Нувориш

СТРЕЛЬБА В ПАРКЕ

Левко поднялся рано, когда в доме все еще спали. Постоял у окна: Задонько предупреждал, чтобы поостерегся выходить из дому, но все вокруг было таким мирным, дышало таким покоем, что вчерашние опасения показались значительно преувеличенными, а предупреждения полковника чуть ли не бессмысленными. К тому же вчера прошел дождь, а нынешнее утро выдалось солнечным и свежим; над парком, начинавшимся за квартал, висела полоса тумана, на улицах еще не появились прохожие, тишина царила в городе, и лишь редкие утренние троллейбусы нарушали ее.

Левко натянул майку и спортивные брюки, обул кроссовки и отправился в парк. Грех пропускать такое утро: днем снова станет жарко, а сейчас вольно дышится и можно хорошо размяться. Все же остановился в парадном, осторожно выглянул, убедился, что в переулке, ведущем к парку, никого нет – и двинулся рысцой, постепенно набирая скорость.

На улице позванивали трамваи, шуршали шинами троллейбусы, солнце еще не поднялось над деревьями и полоса седого тумана, застрявшего в их кронах, навевала беззаботность. Левко пересек улицу и побежал по аллее. Чудо, а не кроссовки, усмехнулся довольно, бегать в них легко и приятно – пружинят в подошве: захотелось попрыгать совсем по-детски, козлом.

Аллея вела в глубину парка к Министерству здравоохранения, Моринец побежал именно в том направлении – к оврагу, упирающемуся в Петровскую аллею.

Дышалось легко: чувствовал едва ли не каждой клеточкой тела упругость прохладного утреннего ветерка.

Вдруг что-то насторожило Левка: боковым зрением заметил человека, притаившегося за толстым стволом клена, и чуть ли не сразу утреннюю тишину безлюдного парка разорвала автоматная очередь – совсем короткая, будто почудилось или ребенок в азарте игры имитировал этот звук. Но пули сковырнули грунт почти у самых его ног, испуг ужалил сердце Левко, он сразу сообразил – началось…

Только невообразимый болван, тут же обругал себя, мог столь легкомысленно отнестись к предупреждениям полковника.

Моринец метнулся в сторону, за спасительную стену каштановых стволов, бежал, петляя между ними. Знал: единственное спасение – не останавливаться, а во что бы то ни стало пробежать еще метров сто – туда, где возвышались министерские строения.

Главное – петлять, не останавливаясь, петлять и петлять, перебегая от дерева к дереву.

Левко с трудом пробрался сквозь сплошные заросли аккуратно подстриженного кустарника, примыкавшего к аллее (слава Богу, хоть какое-то укрытие). До входа в первый дом оставалось метров пятьдесят, однако ничто теперь не загораживало его, и Левко рванул туда, по прежнему петляя, и почему-то прикрывая затылок ладонями.

Снова раздалась очередь, пули просвистели совсем рядом, но Левко уже добежал до двери, потянул ее на себя и, прикрывшись ею, наконец-то почувствовал, что спасен. Подумал: судьба сегодня благосклонна к нему, это счастье, что ранние пташки – министерские уборщицы уже успели открыть двери.

Наконец сердце успокоилось и Левко улыбнулся: зашлось оно не от физического напряжения – от ужаса, охватившего его в те короткие мгновения, пока не захлопнул за собой дверь.

Но что будет дальше? Ведь поджидают его в парке и нельзя вернуться. Надо отыскать уборщиц, позвонить в милицию и обо всем рассказать.

А если те, кто напал на него, ворвутся сюда? Вряд ли посмеют, но можно всего ожидать.

Моринец проскользнул в коридор. Первая же дверь распахнулась и из нее выглянула женщина, повязанная платком.

– Слыхали стрельбу в парке? – подступил к ней Левко.

– Да…

– Бандиты! – воскликнул. – Там бандиты и прошу закрыть парадное. Где ключ?

Женщина поискала в кармане халата. Левко схватил ключ, метнулся назад. Лишь закрыв дверь, облегченно вздохнул.

Уборщица уставилась на него испуганно.

– Это в вас?.. – спросила она. – Стреляли в вас?

– Где тут телефон? – не ответил Левко.

– А везде, вот и тут…

Левко набрал ноль два. Услышав спокойный голос дежурного, наконец и сам успокоился. Сообщил:

– Только что в парке напротив Дома офицеров на меня совершено нападение. Стреляли из автоматов. Прошу срочно разыскать полковника Задонько из министерства.

– Что-что? – не понял дежурный. – Кто звонит?

– Моя фамилия Моринец. Полковник Задонько из министерства в курсе дела. Прошу разыскать его.

