Новый расклад в Покерхаусе

9

Лежавший на полу комнаты Пупсер зашевелился. От соприкосновения с ковром лицо горело. Голова раскалывалась. Кроме всего прочего ему было холодно, руки и ноги онемели. Он повернулся на бок и посмотрел в окно. Небо над Кембриджем бросало оранжевый отблеск сквозь падающие снежинки. Он медленно собрался с силами и встал. Тошнота и слабость давали о себе знать. Он подошел к двери, включил свет и замер, щурясь на две большие коробки, лежащие на полу. Поспешно сел на стул, пытаясь вспомнить, что с ним случилось и как он стал обладателем двадцати четырех дюжин трехсосковых, проверенных электроникой, упакованных для торгового автомата презервативов с гарантией. Детали сегодняшних событий медленно всплывали в памяти Пупсера, а с ними и мысли о недоразумении с Деканом. «На неделю лишаюсь права покидать территорию колледжа», — бормотал он, и — тут до него дошло, какие нежелательные последствия это влечет за собой. Ведь он подписал бланк в оптовой конторе, но не может теперь доставить эти мерзкие штуковины в «Единорог». Начнется расследование. Бармен из «Единорога» его опознает. Опознает и этот гнусный бородач из оптовой конторы. Дело передадут в полицию. Последует обыск. Арест. Обвинение в незаконном хранении двадцати четырех дюжин… Пупсер схватился руками за голову. Что делать? Нужно избавиться от этого добра. Он взглянул на часы. Одиннадцать. Надо спешить. Может, сжечь их? Он посмотрел на газовую горелку и отбросил эту мысль. Исключено. Спустить в унитаз? Это идея. Он бросился к коробкам и начал их открывать. Сначала наружную коробку, потом внутреннюю, затем саму пачку и наконец снял обертку из фольги. Очень трудоемкая работа. Этак он сто лет будет возиться. И все-таки надо браться за дело.

Рядом на ковре медленно росла куча пустых пачек, а вместе с ней куча фольги и нелепая композиция из резиновых колец, похожих на сплющенные и полупрозрачные шляпки маленьких грибов. Руки Пупсера стали липкими от сенситола, разрывать фольгу стало еще труднее. Прошел час, а он опустошил только одну коробку. Часы показывали двенадцать. Он сгреб презервативы в кучу, взял для начала горсть и через лестничную клетку прошел в уборную. Бросил их в унитаз и дернул спуск. Хлынула вода, все завертелось и запузырилось. Утонули? Когда вода поутихла, он увидел, что две дюжины резиновых колечек вызывающе плавают на поверхности. «Вот черт!» — в отчаянии сказал Пупсер и подождал, пока бачок наполнится снова, а еще через минуту опять дернул за цепочку. Две дюжины презервативов радостно глядели на него снизу. Один или два развернулись и наполнились воздухом. Пупсер бешено уставился на проклятые резинки. Надо как-то их пропихнуть. Он выхватил из-за унитаза ершик и стал заталкивать злополучные колечки. Одно или два исчезли в бездне унитаза, но большая часть и не думала тонуть. Мало того, у трех хватило нахальства прилипнуть к ершику. Пупсер брезгливо снял их и с отвращением бросил обратно в воду. К тому времени бачок снова наполнился, тихо булькая, и напоследок издал чего-то вроде шипения. Пупсер задумался. Раздобыть эту мерзость было чертовски трудно, а теперь вот оказывается, что избавиться от нее — просто адская работа.

Он опустился на унитаз и стал раздумывать о неподатливости презервативов. Внимание его привлекла жестянка с очистителем для унитазов. Может, резина растворится? Пупсер встал и высыпал содержимое банки на плавающих в воде врагов. Но химическая реакция, которую должен был вызвать очиститель, не произвела на презервативы никакого впечатления. Пупсер снова сунул ершик в унитаз. Сильный запах дезинфицирующего средства ударил в нос. Он громко чихнул и схватился за цепочку. В третий раз из бачка хлынула вода, а Пупсер принялся следить, как она убывает. Он насчитал шесть презервативов, которых не взяла ни химия, ни напор воды. Вдруг кто-то постучал в дверь.

