Нюрнбергский процесс, сборник материалов

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ РЕЧИ ГЛАВНЫХ ОБВИНИТЕЛЕЙ

[Произнесена 26 июля 1946 г.]

Господин Председатель, Господа Члены Трибунала!

Редко юристу приходится сталкиваться с более сложной задачей, чем выбор аргументов для заключительной речи при таком громадном несоответствии между отведенным ему временем и объемом материала, которым он располагает. В течение 8 месяцев, а это — недолгий срок для процесса государственной важности, мы представляли доказательства, которые охватывают столь широкую и разнообразную картину событий, что едва ли нечто подобное было когда-либо охвачено рамками одного судебного процесса. Невозможно, резюмируя, нарисовать широкими мазками более чем контуры основных моментов выразительной и печальной летописи этого процесса, которая останется в истории как свидетельство позора и извращенности XX столетия.

Принято думать, что наше время является вершиной цивилизации, вершиной, с которой мы можем покровительственно взирать на недостатки предшествовавших веков в свете того, что считается «прогрессом». В действительности положение вещей таково, что взятая в перспективе история нашего столетия не будет выглядеть с благоприятной стороны, если только вторая его половина не искупит пороки первой. Эти четыре десятка лет XX столетия будут занесены в летопись истории в числе самых кровавых в ее анналах. Мировые войны оставили столько убитых, что число их превышает численность всех армий, участвовавших в древних и средневековых войнах. Никогда в течение полустолетия не происходило такого количества кровавых убийств и в таком масштабе, не совершалось таких жестокостей и бесчеловечных поступков, не производилось такого массового угона людей в рабство, такого уничтожения национальных меньшинств.

Террор Торквемады[146] бледнеет перед нацистской инквизицией. Эти деяния войдут в историю как неопровержимые факты, по которым будущие поколения будут судить о нашем десятилетии. Если мы не сумеем уничтожить причины и предотвратить повторение подобного варварства, можно будет с основанием сказать, что XX столетие приведет к гибели цивилизации.

Руководствуясь этими фактами, мы предприняли шаги для того, чтобы стереть эти ужасные деяния со страниц нашей эры. Подсудимые жалуются, что мы двигаемся вперед слишком быстро. Создавая Устав этого Трибунала, мы полагали, что лишь регистрируем уже достигнутое в развитии международного права. Однако они говорят, что мы обогнали наше время, что мы предвосхитили процесс, который только должен произойти, но еще не совершился. Лондонское соглашение, независимо от того, является ли оно оригинальным или лишь регистрирует достигнутое, при всех обстоятельствах знаменует собой сдвиг в международном праве, который в общих чертах соответствует эволюции во внутреннем законодательстве, заключавшейся в том, что люди перестали карать преступление, совершенное внутри страны, «преследованием и криками» и стали руководствоваться при определении наказания доводами рассудка и результатами расследования. Сообщество народов выросло из примитивного закона «преследований и криков», из закона «лови и убивай». Оно стремится применять санкции для того, чтобы утверждать международное право, но руководствоваться в этом применении санкции законом и разумом, а не интуитивным протестом. Подсудимые отрицают закон, по которому они привлекаются к ответственности. Их отвращение к закону, который осуждает их, не является оригинальным. Уже прежде было замечено, что: «Вор, который чувствует на своей шее веревку, не может придерживаться хорошего мнения о законе».

Я не стану касаться правовых основ данного процесса. Позиция, которую занимают Соединенные Штаты, была достаточно разъяснена в моей вступительной речи. Мой достойный коллега Генеральный Прокурор Великобритании[147] даст ответ от имени всех Главных обвинителей на возражения подсудимых относительно правовой основы данного процесса. На данной стадии судебного разбирательства я остановлюсь па законе, относящемся к данным преступлениям, в соответствии с тем, как он изложен в Уставе. Подсудимые, которые вообще не имели бы права быть заслушанными, если бы Устав не предоставил им такого права, теперь требуют уничтожения правовой основы данного процесса. Тот Трибунал, конечно, не имеет полномочий отвергнуть или изменить соглашение между четырьмя державами, к которому присоединились 18 других стран. Формулировки Устава являются обязательными для всех участников этого судебного разбирательства.

Однако при толковании Устава мы не должны забывать о том, какой исключительный, чрезвычайный характер имеет этот Трибунал как Международный Военный Трибунал. Он не является частью установленной конституцией системы юстиции ни одной из подписавших соглашение сторон. Германия безоговорочно капитулировала, однако еще не подписан никакой мирный договор и не достигнуто соглашение по поводу такого мирного договора. Формально союзники все еще, находятся в состоянии войны с Германией, хотя политическая и военная система противника прекратила свое существование. Как Военный Трибунал этот суд является продолжением военных усилий союзников. Как Международный Трибунал он не связан никакими процессуальными или иными утонченностями системы юриспруденции или конституционной системы каждой из наших стран; его решения также не внесут новых прецедентов во внутреннюю систему их гражданской юстиции. Как Международный Военный Трибунал он подымается над местным, преходящим и стремится руководствоваться не только международным правом, но и основными принципами юриспруденции, которые присущи цивилизации и давно уже нашли свое воплощение в кодексах всех народов.

Мы можем быть уверены в одном. Будущим поколениям никогда не придется с недоумением вопрошать, что же могли оказать нацисты в свое оправдание. История будет знать, что все, что они могли сказать, им было позволено сказать. Они получили возможность предстать перед судом такого рода, право на который в дни их процветания и славы они не предоставляли никому.

Но справедливость — это не слабость. Необычайная справедливость этого судебною разбирательства является атрибутом нашей силы. Обвинение сейчас, к концу процесса, оказалось внутренне неуязвимым потому, что оно покоилось столь основательно на германских документах, аутентичность которых неоспорима. Но именно долгие недели этого судебного разбирательства, в течение которых подсудимые один за другим пытались уязвить достоверность этих доказательств, продемонстрировали подлинную их силу. Несомненным фактом является то обстоятельство, что показания подсудимых устранили всякое сомнение в их виновности, которое, ввиду необычайного характера и размаха этих преступлений, могло существовать до того, как они выступили здесь. Они помогли написать себе обвинительный приговор.

Но справедливость этого процесса не имеет ничего общего с некоторыми из аргументов, выдвинутыми подсудимыми или их защитниками. Ни прежде, ни теперь не являлось необходимым оценивать достоинства их туманной и извилистой философии. Мы не судим их за их дурные идеи. Они вправе, если желают, порочить вклад древних иудеев в цивилизацию, частью которой некогда являлась Германия. Нас не касается также то обстоятельство, что они отвергают эллинское влияние. Интеллектуальное банкротство и моральная извращенность нацистского режима не касались бы международного права, если бы они не были использованы для того, чтобы провести «расу господ» гусиным шагом через границы государств. Мы вменяем им в вину как преступление не их идеи, а их враждебные акции. Их кредо и их учения имеют значение лишь постольку, поскольку они свидетельствуют о мотивах, целях, намерениях, осведомленности в происходящем.

Мы вменяем им в вину незаконную агрессию, но мы не судим их за те мотивы, надежды и лишения, которые могли толкнуть Германию на путь агрессивных войн в качестве инструмента политики. Закон в отличие от политики не занимается вопросами добра и зла при статус-кво, он не рассматривает также вопроса о состоятельности возражений против статус-кво. Он просто требует, чтобы статус-кво не нарушалось силой и чтобы политика не проводилась в жизнь с помощью войны.

Мы можем признать, что смешение этнических и культурных групп, стирание экономических барьеров, столкновение национальных интересов создали в 30-х годах, как оно будет создавать и впредь, серьезные проблемы для Германии точно так же, как и для остальных народов Европы. Мы можем также признать, что мир не сумел найти политического или правового средства для того, чтобы противопоставить его как достойную и реальную замену войне. Мы не можем сослаться ни на этику, ни на мудрость ни одной из стран, в том числе моей собственной, перед лицом этих проблем. Но мы утверждаем, что теперь, точно так же, как уже в течение некоторого времени до 1939 года, для Германии или для любой другой страны являлось незаконным и преступным осуществлять свои притязания или стремиться к экспансии, прибегая для этого к агрессивной войне.

Разрешите мне подчеркнуть один кардинальный момент. У Соединенных Штатов нет интересов, которые могли бы выиграть от того, что кто-либо из подсудимых будет осужден, в том случае, если не будет доказана его виновность, по крайней мере, по одному разделу Обвинительного заключения из инкриминируемых ему. Достижение любого результата, который будет осужден как несправедливый критическим и беспристрастным судом будущих поколений, не явится победой ни для одной из стран, объединившихся в ведении этого судебного разбирательства. Но в итоге перед нами сейчас имеются проверенные доказательства преступности; мы заслушали шаткие оправдания и трусливые увертки подсудимых. Предварительное суждение, основываясь на котором мы открывали этот процесс, не является более достаточным.

Наступило время для принятия окончательных решений, и если дело, по которому я выступаю, сейчас кажется трудным и не допускающим компромиссов, это объясняется тем, что таким его делают представленные доказательства.

Быть может, лучше всего будет, если я попытаюсь извлечь это дело из бездны деталей, которыми полон протокол[148], и представить перед вами лишь общие его контуры, впечатляющие самой своей простотой.

Правильно, что многие тысячи страниц свидетельских показаний и тысячи документов по данному делу охватывают целую эпоху, целый континент и касаются почти всех сторон человеческого существования. Они освещают различные стороны профессиональной деятельности — дипломатию, развитие морского флота и морскую войну, сухопутную войну, происхождение воздушной войны, политический механизм прихода нацистов к власти, финансовые вопросы и экономику, связанные с тоталитарной войной, социологию, уголовное право, психологию и патологию масс.

Я должен предоставить экспертам заниматься выбором доказательств и писать тома по их специальности, в то время как я сам широкими мазками нарисую картину нарушений права, признание которых законными угрожало бы самому существованию цивилизации. Я должен, как сказал Киплинг: «Кистью из хвоста кометы бросить краски на полотно в десять лиг длиной».

ПРЕСТУПЛЕНИЯ НАЦИСТСКОГО РЕЖИМА

Основательность обвинения этих подсудимых по разделу о заговоре, доказать которую поручено Соединенным Штатам, заключается в простоте этого обвинения. Оно включает лишь три основных вопроса: первый — были ли совершены акты, которые определяются Уставом как преступление; второй — были ли они совершены в ходе осуществления общего плана, или заговора, и третий — находятся ли эти подсудимые в числе тех, кто несет за это уголовную ответственность?

Обвинение требует рассмотрения преступной политики в целом, а не собрания отдельных бесплановых или спорных преступлений. Существование основных преступлений, на которых мы строим обвинение и которые представляют собой либо конечную цель общего плана, либо средство ее осуществления, уже признано. Краеугольный камень, на котором покоится обвинение в заговоре, представляет собой пять категорий преступных деяний, характер и размах которых является важным моментом для оценки доказательства существования заговора.

ЗАХВАТ ВЛАСТИ И ПОДЧИНЕНИЕ ГЕРМАНИИ ПОЛИЦЕЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ СИСТЕМЕ

Нацистская партия захватила контроль над германским государством в 1933 году. «Захват власти» является термином, которым пользуются подсудимые и свидетели защиты, причем термином столь подходящим, что он вошел как в историю, так и в повседневную речь.

Нацистская клика в первые дни своего существования жила в постоянном страхе переворота. Геринг в 1934 году указывал, что врагам нацизма имя — легион, и заявлял: «Поэтому были созданы концентрационные лагери, в которые мы прежде всего заключили тысячи коммунистов и социал-демократов».

В 1935 году Геринг предвосхитил всю программу преднамеренных жестокостей и репрессий, публично заявив:

Для достижения этой цели были совершены новые политические преступления: была объявлена изменой родине, наказуемой смертью, организация или поддержка какой-либо другой партии, кроме нацистской партии. Было объявлено преступлением распространение ложных или преувеличенных слухов или слухов, которые вредили государству или даже партии. Были введены столь двусмысленные законы, что они могли быть использованы для наказания почти всякого, даже невинного, поступка. Так, например, были объявлены преступлением любые акты, противоречащие общественному благополучию.

Министр юстиции Гертнер разъяснил, что национал-социализм рассматривал всякое противодействие целям, которые поставила перед собой каждая община, преступным sui generis (по самой своей сути) и что такой акт мог быть наказуем даже в том случае, если он не противоречил существующим «формальным» законам.

Гестапо и СД являлись инструментами системы шпионажа, которая пронизывала всю общественную и частную жизнь. Геринг контролировал все частные телефонные переговоры. Неприкосновенность переписки была уничтожена. На каждые 50 домов были назначены партийные блоклейтеры, которые постоянно шпионили за теми, кто жил в их квартале. На основании их шпионских сведений людей бросали в места «превентивного заключения» и в концентрационные лагери без какой-либо судебной процедуры и без предъявления каких бы то ни было обвинений. Политическая полиция, действовавшая по собственному усмотрению, была освобождена от всякой законной ответственности за свои действия.

После того, как контроль над всеми государственными учреждениями перешел в руки нацистов и рейхстаг был лишен какой бы то ни было законодательной силы, последним препятствием на пути к царству террора оставалась система юстиции, но ее независимость скоро была уничтожена и она была реорганизована для того, чтобы творить продажное правосудие. Судьи смещались по политическим или расовым соображениям, за ними постоянно шпионили и на них оказывали давление с тем, чтобы заставить их вступить в нацистскую партию.

После того как Верховный суд оправдал трех из четырех подсудимых, которых нацисты обвиняли в поджоге рейхстага, юрисдикция по делам об измене родине была передана вновь организованному «народному суду», который состоял из двух судей и пяти партийных чиновников. В германском фильме о деятельности этого суда, который мы демонстрировали в этом зале, показано, как председательствующий изливает поток оскорблений по адресу бессловесных подсудимых. Были созданы специальные суды для того, чтобы судить за политические преступления, только члены партии назначались на должности судей, «письма к судьям» инструктировали марионеток-судей, какой «генеральной линии» им следовало придерживаться.

Результатом этого явилось устранение всех мирных способов противодействия или смены правительства. Прокравшись через дверь к власти, нацисты хлопнули этой дверью перед лицом всех других, кто мог пожелать войти в нее. Поскольку законом считалось то, что нацисты называли законом, оппозиция в любой форме искоренялась и каждому, кто пытался высказывать недовольство, затыкали рот. Германия очутилась в тисках полицейского государства, которое использовало угрозу заключения в концлагери как средство подавления сопротивления. Партия стала государством, государство — партией, террор днем и умерщвления ночью являют собой политику, принятую той и другим.

ПОДГОТОВКА И ВЕДЕНИЕ АГРЕССИВНЫХ ВОЙН

С момента захвата нацистами власти они начали лихорадочно, хотя и тайно, в нарушение Версальского договора, вооружаться для воины. В 1935 году у них не было воздушного флота. К 1939 году у них была 21 эскадра, состоявшая из 240 эскадрилий, насчитывавших, примерно, 2 400 самолетов первой линии, а также имевших учебные и транспортные самолеты. В 1933 году они располагали армией, состоявшей из трех пехотных и трех кавалерийских дивизий. В 1939 году они сформировали и вооружили армию, состоявшую из 51 дивизии, в том числе: четыре полностью моторизованных и четыре — танковых дивизии. В 1933 году их военно-морской флот состоял из одного крейсера в шести легких крейсеров В 1939 году они создали военно-морской флот, состоявший из четырех линейных кораблей, одного авианосца, шести крейсеров, 22 эсминцев и 54 подводных лодок. Они также создали за этот период промышленность вооружения, такую же мощную, как военная промышленность любой другой страны.

Это оружие было введено в действие в сентябре 1939 года, когда: началась целая серия необъявленных войн против народов, с которыми Германия имела договоры об арбитраже и о ненападении, и в нарушение многократных гарантий. Первого сентября 1939 г. эта перевооруженная Германия напала на Польшу. Апрель следующего года стал свидетелем вторжения в Данию и Норвегию и оккупации их, май увидел захват Бельгии, Голландии и Люксембурга, на следующую весну под ударом оказались Югославия и Греция, и в июне 1941 года началось вторжение в Советскую Россию. Затем Япония, которую Германия приветствовала как своего союзника, без предупреждения нанесла удар по Пирл-Харбору в декабре 1941 года, и через четыре дня после этого Германия объявила войну Соединенным Штатам.

Нам нет необходимости заниматься рассмотрением абстрактных трудностей, возникновение которых можно себе умозрительно представить, при определении того, что в сомнительных случаях должно считать агрессией. Я покажу вам, рассматривая вопрос о заговоре, что по всем критериям, когда-либо выдвинутым компетентными организациями, по всем законам здравого смысла эти войны являлись незаконными, агрессивными войнами в нарушение договоров и гарантий.

ВЕДЕНИЕ ВОЙНЫ ВОПРЕКИ НОРМАМ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА

Нет необходимости разрабатывать этот пункт на фактическом материале. Геринг утверждает, что законы сухопутной войны устарели и что никакой народ не мог вести тотальную войну в их рамках. Он показал, что нацисты отменили бы конвенции, которые в качестве одной из сторон подписала и Германия, но генерал Иодль хотел, чтобы захваченные в плен германские солдаты продолжали пользоваться преимуществами ее соблюдения союзниками.

Однако в отношении советского народа и советских военнопленных тевтонская ярость не знала границ, несмотря на предупреждение адмирала Канариса о том, что такого рода обращение являлось нарушением международного права.

Поэтому для рассмотрения раздела о заговоре нам нет необходимости приводить вопиющие подробности умерщвления голодом, избиений, убийств, умерщвления холодом и массовых уничтожений, которые, как было признано, совершались по отношению к солдатам на Востоке. Мы также можем считать установленным и признанным, что имели место незаконные действия, как, например, расстрел британских и американских летчиков, жестокое обращение с военнопленными из западных стран, принуждение французских военнопленных принимать участие в военных усилиях Германии и другие преднамеренные нарушения Гаагской и Женевской конвенций, а также то, что все это совершалось во исполнение приказов высших властей.

ПОРАБОЩЕНИЕ И ОГРАБЛЕНИЕ НАСЕЛЕНИЯ ОККУПИРОВАННЫХ ТЕРРИТОРИИ

Подсудимому Заукелю, генеральному уполномоченному по использованию рабочей силы, принадлежит заявление о том, что «из 5 000 000 иностранных рабочих, которые прибыли в Германию, даже 200 000 не приехали туда добровольно». Подсудимому Розенбергу официально доносили, что на подчиненных ему территориях «применялись такие методы вербовки рабочей силы, которые, быть может, берут свое начало в самых черных периодах торговли рабами». Сам Заукель сообщал о том, что агенты — мужчины и женщины охотились за людьми, спаивали их и затем «обманом увозили в Германию». Этих пленников перевозили в поездах, которые не отапливались, они не получали пищи и были лишены элементарных санитарных условий. Трупы умерших выбрасывались из вагонов на станциях, а новорожденных выбрасывали из окон на ходу поезда.

Заукель приказал, чтобы «все рабочие получали лишь такое питание, кров и обращение, которые обеспечивали бы максимальную их эксплуатацию при минимальных затратах». Из этих рабочих около двух миллионов было непосредственно занято в производстве вооружения и боеприпасов. Директор паровозостроительного завода Круппа в Эссене жаловался своей фирме, что русские, находящиеся на этой принудительной работе, настолько недоедают, что они слишком истощены, чтобы справиться со своей работой. Врач фирмы Круппа также подтвердил сообщения об их жалком состоянии. Советские рабочие были заключены в лагери, охраняемые гестапо. Этой охране разрешалось наказывать за неповиновение заключением в концлагери или смертью через повешение на месте.

Население оккупированных территорий эксплуатировалось и другими способами и безжалостно угнеталось. Террор был поставлен в порядок дня. Гражданские лица арестовывались без предъявления каких-либо обвинений, им не было предоставлено право иметь защитников, их казнила без суда. Уничтожались целые деревни, мужское население расстреливалось или отправлялось в концентрационные лагери, женщин направляли на принудительные работы, а детей их рассылали по различным районам. Масштабы этой бойни в одной только Польше были указаны Франком, который сообщал:

Нельзя ожидать, что те, которые порабощают, воздержались бы от того, чтобы грабить. Хвастливые отчеты показывают, как тщательно и «научно» ресурсы оккупированных стран поглощались германской военной экономикой, вызывая инфляцию, голод и нужду населения. Кроме этого грандиозного плана оказания помощи германским военным усилиям проводилась также гнусная деятельность эйнзатцштаба Розенберга, который грабил сокровища искусства для Геринга и других членов его банды. Трудно сказать, трагично или комично зрелище, героем которого является второй по значению фюрер Германии, убеждающий свой народ отказаться от всяких удобств и приложить все силы для выполнения необходимых работ военного времени, в то время как он сам мечется с одного места на другое, руководя конфискацией предметов искусства и отправляя их целыми эшелонами. В любом случае его действия преступны.

Во все времена, до и во время этой войны, международное право точно и авторитетно определяло положение по охране прав гражданских лиц любой оккупированной страны, торговля рабами и грабеж оккупированных стран всегда рассматривались как беззаконие.

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ И ИСТРЕБЛЕНИЕ ЕВРЕЕВ И ХРИСТИАН

Нацистское движение навсегда оставит о себе дурную память в v истории из-за преследований евреев — самого яростного и самого широкого по масштабам расового преследования в истории народов. Хотя антисемитизм не является ни изобретением, ни монополией нацистской партии, ее руководители с самого начала приняли его, раздули его я использовали его в своих целях. Они использовали его как «психологическую искру, которая воспламеняет толпу». После захвата власти он стал официальной политикой.[149]

Преследование евреев началось целым рядом дискриминирующих законов, отстранявших евреев от государственной деятельности, профессиональной деятельности и от экономической жизни. Увеличиваясь и своих масштабах, оно дошло до применения изоляции евреев в гетто и до высылки их. Партийными руководителями были инсценированы беспорядки с целью ограбления еврейских предприятий и поджога синагог; еврейская собственность конфисковалась, и на евреев был наложен коллективный штраф в миллиард марок. Неистовство и безответственность этой программы привели к «окончательному решению». Оно состояло в отправке всех трудоспособных евреев в концентрационные лагери на рабский труд и в отправке всех нетрудоспособных, включая детей моложе 12 лет и стариков старше 50 лет, и других лиц, объявленных нетрудоспособными врачами СС, в концлагери для умерщвления.

Адольф Эйхман, зловещий исполнитель программы уничтожения, рассчитал, что операции против евреев привели к уничтожению шести миллионов евреев. Из этого числа четыре миллиона были уничтожены в специальных учреждениях для истребления людей и два миллиона были убиты эйнзатцгруппами, мобильными частями полиции безопасности и СД, которые преследовали евреев в гетто и в их домах, массами уничтожали их в душегубках, расстреливали в противотанковых рвах и использовали для уничтожения все средства, которые только могла выдумать нацистская изобретательность. Настолько тщательной и безжалостной была эта программа, что евреи в Европе, как раса, больше не существуют. Таким образом осуществлялось дьявольское «пророчество» Адольфа Гитлера, сделанное в начале войны.

Конечно, любая такая программа должна была считаться с оппозицией христианской церкви. Нацисты это поняли с самого начала. Подсудимый Борман писал всем гаулейтерам в 1941 году, что «национал-социализм и христианские максимы несовместимы» и что народ должен быть отделен от церкви и влияние церкви должно быть полностью ликвидировано. Подсудимый Розенберг даже писал целые трактаты, выдвигая новую противоестественную нацистскую религию.

Гестапо назначило «специалистов по делам церкви» и дало им инструкции в качестве конечной цели стремиться к уничтожению конфессиональной церкви. Протокол этого судебного разбирательства полон конкретными примерами преследований священнослужителей, конфискации церковного имущества, вмешательства в выпуск религиозных изданий, запрещений религиозного воспитания и подавления религиозных организаций.

Основным средством преследования и истребления были концентрационные лагери, порожденные подсудимым Герингом и взращенные под руководством подсудимых Фрика и Кальтенбруннера[150].

Ужасы этих черной памяти мест были наглядно вскрыты документами и показаниями свидетелей. Трибунал завален грудой материалов, изображающих графически и воспроизводящих в письменном виде показания свидетелей об ужасах в этих лагерях. Из протокола явствует, что концентрационные лагери были первым и самым страшным орудием угнетения в арсенале национал-социалистского государства и что они использовались прежде всего как средства для преследования христианской церкви истребления еврейской расы. Это признали перед судом некоторые подсудимые у свидетельского пульта.

Скажем словами Франка: «Пройдут тысячелетия, а эта вина Германии все еще не будет смыта».

Таковы были пять групп наиболее существенных преступлений нацистского режима. Совершение их не может быть опровергнуто, оно полностью доказано. Подсудимый Кейтель, который по своему положению должен знать факты, представил Трибуналу то, что кажется довольно точным резюме всего обвинения, основанного на этих фактах.

Подсудимый заявил, что:

Перехожу теперь к вопросу о том, являлись ли эти группы преступных действий составными частями общего плана или заговора.

ОБЩИЙ ПЛАН, ИЛИ ЗАГОВОР

Обвинение утверждает, что эти пять категорий преднамеренно совершенных преступлений не представляли со.бою отдельных и независимых явлений, а были совершены в соответствии с общим планом, или заговором. Защита признает совершение этих категорий преступлений, но она отрицает, что они были связаны друг с другом как части единой программы.

Центральным преступлением в этой цепи преступлений, центральным связывающим звеном, которое их объединяет, является заговор в целях ведения агрессивной войны. Именно этот факт является главной причиной преступности этих действий с точки зрения международного права.

Доказали ли мы наличие плана, или заговора, для ведения агрессивной войны?

Отдельные признанные или неоспоримо доказанные факты помогают нам ответить на этот вопрос. Первым из них является тот факт, что агрессивные войны в действительности имели место. Во-вторых, признано, что с самого момента прихода нацистов к власти все они, как и все подсудимые, трудились, как бобры, чтобы подготовиться к «некоей» войне.

В связи с этим встает вопрос: готовились ли они к той войне, которая произошла, или к той войне, которая никогда не стала реальностью? Вполне возможно, что на ранней стадии никто из них не знал, в каком именно году и в каком месяце начнется война, какие именно разногласия ускорят ее развязывание, против кого она будет направлена в первую очередь — против Австрии, Чехословакии или Польши. Но я утверждаю, что подсудимые или знали, или должны были знать, что война, к которой они готовились, будет агрессивной войной со стороны Германии. Частично это объясняется тем, что не было никакой реальной опасности, что какая-нибудь держава или какой-нибудь союз держав нападет на Германию. Но главным образом это может быть объяснено тем, что по своей внутренней природе германские планы должны были рано или поздно натолкнуться на сопротивление и, следовательно, они могли быть осуществлены лишь путем агрессии.

Планы Адольфа Гитлера об агрессии были столь же секретными, как и «Майн кампф», которая была издана в Германии более чем шестимиллионным тиражом. Он не только открыто призывал к ликвидации Версальского договора, но его требования выходили далеко за пределы простого исправления несправедливостей, якобы принесенных Версалем. Он признал, что намеревался напасть на соседние государства и захватить их земли, которые, как он говорил, должны были быть завоеваны «силой победоносного меча». В этих словах для каждого немца звучали «голоса предков, предсказавшие войну».

В этом зале Геринг, рассказывая о своей первой встрече с Гитлером задолго до захвата власти, показал:

Когда его спросили, предполагалось ли достижение этой цели, в случае необходимости, путем войны, Геринг не отрицал такой возможности, но уклонился от прямого ответа и сказал: «мы даже не обсуждали подобных вещей в то время». Он сказал затем, что цель уничтожения Версальского договора не скрывалась и была общеизвестной и что, по его мнению, «каждый немец был за его изменение, и это, несомненно, являлось большим стимулом для вступления в партию». Итак, ни один из тех, кто помогал Гитлеру достичь абсолютной власти над германским народом или сотрудничал с его режимом, не может ссылаться в качестве оправдания на то, что он не знал о природе тех требований, которые Гитлер впоследствии собирался предъявить соседям Германии.

Немедленно после захвата власти нацисты приступили к осуществлению этих агрессивных намерений путем военных приготовлений. Сначала они включили немецких промышленников в секретную программу перевооружения. Через 20 дней после захвата власти Шахт принимал Гитлера, Геринга и еще 20 руководящих промышленников. Среди них был Крупп фон Болен, представлявший громадный военный концерн «Крупп», представители «ИГ Фарбен» и других концернов тяжелой промышленности Рура. Гитлер и Геринг разъяснили свою программу промышленникам, которые так восторженно встретили ее, что решено было собрать три миллиона марок для укрепления и упрочения власти партии. Через два месяца Крупп пытался добиться согласования деятельности реорганизованного объединения германской промышленности с политическими целями нацистского правительства. Позже Крупп хвастливо говорил о том, как удалось втайне сохранить германскую военную промышленность и держать ее наготове, несмотря на требования Версальского договора о разоружении. Он также вспоминал восторженное признание промышленниками великих намерений фюрера в период перевооружения 1933—1939 гг. Примерно через два месяца после того, как Шахт организовал эту первую встречу, чтобы добиться поддержки промышленников, нацисты начали подчинять работу промышленности своим агрессивным планам.

В апреле 1933 года Гитлер приказал доктору Лею «взять на себя руководство профсоюзами», насчитывающими около шести миллионов членов. Руководствуясь этой партийной директивой, Лей захватил профсоюзы, их имущество и фонды. СС и СА подвергли профсоюзных руководителей «превентивному заключению» и бросили их в концентрационные лагери. Свободные профсоюзы были заменены нацистской организацией под названием «Германский трудовой фронт» во главе с д-ром Леем. Количество ее членов постоянно увеличивалось, пока не достигло 23 миллионов человек. Отменены были коллективные договоры, рабочие больше не имели права голоса по вопросам, касающимся условий труда. Условия трудового договора, диктовались уполномоченными по труду, назначавшимися Гитлером. Военная направленность этой трудовой программы была открыто признана Робертом Леем через пять дней после начала войны, когда в своей речи он заявил:

Нацисты также начали сразу приспосабливать правительственную систему к требованиям войны. В апреле 1935 года кабинет образовал Совет Обороны, рабочий комитет которого впоследствии часто собирался. На заседании 23 мая 1935 г. под председательством подсудимого Кейтеля его члены были проинструктированы о том, что:

В январе 1934 года в присутствии подсудимого Иодля Совет разрабатывал мобилизационный план и составил проект приказа о мобилизации для примерно 240 000 промышленных предприятий. Собравшиеся пришли к соглашению ничего не записывать с тем, чтобы «нельзя было обнаружить военные цели совещания».

21 мая 1935 г. был издан совершенно секретный закон об обороне империи. Подсудимый Шахт был назначен генеральным уполномоченным по вопросам военной экономики с задачей тайно подготовить всю экономику к войне и, в случае мобилизации, обеспечить финансирование войны. Эта тайная деятельность Шахта была дополнена в октябре 1936 года назначением подсудимого Геринга уполномоченным по четырехлетнему плану с задачей привести всю экономику в состояние готовности к войне за четыре года.

Проведение секретной программы накопления сырья и иностранных кредитов, необходимых для широкого перевооружения, также началось немедленно после захвата власти. В сентябре 1934 года министр экономии уже жаловался, что «задача накопления осложняется отсутствием иностранной валюты и что требования секретности и маскировки также тормозят работу».

Немедленно был введен контроль над иностранной валютой. Задача финансирования была поручена кудеснику Шахту, который своим волшебством создал счета МЕФО[151], имевшие двоякую цель: использовать кратковременные кредиты для перевооружения и в то же время скрывать размеры этих затрат.

Существо всей нацистской государственной деятельности было резюмировано в высказываниях Геринга 27 мая 1936 г. на заседании Совета министров, на котором присутствовал также и Шахт. Он тогда, заявил: «Все мероприятия следует рассматривать с точки зрения обеспечения ведения войны».

Генеральный штаб, конечно, должен был включиться в эти военные приготовления. Большинство генералов, привлеченных возможностью перестроить свои армии, стало добровольными соучастниками. Однако бывший военный министр фон Бломберг и начальник штаба генерал фон Фрич, недружелюбно относившиеся к возрастающей агрессивности политики гитлеровского режима, были дискредитированы и смещены с должностей в январе 1938 года в результате порочного и грязного заговора против них. После этого Гитлер принял на себя верховное командование вооруженными силами, и посты фон Бломберга и фон Фрича были заняты другими, которые стали, говоря словами Бломберга о Кейтеле, «послушным орудием в руках Гитлера для выполнения любого его решения».

В своих приготовлениях генералы не ограничивались лишь военными вопросами. Они участвовали во всех главных дипломатических и политических маневрах, как, например, во время встречи в Оберзальцберге, во время которой Гитлер, при поддержке Кейтеля и других руководящих генералов, передал свой ультиматум Шушнигу.

Еще 5 ноября 1937 г. план о нападении начал принимать определенные очертания в отношении установления времени и жертв. На заседании, в присутствии подсудимых Редера, Геринга и фон Нейрата, Гитлер цинично сформулировал свои цели: «Вопрос для Германии состоит в том, где можно добиться больших завоеваний наименьшей ценой».

Он разобрал возможные планы вторжения в Австрию и Чехословакию, ясно указывая на то, что он не считает захват этих стран конечной целью, а лишь средством для осуществления дальнейших завоеваний. Он указал на значительные военные и политические выгоды, которые будут сопутствовать владению этими странами, и обсуждал возможность комплектования из их населения новых армий численностью около 12 дивизий. Он прямо и открыто заявил, что его целью является приобретение дополнительного жизненного пространства в Европе, и признал, что германский вопрос может быть решен только силой.

Через шесть месяцев, окрыленный бескровной австрийской победой, Гитлер в секретной директиве Кейтелю писал о своем «неуклонном решении разбить Чехословакию военными силами в ближайшем будущем». В тот же день Иодль записал в своем дневнике, что фюрер заявил о своем окончательном решении уничтожить Чехословакию в ближайшем будущем и приступил ко всеобъемлющим военным приготовлениям. К апрелю план был усовершенствован таким образом, что он предусматривал нападение на Чехословакию с «молниеносной быстротой» в результате какого-либо «инцидента».

Во всех областях приготовления все больше принимали очертания приготовлений к завоевательной войне на основе предположения, что она разовьется в мировую войну. В сентябре 1938 года адмирал Карлс официально заявлял о «проекте ведения морской войны против Англии»:

Трибуналу известны те категорические заверения, которые немцы давали обеспокоенному общественному мнению после аншлюсса, после Мюнхена и после оккупации Богемии и Моравии о том, что все требования Германии удовлетворены и что у Гитлера «нет больше территориальных требований в Европе». Протокол заседания этого суда показывает, что эти заверения были преднамеренно обманными и что те, кто занимал высокие посты в кровавом братстве нацизма, знали об этом.

Уже 15 апреля 1938 г. Гитлер указывал Муссолини и Чиано, что обладание этими территориями сделает возможным нападение на Польшу. Один из чиновников министерства Риббентропа писал 26 августа 1938 г., что «после ликвидации чехословацкого вопроса все будут считать, что Польша будет следующей на очереди».

После вторжения в Польшу Гитлер бахвалился, что именно триумф. в Австрии и Чехословакии явился «основой для действий против Польши». Геринг рационально использовал этот триумф и отдал немедленные инструкции об эксплуатации сначала Судетов, а затем и всего протектората для усиления германского военного потенциала.

В мае 1939 года подготовка, проводившаяся нацистами, достигла такого состояния, что Гитлер признался подсудимым Герингу, Редеру, Кейтелю и другим, что он готов «напасть на Польшу при первой представившейся возможности», хотя он и признавал, что «дальнейшие успехи не могут быть достигнуты без кровопролития». Грабительские мотивы, лежавшие в основе этого решения, будут поняты из следующей цитаты, которая вторит лейтмотиву «Майн кампф»:

В то время, как доверчивый мир был убаюкан и окутан паутиной лживых заверений о мирных намерениях, нацисты готовились не просто, как прежде, к войне вообще, а к определенной войне. Подсудимые Геринг, Кейтель, Редер, Фрик, Функ и др. собрались в июне 1939 года в качестве членов имперского совета обороны. Протокол этого совещания, аутентичность которого удостоверена Герингом, является ярким свидетельством того, каким образом каждый пункт нацистского плана представлял собой звено в общей цепи. Пять главных подсудимых за три месяца до того, как первое танковое соединение пересекло границу Польши, уже планировали «использование населения в военное время» и зашли так далеко, что стали определять очередность отдельных отраслей промышленности в отношении снабжения их рабочей силой, «после того, как будет мобилизовано пять миллионов рабочих». Они выработали меры с тем, чтобы избежать «неразберихи в ходе мобилизации», и объявили, что намерены «захватить и удерживать инициативу в первые и самые решающие недели войны». Далее они намеревались использовать в промышленности военнопленных, уголовных преступников и заключенных концентрационных лагерей. После этого они приняли решение о «трудовой повинности для женщин во время войны». Они к тому времени уже обратились с просьбой о доставке 1 172 000 рабочих-специалистов и утвердили использование 727 000 из них; это мероприятие было отнесено к числу совершенно необходимых. Они бахвалились тем, что повестки о явке на работу «лежат наготове в пачках в управлениях по труду». Они решили увеличить снабжение промышленности рабочей силой путем привоза в Германию «сотен тысяч рабочих» из протектората, которых они собирались расквартировать в бараках.

Именно из этого протокола весьма важного совещания, на котором присутствовали многие из главных подсудимых, явствует, каким образом план о начале военных действий сочетался с планом ведения войны путем использования в промышленности незаконных источников рабочей силы.

Гитлер, уже объявляя о своем плане нападения на Польшу, предвидел в качестве одного из логических последствий этого плана проведение программы рабского труда; при этом он под секретом сообщил подсудимым Герингу, Редеру, Кейтелю и ряду других, что населением Польши «можно будет располагать в качестве источника рабочей силы». Эта часть плана была приведена в исполнение Франком, который в качестве генерал-губернатора сообщил Герингу, что он поставит империи по крайней мере миллион сельскохозяйственных и промышленных рабочих, и Заукелем, под давлением которого в результате вербовки, проводившейся на оккупированных территориях, было собрано количество рабочих, подчас равное количеству всего населения некоторых из более мелких европейских стран.

Здесь снова выявляется связь между работой на военные нужды и Концентрационными лагерями, которые представляли собой источник рабочей силы, использовавшийся все шире в со все увеличивающейся жестокостью. Соглашение между Гиммлером и министром юстиции Тираком, заключенное в 1942 году, предусматривало, что «для приведения в исполнение вынесенных им приговоров антисоциальные элементы должны передаваться рейхсфюреру СС с тем, чтобы умерщвлять их тяжелым трудом».

По директиве СС заключенные, прикованные к постели, предназначались для работ, которые могли выполняться в кровати. По приказу гестапо было арестовано 45 000 евреев в целях «пополнения концентрационных лагерей рабочей силой». Из Венгрии было доставлено 100 000 евреев с тем, чтобы пополнить лагери рабочей силой. По инициативе подсудимого Деница рабочая сила из концентрационных лагерей использовалась при постройке подводных лодок. Таким образом, концентрационные лагери, с одной стороны, были включены в военную промышленность и, с другой, — в систему отправления правосудия и осуществления политических целей нацистов.

Использование рабочей силы военнопленных, как это предусматривалось по плану, увеличивалось с ростом потребностей Германии. В период, когда каждый германский солдат был нужен на фронте и в тылу не хватало людей, русских военнопленных заставляли обслуживать зенитные орудия, направленные против самолетов союзников. Фельдмаршал Мильх в следующих словах показывает, как забавляли нацистов эти вопиющие нарушения международного права: «Очень забавно, что русским приходится обслуживать орудия».

Приказы об обращении с советскими военнопленными были настолько жестокими, что адмирал Канарис, указав на то, что «следствием их является произвол в обращении с заключенными и убийства», обратился в ОКВ с протестом против этих приказов, основываясь на том, что они представляют собой нарушение международного права. Кейтель ответил весьма недвусмысленно:

Женевская конвенция была бы открыто выброшена за борт, если бы Иодль не представил своих возражений, так как он хотел извлечь преимущества из дальнейшего соблюдения статей этого договора союзниками, в то время как Германия не чувствовала бы себя ни в коей мере ими связанной.

В процессе ведения войны с подобной же тщательностью подготавливались другие преступления, которые ставили своей целью победу германского оружия. В октябре 1938 года, почти за год до начала войны, уже намечалась политика последующих нарушений установленных правил ведения войны в самых крупных масштабах. Верховное командование издало совершенно секретный список для лживых объяснений, которые должны были в подобных случаях приводиться министром пропаганды. Еще ранее командующим вооруженными силами был отдан приказ использовать любые способы ведения войны в случае, если они могут облегчить победу. Уже в ходе войны приказы становились все более и более беспощадными. Характерный приказ Кейтеля, требовавший применения «самых жестоких мер», гласил:

Германские военно-морские силы были в той же степени заражены такой же теорией, как сухопутные войска. Редер каждый раз, когда это было необходимо для достижения стратегических успехов, издавал приказы о нарушении существующих правил ведения войны. Дениц требовал, чтобы экипажи его подводных лодок не спасали остававшихся в живых команд торпедированных вражеских судов с тем, чтобы наносить урон торговому флоту союзных наций, опустошая ряды его моряков.

Таким образом, военные преступления против войск союзников и преступления против человечности, совершавшиеся на оккупированных территориях, неоспоримо представляют собой часть программы ведения войны, так как, по расчетам немцев, они являлись обязательным условием осуществления надежд Германии на успех.

Подобным же образом все преступления, совершенные до начала войны, включая преследования внутри Германии, подобно камням в мозаике, складываются в тонкий узор вокруг плана ведения агрессивной войны. Нигде так ясно не видно, что вся система преступлений нацистского гнета и террора, совершенных внутри Германии, тесно переплетается с военными преступлениями, как в той смеси легкомыслия и мудрости, которую представляют собой показания Германа Геринга. Описывая цели нацистской программы до захвата власти, Геринг сказал:

Геринг признал, что с этой целью был составлен план свержения Веймарской республики, захвата власти и проведения нацистской программы всеми необходимыми для этого методами, вне зависимости от того, имели ли они законный характер.

Из перекрестного допроса Геринга явствует, как неизбежно следовали за этим все элементы программы преступлений. В связи с тем, что они признали необходимым создание сильного государства для того, чтобы избавиться от Версальского договора, они приняли принцип фюрерства. Захватив власть в свои руки, нацисты пришли к выводу, что необходимо эту власть защищать путем упразднения парламентарного правительства и подавления всей организованной оппозиции со стороны политических партий. Это получило свое отражение в философской концепции Геринга, гласившей, что опера важнее, чем рейхстаг.

Не допускалась даже «оппозиция со стороны отдельных лиц, за исключением тех случаев, когда затрагиваемые вопросы не имели никакого значения».

Для того чтобы гарантировать подавление оппозиции, необходимо было создать тайную политическую полицию. В целях подавления неисправимых противников необходимо было создать концентрационные лагери и учредить институт превентивного заключения. Превентивное заключение, в соответствии с показаниями Геринга, означало следующее:

Те же цели доминировали и в вопросе об истреблении евреев. Вначале главную роль играли фанатизм и политический оппортунизм, так как антисемитизм и связанная с ним теория «козла отпущения» представляли собой ту тележку, на которой нацисты ехали к власти. Именно по этой причине развратник Штрейхер и богохульник Розенберг были радушно встречены как участники партийных съездов, именно поэтому их сделали руководителями и высшими чиновниками государства и партии. Однако вскоре нацисты стали рассматривать евреев как авангард оппозиции, направленной против полицейского государства. В качестве причины, объяснявшей необходимость отстранения евреев от политической и экономической жизни Германии, приводились опасения по поводу их пацифистских настроений и их оппозиция по отношению к ярко выраженному национализму. В связи с этим евреев, как скот, перевозили в концентрационные лагери, где они насильственно использовались как рабочая сила для работы на военные нужды.

На совещании, имевшем место 12 ноября 1938 г., через два дня после неистовых еврейских погромов, спровоцированных Геббельсом и проведенных руководящим составом партии и СА, Геринг, Функ, Гейдрих, Геббельс и другие нацисты, занимавшие высокие посты, разработали программу устранения евреев из германской экономики.

Принятые к проведению мероприятия включали в себя заключение евреев в гетто, сокращение их продовольственного снабжения, «ариизацию» их магазинов и ограничение для них свободы передвижения. Здесь вкрался еще один довод, заключавшийся в том, что полная конфискация их собственности содействовала финансированию германского вооружения. Хотя план Шахта получить иностранную валюту в качестве выкупа за еврейское население Германии не был принят, тем не менее евреев ограбили до такой степени, что Геринг получил возможность сообщить имперскому совету обороны о том, что критическое состояние имперской казны, вызванное перевооружением, было облегчено «благодаря миллиардному штрафу, наложенному на еврейство, и благодаря доходам, полученным Германией в результате ариизации еврейских предприятий».

Общий взгляд, брошенный на скамью подсудимых, позволяет заключить, что, несмотря на междоусобные распри, каждый подсудимый в своей области действовал согласованно с другими, все они активно помогали осуществлению общего плана. Это противоречит практике, согласно которой люди с такой различной подготовкой и способностями, по-видимому, только по случайному совпадению содействуют друг другу в достижении своих целей.

Важная и разносторонняя деятельность Геринга носила полумилитаристский и полубандитский характер. Он тянулся своими грязными руками за каждым куском пирога. Он использовал своих молодцов из СА для того, чтобы привести банду к власти. Для того чтобы закрепить эту власть, он задумал сжечь рейхстаг, основал гестапо и создал концентрационные лагери. Он также стоял за истребление оппозиции и за инсценировку скандальных инцидентов для того, чтобы избавиться от упрямых генералов Он создал военно-воздушные силы и бросил их на своих беззащитных соседей. Он был одним из самых активных участников изгнания евреек из страны. Путем мобилизации всех экономических ресурсов Германии он сделал возможным ведение войны, в планировании которой он принял большое участие. Он являлся вторым после Гитлера лицом, координировавшим деятельность всех подсудимых.

Роль, которую играли остальные подсудимые, хотя она и была менее представительной и менее наглядной, чем роль рейхсмаршала, тем не менее являлась дополняющим и необходимым вкладом в общие усилия; без любого из подсудимых успех общего дела был бы поставлен под угрозу срыва. Виновность этих людей в совершении целого ряда отдельных действий была здесь доказана. Нет никакого смысла рассматривать сейчас все те преступления, с которыми предъявленные доказательства связывают имена подсудимых; кроме того, я не располагаю для этого достаточным временем. Тем не менее, рассматривая заговор как единое целое и как механизм в действии, мне хотелось бы бегло остановиться на наиболее значительных услугах, которые каждый из этих людей оказал общему делу.

Фанатик Гесс, перед тем как его обуяла страсть к странствованиям[152], был инженером, управлявшим механизмом партии, передававшим руководящему составу партии пропагандистские установки, осуществлявшим надзор над всеми сторонами деятельности партии и сохранявшим ее наготове, как преданное и послушное орудие власти.

Когда за границей начинали осознавать положение вещей и тем самым ставился под угрозу успех нацистских захватнических планов, на сцену выступал двуличный Риббентроп — торговец ложью, который должен был лить масло на взволнованную подозрениями воду, выступая с проповедями об ограниченных и мирных намерениях.

Кейтель, безвольное и послушное орудие, передал партии орудие агрессии — вооруженные силы и направлял их при выполнении поставленных перед ними преступных задач.

Кальтенбруннер, великий инквизитор, принял от Гейдриха его кровавый плащ с тем, чтобы задушить оппозицию и добиться покорности террором; он утвердил власть национал-социализма на трупах безвинных жертв.

Розенберг, духовный отец и высокий проповедник теории «расы господ», явился создателем доктрины ненависти, которая послужила первым импульсом к уничтожению еврейства и вызвала применение его атеистических теорий на практике на восточных оккупированных территориях.

Фанатик Франк утвердил нацистский контроль путем установления новой власти, основанной на беззаконии, тем самым превращая волю партии в единственный критерий законности; он экспортировал свою систему беззакония в Польшу, которой он правил с тиранией Цезаря, и сохранил в живых лишь жалкие остатки ее населения.

Фрик, безжалостный организатор, помогал партии при захвате власти, руководил полицейскими учреждениями с тем, чтобы сохранить для нее власть, и приковал экономику Богемии и Моравии к германской военной машине.

Штрейхер, ядовитый пошляк, составлял и распространял непристойные расовые пасквили, которые побуждали народ одобрить все усиливавшиеся по своей безжалостности операции по «расовому очищению» и содействовать их проведению.

В качестве министра экономики Функ ускорял темпы вооружения, а в качестве президента имперского банка он помещал на хранение в банк золотые коронки с зубов жертв концентрационных лагерей. Это, по всей вероятности, самый жуткий источник дохода в истории банков.

Шахт, скрываясь под личиной накрахмаленной респектабельности, ранее служил удобной ширмой (приманка, на которую ловились сомневающиеся элементы); впоследствии его махинации дали возможность Гитлеру финансировать колоссальную программу перевооружения, сохраняя при этом полную секретность.

Дениц, принявший от Гитлера в качестве наследства поражение, способствовал успеху нацистских агрессий, инструктируя свою свору убийц с подводных лодок вести морскую войну с беззаконной свирепостью джунглей.

Редер, политический адмирал, украдкой построил военно-морской флот Германии, вопреки Версальскому договору, и затем предоставил его для использования в серии агрессий, в планировании которых он принимал большое участие.

Фон Ширах, отравивший целое поколение, посвятил германскую молодежь в суть нацистской доктрины, подготовил ее в легионах для службы в СС и вооруженных силах и передал нацистской партии как фанатичную, послушную исполнительницу воли последней.

Заукель, самый крупный и самый жестокий работорговец со времен египетских фараонов, добывал остро необходимую рабочую силу путем угона народов других стран в страну рабства, причем в таких масштабах, которые были неизвестны даже в древние дни тирании в царстве на Ниле.

Иодль, предатель традиций своей профессии, руководил вооруженными силами, нарушая их собственный кодекс военной чести для того, чтобы осуществлять варварские цели нацистской политики.

Фон Папен, благочестивый агент атеистического режима, держал стремя, когда Гитлер вскакивал в седло, помог аннексировать Австрию я посвятил свою дипломатическую изворотливость делу достижения нацистских целей за границей.

Зейсс-Инкварт, возглавлявший пятую колонну в Австрии, возглавил правительство своей собственной страны лишь для того, чтобы преподнести ее Гитлеру в качестве подарка, и затем, двинувшись на север, принес террор и угнетение в Нидерланды и разграбил их экономику ради германского неумолимого бога Кришна.

Фон Нейрат, дипломат старой школы, который метал бисер своего опыта перед нацистами, руководил нацистской дипломатией в ранние годы, успокаивал опасения будущих жертв и, как имперский протектор Богемии и Моравии, укрепил позицию Германии для будущего нападения на Польшу.

Шпеер в качестве министра вооружения и военной промышленности начал сотрудничать в планировании и проведении в жизнь программы принудительной доставки военнопленных и иностранных рабочих для германской военной промышленности, добившись того, что выпуск продукции этой промышленности повышался, в то время как рабочие таяли, вымирая от голода.

Фриче, начальник радиопропаганды, подтасовывая факты, добивался от германского общественного мнения яростной поддержки режима и таким образом парализовал у населения способность к самостоятельному суждению, так что оно, ни о чем не спрашивая, подчинялось приказам своего хозяина.

Борман, который не принял нашего приглашения на это собрание, управлял регулятором огромных и мощных моторов партии, направляя ее во всех областях безжалостного проведения нацистской политики, начиная от бичевания христианской церкви и кончая линчеванием захваченных союзных летчиков.

В своей деятельности все эти подсудимые, несмотря на их различное происхождение и способности, присоединились к усилиям других заговорщиков, которые сейчас не находятся на скамье подсудимых, но которые тем не менее играли важную роль в выполнении других задач общего плана. Они представляли собой хорошо слаженный, четко работавший механизм, движимый стремлением к общей цели: перекроить карту Европы силой оружия.

Некоторые из этих подсудимых были ревностными членами нацистского движения с первых дней его существования.

Другие, менее фанатичные, вошли в общее дело позднее, после того как успехи сделали привлекательным участие в нем, так как оно сулило награды.

Эта группа новообращенных более позднего периода возместила критическую нехватку первоначальных искренних последователей, поскольку, как это указывал в своих выводах доктор Зимерс:

Роковая слабость нацистской банды в первый период ее существования заключалась в том, что у членов ее отсутствовали технические знания.

Они не могли создать из своих собственных рядов правительство, способное провести в жизнь все планы, необходимые для реализации целей нацистского движения.

Именно отсюда и проистекают преступления и предательство людей, подобных Шахту, фон Нейрату, Шпееру и фон Папену, Редеру и Деницу, Кейтелю и Иодлю.

Сомнительно, могли ли преуспеть нацисты в проведении своего плана господства без участия имевшей специальное образование интеллигенции, которой они с такой охотой предоставляли руководить осуществлением этого плана.

Эти люди действовали, хорошо зная о широко объявленных целях и методах нацистов, и продолжали свою службу даже тогда, когда на практике увидели, куда вел путь, по которому они шли.

Их превосходство над обычной нацистской посредственностью не оправдывает их. В этом — их обвинительный приговор. Из тысяч страниц материалов этого процесса с определенностью явствует, что главное преступление из всей группы нацистских преступлений — нападение на мир во всем мире — было преднамеренно запланировано.

Эти агрессивные войны не начались из-за того, что население стихийно схватилось за оружие в порыве негодования.

За неделю до вторжения в Польшу Гитлер сказал своим военным командующим:

Инцидент пропагандистского характера был должным образом сфабрикован при помощи использования заключенных концентрационных лагерей, переодетых в польскую военную форму для того, чтобы создать видимость польского нападения на германскую пограничную радиостанцию.

План оккупации Бельгии, Голландии и Люксембурга впервые появился в августе 1938 года в связи с планом нападения на Чехословакию.

Намерение напасть оформилось в программу в мае 1939 года, когда Гитлер заявил своим командующим, что:

Таким образом, войны, которые должны были последовать, планировались прежде, чем начиналась первая война. Это были наиболее тщательно спланированные войны в истории.

Вплоть до того времени, когда все преступные акты агрессии в их ужасающей последовательности и развитии уже были давно завершены, не было сделано ни одного шага, который бы не соответствовал искусно составленному плану или последующим графикам и расписаниям.

Военные преступления и преступления против человечности также являлись бесплановыми, отдельными или стихийными актами.

Даже если оставить в стороне наши неоспоримые доказательства существования заговора, достаточно спросить: разве возможно было выделить шесть миллионов человек из нескольких народов, на основании их расовой принадлежности и происхождения, умертвить, а тела их уничтожить, если эта операция не являлась частью общей схемы, разработанной правительством? Разве можно было поработить пять миллионов рабочих, насильственно их завербовать и вывезти в Германию, распределить их на те работы, где они могли быть наиболее полезны, организовать систему их снабжения, если медленная смерть от голода вообще может быть названа снабжением, и осуществить их охрану — если все это не являлось частью общего плана?

Разве могли быть созданы сотни концентрационных лагерей по всей Германии, рассчитанные на сотни тысяч жертв и требовавшие материалов и рабочей силы для своего строительства, персонала и руководства для своего обслуживания и включения их в качестве составной части в экономику страны; разве могли быть затрачены все эти усилия при германской автократии, если они не были частью плана?

Разве тевтонская страсть к организации стала знаменитой из-за своей терпимости и бесплановой деятельности?

Каждая отдельная часть плана была тесно связана со всеми остальными. Программа рабского труда была согласована с нуждами промышленности и сельского хозяйства, а они, в свою очередь, приспосабливались к потребностям военной машины. Сложный пропагандистский механизм приводился в движение для осуществления программы господства над народом и побуждения его к войне, в которой должны были сражаться его сыновья. Промышленность вооружения черпала рабочую силу из концентрационных лагерей. Концентрационные лагери черпали ее из гестапо. Гестапо опиралось на шпионскую систему нацистской партии. Нацистский железный закон исключал все, что не соответствовало нацистской программе. Все значительные события, происходившие в этом регламентированном обществе, были лишь проявлениями заранее запланированной и открыто объявленной программы захвата для нацистского государства места под солнцем ценой ввержения во мрак всех остальных.

Подсудимые отвечают на это небывалое обвинение по-разному: одни, признавая ограниченную ответственность; другие, перекладывая вину на других; а некоторые утверждают, что хотя колоссальные преступления действительно совершались, преступников все же нет.

Ограниченное время не разрешает мне рассмотреть в отдельности построение защиты каждого подсудимого. Однако есть много моментов, общих для отдельных дел, и они заслуживают некоторого рассмотрения.

Защитники многих подсудимых пытаются опровергнуть обвинение в заговоре или наличии общего плана на том основании, что характер нацистского плана не соответствует понятию заговора, применимому в германском праве, — заговора о разбое на большой дороге или о краже со взломом. Их представление о заговоре ассоциируется со встречей украдкой глухой ночью в уединенном, скрытом месте, где подсудимые обдумывают каждую деталь отдельного преступления.

Устав исключает возможность применения в качестве критерия такой ограниченной и узкой концепции заговора, взятой из внутреннего права, употребляя дополнительный и не специальный термин «общий план». Если мы совершенно опустим термин «заговор», то Устав гласит, что руководители, организаторы, подстрекатели и пособники, участвовавшие в составлении или осуществлении общего плана, направленного к совершению любого из названных преступлений, «несут ответственность за все действия, совершенные любым лицом с целью осуществления такого плана».

Концепция общего плана, изложенная в Уставе, представляет собой в действительности принципиальное понимание термина заговора в международном праве. Общий план, или заговор, для захвата государственной машины, для совершения преступлений против мира во всем мире, для того, чтобы стереть с лица земли целую расу, поработить миллионы, покорить и ограбить целые народы, не может рассматриваться в тех же рамках, что и планирование менее значительных преступлений, хотя и в данном случае применимы те же самые основные принципы.

Обыкновенные бандиты могут планировать — кто из них возьмет револьвер и кто стилет, кто подойдет к жертве спереди, кто сзади, и где именно они ее подстерегут. Но при планировании войны револьвер становится вооруженными силами — «вермахт», а стилет — военно-воздушным флотом.

Выбор места для удара ограничивается не темной аллеей, а пространствами всего мира. В эту операцию входят в качестве элементов умелое обращение с общественным мнением, государственные законы, полицейская служба, промышленность и финансы. Там, где в обыкновенном заговоре использовались угрозы и обещания, здесь была пущена в ход внешняя политика нации. Также степень секретности, которая указывает на преступный умысел заговора, зависит от ее цели. Тайные приготовления государства, направленные против народов других стран мира, даже если они и скрыты от других стран, могут быть совершенно открыты и широко известны его народу.

Но не тайна является существенной составной частью такого замысла. Некоторые части общего плана могут объявляться с крыш домов, как это было с антисемитизмом, а другие могут держаться в секрете, как это было в течение долгого времени в отношении программы вооружения.

Исключительно соображения стратегического характера определяют, какая именно часть подготовительных мероприятий должна быть обнародована, как, например, это было с заявлением, которое сделал Геринг в 1935 году о создании военно-воздушного флота, и какая их часть должна сохраниться в тайне, как, скажем, это было в связи с использованием нацистами лопат для обучения «трудовых отрядов» обращению с оружием.

Этот заговор большого размаха аморфен по форме и оппортунистичен по средствам его выполнения. Однако ни то, ни другое не может помешать закону проникнуть в его существо.