– Откуда вы?

– Из Министерства здравоохранения. Спрятался тут. Повторяю: на меня совершено нападение, стреляли из автоматов. Немедленно разыщите полковника Задонько.

– Из автоматов?.. В центре города?.. Бог знает что!..

– Повторяю: следует разыскать полковника Задонько. Как можно скорее.

– Как вас найти?

– Позади Министерства здравоохранения, первый дом справа. Моринец взглянул на обозначенный на аппарате номер телефона, назвал его. – Свяжите меня с Задонько.

– Хорошо! – дежурный наконец сообразил, что его не разыгрывают. – Подождите, вам позвонят.

Задонько и правда позвонил через несколько минут.

– Высылаю наряд милиции – сообщил. И добавил с сожалением: – Я же просил тебя, парень, поберечься.

По телефону не было смысла объяснять, как все случилось, и Моринец лишь кашлянул в ответ. А полковник еще спросил:

– Заметил, кто стрелял?

– Увы… У меня было лишь нескольку секунд, чтобы ноги в руки взять. Слава Богу, что не попали.

– Когда все кончится, сходи во Владимирский собор и поставь большую свечку. Самую большую. Перед иконой Николая-угодника.

И положил трубку.

Увидев милицейскую машину, Левко открыл дверь. Лишь теперь осознал весь ужас того, что случилось. Его стало даже слегка трясти, но как-то подобрался весь, потер ладонью лоб и окончательно пришел в себя.

Григорий Коляда с Сидоренко в это время ехали троллейбусом. Спрятали автоматы в рюкзаки и удирали домой. Вышли на площади Толстого, направились к парку, что перед университетом, сели там на пустую скамью.

Григорий сказал с упреком:

– Сопля ты, Олег, не мог подкосить?

– Не привык я к «Калашникову». А ты бы лучше помолчал… Как договаривались? Ты начинаешь, я подстраховываю. Кто тебе мешал свалить его первой же очередью? Бежит себе человек по аллее, дождись, подпусти ближе, прицелься хорошо и строчи сколько угодно…

– Честно скажу: нервы подвели. Как увидел, мандраж начался, вот и не попал. Строчу и ничего не вижу.

– Оба мы идиоты: такое дело спартачили. Что Луганский скажет?

– А ну его…

– Луганский – Луганским, но ведь задание самого шефа!

– Туда же и шефа… За пятьсот кусков!..

– Не говори, деньги стоящие.

– Плакали наши пятьсот кусочков. Горькими слезами. – Григорий повернулся к Сидоренко, глаза у него блудливо блеснули. – А что, если отрапортовать: дело сделано…

– Ты меня в такую историю не втягивай. Завтра же узнают, и амба нам.

– Откуда?

– Откуда-откуда… Разве Луганский телефона Левко не знает? Да и вообще, если бы мы его подкосили, завтра все газеты шумели бы: трагическая гибель олимпийского чемпиона! Некрологи и всякая там фигня…

– Я об этом не подумал.

– Потому что мозги у тебя навыворот.

– На две твои головы хватит. – Григорий поднялся. – Не будем выяснять отношения, давай разбегаться.

Они и в самом деле разбежались: Григорий на Артема, Олег – на Отрадный. Не зная, что осталось им гулять всего несколько дней.

Милицейская машина доставила Моринца к Задонько.

– Доигрался? – только и спросил полковник.

– Сам себя ругаю, – признался Левко.

– Что случилось, то случилось. Есть Бог на свете – обошлось. А свечку все же советую поставить.

– Обязательно. Кто такой шеф, выяснили?

– Большая птица в силки попалась, представить даже трудно. Леонид Александрович Яровой, бывший первый обкомовский секретарь.

– Правда?!

– Зачем мне, Левко, перед тобой таиться. Все равно узнаешь: не сегодня, так завтра.

– Как-то в голове не укладывается.

– Вот оно как поворачивается! На круги свои, сказано в Библии. Был шишкой и остался шишкой.

– Будете арестовывать?

– А за что, Левко? Пока против него у нас ничего нет.

– А фирма «Канзас»?

– Дело это, Левко, долгое и канительное. Побывал я в той фирме – небось, мошенники, но еще доказательства собрать надо.

– Я в вас верю – справитесь.

– Как в народе говорят? Твоими бы устами, да мед пить. Значит, договорились: будешь сидеть дома и нос не высунешь. Так?

– Опекся на молоке, на воду станешь дуть.

– Дуй, дуй, – усмехнулся полковник, – а пока ты на воду будешь дуть, мы тут покрутимся. Для общего блага.