— Что за черт? Кто там дурью мается? — спросил голос. Голос принадлежал Фокстону, жившему через стену.

Пупсер затравленно посмотрел на дверь.

— Понос у меня, — слабо отозвался он.

— А какого лешего ты цепочку-то дергаешь каждую минуту? Спать мешаешь, — сердился Фокстон.

Он пошел к себе, а Пупсер повернулся к унитазу и ершиком принялся выуживать шесть оставшихся в живых презервативов.

Прошло двадцать минут, а он все придумывал, как избавиться от улики. Он побывал в шести уборных на соседних площадках и нашел способ, как затопить эту гадость. Сначала он наполнял их водой из крана, потом завязывал. Работа была долгой, тягомотной, а главное, шумной. В одной уборной он пробовал утопить сразу шесть штук, и потом пришлось тратить время, чтобы пробить засор. Пупсер вернулся в свою комнату и сел, дрожа от холода и страха. Уже час ночи, а он избавился только от тридцати восьми. Если и дальше так дело пойдет, то к прибытию миссис Слони он все еще будет смывать унитазы по всему колледжу. Он посмотрел на кучу фольги и пустых пачек. Еще и от них избавляться. «Засунуть их за газовую плиту и сжечь», — подумал он и уже начал разгребать место за плитой, как в трубе завыл ветер, и Пупсера осенило. Он подошел к окну. Кружились, летели во все стороны снежинки, дрожало от ветра оконное стекло. Пупсер открыл окно и высунул голову на ураганный ветер, потом послюнявил палец и стал определять направление. «С востока», — пробормотал он с довольной улыбкой и закрыл окно.

Спустя мгновение Пупсер уже стоял на коленях перед газовой плитой и отсоединял шланг, подводящий газ. Через пять минут первый из двухсот пятидести надутых презервативов жизнерадостно заскакал вверх по закопченным стенкам средневековой трубы и исчез высоко в ночном небе. Пупсер ринулся к окну и стал искать хоть какой-то намек на гонимую ветром пикантную вещицу, назначение коей — призвать мир к воздержанию. Но небо было слишком темным, и Пупсер ничего не увидел. Тогда он взял фонарик и посветил в дымоход. Кроме пары случайно залетевших снежинок, там ничего не было. Ободренный Пупсер повернулся к плите и надул еще пять штук. И снова эксперимент удался на славу. Резиновые шарики плавно поднимались вверх по дымоходу и вылетали в открытое небо. Пупсер надул еще двадцать и столь же успешно запустил их. Он надувал уже сотый презерватив, как вдруг кончился газ, шарик сдулся, издав отвратительное шипение. Порывшись в карманах, Пупсер выудил шиллинг. Он бросил монету в счетчик, и презерватив приобрел новую, приятную для глаза форму. Пупсер завязал его и засунул в трубу. Ночь тянулась медленно, и Пупсер скоро набил руку. Натянуть на трубку, включить газ, выключить, узел на конце — и по дымоходу. Рядом стояли коробки с отслужившей свое фольгой, и Пупсер подумал, а есть ли такие школьники, которые коллекционируют пачки от презервативов — ведь собирают же некоторые пробки от молочных бутылок. Тут он понял, что в дымоходе происходит что-то неладное. Последний презерватив застрял, и только вздутая нижняя часть с перехваченным веревкой хвостиком свисала из камина. Пупсер услужливо пихнул презерватив, но маленький паскудник в ответ лишь угрожающе деформировался. Пупсер вытащил шарик и заглянул в трубу. Заглянуть, впрочем, удалось недалеко. Труба была заполнена жаждущими свободы презервативами. Он извлек еще один, испачканный в саже, и положил на пол. Затем третий — его он сунул между двумя первыми. Потом четвертый и пятый, оба покрытые сажей. Наконец он бросил это дело. «До остальных не достать». Он выкарабкался из камина и в недоумении опустился на пол. По крайней мере, он расправился со всеми двадцатью четырьмя дюжинами, пусть даже некоторые застряли в дымоходе. Там их никто не найдет, тем более когда он поставит плиту на место. А утром он подумает, как от них избавиться. Сейчас он слишком устал, и ничего не идет в голову. Он повернулся, чтобы взять те пять презервативов, которые удалось вынуть, но, к своему удивлению, обнаружил, что они исчезли. «Я же их на ковер положил. Как сейчас помню», — бормотал он, как в бреду, и собирался уже заглянуть под книжный шкаф, как подметил уголком глаза какое-то движение на потолке. Пупсер посмотрел вверх. Пять закопченных презервативов устроились в уголке над дверью. На потолке чернели пятна сажи.