Подсудимые, однако, утверждают, что не могло существовать заговора, предусматривавшего ведение агрессивных войн, во-первых, потому, что никто из нацистов не желал войны; во-вторых, потому, что целью вооружения было лишь обеспечение усиления Германии с тем, чтобы и ее голос был слышен в семье народов, и, в-третьих, потому, что войны, по существу, не являлись агрессивными войнами, но были лишь оборонительными войнами против «большевистской угрозы».

Когда мы анализируем доводы, приведенные в доказательство того, что нацисты не хотели войны, мы видим, что в сущности своей они сводятся к следующему:

Я не так уже уверен в этом. И еще менее склонен согласиться с определением, данным Герингом генеральному штабу, который он назвал нацистской организацией.

Однако нашему делу не повредит, если мы примем в качестве абстрактного предположения, что никому из этих подсудимых не нравилась война. Но они хотели получить то, что, как они знали, они не могли получить без войны. Они хотели получить земли и богатства своих соседей. Их философия, как кажется, сводилась к тому, что, если эти соседи не уступят добровольно, они тем самым станут агрессорами и на них нужно будет возложить ответственность за развязывание войны.

Однако остается фактом то обстоятельство, что война никогда не казалась нацистам ужасной до тех пор, пока она не вошла к ним в дом, до тех пор, пока не был раскрыт обманный характер их заверений германскому народу о том, что германские города, подобные тому разрушенному городу, в котором произошла наша встреча, останутся неуязвимыми.

Начиная с этого времени, война стала ужасной и для них.

Но опять-таки подсудимые пытаются доказать: «Конечно, мы производили пушки, но не для того, чтобы стрелять, — они должны были только придать нам вес при переговорах».

В лучшем случае этот аргумент сводится к утверждению, что военные силы были предназначены для шантажа, но не для военных действий.

Угроза военного вторжения, с помощью которой силой был навязан аншлюсе Австрии, угрозы, предшествовавшие Мюнхену, угроза Геринга подвергнуть бомбардировке прекрасный город Прагу, если президент Чехословакии не согласится на создание протектората, являются примерами того, что имели подсудимые в виду, когда они говорили об использовании вооружения как аргумента при ведении переговоров. Но из самой природы германских требований ясно, что должен был наступить день, когда какая-нибудь страна откажется купить себе мир, откажется внести за себя выкуп, потому что «конец этой игры — угнетение и позор, и народ, который играет в нее, — погиб».

Намеревались ли в таком случае эти подсудимые отказаться от германских требований или Германия собиралась настаивать на них и проводить пропаганду таким образом, чтобы возложить вину за ведение войны на тот народ, который оказался столь безрассудным, что стал сопротивляться? События ответили на этот вопрос, а документы, подобные меморандуму адмирала Карлса, ранее мною цитировавшемуся, не оставляют никакого сомнения в том, что события совершались именно так, как это предполагалось.

Но некоторые из подсудимых заявляют, что войны не были агрессивными и целью их было защитить Германию от новой возможной опасности — «угрозы коммунизма», которая являлась своего рода навязчивой идеей многих нацистов.

С самого начала этот довод о самозащите терпит крах, поскольку в этом случае полностью игнорируется роковое сочетание фактов, установленных в материалах суда. Во-первых, быстрые и колоссальные по размаху германские приготовления к войне; во-вторых, неоднократные, открыто объявленные намерения руководителей Германии совершить нападение, которые я цитировал ранее, и, в-третьих, тот факт, что имела место целая серия таких войн, когда германские силы первыми наносили удары без предупреждения и пересекали границы стран других народов. Даже если бы могло быть доказано, а это невозможно, что война с Россией на самом деле носила оборонительный характер, совершенно очевидно, что дело обстоит иначе в отношении всех тех войн, которые предшествовали ей.

Кроме того, можно также указать на то, что даже те, которые хотели бы убедить вас в том, что коммунизм угрожал Германии, соперничают друг с другом в попытках доказать, что они были против этой пагубной авантюры. Можно ли поверить, что они выступали бы против такой войны, если бы она была на самом деле оборонительной?

Легкомысленное отношение к фактам, характерное для этой теории самозащиты, защитники пытаются возместить, как это часто делают адвокаты, ссылками на теорию права. Д-р Яройсс в своей «ученой» речи от имени защиты указывает, что ни одно условие договора, ни одно положение права не лишает Германию, как суверенную нацию, права на самооборону. Он далее утверждает, ссылаясь на авторитет классического международного права, что каждое государство должно само решить вопрос о том (я цитирую), «является ли война, которую оно ведет, в данном случае оборонительной».

Нет необходимости рассматривать основательность абстрактного принципа, не относящегося к фактам настоящего дела. Я не сомневаюсь, что, если какая-нибудь нация пришла бы к решению, что она должна прибегнуть к войне в целях самозащиты, исходя из условий, дающих достаточное основание для того, чтобы честно принять такое решение, любой Трибунал придал бы этому большое и, возможно, решающее значение, даже если бы последующие события показали, что такое решение было заблуждением.

Но факты на данном процессе не допускают никакой скидки на честное решение, потому что нацисты даже не пытались сделать вид, что они пришли к такому решению; еще в меньшей степени оно являлось честным.

Ни в одном из документов, которые раскрывают планирование и детализацию планов этих нападений, не было и не может быть процитировано ни одного предложения, которое указывало бы на действительное опасение по поводу нападения извне. Вполне возможно, что у государственных деятелей других наций не хватило мужества немедленно и полностью разоружиться. Возможно, они подозревали Германию в тайном перевооружении. Но если они и медлили с отказом от вооружения, они во всяком случае не побоялись пренебрегать развитием промышленности вооружения.

Германия отлично знала, что ее бывшие враги довели свое вооружение до упадка, столь маловероятной казалась им возможность другой войны. Германия противостояла Европе, которая не только не хотела нападать, но которая была слишком слаба и пацифистски настроена даже для того, чтобы соответствующим образом защищаться, и должна была заплатить чуть ли не своей честью, а может быть, и большим, чтобы купить себе мир. Те протоколы о секретных нацистских совещаниях, которые мы вам представили, не называют потенциального агрессора. В них чувствуется дух агрессии, а не оборонительной войны. Они всегда замышляли территориальную экспансию, а не сохранение территориальной целостности.

Военный министр фон Бломберг в своей директиве от 1937 года, в которой устанавливались общие принципы для подготовки вооруженных сил к войне, опроверг эти жалкие притязания на самозащиту.

Он заявлял в то время следующее:

Тем не менее он предлагает:

Если эти подсудимые могут сейчас цинично приводить в свое оправдание довод о самозащите, хотя ни один из ответственных лидеров в тот период искренне не заявил и не считал, что самозащита является необходимой, то тем самым доводятся до полного абсурда, с правовой точки зрения, все договоры о ненападении. Они становятся лишь дополнительным средством обмана в руках агрессора и ловушкой для миролюбивых стран. Даже если договоры о ненападении предусматривают возможность для каждого народа на основе доверия (бона фиде) решить вопрос о необходимости самозащиты против непосредственной угрозы нападения, они тем не менее ни в коей мере не могут служить прикрытием для тех, которые никогда не приходили к решению такого рода.

В своей вступительной речи я осмелился предсказать, что не будет серьезных опровержений того, что преступления, которые вменяются в вину подсудимым, были совершены действительно, и что речь будет идти об ответственности отдельных подсудимых. Подсудимые действительно показали, что мое пророчество сбылось. Вообще говоря, они не отрицают того, что все это имело место, но утверждают, что все это имело место «само по себе», а не являлось результатом общего плана или заговора.

Одним из основных доводов отрицания подсудимыми наличия заговора является довод относительно того, что при диктатуре заговор невозможен. Далее подсудимые аргументируют свое заявление тем, что все они должны были повиноваться приказам Гитлера, которые имели силу закона в германском государстве, и, следовательно, повиновение нельзя считать основой для предъявления обвинения в совершении преступления. В том же духе приводятся объяснения, что хотя массовые убийства и совершались, убийц не было.

Этот довод преследует цель обойти статью 8 Устава, согласно которой приказ правительства или начальника не освобождает подсудимого от ответственности, но может только приниматься во внимание как смягчающее вину обстоятельство.

Эта статья Устава является справедливой и отвечает действительному положению вещей, как это заявил подсудимый Шпеер, определяя, что он подразумевает под общей ответственностью руководителей германского государства:

Он далее заявил Трибуналу:

Утверждение относительно того, что неограниченная власть фюрера исключала возможность существования заговора, как и многое другое в абстрактных аргументах защиты, явно опровергается теми фактами, которые имеются в судебных протоколах. Фюрерский принцип абсолютизма, как указал Геринг, был сам по себе частью общего плана.

Подсудимые могли стать рабами диктатора, но именно он был их диктатором. И Геринг заявил в своих показаниях: с самого начала цель нацистского движения заключалась в том, чтобы сделать его таковым.

Каждый нацист произносил следующую присягу: «Я обещаю, что я буду вечно верен Адольфу Гитлеру. Я обещаю безоговорочно повиноваться ему и фюрерам, назначенным им».

Более того, они заставили всех тех, кто находился в их власти, также принести такую присягу. Эта присяга была незаконной, согласно германскому праву, ибо стать членом организации, в которой дается присяга о повиновении неизвестному начальнику или о безоговорочном повиновении известному начальнику, согласно закону, считалось преступным.

Эти люди уничтожили свободное правительство в Германии, а сейчас просят освободить их от ответственности, потому что они стали рабами. Они находятся в положении мальчика из сказки, который убил своего отца и мать, а затем просил о снисхождении, потому что остался сиротой. Но эти люди не заметили того, что действия Адольфа Гитлера — это их действия. Именно эти люди из миллионов других, а именно они, руководя миллионами других, создали Адольфа Гитлера и облекли эту психопатическую личность властью принимать не только решения по многочисленным общим вопросам, но также и разрешать важнейший вопрос о войне и мире. Они допьяна напоили его властью и заставили людей заниматься перед ним низкопоклонством.

Они разжигали его ненависть и вселяли в него чувство страха. Вложив в протянутые руки Гитлера заряженное ружье, они именно ему предоставили нажать курок, и когда он это сделал, все они это в то время одобрили.

Его вина признается одними подсудимыми неохотно, другими — с чувством мести. Но его вина — это вина всех вместе и каждого из них в отдельности, кто находится на скамье подсудимых. Защита убеждает нас, что эти подсудимые не могли создать общий план или быть соучастниками одного и того же заговора, потому что между ними происходила борьба и они принадлежали к различным фракциям и кликам. Нет необходимости в том, чтобы люди были согласны абсолютно по всем вопросам для того, чтобы они сумели сговориться между собой в такой степени, что их сговор можно рассматривать как преступный заговор.

Без сомнения, были заговоры и внутри заговора, так же как интриги, соперничество и борьба за власть. Шахт и Геринг разошлись во мнениях по вопросу о том, кто из них должен осуществлять контроль над хозяйством страны, но у них не было разногласий в отношении того, что все хозяйство должно быть регламентировано для проведения подготовки к войне.

Геринг заявляет, что он действовал помимо общего плана, аргументируя это тем, что через Далеруса он вел некоторые переговоры с влиятельными людьми Англии как раз перед польской войной. Однако совершенно ясно, что это было сделано не для того, чтобы предотвратить агрессию против Польши, а имело своей целью обеспечение успеха и безопасное проведение этой агрессии, добившись нейтралитета Англии. Розенберг и Геринг, быть может, были не во всем согласны по вопросу о том, как распределять награбленные произведения искусства, но в отношении того, как следует производить этот грабеж, у них никаких разногласий не было.

Иодль и Геббельс, быть может, расходились во мнениях по вопросу о том, следует ли денонсировать Женевскую конвенцию, но у них никогда не было разногласий по поводу нарушения ее. Подобным же образом обстояло дело на всем протяжении подлой истории их заговора. Мы не встретили ни единого случая, когда бы один из подсудимых поднялся и заявил против остальных: «Это неправильно, я не буду делать этого». Как бы они ни расходились во мнениях, спорным вопросом всегда являлся лишь вопрос о методе или компетенции, но эти разногласия никогда не выходили за рамки общего плана.

Некоторые подсудимые также утверждают, что во всяком случае не существовало заговора для совершения военных преступлений и преступлений против человечности, потому что члены кабинета никогда не встречались с военными руководителями для того, чтобы планировать такого рода действия. Эти преступления являлись только неизбежным и случайным результатом осуществления плана агрессии для расширения жизненного пространства (лебенсраум). На совещании командующих Гитлер заявил: «В Польше главная задача заключается в том, чтобы уничтожить противника, а не достичь определенной географической линии».

Франк подхватил этот мотив и заявил, что после того, как из них будет выжата вся рабочая энергия, «...можно будет превратить в котлету поляков, украинцев и всех тех, кто находится поблизости, неважно к чему это приведет».

Рейхскомиссар Кох на Украине вторил ему в тон: «Я выгоню из этой страны всех, вплоть до последнего человека. Я пришел сюда не для того, чтобы изливать благодать».

Такова была изнанка «жизненного пространства». Могли ли люди с таким практическим складом ума, как у них, рассчитывать на то, что им удастся даром получить соседние земли от их владельцев, без совершения преступлений против человечности?

И, наконец, последним доводом каждого из подсудимых является утверждение, что даже если заговор и существовал, то он лично в нем не был замешан. Поэтому очень важно при рассмотрении их попыток избежать ответственности знать прежде всего, что именно подразумевается под обвинением в участии в заговоре и за что оно предусматривает наказание. При рассмотрении вопроса об участии в заговоре мы не наказываем одного человека за преступление, совершенное другим человеком.

Мы стараемся наказать каждого за его собственное преступление, за его участие в осуществлении общего преступного плана, в котором также принимали участие и другие. Степень преступности плана, а поэтому и виновности каждого, кто принимал участие в его проведении, несомненно, представляет собой общую сумму преступлений, совершенных всеми участниками при осуществлении этого плана. Но сущность обвинения заключается в участии в разработке или осуществлении этого плана. Таков закон, который каждое общество считает необходимым для того, чтобы покарать таких людей, как эти подсудимые, которые сами никогда не марали руки в крови, но разрабатывали планы, приведшие в результате к кровопролитию. Сейчас по всей Германии в каждой оккупационной зоне все мелкие исполнители, которые по приказу проводили в жизнь эту преступную политику, предаются суду и подвергаются наказанию.

Было бы величайшей и непростительной пародией на справедливость дать этим людям, которые планировали эту политику и направляли этих мелких исполнителей, возможность избегнуть кары. Эти люди, находящиеся на скамье подсудимых, перед лицом фактов, имеющихся в судебных протоколах, не могут отговориться незнанием этой преступной программы или отдаленным и неопределенным к ней отношением.

Именно они являются творцами этой программы. Посты, которые они занимали, показывают, что мы избрали подсудимых, ответственность которых совершенно очевидна. Это — самые высокопоставленные из оставшихся в живых представителей власти, каждый из которых играл главную роль в своей области и в нацистском государстве в целом. В настоящее время нет в живых никого, кто бы, по крайней мере, вплоть до последнего момента войны, стоял выше Геринга по занимаемому положению и располагал большей властью и влиянием.

Никто в армии не стоял выше Кейтеля и Иодля, никто во флоте не занимал более высокого поста, чем Редер и Дениц.

Кто может нести большую ответственность за двуличную дипломатию, чем министры иностранных дел фон Нейрат и Риббентроп и их подручный Папен? Кто должен нести ответственность за деспотическое управление оккупированными странами, как не гаулейтеры, протекторы, губернаторы и комиссары, такие, как Франк, Зейсс-Инкварт, Фрик, фон Ширах, фон Нейрат и Розенберг? Где искать тех, кто мобилизовал все хозяйство для тотальной войны, если мы забудем о Шахте, Шпеере и Функе? Кто был хозяином этого огромного рабовладельческого предприятия, как не Заукель? Чья рука, как не рука Кальтенбруннера, направляла деятельность концлагерей? Кто подхлестывал ненависть и страх в народе и искусно направлял партийные организации на подстрекательство к этим преступлениям, если не Гесс, фон Ширах, Фриче, Борман и недостойный упоминания Юлиус Штрейхер?

Список подсудимых состоит из лиц, которые играли главные, связанные между собой роли в этой трагедии. Фотографии и фильмы вновь и вновь показывают их вместе в дни важных событий. Документы свидетельствуют, что они были согласны по вопросу о политике и методах и об агрессивной деятельности, направленной на расширение территории Германии силой оружия. Каждый из этих подсудимых внес вклад в дело нацистского плана, каждый из них играл в нем главную роль. Лишите нацистский режим того, что было сделано Шахтом, Заукелем, фон Папеном или Герингом, и этот режим перестанет быть самим собой. Взгляните на этих падших людей и представьте себе их такими, как они изображены на фотографиях и в документах в дни их величия и славы. Имеется ли среди них хотя бы один, чья деятельность значительно не продвинула бы этот заговор вперед по кровавому пути к достижению кровавой цели? Можем ли мы допустить, что огромные усилия этих людей были направлены на достижение тех целей, о существовании которых они никогда не подозревали?

Защищая себя, все подсудимые единодушно пытаются избежать ответственности и вины, вытекающей из их деятельности на занимаемых ими постах. Мы слышим, как один и тот же припев повторяется вновь и вновь: у этих людей не было власти, они ничего не знали, не пользовались никаким влиянием.

Функ подводит итог этому самоуничижению подсудимых в своей жалобной ламентации: «Я всегда, так сказать, подходил к двери, но мне никогда не разрешалось в нее войти».

В своих показаниях каждый подсудимый по некоторым вопросам оказывается в тупике. Никто ничего не знал о том, что происходило, Время от времени мы слышим голоса, раздающиеся со скамьи подсудимых: «Я слышу об этом впервые, только здесь».

Эти люди не видели зла, ничего не говорили, и ничего не было сказано в их присутствии. Это заявление могло бы звучать вполне правдоподобно, если бы оно было сделано одним подсудимым. Но когда мы складываем все их показания вместе, то о «Третьей империи», которая должна была существовать в течение тысяч лет, создается очень смешное впечатление.

Если мы объединим повествования всех подсудимых первой скамьи, то получится нелепая картина правительства Гитлера. Оно состояло из: человека №2, который ничего не знал об эксцессах созданного им гестапо и никогда не подозревал о программе истребления евреев, хотя он лично подписал более десятка декретов, которые касались вопроса преследования этой расы; человека №3, который был просто невинным посредником, передающим, подобно почтальону или посыльному, приказы Гитлера, которых он сам даже не читал; министра иностранных дел, который очень мало знал о внешнеполитических проблемах и ничего не знал о внешней политике; фельдмаршала, который издавал приказы вооруженным силам, но не имел ни малейшего представления о результатах, к которым приведут эти приказы на практике; начальника службы безопасности, который считал, что полицейские функции возглавляемого им гестапо и СД являлись по своему характеру чем-то вроде регулирования уличного движения; партийного философа, который интересовался исследованиями в области истории и не имел ни малейшего представления о насилии, которое порождала его философия в XX веке; генерал-губернатора Польши, который царствовал, но не управлял; гаулейтера Франконии, обязанность которого заключалась в том, чтобы фабриковать грязные документы относительно евреев, но который не имел никакого представления о том, будет ли их кто-нибудь читать; министра внутренних дел, который не знал даже, что происходит внутри его собственного ведомства, и еще меньше знал о том, что творится в его собственном министерстве, и абсолютно ничего не знал о том, что происходит внутри Германии; президента Рейхсбанка, который совершенно не знал о том, что поступало и что изымалось из сейфов его банка; уполномоченного по вопросам военной экономики, который втайне перестраивал всю экономику для производства вооружения, но не имел при этом никакого представления о том, что в какой-либо степени имеет отношение к войне.

Это может показаться фантастическим преувеличением, но именно к такому выводу вы должны были бы прийти для того, чтобы оправдать этих подсудимых.

Они действительно слишком много протестуют. Они отрицают, что они знают то, что являлось общеизвестным. Они отрицают, что они знали о планах и программах, которые были настолько же общеизвестными, как и «Майн кампф» и программа партии. Они даже отрицают, что им известно содержание документов, которые они получили и в соответствии с которыми они действовали.

Почти все подсудимые высказывали две или более противоречащие одна другой точки зрения. Давайте проиллюстрируем несовместимость их точек зрения на записи показаний одного из подсудимых, одного, который, если бы мы настаивали, охотно бы согласился с тем, что он самый умный, честный и невинный человек из всей скамьи подсудимых. Это — Шахт. Таково впечатление от его показаний.

Но не следует забывать, что все это я выдвигаю не только против него одного, поскольку большое количество внутренних противоречий свойственно показаниям нескольких подсудимых: Шахт открыто не присоединялся к нацистскому движению до тех пор, пока оно не победило, так же как открыто не покидал этого движения до тех пор, пока оно не потерпело краха. Он признает, что никогда публично не выступал против этого движения, но утверждает, что лично он никогда не относился к нему лояльно.

Когда мы его спрашиваем, почему он не остановил режим на его преступном пути, режим, при котором он был министром, он заявляет, что он был лишен всякого влияния. Когда мы его спрашиваем, почему он продолжал оставаться членом этого преступного режима, он заявляет нам, что, оставаясь на службе этого режима, он надеялся сделать его программу более умеренной. Подобно брамину среди неверных, он не мог себе позволить общаться с нацистами, но он также никогда не мог позволить себе порвать с ними политические связи. Из всех агрессивных действий нацистов, которыми, как он теперь утверждает, он был потрясен, нет ни одного, которому бы он не оказывал поддержку перед лицом всего мира авторитетом своего имени, своим престижем.

Вооружив Гитлера и дав ему тем самым возможность шантажировать континент, сейчас он обвиняет Англию и Францию в том, что они поддались его шантажу. Шахт всегда боролся за свое положение в рамках существовавшего режима, который сейчас он пытается презирать.

Иногда он не соглашался со своими нацистскими сообщниками относительно средств для достижения своих целей, но он никогда не расходился с ними во мнениях по вопросу о самой цели. Он действительно порвал с ними, когда наступили сумерки этого режима, но это было сделано по тактическим, а не по принципиальным соображениям. С этого времени он никогда не переставал призывать других рисковать своим положением и жизнью для того, чтобы оказывать содействие в осуществлении его планов, но никогда, ни в одном случае, он не подвергал риску свою собственную жизнь.

Теперь он хвастает, что он собственноручно застрелил бы Гитлера, если бы для этого представилась возможность, но германская кинохроника показывает, что даже после падения Франции, когда он встретился с живым Гитлером, он выступил вперед для того, чтобы пожать руку человеку, к которому, как он говорит, он питает огромное отвращение, и ловил каждое слово человека, которого, как он теперь говорит, считал недостойным доверия.

Шахт говорит, что он неуклонно «саботировал» гитлеровское правительство. Однако самая безжалостная секретная разведка в мире никогда не обнаружила даже следов его вредоносных действий по отношению к режиму даже через много времени после того, как он узнал, что война проиграна и что нацизм обречен на гибель. Шахт всю жизнь лавировал и обеспечивал себе такое положение, чтобы можно было заявить, что он не принадлежит ни к какому лагерю.

Его защитительные доводы при анализе оказываются столь же показными, сколь убедительными они кажутся на первый взгляд. Шахт является представителем самого опасного и отвратительного типа оппортунизма. Он представляет собой человека, занимающего влиятельное положение, который готов присоединиться к любому движению, зная, что оно является порочным, лишь потому, что оно, по его мнению, побеждает.

Эти подсудимые не могут отрицать того, что они являлись людьми, занимавшими очень высокое положение; они не могут также отрицать, что преступления, о которых я говорил, действительно были совершены они знают, что их собственные опровержения будут неправдоподобными, если только они не смогут переложить вину на кого-нибудь другого.

Подсудимые были единодушны, когда под давлением они старались свалить вину на других лиц — то на одного, то на другого. Но имена, которые они неоднократно называли, были — Гитлер, Гиммлер, Гейдрих, Геббельс и Борман. Все они мертвы или исчезли. Как бы настойчиво мы ни пытались добиться признаний от подсудимых, они, называя виновных, никогда не указывали на тех, кто находится в живых.

Соблазнительно размышлять о чудесной, замечательной изобретательности судьбы, которая умерщвляла всех виновных и оставляла в живых всех невинных.

Главным злодеем, на которого возлагается вся вина, — некоторые подсудимые соревнуются друг с другом в подыскании наиболее подходящих эпитетов, — является Гитлер. Он является человеком, на которого почти каждый из подсудимых поднимает указующий перст. Я не оспариваю этого единодушного мнения так же, как не отрицаю того, что на всех этих мертвых и исчезнувших лиц в равной степени падает вина. В преступлениях, которые требуют такого наказания, что степень виновности утрачивает даже свое значение, они, может быть, играли самую ужасную роль. Но их вина не может оправдать подсудимых. Гитлер не унес всю вину с собой в могилу. Вся вина не окутана саваном Гиммлера. Именно этих мертвых находящиеся здесь лица избрали в качестве своих партнеров в этом обширном сообщничестве заговорщиков, и за преступления, которые они совершали вместе, они должны отвечать все до одного. Можно с полным основанием сказать, что последнее преступление Гитлера было преступлением против земли, которой он правил.

Он был безумным мессией, который беспричинно начал войну и беспричинно ее продолжал. Поскольку он не мог властвовать, для него была безразлична судьба Германии. Как нам заявил Фриче у свидетельского пульта, Гитлер пытался использовать поражение Германии для самоуничтожения германского народа. Он продолжал войну, зная, что он не может победить, и продолжение войны означало лишь катастрофу. Шпеер в этом зале изложил это следующим образом:

Гитлер приказал каждому сражаться до конца и затем отступил, покончив жизнь самоубийством. Он ушел из мира таким, каким он жил, — обманщиком. Он оставил сообщение о том, что он погиб в бою, в качестве официальной версии. Это был человек, которого эти подсудимые возвеличили до положения фюрера. Именно они вступили в заговор для того, чтобы передать ему абсолютную власть над всей Германией. И в конце концов он и система, которую они создали для него, привели их всех к катастрофе.

Шпеер заявил следующее при перекрестном допросе (я цитирую):

Я позволю себе на минуту превратиться в адвоката дьявола. Я допускаю, что Гитлер был главным злодеем. Но возлагать всю вину на него одного будет немужественно и несправедливо со стороны подсудимых. Нам известно, что даже глава государства также ограничен своими умственными способностями и количеством часов в сутки, как и все остальные. Он должен доверять другим быть его глазами и ушами, чтобы следить за всем, что происходит в великой империи. Он должен иметь ноги, которые выполняли бы его поручения; руки, которые выполняли бы его планы.

На кого полагался Гитлер в выполнении всего этого, как не на тех, кто находится здесь на скамье подсудимых? Кто внушил ему, что он имеет непобедимую военно-воздушную армаду, как не Геринг? Кто скрывал от Гитлера все неблагоприятные сообщения? Разве не Геринг запретил фельдмаршалу Мильху предупредить Гитлера о том, что, по его мнению, Германии не по силам война с Россией? Разве не Геринг согласно заявлению Шпеера сместил генерала Галланта с поста командующего военно-воздушными силами за то, что тот говорил о недостаточной активности военно-воздушных сил? Кто, как не Риббентроп, Нейрат и фон Папен, пытались убедить Гитлера, который сам совершенно никуда не выезжал, в колебаниях и робости демократических народов? Кто, как не Кейтель, Иодль, Редер и Дениц, питали его иллюзиями о непобедимости Германии? Кто, как не Штрейхер и Розенберг, сильнее разжигали в нем ненависть к евреям? Кого бы назвал Гитлер в качестве человека, который ввел его в заблуждение относительно условий в концентрационных лагерях, как не Кальтенбруннера, который также пытался обмануть и нас?

Эти люди имели доступ к Гитлеру и часто могли контролировать поступавшую к нему информацию, на основе которой он должен был строить свою политику и издавать приказы. Они являлись преторианской гвардией[153], и хотя они подчинялись приказам цезаря, цезарь всегда был в их руках.

Если бы эти мертвые могли встать и у свидетельского пульта ответить на то, что было сказано против них, быть может, тогда перед нами была бы менее искаженная картина того, какую роль играли эти подсудимые. Представьте, какое бы волнение произошло на скамье подсудимых, если бы они увидели Адольфа Гитлера, направляющегося к свидетельскому пульту, или Гиммлера с кипой досье, или Геббельса, или Бормана с сообщениями его партийных шпионов, или убитого Канариса?

Защита, оправдывающая кровавые деяния, утверждает, что мир может требовать возмездия лишь от мертвых, — аргумент, достойный преступлений, которые она стремится оправдать.

Мы представили Трибуналу неопровержимое обвинение, опирающееся на обвинительные документы, которых даже без объяснений вполне достаточно для того, чтобы предъявить требование о признании каждого из подсудимых виновным по первому разделу Обвинительного заключения. При вынесении окончательного решения встает единственный вопрос: могут ли показания самих подсудимых уравновесить на чашах весов документы и другие доказательства их виновности. Какова в таком случае ценность их показаний?

Дело в том, что обыкновение нацистов говорить как можно меньше правды лишь вырывает почву из-под ног их собственной защиты.

Ложь всегда была самым испытанным оружием в нацистском арсенале. Гитлер в «Майн кампф» проповедовал ложь как политику. Фон Риббентроп признавал использование «дипломатической лжи». Кейтель предлагал держать в строгом секрете тот факт, что Германия перевооружалась, с тем, чтобы наличие его можно было отрицать в Женеве. Редер лгал относительно создания нового военно-морского флота в Германии в нарушение условий Версальского договора.

Геринг просил Риббентропа сообщить «законную ложь» британскому министерству иностранных дел относительно аншлюсса и таким образом направлял его по тому же пути, по которому шел сам. Геринг дал свое честное слово Чехословакии и затем нарушил его. Даже Шпеер предлагал вводить в заблуждение французов для того, чтобы выявить лиц со специальной подготовкой из числа французских военнопленных. Но ложь не являлась единственным способом обмана.

Все они говорят лживым языком нацистов с тем, чтобы ввести в заблуждение доверчивых. В нацистском лексиконе «окончательное разрешение» еврейской проблемы означает — уничтожение; «особое обращение» с военнопленными означает — убийство; «превентивное заключение» означает — заключение в концентрационные лагери; «обязательная трудовая повинность» означает — рабский труд, а приказ «занять решительную позицию» или «проводить решительные меры» означает — действовать с необузданной жестокостью.

Прежде чем согласиться с тем объяснением слов, которое дают они, мы всегда должны искать скрытый смысл этих слов. Геринг заверил нас под присягой, что имперский совет обороны никогда не собирался «как таковой». Когда мы представили стенографический отчет совещания, на котором он председательствовал и в основном говорил, он напомнил нам о значении слов «как таковой» и объяснил, что это не было совещание совета «как такового» (я подчеркиваю значение слов «как такового»), поскольку на совещании присутствовали другие лица. Геринг отрицает, что он «угрожал» Чехословакии; он лишь сказал президенту Гаха, что ему «было бы чрезвычайно неприятно подвергать бомбардировке прекрасный город Прагу».

Помимо явного лицемерия и лживых заявлений имеются также другие извращения в фантастических объяснениях и абсурдных утверждениях. Штрейхер торжественно заявил, что единственным его стремлением в отношении евреев было переселить их на остров Мадагаскар.

Причиной для разрушения синагог, мягко заявил он, являлась их уродливая архитектура. Розенберг, по заявлению его защитника, всегда стремился к «рыцарскому разрешению» еврейского вопроса. Когда после аншлюсса появилась необходимость в устранении Шушнига, Риббентроп пытался убедить нас в том, что австрийский канцлер отдыхал на «вилле».

В ходе перекрестного допроса удалось установить, что этой «виллой» был концентрационный лагерь Бухенвальд. В протоколе имеется масса других примеров лицемерия и изворотливости. Даже Шахт показал, что он также принял нацистскую точку зрения о том, что всякая удачная выдумка — правда. Когда ему во время перекрестного допроса был предъявлен длинный список нарушенных клятв и лживых заявлений, он в свое оправдание заявил следующее: «Я считаю, что можно добиться значительно больших успехов в руководстве людьми, не говоря им правды, чем говоря им правду».

Такова была философия национал-социалистов. Если в течение ряда лет они обманывали мир и маскировали свою ложь искусством внушать доверие, может ли кто-нибудь удивляться тому, что сейчас, находясь на скамье подсудимых, они продолжают вести себя так, как они привыкли вести себя в течение всей своей жизни? Вопрос о достоверности является одним из основных вопросов данного процесса. Только те, кого ничему не научили горькие уроки последнего десятилетия, могут сомневаться в том, что те люди, которые всегда играли на слепой доверчивости своих великодушных противников, остановятся перед тем, чтобы сделать то же самое и сейчас.

Именно в свете этих событий подсудимые сейчас просят Трибунал признать, что они не виновны в планировании, осуществлении и составлении ими заговора для совершения длинного списка преступлений и злодеяний.

Они стоят перед этим судом подобно тому, как стоял запятнанный кровью Глостер[154] над телом убитого им короля. Он умолял вдову так же, как они умоляют вас: «Скажи, что не я убил». И королева ответила: «Тогда скажи ты, что они не были убиты. Но ведь они убиты, тобой убиты, гнусный раб!».

Признать этих людей невиновными значит с тем же основанием сказать, что не было войны, не было убийств, не совершалось преступлений.

[Произнесена 26—27 июля 1946 г.]

Господа судьи! Как и мой коллега господин Джексон, с которым я не смею надеяться сравниться в сжатости, убедительности и красноречии, от имени британского обвинения я хотел бы представить Трибуналу некоторые замечания (боюсь, что они окажутся несколько длинными) по поводу тех молчаливых и необычайных в своей убедительности доказательств, которые, по нашему мнению, доказывают виновность этих подсудимых.

Хотя в настоящем процессе представители обвинения работали в самом тесном содружестве и согласии и хотя по некоторым вопросам я буду выступать от имени всех обвинителей, мы считали, что на этой конечной стадии процесса, быть может, даже за счет неизбежного повторения тех же вопросов, каждому из нас следует подготовить свою заключительную речь самостоятельно, чтобы Трибунал и страны, которые мы представляем, знали, на каком основании мы требуем осуждения этих людей. И если окажется, что некоторые из нас будут указывать на одни и те же доказательства и мы придем к одним и тем же выводам, как это, несомненно, случится, самое это совпадение, быть может, явится лишним подтверждением того, что, как мы утверждаем, каждый из этих подсудимых виновен в нарушении норм права.

Не подлежит сомнению, что эти подсудимые принимали участие и несут моральную ответственность за преступления, столь ужасающие, что при самой мысли о них воображение отказывается их постичь.

Хорошо запомним слова подсудимого Франка, которые вы снова слышали сегодня утром: «Пройдут тысячелетия, но эта вина Германии не будет смыта».

Тотальные и тоталитарные войны вопреки торжественным решениям и в нарушение договора; большие города — от Ковентри до Сталинграда, — стертые в прах; опустошенные деревни и неизбежные последствия такой войны — голод и болезни, гуляющие по всему миру, миллионы бездомных, искалеченных, обездоленных. И в могилах своих вопиют не о мщении, а о том, чтобы это больше никогда не повторилось, десять миллионов тех, кто мог бы сейчас жить в мире и спокойствии, десять миллионов солдат, моряков, летчиков и мирных людей, павших в боях, которых не должно было быть.

Но это не единственное и не самое большое преступление. Когда в любой из наших стран, быть может, в порыве страстей или по другим причинам, которые заставляют терять самообладание, совершается убийство, — оно становится сенсацией, и мы не успокаиваемся до тех пор, пока преступника не постигает кара и не восторжествует правосудие. Должны ли мы сделать меньше, когда совершено убийство не одного, а, по самым скромным подсчетам, 12 миллионов мужчин, женщин и детей не в бою, не в порыве страстей, а в результате холодного, расчетливого и преднамеренного стремления уничтожить народы и расы, сломать традиции, учреждения и прекратить самое существование свободных и древних государств. Двенадцать миллионов убийств! Уничтожено две трети еврейского населения Европы, более шести миллионов, по данным самих убийц. Убийства совершались подобно серийному производству в какой-нибудь из отраслей промышленности, в газовых камерах и печах Освенцима, Дахау, Треблинки, Бухенвальда, Маутхаузена, Майданека и Ораниенбурга.

Должен ли мир пройти мимо возрождения рабства в Европе, мимо порабощения 7 миллионов мужчин, женщин и детей, которых увезли из-под родного крова, с которыми обращались, как с животными, которых морили голодом, избивали и умерщвляли?

Весьма возможно, что вина Германии не будет смыта, потому что немецкий народ в большой степени разделяет ее, но именно эти люди вместе с горсткой других навлекли эту вину на Германию и растлили германский народ.

«Моя вина в том, — признался подсудимый Ширах, — что я воспитывал германскую молодежь для человека, который совершал миллионы убийств»

За такие преступления можно было бы с полным основанием покарать этих людей без суда и следствия, и, если бы эта мера, в применении которой они участвовали по отношению к миллионам невинных людей, была применена к ним самим, они вряд ли могли бы жаловаться. Но этот Трибунал должен определить их вину не только с точки зрения моральной или этической, но и на основании закона.

Та же самая естественная справедливость, которая требует не оставить эти преступления безнаказанными, требует также и того, чтобы никто не был наказан до тех пор, пока путем терпеливого и тщательного расследования фактов не будет доказано, что он разделяет вину за то, что было совершено.

И вот в течение этих долгих месяцев Трибунал расследовал факты и теперь должен применить закон для того, чтобы, с одной стороны, совершить правосудие в отношении этих людей и восстановить справедливость ради их бесчисленных жертв и, с другой — оповестить мир о том, что в конце концов право силы будет уничтожено и справедливость будет руководить отношениями между государствами, потому что решения этого суда выйдут далеко за рамки наказания двадцати с лишним виновных.

Здесь поставлены на карту вопросы гораздо более важные, чем их судьба, хотя от их судьбы в известной мере зависит решение этих вопросов.

Для истории не будет иметь никакого значения, длился ли этот процесс два месяца или десять. Но зато будет иметь очень большое значение то обстоятельство, что в результате справедливого и терпеливого разбирательства была установлена истина о деяниях, столь ужасных, что след их никогда не изгладится, что в конце концов восторжествуют справедливость и закон.

На протяжении года доказательства, во много раз превосходящие по объему те, которые когда-либо прежде в истории были представлены какому-нибудь трибуналу, собирались, рассматривались и были затем представлены вам.

Почти все доказательства представляют собой захваченные протоколы и документы того правительства, к которому принадлежали эти люди, и почти все они непосредственно указывают на то, что каждый из этих подсудимых знал и участвовал в той или иной группе преступлений, совершенных нацистским государством.

Эти доказательства не опровергнуты, и они навсегда сохранят свою силу, чтобы противостоять тем, кто, быть может, попытается впоследствии найти оправдание или смягчающие обстоятельства тому, что было совершено.

И все же теперь, когда вам уже представлена вся эта масса доказательств, я попрошу вас на некоторое время отвлечься от деталей для того, чтобы обратиться к ним в целом и рассмотреть эту сумму убедительных доказательств как некое единство.

Лишь случайно благодаря захвату этих документов мы получили. возможность установить наличие преступлений на основании того, что говорили сами преступники, но дело против этих подсудимых может строиться на более широкой основе и должно рассматриваться в свете исторических событий.

Когда рассматриваешь характер и огромный масштаб совершенных преступлений, с несомненностью выступает ответственность тех, кто занимал высшие государственные посты и пользовался большим влиянием в нацистском государстве.

Долгие годы в мире, где самая война была объявлена преступлением, германское государство организовалось для ведения войны. Долгие годы евреи подвергались бойкоту, лишались элементарных прав на собственность, свободу и самую жизнь. Долгие годы честные граждане жили под страхом доносов и ареста одной из тех организаций, которые мы обвиняем как преступные и с помощью которых эти люди правили Германией. Долгие годы миллионы иностранных рабов трудились на фабриках и в деревнях по всей Германии и, как скот, транспортировались по всем дорогам, по всем железнодорожным линиям Германии.

Эти люди вместе с Гитлером, Гиммлером, Геббельсом и несколькими другими сообщниками являлись одновременно руководителями германского народа и его движущей силой. Именно тогда, когда они занимали самые высокие государственные посты и пользовались огромным влиянием, были запланированы и совершены все эти преступления. Если не они несут ответственность, тогда кто же несет ее? Если их креатуры, подобные Достлеру, Экку, Кремеру и сотням других, которые лишь выполняли их приказы, уже заплатили самой высокой ценой, разве они, эти люди, должны понести меньшую ответственность? Как можно говорить, что государственные учреждения, которыми они руководили, не принимали в этом участия? Начальник имперской канцелярии Ламмерс, их собственный свидетель, сказал в 1938 году:

Пусть даже они, уже заклейменные именем убийц, пытаются теперь как хотят преуменьшать власть и влияние, которыми они пользовались, достаточно только вспомнить то бахвальство, с которым они шагали по арене Европы, для того чтобы увидеть, какую роль они играли. Тогда они не говорили германскому народу и остальному миру, что они — лишь невежественные и бессильные марионетки в руках фюрера.

Подсудимый Шпеер говорил тогда:

Что же — следует предполагать, что если бы война была выиграна, то эти люди отошли бы в сторону и заняли позицию сравнительно непричастных обывателей?

Такая возможность не была исключена для них до того, как началась война, если бы они пожелали отмежеваться от того, что происходило. Они избрали иной путь. С самого начала, с того времени, когда сопротивление могло бы уничтожить все это дело в зародыше, они пропагандировали легенду о Гитлере, они помогали консолидировать нацистскую власть, создавать идеологию и направлять ее деятельность до тех пор, пока, подобно громадному осьминогу, она не распустила свои щупальцы по всей Европе и не протянула их через весь мир. Разве эти люди не знали о целях, к которым стремился фюрер уже после прихода к власти? Пауль Шмидт, переводчик Гитлера, свидетель, располагающий большим знанием фактов, показал:

Этот лозунг «жизненное пространство» — эта целиком фальшивая идея о том, что самое существование германского народа зависело от территориальной экспансии под нацистским флагом, — с самого начала являлся открыто признанной частью нацистской доктрины; таким образом, всякий мыслящий человек должен был знать, что она не может не привести к войне.

Это было оправданием, которое Гитлер предложил своим сообщникам по заговору на тех секретных совещаниях 5 ноября 1937 г., 23 мая и 23 ноября 1939 г., на которых была решена судьба столь многих стран.

Не являясь столь конкретной, эта идея, тем не менее, не была менее фальшивой, чем требование о пересмотре Версальского договора. Так называемая несправедливость Версальского договора, которой так хитроумно пользовались для того, чтобы собрать народ под нацистское знамя, сумела объединить вокруг нацистов многих немцев, которые в другом случае не поддерживали бы некоторых из остальных пунктов нацистской программы.

Об эффективности этой пропаганды можно судить хотя бы по многочисленным попыткам, которые сделала здесь зашита, развивать аргументацию по поводу этой предполагаемой несправедливости договора. Независимо от того, был ли он справедлив или нет, это был договор, и ни одно правительство, которое хотело жить в мире, не должно было сетовать на его положения. Даже если бы эти жалобы были справедливы, довольно скоро для них не осталось никаких оснований. Положения Версальского договора могли быть и в некотором смысле действительно были пересмотрены путем мирных переговоров. В 1935 году, за четыре года до того, как мир был брошен в пучину войны, эти люди открыто отвергли договор, и в 1939 году они были не только свободны почти от всех его ограничений, на которые они сетовали, но, более того, они захватили территории, которые никогда в течение всей европейской истории не принадлежали Германии. Версальский договор послужил уловкой для привлечения людей к выполнению порочных, агрессивных целей. Но даже эта уловка была менее дьявольской, чем антисемитские вопли и требования чистоты расы, с помощью которых эти люди стремились, с одной стороны, собрать и консолидировать различные группы извращенного общественного мнения внутри страны, с другой стороны, посеять раздоры и разногласия среди народов других стран, Раушнинг приводит заявление Гитлера (я цитирую):

В качестве примера результатов этой злонамеренной пропаганды я напомню вам слова Бах-Зелевского[156], который, когда его спросили, как Олендорф мог признать, что находившиеся под его командой люди убили 90 000 человек, ответил:

Таким образом, с самых первых дней были ясны цели нацистского движения: экспансия, господство над Европой, уничтожение евреев, необузданная агрессия, безжалостное пренебрежение правами всех других народов, кроме их собственного.

Таково было начало. Я не буду задерживать вашего внимания на том, чтобы рассматривать шаг за шагом приход нацистов к власти. Я не буду рассматривать, каким образом, как писал автор истории СА, они обнаружили, что «господство над улицами — ключ к власти в государстве». Я не буду рассматривать, каким образом с помощью организованного террора, который здесь описывал свидетель Зеверинг, штурмовые отряды коричневорубашечников запугивали народ в то время, как нацистская пропаганда, возглавляемая «Дер Штюрмер», обливала грязью всех противников нацизма и возбуждала народ против евреев.

Я не буду рассматривать этот период, как бы ни были серьезны уроки, которые демократические народы должны извлечь из него, потому что может оказаться нелегким точно сказать, когда именно каждый из этих подсудимых должен был осознать, если фактически он не знал об этом и не участвовал в этом с самого начала, что истерические излияния Гитлера в «Майн кампф» являлись реальным выражением его намерений и первоосновой нацистского плана.

Некоторые из них, такие, как Геринг, Гесс, Риббентроп, Розенберг, Штрейхер, Фрик, Франк, Шахт, Ширах и Фриче, без сомнения, поняли это очень рано. В отношении одного-двух других, как, например, Деница и Шпеера, это могло случиться сравнительно поздно. Немногие могли оставаться в неведении после 1933 года. Все должны были быть активными участниками в 1937 году. Когда вспоминаешь впечатление, создавшееся за границей в течение этого периода, не остается никакого сомнения в том, что эти люди, почти все бывшие руководители Германии и, начиная с 1933 года, близкие сотрудники Гитлера, имевшие доступ на его секретные совещания, бывшие полностью в курсе его планов и происходивших событий, не только примирялись с тем, что происходило, но являлись активными и добровольными участниками происходившего. Позвольте мне несколько подробнее остановиться на периоде «наращивания сил», т.е. на позиции правительства Германии между 1933 и 1939 годами; именно события того времени, ясно указывают на преступную причастность этих людей к тому, что было сделано позднее. То, о чем я говорю сейчас, имеет особое отношение к разделу первому Обвинительного заключения; ведь именно на этом общем фоне нам следует рассматривать обвинение в том, что эти люди были участниками общего заговора для совершения преступлений (таких, как преступления против мира и преступления против человечности), что более конкретно раскрывается в последующих его разделах.

Тоталитарное правительство не терпит никакой оппозиции. Цель оправдывает любые средства, а непосредственной целью было, не считаясь ни с чем, достичь полного контроля над германским государством и ожесточить и подготовить его народ к войне. Что мешало этому в январе 1933 года? Во-первых, члены других политических партий; во-вторых, демократическая система выборов и общественных собраний; организация рабочих в профессиональные союзы; в-третьих, моральные устой германского народа и церковь, которые воспитали его.

Поэтому нацисты совершенно сознательно начали уничтожать эту оппозицию: первую группу — заключая в тюрьмы и подвергая террору своих противников; вторую — объявив незаконными все элементы терпимости и либерализма, поставив вне закона профессиональные союзы и оппозиционные партии; превратив демократические собрания в фарс и взяв под свой контроль проведение выборов; третью — систематическим третированием и преследованием религии, заменой христианской этики поклонением фюреру, превращенному в кумир, культом крови и введением сурового контроля над образованием и молодежью. Молодежь систематически готовили к войне и учили ненавидеть и преследовать евреев. Для осуществления планов агрессии был нужен народ, тренированный в жестокости и обученный тому, что вторжение в страны других народов является одновременно и необходимым и героичным.

Насколько зловредна и эффективна была эта внутренняя политика, можно судить по тому, что после шести лет пребывания у власти нацисты сумели, не встретив затруднений, вовлечь этот развращенный народ в величайшее в истории преступное предприятие.

Быть может, имеет смысл выбрать из материалов дела несколько примеров, иллюстрирующих, как развивалась эта политика в течение шести лет, и рассмотреть их здесь.

Это примеры того, что происходило в каждом немецком городе и в каждой деревне. Здесь следует иметь в виду, что, стремясь по необходимости избегать кумулятивных доказательств, Вы в результате оказываетесь лишенными их общего эффекта (Д-911).

Начнем, таким образом, с уничтожения политических противников. В течение шести недель после того как нацисты пришли к власти в январе 1933 года, германские газеты, основываясь на данных из официальных источников, сообщали, что в тюрьмы было заключено 18 000 коммунистов, из них в числе 10 000 заключенных в тюрьмах Пруссии было много социалистов и представителей интеллигенции. Судьба многих из этих людей была описана Зеверингом, по подсчету которого по крайней мере 1 500 социал-демократов и такое же количество коммунистов было убито в концентрационных лагерях, незадолго до этого созданных Герингом как начальником гестапо.

Эти лагери, контролировавшиеся партийными организациями, были умышленно организованы таким образом, чтобы устрашить всю страну. Говоря словами свидетеля Зеверинга, концентрационные лагери были в глазах народа «олицетворением всего ужасного».

Геринг заявил: «Мы считали необходимым не допускать существования никакой оппозиции». Он также признал, что арестовывались и подвергались превентивному заключению люди, не совершившие никакого преступления. Геринг добавил, что «если каждый будет знать, что если он будет действовать против государства, он кончит концентрационным лагерем... это нам только выгодно».

Вначале лагери управлялись как СА, так и СС и, по словам Геринга, были созданы «в качестве орудия, которое во все времена являлось внутренним политическим орудием власти».

Гизевиус, который в то время только что вступил в гестапо, как вы помните, дал следующее описание событий:

Далее Гизевиус описывает приказ Геринга об убийстве национал-социалиста Штрассера и то, как он дал «карт бланш» политической полиции, подписав бланки, гарантировавшие амнистию полицейскому, и оставив незаполненным место для имени человека, за убийство которого гарантировалась эта амнистия.

Если потребуется подтверждение показаний этих свидетелей защиты, то их можно найти в серии докладов прокурора Мюнхена министру юстиции в мае и июне 1933 года, находящихся в материалах суда, в которых зафиксирован бесконечный ряд убийств, совершенных чиновниками СС в концентрационном лагере Дахау.

В 1935 году имперский министр юстиции в письменном виде изложил Фрику свой протест против многочисленных случаев жестокого обращения в концентрационных лагерях, включая «избиение как меру дисциплинарного взыскания...». «Жестокое обращение главным образом с политическими заключенными, для того чтобы заставить их говорить»... и «жестокое обращение с заключенными исключительно для развлечения или по садистическим мотивам».

Далее он жалуется, что:

После приведения примеров пыток он заключает: «Эти несколько примеров показывают степень жестокости, которая оскорбляет чувство каждого немца».

Чувства Фрика, очевидно, были не столь нежными. Уже на следующий год он получил подобный же протест от одного из своих собственных подчиненных, и вскоре после этого он издал декрет о подчинении всех полицейских сил Гиммлеру, т.е. тому самому человеку, который, как он знал, являлся ответственным за эти зверства.

Эти жестокости, как мы полагаем, хорошо известные министрам, не исчерпывались тайной концентрационных лагерей.

Пожалуй, имеет смысл привести один случай из тысячи ему подобных, происшедших с людьми, пострадавшими от этой политики.

Трибунал помнит отчет Зольманна, социал-демократа и члена рейхстага, с 1919 по 1933 год. Он говорил об инциденте, имевшем место 9 марта 1933 г., когда, говоря его собственными словами:

Вторая задача — подавление всех демократических институтов — была сравнительно простой. Были проведены законы, необходимые для того, чтобы поставить профессиональные союзы вне закона; деятельность рейхстага немедленно превратилась в фарс, оппозиционные партии были распущены, а члены их брошены в концентрационные лагери. Свидетель Зеверинг говорил об обращении с членами рейхстага. В 1932 году по приказу фон Папена он, занимавший тогда пост министра внутренних дел Пруссии, был насильственно удален с этого поста. Через короткое время после 30 января 1933 г. коммунистическая и социал-демократическая партии были декретом объявлены незаконными и были запрещены все общественные выступления, кроме нацистских. Эта мера была преднамеренно запланирована.

Фрик сказал уже в 1927 году, что:

Сейчас, когда демократическая форма правительства добивается своего восстановления во всем мире, не следует забывать об отношении нацистов к выборам.

Свободные выборы, конечно, не могли быть допущены.

Геринг, пытаясь добыть в промышленности денег для партии, сказал Шахту в феврале 1933 года (я цитирую):

Учитывая эти обстоятельства, неудивительно, что после этого, как явствует из таких доказательств, как отчет СД о проведении плебисцита в Каппеле, происходившие время от времени народные выборы, которые всегда объявлялись как триумф нацистов, проводились нечестными методами.

Я обращаюсь к третьей группе оппозиции — к церкви.

В меморандуме Бормана, направленном в декабре 1941 года всем гаулейтерам и разосланном СС, резюмируется сущность отношения нацистов к христианству:

Печальна летопись о преследовании церквей.

Нет обильного материала, который был представлен Трибуналу, я позволю себе процитировать отрывок из жалобы, адресованной Фрику в начале 1936 года.

Я цитирую:

И затем после ссылки на хаос, создавшийся в результате разделения власти между различными полицейскими организациями, в отчете говорится о результатах борьбы с религией, о том, что:

Дневник министра юстиции за 1935 год изобилует многочисленными примерами такого рода поведения, которое поощрялось гитлеровской молодежью, руководимой подсудимым Ширахом и подсудимым Розенбергом.

«Гитлеровская молодежь», число членов которой увеличилось примерно с 108 000 в 1932 году почти до 8 000 000 в 1939 году, была организована на военной основе. Тесное сотрудничество между Кейтелем и Ширахом в военном воспитании этой молодежи было уже описано.

Суду уже были представлены материалы об имевшейся особой договоренности между Ширахом и Гиммлером, в соответствии с которой гитлеровская молодежь стала организацией, поставляющей членов для организаций СС. Вы не забыли слова заместителя Шираха: «С течением лет мы хотим добиться того, чтобы немецкий мальчик так же уверенно обращался с оружием, как с пером».

Какая ужасная доктрина!

Запугивания, убийства и преследование политических противников, роспуск всех организаций, дающих возможность возникновению оппозиции, критическим высказываниям или даже свободному выражению своих мыслей, систематическое извращеннее воспитание молодежи и подготовка ее к войне — все это, однако, создает не полную картину, если исключить преследование евреев.

Пусть никто не будет введен в заблуждение метафизическими объяснениями этих ужаснейших преступлений. То, что Гитлер сам в этом самом городе назвал фанатической борьбой против евреев, является неотъемлемой частью политики создания «херренфолька» — «расы господ», которая должна стоять во главе Европы и всего мира. Таким образом, истребление евреев широко популяризировалось в течение всего периода существования нацистского режима. Оно являлось своего рода учебной мишенью для молодежи и давало ей возможность пройти практическую школу зверств.

С приходом гитлеровцев к власти преследование евреев стало еще более неистовым. Тогда было задумано окончательное разрешение этого вопроса путем массовых убийств.

В книге «Майн кампф» — библии нацизма — Гитлер высказал сожаление о том, что в течение последней войны для уничтожения евреев, не применялся отравляющий газ.

Уже в 1925 году Штрейхер заявил: «Давайте положим сегодня начало уничтожению евреев». Возможно, что он даже раньше Гитлера, Гиммлера и других мысленно видел уничтожение евреев, но нацисты сначала не были готовы полностью пренебречь мировым общественным мнением и ограничили себя преследованием евреев и созданием для них в Германии невыносимых условий существования. Под несмолкавший аккомпанемент «Штюрмера» и официальной нацистской прессы проводились и поощрялись кампании преследования евреев.

Розенберг, фон Ширах, Геринг, Гесс, Функ, Борман и Фрик подали руку Штрейхеру и Геббельсу.

Приход нацистов к власти ознаменовался бойкотом в апреле 1933 года, который был только пробой по сравнению с тем, что за этим последовало. Он сопровождался демонстрациями и битьем оконных стекол — акцией «зеркало», как ее называли здесь в суде.

Описание типичных инцидентов дается в письменных показаниях свидетеля Гейста, который говорит о событиях в Берлине 6 марта 1933 года. Я цитирую:

В 1935 году последовали позорные нюрнбергские законы. В 1938 году в результате так называемых стихийных демонстраций, которые были организованы по всей Германии, сжигались синагоги и было брошено в концентрационные лагери 20 000 евреев. Это сопровождалось штрафами, ариизацией имущества и приказом о ношении желтой звезды.

Цинизм этих людей и безжалостный характер их политики по отношению к евреям проявился на совещании у Геринга 12 ноября, когда присутствовавшие соперничали друг с другом в предложениях методов уничтожения и преследования их беспомощных жертв. Ни Гитлер, ни Гиммлер, которых сегодня они стараются обвинять, не присутствовали на этом совещании. Кто, прочтя протокол этого совещания, может еще сомневаться в том, какой конец был уготован евреям в Европе?

На этом совещании Гейдрих сообщил о событиях 11 ноября, когда по всей империи была сожжена 101 синагога, 76 были разрушены, разбито 7 800 магазинов. Приблизительная стоимость стекол, которые нужно было вставить вместо разбитых, составляла 6 000 000 рейхсмарок, и ущерб, причиненный только одному магазину в Берлине, составлял 1 700 000 рейхсмарок. Гейдрих также сообщил о 800 случаях ограбления, об убийстве 35 евреев и оценил общий ущерб, причиненный собственности, мебели и товарам, в несколько сот миллионов рейхсмарок. Вы припомните приказ Гейдриха о погроме, включая аресты евреев и помещение их в концентрационные лагери.

Указав, что следует ожидать демонстрации в связи с убийством чиновника германской миссии в Париже, которое имело место в ту ночь, он дал инструкции полиции по поводу предполагаемого сожжения синагог, разрушения контор и жилых домов евреев, а также о том, что полиция не должна чинить препятствий демонстрантам: «Полиция должна лишь обеспечить соблюдение инструкции». И, наконец (я цитирую):

Теперь нам известны из материалов Суда факты, касающиеся захвата Нейратом и Розенбергом домов, принадлежавших евреям. Для этого был отдан приказ ориентироваться на самых богатых.

Эти события не происходили тайно и не скрывались. Министры писали о них друг другу и обсуждали их. Задолго до 1939 года они были общеизвестны не только в Германии, но и во всем мире. Каждый из этих подсудимых должен был много раз слышать рассказы, подобные истории Зольманна.

Почти каждый из них пытался получить хорошую репутацию тем, что он помог одному или двум евреям. Вы вспомните показания о существовании специального отдела в министерстве Геринга, созданного для того, чтобы рассматривать протесты, и показания его свидетеля Кернера, который с гордостью заявил, что Геринг всегда вмешивался в эти дела, защищая отдельных лиц. Быть может, им давало некоторое удовлетворение или облегчало их совесть время от времени демонстрировать свое влияние, освобождая какого-нибудь несчастного, который искал их защиты от ужасов того режима, который они постоянно поддерживали. Но эти лица участвовали в правительстве, которое руководило, не принимая во внимание ни соображений человеческой порядочности, ни установленного закона. Нет ни одного среди них, который, будучи членом правительства, в течение этого периода не обагрил бы руки кровью своих соотечественников.

