Нужным быть кому-то (СИ)

7

Горшков собирался домой. На удивление, затянувшаяся проблема с испанскими коллегами, наконец-то, разрешилась. Долгие полгода Горшков и его работники уговаривали-уламывали-доказывали выгоду сотрудничества — дело как бы замерло. Сейчас же всё решилось за неделю, и была у него тайная мысль, что именно появившийся в его такой непростой жизни светлый малышок Санька стал как бы талисманом на удачу — «кысмет».

Сейчас оставалось одно необходимое дело — купить для Саньки ортопедическую качественную обувь. Баба Лена в разговоре с Толиком посокрушалась, что сложно с такой обувью для ребенка. Обувь есть, но очень хорошая им просто недоступна, вот и озадачил Горшков своего Мадридского знакомого, тот разузнал всё и прислал молодого человека, чтобы Горшков не плутал.

Разговаривая меж собой они вышли из лифта, и на них снарядом налетела невысокая, вся такая кругло-пухленькая женщина, запнувшаяся и падающая на мужчин. Они синхронно подхватили её — у Горшкова мелькнуло сравнение с актрисой Крачковской в молодости.

Женщина поправив съехавшую на глаза шляпку, выдохнула:

— Уфф! Спасибо, вот бы сейчас растянулась всем на смех, да и вмятина в полу точно осталась бы. Очень благодарна, молодые люди!

— Эллина Арвидовна, Вы не пострадали? — к ним бежала молодая женщина.

— Нет, есть ещё на свете рыцари!

..Эллина Арвидовна, Эллина Арвидовна — крутилось в голове у Горшкова, где-то совсем недавно он слышал такое имя, и как молния сверкнула — это ж детский Бог по ДЦП, про неё баба Лена с придыханием говорила, они Саньку по её методикам вытянули.

— Эмм, простите меня, Эллина Арвидовна, можно Вас спросить? Вы та самая Бог по ДЦП у детей? Госпожа Сольева из Санкт-Петербурга?

— Да! Надо же! Не знала, что Бог!

— А не смогли бы Вы уделить мне хотя бы 10 минут Вашего времени? Скажем, часов в восемь, можно поужинать, плачу, естественно, я. Сейчас мне срочно надо доехать в магазин фирмы Clarks, купить обувь для ребёнка, завтра с утра улетаю.

— А возьмите меня с собой?

— С удовольствием!

Поехали туда. Эллина Арвидовна с переводчицей как нельзя вовремя подвернулись на пути — от обилия обуви Горшков растерялся, видя его растерянность, Сольева шустро начала выяснять, что и как у ребёнка.

Саша набрал Саньку и заулыбался слыша звонкий голосишко:

— Саня, дай бабе Лене трубочку. Я с ней немножко поговорю, а вечером мы с тобой долго-долго будем разговаривать, хорошо?

— Елена Сергеевна! Консультация Ваша требуется, объясните по Санькиной обуви, что и как.

Сольева быстро и конкретно вызнала про Санькину болезнь, покивала головой и, отдав трубку Горшкову, пошла по рядам.

— Саша… это же невероятно… сама Сольева? — Елена Сергеевна, Марине ничего не говорите пока, я Вас очень прошу!

Горшков полетел за Эллиной — она спросила, что конкретно он хочет купить. Горшков сказал, что хотел бы несколько видов: сандалики, кроссовки, ботиночки, сапоги.

— Обувь-то дорогая, — прищурившись, сказала Сольева.

— Ребенок тоже очень дорогой для меня человечек!

— Вы, я так поняла, не его отец?

— Да, но стану!

— Заинтриговали, молодой человек, бабушку, пожалуй мы с Вами поужинаем, знаю я тут одно местечко…

— Буду рад!

Видя как он выбирает обувь — яркую, с разноцветными шнурками, откладывая в сторону черные и коричневые, она только хмыкала, посоветовала купить ещё тапочки домашние, сама тщательно проверила отобранные «шузы» для мальчика, одобрила. Горшков расплатился, Эллина взяла визитки и поехали в отель.

В восемь вечера пошли на расположенную неподалеку тихую улочку в совсем небольшое кафе на шесть столиков.

— Я здесь уже бывала три года назад и вот мечтала вернуться ещё раз сюда!

— Ну, раз Вы здесь были, то Вам и заказ делать, я всеядный!

Конечно же, без томатного супа-гаспачо и знаменитой паэльи не обошлось, ещё Горшков с огромным удовольствием поглощал чурросы-пончики с шоколадом, понравился и голубой сыр. Распробовали астурийский сидр, Горшков, правда, больше налегал на пиво, чурросов заказал с собой по большому пакету-для своих и для Сольевой.

За едой и разговорами она ловко выспросила всё про Саньку, и Санька-большой незаметно для себя рассказал про Вершковых.

— Вот что, молодой человек, я тебе скажу, — перешла на ты Сольева, — назад тебе дороги нет! Такого ребенка обидеть несложно, а вот заживет ли его обида…

— Я мечтаю его усыновить, только вот мама его… — вздохнул он, — пока очень сложно. Эллина Арвидовна, я, может, и наглец, но, как бы Вы посмотрели его? Ваши методики его на ноги поставили, а в дальнейшем не хотелось бы, чтобы у него последствия какие-то были. Я мечтаю с ним в футбол играть, на велике по парку кататься, всякие подвижные игры… в лес ездить, ну, как у обычных пацанов чтобы всё было… а вдруг это всё противопоказано? Я знаю, что к Вам не пробиться, может как-то можно выкроить время?

Та долго смотрела на него, что-то прикидывая:

— Плату возьму хорошую!

— Согласен!

— Значит, так, присылай своего уникума, пусть разработает специально для меня и нашего центра персональную программу — зашиваемся во всяких бумажках, и сделать в нашем центре большой компьютерный класс для детишек!

