Новые надежды для мертвецов

Глава 6

Как всегда, Хок проснулся в шесть утра. И как всегда, будильник ему не понадобился. Привычка вставать в одно и то же время независимо от того, во сколько лег спать, сохранилась у Хока еще с армейских лет.

Хок сам пошел служить в армию после того, как год проучился в колледже, не дожидаясь призыва. У добровольцев были определенные преимущества перед призывниками, так что вьетнамская война Хока не коснулась. Вернее, коснулась лишь косвенным образом: не будь войны, Хок вообще не пошел бы служить. Он провел три ничем не примечательных, и тем приятных года в форте Худ, штат Техас. Хок служил в военной полиции, и почти все три года провел на контрольно-пропускном пункте форта, отдавая честь прибывающим и убывающим офицерам, а также поднимая и опуская шлагбаум. Время от времени Хока назначали в караул, и он ночами напролет бродил вокруг неосвещенных армейских складов. Но все равно эти тяготы армейской жизни не шли ни в какое сравнение с лишениями, которые несли его соотечественники во Вьетнаме. Два раза Хок ездил в отпуск к отцу в Ривьера-Бич, а увольнительные вместе со своим соседом по двухъярусной койке, Барнли Джонсоном, проводил в близлежащих городах Эль-Пасо и Сьюдад-Хуаресе, которые были разделены государственной границей между США и Мексикой. Славно они с Барнли там погуляли.

Хок не стал поступать ни в какие учебные заведения, которые позволили бы ему продолжить военную карьеру. Он был вполне доволен званием рядового первого класса, которые ему присвоили после окончания «учебки». Демобилизовавшись, Хок вернулся в Ривьера-Бич и два года проработал в хозяйственном магазине, которым владел его отец. Потом он женился на Патси, за которой ухаживал еще в школе.

Хок решил уйти из магазина, когда понял, что отец не доверит ему управление лавкой до тех пор пока не сойдет в могилу. Зарплата у Хока была не больше, чем у других служащих, поскольку Мозли-старший считал, что если заработок сына окажется выше, чем у остальных, то это будет попахивать фаворитизмом. Отец Хока был невероятно скуп, хотя баснословно разбогател на строительном буме, потому что еще в тридцатые годы скупил за бесценок практически весь остров Сингер. Пару лет назад, после смерти матери Хока, Мозли-старший еще больше приумножил свое состояние, женившись на богатой и симпатичной вдовушке много моложе себя. Сейчас Фрэнку Мозли было семьдесят и он жил со своей молодой женой в огромном доме на берегу океана.

На покой, тем не менее, Франк пока не собирался, и каждый день самолично распоряжался в своем магазине. Сына он в долю брать не собирался, да Хок на это и не надеялся. Скорее всего, и после смерти отца ему ничего не достанется. Большую часть имущества унаследует, конечно, жена старика, а остальное получат дочки Хока — Сью Эллен и Эйлина. Фрэнк души не чаял во внучках, а Пат-си хватило ума и после развода навещать с дочками бывшего свекра — не слишком часто, чтобы не надоесть, но и не слишком редко, что бы дед не забывал о внучках. Сам Хок не виделся с дочерьми с тех самых пор, как развелся с Патси. Она тогда переехала в Веро-Бич, забрав девчонок с собой, и попросила Хока не наносить им визиты, поскольку редкие встречи с отцом будут только травмировать девочек. «Ты и раньше почти не уделял им внимания, так что ни ты, ни девочки от разлуки особо не пострадаете», — заявила Патси.

Конечно, бывшая жена явно перегибала палку, но доля правды в ее словах была, поэтому Хок не стал добиваться разрешения на свидания с дочерьми через суд. Последний раз он получил от Патси фотографию с изображением дочерей четыре год а назад...