Геринг и Фрик создали концентрационные лагери. Показания свидетеля Зеверинга и оглашенные документы свидетельствуют об убийствах, которые там совершались в то время, когда эти два человека несли за это непосредственную ответственность.

Даже Геринг не смог оправдать все убийства, совершенные 30 июня 1934 года. Он вместе с Гессом и Фриком несет ответственность за нюрнбергские законы. Протокол совещания от 12 ноября 1938 года и инициалы Геринга на приказе Гейдриха от 9 ноября не требуют комментариев.

Как послу в Англии Риббентропу должны были быть хорошо известны факты, хотя бы из английских газет, в то время как его заместитель Верман признал, что имели место зверства, о которых было доложено на совещании от 12 ноября 1938 года.

Прежний владелец его имения г-н фон Ремиц был сослан в концентрационный лагерь, и Риббентроп в беседе с г-ном Донно 8 декабря 1938 года выразил свое мнение относительно евреев следующим образом (я цитирую):

Гесс, который в 1933 году создал управление расовой политики, также несет ответственность за нюрнбергские законы. На совещании 12 ноября был дан полный отчет о проведении подобных же мер против евреев в Австрии, и вполне очевидно, что подсудимый Кальтенбруннер как верный член партии оказал полную поддержку в проведении необходимых мер.

Доказательства относительно того, что Зейсс-Инкварт сыграл в этом деле свою роль, уже представлены Трибуналу.

Розенберг писал «Миф XX века» и принимал активное участие в борьбе с церковью и в проведении антисемитской политики правительства, и даже Редер в «день героев» в 1939 году говорил (я цитирую):

Фрик как министр внутренних дел несет ответственность за непревзойденные ужасы в концентрационных лагерях и за гестапо, в то время как Франк, будучи министром юстиции в Баварии, по-видимому, получал отчеты об убийствах в Дахау. Он был главным юристом партии, членом центрального комитета, который проводил бойкот евреев; в марте 1933 года и в марте 1934 года он выступил по радио с заявлением, оправдывающим расовое законодательство и уничтожение враждебных политических организаций. Он также присутствовал на совещании у Геринга.

Трибуналу не придется напоминать о роли, которую играл Штрейхер. В марте 1938 года газета «Дер Штюрмер» начала последовательно пропагандировать идеи истребления евреев; первая из той серии статей, которые должны были печататься в течение последующих 7 лет, статья, подписанная Штрейхером, заканчивалась следующими словами (я цитирую): «Перед нами чудесные времена — Великая Германия без евреев!»

Функ как вице-президент имперской палаты культуры начиная с 1933 года принимал участие в истреблении евреев; он присутствовал на совещании у Геринга в 1938 году, на котором, как следует помнить, Геринг заявил, что лучше всего было бы убить 200 евреев, после чего Гейдрих упомянул о том, что в действительности было убито всего 35 евреев.

Шахт лично признает, что уже во второй половине 1934 года и первой половине 1935 года он убедился в том, что он был неправ, предполагая, что Гитлер придаст более умеренный характер «революционным» силам нацизма. Он признал также, что пришел к выводу, что Гитлер ничего не предпринимал для того, чтобы прекратить эксцессы отдельных членов партии или партийных групп, проводя «политику террора». Тем не менее он остался на своей должности и принял золотой значок партии в январе 1937 года, когда фон Эльц отказался от него.

Ширах подтвердил свою роль в том, что молодое поколение Германии росло ярыми антисемитами. Он не может уклониться от ответственности за то, что обучал молодежь запугивать евреев, преследовать церковь, готовиться к войне. Это растление детей, быть может, является самым гнусным из преступлений нацистов.

Заукель, который вступил в партию в 1921 году, занял пост гаулейтера Тюрингии. Он не мог не знать о преследовании церкви, профсоюзов, других политических партий и евреев в этой весьма важной области империи, и есть все основания предполагать, что он оказывал полную поддержку этой политике и тем самым завоевал себе положение в нацистском кругу.

Папен и Нейрат были в состоянии, конечно, лучше, чем кто-либо другой из подсудимых, оценить эту политику, поскольку именно их политические коллеги подвергались преследованию; так, например, несколько человек из собственного штата Папена были убиты, а сам он арестован и едва остался в живых.

Отношение Нейрата к евреям явствует из его речи, произнесенной в сентябре 1933 года (я цитирую):

Какое проституирование этих великих слов!

Никто из них не мог не знать того, что было известно всему миру, но в то же время никто из них не заявлял, что он резко протестовал против этого режима зверств и террора. Все эти люди продолжали оставаться на своих постах в правительстве и занимать ответственнейшие должности.

Каждый из них на своем посту служил злому делу, конечная цель которого была так хорошо им известна, насаждал доктрины зла, которые являлись важным условием для достижения этой цели.

Лорд Эктон — этот великий европеец — 80 лет тому назад заявил, что, по его убеждению, человеческая жизнь священна, и сказал: «Убийство является тягчайшим преступлением. Сообщник ничуть не лучше самого убийцы; хуже всех тот, кто планирует убийство»[157].

С вашего разрешения позднее я вернусь к вопросу о заговоре и о роли этих людей в заговоре; однако следует сказать, что невозможно прийти к заключению по вопросу обвинения в заговоре по первому разделу Обвинительного заключения, пока не будут рассмотрены конкретные преступления, излагаемые в последующих разделах. И первыми стоят преступления против мира, описываемые в разделе втором. Я говорю «первыми» — первыми по их месту в Обвинительном заключении.

Моралисты могут спорить относительно того, что является самым большим преступлением с точки зрения морали, но это, вероятно, следовало бы сказать с самого начала. Некоторые заявляют, что не существует такого преступления, как преступление против мира, и те плоские философы, которые на данном суде или, сидя в мягких креслах, где-нибудь в другом месте подвергают сомнению правомочность данного судебного разбирательства, много говорили именно в этом разрезе. О том, насколько основательна эта аргументация, я скажу сейчас несколько слов. Однако необходимо ясно себе представить, что эти подсудимые обвиняются также в обыкновенных убийствах.

Это обвинение само по себе заслуживает высшей меры наказания, и включение этого обвинения в совершении преступлений против мира в Обвинительное заключение не может увеличить наказание, которое и без того может быть вынесено этим людям.

Что же, тогда включение этого вопроса в Обвинительное заключение является лишь моментом чьей-то личной воли?

Мы считаем, что это не так и главным образом потому, что здесь на карту поставлено нечто гораздо большее, чем судьба этих людей. Не преступление ли, заключающееся в развязывании войны, является одновременно целью и источником других преступлений — преступлений против человечности, военных преступлений и обыкновенных убийств?

Это происходит тогда, когда люди обращаются к тотальной войне как к орудию политики, преследующей агрессивные цели. Кроме того, если мы рассмотрим это преступление, преступление против мира, отдельно, то увидим, что оно явилось причиной смерти в бою 10 миллионов человек и привело на край гибели всю духовную и материальную культуру нашей цивилизации. Хотя и ничем нельзя усилить ту меру наказания, которая может быть определена для этих лиц, все же основная задача этого процесса заключается в том, чтобы навсегда установить, что международное право имеет силу, которая вытекает из самой его сущности, объявить войну преступлением и покарать тех, кто подстрекает к ней свои государства. Я еще вернусь к вопросу о праве, но прежде разрешите мне сослаться на факты. Суд получил от защиты подробный, но пристрастный и весьма противоречивый обзор отношений между иностранными государствами за период вплоть до 1939 года. Я не намереваюсь в своем выступлении анализировать эти отношения, я также не намереваюсь говорить о том, что, как показало развитие событий, политика, осуществлявшаяся демократическими державами, возможно, порой оказывалась слабой, нерешительной, открытой для критики. Защитники пытались обосновать некоторые свои аргументы наличием германо-советского пакта и приложенного к нему протокола. Они утверждают, что это было неправомерно. Я не рассматриваю это и, разумеется, не соглашаюсь с этой аргументацией. Однако, пусть они утверждают, что это было неправомерно. Разве суммирование двух несправедливостей составляет в итоге справедливость? Это невозможно по тем нормам международного права, которое настоящий Трибунал намерен претворять в жизнь.

Обзор, представленный защитниками, обходит молчанием два факта, имеющих первостепенное значение в этом деле, а именно, что уже со времени появления «Майн кампф» все цели политики нацистов сводились к территориальной экспансии, агрессии, господству и что демократическим державам приходилось иметь дело с Германией, которая вне зависимости от отдельных неискренних заверений в мирных намерениях ставила перед собой именно эти основные цели. Если вообще могла идти речь о мире, то он был возможен лишь за счет Германии. И зная, что эта цена не должна и не может быть уплачена добровольно, немцы решились обеспечить мир силой.

Одновременно с психологической подготовкой германского народа к войне проводились необходимые меры для перевооружения. На совещании 23 ноября 1939 г. Гитлер в следующих выражениях резюмировал события этого периода:

Заговорщики намеревались прежде всего избавиться от политических уз, которые мешали проведению перевооружения. В октябре 1933 года Германия вышла из Лиги наций, а в мае 1935 года отказалась от тех пунктов Версальского договора, которые касались вооружения, и сообщила миру о создании военно-воздушных сил, большой регулярной армии и установлении обязательной воинской повинности. Был создан имперский совет обороны, и уже 26 апреля 1935 г. состоялось второе заседание его рабочего комитета с участием представителей из каждого отдела.

Трудно поверить, не правда ли, что, читая протоколы этих совещаний, как они это должны были делать, Нейрат, Фрик, Шахт, Геринг, Редер, Кейтель и Иодль (причем последние двое обычно присутствовали на совещаниях) могли предполагать, что режим не намеревается вести войну. В экономической сфере Шахт, будучи уже президентом имперского банка и министром экономики, был назначен в мае 1935 года генеральным уполномоченным по вопросам военной экономики. Это назначение должно было держаться в полном секрете. Свои заслуги в этом отношении он прекрасно сформулировал сам:

Речь Шахта от 29 ноября 1938 г. не кажется пустым бахвальством, когда рассматриваешь ее в связи с отчетом его заместителя — документом, представленным в качестве доказательства. Этот отчет свидетельствует о том, что под руководством Шахта 180 000 промышленных предприятий было осмотрено с целью установления их пригодности для военных целей. Были разработаны экономические планы о производстве основных 200 видов материалов. Система военных заказов была пересмотрена, был разрешен вопрос о распределении угля, горючего для моторов и энергии, 248 000 000 рейхсмарок было затрачено на одно лишь строительство складских помещений, были разработаны планы эвакуации квалифицированных рабочих и военных материалов из зон военных действий, 80 000 000 продовольственных карточек военного времени были напечатаны и разосланы на места; кроме того, была подготовлена особая картотека на 20 000 000 квалифицированных рабочих с указанием их профессии.

Самая детальная и тщательная подготовка, о которой говорится в этом отчете, проводилась не без ведома всех членов правительства нельзя найти более наглядного доказательства наличия общей цели, а также доказательства и того, что об этой цели, связывавшей все ведомства в государстве, было известно, чем протокол второго заседания имперского совета обороны, состоявшегося 25 июня 1939 г. под председательством подсудимого Геринга — уполномоченного по проведению четырехлетнего плана.

Подсудимые Фрик, Функ, Кейтель и Редер присутствовали на этом заседании, а Гесс и Риббентроп послали на него своих представителей.

Методическая детальность планов, которые разрабатывались, и проведение подготовки рабочей силы с расчетом на использование рабочих из концентрационных лагерей и несчастных рабов из протектората являются красноречивым свидетельством масштабов той борьбы, которую, как этим лицам уже было известно, Германия собралась начать.

Вопросами проведения перевооружения занимались главным образом подсудимые Геринг, Шахт, Редер, Кейтель и Иодль, но другие также принимали в этом участие, каждый в своей области. Розенберг, Ширах и Штрейхер — в области образования, Дениц — в подготовке подводного флота, Нейрат и Риббентроп — в области внешней политики, Функ и Фриче занимались вопросом реорганизации пропаганды и системы получения последних известий до тех пор, пока первый из них не заменил Шахта и не стал сначала министром экономики, а в сентябре 1938 года генеральным уполномоченным по вопросам экономики. Как уполномоченный Функ нес ответственность за обеспечение экономических условий для производства промышленности вооружения в соответствии с требованиями верховного командования. Фрик как чрезвычайный имперский уполномоченный по администрации империи вместе с Функом и Кейтелем вошел в состав «коллегии трех», занимавшейся планированием подготовки и декретов на случай войны. Нет необходимости для оценки деятельности, связанной с перевооружением, приводить какие-либо другие цитаты, кроме слов самого Гитлера из меморандума, который, как заявил Иодль, был написан самим Гитлером в течение двух ночей и который был им послан подсудимым Редеру, Герингу и Кейтелю. В этом меморандуме от 9 октября 1939 г. Гитлер полностью опровергает показания этих подсудимых, заявлявших, что Германия никогда не была в достаточной степени подготовлена к войне (я цитирую):

И далее:

И далее, говоря о боеприпасах, которыми располагает Германия после окончания польской кампании, он пишет:

Это было практическим результатом шестилетнего интенсивного вооружения, которое проводилось за счет и с ведома всего германского народа.

Тем временем молодежь Германии воспитывалась и муштровалась для войны в полувоенных формированиях и затем, по достижении призывного возраста, призывалась для прохождения интенсивной тренировки. Это проводилось по всей Германии наряду с огромной работой в области экономической подготовки. Можно ли поверить тому, что никто из этих лиц не догадывался, точнее говоря, не знал о целях этих громадных усилий?

Если действительно кто-нибудь из них и сомневался, то успешные действия, в которых, если говорить словами одного из свидетелей по делу Нейрата, «нацисты пожинали лавры без войны путем успешно проводимой практики обмана и внезапности», должны были открыть им глаза. Первым шагом явился захват Рейнской зоны, и этот метод стал затем образцом для проведения последующих агрессивных действий. 21 мая 1935 г. Гитлер дал торжественные заверения в том, что условия Версальского и Локарнского договоров неуклонно соблюдаются. Еще тремя неделями раньше, в день заключения франко-советского пакта, который позже был использован в качестве формального оправдания для реоккупации Рейнской области, а также послужил оправдательным аргументом на данном процессе, была издана первая директива начальникам различных родов войск. Подсудимый Иодль, быть может, обратив внимание на важность этой даты, пытался убедить Трибунал в том, что его первое признание относительно того, что «операция Шулунг» касалась оккупации Рейнской области, было неправильным и что этот термин относится к каким-то военным экскурсиям в Тироль. Однако еще 26 июня он сам обратился к рабочему комитету имперского совета обороны с речью относительно планов новой оккупации и сообщил, что оружие, снаряжение, знаки различия и серая полевая военная форма уже находятся в складах на этой зоне, где хранятся под большим секретом. Может ли кто-нибудь, кто будет читать эти слова, сомневаться в том, что эта операция продолжалась в течение, по крайней мере семи недель?

Любой из представителей неисчислимых департаментов, который присутствовал на этом совещании 26 июня 1936 г. и слушал замечания Иодля, или тот, кто впоследствии читал протоколы совещания, знал, чего следует ожидать. 2 марта были отданы последние приказы; они были переданы военно-морскому флоту на четыре дня позже.

Подсудимые Кейтель, Иодль, Редер, Фрик, Шахт и Геринг все вместе принимали участие во всех необходимых оперативных мероприятиях, и если подводные лодки действовали в соответствии с инструкциями от 6 марта, то к их числу следует также отнести и подсудимого Деница.

С самого начала вы можете заметить, что был разработан общий план каждой стадии, причем таким образом, как он мог быть разработан лишь в том случае, если каждый из этих людей сыграл в его составлении свою, соответствующую роль.

Первый период — период видимого спокойствия, во время которого заключались договоры, давались заверения, произносились торжественные заявления о дружбе, в то время как под прикрытием этого «Аусландорганизацион», руководимая Гессом и Розенбергом, начала свою подрывную и разрушительную деятельность. Жертва вводилась в заблуждение открытыми обещаниями и ослаблялась тайными методами воздействия. Затем принималось решение о нападении и убыстрялся темп военной подготовки.

Если жертва начинала проявлять признаки недоверия, количество заверений в дружественных намерениях удваивалось.

Тем временем наносились последние штрихи на творение, созданное в результате деятельности пятой колонны. Затем, когда все уже было подготовлено, подбирался, как говорил Гитлер, так называемый «пропагандистский повод для начала войны», фабриковались пограничные инциденты, угрозы и оскорбления сменяли красивые слова, и делалось все для того, чтобы запугать жертву и привести ее в состояние покорности. Наконец, наносился неожиданный удар без всякого предупреждения. План изменялся в деталях от случаю к случаю, но по существу он оставался неизменным; вновь и вновь повторялся этот же метод предательства, запугивания и убийств.

Следующей жертвой агрессии явилась Австрия. Прежде всего нацисты в 1934 году подстроили убийство Дольфуса. После того как были представлены доказательства по делу подсудимого Нейрата, остается мало сомнений в том, что план убийства был задуман в Берлине и разработан Габихтом и Гитлером за какие-нибудь шесть недель до этого. Провал этого путча сделал необходимым приспособление по времени и обстоятельствам, и в соответствии с этим в мае 1935 года Гитлер дал заверения Австрии в мирных намерениях.

В то же время подсудимый Папен был послан в Австрию для того, чтобы подорвать основы австрийского правительства. После оккупации Рейнской области следующей на очередь была поставлена Австрия, но Гитлер все еще не был готов; именно этим объясняется заключение торжественного соглашения в июле 1936 года. К осени 1937 года в сообщениях Папена говорилось о наличии определенного прогресса, и поэтому на так называемом «Совещании Госсбаха» был оглашен этот план. Однако необходима была некоторая отсрочка для удаления военачальников из армии; в феврале 1938 года Папен вместе с Зейсс-Инквартом закончили разработку плана, тогда как Гитлер, Риббентроп и Кейтель запутывали Шушнига, заманив его в Берхтесгаден.

Вскоре после этого наступила конечная фаза, Геринг сыграл свою роль в Берлине. Подсудимые Геринг, Гесс, Кейтель, Иодль, Редер, Фрик, Шахт, Папен и Нейрат все были осведомлены об этом заговоре в отношении Австрии, причем Нейрат и Папен знали об этом плане с самого начала.

За исключением Геринга, каждый из подсудимых пытался оправдаться тем, что якобы не знал об этом, — это утверждение может показаться лишь смешным в свете имеющихся документов.

Никто из них не заявлял, что протестовал против этого, и все они продолжали оставаться на своих постах.

План в отношении Чехословакии уже был готов к тому времени: он обсуждался на так называемом «Совещании Госсбаха» в ноябре 1937 года, через три недели после Мюнхенского соглашения был отдан приказ о подготовке к вторжению, и 15 марта 1939 г., после того как президент Гаха был соответствующим образом запуган Гитлером, Риббентропом, Герингом и Кейтелем, Прага была оккупирована, и Нейрат и Фрик установили там протекторат.

Вы помните поразительное признание Геринга в том, что хотя он действительно угрожал подвергнуть Прагу бомбардировке, он, однако, никогда фактически не намерен был этого делать. Риббентроп, повидимому, также считал, что в дипломатии допустима любая ложь. Теперь была подготовлена арена для операций против Польши. Согласно объяснению Иодля (я цитирую):

Теперь наступил тот подходящий момент, когда, говоря словами Гитлера: «Германия должна разделаться с двумя своими ненавистными врагами — Англией и Францией».

И вслед за этим начала проводиться политика, изложенная Риббентропом в январе 1938 года (я цитирую): «Создание в строгом секрете, но с подлинным упорством коалиции против Англии».

Однако в отношении Польши германское министерство иностранных дел уже за месяц до Мюнхенского соглашения дало следующее указание Риббентропу:

Поэтому теперь были вновь повторены обычные заверения, и Гитлер и Риббентроп вновь и вновь выступали с самыми «чистосердечными» заявлениями.

Тем временем предпринимались обычные меры, и вслед за совещанием от 23 мая 1939 г., которое Редер охарактеризовал как академическую лекцию на тему о войне, была проведена окончательная военная, экономическая и политическая подготовка для войны против Польши, — и в назначенное время война началась. «Победителя позднее не спросят о том, говорил ли он правду. В развязывании и ведении войны имеет значение не правда, а победа».

Это были слова Гитлера, но эти люди всякий раз и на каждой стадии повторяли и употребляли эти слова. Эта доктрина являлась краеугольным камнем нацистской политики. Шаг за шагом заговорщики достигли решающей стадии и бросили Германию в борьбу за установление господства в Европе и принесли всему миру неописуемые страдания. Ни один из этих подсудимых не выступал против режима. Никто из них, за исключением Шахта, к значительной роли которого в создании нацистского чудовища я возвращусь позднее, не ушел в отставку, и даже он продолжал разрешать нацистскому правительству использовать свое имя.

После того как была оккупирована Норвегия, ход войны вскоре показал, что военные цели Германии и интересы ее стратегии будут достигаться путем дальнейшей агрессии.

Я не намерен сейчас занимать время для того, чтобы вновь касаться различных этапов их действий. Как заявил Гитлер на совещании в ноябре 1939 года:

Норвегия и Дания были оккупированы. Ни тогда, ни сейчас ничего не было представлено для оправдания оккупации Дании, но со стороны подсудимых были сделаны самые энергичные попытки в ходе этого процесса для того, чтобы доказать, что вторжение в Норвегию было предпринято лишь потому, что немцы были уверены, что союзники имели то же самое намерение. Даже если бы это было правдой, это не могло бы послужить Ответом. Но германские документы совершенно опровергают предположения о том, что именно по этой причине немцы нарушили силой нейтралитет Норвегии, Гитлер, Геринг и Редер еще в ноябре 1934 года договорились о том, что (я цитирую): «Никакая война не могла бы проводиться, если бы военно-морской флот не смог обеспечить безопасность импорта руды из Скандинавии».

Поэтому как только приблизился период битвы в Европе, 31 мая 1939 г. с Данией был заключен пакт о ненападении, последовавший за обычными заверениями, которые были уже даны Норвегии и Дании за месяц до этого.

С началом войны Норвегии были даны дальнейшие гарантии, за которыми 6 октября последовали еще новые заверения. Через четыре дня после этих заверений Гитлер обсуждал с Редером скандинавскую проблему и свои политические намерения в отношении северных государств, которые отражены в дневнике адмирала Асмана следующим образом.

«Северо-германское сообщество с ограниченным суверенитетом и в полной зависимости от Германии». 9 октября, через три дня после его последних заверений, в своем меморандуме для информации Редера, Геринга и Кейтеля, Гитлер писал об огромной опасности блокирования союзниками выхода для подводных лодок между Норвегией и Шотландией и о вытекающей отсюда важности «создания баз для подводных лодок помимо тех, которые имеются в Германии». О каких базах вне Германии могла идти речь, если не имелась в виду Норвегия?

Характерно, что уже на следующий день Дениц представил отчет о сравнительных преимуществах различных баз Норвегии, после того как он обсудил этот вопрос за шесть дней до этого с Редером. Стратегические преимущества были очевидны для всех этих лиц, и неискренние заявления защиты о том, что вторжение в Норвегию было предпринято лишь потому, что ожидалось вторжение со стороны союзников, полностью разоблачается после рассмотрения заявлений, содержащихся в меморандуме Гитлера, в абзаце, предшествующем тому, который я только что цитировал (я снова цитирую):

В то время Гитлер еще не предвидел угрозы со стороны союзников.

Розенберг и заместитель Геринга Кернер еще в июне установили связь с Квислингом и Хагелином, и из последующего отчета Розенберга явствует, что Гитлера все время держали в курсе событий. В декабре настало время составлять планы, и соответственно на совещании между Гитлером и Редером было принято решение проводить подготовку к вторжению. Вскоре после этого Кейтелем и Иодлем были изданы необходимые директивы, и через определенное время, поскольку это вызывалось необходимостью, в проведение подготовки включились Геринг, Дениц, и Редер.

9 октября, как я уже упоминал, Гитлер был вполне уверен в том, что северным государствам не грозит никакая опасность со стороны союзников. Все упоминавшиеся здесь отчеты разведывательной службы даже в самой отдаленной степени не подтверждают того, что предполагаемое вторжение основывалось — это звучит смехотворно — на необходимости самозащиты.

Верно, что в феврале 1940 года Редер указал ему на то, что в случае оккупации Норвегии Англией возникает угроза поставкам руды из Швеции в Германию; однако 26 марта он сообщил, что в связи с прекращением русско-финского конфликта нельзя более считать серьезной угрозой высадку союзников. Тем не менее он предложил, чтобы вторжение, по поводу которого были уже изданы все директивы, было проведено в следующее новолуние, 7 апреля. Интересно отметить, что в личном военном дневнике Редера, подписанном им самим и начальником его оперативного отдела, содержится подобное же мнение, причем запись сделана за четыре дня до этого.

Если бы понадобились дальнейшие доказательства того, что при проведении вышеуказанных мероприятий совершенно не принималась во внимание возможность вмешательства со стороны Запада, их можно было бы обнаружить в телеграммах германского посла в Осло и германского посла в Стокгольме, а также германского военного атташе в Стокгольме, в которых германскому правительству сообщалось, что скандинавские правительства, нисколько не беспокоясь о вторжении со стороны британцев, опасаются, что именно немцы собираются произвести нападение.

Возможно, замечание, сделанное Иодлем, и его записи в дневнике от марта о том, что «Гитлер все еще ищет предлог», неуклюжие попытки Редера объяснить, что это замечание относится к содержанию дипломатической ноты, которая должна была быть послана, и уверения Риббентропа относительно того, что ему сообщили об этом вторжении всего лишь за день или за два перед тем, как оно произошло, более чем что-либо иное позволяют сделать вывод о лживости этого защитительного аргумента. Еще раз все эти люди, каждый в своей сфере деятельности, сыграли заранее назначенные им роли, главным образом, разумеется, Розенберг, который прокладывал путь, Геринг, Редер, Кейтель, Иодль и Риббентроп, которые проводили в жизнь необходимые оперативные мероприятия. Никто из них даже не протестовал. Даже Фриче приводит в качестве единственного аргумента в свою защиту, что ему очень долго ничего не сообщали до самого момента, когда он, как обычно, должен был произнести речь по радио. Он даже не говорит о том, что протестовал. Вновь в нарушение всех договоров и гарантий было предпринято безжалостное вторжение на территорию двух стран лишь потому, что со стратегической точки зрения было желательно получить норвежские базы и обеспечить за Германией скандинавскую руду. Так продолжалось и в дальнейшем. Югославия, судьба которой была определена еще до начала войны, Греция и затем Советская Россия. Из меморандума Гитлера, изданного спустя шесть недель[158], явствует, что подпись Риббентропа ничего не стоила. Гитлер замечает (я цитирую): «Все стороны в течение последних лет показали, насколько ничтожно значение договоров о дружбе».

К 18 декабря 1940 г., по-видимому, стало ясно, что безуспешными оказались надежды немцев сломить сопротивление Великобритании, которая и тогда и в течение многих месяцев одна удерживала крепость свободы и демократии против врага, который никогда не был так силен, как в то время.

Тогда[159] и были изданы первые директивы по поводу нападения в другом направлении — против Советской России. Совершенно достоверно, — и это следует отметить как интересное явление, — что в данном случае целый ряд подсудимых выступил с возражениями. При наступлении на маленькую Норвегию возражений не возникало: там не угрожала никакая опасность. При захвате мужественных Нидерландов и Бельгии имело место счастливое единодушие. Теперь, однако, речь шла о враге, который мог зажечь страх в сердце забияки. Возражения подсудимых, основывались, конечно, исключительно на соображениях военного характера, хотя Редер и говорит, что в своих возражениях он руководствовался сознанием той моральной несправедливости, которую повлекло бы за собой нарушение германо-советского договора. Решать должны вы. Эти угрызения совести со стороны подсудимого, которые могли бы найти себе прекрасное применение при целом ряде других случаев, нашли свое выражение лишь в инциденте, когда один из подчиненных ему офицеров захотел жениться на женщине сомнительной репутации.

Дело в том, что к тому времени уже многие из этих людей начинали предвидеть недоброе. Сопротивление, оказываемое Великобританией, заставило их призадуматься. Не вступит ли Гитлер в борьбу с еще одним противником, которого он не в силах победить? Однако после того как решение уже было принято, все они взялись за выполнение своих обязанностей и играли предназначенные им роли с обычным пренебрежением к законам морали, простой порядочности.

Ни в едином случае началу военных действий не предшествовало официальное объявление войны... Сколько тысяч безвинных и беззащитных мужчин, женщин и детей, спавших в своих постелях в счастливой уверенности в том, что их страна находится и будет находиться в состоянии мира, были внезапно перенесены в иной мир смертью, которая без всякого предупреждения упала на них с неба. В какой мере отличается вина этих людей от вины простого убийцы, который бесшумно подкрадывается к своим жертвам, чтобы убить их и забрать себе их пожитки?

Как явствует из документа, в каждом отдельном случае мероприятия проводились в соответствии с общим планом. Нападение должно было быть проведено «блитцартигшнель» — без предупреждения, с быстротой; молнии: Австрия, Чехословакия, Польша. Редер повторял директивы Кейтеля по поводу «нанесения тяжелых ударов без предупреждения»: Дания, Норвегия, Бельгия, Голландия, Россия. Как заявил Гитлер в присутствии многих из этих людей:

Убийство солдат во время войны оправдывается как международными, так и местными законами лишь в тех случаях, если сама война носит законный характер. Если же война является незаконной не только как война, начатая без каких-либо предупреждений или объявлений, совершенно ясно, что убийства во время такой войны не могут быть ничем оправданы и что подобные убийства ничем не отличаются от убийств, совершаемых стоящими вне закона разбойничьими бандами.

Все эти люди знали об этих планах на той или иной стадии их развития. Каждый из них молчаливо соглашался с тактикой их проведения, прекрасно зная о том, что они должны были означать для человеческих жизней. Как теперь может кто-либо из них заявлять о том, что он не являлся соучастником жесточайших убийств, получивших столь широкое распространение?

Сейчас, однако, я занимаюсь не вопросом об убийствах, уже одного совершения которых вполне достаточно для осуждения этих людей, а преступлениями против мира. С вашего разрешения я хотел бы коротко рассмотреть этот вопрос с правовой точки зрения в связи с тем, что правительство его величества придает большую важность точному определению этого понятия и, насколько я понимаю, все Главные обвинители придают этому вопросу также большое значение.

Выдающаяся речь от имени защиты совершенно недвусмысленна: ее целью было доказать, что несмотря на то, что пакт Бриана—Келлога и другие международные декларации рассматривали агрессивную войну как незаконный акт, они не объявляли ее преступной. В качестве подтверждения заявляли, что эти соглашения и не могли признать агрессивную войну преступной, так как это противоречило бы суверенным правам государств, и что во всяком случае вся система запрещений войны рухнула перед началом второй мировой войны и перестала быть законом; далее, здесь утверждали, что все эти соглашения не принимались всерьез многочисленными юристами и журналистами, мнения которых здесь цитировались, и вообще не предназначались для того, чтобы их рассматривали серьезно, так как они даже не предусматривали разрешения проблемы мирного изменения статус-кво.

Что касается самого Парижского пакта, защита утверждает, что вообще не может быть и речи о преступном или даже незаконном нарушении Парижского пакта, так как по этому пакту всем государствам, включая Германию, самим разрешалось устанавливать, имеют ли они право начать войну в целях самозащиты. И, наконец, утверждалось, что государство вообще не может нести уголовной ответственности, а на случай, если это положение не будет принято, утверждалось, что преступление было совершено германским государством в целом, а не отдельными его членами, потому что в германском государстве, которое повело эту войну против всего мира, не существовало воли отдельных лиц, а была лишь одна верховная, не подвергающаяся контролю окончательная воля — воля его диктатора — фюрера.

Господин председатель, возможно, для меня было бы достаточно указать, что вея эта цепь аргументов не относится к существу дела и не может быть заслушана данным Трибуналом, так как содержание их противоречит Уставу. Устав безоговорочно устанавливает, что планирование, — я подчеркиваю слово планирование, — подготовка и развязывание агрессивной войны или ведение войны агрессивной или нарушающей международные договоры, соглашения и гарантии, являются преступлением, подсудным настоящему Трибуналу. Поэтому очевидно, что единственная возможность для подсудимого избежать ответственности заключается в том, чтобы убедить настоящий Трибунал, что эти войны не были агрессивными войнами и не велись в нарушение договоров. Этого им сделать не удалось, и, поскольку это так, возникает вопрос, какова же цель тех аргументов, которые были здесь выставлены от имени этих подсудимых? Ставят ли они своей целью оспорить правомочность Трибунала рассматривать эти вопросы? Или, быть может, что более вероятно, эта аргументы представляют собой политическое воззвание, обращенное к какой-то находящейся вовне аудитории, на которую легче произвести впечатление жалобами на то, что подсудимых судят здесь на основании применения обратной силы закона?

Что бы ни являлось целью приведения этих доводов, весьма важно, чтобы они не были оставлены без опровержения, Я стремлюсь не занимать напрасно время Трибунала, повторяя то, что я уже сказал в своей вступительной речи по поводу изменений, возникших в понимании термина «война» в международном праве, происшедших в результате заключения целого ряда договоров и в особенности общего договора об отказе от войны. Я уже указывал, что этот договор, подписанный большим числом стран, чем любой другой международный договор, создал новые положения международного права, торжественности и ясности которых могут позавидовать другие договоры. Я также утверждал, что коренные изменения, которые они повлекли за собой, — и это чрезвычайно важно, хотя, в сущности, еще в период средневековья умели проводить грань между справедливыми и несправедливыми войнами, — нашли свое отражение в весьма весомых декларациях правительств и государственных деятелей. Я утверждаю, что эти положения международного права объявили незаконным обращение к войне в нарушение договоров, они также предусматривали, что при нарушении закона, которое влечет за собой гибель миллионов и прямое посягательство на самые основы цивилизации, перестает существовать различие между беззаконием и преступлением. Я не хочу также занимать время Трибунала, подробно отвечая на всю эту, если. мне будет позволено ее так назвать, странную цепь правовых аргументов, выдвинутых защитой, как, например, на утверждение о том что договор не имеет силы, которую ему придали подписавшие его страница том основании, что во многих кругах этот договор принимался с недоверием и цинизмом.

Для обычного правового мышления еще более странным представляется тот довод, что во всяком случае этот договор, так же как и другие договоры и гарантии, заключенные впоследствии, потерял свою законную силу в 1939 году в связи с тем, что к этому времени распалась вся система коллективной безопасности. В качестве примера распада этой системы приводился тот факт, что в 1939 году Соединенные Штаты объявили себя нейтральным государством, как будто бы Соединенные Штаты находились под каким-то обязательством законного характера действовать иначе. Но какое значение имеет сейчас тот факт, что система, которая должна была укрепить эти договоры и предотвратить и покарать преступное обращение к войне, потерпела крах? Разве агрессивные действия Японии и Италии, двух других стран, вовлеченных в заговор оси, за которыми последовала агрессия Германии против Австрии и Чехословакии, лишили эти соглашения их законной и обязательной силы просто потому, что эти преступления увенчались временным успехом? С каких пор цивилизованным миром был принят тот принцип, что в случае, если преступник временно избежал наказания, не только закон теряет свою обязательную силу, но и само преступление получает законное основание?

Следует, между прочим, отметить, что как в случае японской, так и в случае итальянской агрессии совет и ассамблея Лиги наций рассматривали эти действия как нарушение Устава Лиги наций и всеобщего договора об отказе от войны и что в обоих случаях были изданы декреты о применении санкций. Возможно, что полицейские не действовали так эффективно, как этого хотелось бы. Но это уже вина полицейских, а не закона.

Однако, не удовлетворяясь тем поразительным утверждением, что агрессоры отменили закон против агрессии путем совершения самой агрессии ввиду нежелания миролюбивых государств браться за оружие для борьбы с направленными против них шантажом и попытками запугать, подсудимые подняли вопрос о самозащите. Они, правда, не решались утверждать, что эти войны являлись оборонительными войнами. Так далеко не зашел даже Геббельс в своих самых диких измышлениях, но, поскольку Парижский пакт не только сохранял право государств на самозащиту, но также и суверенное право каждого государства определять, можно ли при данных обстоятельствах оправдать самозащиту, как повод к войне, то, по их мнению, он вообще не содержит в себе никаких обязательств правового характера. Мы категорически утверждаем, что это совершенно ложный аргумент. Действительно, в декларациях, изданных до и во время подписания и ратификации Парижского пакта, самозащита не только была признана неотъемлемым и неоспоримым правом стран, подписавших этот договор, но все эти страны сохранили за собой исключительное право решать, оправдывают ли данные обстоятельства применение этого права.

Таким образом, встает вопрос о том, уничтожило ли это право на самозащиту целевую установку и правовое значение этого договора. Если Германия имела право начать войну в целях самозащиты и если она совершенно свободно могла решать, при каких обстоятельствах она может применять это право, можно ли считать, что она нарушила торжественные обязательства этого договора? На этот вопрос защита пыталась ответить отрицательно. Но подобный ответ равняется утверждению о том, что торжественный договор, подписанный более чем шестьюдесятью нациями, представляет собой лишенный всякого значения клочок бумаги. Результатом такого утверждения явилось бы то, что всякое запрещение или ограничение права на ведение войны ничего собой не представляет, если особо оговаривается право на самозащиту. Я настоятельно прошу Трибунал отвести этой пародии на правовую аргументацию то место, которое ей пристало.

Ни Парижский пакт, ни любой другой договор не намеревался и не мог отнять право на самозащиту. Этот договор также не лишал страны, подписавшиеся под ним, права определять, в первую очередь, грозит ли опасностью отсрочка и вызываются ли непосредственной необходимостью немедленные операции по самозащите. Вот что означает оговорка, гласящая, что каждое государство само решает, необходимо ли выступление в порядке самозащиты. Но это не значит, что действующее таким образом государство является единственным судьей правильности и законности своих поступков. Оно действует на свой риск. Так же как отдельное лицо отвечает за использование своих прав на самозащиту по общему праву, так и государство несет ответственность, если оно злоупотребляет своей свободой действия, если оно превращает «самозащиту» в орудие завоеваний и беззакония, если оно превращает естественное право самозащиты в орудие хищнического увеличения территории и удовлетворения своих посягательств. Окончательное решение в отношении законности действия, которое объясняют необходимостью самозащиты, не принадлежит заинтересованному государству. По этой причине право на самозащиту, независимо от того, оговорено ли оно особо или подразумевается, не уменьшает правомочности договора создавать правовые обязательства воздерживаться от войны.

Согласно Уставу Лиги наций Япония первая имела право решать, оправдывалось ли применение силы в целях самозащиты событиями в Маньчжурии. Однако беспристрастной организации было поручено установить, и она действительно установила, что фактически не существовало оснований для выступления в порядке самозащиты.

В качестве еще более современного примера упомянем статью 51 Устава Объединенных Наций, которая гласит, что ничто в Уставе не умаляет неотъемлемого права на индивидуальную или коллективную самозащиту в случае вооруженного нападения. Однако Устав оставляет за Советом Безопасности категорическое право окончательного действия и решения. Следует надеяться на то, что приговор, который вынесет этот Трибунал, пресечет с соответствующей решительностью всякое желание в будущем ссылаться на то, что если договор оговаривает за подписавшими его сторонами право действовать в порядке самозащиты, он тем самым теряет силу налагать на подписавшие его стороны какие-либо действенные правовые обязательства не вести войну.

Теперь я перейду к аргументу о том, что понятие об уголовной ответственности несовместимо с понятием о национальном суверенитете. Профессор Яройсс, адвокат, выступавший от имени защиты по общеправовым вопросам, согласен с тем, что государство может совершить нарушение международного права, но он утверждает, что наложение на него уголовной ответственности и наказание его явится отрицанием суверенитета государства.

Странно видеть, что подсудимые, которые в качестве членов германского правительства опустошали большинство европейских государств и грубо попирали их суверенные права, которые с кичливым и чванливым цинизмом подчиняли суверенитет завоеванных государств новому понятию «гроссрауморднунге», странно видеть, что эти подсудимые взывают к мистической силе святости суверенитета государства. Не менее удивительно, быть может, что они обращаются к ортодоксальному международному праву для того, чтобы защитить побежденное германское государство и его правителей от справедливой кары со стороны победоносных держав. Но в международном праве не существует положения, к которому они смогли бы прибегнуть в этом отношении.

В некотором смысле настоящий процесс не ставит своей целью наказание германского государства. Он занимается наказанием отдельных лиц. Однако выглядело бы довольно странно, если бы отдельные лица несли уголовную ответственность за действия государства, которые сами не являлись бы по существу преступлениями. Совершенно беспочвенной является точка зрения, что положения международного права исключают уголовную ответственность государств и что так как, будучи суверенными, государства не могут быть подвергнуты принуждениям, все их действия являются законными. Пусть пуристы[160] права утверждают, что все, что не предписано сверху суверенным органом, уполномоченным вынуждать к повиновению, не является законом. Такое понятие, которого придерживаются юристы-аналитики, никогда не применялось к международному праву. Если бы оно применялось, не могло бы существовать несомненных обязательств государств в отношении договоров и нарушений права.

Возможно, правильно, что до войны в международных отношениях не существовало верховного органа, который одновременно предписывал бы нормы международного права и требовал их соблюдения. Но, по крайней мере, в международных отношениях существование закона никогда не зависело от наличия соотносящейся с ним санкции, существующей помимо самого закона. Международное право всегда основывалось на принципе общего согласия, и, поскольку существует комплекс правил, которые по общему согласию или договору являются обязательными для членов всемирного сообщества, данные правила становятся законом для этого общества, несмотря на то, что согласие не было достигнуто путем принуждения и, быть может, не применялись санкции для того, чтобы обеспечить повиновение. Дело в том, что абсолютный суверенитет в старом смысле этого слова, к счастью, перестал существовать. Это — понятие, совершенно не соответствующее обязательствам, налагаемым любым международным договором.

В процессе работы Постоянной палаты Международного Суда ссылка на суверенные права государств стала избитым аргументом для доказательства того, что так как государства суверенны, принятым ими договорным обязательствам следует давать, по крайней мере, ограниченное толкование. Постоянная Палата последовательно боролась с этой точкой зрения. В самом первом своем решении, решении против Германии по Уимблдонскому делу, она отклонила аргумент о суверенности как основание для ограниченного толкования договорных обязательств. Постоянная Палата отказалась рассматривать договор, согласно которому государство обязуется следовать определенной линии поведения, как отказ от своего суверенитета. Постоянная Палата напомнила Германии о том, что самое право принять на себя международные обязательства является атрибутом суверенитета государства. Право заключать договоры и право на свободу действия находятся, как мне кажется, в вечном противоречии.

Но точно так же, как отдельное лицо обеспечивает себе свободу тем, что придерживается законов, суверенные государства подобным же образом сохраняют свои суверенные права. Уже давно отказались от точки зрения, что поскольку государство суверенно, оно не может быть подвергнуто принуждению.

Устав Лиги наций в статье 16 предусматривал санкции в отношении суверенных государств, санкции, являющиеся не чем иным, как принуждением, очевидно принуждением, носящим характер наказания. Устав Объединенных Наций последовал этому примеру в еще более решительной форме. Правильно, что из-за отсутствия инстанции, компетентной осуществлять принудительную юрисдикцию, уголовное преследование государств является беспрецедентным в истории права. Однако это в такой же степени относится к гражданской ответственности, которая, несомненно, существует, потому что ни один международный Трибунал не сможет принудительно осуществлять свою юрисдикцию, если он не будет исходить в своем решении из этих договоров. Первый человек, которого судили за убийство, мог жаловаться на то, что ни один суд не разбирал такого дела ранее.

Процессуальные нормы, специфические меры наказания, соответствующие суды могут быть всегда определены последующей декларацией. Единственное нововведение настоящего Устава заключается в том, что он создал, с большим опозданием, организационный аппарат для проведения в жизнь уже существующего закона. Совершенно беспочвенными являются жалобы на то, что Устав декретирует применение обратной силы закона как в пункте, объявляющем агрессивные войны преступными, так и в декларации о том, что государство не может быть освобождено от уголовной ответственности.

Затем выдвигается следующий довод: даже если государство должно нести ответственность, то именно государство, а не отдельные лица могут быть привлечены к ответственности с точки зрения международного права. Этот довод повторяется в самых разнообразных формах. Говорят, например, что только государства, а не отдельные лица являются субъектом международного права. Однако такого положения в международном праве не существует.

Достаточно лишь упомянуть судебное преследование за пиратские действия, нарушение блокады или за шпионаж, чтобы натолкнуться на многочисленные примеры привлечения отдельных лиц к ответственности согласно нормам международного права.

Всегда признавалось, что совершение военных преступлений делает отдельных лиц субъектами международного права. В Англии и в США наши суды неизменно действовали, придерживаясь принципа, что общепринятые положения международного права являются обязательными для подданных и граждан страны. В основном такое же положение существует в большинстве других стран. В самой Германии статьей 4 Веймарской конституции было установлено, что общепринятые положения международного права должны рассматриваться как составная часть германского федерального права. И, действительно, что это может означать, кроме того, что положения международного права являются обязательными для отдельных лиц? Разве мы должны отклониться от этого принципа только потому, что мы в данном случае имеем дело с тягчайшими из преступлений — с преступлениями против мира народов и преступлениями против человечности?

Закон — это нечто живое, развивающееся. Ни в какой другой области не является столь необходимым утверждать, что права и обязанности государств являются правами и обязанностями людей. Нелепо предполагать, что те, кто помогает, поощряет и содействует совершению преступления, те, кто выступает в качестве советника при совершении преступлений, сами ответственности не подлежат. В этом отношении преступления против международного права не отличаются от преступлений против местного права. Затем этот довод преподносится в другой форме, если данное действие совершено государством, то лица, которые являются орудием государства в его совершении, не несут личной ответственности и, как утверждают, имеют право прятаться за суверенитет государства.

Конечно, не приводится утверждение, что этот довод в какой-либо степени применим к военным преступлениям, а поскольку мы утверждаем, что каждый из данных лиц виновен в совершении бесчисленных военных преступлений, этот довод можно было бы просто отклонить как академический. Но, быть может, поступить так означало бы умалить ценность, которую этот судебный процесс представляет для дальнейшего развития международного права.

Правда, имеется ряд решений, в которых различные трибуналы утверждали, что одно государство не властно над другим суверенным государством или над его главой или представителем. Эти решения основывались на принципах взаимного признания прав и обычаев между нациями и на мирных и нормальных международных отношениях, они в действительности не зависят ни от какой «святости» суверенитета иностранного государства, за исключением тех случаев, когда само признание суверенитета способствует нормализации международных отношений. Они не оставляют места для утверждения, что лица, входящие в состав государственных органов, т.е. те, кто стоит за действиями государства, имеют право укрываться за метафизическим единством, которое они создают и контролируют, — в тех случаях, когда по их указаниям это государство разрушает то самое взаимное признание прав и обычаев, на котором покоится международное право.

Предположим, что какое-нибудь государство пошлет на территорию другого государства группу лиц с указаниями убивать и красть. Будут ли эти лица пользоваться правом неприкосновенности потому, что, выполняя свое преступное задание, они действовали в качестве органа другого государства? Предположим, что отдельные лица, пославшие эту группу с грабительскими целями, попадутся в руки государства, которое подверглось нападению, — могут ли они ссылаться на право неприкосновенности? Я утверждаю, что несомненно не могут. Однако приведенный пример в точности соответствует данному случаю. В действительности эта попытка оставить преступление без наказания потому, что причина, побудившая к его совершению, носит скорее политический, нежели личный характер, не подкрепляется никаким правовым принципом, а основывается лишь на произвольных политических доктринах, относящихся скорее к области политики держав, чем к области права.

Наконец, указывается, что эти «несчастные» люди являлись лишенным власти орудием в руках Гитлера, которым приказывали то, что, по их словам, они делали против своей воли. Тот факт, что приказ был получен сверху, в качестве защитительного аргумента исключается Уставом, однако статьей 8 предусматривается, что в известных случаях он может рассматриваться как смягчающее вину обстоятельство, если Трибунал сочтет, что этого потребует справедливость.

Но Устав лишь регистрирует существующие положения права. В международном праве нет такого положения, которое предусматривало бы неприкосновенность лиц, выполняющих приказы, которые независимо от того, законны они или нет в стране, где они созданы, — являются явно противоречащими самому закону природы, из которого выросло международное право. Если международное право вообще следует применять, оно должно стоять выше местного права в том отношении, что оно должно определять законность или незаконность какого-либо действия, применяя критерии международного, а не местного права. Согласно любому критерию — критерию международного права, международной совести, согласно элементарному понятию человечности, эти приказы, — если действительно эти люди действовали во исполнение приказов, — были незаконными. Следует ли из этого, что этих людей надо оправдать?

Диктатура, за которой эти люди пытаются укрыться, была создана ими самими. Желая добиться для себя власти и положения, они создали систему, при которой они получали такие приказания. Продолжение существования этой системы зависело от продолжения оказываемой ими поддержки. Даже если и правда то, что оказал Иодль, а именно, что этих людей могли сместить, быть может, даже заключить в тюрьму, если бы они не повиновались полученным ими приказам, — разве такой исход, во всяком случае, не был бы лучшим, чем если бы они отдавали себя в распоряжение начальников для совершения вышеупомянутых действий? Но это не соответствует действительности. Эти люди были членами тайных советов, они сами планировали, сами осуществляли запланированное, и они были единственными, кто мог советовать Гитлеру, удержать, остановить Гитлера, вместо того чтобы поощрять его в его дьявольских мероприятиях. Принцип коллективной ответственности членов правительства не является искусственной теорией конституционного закона. Он является основой защиты прав человека и общества народов; международное право правомочно защищать свое собственное существование, применяя этот закон.

Разрешите мне перейти к разделам 3 и 4 Обвинительного заключения. В этих разделах идет речь о военных преступлениях и о тех преступлениях, которые мы называли — и они действительно ими являются — преступлениями против человечности.

Что касается военных преступлений, то я хотел бы прежде всего высказать некоторые соображения правового характера. Нет необходимости давать пространные пояснения по поводу закона, касающегося военных преступлений, так как закон достаточно ясен и не вызывает никаких сомнений. Эти преступления по своим масштабам ужаснее всего, что было известно до сих пор, но тем не менее их легко квалифицировать согласно уже существующим нормам международного права.

Совершенно очевидно также, что они подсудны как национальному, так и международному Трибуналам. В данном случае полностью отсутствует применение обратной силы закона ил» применение законов постфактум. В положении Устава о том, что те, кто нес основную ответственность за совершение этих ужасных деяний, должен нести индивидуальную ответственность, нет ничего нового. Правильно, что юристам и государственным деятелям, которые в прошлом в Гааге и в других местах составляли кодекс законов и устанавливали обычаи, с помощью которых мир пытался смягчить жестокости войны и охранить от ее крайностей не участвовавшее в военных действиях мирное население, даже не могли себе представить подобных массовых убийств.

Но убийство никогда не перестает быть убийством только потому, что жертвами его являются не один человек, а десятки миллионов. Преступления не перестают быть преступлениями потому, что они совершаются по политическим мотивам. Эти преступления многочисленны и многообразны. Нет смысла приводить здесь их подробный перечень. Они весьма различны по количеству жертв: умерщвление пятидесяти военнопленных, бежавших из Шталага Луфт III; уничтожение сотен «командос» и летчиков; тысячи умерщвленных заложников из числа гражданского населения; десятки тысяч моряков и пассажиров, погибших во время проведения кампании пиратских атак; сотни тысяч военнопленных и гражданских лиц, умерших из-за лишений и жестокостей, которым их подвергали, если их вообще не убивали, многие миллионы убитых и жертв медленной смерти от голода, шесть миллионов из которых были уничтожены лишь потому, что они принадлежали к еврейской расе или исповедовали еврейскую религию.

Одно лишь число жертв не может служить настоящим критерием преступности действия. Величие смерти, сочувствие к невиновному, ужас и отвращение перед лицом подлости, совершенной по отношению к человеку, созданному по образу и подобию божьему, — все это не может явиться объектом математического подсчета. Тем не менее в известной степени цифры имеют отношение к делу, потому что мы не рассматриваем здесь случайные проявления жестокости, которые имеют место в ходе всякой войны.

Возможно, что война раскрывает лучшие черты в человеке, но в ней, несомненно, проявляются худшие его черты. Это не игра в крикет. В любой войне, и, несомненно, в ходе и этой войны, причем безусловно с обеих сторон, было совершено множество жестокостей и зверств. Эти жестокости должны были казаться ужасными тем, по отношению к которым они были совершены. Я не хочу ни извинять, ни преуменьшать их. Однако они были явлением случайным, неорганическим и представляли, собой отдельные действия отдельных людей. Мы рассматриваем здесь нечто совсем иное. Мы рассматриваем здесь систематические массовые действия, совершенные в результате преднамеренных расчетов, произведенных в высших кругах.

Таким образом, главным военным преступлением как по размаху, так и по масштабу, в котором мы обвиняем этих людей, является нарушение наиболее твердо установленных и наименее противоречивых правил ведения войны, а именно правил о том, что мирное население не должно являться непосредственным объектом военных действий. Какое издевательство пытались немцы совершить над четвертой Гаагской конвенцией о законах и обычаях ведения войны, над конвенцией, которая лишь формулировала то, что являлось уже прежде основным законом. «Честь и права семейные, жизнь людей и частная собственность, так же как религиозные убеждения и отправления религиозных культов, должны быть уважаемы».

Убийства миллионов мирных жителей, совершаемые по приказу германского правительства, члены которого сидят здесь на скамье подсудимых, производимые на территориях, оккупированных военными частями, командиры которых сидят здесь на скамье подсудимых, независимо от того, были ли они совершены в ходе осуществления политики расового уничтожения, в результате или в связи с угоном на рабский труд, вследствие желания покончить с идейными и политическими руководителями стран, которые были оккупированы, или являлись частью общей политики террора, проводившегося путем массовых репрессалий против мирных жителей и заложников, — эти убийства миллионов мирных жителей являются военными преступлениями. В такой же мере эти преступления можно считать преступлениями против человечности.

Воображение и ум, потрясенные ужасом этих действий, не в силах вложить эти величайшие в истории преступления в сухую формулу «военное преступление», употребляемую в учебниках. Тем не менее важно помнить, что именно таковы эти преступления. В основном, независимо от того, где они совершались и к какой расе или национальности принадлежали жертвы, — это были преступления против гражданского населения, совершенные вопреки законам войны вообще и законам военной оккупации в частности. Истина состоит в том, что массовые, преднамеренные, систематические убийства стали неотъемлемой частью хорошо укрепившейся и по видимости нетревожимой опасениями системы военной оккупации. Никто не пытался оспаривать, что это является военным преступлением. Однако были сделаны попытки оспаривать незаконность трех других групп действий, которые также инкриминируются этим людям: угона на рабский труд в Германию, преступлений на море в связи с подводной войной и расстрела бойцов «командос». Разрешите мне кратко остановиться на этих вопросах.

Угон гражданского населения на рабский труд безусловно является преступлением как с точки зрения международных обычаев, так и с точки зрения общепринятых норм международного права, сформулированных в Гаагской конвенции. Статья 46 четвертой Гаагской конвенции предусматривает, что оккупирующая держава должна «уважать честь и права семейные» и «жизнь людей». Статья 52 той же конвенции устанавливает, что «нельзя требовать от муниципалитетов и населения никаких услуг, кроме тех, которые необходимы для нужд оккупационной армии», и что «они должны находиться в соответствии с ресурсами страны и должны носить такой характер, чтобы не накладывать на население обязанности принимать участие в военных действиях против их родной страны».

Эти простые и четкие формулировки мы должны противопоставить потрясающим масштабам мероприятий, которые направлял подсудимый Заукель и в которых принимали участие другие подсудимые. Мы должны их противопоставить той безжалостности, с которой мирных жителей отрывали от их семей, привычной обстановки и работы, условиям, в которых их перевозили, обращению, которому их подвергали по прибытии, условиям, в которых они работали и умирали тысячами и десятками тысяч, характеру работы, которую их принуждали выполнять в качестве непосредственных участников процесса производства вооружения, боеприпасов и других орудий войны против их собственной страны и против народа, к которому они принадлежали. Как может все это быть согласовано с законом?

Кажется, высказывалось предположение, что запрещения, сформулированные в международных законах, в известной степени устарели перед лицом современного развития тоталитарных войн, которые предусматривают широчайшее использование и эксплуатацию материальных ресурсов оккупированной территории и ее рабочей силы. Признаюсь, что я лично не понимаю, каким образом размах деятельности, которую собирается вести воюющая сторона, размер усилий, которые она должна совершить для того, чтобы избежать поражения, может расширить ее права по отношению к мирному населению или позволить ей отмести законы ведения войны. Мы не можем постфактум отменять установления международного права для оправдания его нарушителей.

Не существует также и тени правового обоснования, которое могло бы в какой-либо степени изменить положение вещей, явившись оправданием их преступлений, совершенных на море, — преступлений, которые стоили жизни 20 тысячам одних лишь британских моряков. Мы не должны строить обвинение лишь на нарушении общепринятых правил ведения войны в том виде, как они сформулированы в Лондонских протоколах от 1930 и 1936 гг., подписанных Германией и запрещающих потопления без предупреждения или даже с предупреждением, если не были приняты необходимые меры для спасения пассажиров и команды.

Мы не должны увлекаться здесь интересным спором о том, изменяет ли практика вооружения торговых судов положение вещей. Не следует также терять времени на рассмотрение вызывающего удивление заявления о том, что потопление нейтральных судов получило законную силу в результате издания письменного приказа, запрещающего этим судам вход не в определенную военную зону, над которой Германия осуществляла непосредственный контроль, но появление их на всей колоссальной территории всех семи морей.

Нет необходимости в таком рассмотрении потому, что хотя бы одно положение не вызывает споров по поводу его правовой основы. Если вы считаете доказанным, что следовало предпринимать шаги для того, чтобы не дать спастись пассажирам и команде с тонущих судов, что было указание применять оружие, исключавшее всякую возможность спасения, если вы считаете все это доказанным, то для вас не явится никакого сомнения в том, что все, что совершалось, противоречило закону. Не может явиться оправданием то обстоятельство, что спасение мирных людей влекло за собой большой риск для нападающих. Убийца не может быть прощен вследствие того, что он заявляет, что ему было необходимо убить жертву для того, чтобы впоследствии она не могла опознать его.

То же относится к приказам об уничтожении бойцов «командос». Новые методы ведения войны, новые формы нападения сами по себе не отменяют уже установленных норм права.

Святость жизни одетого в форму солдата, который сдается в плен, выполнив свой долг и не совершив никаких военных преступлений до того, как он был захвачен в плен, является и — я прошу вас провозгласить это — останется незыблемым принципом международного права. Те, кто независимо от мотивов, которые ими руководят, попирают этот принцип, вопреки закону, человечности и нормам рыцарского поведения, должны заплатить за это хотя бы тогда, когда, наконец, торжествует закон.

Я не буду более останавливаться на этом вопросе или детализировать другие типы военных преступлений, которые содержатся в Обвинительном заключении, потому что вое эти действия, различные по способу и методу их совершения, несомненно являлись преступлениями против установленного закона. Трибунал должен будет лишь подтвердить закон и решить вопрос о том, в какой мере эти подсудимые замешаны в его нарушении. Перед тем, как я перейду к фактам, позвольте мне остановиться на разделе четвертом Обвинительного заключения — на преступлениях против человечности. Как мне представляется, удобно рассматривать эти деяния вместе, так как, поскольку они были совершены во время войны, они в какой-то степени частично совпадают, во всяком случае они взаимосвязаны.