— Согласен! — не раздумывая, тут же выдал Горшков. — Вот, теперь верю, что ты добьешься своей Марины, и мальчику будешь хорошим отцом!

— Значит, через пару дней присылаю спеца и зама своего по совместительству к Вам в Питер, договор подписывать он имеет право. Если что-то не устроит в формулировках, доработаем. Единственная просьба — забронируйте ему гостиницу поблизости, он в детстве болел полиомиелитом и ходить далеко, сами понимаете, ему не надо бы.

— Хорошо! Мы с тобой, Александр Сергеевич, вовремя встретились и к обоюдной пользе. Самое главное, поймать меня успели, это ж надо споткнуться на ровном месте! По приезду в Питер выберу время для твоего, я уверена, сыночка, и жду вас, очень мне хочется на Саньку посмотреть! Заинтриговал!

Вот и летел домой Горшков с нетерпением — оказывается он здорово соскучился по своей уже почти семье. Холодила где-то внутри тревога, боялся Лихо, если честно, что не примет его Марина, но очень надеялся на Саньку и бабу Лену.

Двадцать первое июля, Казанская, выпало аккурат на пятницу. С утра съездили в Аксеновку, отстояли службу, отец Федот после службы поздравил «нашу замечательную Татьяну Макаровну с юбилеем! Многая лета!!»

Довольные приехали назад — возил Ульянов, а дома ждал шурум-бурум. У калитки «баушку» перехватил внук Людмилки — Тимофей:

— Баушка моя старшенькая, как я по тебе соскучился!!

Правнук пошел в Шишкиных и в двенадцать лет был выше «баушки» на целую голову:

— Тише, медведище сибирский, задавишь ведь меня!!

— Я, знаешь, как по тебе и Каменке скучал!!

— Тимоха, дай маманю обнять, ишь прилип! — громогласная, крупная Людмилка, нежно и тихонько обняла бабу Таню.

— Ох, мамка моя, я возле тебя опять дитём становлюсь!!

Пока разбирали сумки, к дому подъехало такси.

— Батюшки! Сара приехала!! — баба Таня шустро выскочила на улицу. Из машины вылезли Сара с Кларой, а с переднего сиденья Илья, которого из-за огромного букета не было видно…

— Гости мои, заморские, как славно, что приехали, я ждала. Но сомневалася, мало ли чего! Ой, Илюша, куда ж такую страсть-то цветов? Люд, давай-ка ведро под такую красоту!!

С проулочка бегом бежала Валя, Илья рванулся ей навстречу, они долго стояли обнявшись, затем Валя расцеловала Сару и Клару и потащила их к себе, отдохнуть с дороги.

— Пап, мне столько надо тебе рассказать, как я рада, что ты приехал! — Илья же с нежностью смотрел на дочку и любовался её сияющим видом.

— Баба Таня, мы как — сами поедем к парикмахеру или сюда вызовем?

— Не, тута спокою не дадут, вот-вот Колька нагрянет, а он, сама знаешь — ураган. Людмилка, ты на хозяйстве останешься, Ванюшка всё что надо на турбазу оттащил, они с Федякой меня от всего отстранили. Собирайся, Валюшка, поедем марафет наводить. Пойду оденуся!

Валя, не отпуская руку отца, повела его в дом, и шепотком, загадочно блестя глазами, сказала ему:

— Пап, у меня есть огромный секрет, ты сможешь пока никому-никому, ни слова?

Тот засмеялся:

— Зуб давать?

— Нет, но секрет страшно секретный!!

— Даю слово!!

— Пап, ты к апрелю дедом станешь!! — У Ильи ослабели ноги, и он сел на стоящий рядом диванчик.

— Неужели правда? — он неверяще смотрел на дочку, та молча кивала головой.

Илья протянул ей руки, подождал пока она присядет, обнял и прижался подбородком к макушке:

— Доченька, ты мое счастье!! Я и мечтать не смел о детях даже. А теперь ещё и внук будет!! А папа у нас кто?

— Папа к вечеру прибудет, мы же только вас и ждали, он весь извелся, что никак не поженимся, он тоже не знает такую новость!

— Ох, как славно! Мы с бабулей волновались, что наша девочка всё одна и одна! Сара Львовна теперь встряхнется — правнук будет, она последний год что-то прибаливать стала. А после такой новости…. Девочка моя, как же я тебя люблю!!

С улицы шумнула баба Таня. — Пап, вы тут немного без меня побудьте, управитесь, стол накрыт, где что лежит, ты знаешь. Я обещала бабе Тане съездить.

— Хорошо, ждем тебя!

Валюшка ускакала. Илья, накормив и отправив «девочек» отдохнуть, вышел на крыльцо, постоял пару минут:

— Илюха!! Кого я вижу!! — от калитки Шишкиных заорал Ленин. — Иди скорея! Обнимемся!

Подъехали два пацана на великах.

— О, а это Валюшкин лучший друг — Лёха!

— Наслышан, наслышан, — улыбнулся Илья, пожимая протянутую другом руку.

Лёшка тоже разулыбался:

— Мне Валя про Вас много рассказывала, и Вы на неё похожи!

Что-то забрав у Ленина, мальчишки умчались, прихватив с собой сибиряка Тимоху.

— Ух, к вечеру все Шишкины соберутся. Каменке веселая ночка предстоит!

Суета, шутки-прибаутки, Илья с огромным удовольствием включился в этот водоворот. Приехал Ванюшка, шумно и громогласно наобнимался со всеми, загрузил два стола, забрал с собой Илью… а на турбазе всё кипело: расставлялись столы, укладывали широкие доски на табуретки, чтобы всем хватило места, ребятишки украшали площадку перед входом, тут должны быть танцы. Леха и Матюха с мужиками отгораживали место для салюта, в небольшой комнате Тома с одинаковыми девчушками раскладывала цыганские костюмы, все были при деле, и к четырем часам всё было готово.

