Белым магам, одним из которых был по природе Костя Барятинский — то есть, я — полагалось носить белые жемчужины. Но чем больше белый маг совершал эгоистичных, жестоких поступков — тем чернее становилась жемчужина. Почернеет полностью — всё, финита. Значит, из белого мага ты превратился в чёрного. Отвоёвывать белые участки для меня было гораздо сложнее, чем заливать жемчужину чёрным цветом.
Не то чтобы мне так уж хотелось быть белым магом — я скорее просто отказывался становиться чёрным. Повидал и тех, и других — все они не без изъяна. Самый сильный и мудрый маг из всех, что я встречал, носит жемчужину, наполовину чёрную, наполовину белую. Император. Живое воплощение баланса, гарант магической стабильности Империи. Если бы мне удалось зафиксировать свой баланс на таком уровне, как у него — это было бы идеально. Но…
Но и тут не без нюансов. Для того, чтобы хранить баланс, сам император совершает очень мало поступков. По большому счёту он прислушивается к решениям, вынесенным Ближним Кругом — который состоит из белых и чёрных магов в более-менее одинаковых пропорциях.
Вот меня и швыряет из белой крайности в чёрную, никак не могу найти себя в этой качке. Сейчас вот солгал, чтобы ребята от меня отвязались, и моя энергетика тут же отреагировала — жемчужина почернела чуть больше. А что тут, спрашивается, такого? Белая магия ведь — не аналог христианской морали.
Видимо, с некоторых пор Воины Света перестали быть для меня посторонними. Они стали мне настоящими друзьями, соратниками. И я сам подсознательно понимал, что лгать этим ребятам — недостойно. Вот тебе и следствие — жемчужина.
—…не надо вам в это лезть, — на лету изменил я фразу. — Серьёзно, ребята. Я разберусь сам.
— Капитан, — поймал меня за руку Анатоль, когда я собрался отойти. — Мы не хотим тебя потерять.
— А с чего ты взял, что вы меня потеряете?
— Дуэль есть дуэль…
— А схватка с Тьмой — есть схватка с Тьмой. Каждый день любой из нас может умереть.
— Одно дело — погибнуть в схватке с Тьмой, а совсем другое — вот так!
Я с любопытством посмотрел на Анатоля.
— Знаешь, а ты повзрослел… Ещё год назад ты бы такого не сказал.
— Ещё год назад ни о какой Тьме никто и не думал, — буркнул Анатоль.
Да нет, ошибаешься. Думал кое-кто. И год назад, и десять лет, и сто десять. Вот и додумались — чтоб им пусто было. И скажите мне теперь, что мысли не материальны.
— Никто не погибнет, — пообещал я. — Не на дурацкой дуэли — точно.
Анатоль кивнул, Андрей тоже сделал вид, что удовлетворился объяснением. И мы протолкались обратно к первому ряду.
Курсанты нас спокойно пропускали. Знали, что, в случае чего, именно мы кинемся на амбразуры — пока остальные будут эвакуироваться. Ведь только мы умеем противостоять Тьме.
За Игрой я уже почти не следил. Что-то там на экране происходило. Прохождение локаций, одна замысловатее другой, поиск подсказок. Огромная территория Царского Села сама по себе таила в себе немало сюрпризов. А уж благодаря магии локаций тут могло быть вовсе бесконечное количество.
Краем глаза я заметил, что по скорости чёрные маги вырвались вперёд. Прошли две локации и приближаются к третьей — в то время как белые маги застряли во второй. Потом я посмотрел на сводные таблицы и поморщился. Преимущество по очкам также было у чёрных магов.
— Надеюсь, Его высочество не слишком расстроится, — сказал Анатоль, пришедший к тем же выводам, что и я.
— Да уж, — только и смог ответить я.
Расстраиваться Борису Александровичу было категорически противопоказано. Из-за сильных эмоций, в особенности негативных, Тьма начинала рваться из него наружу.
Мы все смотрели на магические «экраны» в ожидании чуда. Но чуда в итоге так и не случилось — Золотой кубок добыла команда чёрных магов. На этот раз он хотя бы выглядел как кубок, не возникло вопросов, что добывать. Нам вот год назад кубок замаскировали под музыкальный инструмент — и далеко не сразу получилось понять, что добыть требуется именно его.
— Надо было рассказать Его высочеству, как вести себя с командой после того, как стало ясно, что они проиграли, — вздохнул я.