Пупсер устало поднялся на ноги, встал на стул и протянул вверх руку. Ему удалось достать пальцами до брюха одной из штуковин, но схватить ее было невозможно из-за скользкого сенситола. Презерватив игриво скрипнул, ускользнул из рук и неуклюже покатился по потолку в другой конец комнаты, оставляя за собой полоску сажи. Пупсер попробовал схватить другой, но и тут потерпел неудачу. Он передвинул стул в противоположный угол и снова потянулся вверх. Легко, вперевалку, презерватив покатился в угол над окном. Пупсер снова пододвинул стул, но презерватив снова укатился. Пупсер слез и бешено посмотрел на потолок. Его избороздили тоненькие черные следы, как будто в гости заходила гигантская улитка, предварительно отработавшая смену кочегаром. Самообладание, стоившее Пупсеру больших усилий, стало изменять ему. Он схватил первую попавшуюся книгу и запустил в презерватив, который выглядел особенно нахально, однако сей жест оказался совершенно бесполезным: шарик переместило на противоположную сторону, к двери, туда, где зависла стайка его коллег. Пупсер придвинул к двери стол, поставив на него довольно-таки шаткий стул, и вскарабкался наверх. Он схватил презерватив за хвостик, слез и водворил его обратно в дымоход. Пять минут спустя все пятеро были на месте и, хотя последний все же торчал из камина, его не стало видно, когда Пупсер задвинул плиту на место. Он повалился на диван и уставился в потолок. Осталось только очистить штукатурку от сажи. Пупсер вышел в комнату для прислуги, взял тряпку и следующие полчаса двигал стол по всей комнате, то слезая, то снова вскарабкиваясь. Следы сажи все же остались, но теперь были не так заметны. Пупсер задвинул стол обратно в угол и оглядел комнату. Кроме ощутимого запаха газа и наиболее неуступчивых пятен на потолке, ничто не напоминало о недавнем присутствии двадцати четырех дюжин презервативов, полученных обманным путем в оптовой конторе. Пупсер открыл окно, чтобы проветрить комнату, прошел в спальню и лег. На востоке появлялся первый отсвет зари, но Пупсеру было не до красот природы. Он забылся беспокойным сном, терзаемый мыслью, что затор в трубе может прорваться и наутро глазам ничего не подозревающих обитателей колледжа предстанет на редкость жизнерадостное зрелище. Впрочем, он зря волновался. Презервативы уже наводнили колледж. Снегопад не дал им далеко улететь. Как только каждое туго надутое, смазанное сенситолом противозачаточное средство появлялось из дымовой трубы, ночной полет его резко прерывался из-за тающего снега. Пупсер не предвидел опасностей обледенения.

Декан вернулся в Покерхаус около двух в «роллс-ройсе» сэра Кошкарта. Душевное равновесие вернулось к нему, зато физически он ослаб: треволнения минувшего дня и бренди сэра Кошкарта сделали свое дело. Он постучал в главные ворота.

Кухмистер, все это время покорно ожидавший Декана, поспешил открыть дверь.