Поехали домой. У Шишкиных во дворе высокий, крупный, явно Шишкин, мужик на всю улицу шумел:

— Маманя, дай я тебя обниму как следует! Выходи, в доме тесновато будет!

— Колька, тебе же сорок скоро, а ума всё нету! — выходя на крыльцо, проворчала баба Таня — он схватил её в охапку:

— Я тебя тоже люблю! О, какая ты у меня красивая!

Маманя притворно сердясь сказала:

— Поставь уже меня, дай с девками поздороваться! — девки-снохи смеялись в сторонке.

— Где ж Еленка-то?

— Она сразу на турбазу поедет. У неё самолет по метеоусловиям задержался, не волнуйся, уже прилетела и едет сюда.

К шести часам поехали большой толпой на турбазу. У входа в зал стояли гости и ждали именинницу — принаряженные Шишкины: Петр и Федяка, невысокая, но по обличью явно Шишкина, женщина и внуки, правнуки и снохи.

Все окружили нарядную и торжественную Макаровну… поцелуи, объятья…

— Танька, хватя уже, винцо прокисня, за аменинницу надоть выпить! — Шустрый, лысоватый дедок нарушил процесс обниманий.

— Вот, прохиндей ты, Васька! — В тон ему ответила баба Таня, — айдате за столы!

В центре столов, расставленных буквой «П», стоял высокий стул.

— Маманя, это тебе, трон, чтоб тебя все видели!

Расселись, с шумом гамом, прибаутками, кое где были пустые места…

Пётр встал:

— Позвольте мне, как старшему…

— Петь, а чей-то ты в костюм при галстуке по жаре вырядился? — ехидненько спросил какой-то рыжий мужик.

— Вась, помолчи… я как старший… — и опять его перебили — в зал ввалилась шумная толпа цыган…

Были тут и разудалые цыгане, крупногабаритные, явно Шишкинской породы, цыганки и цыганята, все нарумяненные и ярко накрашенные. Вся эта гомонящая пестрая толпа ввалилась под аккомпанемент двух гитар, трех бубнов, одного баяна и балалайки.

— Ай нэ-нэ-нэ… — пели цыгане, а вперед вышла статная широкоплечая цыганка, с большой грудью, размера восьмого и, поведя плечом, с подвываниями запела:

Цыгане оглушительно вступили:

Из-за спины цыганки важно выплыли две мелкие цыганочки с подносом, на котором стоял бокал, размером с поллитра, тут же раздался хлопок, в потолок полетела пробка… А самый крупный цыган налил полный бокал шампанским и с поклоном поднёс его Макаровне.

Все цыгане слаженно запели:

— Пей до дна! — сидящие за столами подхватили, и под такое хоровое пение баба Таня выпила шампанское и, озорно взглянув на цыган, с размаху швырнула его в пустой дальний угол, брызнули осколки, и все захлопали и заорали:

— На счастье!!

Тут же зазвучала «цыганочка» и цыгане начали плясать… это было фееричное зрелище. Плясали истово, особенно лихо получалось у детишек и цыганки с большим бюстом, та умудрялась и плечиками потрясти и частушки петь:

Дальше дружно шел общий припев:

— Цыганочка ока-ока, цыганочка черноока, цыганочка черная, погадай!

— Цыганочка Аза, Аза, кому раз, кому два раза, а кому ни разу не дала… — тишина и дружное, — … поцеловать!

Солистка, забывшись в танце, начала поднимать юбки и за столами начали откровенно ржать, из под шикарных юбок показались не менее «шикарные ножки»… явно сорок какого-то размера. А та всё поддавала жару, отплясывая и тряся бюстом… и тут одна грудь выскочила из большого выреза кофты и отлетела к столу….

Шустрый дед Аникеев, тут же подскочив, схватил её:

— От это грудя!! — Он подбежал к цыганке, которая оттопырив край кофточки уже ждала его, засунул грудю в вырез, положил голову на грудь и сказал:

— Всё, Танька! Меняю я тебя, это ж смотри какая подушка, почивать на ей как царевич-королевич буду!

Цыганка смачно поцеловала его в лысину, оставив красный отпечаток на лысине, и опять цыгане плясали и пели, напоследок спев хамскую частушку:

— по одному начали плавно уходить из зала, солистка же напоследок села на шпагат, вызвав много восторга и криков — Браво! — низко кланялась и придерживала бюст.

Народ смеялся, многие вытирали слезы от смеха. Опять встал старшенький, Петр, теперь ему позволили поздравить мамулю, в зал по одному входили Шишкины, строго по очереди поздравляя бабу Таню: Людмилка, Федяка, Еленка. Все расцеловывали мамку, с большим букетом к матери подходил Колька:

— А чего это, Татьяна Макаровна, у тебя сынок Колька лезет нахально без очереди? — раздался мужской голос. У входа стоял ещё один Шишкин, ниже братьёв сантиметров на десять и не такой крупный, он не казался мелким, судя по всему, мужик был из породы худощавых, но жилистых, обличьем же он походил на бабу Таню.

— Сынок! А то я думаю, что-то грудастая цыганка мне кого-то напоминает? — ахнула баба Таня, и как молоденькая девочка, тут же подскочив, полетела через весь зал к нему. Тот поймал её и как пушинку закружил вокруг себя:

— Мамуля моя!!

— Ну вот, — проворчал Колька, — всегда Мишук-сынок, а Кольке вечно одни шишки…

Подождав, пока Мишук осторожно поставит бабу Таню на пол и расцелуется с ней, Колька полез обниматься:

— Наконец-то явился! — от души хлопая того по плечу, Колька облапил брата.

Старшенький же сказал:

— Ну всё, Мишка здесь, теперь веселья через край будет!

