Новый Мир ( № 12 2008)

Удивись и замри

Муратханов Вадим Ахматханович родился в 1974 году в городе Фрунзе. В 1990-м переехал в Ташкент, где окончил факультет зарубежной филологии Ташкентского государственного университета. Один из основателей объединения “Ташкентская поэтическая школа”, альманаха “Малый шелковый путь” и Ташкентского открытого фестиваля поэзии. Публиковался во многих журналах и альманахах, автор четырех книг стихов. Живет в Москве, заведует отделом поэзии журнала “Новая Юность”.

* *

*

От тяжелых гусениц

спасу родную улицу.

Пьяница бульдозерист

на нее не сунется.

Не подъедет экскаватор

с многотонной гирею

покрывать мою кровать

штукатуркой с пылью.

Пусть испишут в тресте акт

подписями гадкими —

напущу цепных собак,

перебью рогатками.

Я — кащей стареющий

с тридевятой улицы,

вороньем и воробьем

гимны мне поются.

Под небесным куполом,

под зеленым луком

во дворе зарыт сундук

с моим волшебным духом.

Там взамен

стен и мин,

для войны пригодное,

пугало растет над ним,

злое, огородное.

Ерь

Мне вчера явился Ерь,

за спиной — котомка.

Посидели с ним, поели,

выпили негромко.

Встряхивал он головой

в деревенском стиле:

мол, давно уже его

не произносили.

Я и взялся сгоряча,

замычал, закрякал...

Ерь на это заскучал —

а потом заплакал.

* *

*

Я узнал в середине дня

от Кольцовой Тани:

Лева Гусев ждал меня

со своей компанией.

И теперь я этим прямо

крайне озадачен,

так что даже папа с мамой

волноваться начали.

Хоть и встречу я его

доводами кроткими,

будет с Левой разговор

чересчур короткий.

Но бояться хулигана

нас не учит Родина.

Гнать его метлой поганой,

обществу негодного!

Что облил водой дежурных,

что ругался матом —

без раздумий подтвержу

перед любым вожатым.

Вот отдельные штрихи

к портрету Левы Гусева.

Раз пишу о нем стихи,

значит, не боюсь его.

* *

*

Удобнее иметь своим кумиром

ровесника, чтоб можно было с ним

в одну эпоху радоваться жизни

и по нему за временем следить.

Состарившись, ворчать и видеть в нем

товарища по поколенью.

А я люблю угасших звезд, сошедших

со сцены и, желательно, с земли.

Они смеются с выцветших конвертов,

и крутится пластинка, как душа.

От старости потрескивают сухо

их молодые голоса.

Лес

В заброшенной фабрике ржавчина, сырость,

разбитые стекла и грязь.

Но прямо на крыше у фабрики вырос

росток, никого не спросясь.

Он будет тянуться еще много лет,

рассеивая семена, —

и значит, там скоро появится лес

на будущие времена.

Когда на земле воцарится раздор,

и скроются рыба и зверь,

и Красную книгу за черным дроздом

захлопнут, как тяжкую дверь,

когда наши детские игры остудит

последний и праведный суд, —

родятся в лесу непонятные люди

с очками на длинном носу.

Не зная о наших победах и бедах,

лихие столетья спустя,

в тени проводить будут дни и в беседах,

густым опереньем блестя.

Где нам и не снилось, где так не бывает,

где лишь удивись и замри —

носатые люди гуляют от края

до края квадратной земли.