Новый Мир ( № 11 2004)

Лесенка

Хлебников Олег Никитович родился в Ижевске в 1956 году. Кандидат физико-математических наук. Автор девяти стихотворных книг. Живет в Переделкине.

I А по душевной склонности ближе всего мне, наверно, была эта лесенка из райсада, к полумертвой воде ведущая, волшебство между листьев скрывавшая, — так и надо. А вела она к омуту, и на пути ей встречался мусор вялотекущей жизни. И сидел я на ней, полусломанной, впереди тяжелела вода, позади — пауки и слизни. Они что-то такое делали, что назад возвратиться нельзя было. И вещали на ступеньках ее мы с тобою, брат, — прямо в пустоту, что была в начале. Это ли соседство устраивало меня — или недвижность воздуха и возможность выпить горькую чашу на склоне дня и понять простую, как тыква, сложность: все же как-то надо так на деревяшку сесть, чтобы не помешать появляющимся пешеходам, вздумавшим путь по лесенке предпочесть остальным, проложенным всем народом. Надо так поставить сосуд с веселой водой, чтобы с ним не скатиться в обнимку к воде нелегкой, надо как-то так завести разговор с собой или с тобой — чтоб не было вдруг неловкой паузы, нависающей над головой и грозящей сердцу остановкой. II В сущности, что же я знаю, чтобы сказать важное нечто себе самому и другу? Радуюсь только: пуст подчистую опять. В этом свою единственную заслугу вижу сквозь ветки, годы, кусты… Другой полный сосуд тороплюсь уравнять с собою. …Если бы стать после смерти такой рекой — не высыхающей, и своей водою не обладающей, и в волне покой обретающей — ритм и волю. III Ну а пока — с удобствами располагался я здесь, на лесенке, — приблизительно посередине маршей ее глухих и житья-бытья в иерархии тварей, полуслепой доныне. Те, что попроще и ниже, так нравились мне! — строго-логическим выводом, что бесспорно столько же там, надо мной, — и сложней вдвойне и втройне, и выше — по круче горной. И не мешали ступеньки и стебельки эту простую мысль до конца додумать. Лишь забирались за шиворот пауки, да собирались двуногие травки дунуть. Этот соседний ад одолевался одним: надо было скорей себе доказать и кому-то, что мы сходно думаем, чувствуем, говорим… И когда получалось, торжественная минута наступала на этих ступеньках. И слово друг вместе с отцом и сыном Троицу составляло… Но, быть может, это такой недуг — отыскивать сходство? Его-то и не хватало, чтобы, как все другие, стареть, слабеть, чтобы, как все другие, уйти однажды. Жил бы один — не знал, что в густую сеть мальком угодил — так же, как все и каждый. И смотрел бы на тело свое как на отчий дом, жил беззаботно в нем, пока не предложат нечто получше, и времени ипподром не посещал — и вовсе не знал, быть может. Времени ни у кого, я справлялся, нет. И нечего на него валить или ставить. Всем нам достался один, но ветхий завет — общий для всех, кто время не прочь добавить. И даже в нем — лишь надежда, а не мечта, ничего похожего на твои мгновения на заброшенной лесенке, в молодости, когда представлялось музыкой все, что навеяно… И пускай на кустах и деревьях пыльной была листва и земля перегноем только в тени дышала, оставались на эту ступеньку твои права. И казалось, что жизни не будет мало. IV Скоро на лесенке этой и не присесть — листья сравняют ступени, дожди зарядят… Слава Тебе, Творец, что даешь прочесть и по прочтенье сжигаешь свои тетради. Ты на творенья фантазии не жалел и не жалеешь творенья — ваяешь снова. Как расстаешься легко! Так стирают мел с черной доски, чтоб другое отстукать слово. Слава Тебе — листва ли о твердь шуршит, снег ли кружит — расцветают Твои цветочки: нетленку ваяют аскеты и одиночки, — и одиночество ночью Тебя не страшит… Что разрешил причаститься, слава Тебе, к подстрочнику Твоему и оставил право что-то менять как в строчке, так и в судьбе, зная, что в переводах звучат коряво попытки соавторства… Значит, земная слава Тебе самому по нраву? Слава — Тебе! V …Со сколькими местами попрощался! Придется вот-вот и с лесенкой расчудесной — на ней помещались легко поселок и город, горы, овраги, озеро, лес и речка. Надо будет поймать поселковый автобус, подножку трамвая, подводу, троллейбус рогатый и быстро на тот вокзал, где кругла, как глобус, земля вдоль путей, соблазнявшая нас когда-то. Надо пройти насквозь дома у дороги, на некоторые бросая взгляд мимолетный, перемахнуть заборы почти не глядя и долго идти по самому краю моря. Поскольку все холодает — и не искупаться, в тени от жары палящей не отсидеться. И, значит, надо проворно, как папарацци, фотографировать все, что дразнило с детства. И поскорей туда — где до звезд сугробы, теплый осенний день в листве золотится. Если там кто-то ждет и встретит — спасибо! Если же никого — и это сгодится.