Не сказал. Почему-то был уверен, что Борис победит — несмотря ни на что.
Впрочем, ни к чему себя корить. За один разговор весь свой жизненный опыт в человека не вложишь. Должен и сам шишки набивать. По баллам они отстали не так уж сильно — уже неплохо, в общем-то.
Когда на площадь вернулась команда белых магов, у меня немного отлегло от сердца. От радости они, конечно, не плясали, но и сильно раздосадованными не выглядели. Шли вместе, о чём-то оживленно переговариваясь. Более того, Борис шагал в обнимку со Златой.
То есть, не совсем в обнимку. Он её поддерживал. Девушка хромала на правую ногу. Борис был ниже ростом, так что Злате было более-менее удобно на него опираться. Ну а за талию цесаревич её приобнял, видимо, просто ради большей надёжности.
— А вот это уже интересно, — глядя на них, обронил я.
— То, что его высочество клеит красотку? — фыркнул Анатоль. — Как по мне, ничего неожиданного. Напротив, было бы странно, если бы…
— Посмотри на Агату, — перебил я поток этой житейской мудрости об отношениях.
Анатоль посмотрел.
Агата тоже хромала и тоже на правую ногу. Ей не требовалась поддержка, по крайней мере, она о ней не просила. Но судя по тому, как напряжено было её лицо, как она закусила нижнюю губу, боль была неслабой.
— Похоже, ревнует, — сделал свои выводы Анатоль. — Ну а чего она удивляется? В одной команде проще… вот это вот всё. Взять хотя бы Мишеля и Полли. Впрочем, вы с Кристиной тоже изначально были соперниками.
Отвечать я не стал. Смотрел на близняшек и молча думал. Агата резко повернулась и перехватила мой взгляд. И вдруг сквозь гримасу боли пробилась улыбка. Она даже подняла руку и махнула было мне, но тут же, будто спохватившись, отвернулась.
Я уже укладывался спать, когда в дверь моей комнаты осторожно постучали.
— Государю императору — ура! — опередив меня, гаркнул Джонатан.
Дверь открылась, заглянул Гаврила.
Начал было:
— Ваше сиятельство…
— Не припомню, чтобы я сказал «войдите», — буркнул я.
Гаврила озадаченно посмотрел на чайку. Пробормотал:
— Дак, это…
— «Это» — не я, — напомнил я. — Это, если что, вообще не человек.
— Государю императору — ура! — обиделся Джонатан.
— Пошёл вон! — прикрикнул я. — Будешь тут ещё за меня решать, кому в мою комнату входить.
— Государю императору…
Я нагнулся и сделал вид, что нащупываю на полу ботинок. Джонатан заткнулся и поспешно скрылся под партой.
— То-то же, — буркнул я.
— Дак, это, — глядя на чайку, озадачился Гаврила. — А мне-то — чего? Уйти, али как?
— Тебе — не слушать кого попало, — проворчал я. — Мало ли — может, я не одет? Может, стесняюсь… Чего ты хотел?
Гаврила шагнул в комнату. Понизив голос, таинственно прошептал:
— Записка вам, ваше сиятельство!
— От барышни? — вздохнул я.
Ну, началось. Кристина, наверное, ещё до Парижа не успела доехать — а меня уже атакуют на ночь глядя академические красавицы.
— Никак нет. Не от барышни, — Гаврила протянул мне сложенный вчетверо листок писчей бумаги.
Не розовой, без сердечек — уже хорошо.
Я развернул листок.
'Костя, здравствуй!
Мнѣ нужно сообщить тѣбѣ нѣчто очень важное. Послѣ Игръ я не успѣлъ это сдѣлать. Будь добръ, выйди послѣ отбоя на чёрную лѣстнiцу. Я буду ждать тѣбя там.
Искрѣннѣ твой
Борiсъ Романов'
— Цесаревич? — удивленно взглянув на Гаврилу, спросил я.
Тот сделал страшные глаза:
— Не могу знать, ваше сиятельство! А записку передал — денщик ихний, да.
— Давно передал?
— Да вот только что, в людскую ко мне притопал. Я бумажку взял — да сразу к вам, покуда у господ наставников нервы не начались.
— Пять минут до отбоя, господа, — немедленно, будто услышав Гаврилу, подал из коридора голос дежурный наставник. — Через пять минут выключаю свет!
— Понял, — кивнул я. — Спасибо, Гаврила. Иди, а то попадёт тебе.