Дружно налили из графинов, стоящих вперемешку с бутылками водки и вина, как-то все гости предпочли калиновку из графинчиков, и понеслось… За столами усидели не долго, сначала зазвучал вальс, и все Шишкины сыновья, по очереди, начали танцевать с бабой Таней её обожаемый вальс, после сынов пошли взрослые внуки, и когда отзвучала музыка, счастливая и раскрасневшаяся баба Таня поклонилась всем гостям.

— Вот такая я богатая и счастливая, вальс танцевать могу весь вечер, кавалеров дополна. А ты, Васька, изменщик коварный, более мне не жених! Променял меня на грудя!

Дед Аникеев, выпятив впалую грудь, отважно сказал:

— Не, Танька, тама мягше и больше!

— Ты лысину-то протри, напугаешь кого кровавым поцелуем…

— А теперь, — взял микрофон Ванюшка, — наша семейная, многолетне-любимая песня…

Все многочисленные Шишкины собрались вместе и грянули:

Дед Аникеев, не выдержав, пустился в пляс, его поддержали Сара с Кларой, за ними вылетела Феля (на которую, вытаращив глаза, уставился Игнатьич,) к Феле поскочил Лёха. Тут же рядом запрыгали дети и через пару минут отплясывали все. Без перехода грянула «Цыганочка», тут уж кто во что горазд отплясывал… Где-то в толпе выкидывал коленца Игнатьич, павой выписывала круги вокруг него Феля, кружила вокруг своего Калины и папы Валюшка. Уморившись, присели утомленные Сара с Кларой, выдохся дед Аникеев…

— Пока передых… — выключил музыку Ванюшка, — да и калиновка не вся выпита.

Мишук, увидев раскрасневшуюся Валю, громко воскликнул:

— О, невеста моя здесь.

— А где же мне быть, изменщик коварный?

— Чтой-то я изменщик?

— Клятву-то давал жениться, а сам… Ритку Володину обхаживать начал…

— Не помню про клятву, — хитро усмехнулся Мишук.

— У меня, вон, два свидетеля имеются — Ванька и Колька… — Согласно статье 51, они не могут быть свидетелями, да и по молодости лет….

— Я могу, — рыжий, смеясь, подал голос, — видел я, как ты, Мишка, землю ел, клялся на ней жениться!

— А… рыжий, подглядывал и подслушивал, как всегда?

— Такую клятву грех было не подглядеть, так что жениться пора, сколько лет прошло, тридцатник небось?

— Женился бы, ей Богу, но не могу, потому как женат… Дорогие сердцу моему Шишкины и все односельчане, вот, знакомьтесь — жена моя, Настенька! Ай! — тут же получив от бабы Тани подзатыльник, воскликнул Мишук, — чё дерёсся?

— Как был Анчутка так и остался, пошто жену прятал?

С дальнего конца стола встала смущенная и глубоко беременная молодая женщина, баба Таня, ещё раз треснув любимого сыночка по спине, мухой вылетела к Насте:

— Иди ближе, милая, сейчас все Шишкины ринутся с тобой знакомиться, а они, медведи, силушку свою как не рассчитают!

Весь вечер баба Таня опекала свою новую сноху. А узнав, что будет ещё один Шишкин, вздохнула:

— Мужиков-то у нас в роду испокон больше было, видно сильна в Шишкиных мужская линия…

Веселье меж тем набирало обороты. Уже притомившись, тихо подрёмывал в углу «жених» Аникеев, молодежь лихо отплясывала под современную музыку, уставших Сару с Кларой повез домой трезвый специально нанятый водитель, когда опять Ванюшка сказал в микрофон:

— Прошу всех выйти на улицу, будем смотреть аттракцион в исполнении именинницы, Татьяна Макаровна, давай на выход!

— Опять чего придумали?

У входа стоял электроскутер:

— Вот тебе конь-огонь, давай-ка, опробуй его, — пояснил Ванюшка.

Показав, как им управлять, отошел в сторону, и баба Таня сначала тихонько, а потом лихо сделала два круга по дорожкам!

Лёшка сиял как солнышко:

— Дед, скажи, клёво!

Иван, уставший смеяться, только головой кивал.

— Лёш, где хоть Феля наша?

— Да вон, песняка давит!

И правда, после лихого проката бабы Тани народ как-то подразбрёлся — мелкие окружили её машинку, кто-то предложил написать название «Конь-огонь», кто-то просил разрешения посидеть на сиденье, а кто и прокатиться. Сибирский «медведище» важно отгонял наиболее настырных, среди которых, конечно же, была Анчутка-Аришка.

Молодежь столпилась возле более старших с интересом слушая, а то и подпевая тем. Федяка играл на баяне, Калина на гитаре, а Ванюшка и Колька трясли бубнами. Перепели пожалуй всё, начиная с так любимой старшим поколением «Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить» и заканчивая «желаю, чтоб вы все были здоровы»…

— Эх, — не выдержал Ванюшка, — Федяка, давай!

И Федяка дал: опять начались пляски — большие Шишкины плясали легко, а когда оба — Иван и Коля — пошли в присядку, молодежь и детки заорали от восторга, рядом с Игнатьичем оглушительно засвистела Вера, Феля, лебедушкой плывущая по кругу, радостно поддержала:

— Так, Веруня!! Жги!!

Заскочил в круг Мишук, и пляски стали ещё зажигательней.

Уханье, аханье, разудалый посвист, смех… баба Таня, устало обмахивающаяся платочком, сказала с завистью смотрящей на всех жене Мишука:

— Не переживай, вот родишь, и оторвешься не по-детски! У нас завсегда праздник от всей души, Шишкины и гулять, и работать мастаки!

