие-либо выдвижения войск на передовые рубежи по плану прикрытия безличного разрешения И.В. Сталина.

Более того, командиры погранчастей НКВД получили спецуказание от Берии сообщать ему о всех нарушениях порядка выдвижения частей оперативного прикрытия.

Как сейчас помню, в первых числах июня меня (Жукова. — А.Б.) вызвал С.К. Тимошенко.

— Только что звонил товарищ Сталин, — сказал он, — и приказал расследовать и доложить ему, кто дал приказ начальнику укрепленных районов занять предполье на границах Украины. Такое распоряжение, если оно есть, немедленно отменить, а виновных в самочинных действиях немедленно наказать»⁷.

Пришлось Генштабу командующего КОВО наказать. Правда, занимаемой должности он не лишился. Но войска вернулись в казармы, и других попыток занять предполье уже не предпринималось. Более того, развернулась скоротечная, но достаточно масштабная кампания по выявлению «паникеров и подстрекателей».

Вот что пишет встретивший войну в должности начальника штаба 4-й армии Западного Особого военного округа полковник Л.М, Сандалов: «...начальник отдела пропаганды шестой стрелковой дивизии полковой комиссар Пименов послал в Военный совет округа письмо, в котором просил разрешить дивизии занять оборонительные позиции, а семьям комсостава отправиться из Бреста на восток. И что же? Пименова заклеймили как паникера»⁸. При этом в лагерную пыль стирались не только преданные Родине разведчики, но наказывались и излишне инициативные командиры, пытавшиеся на свой страх и риск предпринять хоть что-то, чтобы обезопасить вверенные им подразделения. Впрочем, таких оставалось уже не много. Думаю, излишне упоминать, что авторитет Сталина был непререкаем, к тому же само собой считалось, что ответственность за все он берет на себя. Повторюсь, многих командиров такое положение вполне устраивало. Немцы были еще далеко, а свои, органы, — рядом.

Но если кто-то все же еще сомневался, то получил прямое руководство к действию. Точнее, к бездействию. 14 июня в нашей печати было опубликовано сыгравшее поистине роковую роль печально знаменитое сообщение ТАСС⁹. «В нем говорилось, что распространяемые иностранной, особенно английской¹⁰, печатью заявления о приближающейся войне между Советским Союзом и Германией не имеют никаких оснований, так как не только Советский Союз, но и Германия неуклонно соблюдают условия советско-германского договора о ненападении, и что, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на Советский Союз лишены всякой почвы.

Когда советский народ читал это оптимистическое сообщение ТАСС, фашистские генералы, собравшись в кабинете Гитлера, докладывали ему о полной готовности немецких войск к нападению на Советский Союз»¹¹.

В. Суворов утверждает, что Сталин этим сообщением хотел запутать весь мир и прежде всего Гитлера, что под его прикрытием он выдвигал к границе армии Второго эшелона¹², но, как известно, подобные заявления в подобной обстановке способны лишь усилить подозрения соседа. И если Сталин кого и запутал окончательно, то разве что своих собственных командиров. После сообщения предпринять хоть что-либо, чтобы радикально повысить обороноспособность армий прикрытия, было уже невозможно. Любые сомнения в миролюбии немцев, любые намеки на их возросшую активность рассматривались в лучшем случае как паникерство, в худшем — как провокация и даже шпионаж. А если кто-то и рискнул бы последовать примеру Кирпоноса, то, без сомнения, незамедлительно пополнил собой ряды тружеников ГУЛАГа.

Вновь обратимся к Л.М. Сандалову. Вот что он пишет по поводу Заявления ТАСС: «Такого рода выступление авторитетного государственного учреждения притупило бдительность войск. У командного состава оно породило уверенность в том, что есть какие-то неизвестные обстоятельства, позволяющие нашему правительству оставаться спокойным и уверенным в безопасности советских границ. Командиры перестали ночевать в казармах. Бойцы стали раздеваться на ночь»'³.

В результате произошло то, что и должно было произойти. Войска встретили противника, даже не успев привести себя в боевую готовность, не успев занять отведенные для них участки обороны. Неудивительно, что план прикрытия утратил актуальность уже через несколько часов после начала войны, три из четырех танковых групп немцев в первый же день вырвались на оперативный простор и устремились на восток, а вермахт встретил не фронт обороны, а во многих случаях очаговое сопротивление изолированных друг от друга гарнизонов.

И вновь мы вынуждены задаться вопросом: если Сталин действительно собирался напасть, если войска агрессора за две недели до нападения действительно беззащитны, как же он не только не предусмотрел возможного контрудара Гитлера, но и запретил принять хоть какие-то меры своим военачальникам? В чем же гениальность сталинского плана, который был столь авантюристичен, в котором все было поставлено на карту и который в принципе мог быть сорван «одним выстрелом»?¹⁴

В. Суворов, понимая слабость своей позиции, утверждает, что возможность превентивного удара Гитлера Сталин даже в расчет не принимал потому, что нападение немцев на СССР в любой ситуации было бы очевидным безумием, они просто не имели шансов. Гитлер якобы не мог победить в принципе. НО ОН ЖЕ НАПАЛ, тут же возразим ему мы, и напал, рассчитывая, вероятно, на победу. Отнюдь, нимало не смущаясь, возражает В. Суворов. Напасть мог, победить — ни при каких обстоятельствах. Вот его слова: «...Могла ли Япония одновременно победить Китай, Америку, Британию, Советский Союз и множество их союзников?