По самому своему размаху военные преступления являлись преступлениями против человечности. Преступления против человечности были в еще большей степени военными. Однако преступления против человечности, рассмотрение которых входит в юрисдикцию данного Трибунала, ограничиваются следующим: они должны являться преступлениями, совершение которых известным образом было связано с планированием или осуществлением преступлений против мира или военных преступлений в точном смысле этого слова, которые вменяются в вину подсудимым. Такова квалификация, которую дает статья 6 Устава.

Однако соображения, применимые в данном случае, отличаются от тех, которые касаются других типов нарушений — преступлений против мира или обычных военных преступлений. Вы должны считать доказанным не только то, что совершенные действия являлись преступлениями против человечности, но также и то обстоятельство, что совершение их не являлось чисто внутренним делом, а что прямо или косвенно оно было связано с преступлениями против других стран и народов, и что они, в частности, были предприняты для того, чтобы помочь нацистской партии в проведении ее политики достижения господства с помощью агрессии или в устранении политических противников — престарелых, евреев, существование которых могло помешать проведению политики тотальной войны.

Предположим, что в тот период расовая политика, направленная против евреев, являлась лишь оборотной стороной доктрины расы господ. В «Майн кампф» Гитлер заявил, что одним из решающих факторов в поражении Германии в 1918 году было то, что немцы не сумели осознать значение расовой проблемы и еврейской угрозы. Борьба против евреев являлась одновременно секретным оружием — надежным оружием пятой колонны, направленным на раскол и ослабление демократический держав, и методом объединения германского народа для ведения войны. В своей речи 4 октября 1943 г. Гиммлер ясно указал, что все мероприятия, направленные против евреев, были тесно связаны с военной политикой. Он заявил:

Таким образом, преступления против евреев в той мере, в какой они являются преступлениями против человечности, а не военными преступлениями, представляют собой преступлении, которые мы вменяем в вину, так как они тесно связаны с преступлениями против мира.

Такая квалификация является, несомненно, очень важной, и это обстоятельство не всегда оценивается теми, кто поставил под вопрос возможность применения данной юрисдикции. Оставляя место для изменений в свете этой квалификации, мы, однако, полагали правильным рассматривать действия, которые уголовное право всех стран, естественно, определило бы как преступные — убийство, уничтожение, порабощение, преследование по политическим, расовым или экономическим соображениям. Все эти действия, совершенные по отношению к населению воюющей страны, или совершенные по отношению к гражданам Германии на территории, оккупированной противником, явились бы обычными военными преступлениями, судебное расследование которых не представит ничего нового.

Будучи совершены в отношении других, они явились бы преступлениями против национального права, если бы германское право, отступающее от всех установлений цивилизованного судопроизводства, не разрешало бы совершение их государству или лицам, действующим от имени государства. Хотя это обстоятельство ни в коей мере не поставит данных подсудимых в более тяжелое положение, народы, подписавшие Устав данного Трибунала, сочли необходимым и правильным в интересах цивилизации заявить, что такие действия, даже если они были совершены в соответствии с законами германского государства, созданного и управлявшегося этими людьми и их вожаками, являлись в том случае, если они совершались с намерением задеть интересы международного сообщества, т.е. в связи с другими вменяемыми в вину преступлениями, не только действиями внутреннего характера, но преступлениями против международного права.

Я не преуменьшаю значения, которое будет иметь для будущего политическая и правовая доктрина, связанная с этим. В обычных случаях международное право предоставляет государству решать вопрос о том, как оно будет обращаться со своими собственными подданными этот вопрос является предметом внутренней юрисдикции, и хотя социальный и экономический совет ООН стремится сформулировать хартию прав человека, Устав Лиги наций и Устав ООН признают это общее положение.

Однако международное право в прошлом стремилось установить предел суверенности государства и установить такое положение вещей, при котором человек, являющийся основным субъектом всякого закона, не лишается права защищать человечество в том случае, если государство попирает его права таким образом, который возмущает совесть человечества. Гроций, создатель основ международного права, в известном смысле имел в виду этот принцип еще в то время, когда различие между справедливой и несправедливой войной было установлено более ясно, чем в XIX столетии; он называл справедливой войну, предпринятую для защиты подданных иностранного государства от несправедливостей, совершаемых его правителями. Он утверждал в отношении жестокостей, совершаемых тиранами против своих подданных, что вмешательство в таком случае является оправданным, поскольку «права социальных связей в таком случае не уничтожаются». Та же мысль была высказана Джоном Уэстлейком, самым выдающимся из британских теоретиков международного права. Он писал:

Исходя из той же точки зрения, действовали европейские державы, когда в прошлом они выступали на защиту христиан в Турции, подвергавшихся жесточайшим преследованиям. Право гуманного вмешательства путем войны не является новеллой в международном праве. В таком случае может ли юридическое вмешательство быть незаконным? Устав Трибунала предусматривает благотворный принцип, гораздо более ограниченный, чем некоторые того бы желали, и содержит предупреждение для будущих диктаторов и тиранов, маскирующихся под законное государство, предупреждение о том, что если для того, чтобы содействовать своим преступлениям против сообщества народов, они будут пренебрегать святостью прав человека в своей собственной стране, они поставят самих себя под угрозу, поскольку тем самым оскорбят международное право народов.

Что касается критики относительно применения обратной силы закона, о которой говорится, что она объявляет преступным то, о чем совершавший действия не знал, что оно является таковым во время совершения им преступных действий, то как она может быть применена здесь?

Вы не оставите без внимания, даже если эти подсудимые постоянно пренебрегали ими, бесчисленные предупреждения, делавшиеся иностранными государствами и иностранными государственными деятелями по поводу линии, которой придерживалась Германия до войны. Несомненно, эти люди рассчитывали на победу и мало думали о том, что сами они будут призваны к ответу. Но можно ли позволить хоть одному из них говорить здесь, что если он вообще знал об этих вещах, он не знал, что они были преступлениями, вопиющими к небу об отмщении?

Разрешите мне сначала обратиться к тому, что они делали с военнопленными, так как только это одно, самое явное из всех преступлений, требует их осуждения и навсегда кладет пятно на честь германского оружия.

8 сентября 1941 г. за подписью генерала Рейнеке, начальника управления по делам военнопленных при верховном командовании, были изданы окончательные правила по обращению с советскими военнопленными во всех лагерях для военнопленных[161].

Они являлись результатом соглашения с СС и гласили следующее:

Далее в этих правилах содержится указание об изоляции гражданских лиц и политически неблагонадежных военнопленных, взятых в плен в течение восточной кампании.

После того, как указывается, что важной задачей вооруженных сил является отделываться от всех тех элементов среди военнопленных, которых можно рассматривать как носителей и возбудителей большевизма, подчеркивается, что для этого необходимы особые меры, свободные от бюрократических административных влияний; соответственно как метод для достижения «намеченной цели» предлагается передавать таких лиц полиции безопасности и СД.

То, что Кейтель, который непосредственно отвечает за этот приказ, прекрасно знал, что именно под ним подразумевалось, ясно из меморандума адмирала Канариса от 15 сентября 1941 г.[162], являющегося протестом, в котором точно излагается правовая сторона этого вопроса:

Далее Канарис указывает на скандальный характер приказов о применении оружия охраной и о вооружении лагерной полиции дубинками и кнутами.

На этом меморандуме Кейтель написал (я уже напоминал об этом утром):

После изучения этого документа вряд ли может остаться сомнение в том, что Кейтель знал, что передача пленных полиции безопасности и СД должна была означать их ликвидацию.

Канарис пишет о проверке нежелательных лиц (я цитирую): «Решение их судьбы определяется эйнзатцгруппами полиции безопасности и СД», о которых Кейтель, в особенности выделяя полицию безопасности, говорит как об «очень действенных»; в то время как в связи с дальнейшей критикой Канариса о том, что «принципы, на которых они строят свои решения, неизвестны военным властям», Кейтель замечает: «ни в какой мере».

Параллельная инструкция для полиции безопасности и СД содержит соглашение с верховным командованием; после приказа о тесном сотрудничестве между сотрудниками полиции и комендантами лагерей и списка лиц, подлежащих передаче, эта инструкция гласит:

Нет необходимости напоминать вам о количестве показаний, которые были даны в связи с численностью советских и польских заключенных, содержавшихся в концентрационных лагерях. О том, чтобы судить, каково было обращение с ними, достаточно вспомнить лишь отчет коменданта концентрационного лагеря Гросс-Розен, который докладывал 23 октября 1941 г. о расстреле 20 русских заключенных между 5 и 6 часами дня, и циркуляр Мюллера из той же книги документов, в котором говорится:

Обратил ли кто-нибудь из подсудимых внимание на эти события, которые не могли быть скрыты от немецкого народа? Я продолжаю:

2 марта 1944 г. начальник полиции безопасности и СД направил своим местным отделам следующий приказ ОКВ относительно обращения с пленными, захваченными при попытке к бегству. За исключением англичан и американцев, которых следовало возвращать в лагери, все остальные подлежали отправке в Маутхаузен, где с ними расправлялись согласно так называемой инструкции «Кугель» («Пуля»), которая, как Трибунал помнит, предусматривала немедленный расстрел. В случае наведения справок родственниками, другими заключенными, странами-гарантами и международным Красным Крестом, следует поступить таким образом, чтобы судьба этих людей, солдат, единственное преступление которых заключалось в том, что они выполняли свой долг, осталась навсегда неизвестной.

Вскоре после издания приказа об операции «Кугель» 80 английских офицеров королевских воздушных сил совершили попытку к бегству из Шталага Луфт Ю-3 для военнопленных летчиков, находящегося в Сагане. Подсудимые, непосредственно связанные с этим вопросом, не отрицали, что расстрел 50 офицеров из этого числа являлся умышленным убийством и был осуществлен согласно решению, принятому высшими инстанциями. Несомненно, что Геринг, Кейтель и, возможно, Риббентроп принимали участие в принятии этого решения и что Иодль, Кальтенбруннер и Риббентроп, если даже он и не принимал непосредственного участия, были прекрасно осведомлены об этом в то время. Факт участия Геринга в принятии этого решения с несомненностью вытекает из следующих трех обстоятельств:

1. Приказ был отдан Гитлером.

2. Вестгоф — начальник управления по делам военнопленных в ОКВ заявляет, что, как сообщил ему Кейтель, Геринг порицает его за то, что он не присутствовал на заседании, на котором принималось это решение.

3. В министерстве Геринга, которое было ответственно за обращение с военнопленными летчиками королевского воздушного флота, Вальде слышал о приказе 28 марта на заседании начальников штаба и сказал об этом генералу Крошу. Крош сообщил об этом Форштеру, который немедленно, отправился к Мильху, начальнику штаба Геринга, и вновь возвратился к Крошу с тем, чтобы уведомить его о том, что Мильху уже передано это сообщение, и чтобы он сделал необходимые замечания. Вы сами решите, может ли существовать большее вероломство, чем отказ Геринга и Мильха признаться в том, что они принимали участие в принятии решения.

Кейтель признает, что Гитлер приказал «передать их СД» и что «он боялся», что их могут расстрелять. Он заявил своим офицерам Гравеницу и Вестгофу (я цитирую): «Мы должны дать урок. Они будут расстреляны, а, возможно, некоторые — уже расстреляны». Когда Гравениц запротестовал, он добавил: «Мне наплевать». На основании этих показаний его собственных офицеров, без сомнения, вопрос о его соучастии вполне ясен.

Иодль заявил, что в то время, когда Гиммлер докладывал о побеге, он разговаривал по телефону в соседней комнате. Вдруг он услышал громкий разговор и, подойдя к занавеси с тем, чтобы узнать, в чем дело, понял, что речь шла о побеге военнопленных из Сагана. Неправдоподобно, чтобы при данных обстоятельствах, даже если он сам и не принимал участия в решении, он не узнал бы о нем от Кейтеля тут же после совещания. И зная об этом, он продолжал выполнять свою часть работы в заговоре.

Что касается виновности Кальтенбруннера, то на заседании, на котором Вальде было сообщено об этом решении, присутствовали также Мюллер и Небе — подчиненные Кальтенбруннера. И, наконец, решающим доказательством являются показания Шелленберга относительно беседы между Небе, Мюллером и Кальтенбруннером, состоявшейся в то время по поводу запроса, присланного Международным Красным Крестом, относительно 50 английских и американских военнопленных. Он слышал, как Кальтенбруннер давал указания своим подчиненным относительно того, какой ответ следует дать на этот неудобный запрос, и никто не может сомневаться в отношении его полной осведомленности в этом вопросе. В настоящее время общепризнанно, что ответ, направленный Риббентропом странам-гарантам и Международному Красному Кресту, представляет собой сплошную ложь.

Следует ли верить тому, что он также не участвовал в принятии этого решения? То, что любой из этих подсудимых был бы готов принять подобное решение сам лично или согласиться с ним в случае, если оно будет принято Гитлером, — вполне ясно, как мы полагаем из приказов о линчевании и расстрелах летчиков, которых немцы называли террористами. Эти документы свидетельствуют о том, что ни Кейтель, ни Иодль не испытывали никаких колебаний в данном вопросе, в то время как Геринг и Риббентроп были согласны с проектом приказа.

Вспомните те совещания, которые предшествовали этой переписке, — прежде всего совещание между Герингом, Риббентропом и Гиммлером, на котором было решено изменить (я цитирую):

В заключение было сказано: «Суд Линча должен стать общим правилом».

На последующем совещании между Варлимонтом и Кальтенбруннером было решено, что (я цитирую):

И, наконец, Кейтель сделал следующую пометку на деле: «Я против судебной процедуры. Она не оправдывает себя».

Подобные же доказательства мы находим при рассмотрении точки зрения, принятой в феврале 1945 года, когда Гитлер хотел отказаться от соблюдения Женевской конвенции.

Дениц тогда посоветовал, что (я цитирую):

С этим решением согласились представители Иодля и Риббентропа.

Их защитительный довод, заключающийся в том, что эта мера была лишь чисто тактической и что фактически они не намеревались совершать какие-либо конкретные действия, опровергается меморандумом Иодля по всему этому вопросу (я цитирую):

После этого примечательного заявления он добавил, что ничто не могло помешать ему потопить английское госпитальное судно в порядке репрессалий, а потом выразить свое сожаление и назвать это потопление ошибкой...

...Я хочу очень кратко рассмотреть вопрос об использовании военнопленных согласно статье 31 Женевской конвенции. Это использование военнопленных разрешалось на некоторых работах, связанных с подготовкой сырья для военной промышленности. Но заявление, сделанное Мильхом на заседании Центрального управления по планированию 16 февраля 1943 г. в присутствии Шпеера и Заукеля, не имело никакого законного оправдания. Он сказал:

Такое использование военнопленных было явно незаконным. Ни у кого не могло возникнуть по этому поводу ни малейшего сомнения.

В протоколах не записано по этому поводу никаких возражений. Там не отмечено, что Геринг или кто-нибудь из других лиц, которые должны были прочесть эти протоколы и должны были знать, что происходило, не видела что-либо необычайное в этом грубом нарушении существующих правил со стороны человека, занимавшего в то время пост руководителя германских военно-воздушных сил.

Те циничные выражения, в которых Гиммлер 4 октября 1943 г. в Познани говорил о русских военнопленных, захваченных в первые дни кампании, следует здесь процитировать с тем, чтобы они вошли в историю:

Я перехожу к вопросу об убийстве «командос».

Доказательства, представленные в связи с приказом о «командос» от 18 октября 1942 г., показывают, что в этом деле были непосредственно замешаны Кейтель, Иодль, Дениц, Редер, Геринг и Кальтенбруннер[163]. Согласно статье 30 Гаагских правил: «Шпион, захваченный на месте преступления, не должен подвергаться наказанию, не будучи предварительно предан суду».

Даже правила, содержащиеся в памятной книжке каждого немецкого солдата, предусматривают, что:

Эти люди не были шпионами, это были солдаты в военной форме. Здесь не утверждалось, что хотя бы один человек, с которым расправлялись по этому приказу, до своего расстрела был подвергнут суду. С точки зрения закона нет оправдания тем подсудимым, которые передавали и применяли этот отвратительный приказ; даже Иодль признал, что при проведении этого приказа в жизнь совершались убийства, а Кейтель в сознании своего позора признал его беззаконность.

Редер признал, что этот приказ не соответствовал праву; даже Дениц заявил, что после того как теперь ему стали известны действительные факты, он более не считает этот приказ правильным. Единственные защитительные аргументы, выдвинутые в этой связи, заключались в том, что каждый подсудимый не приводил этого приказа в исполнение, что он считал параграф первый приказа оправдывающим эти действия в качестве репрессалий, что он делал все возможное, чтобы уменьшить воздействие этого приказа, и что он не смел подвергать сомнению спущенные сверху директивы. Но никто из них серьезно не опроверг того, что передача в руки СД в этом контексте буквально означала расстрел без суда.

Ответом на эти защитительные доводы в той мере, в какой эти доводы не являются попросту бесчестными, может служить следующее; предосторожности, предпринимаемые в целях безопасности, о которых упоминалось в самом приказе, с исключительной ясностью говорят о том, что факты, упомянутые в параграфе первом, не представляют собой оправдания, которое можно было бы вынести на дневной свет. Не большие предосторожности были предприняты в связи с приказами «Пуля», «Мрак и туман» и другими подобными им зверскими приказами. То, что инцидент с заковыванием в кандалы, имевший место в Дьеппе, не имел ничего общего с этим приказом, явствует ив меморандума, исходящего из штаба Иодля и датированного 14 октября 1942 г., в котором говорится, что Гитлер ставил своей целью прекратить метод ведения войны при помощи «командос», заключавшийся в том, что высадившиеся небольшие отряды при помощи подрывных работ и другими методами приносили колоссальный урон и затем сдавались в плен.

Отмена этого приказа в 1945 году является дальнейшим доказательством того, что люди, несущие за него ответственность, признавали свою вину, которая, возможно, получила наилучшее свое выражение в записи в дневнике военных действий военно-морского штаба относительно расстрела «командос», захваченных в военной форме в Бордо. «Новое в международном праве» — так озаглавлен этот отрывок. Тем не менее Редер и начальник его штаба с готовностью поставили свои инициалы под этим отрывком из дневника. Осведомленность Кальтенбруннера об этом приказе ясно вытекает из его письма от 23 января 1945 г. в штаб по планированию при командовании вооруженными силами, в котором он детально останавливается на этом приказе и обсуждает его применение к отдельным категориям лиц. Некоторые лица уже были приговорены к смерти за проведение в исполнение этого приказа, лица, единственный защитительный довод которых состоял в том, что они выполняли приказ своих начальников. Я имею в виду членов СД, которые были казнены в Норвегии за убийство экипажа МГБ-345, и генерала Достлера, казненного в Италии. Бесчисленные выдержки из их собственных записей являются доказательствами против этих подсудимых. Неужели они избегнут кары? Вы припомните, как реагировал в 1944 году нацистский суд на попытку оправдаться выполнением приказов сверху. Приказ о «командос» по своей жестокости и зверству не может сравниться даже с приказом «Мрак и туман» от 7 декабря 1941 г.[164]

В директиве Гитлера, подписанной Кейтелем, после указания карать смертью всех лиц, своими действиями ставящих под угрозу безопасность оккупирующих держав, указывается, что лица, расправа над которыми не может быть произведена в наикратчайший срок, должны перевозиться в Германию, причем таким образом, чтобы не поступало никаких дальнейших известий об их судьбе. Сопроводительное письмо Кейтеля от 12 декабря приводит следующее основание этому:

Интересно противопоставить это заявление, написанное в то время, когда Кейтель считал, что Германия выигрывает войну, тому, что он показал перед Трибуналом. Как Вы помните, он сказал:

В феврале 1944 года этот приказ все еще проводился в жизнь, причем комендантам, примерно, 18 концентрационных лагерей напомнили о целях этого приказа и указали, как избавиться от трупов лиц, заключенных согласно приказу «Мрак и туман», не обнаруживая места их смерти. Обращение с этими военнопленными описывалось здесь норвежским свидетелем Каппеленом, и члены Трибунала не забыли его рассказа о переброске 2500—2800 заключенных согласно приказу «Мрак и туман» из одного концентрационного лагеря в другой в 1945 году, когда в пути погибло 1 347 человек. Пускай мы, говорящие о человеческом достоинстве, не забудем этого.

В июле 1944 года за приказом «Мрак и туман» последовал еще более решительный приказ. 30 числа этого месяца Гитлер издал директиву относительно террора и саботажа, в которой указывалось, что со всеми актами насилия, совершаемыми негерманским населением на оккупированных территориях, следует бороться как с актами террора и саботажа. Лица, не уничтоженные на месте, должны были передаваться в руки СД, женщины должны были направляться на работы; щадили только детей. В течение месяца Кейтель расширил действие этого приказа, указав, что он распространяется также на лиц, ставящих под угрозу безопасность и готовность к войне любыми иными методами, чем акты террора и саботажа; далее излагались обычные требования и соблюдении секретности приказа, и его распространение в письменном виде было ограничено до минимума. Гитлер далее указал, что директива о терроре и саботаже должна лечь в основу систематического инструктажа по текущей работе кадров вооруженных сил, СС и полиции. Этот приказ должен был распространяться на преступления, посягавшие на интересы Германии, а не только на те, которые причиняли ущерб безопасности оккупирующей державы или ее готовности к войне. По соглашению отдельных командующих с высшими руководителями СС в этой связи могли издаваться новые распоряжения. Иными словами, любые нарушения, произведенные любым лицом на оккупированных территориях, подходили под этот приказ.

9 сентября 1944 г. имело место торжественное совещание между представителями высшего военного командования и СС, на котором обсуждалось соотношение между приказом «Мрак и туман» и директивой о терроре и саботаже. Было высказано мнение о том, что первый приказ «Мрак и туман» стал излишним, и затем совещание перешло к рассмотрению вопроса о перевозке 24 тысяч негерманских гражданских лиц, задержанных СС и СД в соответствии с этим приказом. Далее, на совещании обсуждался вопрос о нескольких гражданах нейтральных стран, которые были «окутаны туманом» по ошибке. Немецкий «вернебельт»[165] подтверждает обоснованность заявления свидетеля Блаха о том, что специальные выражения, использовавшиеся в концентрационных лагерях, могут быть произнесены только по-немецки, фактически их невозможно перевести не какой-нибудь другой язык.

Может быть, излишне напоминать Трибуналу о том случае, когда генерал германских военно-воздушных сил в Голландии просил дать ему право расстрелять бастовавших железнодорожников в связи с тем, что передача их в руки СД, как это следовало бы сделать по декрету, слишком окольным путем вела бы к расправе с ними. Кейтель в ответ на эту просьбу, копии которой были разосланы в адмиралтейство и в министерство военно-воздушных сил, а также всем верховным командующим в оккупированных территориях, немедленно согласился с выдвинутым предложением, заявив, что если передача заключенных СД вызывает трудности, то «следует безжалостно и самостоятельно применять другие эффективные меры».

Иными словами, генерал Кристиансен мог расстрелять железнодорожников, если находил это нужным.

Не будем забывать, рассматривая ситуацию в Европе в тот период, что для человека, которому не приходилось жить на территорий, оккупированной немцами, нелегко понять те страдания и то состояние ужаса и постоянной настороженности, которые пришлось испытать народам Европы в течение долгих лет подчинения.

Франк 16 декабря 1941 г. писал: «Мы принципиально сохраним жалость лишь по отношению к немецкому народу и более ни к кому на свете».

Излишне говорить о том, что эти люди не имели жалости даже к своему народу, настолько неотступно они следовали этому принципу!

Сейчас я перехожу к действиям против партизан. Если оставалось еще какое-то сомнение в том, что во главе германских вооруженных сил стояли не честные солдаты, а бессердечные убийцы, оно разрушается доказательствами о той поразительной безжалостности, с которой они пытались разгромить партизан. Свидетель Олендорф показал здесь, что методы ведения войны против партизан были изложены в письменном соглашении, заключенном между германским высшим военным командованием и СС. В результате этого соглашения каждому штабу армейской группы была придана эйнзатцгруппа, которая руководила работой эйнзатцкоманд, прикрепленных к каждой группе по согласованию и соглашению с военными властями. Если здесь нужно приводить подтверждение того, что армия поддерживала эти действия, знала о них и одобряла их, то следует лишь обратиться к отчету эйнзатцгруппы А, касающемуся деятельности этой группы в течение первых трех месяцев после начала кампании против Советского Союза.

Далее в отчете повествуется о трудностях борьбы с партизанами в конкретном районе, после чего говорится:

Один из этих методов описывается в том же отчете следующим образом:

И далее, после указания на то, что крестьянам постоянно угрожали сожжением всей деревни, в отчете добавлялось: «Тактика противопоставления террора террору удалась великолепно».

По заявлению Олендорфа, эйнзатцкоманды подчинялись Кальтенбруннеру, но приказы, согласно которым они действовали, не могли превзойти своей суровостью те, которые были подписаны Кейтелем. Приказ фюрера, изданный им 16 декабря 1942 г. о борьбе с партизанами[166], гласит:

Три дня спустя, во время завтрака, Кейтель и Риббентроп сообщали своим итальянским коллегам о том, что «фюрер заявил, что сербские заговорщики должны быть уничтожены и что этого невозможно достигнуть мягкими мерами».

Тогда Кейтель вставил замечание: «...каждая деревня, в которой обнаружены партизаны, должна быть сожжена дотла».

Два месяца спустя Риббентроп убеждал итальянского посла в Берлине принимать более жесткие меры против партизан в Кроатии. Он говорил:

Геринг помогал Гиммлеру в наборе необходимых кадров для борьбы с партизанами. Один из советников кабинета записал, что 24 сентября 1942 г. Геринг заявил, что он ищет дерзких людей для использования их на востоке в отрядах особого назначения и что он рассматривает вопрос о привлечении для этой цели осужденных и браконьеров.

Его идея заключалась в следующем:

Через месяц Геринг описал дуче (Муссолини) германские методы борьбы с партизанами в следующих выражениях:

Использование этих методов не ограничивалось Востоком. Они применялись на всем пространстве оккупированных территорий. Если оказывалось малейшее сопротивление, немцы подавляли его с наибольшей жестокостью. Было бы нетрудно привести сотни примеров, которые могли бы выдержать сравнение с событиями в Лидице и в Орадур-сюр-Глане[167].

Одно из самых жестоких мероприятий — захват заложников — явилось предметом приказа германского верховного командования от 16 сентября 1941 г.[168]

Кейтель приказывал:

Можно сопоставить этот текст с формулировкой отчета эйнзатцкоманды: «Зная о том, что русские давно привыкли к безжалостному обращению с ними со стороны властей, мы применяли самые суровые меры» (Л-180).

У Кейтеля и Кальтенбруннера не было расхождений во взглядах германским солдатам было приказано соревноваться с эсэсовцами на местах.

Две недели спустя после издания этого приказа Кейтелю, чьим единственным защитительным доводом является то, что он требовал казни от 5 до 10 заложников за одного немца вместо 50—100, пришла еще одна мысль. 1 октября 1941 г. он высказал мнение о том, что будет целесообразно, если военные командиры будут всегда иметь в своем распоряжении некоторое число заложников различных политических взглядов: националистических, демократически-буржуазных или коммунистических. Он добавил:

На оригинале документа имеется зловещая пометка: «Применяется во Франции и Бельгии».

Действие этих приказов в германской армии можно хорошо видеть из трех примеров мероприятий, осуществленных одним из командиров на местах.

В Югославии через месяц после первичного приказа Кейтеля один местный комендант сообщил, что в отместку за убийство десяти германских солдат и ранение других двадцати шести германских солдат было расстреляно 2 300 человек, то есть 100 за каждого убитого и 50 за каждого раненого германского солдата.

11 июля 1944 г. комендант района Коволо в Италии в публичном объявлении угрожал расстрелять 50 человек за каждого раненого члена германских вооруженных сил, военного или штатского, и расстрелять 100 человек за каждого убитого немца. В случае убийства или ранения более чем одного солдата или штатского все мужчины района подлежали расстрелу, дома — сожжению, женщины — интернированию, а скот — немедленной конфискации. Кессельринг сообщил, что в июне того же года 560 человек, включая 250 мужчин, были заключены в тюрьму с угрозой быть расстрелянными в течение 48 часов, так как партизанами был захвачен один германский полковник.

Лицами, непосредственно замешанными в совершении этих жестокостей, являются Геринг, Риббентроп, Кейтель, Иодль и Кальтенбруннер, но кто вообще может сомневаться в том, что всем подсудимым, сидящим на этой скамье, были известны эти приказы и о том, как германские вооруженные силы поучались убивать мужчин, женщин и детей, и что они это делали по всей Европе? Редер, который говорит, что он осуждал такую линию поведения в Норвегии, указывает, что он попытался разубедить Гитлера, но, однако, он продолжал занимать свой пост и давать свое имя для того, чтобы его использовал режим, во время которого такие действия имели место.

Я перехожу к тем вопросам, за которые он и Дениц несут самую непосредственную ответственность. Ведение войны на море являет собой совершенно такое же пренебрежение к праву и к нормам порядочности. Существует мало примеров возможности так подробно проникнуть в мысли двух морских командующих с помощью их документов, как это возможно в отношении подсудимых Редер а и Деница в данном случае.

Уже 5 сентября 1939 г. германский военно-морской флот в меморандуме, адресованном министерству иностранных дел, стремился получить разрешение топить без предупреждения суда противника и торговые суда нейтральных стран в нарушение Лондонских правил подводной войны, своих собственных правил по взятию призов и международного права. Целый ряд документов, изданных в течение следующих шести недель, обнаруживает наличие постоянного давления на министерство иностранных дел со стороны Редера с тем, чтобы добиться его согласия на проведение этой политики.

16 октября 1939 г. Редер представил меморандум об интенсификации морской войны против Англии. В этом документе, декларировав право на «крайнюю жестокость» в случае необходимости и намерение уничтожить в кратчайший срок боевой дух Великобритании, Редер заявляет:

Именно в этом документе содержится позорный отрывок:

В другом меморандуме от 30 декабря он призывал к дальнейшей интенсификации операций, особенно в отношении нейтральных стран. Далее он предложил, что, поскольку они так или иначе должны вторгнуться в нейтральные государства, не имеет большого значения, если на море они зайдут немного дальше. Я цитирую:

Вы уже, вероятно, заметили, что эти меморандумы о ведении войны на море лишь повторяют точку зрения верховного командования относительно будущей войны, изложенную за полтора года до этого следующим образом:

Было ли это простым совпадением? Во всяком случае таким был план, изложенный Редером и повторенный Деницом. С самого начала штаб военно-морских сил не имел ни малейшего намерения соблюдать законы ведения войны на море. Аргумент защиты, заключающийся в том, что потопление союзных торговых судов без предупреждения оправдывается действиями союзников, столь же неоснователен, сколь и утверждение, что потоплению нейтральных торговых судов при их появлении предшествовало предупреждение, что соответствовало требованиям международного права. Вы видели, какие расплывчатые и неопределенные предупреждения делались нейтральным судам, а также знакомились с меморандумом штаба военно-морских сил, который показывает, что эти предупреждения намеренно делались в таких общих выражениях, потому, что Редеру было известно, что задуманные им планы действий против нейтралов были совершенно незаконными. Мне нет необходимости напоминать вам документ, в котором говорится, что приказы должны передаваться устно, о фальшивой записи в судовом журнале, о том самом методе, который был использован в деле с «Атенией» или о записи в дневнике самого Редера, в которой говорилось, что следует топить тщательно опознанные нейтральные суда во всех тех случаях, когда применение электрических торпед даст немцам возможность утверждать, что судно действительно выпустило мину.

Вы можете найти подтверждение этому в опровержениях, подготовленных Редером в ответ на протесты норвежского и греческого правительств по поводу потопления «Томаса Вальтона» и «Гаруфалия» и в неохотном признании в связи с потоплением «Детфорда». Все эти три судна были потоплены в декабре 1939 года одной и той же подводной лодкой. Ничто не раскрывает лучше цинизм, с которым Редер и Дениц относились к нормам международного права, чем контраст в их отношении к потоплению испанского судна в 1940 году и в сентябре 1942 года. В 1940 году Испания ничего не значила для Германии, в 1942 году она приобрела значение.

Не требуется снова повторять подробности о различных мерах, последовательно принятых во время введения в действие политики потопления судов без предупреждения, но существуют два момента в ведении этими двумя подсудимыми морской войны, которые я подчеркиваю. Во-первых, они продолжали уверять мир, что они не нарушают Лондонских правил и своего собственного порядка взятия призов. Причина тому явствует из меморандума Редера от 30 декабря 1939 г., в котором он заявляет:

Это, как вы видите, является одним из моментов общего плана. Этот же самый аргумент был выдвинут Иодлем и Деницем в феврале 1945 года в поддержку политики нарушения Женевской конвенции вместо объявления всему миру об отказе Германии от этой конвенции. Здесь мы снова сталкиваемся с доктриной военной целесообразности, если Германии выгодно нарушать какой-нибудь закон, это нарушение всецело оправдано, если оно производится таким образом, что этого не знает и не может осудить мировое общественное мнение.

Не следует думать, что, вводя практику потопления судов без предупреждения и игнорируя законы ведения морской войны, Редер был более решителен, чем Дениц. Защищая себя, Дениц делал усиленные попытки объяснить задним числом свой приказ от 17 сентября 1942 г. Поэтому я прошу Трибунал вспомнить его содержание. Я цитирую:

Запись в его дневнике от того же числа, подтверждавшая этот приказ, начинается следующими словами:

Подсудимый отрицал, что это означало, что команды должны были быть уничтожены или истреблены. Но предыдущие события совершенно ясно показывают нам, что этот приказ явился указанием командирам подводных лодок уничтожать команды тонущих торговых судов, но в то же время он составлен таким образом, что оставляет Деницу лазейку для оправдания в случае нужды, и, действительно, в настоящее время такая необходимость возникла. Этот приказ в сущности был составлен в соответствии с идеями, высказанными Гитлером Осиме[169] 3 января 1942 г., когда Гитлер сказал, что:

Признано, что Гитлер настаивал на этом на совещании 14 мая, на котором присутствовали Дениц и Редер, и что он снова поднял этот вопрос 5 сентября. Сам Дениц ссылался на нажим Гитлера во время инцидента с «Лаконией». Вы располагаете подтверждением того, что приказ, изданный 17 сентября, был составлен в такой форме, что он вполне подтверждает обвинения, выдвинутые свидетелями Хейзингом и Мелле, которые были вызваны Обвинением. Разве можно вообразить, что старшему командиру было бы позволено начиная с 17 сентября 1942 г. и до конца войны инструктировать сотни подводных лодок, выходивших в море из Киля, о приказе на уничтожение, если бы таково не было намерение военно-морского штаба? Вы располагаете доказательствами о том, что сам Дениц встречался с каждым командиром подводной лодки как перед выходом, так и по возвращении из плавания. Вы располагаете собственными признаниями Деница по поводу замечаний, исходивших от офицеров его штаба в период подготовки приказа, а также о его собственной установке, проявившейся в приказе от октября 1939 года. Этот приказ, по признанию Деница, был приказом о запрещении спасать утопающих: обвинение утверждает, что защита не в состоянии оспорить этот приказ. Далее имеется совпадение, заключающееся в том, что тот самый аргумент, который Гитлер выставил Осиме, а именно: необходимость не дать союзникам возможности найти команды судов, создаваемых по гигантской американской программе, являлся доводом, который, по признанию Деница, был выдвинут им 14 мая.

Тот самый аргумент, который Гитлер выставил Осиме, а именно, необходимость не дать союзникам возможности найти кадры для проведения в жизнь гигантской американской программы строительства военных судов, являлся аргументом, который, как сам Дениц признает, был выдвинут им 14 мая, аргументом, который, как он признает, и послужил причиной издания последующего приказа о том, что следовало предпочтительно атаковать конвой, а не топить спасательные суда. Перед вами примеры «Антоник», «Норин Мэри» и «Полус». А человек, ужасающийся при одной только мысли о возможности издания такого приказа, по собственному признанию, видел судовой журнал лодки, потопившей «Шпер Мид», и видел бесчеловечную запись в этом журнале, описывающую страдания тех, кто оставался в воде. Дениц в своих собственных показаниях заявил, что «издание подобной директивы может быть оправдано лишь в том случае, если таким образом может быть достигнут решающий военный успех». Не потому ли был издан этот приказ, что, как это явствует из его собственных документов, процент потопленных в сентябре 1942 года судов, помимо судов конвоя, был столь высок, что было возможно достигнуть решающего военного успеха, в то время, как в апреле 1943 года, в период, когда почти все потопленные суда относились к судам конвоя, не было необходимости в издании еще одного приказа, сформулированного в еще более точных выражениях?

Обвинение самым настоятельным образом утверждает, что подсудимый Дениц этим приказом намеревался поощрить и заставить как можно большее количество командиров подводных лодок уничтожать команды торпедированных торговых судов, но преднамеренно сформулировал приказ так, чтобы он мог утверждать обратное, если обстановка этого потребует. В свете показаний адмирала Вагнера о том, что главный морской штаб утвердил приказ от 17 сентября 1942 г. по поводу уничтожения оставшихся в живых членов команд потопленных судов, Редер не может уйти от ответственности. И на самом деле, поскольку он присутствовал на совещании у Гитлера в мае того же года, когда он получил приказание фюрера от 5 сентября 1949 г. об издании инструкции по поводу уничтожения спасавшихся членов команд потопленных судов, не может быть никаких сомнений в том, что он также несет полную ответственность и за эти действия своих подчиненных.

Несмотря на то, что через несколько месяцев союзные военно-воздушные силы сделали невозможным для подводных лодок в большинстве районов всплывать после торпедирования и этот вопрос стал менее актуальным, все же интересно отметить, что, когда 7 октября следующего года вышел приказ, направленный против спасательных лодок, в нем снова встречалась фраза «уничтожение команд судов».

Несмотря на опровержение капитан-лейтенанта Экк, не может быть никаких сомнений в том, что, будучи проинструктирован Хэле, он осуществил намерения вышестоящих начальников. Почему следует предполагать, что у человека, который через месяц безропотно принял приказ Гитлера о «командос», не хватило духу приказать уничтожать моряков, находящихся на плотах или на обломках, оставшихся после крушения, после того как Гитлер объяснил военную необходимость этого мероприятия? Экк, который выполнял приказы Редера и Деница, заплатил за это высшей мерой.

Неужели эти люди понесут меньшую кару?

Я перехожу теперь к рассмотрению еще одного военного преступления — использованию рабского труда. Еще задолго до начала военных действий подсудимые оценили значение его для германской военной машины. Гитлер упомянул об этом в «Майн кампф» и подчеркнул значение этого фактора на совещании в мае 1939 года.

Несколько недель спустя в июне имперский совет обороны (Геринг, Функ, фрик и Редер и представители всех остальных министерств) планировал использовать в будущей войне 20 тысяч заключенных концентрационных лагерей и сотни тысяч рабочих из протектората.

План Гитлера в отношении Польши, раскрытый им Шираху и Франку, гласил:

Эта политика была, конечно, рассчитана на короткий срок, а конечной ее целью фактически было уничтожение восточных народов. Заукель был назначен генеральным уполномоченным, и перед ним была поставлена задача дать замену двум миллионам немецких рабочих, которые были призваны на военную службу. Он сам говорит, что после того как Гитлер подчеркнул, что такие мероприятия являются военной необходимостью, он не стал стесняться в средствах и спустя месяц после своего назначения направил Розенбергу свою первую программу мобилизации рабочей силы.

Я цитирую:

Эту программу он сам вызвался провести в жизнь «путем всевозможного давления и безжалостного использования всех имеющихся в нашем распоряжении средств».

Нет необходимости приводить доказательства, показывающие ход выполнения этой политики мобилизации рабочей силы. Достаточно будет привести цитату из обращения Заукеля к управлению по центральному планированию в марте 1944 года:

Методы, которые применялись при насильственном угоне, отвратительны по своей жестокости; и каждый из этих подсудимых должен был знать о них. 3 апреля 1941 г. Гиммлер в своей речи перед офицерами СС лейбштандарта «Адольф Гитлер» сказал:

И дальше:

В августе 1943 года потребность в рабочей силе еще больше возросла. Гиммлер приказал:

Приказы, отданные группенфюрерам СД, действовавшим на Украине, содержали такие же настоятельные требования:

Шпеер признал, и как мог он отрицать это, что он знал и одобрял порядок мобилизации и доставки рабочих в Германию против их воли.

Кальтенбруннер писал своему другу Блашке:

Опять мы встречаем эту зловещую фразу, значение которой они так хорошо знали, — «специальное обращение», «специальное действие».

Убийство остается убийством независимо от того, каким эвфемизмом убийцы вздумают его прикрыть.

Нужда в рабочей силе стала такой острой, что не только евреев не отправляли в газовые камеры, пока они были трудоспособны, но даже хватали детей и их заставляли работать.

Это все, что относится к их угону в Германию. Какая участь ожидала их по прибытии?

Еще в марте 1941 года районные объединения крестьян получили инструкции о том, как обращаться с польскими сельскохозяйственными рабочими, которых они должны были получить. Рабочим не предоставлялось права подавать жалобы; религиозным людям запрещалось посещать церковь; запрещались все виды развлечения, пользование общественными транспортными средствами. Их наниматели получали право применять телесные наказания и ни в коем случае «не могли быть привлечены к ответственности официальными учреждениями». В конце приказывалось (я цитирую):

Обращение с теми, кто был занят в промышленности, было еще хуже. Я напомню показания польского врача в Эссене, который по мере сил пытался обслуживать русских военнопленных:

К концу 1943 года более пяти миллионов мужчин, женщин и детей работали в империи, и если сюда добавить военнопленных, то общее количество работавших в то время в Германии достигало около семи миллионов. К этому числу следует добавить сотни тысяч, доставленных в течение 1944 года. Миллионы мужчин и женщин были выгнаны из своих домов самым зверским образом, их привозили в любую погоду на транспорте для скота со всех концов Европы; они работали на фермах и заводах по всей империи, часто в отвратительных условиях. Детей отнимали у родителей, и некоторые дети навсегда оставались сиротами, так как они не знали ни своих настоящих имен, ни откуда они родом. Их забирали тогда, когда они были еще слишком малы, чтобы помнить, откуда они приехали. Какой мерой следует заплатить за это преступление? Ни один подсудимый не может отрицать того, что он знал об этом или был к этому причастен. Протоколы управления по центральному планированию, несомненно, читались во всех отделах всех министерств. Вы видели, каков объем доказательств, связывающих военных руководителей и все другие ответвления правительственных организаций с этой колоссальной программой применения рабского труда. Ни один подсудимый не может быть оправдан за совершение этого преступления. Никто из них не мог не знать о масштабах этого преступления и о зверствах, при помощи которых оно осуществлялось.

Я перехожу к вопросу, связанному с предыдущим, но еще более ужасному — к общим методам проведения подсудимыми военной оккупации захваченных ими территорий. Доказательства, говорящие о том, что эти территории являлись местом, где в масштабах, непревзойденных в истории, господствовали убийство, рабство, террор и грабеж в нарушение всех элементарных правил оккупации воюющей стороной. Эти доказательства не были ничем серьезно опровергнуты. Эти преступления не являлись ни в коей мере случайными или совершенными в результате садизма какого-нибудь Коха в одном месте или жестокости какого-нибудь Франка в другом. Они были неотъемлемой частью преднамеренного и систематического плана, в котором мероприятия в отношении рабского труда были лишь побудительным симптомом. Чтобы создать «тысячелетнюю империю», они приступили к истреблению или ослаблению расовых и национальных групп в Европе или таких прослоек, как интеллигенция, от которых в главной мере зависит существование этих групп.

Эта ужасная попытка прекратить существование свободных и древних наций проистекает из всей нацистской доктрины о тотальной войне, которая отказывается от понятия, что войны являются лишь войнами государств и армий, как это предусматривает международное право. Нацистская тотальная война явилась также войной против гражданского населения, против народа в целом. Гитлер заявил Кейтелю в конце польской кампании: «Жестокость и суровость должны лежать в основе этой расовой борьбы для того, чтобы освободить нас от дальнейшей борьбы с Польшей». Эта цель биологического истребления расы (геноцида) была сформулирована Гитлером в его разговоре с Германом Раушнингом в следующих выражениях:

Аналогичным образом подходил к этому вопросу Гиммлер:

Их цели выходили далеко за пределы стремления германизировать другие народы и перестроить их культуру по германскому образцу. Гитлер твердо решил изгнать всех негерманцев с той земли, которая была нужна ему и которую он собирался заселить германцами.

Это ясно сказано в его книге «Моя борьба»:

Гиммлер говорит об этом еще более откровенно:

Подсудимые тщательно скрывали свои истинные цели от своих жертв. В захваченном донесении от января 1940 года можно прочесть следующее:

Документ заканчивается следующими словами:

И снова за день до назначения Розенберга министром по делам восточных областей Гитлер сказал ему в присутствии Кейтеля, Геринга и Бормана:

Вспомните, как, предупредив таким образом своих соучастников, Гитлер продолжал тщательно разрабатывать свои планы уничтожения советских народов.

Он заявил, что из Крыма должны быть эвакуированы все местные жители и он должен быть заселен одними лишь немцами.

Эта программа имела своим образцом бесстыдный план, разработанный Нейратом и Карлом Германом Франком в отношении Богемии и Моравии, тем самым Нейратом, чей защитник позавчера призывал вас уважать святость личности. Как я сказал, программа эта имела своим образцом план для Богемии и Моравии. Не может быть представлено ни одного более веского доказательства, чем этот ужасный документ, представленный на этом процессе и полностью разоблачающий лживость лозунга «жизненные пространства», которым пытаются оправдать насилие, совершенное над Чехословакией. Этот план требовал уничтожения интеллигенции — хранительницы традиций чехословацкой истории и обычаев этой страны. Так как полная эвакуация всех чехов из страны и замена их немцами требовала значительного срока и, кроме того, не было достаточного количества германцев, чтобы заселить страну немедленно, то было найдено более скорое разрешение этой проблемы — германизация оставшегося населения.

Это должно было быть осуществлено путем превращения их языка в диалект, уничтожения системы высшего образования, установления особой системы брака, ограниченного специальными предварительными расовыми обследованиями. Вы помните выводы, сделанные Франком:

Вы также помните план в отношении Польши, который обсуждался Риббентропом, Кейтелем и Иодлем в поезде Гитлера 12 сентября 1939 г., о котором говорил в своих показаниях свидетель Лахузен и дальнейшее обсуждение которого состоялось тремя неделями позже, после обеда на квартире фюрера между Гитлером, Ширахом и подсудимым Франком:

Таковы были их планы против Советского Союза, против Польши и против Чехословакии. Биологическое истребление расы (геноцид) не ограничивалось истреблением еврейского народа или цыган. В различных формах оно применялось в Югославии, а также против негерманского населения Эльзас-Лотарингии, против народов Нидерландов и Норвегии.

Тактика менялась в зависимости от национальности и от народа. Но основная цель была одна и та же во всех случаях.

Методы были одни и те же: прежде всего, широкая, преднамеренно разработанная программа убийств, прямого уничтожения. Подобные методы применялись против польской интеллигенции, против цыган и евреев. Нелегко было, даже пользуясь газовыми камерами и массовыми расстрелами, уничтожить миллионы людей.

Подсудимые и их соучастники применяли также методы постепенного уничтожения, причем самым излюбленным методом было постепенное умерщвление тяжелым трудом, особенно после договора Гиммлера с министром юстиции Тираком в сентябре 1942 года, согласно которому все «антиобщественные элементы» передавались в руки СС для того, чтобы умерщвлять их тяжелым, непосильным трудом. 14-го числа того же месяца Геббельс рекомендовал этот метод в следующих выражениях:

Другим излюбленным способом уничтожения было умерщвление голодом. Розенберг — архитектор и создатель этой национальной политики убийства — говорил своим сотрудникам в июне 1941 года:

Методом, применявшимся в Эльзасе, являлась депортация. Захваченный отчет гласит:

Далее в отчете говорится, что готовятся новые акции по увозу, и после того, как приводятся категории, подлежащие увозу, суммируются меры, которые применяются в ходе увоза. Я цитирую:

Нацисты пользовались также различными биологическими методами, как они их называют, для того, чтобы добиться биологического истребления рода (геноцид). Они намеренно понижали рождаемость в оккупированных странах путем стерилизации, кастрации и абортов, разлучая жен и мужей, отделяя женщин от мужчин и запрещая браки.

Вы видели, как Нейрат применял этот биологический метод в своем плане действий в Чехословакии. Послушайте, каковы директивы Бормана для восточных территорий; они суммированы одним из подчиненных Розенберга:

Гиммлер вторит ему:

В противоположность методам искусственного сокращения рождаемости на оккупированных территориях в самой Германии искусственно повышали рождаемость.

В феврале 1941 года подсудимый Зейсс-Инкварт ввел систему выдачи замуж голландских девушек за германских солдат.

В нарушение 43-й статьи Гаагской конвенции он распорядился об изменениях в голландском законодательстве с тем, чтобы иметь возможность осуществлять вместо родителей родительские и опекунские права в отношении девушек, чьи родные отказывались разрешать им вступать в брак с немецкими солдатами.

Эта политика Зейсс-Инкварта была впоследствии одобрена высшими представителями власти в германской империи — Гитлером, Кейтелем и Ламмерсом 28 июля 1942 г., когда был издан декрет, предоставляющий пособия и преимущества при поступлении на работу голландским и норвежским женщинам, рожавшим детей солдатам и офицерам германской армии (и они теперь имеют наглость говорить о святости личности!). Это был просто план, имевший своей целью поставить биологические ресурсы Голландии и Норвегии, как если бы они были товаром, на службу германскому народу. Гиммлер был одним из апологетов теории выкрадывания детей. Как он заявил 14 октября 1943 г.:

В России Кейтель, который, эксплуатируя Польшу, научился применять установку — «умная политика и жестокость», наметил вехи своими приказами от 13 мая и 23 июля 1941 г. Я цитирую последний приказ, проект которого был составлен, по его собственному признанию, Иодлем.

Несомненно, что лишь непосредственные нужды военной машины спасли западные территории от такой же судьбы, однако Трибуналу представлены исчерпывающие доказательства относительно грабежей во Франции, Нидерландах и на других территориях, которые эти люди эксплуатировали в самой большой степени. Если принять во внимание, какова была их политика убийств, нет ничего удивительного в том, что люди, которым они поручили проводить эту политику, были скотами. Так, в сфере деятельности Розенберга подвизался Кох, которого Розенберг рекомендовал на пост комиссара Москвы именно потому, что он отличался «абсолютной безжалостностью».

Именно Кох учинил кровавую расправу над несколькими сотнями невинных людей в Цуманском лесу для того, чтобы устроить для себя охотничий заповедник.

Другим представителем Розенберга был Кубе, который писал:

«Безжалостная эксплуатация... сокращение всей польской экономики до абсолютного минимума, необходимого для поддержания жизни... поляки станут рабами Великой германской мировой империи» (ЕС-344). А мы знаем, как он использовал эти приказы. В январе 1940 года он докладывал: «Дешевая рабочая сила должна вывозиться из генерал-губернаторства сотнями тысяч. Это будет препятствовать биологическому росту местного населения...» (ПС-2233)[172].

В мае он говорит о том, что нужно «...воспользоваться интересом, проявляемым в мире к Западному фронту, и ликвидировать тысячи поляков, в первую очередь ведущих представителей польской интеллигенции». И в декабре: «Поляки должны чувствовать, что у них только одна обязанность: работать и вести себя тихо. Мы должны безжалостно осуществлять все мероприятия; положитесь на меня...».

Стараясь понять проблемы, стоящие перед Восточной Европой, мы должны понять, что невозможно описать в подробностях это мученичество Польши. Треть населения была убита, миллионы ввергнуты в нищету, искалечены, разбиты болезнями, стали беспомощными.

Освободители пришли как раз во-время для того, чтобы спасти древний народ от полного выполнения той ужасной программы, которую замыслили эти люди.

Существовала одна группа населения, в отношении которой политика уничтожения применялась в таких громадных масштабах, что я считаю своим долгом специально на этом остановиться. Я имею в виду уничтожение евреев. Если бы это было единственным преступлением, совершенным этими людьми, единственным, в котором замешаны они все, его одного было бы достаточно, чтобы осудить их.

История не знает подобных ужасов.

Как только возможность второй мировой войны стала реальностью, Штрейхер, который начал проповедовать эту постыдную доктрину еще в 1925 году, стал совершенно серьезно выступать за уничтожение евреев.

Так же как, по собственному признанию, проведением долголетней пропаганды в пользу расовых законов он содействовал изданию нюрнбергских декретов, так в январе 1939 года в ожидании войны, которая должна была начаться, он «при полной поддержке высших имперских властей» стал выдвигать в статьях, публикуемых в «Дер штюрмер», яростные требования физического истребления еврейского народа.

Если только слова не совсем еще утратили свой смысл, то что иное, кроме убийства, означают такие выражения:

«Они должны быть вырваны с корнем».

«Тогда преступная раса будет выкорчевана навсегда».

«Тогда евреи будут вырезаны в массовом масштабе».

«Приготовьте им могилу, из которой они не смогут восстать».

Почти сразу после начала войны началось организованное истребление еврейской расы.

Гесс[173] сказал вам:

За обедом у фюрера в октябре 1940 года Франк разъяснил:

Когда вышел самый приказ, подготовительные меры в той степени, в которой они касались Польши и Германии, уже были проведены в жизнь.

Красноречивым свидетельством акции, проведенной в Варшаве, уничтожения гетто и кровавой расправы с его населением является отчет генерала Штрупа. Но судьба евреев в Варшаве была лишь типичным примером судьбы евреев во всех других гетто Польши.

Если их не убивали в самих гетто, их отправляли в газовые камеры. Гесс, начальник освенцимского лагеря, следующим образом описывал эту процедуру:

Гесс описывает усовершенствования, которые он ввел в Освенциме. Он ввел в употребление новый газ — циклон «Б», который:

И далее он описывает, как отбирались жертвы из ежедневно прибывавших транспортов:

Об этом также должны были знать те, кто жил близ Бельзена, Треблинки, Волчека, Маутхаузена, Саксенхаузена, Флоссенбурга, Нейенгамме, Гузена, Нацвейлера, Люблина, Бухенвальда и Дахау.

Я не для того повторяю все это, чтобы заставить кровь стынуть в жилах. Следует выбрать эти несколько примеров из большого количества доказательств, собранных здесь, для того чтобы увидеть все эти события в перспективе и правильно в целом оценить общее значение того, что было здесь доказано.

За германскими армиями, вторгшимися в Россию и в прибалтийские государства, шли по пятам эйнзатцкоманды. И их ужасная работа была заранее подготовлена и запланирована. В папке, где содержится описание действий специальной группы «А», имеется карта Прибалтики, на которой показано, сколько евреев, подлежащих изгнанию и умерщвлению, проживало в каждом из прибалтийских государств.

На другой карте показаны результаты этой двух- или трехмесячной работы — 135 567 уничтоженных евреев.

В другом отчете о деятельности эйнзатцкоманд за октябрь 1941 года содержится заявление о том, что они продолжали «идти вслед за наступающими войсками в секторы, которые были выделены для них».

Эти акции дело рук не только Гиммлера и СС. Они проводились в сотрудничестве с армейскими командирами и с ведома Кейтеля и Иодля и, несомненно, учитывая, что каждый солдат в армии на Востоке должен был знать о них, также с ведома всех членов правительства и командующих его вооруженными силами.

Германские генералы, плавая в крови сотен тысяч беззащитных невинных мужчин, женщин и детей, действовали «почти сердечно». Быть может, им нравилась эта работа, так же как она, очевидно, нравилась самим членам эйнзатцкоманд.

Снова и снова в отчетах об успехах эйнзатцкоманд подчеркивается роль, которую в них сыграло сотрудничество с армейскими организациями. После описания того, каким образом тысячи литовских евреев были «обезврежены» во время одного из погромов в июне, в одном из отчетов говорится:

Армейские организации проявляли не одну только сердечность и понимание задач. В некоторых случаях они брали инициативу в свои руки. После описания умерщвления больных из психиатрической больницы, которые попали в руки эйнзатцкоманды, в отчете говорится:

И далее:

Могло ли случиться, что операции такого рода, длившиеся в течение месяцев и лет на громадных территориях, проводившиеся в сотрудничестве с вооруженными силами по мере их продвижения и на тыловых территориях, которыми они управляли, оставались неизвестными руководителям Германии? Даже их собственные уполномоченные на оккупированных территориях заявляли протесты. В октябре 1941 года уполномоченный по Белоруссии направил имперскому уполномоченному по делам восточных территорий в Риге отчет об операциях в своем округе. На основании этого отчета можно получить некоторое представление об ужасах этих мероприятий.

Однако протесты такого рода ни к чему не вели, массовые убийства продолжались с ужасающей жестокостью.

В феврале 1942 года в оперативном отчете Гейдриха о деятельности эйнзатцкоманд в СССР, копия которого была адресована лично Кальтенбруннеру, говорилось:

В июне 1943 года уполномоченный по Белоруссии снова протестовал. После того как он упомянул о том, что 4,5 тысячи человек было убито, он писал:

Имперский комиссар, передавая этот протест Розенбергу, имперскому министру по оккупированным восточным территориям в Берлине добавил:

Как правильно то, что здесь говорится! Разве даже сейчас мы можем поверить этому!

Описывая трудности в установлении различия между врагом и другом, он говорит:

Как может кто-нибудь из этих подсудимых заявлять, что он ничего не знал об этом? Когда Гиммлер говорил об этих действиях открыто перед своими генералами СС и остальными офицерами дивизий СС в апреле 1940 года, он сказал им:

Тем временем массовое уничтожение евреев в Освенциме и в других центрах уничтожения стало отраслью государственной промышленности, производящей большое количество побочных продуктов. Тюки волос, некоторые из них, как вы вспомните, все еще заплетенные в косы, в таком виде, как они были срезаны с девичьих голов; тонны одежды, игрушек, очков и других предметов направлялись в империю для набивки стульев в домах жителей нацистской Германии и для того, чтобы служить им одеждой. Золото с зубов жертв, 72 полных транспорта, были направлены в Германию с тем, чтобы заполнить сейфы Рейхсбанка Функа. Даже тела жертв использовались для того, чтобы возместить вызванный войной недостаток мыла. Жертвы прибывали со всей Европы. Евреев из Австрии, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Голландии, Советской России, Франции, Бельгии, Полыни, Греции собирали вместе для того, чтобы депортировать в лагери уничтожения или убивать на месте.

В апреле 1943 года Гитлер и Риббентроп оказывали давление на регента Хорти с тем, чтобы он предпринял действенные меры против евреев в Венгрии. Хорти спросил:

Гитлер разъяснял:

В сентябре 1942 года статс-секретарь Риббентропа Лютер писал:

К концу 1944 года 400 тысяч евреев из одной только Венгрии было казнено в Освенциме. В архивах германского посольства в Бухаресте в числе прочих имеется меморандум, который я цитирую:

День за днем в течение долгих лет женщины поднимали на руках своих детей и указывали им на небеса в то время, как они ждали своей очереди перед пропитанной кровью общей могилой. 12 миллионов мужчин, женщин и детей погибли, таким образом, в результате хладнокровного убийства; миллионы и миллионы оплакивают сегодня своих матерей, отцов, мужей, жен и детей.

Какое право на милосердие имеет тот, кто принимал хотя бы косвенное участие в подобном преступлении?