Но в те времена, когда Хок жил с женой в Ривьере-Бич, до развода было еще далеко, и три года они с Патси прожили душа в душу. Поскольку у Хока за спиной была служба в армии, он без труда поступил на службу в полицейское управление Ривьера-Бич и начал патрулировать улицы городка. Он знал почти всех местных жителей, поэтому отлично ладил со всеми. Что касается преступности, то до начала строительного бума семидесятых годов, когда начали застраивать многоэтажками остров Сингер — самый красивый уголок восточного побережья Флориды, — до этого времени Ривьера-Бич был исключительно тихим и мирным городком. Патси сидела дома с детьми, а Хок разъезжал по улицам Ривьера-Бич в патрульной машине, чередуя дневные и ночные смены. По выходным Хок обычно ходил на рыбалку или отправлялся вместе с семьей на пляжи Сингера.

Как-то раз во время ночного дежурства Хок остановил за превышение скорости роскошный «кадиллак». Водитель вышел из машины и стал размахивать пистолетом, и тогда Хок не раздумывая пристрелил его. В багажнике «кадиллака» обнаружилось три килограмма кокаина, поэтому в полиции даже не стали проводить служебное расследование — наоборот, Хок получил благодарность от шефа. Это был единственный запоминающийся случай в его карьере патрульного.

Через несколько месяцев после того памятного происшествия Хок подал прошение о переводе в полицию Майами. Его вполне устраивала жизнь в Ривьера-Бич, но у Хока к этому времени уже подрастали две дочурки, и денег семье стало не хватать. А в Майами полицейским платили значительно больше, чем в Ривьера-Бич.

Поначалу жизнь в Майами складывалась очень трудно. Хок действительно стал зарабатывать очень прилично, но и жизнь в Майами была очень дорогая. Пришлось Хоку подрабатывать по выходным, поддерживая порядок на стадионе «Орэндж Боул» во время футбольных матчей. Естественно, дома он бывал мало, а когда Патси начала пилить его за это, то Хок стал бывать дома еще реже. Он завел бурный роман с Бэмби, а время, свободное от любовных утех на стороне, проводил в публичной библиотеке, поскольку усиленно готовился к экзамену для получения сержантского звания. Дома заниматься было невозможно из-за детей. Потом Патси вступила в «группу взаимопомощи», объединявшую всех домохозяек квартала, кто-то из соседок настучал ей про Хока и Бэмби, и на том семейная жизнь Хока Мозли закончилась.

Необремененный узами брака, Хок стал процветать. Даже половины зарплаты, остававшейся в его распоряжении после уплаты алиментов, вполне хватало на то, чтобы вести беспечную жизнь. Работа полицейского нравилась ему и тогда, когда он был обычным патрульным. Профессия детектива была еще лучше, а уж когда Хок дослужился до сержанта, будущее рисовалось ему исключительно в радужных тонах. Но потом жизнь жестоко измордовала Хока Мозли, и сегодня, стоя перед зеркалом, Хок мучился вопросом: сочтет ли его Лоретта Хикки достаточно привлекательным для того, чтобы вступить с ним в половую связь? Если она увидит Хока таким, как сейчас — без вставной челюсти, — то шансов у него никаких. Беззубый Хок выглядел лет на двадцать старше своих сорока двух. Правда, у него очень выразительные глаза — радужная оболочка такого шоколадного цвета, что практически сливается со зрачком. Кстати, это очень помогало Хоку в работе, поскольку он мог долго наблюдать за человеком, а тот даже не догадывался, что Мозли смотрит на него. Короче говоря, глаза у Хока были красивы с точки зрения любых эстетических канонов. Но вот что касается остального... Нельзя сказать, что лицо у Хока было невзрачное — скорее, его можно было назвать ничем не примечательным. Большие залысины удлиняли и без того продолговатую физиономию Хока, придавая ей мрачное выражение; впалые щеки испещрены красными прожилками, а вокруг рта, над которым торчал солидных размеров нос, легли глубокие складки.

Хок вынул стальную челюсть из стакана с «полидентом», сполоснул под краном и поставил на место, прикрепив ее к деснам при помощи нескольких капелек специального клея. Теперь Хок выглядел немного лучше, хотя неестественный серо-голубой цвет зубов сразу выдавал их фальшивость. Хок всегда вставлял челюсть перед тем, как начать бриться.