— А в пустом зале, в уголочке на стуле похрапывал «изменщик коварный» — дед Васька Аникеев, и стояла на столах выпивка и закуска, некому было угощаться, все плясали.

Потом, уже заполночь был салют… гроздья огненных цветов летели в сторону речки и похоже, Аксёновка тоже не спала. Салют длился минут двадцать, опять был визг и писк, восторг зашкаливал!

Отправили детей спать. Полусонные, разморенные, уставшие гости, наконец-то расселись за столы, теперь пошли неспешные разговоры. Много вспоминали детство всех Шишкиных, рыжий Васька Самсонов, первейший помощник в проказах сказал, почесывая руку:

— А ты, тёть Тань, ох и крута была на расправу, до сих пор непроизвольно руки чешу, глядя на тебя, уж больно едучая у тебя крапива росла!!

И опять все гоготали, вспоминая, кому и как доставалось крапивой.

— Вы ж, Анчутки, на проделки всякие мастера были, а справься с вами, с такой оравой, попробуй, вот и помогала крапива-то!

— Правильно, Танька, — проснувшийся Аникеев вставил свои 5 копеек, — опять же, ревматизьму не будет!

Валя сидела между двумя самыми дорогими мужчинами и тихо млела: Илья и Калина понравились друг другу, осталось только после выходных пойти в ЗАГС и сообщить радостную новость папе и прабабке Саре.

Козырев же, отправив детей спать, просто сидел и наслаждался. В такие вот моменты душа раскрывалась во всю ширь… такое благостное состояние он не помнил когда и было… он принял всей душой и Каменку, и всех, кто окружал — таких славных и, пожалуй, ставших ему дорогими, людей. Одна Макаровна, открытая, добрая, мудрая, в силу возраста, сова, вызывала такие добрые чувства и благодарность…

Он, знавший Фелю долгие годы, весь вечер удивлялся — куда делась его скупая, вечно бурчащая финдиректор? Весь вечер была шухарная тётка, плясавшая и певшая матерные(!!!) частушки.

Калина, всегда серьёзно-невозмутимый, сегодня открылся совсем с другой стороны… Валин отец, вначале бывший серьёзным и скованным, с удовольствием пляшущий и перепевший все старые песни, его строгая мама, закатывающаяся от смеха… А уж Шишкины… Вот и сидел Иван расслабленный и счастливый, понимая, из какой депрессии и ямы тоски вытащили его все эти деревенские жители, и его самый лучший в мире внук, Лёшка.

Расходились под утро, распевая во всё горло, кто во что горазд. Рано проснувшиеся и выгоняющие коров, хозяйки улыбались, и было так радостно от наступающего яркого дня и от переполнявших душу шикарных эмоций.

Естественно, проспали почти до обеда, даже дети с Лёхой проснулись поздно. Только Сара, Клара и баба Таня были на ногах в этом сонном царстве.

Первым вылез Мишук:

— Мамуля, полей мне, пожалуйста!

Мамуля пошла за полотенцем, сначала слышалось уханье и фырканье, а потом разгорелся скандал.

— Мам… это давно было… ничего же серьёзного… мам, мам, ну ты чего… мама, я же тебя расстраивать не хотел, ты ж у меня не молодка… ай… мам, ай…

Выскочившая на шум Сара и проснувшаяся Валюшка увидели такую картину: по Шишкинскому двору скачет, уворачиваясь, Мишук, а баба Таня молчком гоняет его с пучком крапивы в руке.

Тот наконец изловчился и схватил её в охапку, прижав её руки к бокам:

— Мамочка, прости мня дурака!! Я, правда, не хотел, чтобы ты расстраивалась!!

— Дурак ты, Мишка, первостатейный… я себе руку отрублю, не так больно будет, а у вас пальчик порезанный намного сильнее напрягает. То-то я и волновалась, что не приезжаешь…

Вышедший на шум, заспанный Колька боязливо поглядывал на мать.

— Знал, засранец? — Баба Таня утверждающе ткнула пальцем в него.

— Мамуль, — заюлил тот, — ну, мы тебя берегли!

— Поганцы, все знали?

— Не, Колька, Ванька и Еленка только, Еленка ко мне в госпиталь приезжала.

Баба Таня вывернулась из рук сына.

— Видеть вас не хочу! — и сгорбившись, пошла в дом.

— Я тебе, Мишка, сколько говорил, что маманя обидится? — Колька в расстройстве махнул рукой, — ну знала бы про твоё ранение, а так мы её как бы проигнорировали, конечно она сейчас в обиде… и не подлижешься как в детстве… эх, наворотили!!

Мишук расстроенно вздохнул:

— Да, теперь пока не отойдёт от обиды… ну, не мог я ей такое сказать, она б в госпиталь примчалась. А там я такой… полудохлый, с её ли сердцем такое видеть было? Как думаешь, сильно обиделась она, а, Валь?

— Сильно, Миш, она ведь, сам знаешь, не любит, когда обманывают, а тут такой шрам, она теперь вся изведется, ведь будет думать, что не доверяешь ты ей…

Мишка совсем приуныл:

— Думал, что мне, как самому мелкому, скидка будет… Гадство какое!!

Весь день младшие Шишкины ходили угрюмые и скучные, баба Таня упорно их не замечала, Еленка попыталась объясниться с ней. Та не стала слушать:

— Я вас всю жизнь учила не врать мне!

Ситуацию разрядила Марь Иванна — о чём она говорила с подружкою, никто не знал, но баба Таня слегка оттаяла, да и поспособствовала этому Настя, у которой начались схватки, охая, она выговорила:

— Ведь две недели ещё до срока!

Побледневший, с трясущимися руками, никогда ничего не боявшийся, Мишук тронул сердце мамани своей растерянностью, она мгновенно начала действовать. Калинин сел за руль, баба Таня, Мишка и Настя поехали в районную больницу… Шишкины все смиренно ждали, что и как.