Пусть Грабе снова расскажет нам о Дубно (я цитирую):

То, что ни один человек из сидящих на этой скамье не мог оставаться в неведении об ужасах, которые совершались для того, чтобы поддержать нацистскую военную машину и политику биологического уничтожения, становится еще более ясным, когда вы рассматриваете судебный материал в отношении другого огромного преступления, о котором мало слышали в течение этого процесса и которое так же ясно, как и любое другое, иллюстрирует безнравственность и порочность этих людей и их режима, — убийство около 275 тысяч людей, так называемое убийство из «милосердия». Какие низменные поступки прикрывали они этим высоким словом!

Летом 1940 года Гитлер издал секретный приказ убить всех больных и престарелых людей Германии, которые не могли уже больше продуктивно работать для германской военной машины. Фрик, больше, чем кто-либо иной в Германии, был ответственен за то, что произошло в результате этого приказа. Имеется обильный материал, свидетельствующий об этом и о том, что это было известно огромному количеству людей в Германии.

В июле 1940 года епископ Вурм писал Фрику:

Уши Фрика были глухи, когда к нему взывали о справедливости и этике. Через год, в августе 1941 года епископ Лимбургский писал имперским министерствам: внутренних дел, юстиции и по церковным Делам.

Я цитирую:

Если простой народ Германии знал об этих сравнительно незначительных по масштабам убийствах и жаловался по этому поводу, если министерства юстиции, внутренних дел и по делам церкви получили протесты от епископов двух округов, далеко отстоявших один от другого о том, что было общеизвестно в их епархиях, то насколько более серьезной являлась проблема обеспечения тайны в деятельности эйнзатцкоманд на Востоке. В мае 1942 года руководитель СС, докладывая в Берлин по поводу своей инспекторской поездки по проведению мероприятий по умерщвлению, писал о газовых автомобилях:

Могли ли эти подсудимые оставаться в неведении? Что именно ниспослало им провидение для того, чтобы не дать им узнать об этом, чтобы спасти их от того, что они узнали о том, что было их собственным делом? Эти убийства престарелых и слабоумных — предмет толков во всей Германии и тема статей в мировой прессе — должны были быть известны каждому из этих людей.

Насколько больше еще они должны были знать о концентрационных лагерях, которые в течение этих лет покрыли, как сыпь, всю Германию и оккупированные территории! Если они могли молча согласиться с «убийствами из милосердия», то с каким одобрением они должны были рассматривать убийства евреев!

В 1939 году существовало шесть основных концентрационных лагерей: Дахау, Саксенхаузен, Бухенвальд, Маутхаузен, Флоссенбург и Равенсбрук.

Бюджетный отчет Фрика, составленный за 1939 год для министерства внутренних дел, включает сумму в 21 155 000 рейхсмарок для вооруженных отрядов СС и концентрационных лагерей, сумму, которая представляет собой не менее одной пятой общего бюджета. К апрелю 1942 года к этим лагерям прибавилось еще девять. Позднее было создано еще много других лагерей. Однако эти лагери были только сердцевиной этой системы, причем, подобно тому, как планета имеет своих спутников, сопутствующих ей, так и каждый из этих лагерей имел свои вспомогательные лагери.

Зирейс[174] дал вам некоторое представление о масштабах этой системы.

Он описывает вспомогательные лагери, которые были у одного только лагеря Маутхаузен. Он упомянул названия 33 из этих лагерей, указав при этом число заключенных в каждом из них, причем общее их число превышает 102 тысячи.

Помимо этих 33 лагерей, было уже 45 других, которые также управлялись комендантами лагеря Маутхаузен.

Все вы видели карту Европы, на которой было показано расположение всех тех основных и вспомогательных концлагерей, которые стали известными.

Более 300 из них отмечены на этой карте. К августу 1944 года общее число заключенных в этих лагерях составляло 1 миллион 136 тысяч, из них 90 тысяч человек из Венгрии, 60 тысяч из полицейской тюрьмы и гетто Литцманнштадта, 15 тысяч поляков из генерал-губернаторства.

10 тысяч осужденных из восточных территорий, 17 тысяч бывших польских офицеров, 400 тысяч поляков из Варшавы и от 15 тысяч до 20 тысяч человек постоянно прибывавших из Франции. Это были только лица, пригодные для физической работы, поэтому они были постоянными заключенными этих лагерей, постоянными по крайней мере до тех пор, пока они в силу физического изнурения уже больше не были способны приносить какую бы то ни было пользу, после этого их существование приносило только неприятности. Затем этих людей ежедневно отправляли в газовые камеры.

День за днем из труб крематориев исходило тошнотворное зловоние, распространявшееся по всей окружающей местности. Если епископ Лимбургский мог написать Фрику об отвратительном запахе, исходившем из сравнительно небольших печей Гадамара, можем ли мы сомневаться в правдивости показаний Гесса относительно того, что:

День за днем поезда с жертвами, обреченными на истребление или рабство, курсировали по железным дорогам всей империи. Многие прибывали умирающими или даже мертвыми из-за тех ужасных условий, в которых им приходилось путешествовать. Один чиновник из управления железнодорожной станции в Эссене описал прибытие рабочих из Польши, Галиции и Украины следующим образом:

Эти люди не были предназначены для концентрационных лагерей.

Насколько ужаснее было положение тех, которые были предназначены для них! Большие колонны людей также проходили пешком по шоссейным дорогам Германии. Они шли до тех пор, пока могли идти, а затем они падали и умирали на обочине дороги.

Зирейс — комендант лагеря Маутхаузен — в своем предсмертном признании говорит:

Что бы ни было спрятано от постороннего взгляда за колючей проволокой концентрационных лагерей, эти факты могли видеть все. Каждый из этих подсудимых должен был это видеть, как он должен был видеть тысячи заключенных в концентрационных лагерях, работавших на полях и фабриках, в рваной форменной одежде, которая была настолько же знакома всем, как и любая другая форма в Германии. Как мог каждый из этих подсудимых, если в нем была хоть искра человеческой жалости, продолжать принимать активное участие в поддержке той системы, которая была ответственна за подобные страдания. Но у них не было никакой жалости. С помощью своей идеологии и воспитания они отучили и германский народ проявлять чувство жалости. Зирейс описывает тот страшный конец, который Кальтенбруннер предназначал для концентрационных лагерей и заключенных в них, когда приближений наступавших союзных армий вызвало угрозу захвата этих лагерей и раскрытия виновности нацистского правительства.

Я цитирую:

Даже Зирейс — убийца 65 тысяч заключенных Маутхаузена — испугался и отказался от выполнения этого приказа. Эти показания подтверждаются совершенно определенно письменным приказом, изданным начальником Зипо и СД в генерал-губернаторстве. Этот приказ был представлен в качестве доказательства.

Я цитирую его:

И Кальтенбруннер лично заботился о том, чтобы эти приказы были выполнены. Располагая этим доказательством, мы можем придать только одно значение той телеграмме, которая была найдена среди документов при его аресте:

...Положение, которое вас просят считать признанным, заключается в том, что человек, который был министром или играл какую-нибудь другую ведущую роль в государстве, которое в течение шести лет перевезло в ужасных условиях 7 миллионов мужчин, женщин и детей на работу, истребило 275 тысяч старых и душевнобольных людей, уничтожило в газовых камерах или расстреляло по минимальным подсчетам 12 миллионов людей, не мог не знать об этом и не может быть освобожден от ответственности за совершение этих преступлений.

Вас просят также согласиться с тем, что ужасы транспортировки этих людей, условия рабского труда, используемого в трудовых лагерях по всей стране, зловоние от сжигаемых тел — все это было известно всему миру и не могло быть неизвестным тем 21 человеку, согласно приказам которых осуществлялись все эти действия.

В то время, как они выступали и писали об оказании поддержки этой ужасной политике биологического истребления народов, вас просят признать, что хотя они и высказывались за поддержку политики, они это делали потому, что не знали об этих фактах.

Решить, что же правильно, должны вы.

Геринг, Гесс, Риббентроп, Кейтель, Кальтенбруннер, Розенберг, Франк, Фрик, Штрейхер, Функ, Шахт, Дениц, Редер, Ширах, Заукель, Иодль, фон Папен, Зейсс-Инкварт, Шпеер, фон Нейрат, Фриче, Борман — вот люди, которые виновны в этом.

Разрешите мне сделать краткие замечания по каждому из них, но особенно я остановлюсь на тех, чье тесное соучастие в совершении этих подлых преступлений и зверских убийств было, возможно, менее очевидным.

Ответственность Геринга за все эти преступления вряд ли возможно отрицать. Скрываясь за маской показного добродушия, он, не меньше, чем все остальные, был творцом этой дьявольской системы. Кто же еще, помимо Гитлера, был более осведомлен о том, что происходило, или имел большую силу повлиять на ход этих событий?

Руководство правительством в нацистском государстве, последовательное проведение подготовки к войне, заранее рассчитанная агрессия, зверства — все это не происходит самопроизвольно или без тесного сотрудничества людей, возглавляющих различные высшие учреждения государства. Люди сами по себе не вступают на чужую территорию, не спускают курок винтовки, не сбрасывают бомб, не строят газовых камер, не сгоняют вместе свои жертвы, если только их не организуют для этого и им не приказывают делать этого.

В преступлениях, совершаемых систематически и в национальном Масштабе, должен был быть замешан некто, кто являлся необходимым звеном этой цепи, ибо без участия такого человека выполнение агрессивных планов в одном месте и проведение массовых убийств в другом было бы невозможным.

Принцип фюрерства, согласно которому нацисты передали себя, душой и телом, в распоряжение своего фюрера, был созданием нацистской партии и этих людей. Когда я выступал перед вами в начале процесса, я отметил, что наступает время, когда приходится сделать выбор между своей совестью и своим фюрером. Ни один из тех, кто, как эти люди, предпочел отречься от своей совести ради этого чудовища, которое они сами создали, не может теперь жаловаться на то, что их привлекают к ответственности за их соучастие в действиях этого чудовища.

И меньше всего Гесс. Роль Гесса в нацистской партии точно установлена. Не удовольствовавшись созданием этого чудовища, он оказывал ему помощь во всех областях его чудовищной деятельности. Я приведу только один пример. Вы помните указание, данное им партийным чиновникам в связи с вопросом об истреблении восточных народов, об оказании помощи набору в войска СС. Он сказал:

Роль Риббентропа также ясна. Никто в истории не проводил такой извращенной дипломатии; никто не был виновен в более низком предательстве. Но он, как и все остальные, также являлся просто обыкновенным убийцей. Именно Риббентроп, начиная с 1940 года, направил свои креатуры в посольствах и миссиях по всей Европе, чтобы ускорить проведение этих «политических мер», то есть мер по расовому истреблению. Не Гиммлер, а имперский министр иностранных дел, — тот, кто гордо доложил дуче в феврале 1943 года, что «Все евреи были вывезены из Германии и с оккупированных ею территорий в гетто на восток».

Его наглые советы Хорти, высказанные через два месяца после этого, и протокол совещания, созванного Штейнграхтом, его постоянным заместителем, выдают смысл этих чудовищных эвфемизмов.

Никто так не настаивал на проведении беспощадных мер на оккупированных территориях, как Риббентроп.

Вы припомните его совет итальянцам относительно того, как расправляться с забастовками.

Этот совет он еще раз подкрепил, с гордостью ссылаясь на успехи, достигнутые проведением «жестоких мер» в Норвегии, «жестоких мероприятий» в Греции, и на успех «драконовских» мер во Франции и Польше.

Были ли Кейтель и Иодль менее ответственны за убийства, чем их сообщники? Они не могут отрицать своей осведомленности и своей ответственности за действия эйнзатцкоманд, с которыми их собственные командующие работали в тесном и сердечном содружестве. Примером отношения верховного командования к этому вопросу в целом может служить замечание Иодля относительно эвакуации евреев из Дании:

Вы не можете скрыть убийство тем, что назовете его политической мерой.

Кальтенбруннер, начальник главного имперского управления безопасности, должен быть признан виновным. Отчеты эйнзатцкоманд посылались ему ежемесячно. Вы вспомните слова Гизевиуса, свидетеля защиты:

Вы вспомните его описание этих ужасных званых завтраков, на которых Кальтенбруннер обсуждал в деталях убийства в газовых камерах и технику массовых убийств.

Виновность Розенберга как философа и теоретика, который подготовил благоприятную почву для развития нацистской политики, несомненна. Невероятно, чтобы, будучи имперским министром по вопросам оккупированных восточных территорий, он не знал и об уничтожении гетто и не помогал этому, а также не знал о действиях эйнзатцкоманд.

В октябре 1941 года, когда деятельность эйнзатцгрупп достигла высших пределов, один из начальников отдела министерства Розенберга в письме к имперскому уполномоченному по делам Востока в Риге информировал его о том, что главное управление имперской безопасности недовольно тем, что он запретил уничтожение евреев в Либаве, и просил прислать объяснения по этому поводу. 15 ноября в ответ на это пришло сообщение, адресованное имперскому министру по делам оккупированных восточных территорий (я цитирую):

Франк, если недостаточно того, что он виновен в том, что был ответственным за управление генерал-губернаторством и за участие в одной из наиболее кровавых жестоких глав нацистской политики, сам заявил: «Нельзя убить всех вшей и всех евреев в один год».

И далее:

Может ли Фрик как министр внутренних дел не знать о политике уничтожения евреев? В 1941 году один из его подчиненных — Гейдрих писал министру юстиции: «Можно безошибочно сказать, что в будущем не будет более евреев на захваченных восточных территориях».

Может ли он как имперский протектор Богемии и Моравии отказаться от ответственности за вывоз сотен тысяч евреев с этой территории и за помещение их в газовые камеры в Освенциме, расположенном всего лишь в нескольких милях по ту сторону границы?

Что касается Штрейхера, то о нем нет необходимости говорить. Этот человек, возможно, более чем кто-либо другой, ответственен за совершение наиболее ужасных из всех преступлений, которые когда-либо были известны миру.

В течение 25 лет уничтожение евреев являлось ужасной целью его жизни. В течение 25 лет он воспитывал немцев в духе ненависти, жестокости и убийства. Он учил и подготавливал их поддерживать нацистскую политику, одобрять и участвовать в жестоких преследованиях и уничтожении миллионов своих соотечественников. Без него этого бы не могло быть. Он давно уже потерял всякие права на жизнь.

Тот факт, что подсудимые Шахт и Функ занимались главным образом экономическими вопросами, не должен отвлечь внимание Трибунала от того, что они играли важную роль в осуществлении общего плана. Шахт сказал, что он непричастен к этому. Дело Трибунала решить этот вопрос. Шахт сыграл свою роль в приходе Гитлера к власти. Он сказал, что, по его мнению, Гитлер был «человеком, с которым можно было сотрудничать», и заверил Гитлера в том, что он может всегда на него рассчитывать «как на надежного помощника».

Он способствовал укреплению положения нацистов и являлся главной фигурой в сборе среди промышленников фондов для проведения выборной кампании. Затем в его функции стала входить задача создания экономического плана и механизма, необходимого для начала проведения и осуществления агрессии. Он знал о политике, проводимой в отношении евреев, он знал о методах, которые применял Гитлер для укрепления своей власти, он знал, что конечной целью была агрессия.

Но он продолжал принимать участие в осуществлении этих планов. Мессерсмит следующим образом резюмировал содержание его деятельности:

Тот факт, что это являлось стремлением Шахта, явствует весьма определенно из очень давнего секретного отчета министерства экономики от 30 сентября 1934 г. Я уже ссылался на отчет его помощника, в котором говорится о поразительной тщательности, с которой были разработаны планы для подготовки к управлению германской экономикой в период войны до ухода Шахта в отставку в 1937 году.

Неудивительно, что в день шестидесятилетия Шахта тогдашний германский военный министр Бломберг сказал ему: «Без вашей помощи, мой дорогой Шахт, не могло бы быть создано это вооружение».

У свидетельского пульта Шахт сказал, что уже во второй половине 1934 года и в первой половине 1935 года он понял, что он «был неправ в своих предположениях» относительно того, что Гитлер придаст умеренный характер «революционным силам» нацизма, и что он понял, что Гитлер не сделал ничего для того, чтобы приостановить эксцессы отдельных членов партии, а также партийных групп. Гитлер проводил «политику террора».

Это совпадает с заявлением Шахта американскому послу в сентябре 1939 года, когда он сказал:

Дальнейшие объяснения Шахта относительно того, что цель его участия в правительстве заключалась в том, чтобы быть критическим началом и тормозом, нельзя совместить с его собственными действиями исходя из своих собственных соображений, он не должен был становиться министром экономики, но тем не менее он это сделал. В мае 1935 года, когда он принял на себя функции генерального уполномоченного по вопросам военной экономики с тем, чтобы (я цитирую) «поставить все экономические ресурсы на службу войне и обеспечить германский народ в экономическом отношении», он писал Гитлеру:

В мае 1936 года на секретном совещании нацистских министров он заявил, что его программа финансирования вооружения означала «использование для этой цели с самого начала всех резервных фондов». Он сказал, что будет продолжать работать, поскольку он (я цитирую) «относится с неизменной лояльностью к фюреру, так как он полностью признает основные идеи национал-социализма».

В 1937 году, когда Гитлер наградил его золотым значком партии, Шахт призвал всех своих коллег и заявил:

Убийства «из милосердия»[175], преследование евреев. В то время об этих вещах должно было быть известно. Были ли его руки столь чисты?

В свете этих выдержек нет ничего неожиданного в том, что посол Додд, которого Шахт включал в число своих друзей, вспоминал в своем дневнике в записи от 21 декабря 1937 г.:

Эта цитата, по нашему мнению, ясно показывает, что Шахт очень хорошо знал гораздо раньше, чем он это утверждает, о том, что целью Гитлера являлась война. Однако он признает, что ему было известно также и о том, что дискредитация генерала фон Фрича означала войну. Несмотря на то, что ему было известно об этом, 9 марта 1938 г. он принял пост президента Рейхсбанка дополнительно еще на четыре года. Он с радостью принял участие в захвате бывшего австрийского национального банка 21 марта 1938 г. и 7 июня 1939 г. писал Гитлеру:

Эти выражения и другие, подобные им, свидетельствуют, что Шахт знал, что Гитлер был готов вести войну для достижения своих целей.

Интеллект Шахта и положение, которое он занимал в международном общественном мнении, лишь увеличивают безнравственность его преступлений.

Более того, Шахт должен встать перед лицом этих фактов. Трибунал располагает в качестве доказательства фильмом, который показывает, как он льстиво расшаркивался перед Гитлером в 1940 году. Задолго до 1943 года он должен был знать о том, как обращались с евреями, и о господстве террора в оккупированных странах. Однако до 1943 года Шахт оставался министром без портфеля и, во всяком случае, отдал себя и свое имя делу этого режима ужаса.

Функ продолжал работу Шахта. Он оказал неоценимую услугу заговорщикам, организовав министерство пропаганды. Начиная с 1938 года, он занимал пост министра экономики, президента Рейхсбанка и главного уполномоченного по вопросам экономики, мобилизуя экономику для целей агрессивной войны и хорошо зная о нацистских планах агрессии. Мы находим его работающим в различных областях: он участвует в совещании, проводимом Герингом 12 ноября 1938 г., в совещании имперского совета обороны в июне 1939 года. Он дает советы по изданию декретов против евреев на первом совещании и относительно использования рабского труда и труда заключенных концентрационных лагерей — на втором.

В качестве окончательного доказательства того, как доброжелательно он относился к агрессии, можно привести его письмо к Гитлеру от 25 августа 1939 г., накануне дня, первоначально намеченного для начала наступления на Польшу.

Он заявил:

Нет необходимости говорить здесь еще что-нибудь о его участии в войне, но мне хотелось бы сослаться на протоколы центрального планового отдела и на его соглашение с Гиммлером по поводу использования того, что было награблено СС и, как он знал, привозилось в подвалы Рейхсбанка на грузовиках из Освенцима и других концентрационных лагерей. Трибунал также вспомнит тот документ, который показывает, что министерство экономики получало также колоссальное количество гражданского платья, оставшегося после гибели несчастных жертв.

Разве Дениц был в неведении, когда он перед 600-тысячной аудиторией моряков военного флота выступал с речью о «распространении заразы еврейства»?

Неужели об этом не знал Дениц, который нашел возможным передать военно-морскому штабу директиву Гитлера относительно расправы с всеобщей стачкой в Копенгагене — «на террор нужно отвечать террором», который направил запрос о доставке 12 тысяч рабочих из концентрационных лагерей для использования их на судостроительных верфях и предложил применить коллективные репрессии против скандинавских рабочих ввиду эффективности подобных мер во Франции.

Разве руки Редера не испачканы в крови от совершенных убийств?

Еще в 1933 году он писал буквально следующее:

Поэтому, когда затем он получил приказ вести борьбу, если внешняя политика Гитлера приведет к войне, он прекрасно понимал, что эта война означала определенный риск в случае неудачи этой политики.

Вновь и вновь он получал об этом предупреждения, в первый раз, когда Германия ушла с конференции по разоружению, затем во время переговоров по поводу военно-морского соглашения в 1935 году, во время возникновения вопроса о Рейнской области и позднее, когда он присутствовал на известном «совещании Госсбаха». Он пытался убедить Трибунал в том, что выступления Гитлера на этих совещаниях казались ему только разговорами; однако мы знаем, что они вызвали у Нейрата сердечный припадок.

С его старыми товарищами по службе — фон Бломбергом и фон Фричем, которые были настолько недальновидны, что выступили с возражениями на совещании, которое определило судьбу Австрии и Чехословакии, обошлись так, что, по его собственным словам, тогда пошатнулась не только его вера в Геринга, но и в Гитлера.

Разве мог Редер не знать об убийствах тысяч евреев в Либаве, в Прибалтике? Вы припомните, что по имеющимся у нас показаниям по этому поводу многие евреи были убиты в военно-морском порту. Об этих фактах офицеры местного военно-морского штаба сообщили в Киль. Из отчета эйнзатцгруппы, которая расправлялась с евреями в Либаве, мы теперь знаем, что к концу января 1942 года в одном этом районе было уничтожено 11 860 евреев. Ведь Редер в 1939 году в «день героев» обратился с недвусмысленным и вдохновляющим призывом бороться с международным еврейством. Можете ли вы действительно поверить в то, что Редер, который, по его собственным словам, всегда оказывал помощь отдельным евреям, никогда не слышал об ужасах концентрационных лагерей и об убийстве миллионов? Однако он не отступал от намеченной цели.

Фон Ширах. Что следует сказать о нем? Сказать, что лучше всего было бы повесить ему на шею мельничный жернов? Именно этот подлец совращал миллионы невинных немецких детей с тем, чтобы, когда они вырастут, сделать из них то, чем они стали, — слепое орудие политики убийства и господства, проводившейся этими людьми.

«Акция Сено», получившая позорную известность и заключающаяся в том, что сорок—пятьдесят тысяч советских детей были насильно увезены в рабство, является делом его рук. Вы припомните еженедельные отчеты СС по поводу истребления евреев, обнаруженные в его отделе.

Каково преступление Заукеля, гаулейтера той области, на территории которой находился покрывший себя позором лагерь Бухенвальд?

Заукель может теперь пытаться истолковывать в благоприятном свете свой приказ об увозе в рабство французов; он может пытаться отрицать, что выступал за повешение префекта или мэра города с тем, чтобы подавить оппозицию; он может утверждать, что ссылки на безжалостные действия относились к межведомственным спорам и что исправительные трудовые лагери были чисто образовательными учреждениями. Вы, которые видели документы, объясняющие совершенные ужасы тем, что они называют «вынужденным положением» — острой необходимостью в рабочих для нацистской военной машины, вы, которые слышали и читали об условиях, в которых семь миллионов мужчин, женщин и детей были вырваны из-под родного крова и увезены в рабство по его приказам, нуждаетесь ли вы в дальнейших доказательствах его виновности?

Папен и Нейрат находятся в положении, сходном с положением Редера. Как и последний, они притворно придерживались старых семейных и профессиональных традиций, что накладывает на них колоссальную ответственность, от которой свободны такие люди, как Риббентроп и Кальтенбруннер. В течение тех 18 месяцев, когда он продвигал Гитлера к власти, Папен знал, что правительство Гитлера означало притеснение оппозиционных элементов, жестокое обращение с евреями и преследование церквей, включая ту, к которой он сам принадлежал. Его недавние политические друзья, такие люди, как фон Шлейхер и фон Бредов, были брошены в концентрационные лагери или убиты. Сам он был подвергнут аресту, два его сотрудника были убиты, а третьего — заставили присутствовать при убийстве. Ни одна из этих подробностей не ускользнула от Нейрата, тем не менее он продолжал оставаться на своем посту.

В 1934 году Папен писал Гитлеру льстивые письма, и вскоре после этого мы видим его в Австрии на службе у человека, которого он знал как убийцу, готовящего подрыв государственной системы, которую внешне он полностью признавал. Даже после аншлюсса он все еще работал на укрепление режима, который, как он знал, использовал убийство в качестве орудия своей политики. Потеряв еще одного секретаря, который был убит, он готов был принять новый пост в Турции. Конкордат с церковью, к которой он принадлежал, по поводу которого он лично вел переговоры, рассматривался, употребляя его собственное выражение, как «клочок бумаги», и все католики — от архиепископа до простых верующих людей—были сильно возмущены этим. Он говорил: «Гитлер — самый большой обманщик, который когда-либо жил на свете». Резюмируя в одной фразе точку зрения обвинения, можно сказать, что, будучи обо всем прекрасно осведомлен, Папен оказывал Гитлеру поддержку и сотрудничал с ним потому, что жажда власти и высокого положения привела его к принципу: «лучше царствовать в аду, чем прислуживать на небе».

Адвокат пытался изобразить Папена в качестве защитника мира.

Если он предпочитал достигнуть целей заговора методами убийства, запугивания или шантажа скорее, нежели открытой войной, то это объяснялось тем, как явствует из его собственных показаний, что он боялся, что «если разразится мировая война, то положение Германии будет безнадежным».

Что касается Зейсс-Инкварта, мне хотелось бы напомнить вам о тех инструкциях, которые он получил от Геринга 26 марта 1938 г. относительно применения антисемитских мероприятий в Австрии и об отчете от 12 ноября, составленном одним из чиновников по поводу хода этих операций. Он признал свою осведомленность в том, что евреи депортировались из Нидерландов, однако заявил, что он не мог приостановить этого, так как приказ исходил из Берлина. Он, далее, заявил, что ему было известно об их отправке в Освенцим, но сказал, что направил туда запрос об их судьбе и ему сообщили, что они хорошо устроены, после чего он добился для них разрешения пересылать письма из Освенцима в Голландию. Разве можно поверить тому, что Зейсс-Инкварт, признавая свою осведомленность о преступлениях, совершавшихся в огромных масштабах против евреев в Нидерландах, признавая, например, что он знал «о мерах, направленных к тому, чтобы заставить евреев подвергаться стерилизации», признавая, что в концентрационных лагерях в Голландии имели место многочисленные и крупные эксцессы и что в военное время он действительно «считал это почти неизбежным», — разве можно поверить, что Зейсс-Инкварт, который заявил Суду, что по сравнению с другими лагерями (я цитирую) «в Нидерландах было, быть может, не так уж плохо», действительно был введен в заблуждение и что его убедили в том, что в Освенциме заключенные были «сравнительно хорошо устроены»?

Теперь я перехожу к подсудимым Шпееру и Фриче, которые предстали на настоящем процессе в качестве специалистов.

Шпеер признал, что благодаря его ответственности за мобилизацию рабочей силы общее число подведомственных ему рабочих удалось довести до 14 миллионов. Он заявил, что к тому времени, когда он в феврале 1942 года занял свой пост, все преступления и нарушения международного права, в которых он мог обвиняться, были уже совершены. Тем не менее он далее сказал:

Он признал, что в августе 1942 года был доставлен в Германию 1 миллион советских рабочих. 4 января 1944 года он обратился с запросом о доставке 1 миллиона 300 тысяч рабочих для использования в текущем году.

Шпеер не выдвинул никаких защитительных аргументов по этому поводу, однако он заявил, что, начиная с 1943 года, он стоял за оставление французских рабочих во Франции, что, в сущности говоря, представляет собой лишь мероприятие смягчающего характера. Сдержанный характер Шпеера не должен оставлять в тени того факта, что его политика, которую он оптимистически воспринимал и проводил в жизнь, означала самые ужасные несчастья и страдания для миллионов советских семей и семей других национальностей.

Эта политика еще раз демонстрирует полнейшее безразличие к судьбе других народов, красной нитью проходящее в доказательствах, представленных на настоящем процессе. Никакие побуждения духовного характера, возникшие в связи с интересами германского народа (я подчеркиваю «германского народа») в конце войны, не могут оправдать участие в этих ужасных деяниях.

В отношении обращения с иностранными рабочими основная точка зрения Шпеера состоит в том, что доказательства, представленные по этому поводу обвинением, касаются всего лишь отдельных случаев дурного обращения и не могут относиться к общему положению. Если бы имела место постоянная практика дурного обращения, он принял бы на себя за это ответственность. Обвинение считает, что предъявленные здесь нами доказательства, рассматриваемые в целом, представляют собой решающие доказательства по поводу существовавших тогда общих условий, которые были чрезвычайно тяжелыми.

Нейрат, который заявил, что он присоединился к правительству Гитлера с намерением привить этому правительству миролюбивые тенденции и сделать его респектабельным, однако уже через несколько недель узнал о преследовании евреев, о том, что достойные доверия иностранные и немецкие газеты приводили официальные цифры числа интернированных граждан, выражавшиеся в 10—20 тысячах человек. Он узнал, что такие оппозиционные элементы, как коммунисты, тред-юнионисты и социал-демократы, уничтожались как политическая сила. Затем последовала кровавая чистка, но Нейрат, тем не менее, не отступал и поддерживал Гитлера в его нарушении Версальского договора. Из показаний Пауля Шмидта мы узнаем, что убийство Дольфуса и попытка организовать путч в Австрии серьезно смутили сотрудников министерства иностранных дел, в то же время пакт о взаимопомощи между Францией и Советским Союзом рассматривался ими как новое, весьма серьезное предупреждение о скрытых последствиях германской внешней политики.

Я цитирую слова Шпеера:

Однако в то время как Редер издавал приказ об опасности обнаружить «энтузиазм по отношению к войне», фон Нейрат хочет заставить вас поверить в то, что он не осознавал роста этого энтузиазма. Он так же, как и Редер, наблюдал последующие события и принимал в них участие, например, в секретных совещаниях, в мероприятиях против фон Бломберга и фон Фрича.

Это он в период аншлюсса, несмотря на то, что он больше не являлся министром иностранных дел, позволил использовать свое, еще не слишком запятнанное имя для поддержки этого мероприятия Гитлера посредством лживых сообщений в опровержение британской ноты и посредством заверений чехам. Этих заверений никогда не следует забывать: существует немного примеров более мрачного цинизма, чем образ фон Нейрата, слушающего речь Госсбаха, в которой этот последний торжественно заявлял г-ну Мастни о том, что Гитлер будет соблюдать договор об арбитраже с Чехословакией. Как только Гитлер вошел в Прагу, именно он, фон Нейрат, стал протектором Богемии и Моравии. Вы слышали его признания в том, что он применял все декреты об обращении с евреями, появившиеся в Германии между 1933 и 1939 гг.

Работа Фриче заключалась в том, чтобы организовать всю германскую печать с тем, чтобы она стала «постоянным орудием министерства пропаганды». Пропаганда была самым могучим фактором всей нацистской стратегии.

В свою очередь этот фактор сделал всю печать самым мощным своим оружием. Тот факт, что он знал об использовании своей организации и участвовал в этом использовании, доказывается его попыткой обелить последовательные пропагандистские мероприятия, которые повели к каждой из соответствующих агрессий, упомянутых в его письменных показаниях. Так, он заявил: «Все проверенные мною известия были тенденциозны или вымышлены».

Совершенно невероятно, что, периодически проводя определенные мероприятия и являясь каждый раз свидетелем практических результатов этих мероприятий, он не отдавал себе отчета в бесчестности, с которой проводилась германская политика, или в том, что целью германского правительства являлась агрессивная война. Его личные способности в качестве радиокомментатора привели к тому, что он был фактически назначен официальным комментатором. Цитирую его собственные слова:

Он подчеркнул, что в этих комментариях ему была предоставлена полная свобода действий. Подлежит ли сомнению, что это происходило потому, что он был готов передавать по радио любую ложь по желанию Геббельса? Говоря о том, как использовалось его влияние, он сам заявляет: «Снова и снова меня просили возбуждать ненависть к отдельным лицам и системам».

Вы видели пример этого в его радиопередаче об «Атении». Уже в 1940 г. он в достаточной мере освободился от чувства стеснения, которое он пытался изобразить, давая свидетельские показания, чтобы называть поляков «низшей расой» и «животными в человеческом облике».

18 декабря 1941 г. он высказывался о судьбе европейских евреев следующим образом:

Среди всех этих миазмов нацистской лжи о евреях одним из наиболее ужасных и подстрекающих к ненависти являлось лживое утверждение, что они являются поджигателями войны, принесшей человечеству такие ужасные несчастья. Однако такое заявление было умышленно сделано этим образованным и рассудительным подсудимым.

Трудно себе представить более низкое и подлое толкование гитлеровской агрессии, чем его речь от 9 октября 1941 г., в которой среди прочего говорилось следующее:

Возможно, что сокрытие военных преступлений явилось основным принципом пропаганды Фриче. Я цитирую:

Практически почти до самого конца Фриче поддерживал прекрасные отношения с Геббельсом. Когда Трибунал представит себе, каким крайним экстремистом и яростным антисемитом, по описанию других подсудимых, являлся Геббельс, трудно вообразить, что поклонение его ближайшего сотрудника могло быть основано на невинном неведении.

Обвинение утверждает, что смехотворным является то положение, в котором этот человек старается вас убедить, что, будучи в неведении об этих ужасах, он призывал и убеждал немецкий народ следовать по пути своей гибели. Фриче разделяет со Штрейхером, Розенбергом и Ширахом ответственность за полнейшее падение германского народа; это они «закрыли перед человечеством врата милосердия». Из-за них происходили события, подобные тем, которые имели место на еврейском кладбище в Швеце в воскресенье утром в октябре 1939 г., где совершались убийства женщин и детей, привезенных туда на грузовике, убийства, которые кейтелевские «честные солдаты» германской армии наблюдали без ропота и сомнений. Вспомните, как об этом рассказали трое из них (я цитирую):

Вас просят поверить тому, что эти 21 человек министров и ведущих государственных деятелей не знали об этом и не отвечали за это. Вам надлежит решить этот вопрос.

Много лет тому назад Гете сказал про германский народ, что однажды судьба его накажет...

Как пророчески звучат его слова, так как ведь именно они — эти безумные негодяи, совершили эти деяния.

Возможно, что некоторые больше виноваты, чем другие; некоторые играли более деятельную и более непосредственную роль, чем другие, в этих ужасающих преступлениях. Но, когда эти преступления таковы, как те, которые вы должны рассматривать здесь: обращение в рабство, массовые убийства и всемирная война, когда последствия преступлений выражаются в смерти свыше 20 миллионов наших собратьев, опустошении целого материка, распространении по всему миру неописуемых трагедий и страданий, каким же смягчающим обстоятельством может явиться то, что некоторые играли меньшую роль, чем другие, что некоторые были главными персонажами, а другие — более второстепенными? Какое имеет значение тот факт, что некоторые заслужили стократную смерть, тогда как другие заслужили миллион смертей?

В некотором отношении судьба этих людей значит очень немного, их личная возможность творить зло навсегда уничтожена. Они обвиняли и дискредитировали один другого и в конце концов уничтожили легенду, которую они создали вокруг образа своего фюрера. Но от их судьбы может еще зависеть очень многое, так как будущее правды и справедливости в отношениях между народами всего мира, надежда на международное сотрудничество в будущем в деле совершения правосудия находятся в ваших руках. Этот процесс должен стать краеугольным камнем в истории цивилизации, принеся не только возмездие этим преступникам, не только показав, что в конце концов право торжествует над злом, но также показав, что все люди во всем мире (и здесь я не делаю разницы между друзьями и врагами) теперь будут определенно знать, что отдельный человек должен стоять выше государства. Государство и закон созданы для человека с тем, чтобы он с их помощью мог более полно пользоваться жизнью, жить более целесообразно и более достойно. Государства могут быть великими и могучими. В конечном итоге права человека, созданного, как все люди, по образу и подобию божьему, являются самыми важными. Когда какое-нибудь государство либо потому, что, как в данном случае, его руководители жаждали власти, территорий, либо под тем благовидным предлогом, что цель оправдывает средства, нарушает этот принцип, он, возможно, временно придет в забвение и останется в тени. Но он вечен, и в конечном итоге он станет еще более непоколебимым, и вечная его сущность станет еще более очевидной. Итак, после этой голгофы, через которую заставили пройти человечество, человечество, которое борется теперь за то, чтобы восстановить во всех странах мира самые обычные и простейшие вещи: свободу, любовь, взаимопонимание, обращается к настоящему Трибуналу и восклицает: «Вот наши законы, пусть они восторжествуют!».

И тогда, как мы должны надеяться, не только для германского народа, но и для всего сообщества народов будут претворены в жизнь слова Гете:

[Произнесена 29 июля 1946 г.]

Представляя заключительную речь Главного обвинителя от Франции, прошу Трибунал позволить мне выразить восхищение и благодарность моей страны в связи с объективностью и спокойствием, характеризовавшими данный судебный процесс.

В продолжение девяти месяцев на этой трибуне мы вызывали в памяти события истории за пятнадцать лет.

Германские архивы, которые нацисты не успели уничтожить перед поражением, раскрыли нам их тайны.

Нами были заслушаны многочисленные свидетели, чьи воспоминания остались бы неизвестными истории, если бы не этот процесс.

Все факты изложены с предельной объективностью, которая никогда не допускала ни увлечения, ни чувствительности. Трибунал исключил из обсуждения все, что казалось ему недостаточно убедительным, все, что смогло бы показаться продиктованным чувством мщения.

Вот почему, господа Судьи, настоящий процесс имеет значение прежде всего в силу своей исторической правдивости.

Благодаря этому процессу историк будущего, так же как и летописец сегодняшнего дня, узнает правду о политических, дипломатических и военных событиях наиболее трагического периода нашей истории, он узнает о преступлениях нацизма, а также о колебаниях, слабостях и упущениях миролюбивых демократий.

Он узнает, что то, что было создано за 20 веков цивилизации, которую считали вечной, едва не рушилось в связи с возвращением варварства древних времен, обретшего новую форму, варварства, которое было еще более свирепым, потому что оно опиралось на серьезные научные познания.

Он узнает, что достижения в области техники, новейшие методы пропаганды и дьявольские приемы, которые использовала полиция, горделиво попиравшая наиболее элементарные человеческие права, что все это позволило кучке преступников в течение нескольких лет преобразить коллективное сознание целого народа и превратить народ Гете и Бетховена в народ Гиммлера и Геббельса, если говорить лишь о тех, кто мертв.

Он узнает, что преступления этих людей заключались прежде всего в том, что они замыслили гигантский план достижения мирового господства, и в том, что они стремились осуществить этот план всеми средствами.

Всеми средствами, т.е., разумеется, — путем нарушения данного слова и путем развязывания худшей из агрессивных войн, но прежде всего с помощью методического, научно разработанного уничтожения миллионов человеческих существ, а именно — ряда национальных и религиозных групп, чье существование мешало гегемонии германской расы.

Столь чудовищное преступление никогда не было известно истории до того, как появился гитлеризм, и поэтому для определения этого преступления потребовалось создание неологизма «геноцид», а для того, чтобы поверить в то, что такое преступление возможно, пришлось собирать документы и свидетельские показания.

К стыду тех времен, в которые мы живем, это преступление оказалось возможным. Плодотворное сотрудничество обвинителей от четырех стран позволило это доказать, и Франция полагает, что она оказала поддержку общему делу в рамках тех разделов Обвинительного заключения, которые ей были предоставлены.

После того как подсудимые и защитники пространно говорили перед Трибуналом о необходимости обеспечения безопасности ни в чем не повинного гражданского населения как об очевидном принципе, мы установили, что подсудимые умышленно нарушали этот принцип в обращении с гражданским населением, полностью пренебрегая человеческой жизнью. Есть ли необходимость в том, чтобы напомнить чудовищную фразу подсудимого Кейтеля: «Человеческая жизнь на оккупированных территориях стоит меньше, чем ничто».

Возродив традицию, символизирующую практику наиболее, примитивных войн, подсудимые вновь стали использовать систему взятия заложников. Они ставили свою подпись под общими приказами о захвате и казни тысяч несчастных мучеников. Только во Франции было расстреляно 29 000 заложников.

Мы знаем, что участники движения сопротивления, чьим патриотизмом подсудимые сегодня восхищаются, были зверски замучены, подвергались пыткам, их помещали в заключение для того, чтобы медленно уничтожать. Нам известно, что под предлогом карательных действий, выполняя приказы, или же, наконец, в результате жестокости отдельных лиц, которая прикрывала участие в этих деяниях командования, были казнены совершенно произвольно отобранные лица из числа гражданского населения, были сожжены целые деревни: Орадур-сюр-Глан и Майе во Франции, Пюттен — в Голландии.

У всех нас живо воспоминание о зверских приказах, которые были отданы фельдмаршалом Кессельрингом для того, чтобы подавить с помощью террора действия партизан. Мы видели офицера, который приказал казнить в качестве репрессии 50, 100 или же всех местных жителей — мужчин в ответ на отдельные акты, направленные против германской армии. Выполнение этого приказа санкционировалось инструкциями командующего театром боевых действий, который в свою очередь руководствовался инструкциями более общего порядка подсудимого Кейтеля.

Этот пример показывает, сколь тесным было сотрудничество национал-социалистских должностных лиц, сколь тесным было сотрудничество внутри государства, и вместе с тем этот пример подтверждает, если в этом есть еще необходимость, что ответственны все руководители режима.

Нам известно, что тысячи людей оторвали от очага и заставили ковать оружие против их собственных стран.

Зверское обращение с воюющими военнослужащими нас тем более потрясло, что Германия — все равно, имеется ли в виду Германия с обычной властью, или же Германия нацистская, или же Германия, которая излагает жалкие аргументы в свою защиту на скамье подсудимых, — Германия всегда заявляла о всеобщих законах воинской чести и о необходимости уважать всех сражающихся. И, несмотря на это, мы видим, что сам Кейтель торопил Геринга принять преступные предложения относительно обращения с попавшими в их руки летчиками.

Такие документы, как показания Грюннера, не позволяют оспаривать того, что преступные приказы о казни и линчевании летчиков были составлены в соответствии с принятой формой и переданы в органы, которым было поручено их выполнять.

Не возникает никакого сомнения ни в отношении принципов, которыми руководствовались при составлении приказа о «командос», ни в отношении того, как этот приказ проводился в жизнь на различных военных театрах. Обвинение представило по этому вопросу цепь бесспорнейших доказательств.

Мы были еще более потрясены, когда у нас создалась уверенность в том, что зверские приказы о казнях или о заключении под стражу были отданы для уничтожения людей, которые уже находились в беспомощном состоянии, будучи в лагерях для военнопленных.

В нашей памяти сохранилась мрачная история лагеря Саган, о которой не раз говорили в ходе судебного разбирательства; сами подсудимые ограничились попыткой ускользнуть от ответственности, не отрицая в то же время, что это является зверством и что эти события действительно имели место. Нами было показано, как совершившие побег непокорные офицеры и унтер-офицеры, чьи предшествующие действия и поведение свидетельствуют об их стойкости, были казнены.

Наконец, нацистская Германия разоблачила свой план экспансии и мирового господства, организовав систематическое уничтожение населения оккупированных ею территорий.

Это деяние, доказательства которого были нами представлены, первоначально заключалось в политическом, экономическом и моральном уничтожении народов оккупированных стран. Средствами служили грубый и последовательный захват суверенитета или осуществление неустанного вмешательства германских властей в самые различные сферы, безжалостное проведение в жизнь программы ограбления народного хозяйства в целях уничтожения и полного истощения оккупированных стран, в целях полнейшего подчинения их оккупантам и в заключение нацификация государств и их граждан, связанная также с уничтожением культурных и моральных ценностей.

Но это методическое уничтожение производилось и в конкретной форме — в форме массовых убийств людей.

Разве необходимо напоминать о том, чем явились эти колоссальные истребления групп людей, которые были сочтены неспособными ассимилироваться в национал-социалистском мире, разве необходимо напоминать о гигантском кладбище концлагерей, в котором погибло 15 миллионов человек, разве необходимо напоминать о последствиях чудовищных деяний «эйнзатцгрупп», которые были описаны с неоспоримой точностью Олендорфом.

Мы считаем также подтвержденным доказательство того, что эти злостные попытки уничтожения были, как это явствует из их рассмотрения, одним из наиболее ярких выражений политики, которую проводили подсудимые. Я хочу указать на преднамеренное неудовлетворительное снабжение продовольствием лиц негерманского происхождения, которые подпадали под какую-либо категорию при нацистских властях, на то, что в качестве репрессии заставляли голодать целые народы, на то, что граждан оккупированных территорий подвергали жестокому рационированию, которое входило в систему ограбления этих территорий. Трибунал помнит речь Геринга перед гаулейтерами (этот документ был предъявлен под номером СССР-170), в которой он сказал:

И далее, относительно Голландии:

Результатом этого явились голод, предельное физическое истощение и снижение жизненного уровня, причем все это, как и медленное умерщвление голодом военнопленных, входило в общий план уничтожения населения для освобождения германского жизненного пространства.

С этим же стремлением связано содержание в плену или, как это имело место в отношении лиц, угнанных на работы, заключение, которое почти равнялось плену, молодых, здоровых людей, чье пребывание на родине было необходимо для будущего их стран.

Все это было подтверждено результатами последних переписей. Из этих результатов мы установили, что во всех оккупированных Германией странах численность населения уменьшилась от 5 до 25 процентов, в то время как Германия является единственной страной в Европе, численность населения которой возрастала.

Все эти преступления были нами доказаны. После предъявления документов, после того как были заслушаны свидетели, после демонстрации кинофильмов, при просмотре которых даже сами подсудимые содрогнулись от ужаса, никто в мире не сможет утверждать, что лагери уничтожения, расстрелянные военнопленные, умерщвленные мирные жители, горы трупов, толпы людей, изуродованных душой и телом, газовые камеры и кремационные печи, — что все эти преступления существовали лишь в воображении антинемецки настроенных пропагандистов, этого не сможет утверждать никто.

А разве нашелся хотя бы один подсудимый, который оспаривал бы справедливость сообщенных нами фактов? У них нет силы их отрицать. Они лишь пытались освободиться от ответственности, переложив ее на плечи тех из числа своих сообщников, которые сами совершили над собой суд.

«Нам не было ничего известно об этих ужасах», говорят они, или же: «мы делали все, чтобы этому воспрепятствовать, но всемогущий Гитлер отдавал приказы и не допускал, чтобы ему не подчинялись, он не допускал даже ухода в отставку».

Жалкая защита! Кого они могут заставить поверить в то, что лишь им одним не было ничего известно о том, о чем знал весь мир, в то, что их служба подслушивания никогда не сообщала им об официальных предупреждениях, которые делали по радио руководители Объединенных Наций преступникам войны.

Они не могли не подчиняться приказам Гитлера, они не могли подать в отставку? Прекрасно! Но ведь Гитлер мог располагать ими самими, но не их волей: не подчиняясь ему, они, быть может, рисковали бы жизнью, но тогда, по крайней мере, они сохранили бы честь. Трусость никогда не являлась ни оправданием, ни даже смягчающим обстоятельством.

Истина заключается в том, что все они прекрасно знали доктрину национал-социализма, так как участвовали в ее разработке, им было прекрасно известно, к каким чудовищным преступлениям приведет сторонников этой доктрины и тех, кто проводил ее в жизнь, стремление к мировому господству, и они взяли на себя ответственность за это, так как получили материальные и моральные выгоды, которыми воспользовались.

Но они твердо верили в то, что останутся безнаказанными, так как были уверены в победе, были уверены, что перед лицом торжествующей силы не возникнет вопрос о правосудии. Они убеждали себя, что также, как это было после войны 1914 года, никакое международное правосудие никогда не сможет свершиться.

Они считали, что всегда будет сохраняться пессимистское суждение Паскаля о человеческой справедливости в сфере международных отношений:

Они ошиблись. После Паскаля медленно, но верно появились понятия Мораль и Справедливость, эти понятия обрели плоть в международных обычаях цивилизованных наций и для спасения мира от варварства. Победа Объединенных Наций утвердила сегодня союз силы и справедливости, об этом упоминает Устав, на основании которого учрежден настоящий Трибунал, и это будет подтверждено вашим приговором.

Трибунал, несомненно, помнит, что в заключительной части изложения материалов французское обвинение уточнило ответственность всех подсудимых, «виновных в том, что, будучи главными гитлеровскими руководителями германского народа, они запланировали, одобрили, приказали совершать или же только допустили, сохранив молчание, систематические убийства и другие бесчеловечные деяния, систематические насилия над военнопленными и лицами гражданского населения, производили систематические, ничем не мотивируемые уничтожения, являвшиеся преднамеренными средствами для того, чтобы достигнуть европейского и мирового господства, к которому они стремились с помощью террора и путем уничтожения целых народов для расширения жизненного пространства германского народа».

Нам остается лишь показать, что судебное разбирательство, которое развернулось перед вами, лишь подтвердило и усилило обвинение и определение состава преступления, которые мы уже в начале процесса сформулировали в отношении главных военных преступников, представших во исполнение Устава перед этим Трибуналом для того, чтобы были удовлетворены требования справедливости и Объединенных Наций.

Я прошу Трибунал разрешить г-ну Дюбосту продолжить это выступление[177].

Ш. Дюбост: Я напомню факты, изложенные французской делегацией. Они свидетельствуют о том, каков был вклад, сделанный нами в настоящий процесс. Но мы вовсе не намерены выделять нашу часть из общего целого, которое составляют выступления обвинителей всех четырех делегаций и результаты судебного разбирательства. Основываясь на этом, мы продолжим нашу обвинительную речь и рассмотрим вопрос об индивидуальной ответственности подсудимых.

Последовательно рассмотренные все действия, за которые они ответственны, сводятся к убийствам, квалифицированным кражам и прочим тяжким деяниям в отношении интересов отдельных лиц и имущества, т.е. к деяниям, которые караются во все времена во всех цивилизованных странах.

Подсудимые не являлись физическими исполнителями этих преступлений, они ограничились тем, что отдавали приказы об их совершении. Следовательно, они являются соучастниками, согласно французскому праву. За исключением некоторых различий в форме, в большинстве стран виновники тяжких преступлений и те, кто стал их соучастниками, караются смертной казнью и другими суровыми наказаниями, приговариваются к каторжным работам и тюремному заключению.

Таков и англо-саксонский порядок. Также и во Франции об этом свидетельствует применение ст. 221 и других статей французского уголовного кодекса. В Германии, согласно ст. 21 германского уголовного кодекса, карается убийство, согласно ст. 221 — умерщвление, ст.ст. 223—226 — пытки, ст. 229 — отравление и умерщвление с помощью газа, ст. 234 — обращение в рабство, порабощение, призыв на военную службу для несения ее за границей, ст.ст. 242 и 243 — кражи и грабежи, ст. 130 — подстрекательство населения к совершению насилий. Наказание соучастников и виновников предусматривается ст.ст. 47 и 49.

Аналогичные положения существуют и в советском законодательстве, а также во всех законодательствах больших цивилизованных государств.

Руководители империи, сообщники фюрера ответственны за преступления, совершенные в период их правления, и их ответственность перед лицом мирового сознания является более тяжкой, чем ответственность простых исполнителей.

Двое подсудимых — Франк и фон Ширах — признали, что их ответственность более велика, чем ответственность простых исполнителей. Франк показал:

И эти последние слова Франка выносят приговор как ему, так и всем тем, кто в Германии либо за ее пределами проводил кампанию преследования евреев.

Примем к сведению также ответ Франка на вопрос его защитника касательно обвинений, выдвинутых против Франка в Обвинительном заключении. Этот ответ распространяется на всех подсудимых и более всего на тех, кто был ближе к Гитлеру, чем сам Франк:

В свою очередь фон Ширах показал:

В ходе настоящего процесса такие крики, продиктованные совестью, раздавались редко; значительно чаше, подражая вздорному тщеславию Геринга, подсудимые пытались оправдаться, ссылаясь на политический неомакиавелизм, который якобы освобождает руководителей государства от всякой личной ответственности. Отметим только, что ничего подобного не записано нигде, ни в каком законе ни одной цивилизованной страны, а наоборот, акты произвола или посягательства на свободу личности, гражданские права и конституцию караются тем более строго, если они совершены государственным чиновником, высшим государственным служащим, и самому суровому наказанию должны быть подвергнуты сами министры.

Но ограничимся сказанным. Наше намерение заключается в том, чтобы напомнить, что основные деяния, инкриминируемые подсудимым, деяния, о которых говорилось здесь, могут рассматриваться, взятые порознь, как нарушение уголовных законов внутреннего позитивного права всех цивилизованных стран или, кроме тоге, международного уголовного права. Таким образом, наказание за совершение каждого из этих действий не является необоснованным, напротив, если принять во внимание изложенное выше, то можно считать провозглашенными наиболее суровые наказания.

Однако необходимо пойти еще далее, так как, несмотря на то, что анализ ответственности подсудимых в свете внутренних законов не устраняет ни одного из преступных деяний, он является лишь первой, приблизительной стадией, которая позволит нам преследовать подсудимых только как соучастников, а не как главных виновников. Мы не замедлим доказать, что они были действительно главными виновниками.

Мы надеемся достичь этого, развив три следующих положения:

1. Действия подсудимых являются элементами преступного политического плана.

2. Взаимодействие различных управлений, во главе которых стояли эти люди, предполагает тесное сотрудничество между ними в целях осуществления их преступной политики.

3. Они должны быть осуждены в связи с тем, что они проводили эту преступную политику.

ДЕЙСТВИЯ ПОДСУДИМЫХ ЯВЛЯЮТСЯ ЭЛЕМЕНТАМИ ПРЕСТУПНОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО ПЛАНА

Подсудимые занимались самой различной деятельностью. Политики, дипломаты, военные и морские специалисты, экономисты, финансисты, юристы, публицисты или пропагандисты — они представляют почти все формы свободной деятельности. Однако без затруднений можно определить связь, объединяющую их. Все они поставили на службу гитлеровского государства все, что у них есть самого лучшего или самого худшего. В определенной мере они представляли собой мозг этого государства. Взятые порознь, они не являлись мозгом всего государства. Тем не менее ни у кого не вызывает сомнений, что каждый из них являлся важной частью этого мозга. Они замыслили политику государства. Они хотели, чтобы мысль их претворялась в действии, и все, почти что в равной степени, этому способствовали. Это справедливо как в отношении Гесса, Геринга, профессиональных политиканов, которые признали, что они никогда не имели другой профессии, нежели агитатор или государственный деятель, так и в отношении Риббентропа, Нейрата, Папена — дипломатов при этом режиме; Кейтеля, Иодля, Деница или Редера — военных; Розенбepгa, Штрейхера, Франка, Фрика — мыслителей (впрочем, можно ли их так называть!) — выразителей идеологии режима; Шахта, Функа — финансистов, без которых режим обанкротился бы и рухнул под ударами инфляции до того, как было начато перевооружение; публицистов и пропагандистов — Фриче и того же Штрейхера, преданно служивших делу распространения общей идеи; технических специалистов — Шпеера и Заукеля, без которых мысль никогда бы не была так претворена в действие, как это произошло; полицейских — например, Кальтенбруннера, который с помощью террора подчинял умы; либо просто гаулейтеров — Зейсс-Инкварта, Шираха или снова Заукеля — администраторов, должностных лиц и в то же время политиканов, которые облекли в конкретные формы общую политику, намеченную всей совокупностью государственного и партийного аппарата.

Я знаю, что тень отсутствующих витает над этим залом, и сегодняшние подсудимые напоминают нам об этом беспрестанно... «Гитлер хотел, Гиммлер хотел, Борман хотел, — говорят они. — Я лишь повиновался». А защитники наперебой раздувают это! Гитлер — чудодейственный тиран, навязывающий свою волю с неотразимой сверхъестественной силой. Это слишком примитивно. Это слишком общее утверждение.

Нет человека, категорически отвергающего возражения, внушения, влияния, и Гитлер, как и всякий другой, не был таким человеком. Это неопровержимо явствует из всего судебного разбирательства, которое позволяет нам догадываться о борьбе различных влияний, разыгравшихся в окружении этого «великого человека». Плелись коварные и скрытые интриги, распространялась клевета — и порой во время судебного разбирательства это заставляло нас думать о небольших дворах эпохи итальянского возрождения. Здесь было все, вплоть до убийства. Разве не так, что Геринг до того, как он сам впал в немилость, избавился от Рема и других, вступивших в заговор не против своего хозяина, а против него, как сообщил нам об этом свидетель Гизевиус. Такое воображение, такое упорство, когда речь идет о зле, а также такая эффективность — все это показывает нам, что Гитлер уже не был так нечувствителен по отношению к действиям и интригам в своем окружении. Почему бы такие интриги не использовать для доброго дела!

Относительно того, насколько Гитлер поддавался влияниям, мы слышали прямое свидетельское показание — это показание Шахта, указавшего, помимо этих людей, и на германскую толпу, в которой все разжигали нездоровые страсти и стремились уничтожить всякое собственное суждение.

Разве Шахт не так сказал во время судебного заседания о Гитлере:

Итак, в чем же заключалась основная идея, которая всех их преследовала? Бесспорно, она заключалась в завоевании жизненного пространства всеми способами, даже наиболее преступными.

В тот период, когда Германия оставалась еще разоруженной и следовало соблюдать осторожность, Шахт, находясь в окружении Гитлера, требовал колоний, — мы помним это из свидетельских показаний Гиршфельда, — но Шахт скрывал, он часто маскировал эту основную идею государственного агитатора, к числу сторонников которой он принадлежит, и нам было бы труднее вскрыть эту основную идею, если бы к нам не пришла на помощь вызывающая смущение откровенность «великого человека», поведавшего миру еще 10 годами ранее все свои бредовые планы.

Действительно, мы читаем в «Майн кампф» (выдержка со стр. 641, первая цитата)[178]:

Выдержка со стр. 647, вторая цитата:

Выдержка со стр. 649, цитата третья:

Еще одна цитата (выдержка со стр. 650):

Затем государственная и партийная машина набрала силу. Реорганизованная втайне армия вскоре оказалась достаточно сильной, чтобы дать возможность Германии перевооружаться открыто. Кто в то время осмелился бы противостоять чудовищному росту этой биологической материальной силы?

Гитлер разъяснил свою мысль в узком кругу лиц, и не все нацисты положительно восприняли его высказывания. Осведомленные о намерениях своего господина они, тем не менее, остались рядом с ним, и уже это их обрекло. Разве не так обстоят дела с Редером?

«Речь идет не о завоевании народов, а о завоевании территорий, которые могут быть культивированы...», — сказал Гитлер на совещании с фон Бломбергом, фон Фричем и Редером 5 ноября 1937 г., — «Экспансию можно осуществить, лишь сокрушая жизни и идя на риск... »

После того как фон Фрич и фон Бломберг оказались в опале, Кейтель и Иодль, избранные благодаря их рабскому служению целям настоящего режима, получили в руки солидную военную машину. Перевооружение продолжалось. Накануне конфликта Гитлер напомнил свою идею:

И началась война, которая несколько месяцев спустя позволила всей Германии считать, что сила ее неотразима и она может приступить к завоеванию мира. Все, что включала в себя самого жестокого и чудовищного фраза Гитлера:

«Мы должны неуклонно придерживаться наших внешнеполитических целей: обеспечить германскому народу ту территорию, которая для него предназначается. И это действие, которое вызовет пролитие крови, является единственным, которое может быть оправдано перед богом и грядущими поколениями немцев», — было развито Гитлером в его заявлении по вопросу о восточных территориях на совещании 16 июля 1941 г. (Л-221).