Хок решил надеть сегодня желтый костюм. После того, как Хок сбросил десять килограммов лишнего веса, костюм сидел на нем просто идеально. Одевшись, Хок огляделся, чтобы ничего не забыть. В номере царил сущий хаос. Гостиная захламлена разными банками, обрывками газет, немытой посудой. В углу спальни высится ворох грязного белья, который лишь завтра, в субботу, попадет в прачечную. Горничная-перуанка заберет грязные простыни и рубашки рано утром и вернет выстиранное белье к вечеру.

Хок проверил свой пистолет 38-го калибра, сунул его в кобуру и пристегнул ее к ремню на спине. Наручники и короткая дубинка ему сегодня не понадобятся, поскольку весь день Хок будет изучать старые дела. Он еще раз огляделся по сторонам, втянул в себя спертый воздух, который не мог освежить даже тарахтевший в окне кондиционер, и вышел из номера.

Спустившись в вестибюль, Хок направился в кабинет мистера Беннета, чтобы оставить ему свой вчерашний отчет. У стойки его окликнул Эдди Коэн:

— Сержант Мозли, — доложил старый портье, — вам звонила какая-то дама в три часа ночи. Я сказал, что разбужу вас только в том случае, если звонок срочный. Дама сказала, что это не срочно.

Я и не стал будить вас по пустякам. К сожалению, дама не представилась.

— Спасибо, Эдди. А какой у нее был голос?

— Женский, — не без юмора ответил Эдди Коэн.

— Понятно. Если она позвонит еще раз, узнайте ее имя и номер телефона. И вот еще что, Эдди: когда я вчера вернулся домой, кондиционер в моем номере опять был выключен. Я же просил вас не выдергивать вилку из розетки. Квартира была похожа на раскаленную духовку.

— Я лишь выполняю распоряжение мистера Беннета, сержант. Он говорит, что нечего впустую расходовать электричество, если в номере никого нет.

— Я понимаю вас, Эдди, но это правило на меня не распространяется. Мне приходится каждый вечер ждать по два часа, пока в номере станет возможно дышать... И пусть Эмилио поставит крысоловки возле мусорного контейнера. Я вчера видел возле запасного входа двух здоровенных крыс.

— Плевать эти крысы хотели на мусорный контейнер, сержант. — Эдди покачал головой. — Они охотятся за пакетами с остатками пищи, которые нашим старушкам лень донести до мусорного бака. Они просто выставляют их в коридор, вот крысы и прут в наш отель.

Все равно заставьте Эмилио расставить крысоловки. Я написал об этом в своем отчете Мистер Беннет, конечно, может откупиться от санэпидемстанции, но если одна из этих серых тварей укусит кого-нибудь из наших старушек, то мистера Беннета возьмут за задницу.

«И чего я переживаю из-за каких-то крыс?» — укорил себя Хок, садясь в машину. Какое ему до этого дело, если через неделю он съедет из «Эльдорадо». Хок, правда, еще не знает, куда именно — но в Майами-Бич он оставаться не станет. Хок и так по уши в долгах, и если его отстранят от работы без сохранения содержания, то это будет для Хока настоящей катастрофой. К тому же, лишившись на время зарплаты, Хок вынужден будет приостановить выплату алиментов, и тогда эта сучка-адвокатша съест его живьем. Она начинала доставать Хока по телефону, если тот опаздывал с алиментами хотя бы на день.

Хок приехал в управление к половине восьмого и обнаружил, что Эллита уже давно на работе, и даже успела перенести все папки в комнату для допросов. Хок отправил ее в буфет за пончиком и кофе. Утром он не успел сварить яйца, и теперь помирал с голоду. Хок разделил папки на три более или менее равные стопки, не утруждая себя точными подсчетами. Потом сходил в стеклянный кабинет и принес оттуда несколько блокнотов и шариковых ручек. Санчес вернулась из буфета с тремя стаканчиками кофе и пончиком для Хока.