Сунул дядьке в ладонь монету и закрыл дверь.
— Государю императору — ура? — заинтересовался из-под парты любопытный Джонатан.
Покосился круглым глазом на записку в моих руках. Он, кажется, всё больше привыкал ко мне и всё лучше понимал человеческую речь.
— Сиди, где сидишь, — приказал я. — Много будешь знать — перья посыплются.
Повертел письмо цесаревича в руках.
На чёрной лестнице, ишь ты! Двух дней пацан в академии не провёл — а уже знает, куда тут принято выходить для проведения важных переговоров. Если ещё и с этажа сумеет смыться, не налетев на штраф — может считать, что боевое крещение получил.
Дождавшись, пока на этаже станет тихо, я выскользнул за дверь. Джонатану перед уходом прочитал строгую нотацию, для верности наложил заклинание. Искренне надеялся, что беседа с Борисом много времени не займёт, и заклинания на время моего отсутствия хватит.
То, что Борис уже здесь, я понял, едва оказавшись на лестнице.
Цесаревич ждал меня на площадке третьего этажа — промежуточного между его вторым и моим четвёртым. Стоял, озираясь в темноте, взволнованно пыхтел и о чём-то перешёптывался с охранником. Моего приближения он не заметил. Охранник, увидев меня, встрепенулся, но промолчал — видимо, знал, кого они ждут. На носу у него я заметил деталь, которой раньше не было — золотое пенсне.
Смотрелось пенсне в сочетании с квадратной челюстью и ломанным носом, мягко говоря, странновато. Хотя и надето было явно не ради красоты. И даже не ради коррекции зрения. Судя по тому, что охранник не только разглядел в темноте мой силуэт, но и узнал лицо, пенсне служило магическим аналогом того, что в моём мире называли прибором ночного видения.
— С конспирацией у вас хреново, Ваше высочество, — чуть слышно сказал я, подойдя к Борису.
Он вздрогнул. Начал было:
— Костя! Ты…
— Чш-ш, — я приложил палец к губам. — За мной.
Поставил глушилку. Ухватил Бориса за плечо и потащил наверх, к чердачной лестнице.
Охранник потопал следом. Попытался было включить карманный фонарик, чтобы осветить Его высочеству путь, но я взмахом руки запретил это делать. Борис в темноте несколько раз попытался споткнуться. Я удержал. Охранник посверкивал стеклами пенсне и не спотыкался.
На секунду я задумался, почему у Бориса нет такого прибора? Но быстро сообразил, что раньше Его высочеству просто не доводилось разгуливать в темноте где бы то ни было. Его широкая дорога всегда была прекрасно освещена.
Остановившись у чердачной лестницы, я сказал:
— Всё, пришли. Здесь можно разговаривать относительно спокойно.
Охранник к нам с цесаревичем приближаться не стал. Предусмотрительно остановился на несколько ступенек ниже и встал так, чтобы просматривать лестницу. Что ж, молодец — службу знает.
— С этажа тихо ушёл? — спросил у Бориса я. — Наставник ничего не заметит?
Борис надулся от гордости. Похвастался:
— Я был дьявольски хитёр и осторожен! Попросил Ивана, — он кивнул на охранника, стоящего на ступеньках, — отвлечь наставника разговором, и, пока они беседовали, тихонько вышел. А другой мой телохранитель, Семён, лёг в мою кровать, накрылся одеялом и сейчас изображает спящего меня.
Двери наших комнат были снабжены окошками — целомудренно задернутыми с внешней стороны занавеской. Наставник, прогуливающийся по коридору, в любой момент мог отодвинуть занавеску и убедиться в том, что курсант из комнаты никуда не делся.
— Браво, Ваше высочество, — усмехнулся я.
Борис нахмурился:
— Я что-то сделал не так?
— Всё — так, — успокоил я. — Именно таким образом поступают все курсанты, когда им нужно нарушить режим. Договариваются со своими телохранителями.
Борис обиженно засопел.
— Да не пыхти, — успокоил я. — Раз уж у тебя есть преимущество, почему бы им не пользоваться? Всё нормально. Рассказывай, что стряслось?
— Ох, Костя, — цесаревич понурился. — Я долго думал, говорить ли тебе вообще? Видишь ли, это всего лишь мои подозрения, они ничем не подкреплены…
— Говорить, — кивнул я. — Если бы ты знал, сколько раз мне спасало жизнь то, что я доверял своим, ничем не подкрепленным подозрениям… Так что случилось?