И далее:

Эта же идея была подхвачена и цинично провозглашена другими рупорами государства, ее донесло к нам на данный процесс.

В одной из своих речей Гиммлер заявил (документ ПС-1919):

В той же речи:

Из той же речи:

Из той же речи по вопросу об истреблении евреев:

Завоевание жизненного пространства, т.е. территорий, население которых было ликвидировано всеми возможными средствами, в том числе — путем его уничтожения, — вот в чем, заключалась основная идея партии, режима, государства, а следовательно, и этих людей, стоявших во главе важнейших государственных и партийных органов.

Вот та основная идея, в служении которой они объединились, во имя которой они прилагали свои усилия. Все средства были хороши для ее осуществления: нарушение договоров, вторжение и порабощение в мирное время слабых и миролюбивых соседей, ведение агрессивных тотальных войн со всеми теми ужасами, которые за ними скрываются. Во веем этом они принимали духовное и физическое участие; Геринг и Риббентроп в этом цинично признались, а генералы и адмиралы всеми силами содействовали этому.

Шпеер использовал, вплоть до полного истощения и гибели, рабочую силу, которую набирали для него Заукель и Кальтенбруннер, гаулейтеры и генералы. Кальтенбруннер использовал газовые камеры, для которых Фрик, Ширах, Зейсс-Инкварт, Франк, Иодль, Кейтель и другие поставляли жертвы. Но создание этих газовых камер стало возможным из-за разработки соответствующей политической теории, за которую ответственны все: Геринг, Гесс, Розенберг, Штрейхер, Фрик, Франк, Фриче, даже сам Шахт. Разве он не сказал: «Я хочу, чтобы Германия стала великой, и для этого я готов заключить союз с самим чертом».

Он заключил этот союз и с чертом и с адом... Ответствен даже Папен, который видел, как умерщвляли его секретарей, друзей, он продолжал тем не менее принимать официальные назначения в Вену и Анкару, потому что, как он полагал, служа Гитлеру, он его умиротворял.

Не все находятся здесь, среди отсутствующих виновных имеются мертвые и живые, например, промышленники, использовавшие рабочую силу порабощенных стран после того, как они привели Гитлера и его режим к власти, предоставив деньги, без которых ничто не могло бы свершиться; эти промышленники привели их к власти из националистического фанатизма, а также и потому, что они надеялись, что нацизм будет стоять на страже их интересов.

Одно опиралось на другое, все было неразрывно связано, так как политика тоталитаризма, тотальная война, подготовка и проведение плана уничтожения народов для завоевания жизненного пространства — все это требовало согласованной тесной связи между всеми органами власти.

Теперь мы приступаем ко второму положению, которое мы должны раскрыть.

КООРДИНАЦИЯ ДЕЙСТВИЙ РАЗЛИЧНЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ, ВО ГЛАВЕ КОТОРЫХ СТОЯЛИ ЭТИ ЛЮДИ, ОПРЕДЕЛЯЕТ ТЕСНОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО МЕЖДУ НИМИ

Защита пытается установить существование непроницаемых перегородок между различными составными частями германского государства. Если в это поверить, то, значит, согласиться с тем, что существовали лишь параллельные и лишь вертикальные нити между различными государственными и партийными органами, между управлениями министерств и между национал-социалистскими организациями. Связь якобы осуществлялась лишь самим главой государства, стоявшим на верху иерархической лестницы. Согласно заявлению защиты господствующим принципом в структуре германского государства якобы являлась связь, осуществлявшаяся одним лицом, а не согласованность и сотрудничество.

Это неверно. Это противоречит принципам нацистского государства, противоречит нуждам государства, в котором все силы были направлены к достижению одной цели, а также противоречит той германской действительности, которую выявило судебное разбирательство[179].

Согласно концепции национал-социализма, партия должна занять место демократии. В соответствии с ней партия — это политическое выражение наири, которое материализуется в политической деятельности государства, осуществляемой через работу государственных ведомств. Акт от 1 декабря 1933 года устанавливает, в целях обеспечения единства партии и государства, что партия служит единственной поддержкой концепции государственности, и неразрывно объединяет партию и государство.

На партийном съезде в 1931 году Гитлер сказал: «Это не государство создало нас. Мы создали государство для себя. Для некоторых это может представляться партией, для других — организацией, для третьих — чем-то иным, но фактически мы то, что мы есть».

Таким образом, целью, которую преследовала партия, являлось достижение все более полноценного союза между государством и партией. Именно этим объясняется издание законодательных норм, согласно которым при назначении чиновников на высокие посты обязательно следовало проконсультироваться с главой партийной канцелярии, согласно которым в муниципальные администрации вводились партийные руководители, СС было интегрировано в полицию, эсэсовцы превращались в сотрудников полиции, руководство организации «гитлерюгенд» было преобразовано в государственное ведомство, руководство партийными управлениями за границей было подчинено министерству иностранных дел, обеспечивалось все более тесное слияние военных кадров партии с военнослужащими армии. В военном дневнике генерала фон Бродовского, который мы представили Трибуналу, говорится, что к моменту вступления во Францию такое слияние стало фактом. Гитлер, однако, продолжал сохранять систему государственного и партийного управления, так как в таких условиях государственные и партийные органы осуществляли взаимный контроль и надзор. При этом Гитлер настаивал на теснейшем сотрудничестве между обеими сторонами с тем, чтобы быть уверенным, что контроль будет эффективен.

Следует также отметить, что все подсудимые, исключая Гесса, являются представителями государственных ведомств. Они не могут ссылаться на абсолютную власть партии как на оправдывающий их действия аргумент, так как партия и государство делили между собой власть. Доктрина, провозглашаемая партией, должна определять действия государства, но действия государства в свою очередь модифицируют и развивают доктрину партии. Многие пункты программы партии от 24 февраля 1920 г. так и не вступили в силу и оказались совершенно забытыми к тому времени, когда партия уже пребывала у власти в течение определенного времени. Например, не были упразднены рентные доходы (пункт 11), не национализированы тресты (пункт 13), не проводилась земельная реформа, как это предусматривалось в пункте 17; сохранялись проценты на имущество и спекуляция недвижимостью[180]. Каждый аспект жизни Германии оказался под воздействием влияния и государственных, и партийных сил. Все ведомства государства и партийные органы объединились, чтобы сформировать составные элементы такого влияния. Примеров этому множество, и эти примеры можно найти во всех государственных учреждениях.

Возьмем министерство иностранных дел. Из всех министерств именно оно, в соответствии с общепринятой концепцией, должно было бы быть наиболее отдалено от политической доктрины. Но в нацистской Германии дело обстояло иначе. Осуществляя задачу по истреблению евреев, находящиеся за границей штаб-квартиры министерства сотрудничали с главным управлением имперской безопасности через Вильгельмштрассе, о чем свидетельствуют документы РФ-1206, 1220, 1502, 1210 и США-433 (ПС-3219). Чиновникам с Вильгельмштрассе предлагалось консультировать военную полицию и гестапо (РФ-061). Именно Вест, представитель Риббентропа в Дании, передал приказ о депортации евреев шефу германской полиции Мильднеру (РФ-1503). В документе РФ-1501 зафиксировано, что Риббентроп в разговоре с Муссолини приводил доводы в пользу антисемитизма и просил о сотрудничестве со стороны Италии. Во всех террористических мероприятиях, направленных против интеллигенции, были замешаны Риббентроп и Кальтенбруннер; СД и Вильгельмштрассе[181] также были замешаны в организации нападения на радиостанцию в Глейвице, что должно было послужить предлогом для нападения на Польшу. Из отчетов германской военной администраций о разграблении произведений искусства во Франции явствует, что виновниками являются как специальный штаб Розенберга, так и германское посольство в Париже (документ РФ-1505). Вильгельмштрассе и армия действовали совместно с полицией в мероприятиях против заложников, в карательных действиях и в угоне населения. Можно было бы умножить эти примеры. Мы не намереваемся исчерпывающе осветить этот вопрос, а лишь хотим наглядно подтвердить наше мнение по нему.

Рассмотрим теперь деятельность организации Розенберга. Розенберг, в соответствии с возложенными на него функциями, координировал деятельность различных ответвлений германского государства. Его внешнеполитическое управление было включено в министерство иностранных дел, Помимо этого, он был идеологом режима, министром по делам восточных оккупированных территорий и начальником специального штаба, который ведал произведениями искусства[182]. В сотрудничестве с ним действовали СД и тайная полиция (документы Л-188 и 946-ПС).

Следует отметить, что в вопросе о принудительном использовании рабочей силы внутри государства существовали такая же связь и такая же согласованность. Их осуществляли все министры и высшие должностные лица, как, например, гаулейтеры, либо потому, что они замыслили или подготовили это мероприятие, или лишь потому, что они оказали поддержку в проведении этого мероприятия, либо, наконец, потому, что им это было выгодно.

Мы помним межминистерские совещания в Берлине по этому вопросу и совещание Заукеля, Кальтенбруннера, Шпеера, Функа и представителей ОКВ, которые описываются в документе ПС-3819; мы помним о совещании в Париже под председательством Заукеля, в котором участвовали представители армии, полиции и посольства (документ РФ-1517). Не было большой независимости и в экономической сфере.

Во время войны под руководством Функа осуществлялось тесное сотрудничество между экономическими и административными управлениями армии и министерства экономики (документ РФ-З-бис). Для развития планов экономической германизации министерство экономики привлекло полицию (документы РФ-803 и 804). Министерство финансов субсидировало организацию СС для проведения научных экспериментов лад заключенными, принудительно используя их для этих опытов (Л-002-ПС). Задолго до войны под руководством Шахта аналогичные связи, сначала скрытые, а затем гласные и гораздо более тесные, чем в какой-либо другой стране мира, объединяли политику, финансы и экономику с армией. В своей речи 29 ноября 1938 г. Шахт так высказался о проделанной им работе:

В области права также не существовало больше независимости. Министерство юстиции совместно с полицией принимало участие в наиболее преступных деяниях. В документе ПС-654 приводится обсуждение, состоявшееся между Тираком, Гиммлером и другими, во время которого было решено, что антисоциальные элементы и заключенные концлагерей, — цыгане, русские, украинцы, поляки, приговоренные к заключению на срок более трех лет, будут в дальнейшем передаваться Гиммлеру для их истребления путем использования на работах и что в будущем лиц, принадлежащих к этим же категориям, больше не будут предавать обычным судам, а будут немедленно направлять в органы Гиммлера.

Наконец, во время войны террористическая деятельность армии и государственной и тайной полиции переплеталась. Иногда полиция подчинялась армии, действуя более или менее самостоятельно в соответствии с приказами РСХА. Таково было положение в Бельгии. Во Франции, несмотря на то, что полиция была независима от армии, между ними существовало тесное сотрудничество. Вместе с Зипо и СД армия принимала участие в преследовании евреев, в управлении лагерем для интернированных в Компьене, в отборе заложников (РФ-1212 и 1212-бис) и в их казни (РФ-1244). Как мы это рассмотрели, армия и полиция совместно участвовали в террористических мероприятиях, направленных против мирного населения. Органы военно-морского флота и полиция также объединялись для уничтожения «командос», а полиция умерщвляла некоторые категории военнопленных, несмотря на то, что все военнопленные находились в ведении ОКВ (документ ПС-1165).

Можно было бы умножить число примеров тесного сотрудничества партийных органов и государственных учреждений, согласованности их действий, доходившей иногда до симбиоза. Все эти органы стремились тем или иным путем реализовать ведущую политическую идею — завоевать жизненное пространство любыми средствами.

Из этого безусловно явствует, что существовало сотрудничество между подсудимыми. Помимо точных фактов, свидетельствующих о сотрудничестве, которые были нами приведены, то, что нам известно об общем функционировании тотального государства, связанного с судьбами партии, о его непреклонной суровости в отношении оппозиции, для которой были уготованы концлагери и газовые камеры, — все это позволяет нам утверждать, что подсудимые в качестве министров, сановников или высших чиновников, облеченных властью государством или партией, образовали одно целое вместе с другими, которых здесь нет, и которые или мертвы, или предназначены для последующего судебного преследования. Этим единым целым являлось правительство рейха, этим единым целым являлось партийное государство или государственная партия; возможно, это было единым существом, но существом сознательным и преступным, которое для того, чтобы безгранично расширить пределы империи, заставляло истреблять миллионы людей.

Действия подсудимых не ограничиваются лишь теми деяниями, которые мы только что подробно разбирали в свете внутреннего уголовного законодательства наших стран и стран подсудимых. Делом их рук также являются все действия германского государства, которому они отдали жизнь, совесть, мысли, волю, за что они теперь должны в полной мере и до конца нести ответственность ввиду того, что они не смогли сами избежать совершения этих преступлений.

Мы подходим к третьему положению.

ПОДСУДИМЫЕ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ОСУЖДЕНЫ В СВЯЗИ С ТОЙ ПРЕСТУПНОЙ ПОЛИТИКОЙ, ИНИЦИАТОРАМИ И ОРУДИЕМ КОТОРОЙ ОНИ ЯВЛЯЛИСЬ

Разве не заявил доктор Зейдль, защищавший Франка, следующее (стр.55 его речи):

Все преступления подсудимых связаны с их политической жизнью. Эти преступления являются, как мы знаем, составными частями преступной политики государства. Рассматривать подсудимых как уголовных преступников, забыть о том, что они действовали от имени германского государства и в интересах этого государства, применить по отношению к ним те же нормы, как к хулиганам и убийцам, означало бы уменьшить масштабы настоящего процесса, неправильно определить характер их преступлений.

Преступления, которые обычно рассматриваются в судах наших стран, являются нарушениями общественного порядка. Эти преступления являются деяниями отдельных лиц. Их масштабы носят ограниченный характер. Их последствия — также. Эти преступления к тому же затрагивают, лишь небольшое число жертв, и в архивах наших стран нельзя обнаружить примеры методических убийств, совершенных террористическими организациями, жертвами которых явилось бы более ста человек. Таковы самые значительные преступные заговоры, которые создавались в наших странах. Это произошло также потому, что организация, расстановка и полномочия общественных сил и правовых институтов наших стран могут обуздать преступников еще до того, как они в полной мере осуществят свои преступные намерения.

Данные подсудимые наращивали свою преступную деятельность в сообществе государств в еще неорганизованном мире, который лишь начинал осознавать собственное существование и в то время не обладал ни вооруженной силой, ни судьями.

Эти подсудимые захватили германское государство и превратили его в разбойничье государство, подчинив своим преступным намерениям всю исполнительную мощь государства. Они действовали в качестве начальников или руководителей политического, дипломатического, юридического, военного, экономического и финансового штабов. Деятельность этих штабов обычно согласуется в любой стране ввиду того, что они преследуют общую цель, намеченную общей политической идеей. Но мы знаем, что в национал-социалистской Германии эта согласованность была усиленной из-за взаимного проникновения партийных и административных органов. Преступления отдельных лиц превратились в общие преступления, став преступлениями государства. К тому же они явились результатом политических устремлений каждого: «Завоевать жизненное пространство любой ценой».

Государственные преступления, совершенные кем-либо из тех, кто контролировал одно из главных учреждений, могли быть совершены только потому, что этому содействовали все руководители всех прочих основных учреждений и оказывали этому поддержку. Если бы некоторые учреждения уклонились от этого, это вызвало бы крушение государства, уничтожение его преступной мощи и в итоге положило бы предел газовым камерам или сделало технически невозможным их создание. Но ни одно из учреждений не хотело уклониться, так как газовые камеры и уничтожение в целях приобретения жизненного пространства являлись выражением высшей идеи режима, а этим режимом были они сами.

Разве доказательством этого единства в преступлении нам не служат заявления самих подсудимых, их постоянные усилия и постоянные попытки их защитников доказать, что их учреждения были автономны, для того, чтобы свалить ответственность армии на полицию, министерства иностранных дел на главу правительства, управления по использованию рабочей силы на управление по четырехлетнему плану, ответственность гаулейтеров на генералов, — одним словом, для того, чтобы заставить нас поверить в то, что в Германии все происходило под отдельными «колпаками», в то время, как взаимная зависимость государственных и партийных органов и сложная система многочисленных органов связи и контроля, существующих между государством и партией, свидетельствуют об обратном.

Все французы, которым довелось жить в оккупированной Франции, помнят, что на стенах местных комендатур были плакаты с изображением кирпичной стены со словами: «Тепео quia feneor»[183]. В этом заключался девиз системы. Достаточно было вынуть из стены всего несколько кирпичей, чтобы она рухнула. Однако никто из этих людей этого не сделал. Напротив, все они положили в здание по собственному кирпичу[184].

Таким образом, господа Судьи, с помощью фактов и помимо какого-либо юридического толкования заговора и сообщничества, которое, возможно, может явиться предметом обсуждения в зависимости от различного юридического мышления, мы представляем вам доказательство солидарности и общей виновности всех подсудимых в совершенном преступлении.

Для доказательства того, что они действительно совершили преступления, достаточно того, что они, являясь руководителями и высшими должностными лицами партии или одного из главных государственных органов, а также того, что, действуя в интересах государства, они для того, чтобы содействовать расширению германского жизненного пространства любыми средствами, замыслили, выразили желание, приказали или же только способствовали, сохраняя молчание, чтобы договоры, обеспечивающие независимость других стран, были нарушены, чтобы были подготовлены и развязаны агрессивные войны, чтобы систематически совершались массовые убийства и прочие зверства, чтобы систематически производились ничем не мотивируемые опустошения и грабежи.

Это преступление является преступлением германской империи, и все подсудимые содействовали его совершению. Мы покажем это в отношении каждого подсудимого на материалах судебного разбирательства.

В отношении каждого подсудимого высказанные три основных положения сводятся к следующему:

1. Каждый подсудимый занимал в государственном и партийном аппарате видное положение, которое предоставляло ему власть над целым учреждением или несколькими учреждениями.

2. В том случае, если подсудимый и не замышлял «завоевания жизненного пространства любыми средствами», тем не менее он был согласен с этой установкой режима.

3. Он своей собственной деятельностью принял личное участие в политическом развитии этой установки.

В отношении Геринга и Гесса, без сомнения, Трибунал освободит меня от пространного изложения этих положений. Они являлись назначенными преемниками фюрера. Они примкнули к движению с самого начала. Гесс взял на себя ответственность за расовые законы. И тот и другой содействовали проведению в жизнь политической идеи режима, которую они олицетворяли в глазах масс. Своими речами, своими докладами они распространяли эту идею во всех кругах населения.

Геринг активно содействовал экономической подготовке и ведению агрессивных войн.

Он является создателем гестапо и концентрационных лагерей, в которых погибли миллионы предполагаемых противников режима и в которых был осуществлен почти весь геноцид.

Значительная часть его преступной деятельности связана с проведением четырехлетнего плана, который, согласно представленным доказательствам, был направлен на подготовку к войне. Так же, как и другие, он ответствен за угон рабочих, за жестокости по отношению к ним, за их назначение на работу в производство, которое было направлено против их собственных стран. Помимо этого, он участвовал в назначении военнопленных и политических заключенных на работы, непосредственно связанные с военными усилиями империи. Он организовал уничтожение и разграбление народного-хозяйства оккупированных стран.

Он также организовал с помощью особого штаба Розенберга разграбление в крупных масштабах произведений искусства, часто для того, чтобы пополнить свои собственные коллекции.

Декретом фюрера от 30 мая 1932 г. Гесс получил полномочия разрешать все вопросы партийного руководства. Он принимал участие в подготовке всех законов и декретов и даже в предварительной разработке приказов фюрера. Он участвовал в назначении правительственных чиновников и руководителей по использованию рабочей силы. Он обеспечивал контроль партии над внутренней жизнью Германии. Он оказывал непосредственное влияние на армию и на внешнюю политику. Участие, которое он принимал в развитии антисемитизма, распространяет на него ответственность за преступные последствия этого движения.

Риббентроп был одной из важнейших пружин в механизме партии и государства. Он был назначен на Вильгельмштрассе Гитлером, который относился с недоверием к дипломатам «старой школы» и прилагал все усилия, чтобы создать благоприятную дипломатическую обстановку для агрессивных войн, что являлось важным средством для завоевания жизненного пространства. Мы помним документ, предъявленный нашими британскими коллегами, из которого явствует, что Риббентроп заверял Чиано в августе 1939 года, что Германия будет воевать, даже если ей уступят Данциг и коридор. Как это было доказано, он был замешан в террористических действиях и в уничтожении населения оккупированных стран.

В отношении ответственности Кейтеля мое выступление будет также кратким. Условия, при которых он занял по указанию Гитлера посты, которые ранее занимали фон Фрич и фон Бломберг во главе верховного командования армии, его вступление в состав правительственных советов и его политическая активность на этих постах, выражавшаяся в том, что он вместе с фюрером был в Газесберге, позднее участвовал с ним в переговорах с Петэном и Хорти, а также в подписании приказов, из которых инструкция к приказу «Мрак и туман» не является наименее известной, — все это показывает, что речь не идет о рядовом военном, но о генерале — политическом деятеле.

Приговором ему служит та роль, которую он играл в арестах и убийствах патриотов. Он, вне всякого сомнения, участвовал в уничтожении некоторых категорий военнопленных, как, например, в передаче их для «специального обращения» полиции. Более того, мы не забыли о связи его управления с полицией и с вооруженными силами партии. У всех нас живы в памяти последствия сотрудничества его учреждений с гестапо.

Кальтенбруннер вступил в партию и в СС в Австрии в 1932 году. Он был государственным секретарем по вопросам безопасности и в австрийской полиции, а затем начальником полиции Вены и начальником РСХА с 30 января 1943 г. вплоть до капитуляции. В течение этого последнего периода он был ответственным за деятельность гестапо, полиции, СД и концентрационных лагерей.

Он был одним из важнейших элементов в преступном аппарате, в проведении политики уничтожения и геноцида. Его ответственность за массовые убийства доказана. Он издавал приказы о заключении в концлагери и о казнях.

Как он заявлял, «меры, связанные с помещением в превентивное заключение, оправдываются войной».

Он пытался заставить поверить, что он был против тех мер, которые применялись. В это невозможно поверить, нам хорошо известно, что он осуществлял верховную власть над лагерями.

Нам известно, сколь важное место занимал Розенберг в Третьей империи. Одно из учреждений носило его имя. Помимо этого, он был министром по делам восточных оккупированных территорий и пропагандистом. В своей книге «Кровь и честь» он использовал и развил положение, согласно которому пресловутой германской расе должно принадлежать жизненное пространство. Исходя из ни на чем не основанных утверждений о том, что «распространение нордизма создаст основу для развития человечества» и что «повсюду существует упадок в том случае, когда эта нордическая культура вместо того, чтобы обречь на постоянное рабство азиатов и семитов, соединяется с этими нечистыми элементами», — он заключает, что континент должен быть подчинен идее германской расы и самой германской расе.

Темой его речи, произнесенной в Нюрнберге в 1933 году, было то, что Германия должна любыми средствами достигнуть расовой чистоты. Он предусмотрел истребление евреев, и мы знаем, что это не было лишь простым ораторским приемом. Кроме того, в докладе фюреру от 11 августа 1943 г. (документ 042-ПС) он писал:

Наконец, Розенберг был замешан в агрессии против Норвегии и с помощью своего особого штаба производил систематическое разграбление художественных ценностей Европы.

Франк одним из первых вступил в партию. Он являлся ее консультантом по правовым вопросам и участвовал в составлении ее программы. Он также был советником фюрера. Он был министром юстиции в Баварии, затем имперским министром, которому было поручено согласование юридических вопросов в Германии, и, наконец, он был генерал-губернатором Польши. Он был одним из важнейших элементов государственного механизма. Именно он пытался облечь в юридическую форму государственную и партийную программу преследования и уничтожения людей. В 1936 году он защищал в «Журнале германского права» создание концентрационных лагерей и объявил, что вторым основным законом гитлеровской Германии является расовое законодательство. Его личная деятельность в Польше способствовала уничтожению большого числа поляков. Он этим кичился на протяжении всего своего дневника.

Фрик был членом партии с 1925 года. Он стал рейхслейтером, затем генеральным уполномоченным по имперской администрации с 30 января 1933 г. по 20 августа 1943 г. Он возглавлял учреждение по присоединению Австрии к Германии, по включению в состав империи Судетской области, Мемеля, Данцига, территории на Востоке, Эйпена, Мальмеди и Моренэ. Кроме того, он был директором Центрального управления протектората Богемии и Моравии, генерал-губернаторства Нижней Штирии, Верхней Каринтии, Норвегии, Эльзаса, Лотарингии и всех остальных оккупированных территорий. Более года он был протектором Богемии и Моравии. С момента захвата власти он был имперским министром внутренних дел, он был членом совета обороны. Будучи избран в рейхстаг, он в 1924 году предложил издать антисемитские законы. Сохраняя полнейшее повиновение, он неоднократно был рупором политической мысли режима. В частности, он заявлял:

Это он, Фрик, назначил Гиммлера. Фрик ответственен за антисемитское законодательство. Наконец, он заставил подвергнуть стерилизации людей, принадлежащих к цветным расам. Помимо этого, он приказал уничтожать всех душевнобольных, признанных неизлечимыми.

Штрейхер вступил в партию почти сразу же после ее основания. Он отдался целиком необузданной пропаганде против евреев как в своих выступлениях, так и в статьях и призывал немецкий народ преследовать и истреблять евреев. Он был гаулейтером. Он не отказывается от того, что было сделано.

Он показал:

Функ вступил в партию в 1931 году. Он был награжден золотым значком партии. Он возглавлял печать в империй, был статс-секретарем по пропаганде и, наконец, в 1937 году—преемником Шахта в министерстве экономики. В 1941 году он был назначен главным уполномоченным по экономике и президентом Рейхсбанка.

В 1932 году он был посредником между Гитлером и рядом руководителей германской промышленности. Он участвовал в совещании промышленников. 20 февраля 1933 г., созванном Герингом для получения политической и финансовой помощи у промышленников для проведения нацистской программы.

Функ показал 4 мая 1946 г.:

Он требовал, чтобы евреи были сняты с ответственных должностей. Он издавал декреты для того, чтобы провести эту мысль в жизнь. Он получил от эсэсовцев груды золотых зубов и драгоценностей, принадлежавших жертвам массовых истреблений. Наконец, он создал военную экономику и подписал секретный закон от 4 сентября 1938 г.

Дениц был главнокомандующим военно-морского флота. Он был преемником Гитлера вместе с Зейсс-Инквартом, ставшим министром иностранных дел. Он получил золотой партийный значок. Бесспорно то, что он выражал согласие с преступной политикой режима. Он, в частности, заявил (Д-640): «Офицер является представителем государства. Весь этот разговор об офицерах, находящихся вне политики, является чистым вздором».

Он рекомендовал использовать на работах заключенных лагерей уничтожения для того, чтобы, как он говорил, производительность труда превысила 100 процентов. Как он сам заявил, он провозгласил тотальную подводную войну и приказал своим морякам «быть жестокими», не принимать в дальнейшем мер по спасанию утопающих. Наконец, он одобрял и поощрял убийства коммунистов.

Редер был главнокомандующим военно-морского флота до Деница. Он участвовал в совещаниях у Гитлера, во время которых тот развивал свои планы. На протоколах этих совещаний им были сделаны пометки. Он поставил флот на службу нацистского режима. Он осуществлял тайное перевооружение и принимал участие в подготовке агрессии против Польши и Норвегии. Известно, что он пренебрегал положениями международного права. Это явствует из его докладной записки от 15 сентября 1939 г. (УК-65).

Ширах был членом партии с 18 лет. Он вступил в партию в 1925 году; был руководителем гитлеровской молодежи с 1931 года по 1940 год, гаулейтером Вены вплоть до капитуляции, был одной из важнейших фигур режима. Это он, Ширах, сформировал немецкую молодежь в соответствии с идеологией партии и взял на себя ответственность за последствия единственной тогда формы воспитания. Он разрешил Гиммлеру вербовать эсэсовцев из рядов гитлеровской молодежи.

Начиная с 1943 года, согласно его собственному признанию, ему было известно об обращении с евреями, но он уже с давних пор придерживался весьма определенной позиции в отношении этого вопроса и вел активную антисемитскую пропаганду.

Заукель вступил в партию в 1925 году; был гаулейтером Тюрингии, уполномоченным по использованию рабочей силы; ему было присвоено почетное Звание обергруппенфюрера СС, и он занимал видное положение в партийно-государственном аппарате.

Будучи ярым пропагандистом, он произнес более 500 речей, посвященных развитию национал-социалистской идеологии. Он одобрял политику истребления. Он заявил:

Он также заявил:

Он принимал активное личное участие в подготовке истребления. Он сказал по этому вопросу 18 мая 1940 г.:

Не считая миллионов граждан других стран, он принудил около двух миллионов французов принимать участие в работах на военные нужды. Для их вербовки он прибегал к силе и вмешательству полиции, СС и армии.

Альфред Иодль был начальником оперативного штаба ОКВ. Он так же, как и Кейтель, пользовался полным доверием фюрера. Он принимал участие в последовательной разработке агрессивных планов. Его вдохновляло на служение Гитлеру то обстоятельство, что при Гитлере состояли такие консерваторы, как Нейрат, Папен и Шахт. Он передал 22 марта 1943 г. приказ относительно угона евреев из Дании и помещения их в заключение в Германии, он также обеспечил исполнение приказа Гитлера относительно уничтожения «командос» (приказ от 18 октября 1942 г.).

Он принимал участие в обсуждении мер против летчиков со сбитых самолетов. Он подписывал директиву верховного главнокомандования армии относительно «борьбы с бандами», директиву, содержащую предписания, противоречащие законам человечности.

Папен подготовил приход Гитлера к власти. В связи с составом его кабинета 30 мая 1932 г., деятельность последнего не соответствовала обычной деятельности парламентских институтов. Второго июня он издал приказ о роспуске рейхстага и одновременно предоставил полную свободу гитлеровскому террору. Он заявил о своей встрече с Гитлером в июне 1932 года: «Я согласился с требованием Гитлера относительно предоставления права ношения формы членами СС и СА».

Тем не менее, он не строил иллюзий относительно последствий для своей партии в связи с гитлеровским движением, которому он сам дал толчок, но он предпочитал Гитлера демократии. После выборов 30 июля он принял меры для того, чтобы заставить Гинденбурга признать Гитлера, и в течение ноября месяца ему это удалось. Он позволил нацистским функционерам узурпировать государственные службы. Сэр Дэвид Максуэлл-Файф напомнил нам о том, что в своем выступлении в Эссене в ноябре 1933 года Папен оправдывал национал-социализм.

В отношении расовой проблемы Папен занял весьма благосклонную, и весьма определенную позицию.

У нас всех живы в памяти выдержки из его речи в Глейвице в 1934 году:

Нам известно, что это были за мероприятия. Папен служил партийно-государственному аппарату вплоть до капитуляции, и его деятельность не прерывалась ни в связи с убийствами, ни с арестами его сотрудников, в чем были виновны государство и партия.

Зейсс-Инкварт стал членом национал-социалистской партий 13 марта 1938 г. Он занимал различные посты как в самой партии, так и в правительстве и, наконец, стал заместителем губернатора Польши, а затем имперским комиссаром Голландии. Он заявил (я цитирую документ 2219-ПС): «...я непоколебимо и неразрывно связан с тем, во что я верю: в великую Германию и фюрера».

В своей речи. от 23 января 1939 г. он заявил:

Он также заявил:

Зейсс-Инкварт работал для того, чтобы претворить в жизнь основную политическую идею партии: завоевать пространство любой ценой. Он прилагал все силы для аннексии Австрии, выходцем из которой он был (он признался в том, что в течение 20 лет работал для осуществления идеи аншлюсса). Доказано, что им было заключено соглашение с Конрадом Генлейном относительно присоединения территории Судетской области к Германии. Наконец, что касается Нидерландов, то он политически и экономически связывал эту страну с империей, отдавая приказы. Кроме того, он также несет индивидуальную ответственность за систематический грабеж в Голландии, за высылку части населения и за те мероприятия, которые привели к голоду.

Шпеер вступил в партию в 1933 году. Он стал личным архитектором Гитлера и в качестве такового стал пользоваться его полным доверием. Он возглавлял организацию Тодта с февраля 1942 года. Был начальником отдела вооружения в управлении по четырехлетнему плану с марта 1942 года и с сентября 1943 года был министром вооружения. Он был одним из важнейших деятелей государства и партии. Шпеер эксплуатировал в организации Тодта больше миллиона человек и только в одном Руре более 50 000 французов, угнанных в 1943 году. Он ответственен за зверское обращение с иностранными рабочими на германских заводах, в частности на заводах Круппа. Он использовал более 400 000 военнопленных на военных заводах, нарушая существующие конвенции. Его уполномоченным вменялось в обязанность при посредстве ОКВ посещать концентрационные лагери и отбирать там квалифицированных рабочих. По его собственному признанию, он использовал более 32 000 человек из числа заключенных концентрационных лагерей.

Он посетил лагерь Маутхаузен и разделяет ответственность за угон евреев в специальные трудовые лагери, где их уничтожали, а также за угон 100 000 венгерских евреев на авиационные заводы.

Нейрат, министр иностранных дел с 1932 года, остался на этой должности и после захвата нацистами власти в 1933 году. Он оставался на этом посту до 1939 года. И он и его учреждения были введены в состав партийно-государственного аппарата по мере того, как этот аппарат создавался.

Так как он был членом правительства с самого начала его образования, ему была известна политическая идеология движения. Если он пытается утверждать, что был потрясен в 1937 году, когда узнал, что Гитлер собирается предпринять агрессивные меры, то он тем не менее не покинул своего поста и ничего не предпринял для того, чтобы разубедить Гитлера. Напротив, именно он благосклонно отнесся к мысли о занятии левого берега Рейна, вдохновил на этот шаг, являвшийся первым этапом агрессивных войн в целях захвата жизненного пространства, Гитлера. Он оставался имперским министром вплоть до самого конца.

Так как сам Нейрат был консерватором, его участие в правительстве вдохновляло консервативную Германию на сотрудничество с Гитлером. Выполняя важнейшую роль в партийно-государственном аппарате, фон Нейрат был тесно с ним связан в преступлениях, заключавшихся в уничтожении людей, о чем ему было известно.

31 августа 1940 г. он направил доктору Ламмерсу два меморандума: один из них был составлен им самим, а другой — статс-секретарем Франком. Оба эти меморандума предусматривали полную германизацию Богемии и Моравии, а также истребление чешской интеллигенции.

Один из этих меморандумов, ответственность за которые Нейрат признает потому, что он их пересылал (это документ 3859-ПС), содержит следующие строки:

Фриче работал в партии до захвата власти, но вступил в нее только в 1933 году и вскоре стал известным пропагандистом. Во время войны он был руководителем управления по радиовещанию. Выражая основную идею режима, он подстрекал к убийству евреев.

Кроме того, своими неоднократными выступлениями он стремился внедрить в умы немецкого народа мысль о том, что евреи и демократия подвергают опасности самую жизнь этого народа и поэтому народ должен полностью полагаться на дальновидных людей, которые им руководят.

Шахт занимает особое положение. Я более подробно остановлюсь на его деле. Он хочет представить себя жертвой режима и делает вид, что удивлен тому, что находится на одной скамье с Кальтенбруннером, который был его тюремщиком. Шахт заявил, что он не симпатизировал программе партии. Однако бывший министр Зеверинг показал на судебном заседании 21 мая 1946 г., что в 1931 году он узнал из сообщения полиции Берлина, что Шахт вел переговоры с руководителями партии. Он также добавил, что отношения между Шахтом и представителями плутократии и милитаризма казались ему чрезвычайно компрометирующими и что он никогда бы не вступил в один кабинет с Шахтом.

Нам известно, что с 1930 года Шахт вступил в деловые отношения с Гитлером и представил ему свои кредиты в Германии и за границей. Национал-социалисты использовали их в широких масштабах. В октябре 1931 года на совещании национального фронта в Гарцбурге Шахт занял место рядом с Гитлером, Гугенбергом и Зельдтом. Он предпринимал попытки ввести Гитлера в правительство Брюнинга. В результате совещания крупнейших промышленников у Геринга, на котором выступал Гитлер, он организовал финансирование выборов в марте 1933 года, имевших решающее значение (документ США-874). С момента захвата власти Шахт играл видную роль в аппарате партии и правительства. Он стал председателем Рейхсбанка и министром экономики.

19 января 1939 г. он оставил свой пост в Рейхсбанке и стал имперским министром. Он оставался на этой должности до 21 января 1943 г.

Ловкий, изворотливый, он умел прикрывать свои мысли личиной иронии или наглости, он никогда не был вполне откровенен.

Тем не менее, также установлено, что он настойчиво требовал расширения германского жизненного пространства. Когда он пытался ввести в заблуждение, говоря о требовании колоний, и его собеседники обращали внимание на то, что никакие колониальные приобретения при существующем положении вещей не могут помочь Германии в разрешении ее внутренних проблем, он не обращал на это внимания.

Он умел применять угрозы в отношении демократических государств, прибегал даже к запугиванию с помощью шантажа. Во время одной из своих поездок в Америку после одного из успехов партии он заявил:

Какую роль он играл в развитии преступной политики?

Со времени его вступления в Рейхсбанк начала осуществляться программа финансирования крупных сооружений. Строительство новых железных дорог, автострад — все эти работы преследовали стратегические цели.

Помимо этого, значительная часть кредитов была секретно использована исключительно на военные нужды.

Начиная с 1935 года, темпы перевооружения возросли, чему весьма способствовали новые финансовые мероприятия, которые были им задуманы.

Классический и неподкупный экономист, он становится мошенником, чтобы осуществить основную установку партии. С помощью векселей МЕФО было финансировано перевооружение. Выпущенные акции не были ничем обеспечены, было организовано другое, аналогичное общество, которое не оплачивало векселей первого общества.

Получая первый вексель, векселедатель присоединял к нему долгосрочные векселя, срок оплаты которых был назначен на период между январем и мартом 1942 года. То, что именно эта дата была намечена, имеет глубокий смысл. Шахт избрал 1942 год как срок завершения своего мошеннического мероприятия. Он надеялся, что до этого война поможет ему разрешить финансовую проблему. Подлинные векселя были включены в счета Рейхсбанка. Векселя не облагались налогом для того, чтобы контроль над количеством векселей не мог быть осуществлен с помощью изменений в выручке от налогов. Тайна окружала эти операции. Все кредиты, которые можно было получить в марках, были вложены Рейхсбанком в эти акции вооружения, начиная с 1935 года. К концу 1938 года имелось на 6 миллиардов векселей МЕФО в активе рейхсбанка, из них векселя на 3 миллиарда не были покрыты. В итоге Шахту должно было быть ясно, что имелось лишь три возможных решения:

1. Консолидация долга с помощью иностранных займов, но в этих займах нацистской Германии, которая перевооружилась, отказывали.

2. Инфляция, подобная инфляции 1923 года, и это означало бы гибель режима.

3. Война.

Расчеты, произведенные членом французской делегации Ш. Жертоффером (доклад о расчетах прилагается), вскрыли масштабы операции по перевооружению, которая финансировалась Шахтом за период до 31 декабря 1938 года. Не следует забывать, что Гитлер в своем письме к Шахту от 19 января 1939 г. писал: «Ваше имя для нас всегда и прежде всего будет связано с первым этапом национального перевооружения». С 1 апреля 1935 г. по 31 декабря 1938 г. расходы Германии на вооружение, о которых нам известно, возросли до трехсот сорока пяти миллиардов четырехсот пятнадцати миллионов франков. В то же самое время Франция израсходовала лишь тридцать пять миллиардов девятьсот шестьдесят четыре миллиона франков. Это — результаты деятельности Шахта.

Такой размах ясно показывает цель, которую преследовал Шахт. То же соотношение существовало в 1940 году на полях сражения во Франции, где одной французской бронетанковой дивизии противостояло 10 германских.

Уход Шахта из Рейхсбанка, а также из министерства экономики не может быть истолкован в его пользу. Между Герингом и им возникли трения по вопросу о проведении четырехлетнего плана. Шахт не хотел находиться в подчинении у Геринга. Он вышел в отставку из министерства экономики 26 ноября 1937 г., но продолжал оставаться президентом рейхсбанка и министром без портфеля. 7 января 1939 г. он вручил Гитлеру меморандум, в котором сообщал, что имеющееся в обращении количество векселей МЕФО по его вине создает угрозу инфляции. Оставаться в Рейхсбанке ему было невозможно по техническом причинам, следовательно, его уход был вызван не политическими соображениями, а соображениями технического порядка, связанными с организацией экономики. К тому же он продолжал оставаться министром без портфеля. Он ушел в отставку с этой должности лишь в январе 1943 года, во время разгрома немцев под Сталинградом, в то время, когда партийно-государственный аппарат начал трещать по швам. Несомненно то, что в это время он уже не мог быть полезен. Но так же очевидно и то, что он мог стать снова полезен позднее в качестве посредника для заключения компромиссного мира.

Объясняются ли его дальнейшие политические неприятности интригами советников Гитлера, интригами, которые мы теперь легко можем себе вообразить, или эти политические неприятности были следствием проявлявшегося Шахтом макиавеллизма, либо ему просто не повезло?

Какое значение имеет все это, когда речь идет о человеке, который сумел сгруппировать вокруг себя все пангерманские финансовые и промышленные силы, чтобы подвести их к Гитлеру и дать ему возможность захватить место, о человеке, который своим присутствием внушал доверие к нацистской Германии, о человеке, который сумел своим финансовым искусством обеспечить Германии самую мощную в то время военную машину, человеке, который позволил партийно-государственной машине устремиться на завоевание жизненного пространства. Этот человек был одним из лиц, которые несут главную ответственность за преступную деятельность партийно-государственного аппарата.

Его финансовые способности были способностями нацистского государства, его участие в преступлении этого государства не может быть истолковано двояким образом. Он полностью виновен и несет ответственность в полной мере.

Что касается последнего приближенного Гитлера — Бормана, то нам известно, что он взял на себя истребление евреев.

Говорить больше было бы бесполезно.

На этом я заканчиваю изложение вопроса об индивидуальной ответственности каждого подсудимого, но не потому, что эта тема исчерпана, а потому, что время, которое Трибунал отводит каждому представителю обвинения для обвинительной речи, позволяет нам говорить лишь о плане работы, которая заслуживала бы того, чтобы быть систематически изложенной. Примеры, иллюстрирующие наши тезисы, могут быть умножены. Все факты, которые в продолжение девяти месяцев были сообщены представителями четырех делегаций, свободно могут быть включены в наш план, и уже это одно показывает, что наше суждение убедительно и что оно полностью соответствует действительному положению вещей.

Итак, мы считаем, что доказательства подтверждаются и что все подсудимые принимали участие в совершении преступлений германского государства. Мы считаем, что все эти лица были действительно связаны стремлением к одной политической цели, что все они тем или иным образом содействовали совершению наиболее тяжкого преступления — геноцида, содействовали истреблению рас или народов, гибель которых дала бы им возможность завладеть так называемым жизненным пространством, которое они считали необходимым для пресловутой германской расы...

Нами были заслушаны возражения защиты. С наибольшей силой они были изложены д-ром Зейдлем (стр. 25 его защитительной речи по делу Франка).

В заключение он отрицает ваше право осудить этих людей.

Начнем с того, что ни один из подсудимых не был тем «отдельным лицом», о котором говорит д-р Зейдль.

Мы полагаем, что мы доказали наличие между ними сотрудничества и единодушия, подкрепленных действиями партии, которые существовали помимо связи между министрами и руководителями управления, имеющейся во всех демократических странах.

Заметим также, что совести претило бы сохранение безнаказанными людей, которые поставили на службу этому единому целому — «государству» свой ум и свою волю, чтобы использовать мощь и материальные возможности государства для того, чтобы, как это имеет место в данном случае, умерщвлять миллионы человеческих существ, проводя в жизнь задолго до этого преднамеренно задуманную преступную политику. Суверенность государства, которой прикрывались эти люди, была лишь маской. Снимите эту маску — за ней скрывается ответственность человека. Г-ну Зейдлю это так же известно, как и нам. Но он утверждает — «таково действующее международное право».

Какое уважение он проявляет к этому действующему праву, но сколь удивительно звучат в его устах следующие далее слова, когда он, спустя немного времени, рассматривает Гаагские конвенции 1907 года, которые, как мы заметим, не были денонсированы ни одним из подписавших их государств, даже Германией, и учтиво подчеркивает, что положения этих конвенций, основанные на практике войн XIX века, не имеют силы в XX веке. Современные войны якобы решительно вышли за рамки, предусмотренные Гаагскими конвенциями.

Так, он заявляет:

Итак, для д-ра Зейдля международное право не терпит никаких отступлений, когда он стремится извлечь из этого выгоду, и это же международное право отступает, когда оно осуждает его подзащитного.

Подобная диалектика, в интересах которой используются ложные умозаключения, создает видимость правдоподобия. Г-н Зейдль ловок в софистике, но он не сумеет убедить никого.

Едва ли можно говорить об иммунитете руководителей государства и их аппарата, если допустить, что этот иммунитет является субъектом положений и ограничительных норм обычного права, конвенций и международного права. Этот иммунитет становится нетерпимым с того момента, как они перестают считаться со всеми нормами и когда давление со стороны сознания мировой общественности порождает новое развитие в международном обычном праве с целью противостоять указанным явлениям. Я уже говорил об этом при завершении своего выступления в феврале; нет надобности вновь возвращаться к этим вопросам. Достаточно добавить, что Устав от 8 августа 1945 г., принявший во внимание работу различных комиссий по военным преступлениям, функционировавших с 1940 г. вплоть до капитуляции, подтвердил выводы француза г-на Лапраделя, являвшегося членом Комиссии по ответственности за войну, созданной в 1919 г. Подсудимые предстали перед Вами в результате деяний, совершенных ими от имени Германского государства. И если есть необходимость, чтобы закон подкрепил силу обычая, то Лондонский устав, составленный на основании обычного права, пребывающего в стадии формирования, обосновал тем самым правомерность проводимого нами расследования ответственности подсудимых за преступления, совершенные Германским государством. Фактически статья 6 Устава касается только преступлений, совершенных от имени государства[185].

Речи защитников создают впечатление, что большинство из них возлагает все надежды на сугубо юридические или псевдо-юридические доводы.

Речи защитников создают впечатление, что большинство из них возлагает все надежды на ограниченно юридический или псевдо-юридический подход.

Многочисленные вопросы явились предметом дебатов. Существуют ли справедливые и несправедливые войны, войны оборонительные и войны агрессивные, существует ли мировое юридическое сознание, существует ли недвусмысленный критерий агрессии? Вот что волнует защиту, а не интерес к тому, как следует покарать тех, кто принимал участие в функционировании этого механизма уничтожения.

Когда защитники говорят о «действующем праве», то это они делают для того, чтобы отрицать право настоящего Трибунала на вынесение приговора, и доктор Яройсс отрицает какой бы то ни было авторитет права «в том виде, в каком оно должно было бы пониматься» в свете морали и прогресса (стр.3). Все они забывают, что действующее право, то единственное право, на которое они ссылаются, не является правом, созданным в прошлом, действующее право является также тем правом, которое провозглашают судьи в конкретном случае на процессе. Все они забывают, что юридическая наука движется вперед. И в тех случаях, когда не существует писаных законов, то можно самое большее говорить о предшествующих традициях и исследовать, продолжают ли они обладать силой и можно ли на них ссылаться.

Но не будем далее останавливаться на защитниках. Мы сами хотим избежать дискуссий.

Единственное деяние из числа тех, которые рассматривались на этом процессе, стоит над всеми прочими деяниями — это методическое и систематическое истребление людей, занимавших жизненное пространство, на которое зарилась Германия.

Конечно, совершались и другие преступления, но они являлись лишь средством, о них старались говорить как о имеющих второстепенное значение, как о побочных преступлениях, в такой мере основное преступление превосходило их по своему зверскому характеру.

Было бы целесообразно вникнуть в характер этого зверства, серьезно установить, какую опасность оно могло представлять для человечества, для того чтобы подыскать соответственно с этим и наказание.

ЗВЕРСТВА КАК ПРЕСТУПЛЕНИЯ, СОВЕРШЕННЫЕ ГОСУДАРСТВОМ

Преступление, совершенное этими людьми, не является простым. Нами это было уже показано. Обычный преступник знает свою жертву, он ее видит. Он сам наносит ей удар, знает, какое действие этот удар оказывает. Далее, если он является только соучастником, он достаточно тесно связан в моральном и психологическом отношении с главным виновником, чтобы разделять с ним в какой-то определенной мере его опасения и следить за реакцией, когда удар нанесен и жертва падает.

Геноцид, убийства или какое-либо другое преступление, совершенное государственным аппаратом, становится анонимным. Никто не несет главной ответственности. Все ее разделяют: и тот, кто своим присутствием поддерживает аппарат, и тот, кто совершает преступление, и тот, кто выражает желание, чтобы оно было совершено точно так же, как и тот, кто издал приказ о его совершении. Что касается того лица, которое приводит в исполнение приказ, то он сам себе повторяет: «Приказ есть приказ» и выполняет свои обязанности палача.

Тот, кто принимает это решение, делает это без содрогания, он может быть и не представляет себе точно, конкретно все последствия, к которым приводят изданные им приказы. Только так следует толковать то оцепенение, которое овладело некоторыми подсудимыми в течение нескольких минут, когда демонстрировали фильм о концлагерях. Что касается тех, кто своим общим участием в деле партии и государства допускал совершение преступления, то у них было такое чувство, как будто они присутствуют, играют пассивную роль в действии, не имеющем к ним никакого отношения. При этом они считали, что им нечего бояться какого бы то ни было наказания.

Согласно германскому плану государство и партия сильны и полны решимости просуществовать тысячу лет. Они уничтожили правосудие.

Взятое в международном аспекте действующее право обеспечивает неприкосновенность личности, по крайней мере так полагают. Кроме того, не существует никакой постоянной международной юрисдикции, которая обратилась бы против разбойничьих государств. Что касается возможности военного поражения, то об этом никто не думал, так как они считали, что были приняты достаточные меры предосторожности. Примечательно к тому же то, что кульминационная точка в массовых убийствах — приказ, который явился причиной использования газовых камер, относится к тому времени, когда государство и весь режим были уверены в победе или еще не принимали всерьез предвестников поражения. Это действительно было идеальное анонимное преступление. Обстановка благоприятствовала тому, чтобы не возникло реакции. Факты показали, что ни один из этих людей не испытывал потребности что-нибудь изменить в этих условиях.

Большинство подсудимых хорошо понимали, что они участвовали в трагедии. Я полагаю, что они прилагали больше усилий для того, чтобы очистить свою совесть, чем для того, чтобы обмануть судей, перекладывая свою вину на кого-нибудь из своих соседей по скамье подсудимых.

Только немногие имели мужество сознаться, как это сделали Ширах и Франк, что, являясь частью государственного аппарата, они не могут освободиться от ответственности, рискуя свалить всю вину на немецкий народ, который не сумел сбросить своих хозяев. Другие подсудимые все отвергали. При предъявлении доказательств по их делу они старались всячески умалить свою ответственность, надеясь, что им это удастся, но, как сказал Зеверинг, после выступления бургомистра Ораниенбурга и бургомистра Бухенвальда, как подтвердил и Франк, повсюду в Германии перешептывались, что люди умирали в лагерях. Это теперь уже известно всему миру. Надеются ли они еще, что им удастся заставить нас поверить в то, что лишь им одним ничего не было известно?

Те из них, которые менее виновны, если можно вообще установить какую-нибудь иерархию среди главных преступников, не смели оказывать сопротивления, но их преступная трусость привела к таким ужасным последствиям, что не может быть и речи о каком-нибудь смягчении их наказания.

Как мы теперь видим, с точки зрения преступника легче всего осуществить преступление, совершаемое государством при режиме, в котором партия и государство являются единым целым, где контроль со стороны народа не может осуществляться ввиду отсутствия свободы мысли, свободы выражения и свободных выборов. Кроме того, технический прогресс во всем мире поставил почти все естественные ресурсы на службу человечеству. Это значительно усилило способность преступника творить зло. В то же время моральные сдерживающие факторы ослабли из-за того, что преследуется цель получить материальную выгоду, а это в свою очередь есть коррумпированный плод материального прогресса, не контролируемого интеллектом[186].

В целом, как представляется, преступность во всех странах растет, несмотря на то, что методы пресечения преступлений совершенствуются. В международной сфере имеет место аналогичное явление. Оно имеет лишь больший размах, так как до сих пор не существовало никаких средств для наложения наказания. Промышленная революция и развитие естественных наук умножили потенциальные силы государства.

Пусть государство концентрирует в своих руках естественные богатства и их эксплуатацию, пусть оно захватывает кредиты, производя этим путем всякие валютные манипуляции, увеличивает налоги, увеличивает принудительные и добровольные займы. Пусть оно еще больше свяжет народы со своей судьбой развитием вспомогательных общественных учреждений, пусть руководит умами при помощи пропаганды по радио, используя для этой цели красноречивых пропагандистов, умеющих апеллировать к слепым инстинктам толпы, состоящей из самых мирно настроенных и весьма разобщенных людей, если такое государство одновременно лишит своих оппонентов всякой возможности высказывать свои позиции, если оно будет мешать любому контролю со стороны народа и предупреждать любые формы критики даже частного порядка — тогда такое государство превращается в абсолютного правителя, обладающего колоссальными средствами действовать как во благо, так и во зло. Все преступные средства находятся в его распоряжении, для него приемлемы, и оно может располагать ими по своему усмотрению до тех пор, пока вы, господа Судьи, не введете в международное право положения о наказаниях. Необходимо отныне сделать возможным пресечение преступной деятельности любого разбойничьего государства, действуя через власть надгосударственной организации, направляемой определенным правовым институтом того же рода, иначе свобода наций обречена. Оружие сопротивления выпало из их рук, поскольку государства — и государства единолично — могли владеть методами истребления, против которого мужество отдельных граждан оказывалось бесплодным. Когда оружие пускает в ход небольшая группа людей, преданных преступному режиму, такое оружие, являющееся собственностью государства, может утопить в крови малейшие попытки к сопротивлению, и, хотя мятеж против тирании все еще является одной из самых священных обязанностей, такой мятеж теперь бесполезен. Такова опасность, и Германия подверглась ей, и поддалась. Правда, этому способствовали различные существовавшие в то время благоприятные условия. Под влиянием промышленной революции, которая начиная с 1850 года более энергично протекала в Германии, чем в какой-либо иной стране, колоссальным образом изменились социальные стандарты; в то же время само население из сельского и агрокультурного превращалось в городское и промышленное. Это привело к снижению ментального уровня населения, что повлекло за собой катастрофические последствия, так как при имперском правлении буржуазия политического воспитания не получала[187].

Бывшие правители Германии сознательно дистанцировали народные массы от государственных дел; высший класс промышленников и пролетариат интересовались только экономическим развитием рейха, что же касается среднего класса, то он интересовался только армией и будущим рейха. Когда после первой мировой войны Германии пришлось испытать разочарование в связи с поражением, когда к убогим банальным условиям жизни присовокупились та озлобленность и то чувство обиды, о которых говорил Геринг в начале своих показаний на суде, а к этому добавилось горькое осознание социального и морального упадка, когда люди — в особенности молодежь — стали стремиться превратить свои надежды в конкретную реальность — именно тогда пробудился пангерманизм, он получил распространение и был низведен до уровня толпы, после чего к нему стали обращаться все недовольные. В то же время была возрождена старая антитеза между жизненной силой и интеллектуализмом, между культурой и цивилизацией, между здоровой энергией и упаднической вялостью, между культом жизни и культом интеллекта; этой антитезе была придана конкретная форма, понятная простым невежественным умам, — форма динамичной антитезы между нордическим арийцем и евреем-семитом. С помощью соответствующего воспитательного воздействия этот биологический материализм был с легкостью насажден, почва для этого была подготовлена уже давно. Для немца особенно привлекательна внушаемая доктрина, так как только такая доктрина способна компенсировать недостаток личностной самостоятельной дисциплины, характеризующей немца в интеллектуальном и моральном плане. Немцу нравится все, что может отразиться в виде признаваемого всеми кредо, в виде фразы-стереотипа, пригодной на все случаи. Поэтому для сдачи экзамена на аттестат зрелости молодые немцы заучивали материал о шести расах, допущенный Гюнтером, подобно тому, как они заучивали грамматику; у них не возникла мысль о том, чтобы усомниться в первом, так же как и не возникла мысль усомниться во второй. Когда германский менталитет стал обвинять нации, страны, столь жизнелюбивые, преданные своей стране, своим традициям и своей гибкой и разнообразной человеческой культуре, как Англия и Франция, в том, что они удовлетворяются лишь слабой искусственной интеллектуальной жизнью, когда германский менталитет стал обвинять их в преступлении против жизни — доктор Штамер повторил это — тогда германский менталитет создал для себя, воспользовавшись грубо сформулированным и легко понятным кредо, которое предполагалось в равной степени навязать всем — тогда он создал интеллектуализм, отличающийся от нашего, так как он опасен и искусствен. Результатом этих так называемых этических норм жизни стали практика и доктрина чистого оппортунизма — коллективного и социального, биологического, материалистического; завершилось это стерилизацией, физиологическими экспериментами, проводившимися в лагерях, и 12 миллионами погибших. Столкнувшись с таким результатом, мы не можем не вспомнить размышления старого французского философа: «Наука без совести — это гибель души». Пустил корни неомакиавеллизм, пример которого дал Геринг в своих показаниях.

Недавно в материалах заключительных выступлений защиты я прочел, что право само по себе не существует, что усилия провести разграничительную линию между добром и злом подчинены влиянию исторических и национальных стандартов (доктор Нельте). Гитлер уже говорил: «Право — это то, что выгодно нации». По словам его защитника, Франк следующим образом перефразировал это высказывание: «То, что выгодно для народа есть право. Коллективные интересы берут верх над интересами личности». Прочтя это, я подумал, какой ответ дал бы абсолютист Боссюэ¹, умевший определять человеческие стандарты. Защитник сравнил французский абсолютизм с нацизмом. Вот мой ответ:

Мы знаем, к чему смогли привести нацистские доктрины. Свидетель Розер сообщил о высказываниях молодого германского солдата, который, описав резню в одном из гетто, заключил свое повествование: «Друг мой, это ужасно, но... приказ есть приказ».

Трибунал обнаружит в конце документа РФ-655, который находится в книге документов, представленных французской делегацией, страшное замечание Крамера. Крамер до того как он стал начальником лагеря в Берген-Бельзене, возглавлял лагерь в Нацвайлере (Эльзас), и там он лично отравил с помощью газа 80 человек. У нас есть доказательства этого. На вопрос: «Что бы вы сделали, если бы не все умерли?», он ответил: «Я постарался бы вновь отравить их, добавив в камеру еще одну порцию газа. Я не испытывал никакого волнения, совершая эти действия, так как я получил приказ казнить 80 заключенных тем способом, о котором я вам сообщил. Впрочем, меня воспитали таким».