— Сержант Хендерсон сейчас разговаривает с лейтенантом Слейтером и Тедди Гонсалесом, — доложила она, — но я решила взять кофе и для него. Вы будете вводить Гонсалеса в курс тех дел, которые передаются ему?

— У Гонсалеса и без того забот полон рот. Ничего я ему передавать не стану. Мы сами справимся с текущими делами — там всего-то одно самоубийство и один случай жестокого обращения с ребенком. Будем заниматься ими параллельно с «висяками».

— Но майор Браунли сказал, что...

— Я знаю, что сказал Браунли. Но мы можем расследовать текущие дела без всякой спешки. Дело Хикки мы закроем, скорее всего, сразу после того, как станут известны результаты вскрытия. Явная передозировка, тут и думать нечего. Я вчера разговаривал с миссис Хикки. Она сказала, что к ней заявились двое каких-то парней и сказали, что Джерри свистнул у них двадцать пять тысяч баксов.

— Но в комнате была только одна тысяча, — напомнила Хоку Эллита.

— Я знаю. Верну ее сегодня миссис Хикки. Мне кажется, дело обстояло следующим образом: Хикки стырил у этих ребят «бабки», заныкал их в надежном месте, а потом на радостях вкатил себе лишнюю дозу.

— Вполне правдоподобная версия, — кивнула Эллита. — Но деньги могла стащить и миссис Хикки. Взяла себе двадцать четыре тысячи, а тысячу долларов оставила на комоде для отвода глаз.

— Нет, вряд ли это она, — покачал головой Хок. — Зачем ей оставлять тысячу?

— Но вы же сами сказали мне вчера, что дилетанты всегда оставляют часть денег. Все подчистую забирают только профессиональные грабители.

— Да, в основном всегда так и бывает. Но из всех правил есть исключения. Миссис Хикки — как раз такое исключение. Я с ней имел вчера очень долгую беседу и могу сказать, что миссис Хикки не из тех женщин, которые способны обобрать собственного пасынка.

— Так Джерри ей не родной сын?

— Нет. Он достался ей в наследство вместе с домом — от бывшего мужа. Она развелась с ним, когда Джерри было шестнадцать лет.

— А почему вы считаете, что миссис Хикки не могла ограбить Джерри? По-моему, моя версия ничем не хуже вашей, поскольку обе они построены на предположениях, а не на фактах.

— Миссис Хикки к этому делу не имеет никакого отношения. Она очень состоятельная женщина. У нее собственный цветочный магазин в Гейблз. Так что забудь о ней, Санчес. У нас и без того куча работы.

Эллита ничего не сказала. Только посмотрела на Хока со значением и отхлебнула кофе.

Хок снял пиджак и повесил его на спинку стула. Он уже третий день не снимал цветастую рубашку с коротким рукавом, и под мышками у Хока образовались по три белых концентрических окружности. Свежую рубашку Хок получит только в субботу вечером, так что пока придется терпеть. В лишенной окон комнате для допросов было довольно прохладно, но от Хока уже воняло потом, так что кондиционированный воздух его не спасет. Эллита наверняка уже учуяла, как от него несет. Ну и что с того? В конце концов от нее тоже вечно пахнет «Шалимаром» и мускусом. Как и все кубинки, она не знает меры, прыскаясь духами.

— Можешь взять себе любую стопку, — сказал Хок. — Все равно каждому из нас придется ознакомиться со всеми делами. Будем меняться прочитанными папками. Когда одолеем все пятьдесят дел, выделим из них три наиболее перспективных, по общему мнению, случая. Займемся их расследованием, а там посмотрим, как все пойдет... В идеале, было бы неплохо достичь консенсуса относительно десяти «висяков». Но все должны составить списки самостоятельно, без всякого обмена мнениями. Понятно?

— Понятно. Но мы не успеем просмотреть все дела за сегодня.