Через пару часов у Вали зазвонил телефон, она выслушала, сказала:

— Хорошо! — отключила телефон. Все Шишкины молча ждали, что она скажет.

— Ну что, Шишки, поздравляю вас с племяшом, едва успели до роддома довезти, он похоже вчерашнее веселье пропустил, сегодня вот поспешил родиться!! Мужик, весь в дядьев — четыре двести весом!

Шишкины загудели:

— … нам мужики всегда нужны! Шишкину роду — нет переводу! Вот и будем подряд рождения отмечать самой старшей и самого младшего, пока что, младшего.

Вскоре приехали баба Таня и новоявленный отец, все поздравляли Мишку, обнимали, хлопали по плечам. А он все никак не мог осознать, что у него теперь есть сын!

Калинин, приобняв Валю, вздохнул:

— Мы-то с тобой сумеем ли родить кого?

Та улыбнулась и сказала:

— Ну, вот в апреле и родим…

Тот не понял сначала…

— До апреля ещё далеко… постой, ты сказала..?

— Да, я сказала!! — засмеялась Валя.

— Правда? Это правда?! Я стану отцом?!

Он не видел, как все замолчали и с интересом смотрели на них.

— Валечка! — Он схватил её и закружил по двору. — Я… я… у меня нет слов!! Иван! Старлей!! — заорал он во всю мочь.

Козырев, подходивший к дому, прибавил шаг:

— Что, Калина? Что случилось?

— Иван!!! Я скоро отцом буду!! — Он аккуратно отпустил Валю и влетел в объятья Козырева. — Я ж и верить в такое боялся!!

Баба Таня подергала его за руку:

— Володя, я тебе, помнишь, сказала, что сын у тебя будет?

Тот подхватил её и тоже закружил:

— Баба Таня, ты самая лучшая!! Сара же обнимала Валю:

— Девочка, как я рада!!

Младшие Анчутки — Шишкины не были бы Шишкиными, если бы не воспользовались такой ситуацией — переглянувшись, все втроем дружно упали на колени перед бабой Таней:

— Мамуль, прости непутёвых! Она вздохнула:

— И когда только повзрослеете?

— Пока ты у нас есть, мы — дети. А не будет тебя, и мы станем взрослыми, НО ты нам всем троим в детстве обещала, что до девяноста лет будешь жить, ещё пятнадцать лет мы дИтями и будем, а может и побольше, слово надо держать!!

Колька проникновенно смотрел на маманю.

— Ты у нас на самом деле самая лучшая, Миш, Вань, скажите? — Те дружно кивнули.

— Тогда слово моё такое — ежели будете врать, в Каменку ни ногой!

Обрадованные дитятки торжественно поклялись не обманывать.

— Миш, Вань, Коль, ешьте землю или зуб давайте! — ехидно добавила Валюха, на что получила дружное:

— Ехидна!! Не меняешься!!

Тут же развили бурную деятельность, вскоре потянуло шашлыками, Феля явилась с полной корзиной грибов, их тоже пустили в дело, за огородами на бугре накрывали «поляну», подтянулись старшие Шишкины…

— Опять колхоз получается — «Сорок лет без урожая», — съехидничал Ванюшка, за что тут же огрёб.

— С урожаем, да ещё каким, внуков уже девятнадцать с сегодняшним. Миш, как сыночка назовем?

— Да вот ща и подумаем всем колхозом.

Имён перебрали много, общим голосованием постановили назвать Егорием, Егорушкой, Жориком!

Ребятишки неподалёку затеяли футбол, азартно гоняя мяч, ну, и как же Шишкины в стороне останутся?

Баба Таня только головой качала:

— Неугомонные, всё детство у них играет!

А на поле развернулась нешуточная баталия, две команды взрослых мужиков играли азартнее ребятишек, подтянулись болельщики, как всегда — дым коромыслом.

Сыграли, как ни странно, вничью. Чумазые, вспотевшие дружно повалили на речку, там опять было шумно и весело.

Валя с бабулями Сарой и Кларой, Феля, баба Таня, Тома, жены Ванюшки и Кольки, Марь Иванна, Людмилка и Еленка сидели под яблоней, неспешно попивая чай.

— Ну их, пусть носются, мы пока вот, спокойненько посидим, а то колготы не обберешься. Это ещё баню не затеяли, а и до ночи бы парилися! А и завтра с утра точно начнут баню готовить, вон, Ленин веников приволок сёдня… охо-хонюшки… Не, девки, пять мужиков в семье — это перебор! Зато вона, как весело, скучать совсем не дают. Сейчас Петька поспокойнее стал, в годы вошёл, а то ухарь тот ещё был, попадало больше всех ему, малые-то не помнят, а вот Людмилка помнит.

Та смеясь, кивнула:

— А и мне отец подсыпал, я ж тоже Шишкина!

— Лёш, вы, поди, голодные?

— Не! Мы занятые, ща вон до Аксёновки надо сгонять, мы недолго!

— Вот, малец чисто деревенский стал, а и хорошо, в школе-то освоится зараз!

Марь Иванна вытерла глаза:

— Девки, как же я вам благодарна, особенно за Ивана! Он ведь как робот был, а в деревне-то оживел, детишки, смотри, какие стали шустрые, а уж Лёха… Ты, Валюшка, правильно тогда его ёжиком звала-колючий был! Да и я-то годков с десяток скинула, в Каменке воздух что ли волшебный? Смотри, как люди здеся отмякают!

— Это точно, — подтвердила Феля, — меня же за глаза на работе «Стервозный сухарь» зовут, привыкла быть такой, а здесь вот плясала и частушки вспомнила, лет тридцать пять так себя не вела!!

— А и славно, душа должна очищаться! — баба Таня очень серьёзно договорила, — в такой-то природе она сама по себе раскрывается!!