— Вам помочь, сэр? — спросил Кухмистер, когда Декан, шатаясь, проходил мимо.

— Вот еще, — заплетающимся языком ответил Декан и заковылял через двор. Кухмистер шел за ним, как верный пес, соблюдая дистанцию. Он прошел за Деканом в арку, а затем вернулся в сторожку спать. Он уже закрыл дверь и отправился в заднюю комнату, когда с нового двора донесся сдавленный крик Декана. Кухмистер ничего не услышал. Он снял воротничок, галстук и забрался под одеяло. «Лыка не вяжет, — с уважением подумал он. — Ну и правильно, не джентльменское это дело — лыко вязать». С этими мыслями Кухмистер закрыл глаза.

Декан лежал на снегу и чертыхался, пытаясь угадать, на чем же он поскользнулся. Только не на снегу — это точно. Снег так не пружинит. И конечно же не взрывается. И пусть даже воздух в наши дни загрязнен до предела, но от снега так газом не пахнет. Декан улегся на ушибленный бок и стал всматриваться в темноту. Со всех сторон доносился странный шорох, к которому примешивалось то шипение, то — изредка — скрип. Казалось, двор ожил: в звездном свете блестели распухшие полупрозрачные предметы. Декан попробовал дотянуться до ближайшего и почувствовал, как тот мягко ускакал прочь. С превеликим трудом он встал на ноги и пнул другую загадочную вещицу. От столкновения друг с другом предметы зашуршали, заскрипели, по всему двору прокатилась рябь. «Проклятый бренди», — бормотал Декан. Он пробрался сквозь скопление непонятных предметов к своему подъезду и вскарабкался по лестнице. Чувствовал он себя исключительно скверно. «Должно быть, печень», — подумал он и тяжело опустился на стул. В голове внезапно созрело решение, что в будущем, он будет держаться подальше от бренди. Спустя несколько минут он встал и подошел к окну. Сверху заснеженный двор казался пустым — ничего необычного. Декан закрыл окно и повернулся к нему спиной. «А это случайно не…» Он задумался: на что же они похожи, эти непонятные штучки, заполнившие двор? Но ничего подходящего на ум не приходило. Воздушные шарики, что ли. Но воздушные шарики не обладают такими отвратительными полупрозрачными свойствами — ни дать ни взять привидения. Он прошел в спальню, переоделся в пижаму и лег, но сон не шел. Он слишком долго продремал у сэра Кошкарта, кроме того, не давало покоя недавнее приключение. Прошел час. Декан встал с кровати, накинул халат, спустился вниз и стал всматриваться в глубину двора, однако ночь выдалась темная, хоть глаз выколи. Декан вышел во двор и наткнулся на один из предметов. «Ну, так и есть», — пробормотал он и нагнулся за этой интересной вещью. Штуковина была упругой, чуть маслянистой и, как только Декан попытался ее ухватить, выскользнула из пальцев. Он попробовал поймать другую, но и она сбежала, и только с третьей попытки он сумел удержать ее. Декан за хвостик понес ее к подъезду и на свету стал рассматривать с растущим отвращением. Возмутительно! Шарик ни за что не хотел висеть вниз головой и все время переворачивался. Так Декан и понес его через двор к сторожке привратника.

Из задней комнаты показался заспанный Кухмистер. Увидев Декана в халате, держащего за хвостик надутый презерватив, Кухмистер от ужаса лишился и без того скудного дара речи. Он вытаращился на Декана. Где-то сверху, почти вне поля зрения, непристойно покачивался презерватив. — Кухмистер, я только что нашел это на новом дворе, — объявил Декан и вдруг сообразил, что появление в таком виде может быть истолковано превратно.

— Ух ты, — протянул Кухмистер Таким тоном, словно в его душу закрались нехорошие подозрения. Декан поспешил отпустить презерватив.