Хок пожал плечами.

— А куда нам торопиться? У нас в запасе два месяца. Лучше потратить неделю на чтение и заняться наиболее перспективными делами, чем хвататься за первую попавшуюся папку и тратить на нее попусту ту же неделю.

Хок и Эллита принялись за чтение, не откладывая дело в долгий ящик. В комнате для допросов воцарилась тишина. Лишь изредка Санчес и Хок отрывались от чтения, чтобы сделать нужные пометки в блокнотах. Билл Хендерсон появился в комнате для допросов в половине десятого Хок коротко рассказал ему о разработанной им методике, и Билл, прихватив третью стопку папок, примостился у дальнего стола.

— Этот кофе для тебя, Билл, — сказал Хок, показывая на пластмассовый стаканчик.

— Спасибо, Санчес, — поблагодарил Эллиту Билл, снимая пластмассовую крышечку со стакана. Он отхлебнул глоточек кофе и скорчил недовольную гримасу: — Да он же совсем остыл! Пойду, схожу в буфет за горячим. Кто-нибудь еще будет кофе?

— Я сама схожу, — сказала Эллита, вставая из-за стола. — Я не думала, что вы так долго будете общаться с Гонсалесом и Слейтером.

Как только Эллита вышла, Билл тут же пересел на ее место, поближе к Хоку.

— Я и так опоздал сегодня на службу, а потом пришлось еще пререкаться со Слейтером. Он хотел, чтобы я завтра отправился в Майами-Бич. Там кто-то играет свадьбу, и им нужен охранник, который бы приглядел за подарками. За это платят пятьдесят баксов, из которых Слейтер забирает десять процентов посреднических. Правда, нужно быть в униформе. Но все равно, Хок, эта работе — не бей лежачего. Разве плохо побродить по залу три часа, попивая шампанское, да еще и полтинник за это получить? Я бы не стал отказываться, но уже обещал Марии и детишкам, что свожу их в зоопарк. Хок, если ты хочешь заработать пятьдесят баксов, то еще не поздно. Можешь договориться со Слейтером.

— Билл, я похудел на десять килограммов, и униформа теперь висит на мне как на вешалке. Хотя не в униформе, конечно, дело. Просто став сержантом, я поклялся никогда больше не заниматься подработками. Дело вовсе не в моей щепетильности. Деньги мне пригодились бы, но меня возмущает Слейтер. Десять процентов за посредничество — это грабеж средь бела дня! Я ему прямо так и сказал, когда он впервые предлагал мне подработать. С тех пор он мне ничего не предлагает. Если я сейчас попрошу у него работу, Слейтер решит, что я прогнулся.

— Понятно. Я просто сообщил тебе информацию, и ни в коей мере не хотел тебя обижать... Знаешь, почему я опоздал сегодня? Из-за своего оболтуса. Пришлось прочесть ему небольшую нотацию перед школой. Представляешь, учитель физкультуры записал в дневнике, что Джимми отказывается принимать душ после урока.

— А сколько ему сейчас?

— Четырнадцать. Я его спрашиваю: «В чем дело?» А он говорит, что не хочет, чтобы одноклассники разглядывали его член.

— Он у него слишком большой или слишком маленький?

— Откуда я знаю?! Он же и мне его не показывает. Сколько я его ни увещевал, парень уперся рогом и ни в какую. Короче, пришлось сочинять записку учителю физкультуры и вешать ему лапшу на уши — дескать, у Джимми чесотка, он мажется серной мазью, которую нельзя смывать. В общем, написал какую-то ахинею.

— Рано или поздно ему все равно придется ходить в душевую после физкультуры, — заметил Хок.

— Да я знаю. Но Джимми жутко стеснительный мальчик, Хок. Не то что Дафна. Она младше его на год, но совершенно без комплексов. Если ей дать волю, она с радостью помылась бы в мальчишечьей душевой вместо Джимми.

— Это у нее все от матери, Билл. Мария же у тебя активистка-феминистка. Небось, дает читать дочке журнал «Мисс», а?