— Игра, — цесаревич прислонился к стене. Попросил: — Только не смейся, ладно? И не думай, что я говорю это лишь потому, что хочу оправдаться за проигрыш. Я не оправдываюсь. Я просто…
— Да говори уже! — не сдержался я. — Что там такого случилось на Игре?
— А ты не наблюдал за ней?
— Наблюдал, конечно.
Только, мягко говоря, не в каждую её минуту.
— Со стороны это наверняка было незаметно, — вздохнул Борис. — Да мне и самому поначалу казалось, что кажется! Но вот потом… Уже после Игры я начал вспоминать — все те моменты, что меня настораживали. Потом, помимо них, вспомнилось и кое-что другое — то, что поначалу не бросилось в глаза. И я подумал, что на этой Игре происходило как-то слишком уж много случайностей и совпадений.
— Так, — насторожился я. — Вот с этого момента — подробнее! Что за случайности? В чём это выражалось?
— Понимаешь, команда чёрных постоянно была на шаг впереди нашей.
На моём лице, должно быть, отразился скептицизм, потому что Борис заторопился:
— Нет-нет, я не жалуюсь, не думай! Я принял своё поражение, моя команда тоже его приняла — мы согласны с тем, что наши соперники действительно сильны. Да к тому же, капитаном у них сам Даниил Дашков — ты о нём слышал, полагаю?
Дашков, Дашков… Ну, конечно. Парень из рода Дашковых — чёрных магов, с представителем которого я год назад сражался на поединке за место в Ближнем кругу. Соперника я тогда одолел, место в Ближнем кругу Дашковы потеряли. И вернуть его в этом году тоже не сумели — молодой князь Воронцов, парень чуть постарше меня, в пух и прах разбил того спесивого ублюдка, умеющего закручивать чёрные вихри. Но вот кто такой Даниил?..
— Нет, не слышал, — сказал я.
— Я, признаться, и сам узнал не так давно, — смущенно сказал Борис. — Как ты понимаешь, до недавнего времени светскими новостями не интересовался. Но, когда поступал в Академию и прикидывал шансы других абитуриентов, кое-какой информации набрался. Даниил Дашков победил на международном юношеском шахматном турнире. Это — очень серьёзная заслуга. И я не сомневался, что в академию Даниил поступит без труда. Хотя, конечно, даже не догадывался, что он станет моим соперником в Игре. Я же не знал, что меня назначат капитаном…
— Уходишь от темы, — оборвал я. — Ты говорил о случайностях.
— Да, — опомнился Борис. — Конечно. Так вот, о случайностях. Начались они с самой первой локации. Злата… Ну, такая, блондинка…
— Я понял, о ком ты, — кивнул я. — Вы стояли рядом во время церемонии открытия учебного года. С одной стороны от тебя стояла Злата, с другой — её сестра Агата. Которую ты полез лапать, а она влепила тебе пощечину.
— Что-о⁈ — взвился Борис. — Я⁈ Лапать⁈ — Если бы не установленная мной глушилка, он сейчас, наверное, перебудил бы весь корпус. — Ну, знаешь, Костя! Это переходит уже всякие границы! Я никогда не позволил бы себе ничего подобного по отношению к незнакомой девушке!
Угу. Про нашу горничную Китти я тебе, пожалуй, не буду напоминать…
— Да? — хмыкнул я. — Ну, ладно. Значит, это у меня что-то зрением. Мне показалось, что своими глазами вижу, как ты нацелился на бюст этой Агаты. Не подумай, что осуждаю, но…
— Боже, Костя! — простонал Борис. — Это, что — со стороны так выглядело⁈
Я пожал плечами:
— А как ещё это могло выглядеть? Ты тянешь руку к груди девушки. Можно было бы, наверное, предположить, что у неё расстегнулась пуговица на блузке, и ты решил помочь. Но…
— Господи боже мой, — Борис схватился за голову и медленно сполз вдоль стены вниз.
Охранник было встрепенулся, но я сделал ему знак рукой: не лезь, ситуация под контролем.
— И, что же… — простонал Борис. — Получается, теперь все… То есть, вообще вся академия… Думают так же, как ты⁈
— Ну, вряд ли совсем уж все, — попытался утешить я. — Процентов девяносто пять. Не больше.
— Боже мой, какой позор! — Борис поднял на меня отчаянный взгляд. — Костя. У тебя есть револьвер? Наверняка есть, я знаю.