— Так вот… — начал он и тут же замолчал. Шарик медленно поплыл вверх. Кухмистер и Декан смотрели как завороженные. Презерватив ткнулся в потолок и застыл. Кухмистер перевел взгляд на Декана.

— И такого добра там полно, — продолжал Декан.

— Ух ты, — повторил Кухмистер.

— На новом дворе, — сказал Декан. — Там их Бог знает сколько.

— На новом дворе? — медленно переспросил Кухмистер.

— Да, — ответил Декан.

Кухмистер явно заподозрил его в чем-то скверном, и Декан уже готов был взорваться. Но презерватив его опередил. Из двери тянуло сквозняком, и шарик оказался рядом с лампочкой. Не успел Декан сообщить, что новый двор просто кишит этими тварями, как презерватив, висящий над ними, соприкоснулся с лампочкой и взорвался. По сути дела, раздались три взрыва. Сначала лопнул презерватив. Потом лампочка, и, наконец, что самое тревожное, воспламенился газ. Ослепленные вспышкой. Декан и Кухмистер стояли в полной темноте, на голову им сыпались осколки и кусочки резины.

— Там еще есть, — сказал наконец Декан и вышел на улицу. Кухмистер нащупал в темноте котелок и нацепил его. Затем полез за конторку, взял фонарик и последовал за Деканом. Они прошли через арки, и Кухмистер посветил фонариком на новый двор.

Словно живое море безногих тварей, двор заполонили около двух сотен презервативов, поблескивавших в свете фонарика. Забрезжил рассвет, поднялся легкий ветерок, а с ним и самые надутые презервативы. Казалось, будто они пытаются оседлать своих более безропотных соседей. Пространство двора бурлило и подергивалось рябью. Один или два крутились у окон первого этажа.

— Фу, — с отвращением сказал Кухмистер.

— Чтобы к рассвету их не было, — сказал Декан. — Никто не должен об этом узнать. Репутация колледжа… Вы понимаете.

— Да. сэр, — ответил Кухмистер. — Все уберу. Предоставьте это дело мне.

— Хорошо, Кухмистер, — Декан последний раз бросил брезгливый взгляд на непристойную ораву и поднялся к себе.

Миссис Слони принимала ванну. Она добавила в воду ароматизатор, розовая мыльная пена прекрасно сочеталась с ее цветастой шапочкой для душа. Купание для миссис Слони было целым событием. Уединившись в ванной, она чувствовала себя свободной от уз здравого смысла. Она стояла на розовом коврике и любовалась своим отражением в запотевшем зеркале. Такое впечатление, что к ней вернулась молодость. А с ней и склонность увлекаться. Вот она и увлеклась Пупсером. В этом не было никаких сомнений, как и в том, что Пупсер увлекся ею. Она ласково вытерла свое большое тело, надела ночную рубашку и вышла в спальню. Затем забралась в кровать и завела будильник на три часа. Надо встать пораньше. Есть одно дело.

Она вышла из дома ни свет ни заря, села на велосипед и поехала по ночному Кембриджу. Оставила велосипед у церкви и пошла по Тринити-стрит к боковому входу в Покерхаус. Отперев дверь ключом, которым она пользовалась в прежние времена, когда была заправщицей у Капеллана, служанка миновала кладовую; оказалась рядом с аркой и уже собиралась пересечь новый двор, как вдруг услышала странный звук и остановилась как вкопанная. Присмотрелась. В слабом свете зари ее взору предстала потрясающая картина: Кухмистер гонялся за воздушными шариками. Или чем-то вроде них. Даже не гонялся — скорее, танцевал. Бегал. Прыгал. Выделывал невероятные па. Он жадно вытягивал руки, силясь схватить это нечто, но оно беспечно улетало из-под его носа, будто насмехаясь над привратником. Странное преследование продолжалось. Кухмистер сновал по древнему двору, и, когда уже казалось, что беглец вот-вот ускользнет через стену в сад, раздался громкий хлопок, и на ветках вьющейся розы повисли лохмотья, похожие на запоздалый цветок. Кухмистер остановился, тяжело дыша, и посмотрел вверх на объект преследования, а затем, очевидно воодушевленный его гибелью, поспешил к арке. Миссис Слони отступила в темноту, подождала, пока Кухмистер пройдет мимо, и, убедившись, что он направился к сторожке, вышла на свет и на цыпочках пробралась через океан презервативов к Бычьей Башне. Вокруг ее ног все скрипело и шуршало. Она поднялась в комнату Пупсера. От такого изобилия противозачаточных средств вожделение ее усилилось. Этакой уймы она в жизни не видывала. Даже американские летчики, с которыми она когда-то была близка, никогда так резинками не разбрасывались, а они, если память ей не изменяет, были куда как щедры. Миссис Слони проскользнула в комнату Пупсера и заперла дверь от непрошенных гостей: а то еще кто-нибудь помешает. Она пробралась в спальню Пупсера и включила ночник.