— Как же, заставишь ее что-нибудь прочесть... Учиться ни хрена не хочет. Представляешь, на прошлой неделе спрашивает меня: «Па, а когда мы в следующий раз будем отмечать двухсотлетие Соединенных Штатов?» Я просто охренел. Она, по-моему, до сих пор по слогам читает. Причем, девка-то сообразительная, просто учиться не желает. Знаешь, вот она смотрит по телевизору детектив и еще до первой рекламной паузы уже знает, кто преступник. Я даже думал, что у нее дислексия, или со зрением проблемы... Ни фига подобного! Просто не любит читать книжки, и все. Хоть ты тресни. Зато Джимми прочел всю мою библиотеку. И «Приключения дока Сэвиджа», и марсианский цикл Эдгара Райса Берроуза.

— А я, например, вообще не знаю, умеют мои дочки читать или нет, — философски заметил Хок.

— Ты скучаешь по ним, да? — участливо поинтересовался Билл.

— Нет. Так, иногда.... Они были совсем маленькие, когда мы с Патси развелись, так что я не успел как следует с ними познакомиться. Наверное, я просто не создан для семейной жизни.

В это время вернулась из буфета Эллита, и троица погрузилась в чтение. В половине двенадцатого Хок сделал небольшой перерыв, чтобы проверить свою ячейку для сообщений. Помимо обычной корреспонденции, там лежали две телефонограммы от Харольда Хикки. Он сообщал, что весь день будет дома. Результаты вскрытия Хикки-младшего еще не поступили, и никаких бумаг, требующих срочного ответа, в ячейке также не оказалось.

Вернувшись в комнату для допросов, Хок сообщил Эллите и Хендерсону, что ему нужно ненадолго отлучиться, и предложил своим коллегам тоже сделать перерыв на обед.

— Я постараюсь вернуться часам к четырем, — сказал Хок. — Мне нужно подыскать, наконец, какое-нибудь жилье, а то уже сроки поджимают.

— Ты только не нервничай, Хок, — сказал Билл Хендерсон. — Если не успеешь уложиться в отведенные сроки, то я поставлю тебе раскладушку на своей веранде.

— Спасибо, Билл. Но ты же сам знаешь, что я не очень лажу с твоей супругой. Она все время обвиняет меня в сексизме, а я даже не знаю, что это такое.

— Так я же не предлагаю тебе поселиться у меня навеки, Хок. Но, по-моему, лучше пару дней перекантоваться на раскладушке, чем оказаться отстраненным от работы без сохранения содержания.

— Спасибо тебе, Билл. Если будет совсем уж туго, то я, конечно, воспользуюсь твоим приглашением... Ладно, хватит об этом. Если я не вернусь к половине пятого, заприте все папки в моем кабинете. Продолжим работать с ними в понедельник. Пока не займемся непосредственно следственными мероприятиями, будем считать, что у нас восьмичасовой рабочий день.

— Если надо, я могу завтра заскочить в контору на пару часов, — вызвалась Эллита.

— В этом нет необходимости, но если тебе хочется, то ради Бога, — ответил Хок. — Я все-таки надеюсь обернуться до четырех часов.

Он спустился в гараж, сел в свой «леманс» и поехал в Хеллендейл. Быстрее всего туда можно было добраться по шоссе И-95, но Хок решил сделать крюк и потому повернул на трассу ЮС-1. Если Хоку случалось оказаться в северном Майами, он непременно заезжал в кафе «Сэндвичи Сэма», чтобы угоститься ржаной булкой с говяжьим языком. Сэм никогда не брал у Хока денег за сэндвич, но Мозли не злоупотреблял этой своей привилегией, и пользовался ею не чаще одного раза в месяц. Впрочем, заезжал Хок к Сэму не из-за «халявного» бутерброда, а потому, что у Сэма были лучшие сэндвичи во всем округе Дейд, если не считать заведение «Вулфи» в Майами-Бич.