Ответ: не могла. Но она на Америку напала.

...Могла ли Германия победить всю Европу и Советский Союз? Ответ тот же. Следовательно... напасть не могла?

Нет, напасть могла. И напала.

Поэтому, когда говорят, что Сталин победить Гитлера не мог и потому не мог напасть, отвечаю: это разные вещи, они между собой не связаны. Из «не мог победить» вовсе не следует «не мог напасть»¹⁵'.

Согласитесь, эти сумбурные рассуждения выглядят несколько более чем парадоксальными. Получается, что Япония, нападая на США, и Германия, вторгаясь на пашу территорию, совершили акты агрессии безо всякой надежды на победу! На что же они надеялись, начиная военные действия, и зачем же тогда они напали? Смущает также и категоричность, с которой В. Суворов «обрекает» агрессоров на поражение, и его уверенность в том, что лидеры указанных держав якобы знали, что обречены. Собственно, приводятся два аргумента. Державам Оси приходилось якобы воевать на два фронта, и их экономика уступала промышленному потенциалу союзников.

Но так ли это? Повторюсь, до осени 1942 года, почти три года, Германия на два фронта не воевала. Немцы громили противников поодиночке, сами определяли очередность и направление молниеносных ударов, нимало не беспокоясь о тылах¹⁶. То, что смогли они это сделать во многом благодаря недальновидным действиям как англо-французов, так и Сталина, ничего не меняет.

Что касается Японии'⁷, то она действительно с самого начала воевала против целой коалиции. Но вклад англичан'⁸ и голландцев по известным причинам не мог быть весомым. Американцы и не думали до 7 декабря¹⁹ переводить экономику на военные рельсы, а многомиллионная армия Гоминьдана²⁰ до самого конца ограничивалась лишь оборонительными действиями да блокадой Особого района. Сталина же японцы еще долго могли не опасаться.

Второй аргумент, на первый взгляд, представляется более весомым. Никто же не станет отрицать, что ресурсы СССР, и тем более США, были безграничны, и потенциально экономика союзников была куда мощнее, чем экономика стран Оси. Однако это еще не означает, что агрессоры изначально были обречены на неудачу. Агрессор, как правило, имеет в сравнении с жертвой иные, не менее значимые преимущества. У него отмобилизована армия, экономика загодя переведена на военные рельсы, освоены принципиально новые способы ведения войны. Агрессор, будучи потенциально слабее, за счет заблаговременной целенаправленной подготовки получает пусть кратковременное, но решающее военное преимущество. Это позволяет добиться быстрых, значительных успехов, за счет которых насколько усилить себя, настолько же ослабить противника. Ослабить до такой степени, что шансы уравниваются. Пока жертва найдет, что противопоставить вторгнувшемуся врагу, ее экономике будет нанесен такой ущерб...

К тому же война, как и любой катаклизм, зависит от многих субъективных факторов. Окажется ли способным атакованное государство выдержать первый жестокий удар, готов ли будет народ пойти на жертвы и лишения ради победы, успеет ли военный потенциал выравняться, до того как ситуация окончательно выйдет из-под контроля? Разве все это можно предусмотреть, разве можно определенно утверждать: Япония, скажем, не имела шансов? Тем более Германия.

Почему-то нападение Гитлера на Польшу или Францию не рассматривается В. Суворовым как безумие. Почему-то не задается он вопросом, имели шансы немцы победить Польшу,

Францию, Англию, их союзников и Сталина в придачу — действительно, почти всю Европу. А вот когда с большей частью противников было покончено, когда вермахт, обезопасив тылы, беспрепятственно сосредоточил лучшие свои силы и все четыре танковые группы у наших границ, шансы почему-то упали до нуля.

Если рассуждать подобным образом, как оценить шансы Александра, вторгнувшегося в Персию с горсткой воинов? Что могло ожидать за Альпами оказавшегося среди римских легионов Ганнибала? Ответ дают Граник, Гавгамелы и Канны²¹. Все не так просто. Не всегда и не все, во всяком случае, не сразу, неопосредованно, решает экономика. В конце концов, победу добывают на поле боя.

Был ли Гитлер слабее Сталина? Нет, конечно. Современники, не сговариваясь, в предстоящем столкновении отдавали предпочтение немцам. Да и сейчас представляется вполне очевидным — на 22 июня 1941 года в военном отношении Гитлер был сильнее. Дойти до Волги позволил ему не столько внезапный, страшной силы первый удар, сколько именно общее военное превосходство.

Отчего же он был в конце концов остановлен и разбит нами? Бывают в истории нации моменты, когда само ее существование ставится под сомнение. Возможно, это высокие слова, но именно так было и с нами. Проснулось самосознание народа, вместе с ним пробудились те внутренние его силы, которые даже Сталину не дано было истребить. Когда все висело на волоске, войска... не отступали. Без танков, без артиллерии, без прикрытия с воздуха погибали, но не пропускали фашистов. И не из-за заградотрядов за спиной, хотя одно, конечно, не исключало другого. Танки с черными крестами на башнях в яростных атаках то тут, то там вдавливались в нашу оборону, но пробить ее, как прежде, уже не могли. И горели, горели... А время работало не на немцев, оно никогда не работает на агрессора.