Какое страшное обвинение против всей системы! Этот человек, прежде чем стать по приказу убийцей, был счетоводом в Аугсбурге... Сколько еще воспитанных подобным образом счетоводов осталось сегодня в Германии? И теперь невинная кровь вопиет о мщении.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Вам известно преступление!

Вам известно, по какой причине и с помощью каких средств оно было совершено! Это чудовищное преступление, не имеющее прецедента, — преступление «национал-социалистского» государства. Но все подсудимые в качестве руководителей национал-социалистской партии и высших руководителей государства несут главную ответственность за то, что они замыслили или совершили это преступление. Их участие в преступлении государства, партии является их личной виной, которая не может быть прикрыта какой бы то ни было личной неприкосновенностью. Их вина доказана. Они должны понести кару.

Вам известны также, господа Судьи, те опасности, которым их преступление подвергло мир, вам известны те страдания и бедствия, которые они обрушили на людей.

Следует ли покарать безжалостно и сурово?

Да будет справедлив приговор, — этого достаточно!

Конечно, степень виновности в некоторой мере различна. Но разве из этого вытекает, что и наказание должно быть различным? Ведь даже тот, кто, как мы считаем, виновен менее всех остальных, заслуживает смерти!

Сразу же после того как закончится настоящий международный процесс, после того как главные военные преступники будут наказаны, мы возвратимся в свои страны и, возможно, там мы подвергнем судебному преследованию тех, кто лишь выполнял приказы национал-социалистского государства, тех, кто выступал лишь в роли палачей.

Но как смогли бы мы потребовать смертной казни для какого-нибудь нового Крамера, какого-нибудь нового Гесса, для начальников лагерей, на чьей совести жизнь миллионов человеческих существ, которые были казнены по приказу, если сегодня у нас возникнут колебания в отношении того, следует ли прибегнуть к высшему наказанию тех, кто являлся движущим рычагом преступного государства, государства, издававшего эти приказы.

Кроме того, судьба этих людей находится целиком и полностью во власти вашей совести.

Их судьба не находится более в наших руках, наша задача закончена. Теперь вы, удаляясь на совещание, должны в молчаливом раздумье внять призывам крови невинных, взывающих к правосудию.

[Произнесена 29—30 июля 1946 г.]

Господин Председатель!

Господа Судьи!

Мы подводим итоги судебного следствия в отношении главных немецких военных преступников. В течение девяти месяцев самому тщательному, детальному исследованию были подвергнуты все обстоятельства дела, все доказательства, представленные Суду обвинением и защитой. Ни одно деяние, вменявшееся в вину подсудимым, не осталось без проверки, ни одно обстоятельство, имевшее значение, не было упущено при рассмотрении данного дела. Впервые в истории преступники против человечества несут ответственность за свои преступления перед Международным Уголовным Судом, впервые народы судят тех, кто обильно залил кровью обширнейшие пространства земли, кто уничтожил миллионы невинных людей, разрушал культурные ценности, ввел в систему убийства, истязания, истребление стариков, женщин и детей, кто заявлял дикую претензию на господство над миром и вверг мир в пучину невиданных бедствий. Да, такой судебный процесс впервые проводится в истории правосудия. Судит Суд, созданный миролюбивыми и свободолюбивыми странами, выражающими волю и защищающими интересы всего прогрессивного человечества, которое не хочет повторения бедствий, которое не допустит, чтобы шайка преступников безнаказанно готовила порабощение народов и истребление людей, а потом осуществляла свой изуверский план.

Человечество призывает к ответу преступников, и от его лица мы, обвинители, обвиняем в этом процессе. И как жалки попытки оспорить право человечества судить врагов человечества, как несостоятельны попытки лишить народы права карать тех, кто сделал своей целью порабощение и истребление народов и эту преступную цель много лет подряд осуществлял преступными средствами. Настоящий процесс проводится таким образом, что подсудимым, обвиняемым в тягчайших преступлениях, были предоставлены все возможности защиты, все необходимые законные гарантии. В своей стране, стоя у руля правления, подсудимые уничтожили все законные формы правосудия, отбросили все усвоенные культурным человечеством принципы судопроизводства. Но их самих судит Международный Суд с соблюдением всех правовых гарантий, с обеспечением подсудимым всех законных возможностей для защиты.

Мы подводим сейчас итоги судебного следствия, делаем выводы из рассмотренных на Суде доказательств, взвешиваем все данные, на которых основано обвинение. Мы спрашиваем: подтвердилось ли на Суде предъявленное подсудимым обвинение, доказана ли их вина? На этот вопрос можно дать только один ответ: судебное следствие полностью подтвердило обвинение. Мы вменяем подсудимым в вину только то, что на Суде доказано с полной несомненностью и достоверностью, а доказаны. все чудовищные преступления, которые в течение многих лет подготовляла банда оголтелых преступников, захвативших в Германии государственную власть, и в течение многих лет их осуществляла, не считаясь ни с принципами права, ни с элементарными нормами человеческой морали.

Эти преступления доказаны, их опровергнуть не могли ни показания подсудимых, ни доводы защиты, их опровергнуть и нельзя потому, что нельзя опровергнуть истину, а именно истина является прочным результатом настоящего процесса, надежным итогом наших длительных и упорных усилий. Обвинение доказано во всех его элементах. Доказано, что существовал общий план, или заговор, в котором принимали участие подсудимые для подготовки агрессивных войн, нарушающих нормы международного права, для порабощения и истребления народов. Наличие такого плана, или заговора, является несомненным, как несомненной является руководящая роль в нем подсудимых по этому делу. В этой части обвинение подтверждено всеми данными судебного следствия, бесспорными документами, показаниями свидетелей и самих подсудимых. Вся деятельность подсудимых была направлена к подготовке и развязыванию агрессивных войн.

Вся их так называемая «идеологическая работа» заключалась в культивировании зверских инстинктов, во внедрении в сознание немецкого народа нелепой идеи расового превосходства и практических задач уничтожения и порабощения людей «неполноценных рас», представлявших якобы лишь удобрение для произрастания «расы господ». Их «идеологическая работа» заключалась в призывах к убийствам, грабежам, разрушению культуры, истреблению людей.

Подсудимые готовились к этим преступлениям давно, а затем их осуществляли, нападая на другие страны, захватывая чужие территории, истребляя людей.

Когда же возник этот план, или заговор? Конечно, установить точную дату, день и час, когда подсудимые договорились совершить свои преступления, вряд ли возможно.

Мы не можем и не будем основывать свои выводы и утверждения на догадках и предположениях. Но с полной несомненностью следует считать установленным, что с того момента, когда фашисты захватили в Германии государственную власть, они приступили к реализации своих преступных планов, они использовали власть для подготовки агрессивной войны.

Вся деятельность подсудимых была направлена к подготовке Германии к войне.

Факт вооружений и перестройки экономики для целей войны совершенно бесспорен, он установлен документально, его признают подсудимые.

Спрашивается, к какой же войне подсудимые стали готовиться сразу после захвата власти? Неужели к оборонительной войне?

Ведь никто не собирался на Германию нападать, ни у кого не было такой цели, по-моему, и не могло ее быть.

Если Германия готовилась не к оборонительной войне, то, поскольку факт подготовки к войне установлен, ясно, что она готовилась к войне агрессивной. Такова логика фактов, и таковы факты. Германия начала и развязала ту самую войну, которую она подготовляла, и в 1937—1939 гг. произошло то, что подготовлялось с 1933 года. Отсюда вывод: план, или заговор, существовал, по крайней мере, с 1933 года, т.е. с того момента, когда фашисты захватили государственную власть и использовали ее для своих преступных целей.

Это факты, а слова подсудимых, произнесенные ими тогда, когда они не предполагали, что будут подсудимыми, только подтверждают эти факты.

Достаточно указать на выступления Шахта, Круппа и других о том, как готовилось фашистское правительство к войне и как этой цели подчинили вое области политической и экономической жизни.

Я считаю доказанным обвинение подсудимых в том, что в 1933 году, когда гитлеровцы захватили власть в Германии, они разработали план, или заговор, включающий совершение преступлений против мира, военных преступлений и преступлений против человечности.

Судебным следствием полностью доказано совершение преступлений подсудимыми против мира, заключающихся в планировании, подготовке, развязывании и ведении агрессивных войн, в нарушении международных договоров, соглашений и обязательств.

Здесь сами факты говорят за себя: это — те войны, которые повлекли невиданные жертвы и опустошения и агрессивный характер которых установлен с несомненностью.

Вина подсудимых в совершении: преступлений против мира полностью доказана.

Доказано полностью обвинение в совершении военных преступлений, заключающихся в ведении войн методами, противоречащими законам и обычаям войны. Ни подсудимые, ни их защитники ничего не могли возразить против самих фактов совершения таких преступлений. Все, что они могли сказать по этому поводу, это то, что подсудимые сами непосредственно не совершали этих зверств — уничтожение людей в «душегубках» и концентрационных лагерях; своими руками не истребляли евреев и даже не знали отдельных подобных фактов, а что факты эти были, — против этого не спорят и подсудимые. Подсудимые признают эти факты.

Бесплодный способ защиты!

Конечно, подсудимым, занимавшим высшие руководящие посты, в гитлеровской Германии, не было никакой нужды самим своими руками расстреливать, вешать, душить, замораживать живых людей в виде эксперимента. Это делали по их указаниям их подчиненные, палачи, выполнявшие, так сказать, черную работу, а подсудимым нужно было только давать приказания, исполнявшиеся беспрекословно.

Поэтому безнадежна попытка подсудимых разорвать свою связь с этими палачами, отгородиться от них. Эта связь несомненна и бесспорна. И если комендант Освенцима Рудольф Гесс вырывал золотые зубы у мертвецов, то имперский министр Вальтер Функ открывал для хранения этих золотых зубов специальные сейфы в подвалах имперского банка.

Если подчиненные Кальтенбруннера умерщвляли людей в «душегубках», то строились эти «газенвагены» на заводах Зауэра, Даймлера и Бенца, подчиненных подсудимому Шпееру.

Если военнопленных уничтожали профессиональные палачи из соединения «Тотен Копф» («Мертвая голова») и лагерная охрана, то приказы об уничтожении подписывались фельдмаршалом германской армии Кейтелем; именно подсудимые намечали сроки уничтожения, отдавали приказы о создании специальной техники умерщвления, идеологически обосновывали «право высших рас» на уничтожение, истребление «неполноценных народов».

Это они спокойно и безжалостно наблюдали за замученными жертвами и, как Ганс Франк, произносили парадные речи «о еще новом шаге», пройденном германским фашизмом по пути очищения «жизненного пространства» от «низших рас».

За каждое убийство, за каждую каплю невинной крови, пролитой гитлеровскими палачами, несут ответственность подсудимые, ибо между ними и непосредственными исполнителями преступлений, убийств, истязаний — разница только в ранге и масштабе деятельности: те непосредственные палачи, а они главные палачи, начальники палачей, палачи высшей марки. Они во много раз опаснее, чем те, которых они воспитывали в духе человеконенавистничества и изуверства и от которых, спасая себя, теперь отрекаются.

Полностью доказана вина подсудимых в совершении военных преступлений, в том, что они организовали систему уничтожения военнопленных, мирного населения, женщин, стариков и детей; в том, что по их вине всюду, где ступала нога немецкого солдата, оставались горы убитых и замученных людей, развалины и пожарища, опустошенные города и села, оскверненная и залитая кровью земля.

Доказаны полностью преступления против человечности, совершенные подсудимыми.

Мы не можем пройти мимо тех преступлений, которые подсудимые совершали в самой Германии за время своего господства в ней: массовое уничтожение всех тех, кто в какой-то мере выражал недовольство нацистским режимом; рабский труд и истребление людей в концентрационных лагерях; массовое истребление евреев, а затем тот же рабский труд и то же уничтожение людей в оккупированных странах — все это доказано, и обвинение не поколеблено. Какие же средства защиты были использованы подсудимыми и их защитниками, какие доказательства и аргументы они могли противопоставить обвинению?

Средства зашиты подсудимых можно разделить на две основные группы. Это, во-первых, ряд свидетелей, вызванных защитниками. Эти свидетели должны были своими показаниями смягчить вину подсудимых, умалить их действительную роль в совершении злодеяний, обелив их во что бы то ни стало. Эти свидетели в подавляющем большинстве случаев являлись обвиняемыми по другим делам.

О какой объективности и достоверности показаний таких свидетелей защиты можно говорить, если невиновность подсудимого Функа должен был подтвердить его заместитель и соучастник, член СС с 1931 года, Хойлер, имеющий чин группенфюрера СС; если в пользу Зейсс-Инкварта был призван свидетельствовать преступник Рейнер — член фашистской партии с 1930 года, гаулейтер Зальцбурга, а затем Каринтии.

Эти так называемые «свидетели», такие, как, например, Бюлер — правая рука подсудимого Франка и соучастник его во всех преступлениях — или Боле — один из основных руководителей шпионско-диверсионной деятельности гитлеровцев за границей и заведующий заграничным отделом фашистской партии, — приходили сюда для того, чтобы, совершив клятвопреступление, попытаться выгородить своих бывших хозяев и сохранить свою собственную жизнь.

И все же большинство «свидетелей защиты» во время их допроса неизбежно превращалось в свидетелей обвинения. Их самих изобличали «немые свидетели» — документы, причем преимущественно немецкие, к они сами принуждены были изобличать тех, того они хотели оправдывать.

Другая группа средств защиты — это доводы и соображения юридического порядка.

НЕКОТОРЫЕ ПРАВОВЫЕ ВОПРОСЫ ПРОЦЕССА

Обвинение в данном процессе, опирающееся на огромный и бесспорный фактический материал, прочно стоит на позициях права и законности. Поэтому уже в первых вступительных речах обвинителей было уделено много внимания уголовно-правовому обоснованию ответственности подсудимых.

Защита в своих выступлениях перед Трибуналом вновь поставила ряд правовых вопросов:

а) о значении принципа «нуллум кримен сине леге»[188],

б) о значении приказа,

в) об ответственности государства и отдельных лиц,

г) о понятии заговора и др.

В связи с этим считаю необходимым вновь вернуться к некоторым правовым вопросам в ответ на попытки защиты запутать простые и ясные положения и превратить юридическую аргументацию в дымовую завесу, призванную скрыть от суда кровавую быль фашистских преступлений.

ПРИНЦИП «НУЛЛУМ КРИМЕН СИНЕ ЛЕГЕ»

Защита пыталась отвергнуть обвинение, доказывая, что в момент совершения подсудимыми инкриминируемых им деяний, последние не были предусмотрены действовавшими законами, а потому подсудимые не могут нести за них уголовную ответственность.

Я мог бы просто отвести все ссылки на принцип «нуллум кримен сине леге», так как Устав Международного Военного Трибунала, являющийся непреложным законом, подлежащим обязательному исполнению, устанавливает, что этот Трибунал «имеет право судить и наказывать лиц, которые, действуя в интересах европейских стран оси, индивидуально или в качестве членов организаций», совершили любое из преступлений, перечисленных в статье 6 Устава.

Следовательно, юридически для вынесения приговора и применения наказания не требуется, чтобы совершенные подсудимыми преступления были предусмотрены уголовными законами в момент их совершения. Однако не подлежит сомнению, что действия подсудимых являлись преступными с точки зрения законов, действовавших в момент, когда эти преступления имели место.

Нормы уголовного права, содержащиеся в Уставе Международного Трибунала, представляют собой выражение принципов, содержащихся в ряде международных договоров, перечисленных в моей вступительной речи 8 февраля 1946 г., и в уголовном законодательстве всех цивилизованных государств. Законодательство всех цивилизованных народов предусматривает уголовную ответственность за убийства, истязания, насилия, грабежи и т.д.

То обстоятельство, что эти преступления были организованы подсудимыми в превосходящих человеческое воображение размерах и в неслыханных по своей садистской жестокости формах, конечно, не исключает, а лишь многократно усиливает ответственность преступников. Если бы подсудимые совершили преступления на территории и в отношении граждан какой-либо одной страны, то они согласно декларации глав правительств СССР, Великобритании и США, опубликованной 2 ноября 1943 г., в полном соответствии с общепринятыми началами уголовного и уголовно-процессуального права были бы судимы в этой стране и по ее законам.

Эта декларация гласила[189], что:

Однако подсудимые являются военными преступниками, «преступления которых не связаны с определенным географическим местом» (ст. I Соглашения четырех держав от 8 августа 1945 г.), и потому их преступления подсудны Международному Военному Трибуналу, действующему на основании Устава.

Защитник подсудимого Гесса позволил себе утверждать: «Не может быть никакого сомнения в том, что преступления против мира, как изложено в статье 6, абзац 2 Устава, не существует».

Нет нужды здесь делать ссылки на международные договоры (я их называл в своей вступительной речи 8 февраля), в которых агрессивная война была признана международным преступлением.

Они обвиняются в действиях, которые цивилизованное человечество и ранее признавало преступлениями.

ИСПОЛНЕНИЕ ПРИКАЗА

Некоторые подсудимые в своих показаниях Трибуналу пытались представить себя убогими карликами, слепыми и покорными исполнителями чужой воли — воли Гитлера.

В поисках правовой базы для этой позиции защитник Яройсс много говорил о значении приказов Гитлера. По мнению защитника Яройсса, приказ Гитлера «был чем-то совершенно иным», чем приказ любого другого руководителя, что приказ Гитлера являлся актом «неприкосновенным в правовом отношении». Поэтому защитник Яройсс утверждает:

Право толкования закона — неоспоримое право каждого судебного работника, в том числе, конечно, и защитников. Представляется, однако, совершенно непостижимым, какими логическими или иными методами руководствовался защитник, утверждая, что положение Устава, специально разработанного для Суда над главными военными преступниками фашистской Германии, именно условий деятельности этих преступников не имело в виду?

О каких же приказах, кем изданных, в какой стране, говорит Устав Трибунала?

Бесспорно, разумеется противоположное: авторы Устава были в полной мере ориентированы в специфической обстановке гитлеровской Германии, были в полной мере ориентированы (по материалам Харьковского и иных процессов) в попытках подсудимых прятаться за приказы Гитлера, и именно потому они специально оговорили, что исполнение явно преступного приказа не освобождает от уголовной ответственности.

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ГОСУДАРСТВА И ОТДЕЛЬНЫХ ЛИЦ

В известной мере, надо полагать, сами авторы этой попытки скрыть большую группу министров, гаулейтеров и военных начальников за спину Гитлера усомнились в убедительности подобного защитительного маневра, ибо на помощь этому маневру выдвигается новая линия обороны.

Нельзя, прежде всего, не отметить, что приведенная точка зрения не блещет новизной: до выступления официальной защиты на настоящем процессе некоторые неофициальные защитники военных преступников охотно пропагандировали версию, что не физические лица, а германское государство и германский народ должны нести ответственность за преступную агрессию и военные преступления.

Нарушение субъектом международного права — государством норм международного права влечет те или иные последствия международного характера, во всяком случае, не уголовную ответственность государства.

Те или иные действия государства в сфере международных отношений совершаются физическими лицами, должностными лицами и агентами государства.

При выполнении этих действий эти лица могут совершать самые разнообразные нарушения как гражданско-правового, так и уголовно-правового характера.

За последние, т.е. содержащие состав преступления, они несут в подлежащих случаях уголовную ответственность по законам и перед судом как своего, так и чужого государства, в зависимости от обстоятельств.

В данном случае не только гитлеровское государство нарушило нормы международного права, последствием чего являются меры, принятые в отношении государства, но и отдельные физические лица, совершая эти акты нарушений, персонально совершили уголовные преступления, за которые они в соответствии с Уставом Трибунала подлежат уголовной ответственности перед Международным Военным Трибуналом.

О ПОНЯТИИ ЗАГОВОР

Защита единодушно, хотя и в разных формах и вариантах, пытается оспаривать обвинение подсудимых в преступном заговоре. Вытаскивая из различных источников односторонние и тенденциозно подобранные определения заговора, защитники стремятся доказать, что Геринг, Гесс, Риббентроп и др. не могут рассматриваться в качестве участников заговора.

Я хотел бы привести несколько аргументов в доказательство несостоятельности положения защиты.

Заговор предполагает наличие преступного сообщества, созданного и действующего для достижения общих преступных целей. Такое сообщество бесспорно имелось. Разумеется, в настоящем случае, поскольку заговорщиками было захвачено управление государством, нити и рычаги, связывающие членов заговорщического преступного сообщества, весьма сложны.

В любом преступном сообществе, а в особенности в разветвленном и многочисленном, отдельные участники выполняют такие преступные акты, которые охватываются общим планом заговора, но конкретно могут оставаться неизвестными ряду членов сообщества. Тем не менее, поскольку эти преступления вытекают из единого преступного плана, общего для всего сообщества, за них несут ответственность и те участники, которые лично не совершали этих отдельных преступных деяний и конкретно о них не были осведомлены.

В настоящем деле наличие заговора не исключается тем обстоятельством, что, например, Ширах мог не знать об отдельных мероприятиях работорговца Заукеля или погромщика Штрейхера.

Наличие заговора не исключается и разногласиями по частным вопросам, существовавшими между отдельными участниками заговора (интриги Геринга против Бормана и т.п.).

Такие столкновения могут иметь место в любой шайке разбойников и воров, но от этого шайка или банда не перестает быть таковой.

Почти в каждом сообществе существует определенная иерархия среди его участников. Весьма часто атаманы преступной шайки присваивают себе неограниченную власть над другими членами шайки, вплоть до права жизни и смерти.

Однако ни одному юристу в мире, кажется, не приходило в голову отрицать наличие преступного сообщества на том лишь основании, что участники его не были равны, а один имел власть над другими.

По меньшей мере странно отрицать наличие заговора в настоящем случае на основании того бесспорного факта, что в руках главаря — Гитлера была сосредоточена огромная личная власть. Равным образом, наличие заговора не исключает, а предполагает определенное распределение ролей между участниками преступной группы в достижении общей преступной цели (один координирует всю преступную деятельность, второй ведает вопросами идеологической подготовки, третий готовит армию, четвертый организует работу военной промышленности, пятый ведет дипломатическую подготовку и т.д.). Поэтому фашистский заговор не перестает быть заговором, но и является заговором особо опасным, ибо в руках заговорщиков находятся государственный аппарат и огромные людские и материальные ресурсы.

В руках международных преступников, в руках Геринга, Кейтеля и других подсудимых огромные армии людей становятся орудием тягчайших преступлений.

Вот почему те специфические черты, которые отличают заговорщиков фашистской Германии от любой иной банды, не меняя правовой природы заговора, лишь придают ему особо опасный характер.

На этом я заканчиваю краткий анализ юридических аргументов защиты, на которых подробно останавливались мои уважаемые коллеги.

Как вы видели, господа Судьи, аргументы защиты оказались несостоятельными и неспособными поколебать обвинение.

Перехожу к рассмотрению вопроса о виновности отдельных подсудимых.

Геринг

Подсудимый Геринг являлся в гитлеровской Германии вторым после «фюрера» лицом, его первым преемником. Он взял себе огромные полномочия и захватил самые ответственные должности. Он — председатель совета министров по обороне Германской империи, диктатор по руководству германской экономикой, генеральный уполномоченный по четырехлетнему плану и главнокомандующий военно-воздушными силами. Главное — эту обширную область он использовал и все силы посвятил организации и осуществлению тех преступлений, которые указаны в Обвинительном заключении.

Как мы уже знаем, сущность этого заговора состояла в том, чтобы покорить Европу, а затем добиться мирового господства гитлеровской Германии, не останавливаясь ни перед какими средствами, как бы они, ни были преступны и бесчеловечны.

Чтобы достичь этой цели, надо было расчистить путь, надо было, как говорил Гитлер еще в феврале 1933 года на совещании с виднейшими германскими промышленниками, уничтожить парламентскую систему.

Этим и занялся Геринг. Он энергично принялся за уничтожение политических противников фашизма, для чего производил массовые аресты членов неугодных нацизму политических партий. Он организовал концентрационные лагери, куда без суда направлял людей, не согласных с фашистами. Он создал гестапо, в котором с самого начала его создания установился кровавый террористический режим. Он требовал от всех должностных лиц лагерей и гестапо не останавливаться ни перед чем — дикие расправы над людьми, изувечение их и убийства под его руководством стали основным методом работы.

Ему, Герингу, принадлежат слова: «Каждая пуля, вылетевшая из дула пистолета полицейского, есть моя пуля; если кто-то называет это убийством, значит это я убил». (Из книги Геринга «Восстановление нации», написанной им в 1934 году.)

Так он расчистил дорогу фашизму, так он прокладывал путь к тому, чтобы фашистский заговор мог беспрепятственно развиваться и реализоваться.

Геринг был неистощимым в искоренении всего и всех, что мешало укреплению этого заговора. И Гитлер всячески расхваливал его за это.

Так, он заявил в рейхстаге 13 июля 1934 г., что Геринг: «...своим железным кулаком сокрушил атаку на национал-социалистское государство прежде, чем она могла развиться».

Вся эта террористическая деятельность Геринга была рассчитана на то, чтобы расчистить путь для осуществления основной цели фашистского заговора — покорить Европу, а затем добиться мирового господства гитлеровской Германии.

Судебное следствие подтвердило виновность Геринга в планировании и подготовке всех агрессивных войн гитлеровской Германии.

Суду были представлены многочисленные документы, говорящие об активной роли Геринга в развертывании агрессивных войн. Напомню заявление Геринга в 1935 году на собрании офицеров военно-воздушных сил. Там он заявил, что «...он намеревается создать военно-воздушные силы, которые будут брошены на врага как удар возмездия. Еще до начала поражения враг должен чувствовать, что он пропал». И это намерение, как мы знаем, он осуществлял, подготовляясь к войне изо дня в день.

На совещании руководителей германской авиационной промышленности 8 июля 1938 г. Геринг дает понять, что война близка и что если Германия выиграет эту войну, она будет величайшей державой в мире, господствующей на мировом рынке, и она станет богатой страной. «Надо рисковать, чтобы добиться этой цели», — это лозунг, который бросил тогда Геринг.

14 октября 1938 г., незадолго до предъявления требований Польше, Геринг заявляет, что он «приступил к проведению в жизнь гигантской программы, в сравнении с которой меркнет все, что было до сих пор».

С полной несомненностью установлено активное участие Геринга в подготовке агрессии против СССР.

В отчете о совещании от 29 апреля 1941 г. по вопросу о структуре экономического штаба «Ольденбург», в отчете о совещании у генерала Томаса от 28 февраля 1941 г., а также в показаниях самого Геринга в судебном заседании 21 марта 1946 г. Трибунал найдет доказательство того, что Геринг уже с ноября 1940 года активно участвовал в разработке плана нападения на СССР.

Это Геринг совместно с Розенбергом, Кейтелем и Борманом на совещании у Гитлера от 16 июня 1941 г. конкретизировал планы расчленения Советского Союза, порабощения народов и разграбления богатств СССР. Это при его участии тогда планировалось «сравнять Ленинград с землей с тем, чтобы затем отдать его финнам». Это он выдвинул палача Коха в качестве рейхскомиссара Украины, как «личность с очень большой инициативой и с хорошей подготовкой».

Так что с несомненностью можно считать доказанным, что Геринг виновен в планировании и подготовке агрессивных войн гитлеровской Германией, и за это он должен нести ответственность.

Мои коллеги уже останавливали внимание Суда на преступном отношении к военнопленным.

Я позволю себе только напомнить Трибуналу показание свидетеля Мориса Лампа в вечернем заседании 25 января 1946 г. о казнях советских, английских, французских и других офицеров в лагере Маутхаузен, о лагерях уничтожения Освенцим и Майданек, о предъявленных Суду нотах Народного Комиссара Иностранных Дел СССР Молотова от 25 ноября 1941 г. и 27 апреля 1942 г., о чудовищных издевательствах германских военных властей в отношении советских военнопленных, за которые большая доля ответственности ложится на Геринга. Я напомню также о показаниях свидетеля Гальдера 31 октября 1945 г., в которых свидетель сообщил о совещании у Гитлера по вопросу о неприменении положений Гаагской конвенции при обращении с русскими военнопленными и о директиве из ставки Гитлера от 12 мая 1941 г. об обращении с захваченными в плен русскими командирами и политработниками.

Все эти с неоспоримостью установленные на Суде факты злодеяний не нуждаются в дополнительном освещении, так как защита не привела в своих речах каких-либо опровергающих эти доказательства доводов.

В «Двенадцати заповедях поведения немцев на Востоке» от 1 июня 1941 г. (шестая заповедь) сказано:

С именем Геринга связано начало организованного подавления и истребления еврейского населения.

Именно он подписал человеконенавистнические нюрнбергские законы, декреты о лишении евреев собственности, о наложении штрафа на евреев в один миллиард и другие, эта деятельность вполне соответствует всему каннибальскому миросозерцанию Геринга.

На суде он отрицал, что являлся сторонником расовой теории, между тем в 1935 году Геринг произнес в рейхстаге речь в защиту нюрнбергских расовых провокаторов. Тогда он громогласно заявил:

Многочисленные документы, предъявленные обвинением Трибуналу, изобличают преступные действия Геринга в отношении других наций.

Директива Геринга от 19 октября 1939 г. ясно показывает отношение подсудимого к польскому народу, к польскому государству.

В директиве об экономической политике на Востоке от 23 мая 1941 г., изданной перед нападением на СССР, Геринг следующим образом пишет об отношении к русским:

Как уполномоченный по четырехлетнему плану Геринг отвечает за разграбление и расхищение государственной собственности и личной собственности граждан, произведенные фашистами на оккупированной части территории СССР, в Чехословакии, Польше, Югославии и других странах. Именно Геринг возглавил деятельность фашистских заговорщиков по экономическому ограблению оккупированной территории СССР.

Еще до вероломного нападения на СССР, 29 апреля 1941 г., состоялось совещание по разработке экономических мероприятий по варианту «Барбаросса». В результате этого совещания был создан экономический штаб особого назначения «Ольденбург», подчиненный Герингу. Было предусмотрено создание в крупнейших городах СССР специальных хозяйственных инспекций и команд, перед которыми были поставлены обширные задачи в области использования и разграбления советской промышленности и сельского хозяйства.

В папке окружного сельскохозяйственного фюрера содержались инструкции для сельскохозяйственных фюреров, которым предоставлялась полная свобода в выборе методов для достижения своих преступных целей. Выдвигалось требование о беспощадном обращении с советскими людьми, в первую очередь с русскими, украинцами, белоруссами.

Сообщение Чрезвычайной Государственной Комиссии СССР о злодеяниях, совершенных гитлеровцами в Киеве, в Сталинской области и других местах, говорит о том, что эти преступные планы подсудимого Геринга и его сподвижников были в значительной степени реализованы.

Для обеспечения немецкой военной промышленности и сельского хозяйства рабочей силой и вместе с тем в целях физического уничтожения и экономического ослабления порабощенных народов подсудимый Геринг и его соучастники по нацистскому заговору использовали рабский труд иностранных рабочих.

Использование принудительного труда было запланировано фашистами еще до начала войны. Достаточно напомнить о совещании у Гитлера, на котором принимал участие и подсудимый Геринг, от 23 мая 1939 г. На совещании 7 ноября 1941 г. и в приказе от 10 января 1942 г. Геринг требовал от всех подведомственных ему органов обеспечения любыми методами германской промышленности рабочей силой за счет населения оккупированных советских территорий.

6 августа 1942 г. Геринг провел совещание с рейхскомиссарами оккупированных областей и представителями военного командования.

Обращаясь к участникам совещания, Геринг говорил:

Эти намерения были реализованы. Грабил Геринг, грабили рейхсминистры и рейхскомиссары оккупированных областей, грабили представители военного командования, начиная от генерала и кончая рядовым солдатом.

Так действовал подсудимый Геринг.

Нет ни одного мероприятия фашистской партии, ни одного шага гитлеровского правительства, в котором не участвовал бы Геринг.

Он активно участвовал во всех преступлениях фашистской банды, и за все свои действия он должен понести должное наказание.

Гесс

Подсудимый Рудольф Гесс уже с момента зарождения фашистской империи занимал ведущее положение среди нацистских заговорщиков.

Это Гесс был руководителем фашистской организации Мюнхенского университета, это он участвовал в мюнхенском путче, это он совместно с Гитлером работал над библией фашизма — книгой «Майн кампф», выполняя обязанности личного секретаря Гитлера, это он в 1932 году являлся председателем центральной политической комиссии фашистской партии, а после захвата власти в качестве «заместителя фюрера» проводил в жизнь звериную политику фашистских головорезов.

Именно Гессу декретом Гитлера от 21 апреля 1933 г. было предоставлено «полное право принимать решения от имени Гитлера по всем вопросам, касающимся руководства партией».

Вслед за тем Гесс продолжал прибирать к своим рукам все новые и новые посты в гитлеровском государстве. С 1 декабря 1933 г. он — имперский министр без портфеля для обеспечения близкого сотрудничества партии и штурмовых отрядов с гражданскими властями; 4 февраля 1938 г. он назначается членом тайного совета; 30 августа 1939 г. — членом совета министров по обороне империи, а 1 сентября 1939 г. Гитлер объявляет Гесса своим преемником после Геринга. Гесс получает также звание обергруппенфюрера СС и СА.

Декретом от 27 июля 1934 г. Гитлер обязал руководителей всех ведомств и министерств Германии представлять Гессу все законопроекты на предварительное утверждение.

Гесс занимался подбором и расстановкой руководящих фашистских кадров. Об этом свидетельствуют указ Гитлера от 24 сентября 1935 г. и другие документы, представленные Трибуналу обвинением.

Особо следует отметить активную роль Гесса в планировании и проведении агрессивных войн. Все агрессивные акции гитлеровской Германии намечались и подготовлялись при самом непосредственном участии Гесса и подчиненного ему партийного аппарата фашистов.

Еще 12 октября 1936 г., выступая в Баварии, Гесс призывал немцев «употреблять немного меньше жира, немного меньше свинины, немного меньше яиц... Мы знаем, — говорил Гесс, — что иностранная валюта, которую мы этим самым сберегаем, идет на вооружение. И на сегодня действителен лозунг: «Пушки вместо масла».

Об этом же говорил Гесс и накануне своего отлета в Англию — 1 мая 1941 г., выступая на заводе Мессершмидта с призывом к продолжению агрессивной войны.

Вместе с Гитлером, Герингом и другими руководящими деятелями фашистского заговора Гесс подписывал указы о присоединении к Германии захваченных территорий.

В человеконенавистнических нюрнбергских законах, за издание которых несет ответственность и подсудимый, имеется специальный пункт, уполномачивающий Фрика и Гесса издавать необходимые декреты для проведения в жизнь этих законов. Гесс подписал закон «об охране крови и чести», указ от 14 сентября 1935 г. о- лишении евреев права голоса и права работы в общественных учреждениях, а также указ от 20 мая 1938 г. о распространении нюрнбергских законов на Австрию.

На данном процессе уже достаточно освещен вопрос о роли Гесса в организации сети шпионажа и террористических групп за границей, в создании СД (службы безопасности) и комплектовании частей СС.

Само положение Гесса в фашистской партии и гитлеровском правительстве говорит об активном руководящем участии подсудимого в подготовке и осуществлении общего преступного плана фашистских заговорщиков, а следовательно, об огромной доле его вины и ответственности за преступления против мира, и за военные преступления, и за преступления против человечности.

Господа судьи, чтобы еще более правильно оценить значение преступной деятельности подсудимого Гесса, как одного из видных руководителей нацистской партии и гитлеровского правительства, я напомню статью в газете «Национал цейтунг» от 24 апреля 1941 г., посвященную Гессу:

Гесс отказался давать объяснения Трибуналу. Его защитник — Зейдль с ложным пафосом заявил, что Гесс считает настоящий Трибунал некомпетентным для суда над германскими военными преступниками... и тотчас без паузы приступил к предъявлению доказательств в защиту Гесса.

Гесс даже пытался объявить себя сумасшедшим, чтобы избежать заслуженного наказания. Но когда Гесс убедился, что такой маневр ему не поможет, он вынужден был заявить в суде, что он симулировал потерю памяти, что это была тактическая уловка с его стороны, и должен был признать, что несет полную ответственность за все то, что он сделал и подписал вместе с другими.

Итак, на суде полностью разоблачена неуклюжая попытка Гесса уйти от ответственности, и Гесс должен в полной мере понести наказание за участие в общем плане, или заговоре, для совершения преступлений против мира, в военных преступлениях, тягчайших преступлениях против мира и человечности, которые совершены им совместно с другими подсудимыми.

Борман

Имя подсудимого Мартина Бормана неразрывно связано с созданием гитлеровского режима. Он был одним из тех, кто совершал самые дикие преступления, направленные на уничтожение сотен тысяч невинных людей.

Совместно с подсудимым Розенбергом Борман с жестокой последовательностью проводил пропаганду расовой теории и преследование евреев,.

Им были изданы многочисленные директивы, направленные на дискриминацию евреев в гитлеровской Германии, сыгравшие впоследствии роковую роль и повлекшие истребление миллионов евреев. Этой своей деятельностью он заслужил у Гитлера большое доверие, ему было «предоставлено право представлять партию в сфере государственной жизни...» (Постановления и распоряжения партийной канцелярии, т. II, стр. 228), и он ее представлял.

Так, в качестве начальника партийной канцелярии он принимал непосредственное участие в уничтожении евреев, цыган, русских, украинцев, поляков и чехословаков.

НСДАП под его руководством превращается в полицейскую организацию, находившуюся в самом тесном взаимоотношении с германской тайной полицией и СС.

Борман не только знал о всех агрессивных планах гитлеровского правительства, но принимал активное участие в их осуществлении. Он привлек весь партийный аппарат НСДАП на реализацию агрессивных планов гитлеровского правительства, а партийных гаулейтеров он назначал уполномоченными по обороне империи в тех областях, в которых они действовали.

Партийный аппарат НСДАП и лично Борман принимали активное участие в мероприятиях немецких военных и гражданских властей по бесчеловечному использованию военнопленных. Об этом свидетельствуют многочисленные директивы и указания, изданные Борманом.

Материалами обвинения и судебного следствия сейчас установлено, к какой массовой гибели привело зверское обращение с военнопленными.

Партийный аппарат и лично подсудимый Борман принимали непосредственное участие в мероприятиях гитлеровского правительства, связанных с угоном в рабство населения оккупированных территорий.

С одобрения Бормана производилась тайная доставка в Германию украинских девушек, предназначенных для насильственного онемечивания.

Приказом Гитлера от 18 октября 1944 г. на Бормана и Гиммлера было возложено руководство фольксштурмом, состоявшим из всех мужчин в возрасте от 16 до 60 лет, способных носить оружие.

Накануне краха гитлеровской Германии Борман возглавлял созданную для диверсионной и подрывной деятельности в тылу союзных войск подпольную организацию «Вервольф».

Борман непосредственно участвовал в разграблении культурных, исторических и других ценностей на оккупированных территориях.

Он внес в 1943 году предложение о необходимости усиления экономического разграбления оккупированных территорий.

Таковы преступления подсудимого Бормана, ближайшего сподвижника Гитлера, разделяющего всю полноту ответственности за бесчисленные преступления гитлеровского правительства и фашистской партии.

Риббентроп

Один из главных вдохновителей и руководителей внешней политики гитлеровской Германии — Иоахим фон Риббентроп был и одним из самых активных участников преступного заговора.

Официально вступив в нацистскую партию в 1932 году, подсудимый, однако, еще до прихода фашистов к власти активно содействовал ее захвату и стал в скором времени официальным советником партии в качестве «сотрудника фюрера по вопросам внешней политики».

Продвижение Риббентропа по служебной линии находится в неразрывной связи с развитием деятельности, фашистских заговорщиков, направленной против интересов мира.

В своих показаниях Риббентроп заявил: «Он (Гитлер) знал, что я являлся его верным сотрудником». Именно поэтому Гитлер 4 апреля 1938 г., как убежденного, преданного фашиста, назначил Риббентропа официальным руководителем внешней политики, которая являлась одним из важнейших рычагов осуществления всего фашистского заговора.

Однако Риббентроп не ограничивал своей деятельности сферой внешней политики. Как член гитлеровского правительства, как член имперского совета по обороне империи, как член тайного совета он участвовал в разрешении всего комплекса вопросов, связанных с подготовкой агрессивных войн. Вот почему он, Риббентроп, будучи министром иностранных дел, принимал участие в решении и проведении в жизнь далеко отстоящих от внешней политики вопросов, как использование рабочей силы во время войны, организация концлагерей и т.п. В этой связи следует отметить, что Риббентропом было заключено специальное пространное соглашение с Гиммлером об организации совместной разведывательной работы.

Имперским министром иностранных дел Риббентроп стал как раз в начале осуществления планов агрессии, рассчитанных на покорение Германией Европы. Это совпадение не случайно. Не без основания Риббентроп считался самым подходящим человеком для осуществления этого преступного заговора. Его предпочли даже такому специалисту международных провокаций, как Розенберг, на что последний, не без некоторого основания, подал официальную жалобу. И Гитлер не ошибся в Риббентропе. Доверие его он полностью оправдал.

Уже 12 февраля 1938 г., через неделю после своего назначения, Риббентроп совместно с Гитлером и подсудимым Папеном, возглавлявшим в течение долгого времени до этого подрывную работу нацистских агентов в Австрии, принял участие в совещании в Оберзальцбурге, где он от австрийского канцлера Шушнига и его министра иностранных дел Шмидта, под давлением угроз, ультимативно требовал согласия на отказ от независимости Австрии и добился этого.

В качестве министра Риббентроп присутствовал на совещании 28 мая 1938 г., на котором было принято решение о введении в действие плана «Грюн» — плана агрессии против Чехословакии.

В соответствии с тактикой фашистов ослаблять изнутри будущую жертву Риббентроп постоянно поддерживал тесную связь и оказывал материальную помощь сначала партии судетских немцев, а потом и словацким националистам с тем, чтобы вызвать внутренний раскол и братоубийственную войну в Чехословакии.

Захватив Чехословакию, фашистские заговорщики, и в числе их подсудимый Риббентроп, перешли к подготовке и осуществлению следующего акта агрессии, заранее намеченного ими в плане преступлений против мира, — к нападению на Польшу.

Будучи вынужден в связи с только что закончившимся захватом Австрии и Чехословакии временно скрывать дальнейшие намерения Германии, Риббентроп сам и через своих дипломатов старался усыпить бдительность европейских государств, лицемерно заявляя, что никаких других территориальных требований Германия не имеет.

26 января 1939 г. в Варшаве министр иностранных дел фашистской Германии Риббентроп заявил, что:

Прошло немного времени, и Польша испытала ценность этих заверений Риббентропа.

Я не останавливаюсь здесь на той вероломной роли, которую сыграл подсудимый Риббентроп в германской агрессии против Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии и Люксембурга, так как об этом достаточно убедительно говорили мои коллеги.

Подсудимый Риббентроп принял непосредственное активное участие в проведении агрессии против Югославии и Греции.

Прибегая к излюбленному своему методу обманных гарантий для сокрытия готовящейся агрессии, подсудимый Риббентроп 20 апреля 1938 г. дал заверение Югославии, что после аншлюсса германские границы с Югославией рассматриваются как «окончательные и нерушимые». В то же время, при деятельном участии подсудимого Риббентропа, велась всесторонняя подготовка к агрессии. 12 и 13 августа 1939 г. на совещании Гитлера и Риббентропа с Чиано в Оберзальцбурге было достигнуто соглашение о «ликвидации нейтралов одного за другим».

При непосредственном и прямом участии подсудимого Риббентропа фашистские заговорщики планировали, подготавливали и осуществляли также и вероломное нападение на Союз Советских Социалистических Республик 22 июня 1941 года.

Подсудимый Риббентроп сам признал здесь, в зале Суда, что в конце августа — начале сентября 1940 года, т.е. когда уже проводилась разработка «плана Барбаросса» (как это с очевидностью следует из показаний генерала Варлимонта, генерала Мюллера и фельдмаршала Паулюса), подсудимый Кейтель беседовал с ним по вопросу о нападении на СССР.

Деятельность подсудимого и министерства, которым он руководил, играла первостепенную роль в организации войны против СССР с участием Финляндии, Венгрии, Румынии и Болгарии.

Уже после начала агрессии Германии против Советского Союза подсудимый Риббентроп продолжал прилагать усилия к тому, чтобы привлечь на сторону Германии новых сообщников. Так, в телеграмме к германскому послу в Токио от 10 июля 1941 г. он писал:

Как установлено на Суде, Риббентроп, совместно с другими подсудимыми, подготавливал ту политику уничтожения и разграбления, которую гитлеровцы наметили, а затем и проводили на временно оккупированных территориях Советского Союза. Подсудимый Розенберг, который разрабатывал планы эксплуатации оккупированных территорий Восточной Европы, проводил совещание по этому вопросу с ОКВ, министерством экономии, министерством внутренних дел, министерством иностранных дел. В своем «Отчете о подготовительной работе по восточно-европейскому вопросу» он писал:

Таким образом, бесспорно, что Риббентропу не только было известно о подготовке военного нападения на СССР, но и что он вместе с другими заговорщиками заранее намечал планы колонизации территорий Советского Союза, порабощения и истребления советских граждан.

Подсудимый был вынужден признать, что ему были известны ноты Народного Комиссара Иностранных Дел В.М. Молотова о злодеяниях гитлеровцев на временно оккупированных территориях Советского Союза. Ему, как и другим заговорщикам, были известны и другие декларации глав союзных правительств о той ответственности, которая ложится на нацистское правительство за совершение гитлеровцами чудовищных злодеяний в оккупированных странах.

Риббентроп, как это подтвердил свидетель защиты по его делу — бывший статс-секретарь министерства иностранных дел Штейнграхт, был один из организаторов и намечался в качестве почетного члена международного антиеврейского конгресса, который немцы предполагали созвать в июле 1944 года в Кракове.

Сам Риббентроп признал на Суде, что он вел переговоры с правительствами европейских стран относительно массового изгнания евреев.

Согласно протоколу беседы Риббентропа с Хорти:

Этот факт в достаточной мере подтверждает, что Риббентропу было известно о существовании концентрационных лагерей, хотя он упорно пытался доказать здесь обратное.

Риббентроп оказывал поддержку другим фашистским руководителям и прежде всего подсудимому Заукелю в угоне на германскую каторгу жителей оккупированных стран.

Кроме того, подсудимый Риббентроп, во исполнение общего плана заговорщиков, включавшего уничтожение национальной культуры народов оккупированных стран, активнейшим образом участвовал в разграблении культурных ценностей, являющихся общенародным достоянием.

Для выполнения этой задачи по указанию Риббентропа был создан «батальон особого назначения» при министерстве иностранных дел, который в течение всей войны, следуя за передовыми частями, реквизировал и вывозил в Германию согласно указаниям Риббентропа всевозможные культурные ценности с оккупированных территорий на Востоке.

Таким образом, подсудимый Риббентроп участвовал в захвате фашистами власти, играл руководящую роль в планировании, подготовке и развязывании агрессивных грабительских войн, вместе с другими заговорщиками принимал участие, согласно фашистским планам, в руководстве совершения тягчайших преступлений против народов, территория которых была временно оккупирована гитлеровскими захватчиками.

ВОЕННАЯ ГРУППА

Несколько подсудимых в этом процессе главных преступников войны как бы образуют группу собственно военных. Если оставить в стороне Геринга, как фигуру совершенно специфическую — и политика, и хозяйственника, и военного в одном лице, — то мне надо будет назвать Кейтеля, Иодля, Деница и Редера. В процессе судебного следствия в отношении этих лиц также были не только полностью подтверждены все данные обвинительного акта, но оснований к обвинению стало еще больше.

Документальные доказательства, показания свидетелей, в том числе частично и тех, которые вызывались по ходатайству защиты, не могли не лечь тяжким грузом на чашу весов обвинения.

Защитники этих подсудимых пытались убедить в том, что их подзащитные волей судьбы, против своего желания, стали участниками зловещей трагедии.

Сами подсудимые — Кейтель, Иодль, Дениц и Редер — здесь, на Суде, пытались выступить в роли благородных простаков. Надо отдать справедливость, что в меру своих сил защита помогла им в этом деле. Мы слышали много о чести солдата, о воинской дисциплине, о верности долгу и присяге, о вынужденном в связи с этим выполнении ими гитлеровских приказов, даже тех, которые вызывали в их душах сомнение и прямой протест. Такое освещение их позиции совершенно искажает реальное положение вещей.

Я считал бы нужным перед тем, как говорить о виновности Кейтеля, Иодля, Деница и Редера, поставить и разрешить четыре вопроса.

Первый: знали ли эти подсудимые, что гитлеровская Германия в нарушение международных обязательств готовит целую серию агрессивных, захватнических, грабительских войн?

Второй: принимали ли они сами активное участие в планировании, подготовке, развязывании и проведении этих войн?

Третий: виновны ли они в циничном попрании законов и обычаев войны?

Четвертый: отвечают ли они за зверски растерзанных и уничтоженных мирных жителей, за потопленные пассажирские и госпитальные пароходы, за города и деревни, уничтоженные военной машиной гитлеровского рейха?

Я думаю, что после столь тщательного судебного расследования, каждый, кто не хочет сознательно заблуждаться, ответит утвердительно на все эти четыре вопроса.

Представленные суду документальные доказательства с полной очевидностью подтвердили виновность военной группы преступников в тягчайших преступлениях, их активное участие в планировании и осуществлении общего преступного заговора.

То обстоятельство, что совершали эти преступления люди в военных мундирах, не только не снижает, а, как мне представляется, существенно усиливает их ответственность.

Как можно им в оправдание ссылаться на «долг солдата», «честь офицера», на «обязанность выполнить приказ»?! Да разве можно с «долгом солдата» и «честью офицера» совместить расстрелы без суда и клеймение военнопленных, массовое уничтожение женщин, стариков и детей?

Единственно правильное, реальное объяснение тому удивительному факту, что эти генералы и адмиралы занимались грязными, по существу уголовными преступлениями, состоит в том, что они были генералами и адмиралами гитлеровской формации. Это люди особого качества. Это фашисты в военных мундирах, душой и телом преданные фашистскому режиму.

Именно этим нужно объяснить, что Гитлер приблизил их к себе и столь длительно сотрудничал с ними. Этим только можно объяснить, что они сотрудничали с Гитлером в совершении беспримерных в истории, гнуснейших преступлений. Они друг другу вполне подходили и друг друга вполне понимали.

Кейтель

Переходя к группе военных, я, естественно, хотел бы начать с подсудимого Вильгельма Кейтеля.

Ведущее положение в гитлеровской военной машине Кейтель занял с первых лет ее организации. Адвокат Кейтеля признает, что «декрет (от 4 февраля 1938 г.) преподнес Кейтелю чудесное должностное наименование — начальника верховного командования вооруженных сил».

И несколько далее:

В свете всех последующих событий надо считать, что начальным этапом будущих агрессивных войн было все то, что связывалось с секретными вооружениями Германии после Версальского мира.

Трудно преуменьшить значение всего проделанного тогда еще полковником Кейтелем в комитете экспертов, который последовательно и настойчиво изыскивал и находил пути для обхода или прямого нарушения договора.

В частности, это именно полковник Кейтель, и никто иной, давал указания о том, что в Женеве можно говорить все, что угодно, лишь бы не оставлять письменных следов.

Это циничное заявление полностью соответствует той роли, которую играл Кейтель в последующей подготовке и проведении агрессивных войн.

Во время переговоров Гитлера с Шушнигом живым напоминанием о готовности Германии применить оружие была фигура Кейтеля.

Кейтель давал директивы двинуть войска в Чехию, когда президент Гаха был вероломно вызван в Берлин «для продолжения переговоров».

Это ОКВ, а не какая-либо иная организация, была готова через отдел Абвер спровоцировать пограничный инцидент с Чехословакией, чтобы оправдать вторжение германских полчищ, готовых ринуться в Чехию.

Своим совершенно секретным меморандумом Кейтель требует от Гесса и Гиммлера заранее сообщать ОКВ о всех мерах, проводимых партийными организациями или полицией, которые не предусмотрены «планом Грюн».

Оплошной ложью были фактические декларации об отсутствии каких-либо дальнейших претензий Германии в Европе после захвата Чехословакии. Это было звеном в цепи агрессивных войн.

Я хочу подчеркнуть ведущую роль ОКВ в подготовке и осуществлении агрессии. Директива относительно ведения войны и вторжения в Польшу известна нам как директива Кейтеля и Гитлера от 10 мая 1939 г. Она была направлена командованию ВВС, военно-морского флота и сухопутных сил. Как можно после этого говорить о том, что ОКВ не было руководящей головкой всех видов вооруженных сил фашистского рейха?

Если еще раз взглянуть на документы, относящиеся к германской агрессии против Норвегии, Дании, Бельгии, Голландии, Люксембурга, Югославии и Греции, мы еще не раз будем встречаться с именем Кейтеля. Он выступает то в качестве участника ответственнейших совещаний, то как автор секретных приказов, адресованных Редеру, Герингу и генеральному штабу. Собственноручные инициалы Кейтеля и Иодля мы находим и на секретной директиве, подписанной Гитлером, о проведении «операции Марита». Много говорилось здесь о «плане Барбаросса» и его авторах. Сейчас нам важно подчеркнуть, что документ этот рожден в недрах ОКВ по непосредственной инициативе этой организации, что запланированные методы вероломного нападения на СССР являются его работой.

Каждому ясна роль визы военного специалиста на документе. Некоторые подсудимые пытались лживо объяснить нападение на СССР как войну превентивную. Заявления эти в такой мере несостоятельны и противоречат установленным в Суде неопровержимым доказательствам (немецким же документам), что я не вижу необходимости отнимать время у Трибунала.

Защитник Кейтеля заявил, что защита этого подсудимого строится под тем углом зрения, что Кейтель «борется не за свою голову, а за свое лицо».

Я хочу помочь Суду увидеть подлинное лицо Кейтеля. Для этого мне нужно напомнить вам о нескольких кейтелевских директивах, которые по праву займут одно из первых мест среди позорных документов о бесчеловечности германской военщины, ее низости и безгранично подлом попрании понятий о правилах и обычаях ведения войны.

Начиная с документов о расстреле политических работников, Кейтель, этот солдат, как он любит себя называть, игнорируя присягу, беззастенчиво врал на предварительном следствии американскому обвинению, говоря, что этот приказ носил характер ответной репрессии, во-первых, и что политических работников отделяли от остальных военнопленных по просьбе самих военнопленных. На Суде он был изобличен. Предъявлением документов РФ-351, 884-ПС было доказано, что директива была дана до начала военных действий. Нами был также предъявлен документ под номером СССР-62 (текст письма немецких военнопленных). Из этого документа видно, как еще до нападения на СССР полевые войска инструктировались по поводу обязательного истребления советских женщин-военнослужащих и политического состава.

А что можно сказать о фразе, страшной по своему беспредельному цинизму:

А директива о применении военной подсудности в районе «Барбаросса» от 13 мая 1941 г.? А приказ от 16 сентября 1941 г. о казни от 50 до 100 коммунистов за каждого убитого немца? Что мог сказать здесь Кейтель о документе, известном под названием «Нахт унд небель»?

Это кровавые документы. Никто не может подсчитать, сколько тысяч военнопленных солдат и офицеров Красной Армии было убито и замучено в лагерях фашистской Германии. Вы помните, как на вечернем заседании 25 января 1946 г. свидетель Ламп рассказал, что из расстрела 50 советских офицеров в лагере Маутхаузен устроили развлечение для Гиммлера. Вы помните показания свидетеля Блаха, как весной 1944 года были истерзаны пытками, а затем убиты 94 советских офицера, отказавшихся давать сведения военного характера.

Я хочу упомянуть о показаниях эсэсовца Пауля Вальдмана об истреблении русских военнопленных. Вы помните, о каком конвейере издевательств и мучений для каждого советского человека, попавшего в немецкий плен, показывал свидетель Кивелша. Могу ли я умолчать о директиве Кейтеля клеймить советских военнопленных?

Нельзя забыть директиву Кейтеля от 16 декабря 1942 г. Она называется «Борьба с бандами». Под «бандами» подсудимый Кейтель понимал всякое движение сопротивления и требовал от войск применения жесточайших мер без ограничения, в том числе против женщин и детей.

Под номером СССР-162 советским обвинением было предъявлено показание Ле-Курта. Ле-Курт заявил, что расстреливал и сжигал советских граждан, поджигал их дома. Только он один лично расстрелял 1 200 человек, за что ему досрочно было присвоено звание обер-ефрейтор а и он был награжден восточной медалью. Он действовал в соответствии с указаниями Кейтеля. Директива Кейтеля о военной подсудности в районе «Барбаросса» делала подобных людей безнаказанными. На Кейтеле кровь убитых Ле-Куртом и ему подобными.

Выполняя директиву Кейтеля о том, что жизнь в восточных странах абсолютно ничего не стоит, совершали солдаты и офицеры гитлеровской Германии свои злодеяния.

Обвинением предъявлен документ СССР-51 о том, как 28 августа 1941 г. немецкие войска перед своими боевыми порядками, идя в атаку, гнали женщин, детей и стариков. А в деревне Колпино, заставив крестьян строить для немцев мосты и блиндажи, фашисты потом всех расстреляли.

В Югославии массовые расстрелы заложников стали повседневной практикой военного командования и военной администрации.

В секретном докладе от 15 февраля 1940 г. на имя Геринга ОКВ оправдывает заложничество.

Я хочу закончить документом СССР-356 (ЕС-338). Вы помните, господа Судьи, этот документ. В нем адмирал Канарис сообщал Кейтелю о произволе в лагерях военнопленных, голоде, массовых расстрелах советских военнопленных. Даже матерый фашистский разведчик Канарис, боясь ответственности, не мог пройти мимо вопиющих фактов произвола и нарушения всех общепринятых законов и обычаев войны.

Вы помните также резолюцию Кейтеля на этом докладе: «Я одобряю и покрываю эти мероприятия».

Я спросил подсудимого Кейтеля во время перекрестного допроса 6 апреля с.г.:

Кейтель вынужден был признать этот факт.

Уже одна такая резолюция полностью раскрывает действительное, подлинное лицо фельдмаршала Кейтеля. Никакие изощренные доводы защиты не смогут снять с Кейтеля ответственность за кровь и бесчисленные человеческие жизни, оборванные рукой фашистской военщины во исполнение приказов и директив, подписанных рукой подсудимого Кейтеля.

Иодль

Подсудимый Альфред Иодль несет равную ответственность с подсудимым Кейтелем в качестве его заместителя и ближайшего военного советника Гитлера.

Все то, что касается подготовки и осуществления агрессивных планов гитлеровской Германии, неразрывно связано с именем Иодля, так же как и с именем Кейтеля.

Нет необходимости в том, чтобы снова перечислять все те агрессивные акции гитлеровской Германии, которые теперь достаточно хорошо известны и каждая из которых была задумана и осуществлена при непосредственном участии подсудимого Иодля.

Я хочу как представитель Союза Советских Социалистических Республик подчеркнуть еще раз, что преступный план вероломного нападения на Советский Союз, названный гитлеровцами именем горе-завоевателя Фридриха Барбароссы, наряду с подписями Гитлера и Кейтеля имеет подпись подсудимого Иодля. Но это не только подпись.

Еще летом 1940 года в Рейхенхалле Иодль провел первое совещание офицеров своего штаба, на котором обсуждался вопрос о возможности нападения гитлеровской Германии на Советский Союз.

Не кто иной, как подсудимый Иодль, еще до нападения на СССР, издал известные «Указания о применении пропаганды в районе Барбаросса». В этих «Указаниях» прямо указывалось, что «пока не следует вести пропаганды, направленной на расчленение Советского Союза».