Тревожный сон Пупсера прервался. Щурясь от света, он сел на кровати и уставился на миссис Слони, на ее блестящий красный плащ. Утро? Вроде не похоже. Но пришла миссис Слони — значит, утро. Миссис Слони не придет посреди ночи. Пупсер слез с кровати.

— Прошу прощения, — пробормотал он, потянувшись за халатом. — Проспал, должно быть.

Взгляд Пупсера упал на будильник. Половина четвертого. Видимо, встал.

— Ш-ш, — сказала миссис Слони со страшной улыбкой. — На дворе полчетвертого ночи.

Пупсер снова взглянул на часы. Полчетвертого — сомнений нет. Он попытался установить связь между временем и прибытием миссие Слони, но не мог. Случилось что-то непоправимо ужасное.

— Рыбонька ты моя, — проворковала миссис Слони, очевидно, чувствуя его растерянность. Пупсер смотрел на нее, разинув рот. Миссис Слони снимала плащ.

— Не шуми, — продолжала она с той же странной улыбкой.

— Что за черт? Что происходит? — паниковал Пупсер.

Миссис Слони исчезла в соседней комнате.

— Подожди минутку, я сейчас, — отозвалась она хриплым шепотом.

Пупсер встал с кровати. Его трясло.

— Что вы делаете? — спросил он.

Из соседней комнаты послышался шорох платья. Даже сбитому с толку Пупсеру стало ясно: миссис Слони раздевается. Он подошел к двери и стал всматриваться в темноту.

— Ради Бога, — взмолился он. — Не надо. Миссис Слони выплыла из полумрака. Она была без блузки. Пупсер вылупился на бюстгальтер невозможного размера.

— Козленок, — сказала она. — Иди в кроватку. Стоишь, смотришь. Я стесняюсь.

Она легонько толкнула его, и он отлетел на кровать. Потом она опять вышла и захлопнула дверь. Пупсер сидел на кровати и весь дрожал. Внезапное появление миссис Слони в половине четвертого утра из мрака его сокровенных фантазий, появление во плоти, вселяло ужас. Что же делать? Кричать, вопить, звать на помощь? Не годится. Кто поверит, что это не он ее пригласил заняться с ним… Выгонят его. Конец карьере. Он опозорен. А тут еще презервативы в дымоходе. О Господи! Пупсер заплакал.

В соседней комнате миссис Слони сбросила лифчик и трусики. Было ужасно холодно. Она собиралась закрыть окно, но насторожилась. Снизу доносились негромкие хлопки. Она выглянула. Кухмистер носился по всему двору с какой-то палкой. Словно копьем, он пронзал ею презервативы. «Ему до утра работы хватит», — подумала довольная миссис Слони и захлопнула окно. Потом она зажгла газовую плиту. «В тепле одеваться приятней», — рассудила служанка и направилась в спальню. Пупсер забился в кровать и погасил свет.