Мужики как-то быстро умотали спать, всё-таки уморились.

Правда дед и Лёшка посидели на лавочке перед уже своим домом, разговор такой ленивый получился.

— Лёх, ты просмотрел что Никитин спланировал?

— Да, дед, мы с детьми уже комнаты выбрали для себя. Им на втором этаже, а мне эту, как её… ну, верхотуру, отдашь?

— Мансарду?

— Во, её! Это ж как третий этаж, и всю деревню видно будет, особенно утром. Я когда Зорьку гоню, так клёво, туманчик такой бывает, тихо. Дед, правда, тут хорошо?

Дед обнял своего невозможного внука:

— Согласен, здесь даже дышится по-другому. Пошли спать, а?

А баба Таня разогнав всех своих, пытала Мишука:

— Рассказывай, голубь сизый!

— Мам, ну прошло всё уже… Был в командировке… попал вот под раздачу, с солдатиками, они-то совсем салаги, вот я и… Потом долго валялся в госпитале, а как тебе такое сказать? Я же помню, какая ты была, когда батя ушел… Мамуль, прости, не смог… Там вот зато и Настю свою встретил, она свой мед заканчивала. Но теперь можешь не волноваться… в Рязани буду, в училище ВДВ, никуда не полезу, у меня же ты и сын теперь есть, как говорится — старый да малый… Мам, ты даже не представляешь, как мне сейчас спокойно, все такое родное, любимое, и ты рядом. Мы все тебя очень любим, просто взрослые уже, и ты мелковата стала, а так бы и посидел у тебя на коленях… — он обнял её. — Мамка моя, ты даже не представляешь, как мы тобой гордимся! При разговоре с Федякой или Ванькой первое, что спрашиваем — как мамка? А потом, обрадовавшись, что ты бегаешь по-прежнему шустро, про свои дела говорим.

Баба Таня вздохнула:

— Да как не бегать, когда вы, вон, то в дерьмо, то в партию вступаете? Слово моё, сын, твердое, обманешь — не появляйся!

— Не, мам, не буду!

Он поцеловал её в щёку:

— Пошли спать, ты ж с Зорькой ни свет ни заря встаешь, нужна она тебе, корова эта?

— Цыц, Зорька со мной сколь лет? Да и без дела-то я совсем состарюся, пока в силе, буду корову держать.

Калинин же обстоятельно и долго беседовал с Сарой, эта строгая с виду женщина как-то сразу располагала к себе, с ней было уютно, по-домашнему.

— Что ж, Володя, я рада, Валюшку ты не обидишь, уверена.

— Сара Львовна, я её всю жизнь ждал! Какое обидеть, мне без неё дышать трудно! И ребёнок… это же как подарок, мне все равно кто будет, пусть бы и парочку родила. Два месяца назад я и помыслить не мог о таком, теперь понимаю, что значит — счастье!!

Довольные друг другом пошли по комнатам, Калинин подлез к спящей жене, обнял, внутри разливалось тепло, через пару минут заснул и снились ему какие-то добрые сны, запомнился только маленький кареглазый мальчуган… бегущий с криком ему навстречу… Совсем недавно отпустили его кошмары о прошлом, спал израненный Палыч, крепко обнимая свою суженую.

Спалось всем в Каменке славно, а в Москве никак не мог уснуть Горшков, вертелся, вздыхал, вставал, курил, и всё никак не мог придумать, как же сделать, чтобы и Марине он стал нужен.

Санька и баба Лена уже и в гостях у него побывали. Санька носился по огромной квартире, особое восхищение у него вызвала комната с тренажерами:

— Дядя Саша, а можно я к тебе буду приходить на всех этих… как это… а, тренажерах заниматься? Так хочется, а?

— Не проблема, Сань!

Баба Лена впала в ступор на кухне от обилия всякой техники.

— Саша, все у тебя очень здорово, но как-то неуютно, вот здесь бы цветов надо, скатерть веселенькую, нежило как-то, уж извини старую за критику.

— Честно? Я тут только ночую. Вот если б вы все ко мне переехали… Я, Елена Сергеевна, очень на вас с Санькой надеюсь, что вы поможете мне… Понимаю, что тороплюсь, но как-то я без вас и не мыслю своей жизни теперь, вы мне все нужны, а уж Санька… может, это и кощунство с моей стороны, но лучшего сына и желать не надо.

Баба Лена помолчала…

— Саша, я вижу твое искреннее, душевное отношение ко всем нам, ты для Саньки на самом деле будешь хорошим отцом, мы с ним за тебя горой… А Марина? Ей нужно время. Слишком много негатива было, ты только не торопи её… капля камень точит… боится она ошибиться.

Марина же все больше убеждалась, что Горшков планомерно и конкретно вёдет осаду. Привез из Испании великолепную обувь для сына (Санька каждый день мерил её и восторженно восклицал:

— Мамочка, какие сапожки мягкие! Зимой ножкам будет тепло и удобно!), гору всяких трансформеров, какие-то игры. Бабе Лене и ей, Марине, духи, сладости…

Санька и баба Лена побывали у него в квартире.

— Безлико и неуютно, — выразилась мам Лена. Санька же рвался туда спортом заниматься. Хитрый Горшков каждый вечер заезжал за ней на работу вместе с Санькой. Тот важно восседал в детском креслице и докладывал обо всём, что случилось за день. Мужики слесаря отнеслись сначала неодобрительно, а потом, видя как Горшков таскает на руках счастливого Саньку, одобрили, и вечерами кто-то из них шумел, если Марина была на яме:

— Николавна, твои приехали, закругляйся.

— Колька Донских, как всегда, выразил общее мнение:

— Мужик настоящий! Не упусти!

Прозвонился Толик Ярославцев. Пригласил её на разговор, они долго сидели в кафешке. Толик, не пытаясь давить на жалость, просто рассказывал, как они выживали.