«Не хочет меня смущать», — умилилась миссис Слони и забралась в постель. Пупсер отпрянул, но она этого даже не заметила, обхватила его и прижала к своим исполинским грудям. Пупсер истошно закричал, но ее губы нашли в темноте его губы. Пупсеру показалось, что он угодил в объятия огромного белого кита. И он отчаянно забарахтался, хватая ртом воздух, на мгновение появлялся на поверхности и снова проваливался в бездну.

Кухмистер вернулся из сторожки, вооруженный палкой от метлы с примотанной на конце булавкой. Он храбро бросался на вражеское войско, яростно нанося удары направо и налево. Ярость его только частично объяснялась тем, что пришлось работать всю ночь. Гораздо сильнее бесила его наглость сволочных пузырей. Кухмистер в свое время этими приспособлениями почти не пользовался. Он считал, что это «против естества», и причислял к вещам низшей социальной категории, наряду с такими штуками, как штиблеты с резинками и галстук-бабочка, который можно надевать, не завязывая. Настоящий джентльмен такое ни в жизнь не наденет. Но Кухмистера уязвляла не столько сословная неполноценность резинок, сколько подозрение, что присутствие целой армии таких огромных, таких надутых презервативов повредит репутации Покерхауса. Декан попусту тратил слова и время, когда предостерегал Кухмистера, что новость о нашествии резиновых паразитов не должна просочиться за пределы колледжа. Уж кому это лучше знать, как не ему. «Того и гляди станем посмешищем всего университета», — сокрушался он, пронзая особенно большой шар. Когда над Кембриджем стало светать. Кухмистер уже очистил новый двор. Один или два супостата ускользнули через стену в сад, но Кухмистер отправился и туда и принялся гоняться за ними с самодельной пикой. Весь двор был замусорен клочьями резины, на фоне снега их было почти не видно. «Подожду, пока еще чуть-чуть рассветет, и подберу, — бормотал Кухмистер, — а то сейчас не видать». Едва он нагнал в розовом саду маленький, но проворный презервативчик, как приглушенный грохот с вершины башни заставил его обернуться и посмотреть наверх. В старой трубе творилась что-то неладное. Она ходуном ходила. Кирпичная кладка вырисовывалась на фоне утреннего неба, и казалось, что она раздувается. Грохот прекратился, но за ним тут же последовал жуткий рев, из трубы вырвался огненный шар, на мгновение завис, пыхая пламенем, и взвился над колледжем. Труба завалилась набок и, ударившись о крышу башни, разлетелась на кусочки, со все растущим грохотом посыпалась кирпичная кладка, и здание постройки четырнадцатого века полностью лишилось фасада. Стало видно, что. творится в комнатах, полы прогнулись и перекосились. Кухмистер стоял, завороженный страшным зрелищем. Со второго этажа соскользнула кровать и упала на обломки. Столы и стулья последовали ее примеру. Слышались крики и вопли. Из всех дверей и окон, выходящих во двор, повалили люди. Но Кухмистер не обращал внимания на крики о помощи. Не до них. Он преследовал последние, самые упрямые презервативы. Как раз в это время из своей квартиры выскочил Ректор, облаченный в халат, и поспешил к месту происшествия. Пробегая мимо сада, он застал Кухмистера у рыбного садка, тот пытался загарпунить плавающий презерватив.

— Живо откройте главные ворота! — заорал Ректор.

— Еще не время, — лаконично ответил Кухмистер.

— Что значит еще не время? — не понимал Ректор. — Надо впустить врачей и пожарных.

— Нельзя пускать в колледж посторонних, пока я не подберу эту гадость. Не дело.

Ректор свирепо посмотрел на плавающий презерватив. Упрямство Кухмистера взбесило его.

— Там раненые, — взвыл он.

— Это понятно, — сохранял спокойствие Кухмистер. — Но нельзя забывать и о репутации колледжа.

Он наклонился к прудику и поразил пузырь. Сэр Богдер со всех ног бросился к месту происшествия. Кухмистер медленно пошел за ним.

— Никакого уважения к традициям, — печально покачал он головой.