— Витька Рычагов, помнишь такого? Так вот когда Лихо освободился, он ему сказал: «Приползешь ведь ко мне на коленях, а я ещё посмотрю, стоит ли тебя подбирать». Ну вот, продали мою «копейку» за копейки и рванули в столицу. Сашка — он упёртый, рвал жилы, мотался по всей Москве, брался за любую работу, помнишь, как он умел уболтать любого? Так после зоны как отрезало, до сих пор, слово-золото, но если уж сказал — железно. Маришка, я тебя ни о чём не прошу, но присмотрись к нему, он ведь с Санькой твоим светится весь, я его таким только до зоны помню. Я сегодня в Питер уезжаю на пару недель. Как приеду, давай мотанем на шашлыки на природу?

— Ладно. А что этот Рычагов, вспомнила, рыхлый такой… наглый? Когда отца хоронила, он меня о чём-то спрашивал про Горшкова, я в шоке была, даже и не поняла, что ему надо.

— Тут, видишь ли, много чего замешано. Он Сашке с детства черной завистью завидовал, наш-то орёл был, плюс девки его любили, а тогда подвернулась возможность Лихо закрыть… Ну, то есть подставить, они там все мутили хорошо, а у Рычага папашка-то зам мэра был, вот и получилось, что всё на Сашку свалили. Сашка в тот же день когда ты уехала и загремел на нары… Рычаг, чтобы самому не влететь, обещал златые горы… а сам даже пачки сигарет не передал за пять лет. А тебя, может, хотел на предмет отношений с Сашкой прощупать, и если таковые имеются, Горшкову подгадить побольше.

— И что, Лихо все простил? Не в его характере…

— Да мы свой материальный ущерб смогли забрать, я что, не хакер что ли? А он, паскуда, плохо кончил — пьяный в собственной… захлебнулся. Папашка там что-то накрутил, был под следствием, не стало мохнатой лапы и дружки поразбежались, вот и вернулся бумеранг к Рычагу. Ну а мы, как видишь, не пропали, в том, что мы сейчас имеем, заслуга полностью Сашкина, я бы один не выплыл. Вот и прошу тебя, Маришка, не навреди ни себе, ни Саньке, ни Сашке. Не моё это дело, но Сашка… Он надежный, за своё любому горло перегрызёт, а своего-то у него только я, полуинвалид. Я его теперь не узнаю… оживленный, веселый. Про Саньку каждый день мне рассказывает… Подумай, Маринка, он уже над вами трясётся…

А в Каменке буянил правнук-сибиряк:

— Баушка старшенькая, скажи моей баушке, чтоб она одна ехала на море, или вон кого из деда Фединых взяла! Там же скучно, в этой Турции: море-бассейн-еда! А тут ребята, рыбаловка, грибы, Малявка, ты, баушка, Верный, я у тебя три года не был, не хо-о-очу!!!

— Люд, ай правда, поезжай уже одна!.

— Мам, все ведь уже оплачено!

Тимошка разрыдался басом, как настоящий медвежонок…

Палыч сказал, что попробует перерегистрировать у знакомого владельца турфирмы, только на кого? Вызвался младшенький Федякин, Никита. С доплатой, но сделали, Тимошка прыгал от счастья.

Гости поразъехались почти все, остались только Петр с двумя внуками, Колька и Мишук.

Чтобы не напрягать маманю лишний раз, Петр и Колька остановились у Федяки на турбазе. Колька, естественно, зависал у мамани, мотались с Мишкой два раза на дню в роддом, к пятнице готовились нового Шишкина встречать. В среду дружно поехали в районный ЗАГС — Валя категорически отказалась в Москву ехать, а Калинину было все равно, лишь бы побыстрее…

Народу набралось прилично — Шишкины, Илья, Сара с Кларой, приехали Козырев с Фелей, и старшая сестра Палыча, Анна, конечно же Лёха с детьми, Аришка, Тимошка, Ульяновы. Арендовали автобус, как всегда гомонили и галдели, у ЗАГСА уже стояли Ванюшка с женой — в общем, самые близкие и нужные были здесь.

— Какая красивая пара! — переговаривались любопытные, живущие неподалеку и подошедшие на шум жители.

Пара действительно была красивая, больше всего красила их идущая откуда-то изнутри радость: сияющая, красивая и счастливая Валюшка, торжественный и немного напряженный Володя…

Баба Таня и Сара прослезились, Илья тоже был растроган, особенно, когда Калинин вынес жену на руках и закружил. Лёха, принаряженный и серьёзный, первым подошёл к супругам, вручил Вале букет, расцеловался с ними.

— Теперь я спокоен, вы пристроены!

— Ах ты, шельмец! — Валя нежно расцеловала его, довольный Лёха отошел, уступая место другим.

Поздравив молодых, поехали в Аксёновку, где уже ждал отец Федот. Обряд венчания впечатлил всех, оглушительная тишина длилась все венчание, никто даже не кашлянул.

Из церкви выходили все какие-то задумчивые, Мишка попросил маманю договориться и о своем венчании, зацепило за душу.

Калинин опять нес свою ненаглядную на руках.

— Вот, штоба так и носил завсегда!! — вездесущий дед Аникеев подсуетился и тут.

— Лешак тебя понеси, Васька, — ругалась баба Таня, — ты как репей!

— Так годы-то великия, хочу успеть, хоть поглядеть на доброе-то!

Чуток передохнув и переодевшись, взрослые поехали в ресторан «Былина», построенный в старорусском стиле, и гуляли там до закрытия. Гуляли, как всегда, с размахом, к концу торжества охрипли. Ванька с Колькой весь вечер «спевали» в караоке, обслуга вся высыпала провожать таких великолепных посетителей, свадьба получилась запоминающаяся.