Таким образом, подсудимый Иодль заранее знал о действительных целях нападения Германии на СССР, о грабительском, захватническом характере войны, предусматривающей расчленение Советского Союза

Это он, Иодль, участвовал в подготовке и организации провокационного инцидента на границе Чехословакии с целью оправдания агрессивной акции гитлеровской Германии против этой миролюбивой страны. Это он, Иодль, подписал приказ от 28 сентября 1938 г. относительно порядка использования так называемого корпуса Генлейна на случай реализации плана «Грюн».

Издевательски звучат слова подсудимого Иодля о «солдатской чести», когда читаешь его приказ об уничтожении Ленинграда, Москвы и других городов Советского Союза.

Не кто иной, как тот же Иодль, на совещании у Гитлера 1 декабря 1941 г. с неповторимым цинизмом утверждал, что советских патриотов немецкие войска могут безнаказанно «вешать, вешать головой вниз, четвертовать».

Ближайший военный советник Гитлера, непосредственный участник подготовки и осуществления всех кровавых агрессивных планов гитлеровской Германии — подсудимый Иодль по праву занимает место в ряду главных немецких военных преступников.

Дениц и Редер

Мой английский коллега столь убедительно и обстоятельно доказал виновность подсудимых Карла Деница и Эриха Редера, что я не вижу необходимости особо останавливаться на этих гроссадмиралах гитлеровской Германии, запятнавших позором тягчайших преступлений свои адмиральские мундиры.

Дениц при допросе его Советским обвинением сказал, что ему не ясны причины, в силу которых именно его Гитлер избрал своим преемником. Я не думаю, чтобы Дениц был совершенно искренен, говоря это. Следует только обратиться к стенограмме судебного заседания от 8 мая и в последующие дни, чтобы и без признания Деница понять, почему он оказался преемником Гитлера в тот момент, когда корабль гитлеровского «рейха» шел ко дну. Не в том дело, что нужен был адмирал в подобную минуту, а в том, что только нацистский гроссадмирал Дениц, по мнению сошедшего со сцены Гитлера, мог что-то сделать для спасения гибнущего корабля.

При Гитлере Дениц был командующим подводными силами Германской империи. Мы помним, какую роль в этой войне играл германский подводный флот. В этой связи стоит подчеркнуть, что сам Дениц гордился авторством так называемой «тактики волчьей стаи». Советские люди не забыли, как подводные лодки Деница топили госпитальные суда и пароходы, на которых эвакуировались мирные жители, женщины и дети, в Балтийском и Черном морях.

Последний глава гитлеровского государства одним из первых должен ответить за все те преступления, которые послужили поводом к преданию суду Международного Военного Трибунала главных военных преступников

С именем Редера связана кощунственная директива об уничтожении Ленинграда.

На процессе Редер пытался разыграть роль «честного военного». Но уже одно то, что именно он вместе с Гитлером и Кейтелем замышлял «стереть с лица земли» Ленинград и уничтожить более чем трехмиллионное население великого города, имя которого неразрывно связано с развитием человеческой культуры и истории, делает Редера одним из главных военных преступников.

Редер участвовал в разработке всех важнейших планов агрессии германского фашизма. Этот участник преступного фашистского заговора должен поэтому понести наказание наравне с другими его соучастниками.

Кальтенбруннер

Подсудимый Эрнст Кальтенбруннер был тем, кого Гиммлер счел наиболее достойным назначить на место казненного чешскими патриотами палача Гейдриха.

30 января 1943 г. он был назначен начальником главного управления полиции безопасности и СД. Многочисленными документальными данными, в частности приказами за подписью Кальтенбруннера о массовом направлении людей в концлагери, показаниями своих подчиненных, в том числе показаниями бывшего начальника главного разведывательного управления (Амт VI) Вальтера Шелленберга и начальника внутренней разведки (Амт III и СД) Отто Олеадорфа, Кальтенбруннер полностью изобличен в совершении тягчайших преступлений.

На судебном заседании 12 апреля 1946 г., при допросе Кальтенбруннера, были оглашены показания Иоганна Кандутора, бывшего заключенного Маутхаузена. В своих показаниях Кандутор рассказывает о том, как проводил время Кальтенбруннер при посещениях лагеря.

Я не стану останавливаться на имеющихся многочисленных доказательствах, они достаточно освещены перед Судом. Но на одном обвинении из числа предъявленных Кальтенбруннеру я все же считаю нужным остановиться.

Вместе с другими учреждениями РСХА Кальтенбруннер принял после Гейдриха пять «эйнзатцгрупп». Граждане Советского Союза хорошо помнят эти злодейские организации германского фашизма, возглавленные Кальтенбруннером.

«Эйнзатцгруппа А» дошла до подступов к Ленинграду. Это она организовала «форт смерти №9» под Каунасом, тайный пункт массового умерщвления людей в Панарах, осуществляла расстрелы в Саласпилском и Бикернекском лесу под Ригой, ставила ряды виселиц в парках одного из пригородов Ленинграда — Пушкине.

«Эйнзатцгруппа В» остановилась под Смоленском. Это она сжигала заживо крестьян Белоруссии, расстреливала людей при страшной акции в Пинске, топила тысячи белорусских женщин и детей в Мозырских болотах, травила «душегубками» в Минске, ликвидировала гетто в районе Верхних Садков в Смоленске.

«Эйнзатцгруппа С» дислоцировалась в Киеве. Эта группа осуществляла беспримерную по жестокости массовую акцию немцев в Бабьем Яру под Киевом, где за один день было уничтожено сто тысяч советских людей.

«Эйнзатцгруппе D» были отданы на растерзание южные области из числа временно оккупированных областей Советского Союза. Эта группа впервые испытывала на советских людях «душегубки» в Ставропольском крае и Краснодаре.

Решая судьбу Кальтенбруннера, нельзя позабыть этих людей, отравленных в «душегубках» под Ставрополем, зарытых живыми в могилы под Киевом и под Ригой, заживо сожженных в пылавших деревнях Белоруссии.

Эти невинные жертвы — на его грязной совести.

Преемник палача и сам палач Кальтенбруннер осуществлял наиболее отвратительную функцию в общем преступном плане гитлеровской клики.

Розенберг

Перехожу к доказательству вины и ответственности подсудимого Розенберга.

Как бы ни пытался Розенберг умалить свою роль и значение, как бы он ни подтасовывал исторические факты и события, ему не уйти от того, что он был официальным идеологом нацистской партии, что он еще четверть века тому назад заложил «теоретические» основы фашистского гитлеровского государства и на протяжении этого периода морально растлил миллионы немцев, «идейно» подготовив те неслыханные в истории чудовищные преступления гитлеровцев, которые составляют предмет разбирательства на данном процессе.

Когда на процессе Розенбергу был поставлен вопрос: «Вы были ближайшим сподвижником фюрера?», он даже не ответил, а закричал: «Нет, это неправда, я никогда не был». Но как бы ни отрекался Розенберг от своего «фюрера», ему не смыть каинову печать «одного из старейших и самых верных боевых товарищей Гитлера». На протяжении 25 лет Розенберг, вначале совместно, а затем под руководством Гитлера, разрабатывал и содействовал осуществлению сумасбродных планов мирового господства, избрал для оправдания этих преступных планов человеконенавистническую расовую теорию.

Может ли иметь значение для решения вопроса об ответственности и виновности Розенберга то, что он использовал в своих целях отбросы науки и позаимствовал кое-что у Карла Люэгера и Пуля Лагарда, графа Гобино и Лапужа, Освальда Шпенглера и Артура Меллера?!

Важно то, что Розенберг, собрав все эти «научные» отходы, довел все расовые воззрения до предела расового изуверства и в этом духе воспитывал членов нацистской партии, немецкую молодежь. И когда представителями «высшей расы» разрабатывались и совершались акты агрессии, когда немецкие оккупанты порабощали и уничтожали нации и народы, когда создавались комбинаты смерти в Майданеке и Освенциме, Треблинке и Хелмно, во всем этом немалая доля ответственности Розенберга.

В этом сказался результат фашистской расовой идеологии, сущность которой состоит в том, что «арийская» — «северо-германская» — раса есть «раса господ», а все остальные расы и нации — «низшая порода».

Защитник Розенберга говорит: «Трибунал должен рассматривать преступления, а не мировоззрения». Этот аргумент в отношении Розенберга явно неубедителен. Ибо Розенберг не только исповедовал, но сознательно распространял и внедрял в сознание немецкого народа фашистскую расовую теорию, которая стала прямой угрозой существованию демократических государств Европы. Носителя бацилл надо изолировать, а того, кто сознательно распространяет бациллы, надо судить.

Преступная деятельность Розенберга не ограничивается идеологической подготовкой агрессии и проповедями человеконенавистничества. Она очень многогранна.

На процессе уже была достаточно освещена деятельность внешнеполитического отдела НСДАП, ведавшего сетью полулегальной нацистской агентуры за границей, которой много лет руководил подсудимый Розенберг. Влияние этой организации на внешнеполитические мероприятия гитлеровской Германии и на развязывание агрессивных войн очень велико.

В одном из представленных защитником Нейрата и принятых Судом документов прямо говорится:

Наконец, о своем реальном влиянии на внешнюю политику гитлеровской Германии и своих «заслугах» в этой области указывал сам Розенберг в письме к Гитлеру от 6 февраля 1938 г., когда он просил назначить его членом тайного совета министров.

Я не вижу необходимости анализировать всю преступную деятельность Розенберга и намерен только кратко остановиться на его деятельности в качестве сначала «уполномоченного фюрера», а затем имперского министра восточных оккупированных территорий. На этом поприще Розенберг наиболее активно проявил себя как участник преступного заговора.

Розенберг заявляет, что он был против войны с СССР, что о подготовке военного нападения на Советский Союз он узнал от Гитлера тогда, когда уже все приказы по военной линии были отданы, что он никогда не имел реального влияния на внешнюю политику гитлеровской Германии. Я утверждаю, господа Судьи, что все эти заявления Розенберга ничего общего не имеют с действительностью.

Общеизвестно, что внешняя политика национал-социалистов, изложенная в новогоднем номере 1921 года газеты «Фелькишер Беобахтер», начинается с плана германского крестового похода против Советской России и автор этой политики — Альфред Розенберг. Это он вместе с Гитлером, будучи инспирирован Людендорфом и Рехбергом, проповедовал внешнюю политику, направленную на создание антисемитской, антибольшевистской и антибританской континентальной Европы.

Выступления Розенберга с планами «обмена» польского коридора на Украину, его «дипломатические» поездки в некоторые страны после прихода фашистов к власти, его неуклюжие попытки осуществить внешне -политическую программу нацистов были широко освещены в печати.

Из представленных документов видно, какую лихорадочную деятельность развил Розенберг в апреле 1941 года — в период, непосредственно предшествовавший нападению Германии на СССР, когда он был назначен «уполномоченным фюрера по центральному контролю над вопросами, связанными с восточно-европейскими областями».

За две недели до своего назначения Розенберг 7 апреля 1941 г. направил Гитлеру свои предложения о разделе Советского Союза на рейхскомиссариаты и назначении фашистских правителей в оккупируемые области. В предложениях Розенберга фигурируют Белоруссия и Украина, Минск и Киев, Ростов и Тбилиси, Ленинград и Москва. И в качестве рейхскомиссара Москвы Розенберг рекомендовал небезызвестного Эриха Коха.

Мы слышали о беседах Розенберга с Браухичем и Редером, его совещании с Функом, генералом Томасом, статс-секретарем Бакке и другими по вопросам экономической эксплуатации восточных областей, о его переговорах с Риббентропом, начальником штаба СА, руководителем германской контрразведки адмиралом Канарисом. Уже за полтора месяца до нападения на СССР он разработал инструкцию для всех рейхскомиссаров оккупируемых восточных областей, в которой он уже предусмотрел «рейхскомиссариат Россия», «рейхскомиссариат Кавказ», а Белорусскую республику включил в «рейхскомиссариат Остланд».

Розенберг пытается заверить, что он не разделял захватнических, грабительских целей войны против СССР, а в качестве министра восточных оккупированных территорий чуть ли не облагодетельствовал население этих областей. Это говорится после того, как в инструкции рейхскомиссару Прибалтики и Белоруссии указывалось, что его целью является:

Это говорится после того, как в другой директиве Розенберга о задачах германского управления в оккупированных восточных областях предписывается:

Розенберг поторопился объявить СССР уничтоженным, он проболтался, выдал свои тайные замыслы. Но этот документ является неопровержимым доказательством, отметающим все попытки подсудимого переложить ответственность за чудовищные преступления, творившиеся немецко-фашистскими захватчиками на оккупированной территории СССР, на отдельных чиновников и полицейских, на Коха и Гиммлера.

Это Розенберг разрешил попирать решения Гаагской конвенции и применять все мероприятия, которые окажутся «удобными». Когда Кох для своего удобства уничтожил население целого района Цуман, то он действовал в духе этой директивы Розенберга.

Розенберг здесь говорил о своих разногласиях с Кохом, о том, что он придерживался гуманной политики и даже ввозил сельскохозяйственные машины. Если Розенберг и возражал иногда против действий Коха, то только потому, что боялся преждевременной огласки, боялся, что беспримерное издевательство Коха над украинским народом вызовет усиление движения сопротивления. Не гуманностью, а боязнью руководствовался при этом Розенберг. Подлинная политика Розенберга изложена во многих документах, ставших теперь известными мировой общественности и имеющихся в делах Трибунала.

В «официальной заметке для фюрера» от 16 марта 1942 г. Розенберг писал о целях германской политики на оккупированных территориях СССР и прежде всего на Украине. Это:

В докладе о преобразовании Кавказа Розенберг писал:

Я хочу, наконец, напомнить, что не кто иной, как Розенберг, выступая на заседании «германского трудового фронта» по вопросу о политике на оккупированных территориях СССР[190], говорил:

Защита утверждает, что Розенберг и его «эйнзатцштаб» занимались не разграблением культурных ценностей, а их сохранением. Это также не имеет ничего общего с правдой. Как установлено оглашенными на Суде многочисленными документами, уже в апреле 1941 года, т.е. за два с лишним месяца до нападения на СССР, Розенберг готовил специальные команды, создавал штабы, разрабатывал планы вывоза культурных ценностей из Советского Союза.

16 октября 1941 г. в письме Гитлеру Розенберг указывает:

Розенберг 17 октября 1944 г. писал Борману, что для транспортировки «учтенного» его организациями добра понадобилось 1 418 000 железнодорожных вагонов, а 427 000 тонн, кроме того, было перевезено водным путем. В этом же письме Розенберг писал, что из захваченных товаров отправлено в Германию 9 000 вагонов сельскохозяйственных и прочих машин. И после этого он смеет говорить о каких-то машинах, якобы ввезенных на Украину!

И последнее: о смехотворной теории так называемого «благородного антисемитизма» Розенберга. Нелепо полемизировать с защитником Розенберга, утверждавшим, что существует «благородный антисемитизм», ни тем более с самим Розенбергом.

В своем заявлении перед Трибуналом я обратил внимание на фашистскую пропаганду, содержащуюся в защитительной речи. Сейчас я хочу напомнить Суду содержание двух документов Розенберга.

В директиве от 29 апреля 1941 г. он писал:

Еще более цинично, еще более откровенно Розенберг, будучи министром восточных оккупированных областей, высказывался в ноябре 1942 года на заседании германского рабочего фронта.

И все эти операции «Котбус», истребление евреев в городах прибалтийских республик, на Украине и в Белоруссии — все производились на основе установок Розенберга и с его согласия.

В 1937 году Розенберг получил германскую национальную премию.

В связи с этим фашистская печать о нем написала:

И это будущее — стало настоящим. И я уверен, что Трибунал надлежаще оценит и не только влияние Розенберга «на философские основы национал-социалистского государства», но и его активную роль во всех преступлениях против мира и человечности, совершенных гитлеровцами.

Франк

Юрист по образованию, подсудимый Ганс Франк был тем, кто любил говорить о рецепции «старонемецкого» права для немцев, о «принципах справедливости» для «избранных» и о «праве избранных» на уничтожение народов и государств.

В 1939 году именно этому человеку, длительное время растлевавшему немецкую юридическую мысль, Гитлер вверил судьбу порабощенной Польши.

Франк прибыл в Польшу для того, чтобы практически осуществить на территории страны с многовековой историей и самобытной высокой культурой программу-порабощения и уничтожения народа, который гитлеровцы считали навсегда покоренным.

Я хотел бы напомнить Суду некоторые высказывания Франка, относящиеся к первым месяцам его пребывания в Польше, взятые из его так называемого «дневника». Вряд ли стоит полемизировать с защитником о доказательственной силе этого документа.

Сам Франк заявил следователю, что «это документ исторического значения», и на вопрос, «являются ли истинными все утверждения, содержащиеся в дневнике», ответил: «Это полностью соответствует тому, что мне известно».

19 января 1940 г. Франк с циничной откровенностью заявил на совещании руководителей отделов:

31 октября 1939 г. в присутствии Геббельса, на совещании руководящих сотрудников «генерал-губернаторства», он заявил: «Следует совершенно четко выделить различие между германским народом — народом господ — и поляками».

Он вспомнил тогда же и о польской культуре, о которой, как говорил здесь защитник Зейдель, Франк проявлял много забот. Он заявил:

Одним из первых распоряжений Франка был приказ о расстреле заложников. Затем подобные приказы стали исчисляться сотнями и тысячами, пока не закончились, наконец, изданием «постановления» от 2 октября 1943 г.

10 ноября 1939 г. Франку донесли о том, что близится день польской независимости и на некоторых домах были вывешены плакаты, напоминавшие полякам о дне их национального праздника. Тогда в «дневнике» Франка появилась запись:

Приведенный нами короткий отрывок из речи Франка на совещании руководителей отделов «генерал-губернаторства» характеризует этого гитлеровского «юриста» значительно лучше, чем обширные выдержки из его парадных речей, которые мы вынуждены были выслушивать здесь.

Преступная деятельность Франка в Польше настолько многообразна, что нет никакой возможности в краткой речи восстановить перед Судом все многочисленные доказательства виновности Франка, предъявленные в этом зале и, очевидно, свежие еще в памяти Судей.

Но в преступной деятельности Франка в Польше нужно выделить главное, и этим главным является преступная деятельность Франка как убийцы миллионов людей.

Конечно, он грабил, он был уполномоченным Геринга по четырехлетнему плану и грабил, так сказать, «по должности».

Он послал более двух миллионов поляков на каторгу в Германию. Только на предположении о том, что, кроме адвоката, никто не изучал дневников Франка, могут покоиться попытки защиты представить Франка «врагом насильственных методов вербовки». Ибо Франк никуда не может уйти от таких документов, как протокол заседания руководителей отделов от 12 апреля 1940 г., от записи совещания с гаулейтером Заукелем 18 августа 1942 г., от стенограммы совещания с Бюлером, Крюгером и др. 21 апреля 1940 г.

Но он посылал людей на каторгу для того, чтобы выжать из них все возможное в интересах «рейха» перед тем, как обречь их на смерть. Режим, установленный Гансом Франком в Польше на всех стадиях временного немецкого господства в этой стране, был бесчеловечным режимом умерщвления миллионов людей различными, но одинаково преступными методами.

Не случайно (как убедился в том Суд из недавно прозвучавших в этом зале показаний бывшего заместителя бургомистра Смоленска — проф. Базилевского) на режим, установленный Франком в Польше, как на пример для своих действий ссылались те немецко-фашистские убийцы, которые уничтожили 11 тысяч пленных польских офицеров в Катынском лесу.

Я считаю особенно важным подчеркнуть здесь, как представлялась Франку политика в отношении польского населения после войны:

Это говорилось в 1940 году, когда Франк замышлял первое массовое убийство польской интеллигенции, так называемую операцию «АБ»[191].

В 1944 году на совещании сельскохозяйственных фюреров в Закопане Франк сказал:

Уже не от Франка зависело то, что в 1944 году он, мечтая о том, как обратить поляков и украинцев в рубленое мясо, должен был добавить неопределенную формулу «если бы мы выиграли войну». В это время он не мог уже быть столь определенным в своих выражениях, как 2 августа 1943 г., когда на приеме ораторов НСДАП в королевском зале Краковского дворца Франк заявил о судьбе уничтоженных польских евреев:

Как сам Франк, так и его защитник пытались утверждать, что подсудимый ничего не знал о происходившем в концентрационных лагерях «генерал-губернаторства». Однако в том самом «секретном рапорте» Франка на имя Гитлера, который пыталась использовать в интересах Франка защита, можно найти подтверждение того, что Франк был отлично информирован о происходившем в концлагерях. Там говорится:

Затем Франк приводит в высшей степени характерную фразу, описывая реакцию польских рабочих на провокационные сообщения немцев о Катыни.

И далее:

После «секретного рапорта» на имя Гитлера не было никакого «нового курса» Франка. Наоборот, Франк издал то свое постановление от 2 октября 1943 г., которое сам подсудимый при допросе его защитником назвал «ужасным». После введения в действие этого «постановления» жертвами его стали многие тысячи невиновных людей. Число казнимых все увеличивалось, пока в Варшаве не достигло 200 человек, единовременно расстреливаемых за одну казнь. То же самое происходило на улицах всех польских городов, где так называемые «полицейские суды» осуществляли казни, как сказано в тексте самого постановления, немедленно за приговором. Обреченные на смерть привозились на место казни одетые в одежду из бумаги, с губами, заклеенными пластырем, или ртом, наполненным алебастром, обескровленные в тюрьмах. На правительственном заседании в Кракове 16 декабря 1943 г., где Франк с удовлетворением констатировал, что казни имели «благоприятные последствия», одновременно обсуждался другой вопрос. В протоколе этого совещания сказано:

Защита пыталась здесь говорить о бесконечных разногласиях Франка с полицией, который был якобы не согласен с ее действиями. Посмотрим — что это за разногласия?

Первая же «зондер-акция», произведенная в Польше, а именно: операция «АБ» — физическое уничтожение нескольких тысяч польских интеллигентов — была произведена не по инициативе полиции, а по инициативе самого Франка. Согласно декрету Гитлера от 2 мая 1942 г., руководитель полиции был подчинен генерал-губернатору. Когда между Франком и начальником полиции Крюгером действительно начались некоторые разногласия, то с поста начальника полиции должен был уйти Крюгер, а Франк остался генерал-губернатором Польши. Что касается сменившего Крюгера обергруппенфюрера Коппе, то кто, как не Франк, 16 декабря 1943 г. выразил ему благодарность за расстрел заложников, признательность за его плодотворную работу и с удовлетворением отметил, что «во главе полиции в генерал-губернаторстве стоит крупнейший специалист». Непонятно, о каких разногласиях Франка с полицией говорил адвокат Зейдель.

Защита пыталась даже изобразить Франка «своеобразным мирным антисемитом», который хотя и отрицательно относился к еврейскому народу, но не только не организовал сам убийств евреев, но даже и не подстрекал к ним.

Непостижимо, как в таком случае могут быть истолкованы защитником следующие слова Франка:

Или его заявление на правительственном заседании от 24 августа 1942 г., когда он говорил:

Преступная деятельность палача польского народа Франка привела к гибели миллионов людей.

«Вы видите, как работают государственные органы, вы видите, что они ни перед чем не останавливаются и ставят людей дюжинами к стенке», — так сам Франк характеризовал насажденный им в Польше режим кровавого террора на совещании штандартенфюреров 16 марта 1942 г.

«Я не постеснялся заявить, что за одного убитого немца будет расстреляно до ста поляков», — эти слова были произнесены Франком

15 января 1944 г. на заседании политических руководителей НСДАП.

«Если бы я пришел к фюреру и сказал ему: «Мой фюрер, я докладываю, что я снова уничтожил 150 000 поляков», то он бы сказал: «Прекрасно, если это было необходимо», — заявил 18 марта 1944 г., произнося речь в Рейхсгофе, тот самый Франк, который ныне пытается уверить Суд в том, что имел какие-то «принципиальные разногласия» с Гитлером и Гиммлером.

Те заявления, которые сделал Франк в первые месяцы своего пребывания в Польше, были настоящей программой убийств, осуществляемых подсудимым планомерно, методично и беспощадно.

Франк, конечно, хорошо понимал, что в случае, если война не принесет победы, ему придется нести ответственность за преступления, совершенные в Польше, и за участие в фашистском заговоре. Еще в 1943 году на заседании с сообщниками Франк говорил об этом. И надо отдать должное, он как юрист гораздо более правильно представлял и формулировал понятие преступного заговора, чем некоторые адвокаты на этом процессе, которые, опираясь на устарелые понятия, пытаются оспаривать обоснованность обвинения в заговоре.

На этом правительственном заседании совместно с полицией 25 января 1943 г. тогдашний генерал-губернатор заявил «гиенам Гиммлера»:

Этот призыв к убийствам очень далек от «бесконечных споров с полицией», о которых говорил здесь защитник Франка.

Подсудимый ошибся в одном — он неверно определил свое место на скамье подсудимых. Но он не ошибся в основном — как преступник «в масштабах мировой истории» он сел на скамью подсудимых.

Фрик

С именем подсудимого Вильгельма Фрика неразрывно связана история развития нацистского движения в Германии и многочисленные преступления гитлеровцев.

В качестве министра внутренних дел гитлеровского правительства Фрик участвовал в издании многочисленных законов, указов и других актов, направленных на уничтожение в Германии демократии, преследование церкви, дискриминацию евреев и т.д. В этой роли подсудимый Фрик активно способствовал созданию в Германии гитлеровского тотального государства.

В течение ряда лет в подчинении подсудимого Фрика находилась получившая мрачную известность германская государственная тайная полиция (гестапо).

Не кем иным, как подсудимым Фриком, в 1940 году был издан приказ об уничтожении душевнобольных и престарелых.

В качестве министра внутренних дел гитлеровской Германии Фрик, как показал об этом в Суде и свидетель Гизевиус, был полностью осведомлен о широко развитой в третьей империи системе концентрационных лагерей и о существовавшем в них изуверском режиме.

Значительная роль принадлежит подсудимому Фрику в подготовке и осуществлении агрессивных планов гитлеровского правительства. Он являлся членом совета министров по обороне империи и генеральным уполномоченным по вопросам администрации.

Все документы, которыми гитлеровские заговорщики «узаконивали» присоединение к Германии захваченных территорий, в числе других гитлеровских главарей были подписаны также подсудимым Фриком.

Лично подсудимый Фрик в качестве протектора Богемии и Моравии несет ответственность за все преступления, совершенные гитлеровцами на этой территории.

Возглавляемое подсудимым Фриком министерство внутренних дел после вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз принимало самое активное участие в создании администрации на захваченных территориях СССР. Из числа служащих министерства внутренних дел в основном комплектовался аппарат немецких оккупационных властей на Востоке.

Нет необходимости повторять, какую роль в истреблении, угоне в рабство и других бесчеловечных действиях в отношении мирного населения оккупированных территорий сыграл этот аппарат, созданный при самом активном участии подсудимого Фрика.

За все эти преступления Фрик как активный участник фашистского заговора несет прямую и полную ответственность.

Штрейхер

Несмотря на то, что в годы войны подсудимый Юлиус Штрейхер формально не занимал должностей, непосредственно связанных с осуществлением убийств и массовых казней, — трудно переоценить преступления, совершенные этим человеком.

Наряду с Гиммлером, Кальтенбруннером, Полем, теми, кто замышлял, конструировал и приводил в действие газовые камеры, «душегубки», наряду с теми, кто непосредственно осуществлял массовые акции, Штрейхер должен нести ответственность за наиболее жестокие преступления германского фашизма.

Разжигание национальной и расовой розни, воспитание извращенной жестокости и призыв к убийствам — были не только долголетней партийной обязанностью, но и доходной специальностью этого человека.

И не случайно так высоко расценил заслуги «Дер Штюрмер» и его главного редактора Гиммлер в своем, известном уже Суду, приветствии Штрейхеру, датированном апрелем 1937 года.

Штрейхера можно считать подлинным «духовным отцом» тех, кто разрывал надвое детей в Треблинке. Без «Штюрмера» и его редактора германский фашизм не смог бы так быстро воспитать те массовые кадры убийц, которые непосредственно осуществили преступные планы Гитлера и его клики, уничтожив более шести миллионов евреев Европы.

В течение долгого ряда лет Штрейхер духовно растлевал детей и молодежь Германии. Суду были представлены гнусные «детские издания» «Штюрмера». И поэтому вместе с Бальдуром фон Ширахом Штрейхер должен нести ответственность за то, что морально изуродованная им «гитлерюгенд» использовала в качестве мишеней еврейских детей, взятых из Львовского гетто. Не случайно фон Ширах так высоко ценил «исторические заслуги» Штрейхера.

Изуверские «нюрнбергские законы» были для этого «юдофоба №1», как он сам называл себя, и организатора первых еврейских погромов лишь «началом борьбы». Как помнит Суд, после издания этих законов Штрейхер, призывая к физическому уничтожению евреев Европы, писал: «...только тогда, когда мировое еврейство будет уничтожено, эта проблема будет разрешена».

Я не стану возвращаться также к тем лживым и позорным «ритуальным номерам «Штюрмера», которые должны были натравить эсэсовцев на убийство миллионов беззащитных людей и оправдать любые зверства в отношении евреев. Эти доказательства виновности Штрейхера, предъявленные Суду в числе других, общеизвестны и бесспорны.

В 1939 году он, предвкушая Майданек и Треблинку, писал о том, что «возможно, только могилы евреев заявят о том, что они существовали в Европе».

В 1943 году, когда газовые камеры Треблинки и Освенцима уже принимали миллионы жертв, в «Штюрмере» были опубликованы статьи, подстрекающие к ликвидации «гетто», статьи, полные лжи и злорадства, и, наконец, «Штюрмер» с садистским удовлетворением констатировал: «Евреи в Европе исчезли». Штрейхер лгал всю свою жизнь. Он пытался лгать и здесь, во время Суда. Я не знаю — рассчитывал ли он обмануть кого-нибудь этой ложью или лгал по привычке и от страха.

Но кажется мне, что самому подсудимому должно быть ясно — его последняя ложь уже никого не обманет и не принесет ему спасения.

Шахт

Подсудимый Гельмар Шахт играл выдающуюся роль в подготовке и осуществлении преступных планов фашистского заговора, выполняя большую и сложную работу.

Защитительная позиция Шахта чрезвычайно проста.

Если ему поверить, он пришел к гитлеризму исключительно из патриотических побуждений, он был против агрессивных войн, но за вооружение Германии с целью сохранения мира. Он был за возврат Германии колоний с целью установления экономического равновесия в Европе.

Убедившись в том, что политика гитлеровского правительства преследует чрезмерное вооружение и таким образом угрожает развязыванию второй мировой войны, Шахт перешел в оппозицию к Гитлеру, саботировал мероприятия гитлеровского правительства и в результате как участник заговора против Гитлера был репрессирован.

Свои восторженные письма, адресованные Гитлеру и полные выражений преданности, подсудимый Шахт пытается сейчас представить как метод маскировки его подлинных оппозиционных настроений к гитлеровскому режиму.

На самом деле Шахт уже в 1930 году сблизился с нацистским движением. Шахт тяготел к национал-социалистам, а Гитлер и Геринг добивались поддержки Шахта, который имел обширные связи в промышленных и финансовых кругах Германии и, как никто иной, мог оказать и в действительности оказал неоценимые услуги гитлеризму.

Уже 29 августа 1932 г. в своем письме на имя Гитлера Шахт заверил его в своей преданности. Эти заверения не остались словами. Не кто иной, как именно подсудимый Шахт, сыграл решающую роль в приходе Гитлера к власти. Именно он, Шахт, был организатором обращения промышленных кругов Германии с требованием назначения Гитлера рейхсканцлером. Именно он, Шахт, еще в 1932 году заявил тогдашнему рейхсканцлеру Германии фон Папену — отдайте свой пост Гитлеру. Именно он, Шахт, в 1933 году, накануне выборов в рейхстаг, организовал совещание промышленников, на котором был создан выборный фонд для нацистской партии в несколько миллионов марок.

Роль и значение Шахта в создании гитлеровской Германии характеризует ближайший сподвижник Гитлера Геббельс. В своем дневнике он записал 21 ноября 1932 г.:

Сам подсудимый Шахт в своем выступлении на весенней ярмарке в Лейпциге 4 марта 1935 г. так определил свою роль в гитлеровском государстве:

Заслуги подсудимого Шахта были, как этого и ожидал сам Шахт, достойно оценены Гитлером. После прихода к власти в 1933 году Гитлер сразу же назначил Шахта председателем Рейхсбанка, а затем — министром экономики и, наконец, генеральным уполномоченным по вопросам военной экономики.

Материалами обвинения и судебным следствием доказана исключительная роль подсудимого Шахта в подготовке вооружения Германии и тем самым в развязывании агрессивных войн.

Бывший военный министр Бломберг в своих показаниях сообщил, что в 1937 году планы развития вооруженных сил были близки к выполнению и что Шахт был информирован об этих планах и необходимом финансировании.

Шахт являлся одним из наиболее последовательных сторонников преступных планов гитлеровцев. В беседе с послом США Фуллером 23 сентября 1936 г. Шахт заявил ему, что «...колонии необходимы Германии. Если возможно, мы приобретем их путем переговоров, если нет — мы захватим их...»

Выступая в Вене в марте 1938 года, Шахт заявил:

Подсудимый Шахт был наделен чрезвычайными полномочиями в области военной экономики.

В течение ряда лет Шахт одновременно являлся председателем рейхсбанка, министром экономики и генеральным уполномоченным по вопросам военной экономики.

Уже в силу одного этого своего положения подсудимый Шахт сыграл огромную и решающую роль в создании и возрождении военной экономики и вооруженных сил гитлеровской Германии.

Эта роль подсудимого Шахта достаточно освещена в неоднократных хвалебных письмах Гитлера к Шахту.

Не кто иной, как подсудимый Шахт, являлся создателем авантюристического метода «МЕФО», при помощи которого в германскую экономику на цели вооружения было вложено сверх бюджетных ассигнований 12 миллиардов марок.

Как уже указывалось выше, подсудимый Шахт пытался в разные периоды его деятельности подчеркнуть свои все будто бы обострявшиеся разногласия с гитлеровским режимом. На самом деле Шахт проводил двойную игру, предохраняя себя от ответственности за преступную политику зарвавшегося гитлеровского правительства заигрыванием с людьми, действительно стремившимися к свержению гитлеровского режима, и в то же время сохраняя на всякий случай свою лояльность к этому режиму.

Только в 1943 году, когда для такого прожженного политикана, как Шахт, стал очевиден крах гитлеровской Германии, он установил связь с оппозиционными гитлеровскому режиму кругами, но, оставаясь верным себе и страхуя себя и в этом случае, ничего реального для свержения гитлеровского режима лично не сделал и именно поэтому был сохранен Гитлером.

Таков облик подсудимого Шахта, такова его роль в общем заговоре и военных преступлениях — роль творца военной экономики гитлеровской Германии и поджигателя развязанной преступным гитлеровским правительством второй мировой войны.

Функ

Вальтер Функ стал нацистом задолго до своего официального вступления в 1931 году в члены НСДАП и оставался нацистом до конца. Свои экономические знания, свой опыт журналиста, свои обширные связи с руководителями германской промышленности, торговли и финансов он поставил на службу гитлеровским заговорщикам.

В опубликованной в газете «Дас Рейх» от 13 августа 1940 г. статье под названием «Вальтер Функ — пионер национал-социалистского мышления» указывалось:

Каковы были идеалы Гитлера, — достаточно хорошо известно. Этим «идеалам» Функ посвятил полтора десятка лет своей жизни.

Функ утверждал, что он ничего общего не имел с СС, но не кто иной, как Функ, превратил кладовые рейхсбанка в место хранения ценностей, награбленных эсэсовцами в восточных и других оккупированных областях.

Лично Функ после переговоров с Гиммлером распорядился принять в рейхсбанк золотые зубы, коронки, оправы от очков и другие ценные вещи замученных жертв многочисленных концлагерей.

Заместителем Функа был грулпенфюрер СС Хойлер. Под руководством Функа работал Олендорф — убийца 90 тысяч человек.

Функ, продолжая мероприятия Шахта, поставил на службу агрессивным планам гитлеровцев всю экономику Германии, а впоследствии и экономику территорий, оккупированных Германией.

Еще в мае 1939 года Функ и его заместитель Ландфрид разработали планы военного финансирования и использования для войны всех экономических ресурсов Германии и захваченной немцами Чехословакии.

23 июня 1939 г. Функ участвует в заседании имперского совета обороны, на котором были приняты детальные планы перевода всего народного хозяйства на военные рельсы.

Уже тогда Функ не только был осведомлен о готовящемся нападении Германии на Польшу, не только способствовал осуществлению этих агрессивных планов, но и экономически подготавливал новые войны, захват новых областей. Это и были «большие политические цели фюрера», о которых спустя несколько месяцев Функ писал в своей статье «Хозяйственная и финансовая мобилизация».

Я напомню еще об этом документе. 25 августа 1939 г. Функ писал Гитлеру:

Задолго до вероломного нападения Германии на СССР Функ принял участие в разработке планов по разграблению богатств Советского Союза.

Функ прикомандировал к министерству Розенберга и хозяйственному штабу ОСТ, этому грабительскому центру, своих сотрудников. Люди Функа принимали также участие в разграблении Чехословакии, Югославии и других оккупированных стран.

Функ являлся президентом компании «Континенталь Ойль», организованной для эксплуатации немцами нефтяных богатств восточных оккупированных территорий, в особенности грозненской и бакинской нефти. Функ полностью разделял грабительские цели войны гитлеровской Германии против СССР. Выступая 17 декабря 1941 г. в Праге, он говорил, что Восток является будущей колониальной областью Германии. Функ принимал участие в совещании у Геринга от 6 августа 1942 г., на котором намечались наиболее эффективные меры экономического разграбления оккупированных территорий СССР, Польши, Чехословакии, Югославии, Франции, Норвегии и других стран.

На этом совещании, а также на заседаниях управления «Центрального планирования» Функ принимал участие в разработке планов угона в рабство миллионов людей оккупированных областей.

Таковы основные этапы активной преступной деятельности гитлеровского заговорщика подсудимого Функа — личного советника Гитлера по экономическим вопросам еще в 1931 году, имперского министра и генерального уполномоченного по вопросам экономики, президента рейхсбанка и члена имперского совета обороны — в период подготовки и осуществления общего преступного плана (заговора).

Виновность Функа — активного участника фашистского заговора — в совершении преступлений против мира, в участии в военных преступлениях, преступлениях против человечности полностью доказана, и он должен понести ответственность за совершенные им злодеяния.

Ширах

С 1931 года и до конца войны подсудимый Бальдур фон Ширах возглавлял руководство нацистской молодежью.

После издания 1 декабря 1936 г. закона о гитлеровской молодежи фон Ширах в качестве имперского руководителя молодежи был подчинен непосредственно Гитлеру.

В своих показаниях на суде подсудимый Ширах, пытаясь избежать ответственности за воспитание немецкой молодежи в духе национал-социалистских идей, неоднократно ссылался на то, что «Гитлерюгенд» являлась самостоятельной, независимой от нацистской партии и гитлеровского правительства молодежной организацией.

В целях своей защиты подсудимый Ширах счел возможным и уместным сослаться на великого Гете, слова которого «сама юность воспитывает молодежь» с неприкрытым цинизмом были использованы Ширахом.

Гете был, конечно, прав, когда говорил, что «сама юность воспитывает молодежь». Но он имел в виду здоровую, полноценную, жизнедеятельную юность, а не юность, растленную мракобесием гитлеризма, ярко выраженным в словах Гитлера, сказанных им Раушнингу:

И подсудимый Ширах, методически внедряя идеи гитлеризма в сознание немецкой молодежи, воспитывал немецкую молодежь в духе требований Гитлера, по образцу и подобию матерых вожаков гитлеровской банды.

На перекрестном допросе подсудимый Ширах в конце концов все же вынужден был признать, что немецкая молодежь воспитывалась в духе национал-социалистских идей, что к ее воспитанию были привлечены члены СА, офицеры немецких вооруженных сил и СС, что в гитлеровской Германии проводилась усиленная военная подготовка молодежи.

В этих целях между имперским руководством «Гитлерюгенд» и ОКВ, в лице подсудимого Кейтеля и рейхсфюрера СС Гиммлера, были заключены специальные соглашения, предусматривавшие воспитание молодежи в духе воинственного милитаризма и соответствующую вербовку и подготовку молодежи для германских вооруженных сил и соединений СС..

Роль и участие подсудимого фон Шираха в общем заговоре, военных преступлениях и преступлениях против человечности лучше всего характеризуется поведением во время войны немецкой молодежи, воспитанной в «Гитлерюгенд».

Советским обвинением было представлено Трибуналу под номером СССР-6, в порядке статьи 21 Устава, сообщение Чрезвычайной Государственной Комиссии о злодеяниях немцев на территории Львовской области. В этом сообщении приводилось заявление французской подданной Иды Вассо об изуверской расправе членов «Гитлерюгенд» над малолетними детьми, из которых они делали мишень для стрельбы.

В своих письменных показаниях от 16 мая 1946 г., а также в ответах на опросный лист защитника подсудимого Шираха Ида Вассо полностью подтвердила свое заявление.

Убедительные показания о действиях членов «Гитлерюгенд» в составе немецких вооруженных сил были даны военнопленным немецким солдатом Гертом Кнителем, который сам с 1938 года являлся членом «Гитлерюгенд» и в возрасте 18 лет, в 1942 году, был призван в немецкую армию.

Описывая свое участие в многочисленных злодеяниях, Герт Книтель сообщил:

За все эти преступления несет полную ответственность вместе с Гертом Кнителем и десятками тысяч им подобных и подсудимый фон Ширах.

Сам Ширах, конечно, не стрелял, не занимался поджогами, но это он вложил оружие в руки морально развращенной им и подготовленной к осуществлению любых зверств немецкой молодежи.

Но не только этими преступлениями исчерпывалась преступная деятельность «Гитлерюгенд» и подсудимого Шираха во время войны.

«Гитлерюгенд» активно участвовала в подготовке агрессивных войн путем создания «пятых колонн» в Польше и Югославии, о чем свидетельствуют представленные Трибуналу официальные доклады польского и югославского правительств.

Организация «Гитлерюгенд» принимала активное участие в мероприятиях министерства оккупированных восточных территорий, о чем свидетельствует представленный Трибуналу под номером 1039-ПС отчет подсудимого Розенберга, а также активно участвовала в угоне в рабство из оккупированных территорий детей в возрасте от 10 до 14 лет, о чем свидетельствует представленный Трибуналу документ под номером 031-ПС.

Будучи имперским наместником и гаулейтером Вены, Ширах принимал личное руководящее участие в выселении из Вены 60 тысяч евреев, которые затем были истреблены в концентрационных лагерях на территории Польши.

Предъявленные обвинением документы — еженедельные отчеты, поступавшие к Шираху, устанавливают, что он был осведомлен о многочисленных злодеяниях, чинимых немецкими войсками и оккупационными властями на Востоке, и, в частности, о трагической судьбе насильственно вывезенных из Вены десятков тысяч евреев.

Подсудимый Ширах в 1940 году требовал в своей телеграмме на имя Бормана в ответ на убийство палача Богемии и Моравии Гейдриха уничтожить воздушной бомбардировкой один из культурных городов Великобритании.

Одна эта телеграмма достаточно ярко и убедительно рисует моральный облик фон Шираха.

Преданный до конца гитлеровской клике, осведомленный о всех ее преступных делах, в которых сам принимал самое активное участие, подсудимый фон Ширах являлся одной из наиболее зловещих фигур «третьей империи».

Заукель

Я уже указывал в своей вступительной речи, что в длинной цепи подлых преступлений немецко-фашистских захватчиков особое место занимал насильственный угон в Германию на рабский труд мирных граждан — мужчин, женщин и детей.

Подсудимому Фрицу Заукелю принадлежит решающая роль в этом мрачном преступлении.

В судебном заседании во время перекрестного допроса подсудимый Заукель был вынужден признать, что в промышленности и частично в сельском хозяйстве Германии во время войны было использовано около 10 миллионов подневольных рабочих, как вывезенных из оккупированных территорий, так и из числа военнопленных.

Признавая вывоз в Германию из оккупированных территорий миллионов рабочих и использование их, прежде всего, в интересах военной Экономики гитлеровской Германии, Заукель отрицал преступный характер этих действий, утверждая, что вербовка рабочих производилась будто бы добровольно.

Это не просто ложь, но и клевета на миллионы честных патриотов Советского Союза, Чехословакии, Югославии, Польши, Франции, Голландии, преданных своей родине, насильственно угнанных на рабский труд в гитлеровскую Германию.

Попытки подсудимого Заукеля представить свою роль в качестве генерального уполномоченного по использованию рабочей силы как лица, только координирующего и инспектирующего деятельность других государственных органов по использованию рабочей силы, являются несостоятельными.

В качестве генерального уполномоченного по использованию рабочей силы Заукель был наделен Гитлером чрезвычайными и всеобъемлющими правами и был подчинен в своей деятельности непосредственно и лично Герингу.

И Заукель широко использовал эти полномочия для ввоза в Германию рабочей силы из оккупированных территорий.

Нет нужды ссылаться на многочисленные документальные доказательства, представленные Трибуналу и с бесспорностью устанавливающие преступный характер методов массового угона в рабство населения оккупированных территорий и организаторскую роль в этих преступлениях подсудимого Заукеля.

Насколько далеко зашли эти преступления, свидетельствует проверенная немецкими военными и гражданскими властями операция, зашифрованная под названием «Сено», которая предусматривала насильственный угон в рабство детей в возрасте от 10 до 14 лет и угон украинских девушек, предназначенных Гитлером для онемечивания.

Подсудимый Заукель пытается уверить Трибунал в том, что он будто бы строго выполнял требования Женевской и Гаагской конвенций об использовании труда военнопленных. Однако его же собственные директивы полностью разоблачают его ложь. Подсудимый Заукель заранее планировал принудительное использование советских военнопленных в военной промышленности Германии и не проводил никакой разницы между ними и гражданской рабочей силой.

О нечеловеческих условиях, в которых находились угнанные в рабство иностранные рабочие и военнопленные, свидетельствуют многочисленные документальные доказательства. Сам подсудимый Заукель был вынужден признать, что иностранные рабочие содержались в лагерях за колючей проволокой и были обязаны носить специальные опознавательные знаки.

Вызванный в судебное заседание по ходатайству защитника Заукеля свидетель доктор Вильгельм Егер нарисовал страшную картину тех условий, в которых находились подневольные рабочие на предприятиях фирмы Круппа.

Смехотворными после всего этого звучат показания другого свидетеля — Фрица Висхофера, который, желая выгородить Заукеля, явно переусердствовал, сообщив Трибуналу, что он будто бы видел разгуливающих и веселящихся в венском Пратере иностранных рабочих.

Подсудимый Заукель проявлял большую активность в совершения всех этих преступлений. В апреле 1943 года в целях форсирования вывоза рабочей силы он лично посетил города Ровно, Киев, Днепропетровск, Запорожье, Симферополь, Минск, Ригу, а в июне того же года — Прагу, Краков, снова Киев, Запорожье и Мелитополь.

Именно в результате своей поездки на Украину в 1943 году Заукель объявил благодарность за успешную мобилизацию рабочей силы рейхскомиссару Украины Коху, известному своими драконовскими, бесчеловечными мерами, которые он широко применял в отношении украинского населения.

И неслучайно поэтому преступная деятельность Заукеля находила высокую оценку в гитлеровской Германии.

6 августа 1942 г. на совещании рейхскомиссаров оккупированных областей подсудимый Геринг заявил:

В статье, опубликованной в «Рейхсарбейтсблатт» за 1944 год и посвященной 50-летию Заукеля, говорилось:

Давая оценку преступной деятельности Заукеля, Высокие Судьи, несомненно, учтут слезы, пролитые миллионами томившихся в немецком рабстве людей, тысячи замученных в нечеловеческих условиях рабочих лагерей — учтут и воздадут ему должное.

Зейсс-Инкварт

Подсудимый Артур Зейсс-Инкварт был назначен Гитлером в начале сентября 1939 года начальником гражданской администрации Южной Польши, а с 12 октября того же года — заместителем генерал-губернатора Польши. На этом посту он находился по май 1940 года.

На протяжении семи месяцев Зейсс-Инкварт лично, а также под руководством Франка и совместно с ним насаждал в Польше террористический режим, принимал активное участие в разработке и осуществлении планов уничтожения многих тысяч людей, экономического ограбления и порабощения народов польского государства.

17 ноября 1939 г. Зейсс-Инкварт выступил с речью перед начальниками управлений и отделов варшавского губернаторства, в которой, между прочим, указал, что при осуществлении германской администрации в генерал-губернаторстве «руководящим принципом должны быть интересы германской империи.

Путем строгого и несгибаемого управления эта область должна быть использована германской экономикой, а для того, чтобы не проявлять излишнего милосердия, следует помнить о том, как польская раса узурпировала германскую территорию».

Через два дня Зейсс-Инкварт по этому же вопросу инструктировал люблинского губернатора — бригаденфюрера СС Шмидта:

Из отчета о служебной поездке Зейсс-Инкварта устанавливается: что губернатор Варшавы Фишер осведомил подсудимого о том, что все ценности варшавских банков в золоте, драгоценных металлах и векселях были переведены в рейхсбанк, причем польское население было обязано оставлять свои вклады в банках; что немецкая администрация применяет принудительный труд; что люблинский губернатор Шмидт заявил в присутствии Зейсс-Инкварта:

Я обращаю внимание Трибунала на то, что именно в Люблине, на Майданеке гитлеровские палачи создали огромный комбинат смерти котором они истребили около полутора миллионов человек.

Известно также, что Зейсс-Инкварт в качестве заместителя Франка выполнял от его имени «чрезвычайные задания».

Зейсс-Инкварт 8 декабря 1939 г. принял участие в конференции, на которой шла речь: о назначении Франка доверенным уполномоченным по четырехлетнему плану и задачах генерал-губернатора «по получению для империи самого лучшего и полезного из хозяйства генерал-губернаторства»; о том, что из вновь присоединенных областей с 1 декабря прибыло много поездов с поляками и евреями и эти перевозки, как указал обер-группенфюрер СС Крюгер, будут продолжаться до середины декабря; об издании дополнительного распоряжения, согласно которому трудовая повинность распространяется на возраст от 14 до 18 лет.

21 апреля 1940 г. подсудимый принимал участие в совещании, на котором были разработаны мероприятия по принудительному вывозу польских рабочих в Германию.

16 мая 1940 г. подсудимый принимал участие в разработке операции «АБ», которая являлась не чем иным, как планом заранее обдуманного массового истребления польской интеллигенции.

В связи с назначением Зейсс-Инкварта имперским комиссаром Нидерландов, Франк и его достойный заместитель обменялись прощальными речами:

«Я весьма рад, — говорил Франк, — заверить вас, что память о вашей работе в генерал-губернаторстве сохранится навсегда при создании будущей мировой империи германской нации... »

«Здесь, — ответил Зейсс-Инкварт, — я изучил многое... и в первую очередь, в области инициативы и твердого руководства в том виде, в каком я их увидел в моем друге д-ре Франке...

...Все мои мысли связаны с востоком. На востоке мы имеем национал-социалистскую миссию, на западе мы имеем функцию».

Какова была на западе функция Зейсс-Инкварта, как и прочих имперских министров и комиссаров во всех оккупированных немцами территориях, известно — это функция палача и грабителя.

Мои коллеги подробно говорили о преступной роли Зейсс-Инкварта в захвате Австрии и осуществлении других агрессивных планов гитлеровских заговорщиков, наглядно показали, как Зейсс-Инкварт применил в Нидерландах кровавый опыт, приобретенный им в сотрудничестве с Франком в Польше. И это дает мне все основания полностью поддерживать в отношении Зейсс-Инкварта обвинение, как оно сформулировано Обвинительным актом.

Папен

Подсудимый Франц фон Папен еще в 1932 году, будучи рейхсканцлером германской республики, активно способствовал развитию в стране фашистского движения.

Папен отменил декрет своего предшественника Брюнинга о запрещении деятельности штурмовых отрядов (СА). Им же было свергнуто социал-демократическое правительство Брауна-Зеверинга в Пруссии. Эти мероприятия в весьма значительной степени усилили положение фашистов и способствовали приходу их к власти.

Так Папен расчистил путь Гитлеру. Обеспечив власть фашистам, сам Папен занял в кабинете Гитлера пост вице-канцлера. На этом посту фон Папен участвовал в принятии и проведении ряда законодательных актов, направленных на укрепление немецкого фашизма.

И в дальнейшем в течение многих лет, вплоть до разгрома гитлеровской Германии, фон Папен остался верен своим фашистским друзьям, принимая посильное участие в осуществлении преступного заговора.

Подсудимый фон Папен пытается сейчас объяснить свою роль в развитии фашистского движения и в захвате власти Гитлером той политической ситуацией в стране, которая будто бы сделала приход Г итлера к власти неизбежным. Действительные мотивы, которыми руководствовался фон Папен, состоят в том, что он сам был убежденный, преданный Гитлеру фашист.

Выступая во время выборной кампании в рейхстаг в Эссене 2 ноября 1933 г., Папен заявил:

Международный Военный Трибунал даст должную оценку преступной деятельности подсудимого фон Папена, который сыграл решающую роль в захвате Гитлером власти, широко использовал провокационные методы в своей дипломатической деятельности, всеми силами способствуя созданию темных сил фашизма, которые ввергли мир в кровопролитные войны и причинили неисчислимые бедствия.

Шпеер

Архитектор Альберт Шпеер еще до захвата власти нацистами был личным другом архитектурного чертежника Гитлера и остался им до конца. Их сблизила и сроднила общность не только профессиональных интересов, но и политических.

Шпеер начал свою карьеру в 1932 году с реконструкции «коричневого дома» — штаба НСДАП — в Берлине, а через 10 лет он возглавлял все военное строительство и военное производство фашистской Германии.

Начав со строительства здания имперского «партейтага», Шпеер закончил строительством «Атлантического вала».

Шпеер занимал выдающееся место в государственном и военном механизме гитлеровской Германии и принимал самое непосредственное активное участие в планировании и осуществлении преступного заговора.

В чем заключается «линия обороны» Шпеера на Суде? Шпеер представляет дело таким образом, что пост министра ему был навязан Гитлером: он был близким другом Гитлера, но о планах Гитлера ничего не знал, он в течение 14 лет состоял членом нацистской партии, но от политики был далек и даже не читал «Майн кампф». Правда, будучи изобличен, Шпеер признался, что он солгал во время допроса на предварительном следствии.

Шпеер лгал, когда отрицал свою принадлежность к СА, а затем и к СС. В распоряжении Суда имеется подлинное дело члена СС Альберта Шпеера, который состоял в личном штате рейхсфюрера СС Гиммлера.

Шпеер занимал довольно высокий ранг и в нацистской партии. Он был, в партийной канцелярии делегатом по всем техническим вопросам, возглавлял главнее управление техники НСДАП, руководил союзом германских техников национал-социалистов, был уполномоченным штаба Гесса, руководителем одной из крупных организаций «германского трудового фронта».

Можно ли после этого серьезно принимать во внимание заявление Шпеера, что он был аполитичным специалистом? В действительности ближайший сотрудник Гитлера, Гесса, Лея и Геринга — Шпеер руководил германской техникой не только в качестве имперского министра, но и как нацистский политический руководитель.

Став преемником Тодта, Шпеер, как он сам выразился в речи перед гаулёйтерами, беззаветно отдался разрешению военных задач.

Путем безжалостной эксплуатации населения оккупированных областей и военнопленных союзных государств, за счет здоровья и жизни сотен тысяч людей Шпеер увеличивал выпуск вооружения и боеприпасов для германских армий. Путем разграбления сырьевых и иных ресурсов оккупированных территорий Шпеер всячески усиливал военный потенциал гитлеровской Германии.

Его полномочия росли с каждым месяцем войны. Указами Гитлера от 2 сентября 1943 г. Шпеер стал уполномоченным и ответственным за снабжение сырьем, за руководство и производство военной промышленности. Ему даже было поручено регулирование товарооборота, а указ Гитлера от 24 августа 1944 г. фактически делай Шпеера диктатором над всеми германскими инстанциями как внутри самой Германии, так и на оккупированных территориях, деятельность которых в какой бы то ни было мере имела отношение к усилению военной мощи Германии.

И когда фашистские летчики бомбардировали мирные города и села, убивая женщин, стариков и детей, когда немецкие артиллеристы обстреливали из тяжелых орудий Ленинград, когда гитлеровские пираты топили госпитальные суда, когда «фау» разрушали города Англии, — это был результат деятельности Шпеера.

Это под его руководством было широко развернуто производство газов и других средств химической войны. Сам подсудимый при допросе его господином Джексоном на Суде признал, что три фабрики готовили Продукцию для газовой войны и до ноября 1944 года они работали на полном ходу.

Шпеер не только знал о применяемых Заукелем методах при угоне В рабство населения оккупированных областей, но и сам принимал участие вместе с Заукелем на совещаниях у Гитлера и в управлении «Центрального планирования», где принимались решения об угоне в Германию миллионов людей из оккупированных территорий.

Шпеер имел тесный контакт с Гиммлером: он получал от Гиммлера заключенных для работы на военных заводах; на многих заводах, подведомственных Шпееру, были организованы филиалы концентрационных лагерей. За услуги Гиммлера Шпеер, в свою очередь, предоставлял СС опытных специалистов и дополнительное военное снаряжение.

Шпеер очень много говорил здесь о том, что он резко критиковал близкое окружение Гитлера и что у него якобы были очень серьезные разногласия с Гитлером, что в своих письмах к Гитлеру он указывал на бесцельность дальнейшего ведения войны. Когда представитель советского обвинения спросил Шпеера, кого именно из близкого окружения он критиковал и в связи с чем была эта критика, подсудимый ответил: «Я вам этого не скажу».

Совершенно очевидно, что Шпеер не только не хотел, но и не мог Этого сказать по той простой причине, что он никого из близкого окружения Гитлера не критиковал, да и не мог критиковать, так как сам был убежденным нацистом и входил в это близкое окружение. Что касается так называемых «серьезных разногласий», то, как признал Шпеер, они Начались после того, как ему стало ясно, что Германия проиграла войну.

Письма Шпеера к Гитлеру датированы мартом 1945 года. Тогда-то Шпеер мог без особого риска обрисовать безнадежное положение Германии. Оно уже было ясно для всех и не составляло предмет разногласий. И не случайно, что после этих писем Шпеер продолжал оставаться фаворитом Гитлера. Именно Шпеера Гитлер назначил 30 марта 1945 г. руководить мероприятиями по тотальному разрушению индустриальных объектов, обязав все партийные, государственные и военные учреждения оказывать ему всемерную помощь.

Таков истинный облик и истинная роль подсудимого Шпеера в преступлениях гитлеровской клики.

Нейрат

Константину фон Нейрату принадлежит выдающаяся роль в укреплении власти нацистских заговорщиков, в подготовке и осуществлении их агрессивных планов.

На протяжении многих лет, каждый раз, когда нужно было занести следы, когда нужно было дипломатическими манипуляциями прикрыть агрессивные акты, на подмогу гитлеровцам появлялся со своим многолетним опытом в области внешней политики Нейрат — нацистский дипломат в чине генерала СС.

Я напомню официальную оценку деятельности Нейрата, которая была опубликована 2 февраля 1943 г. во всех газетах фашистской Германии.

В качестве имперского протектора Богемии и Моравиа Нейрат представлял для гитлеровских заговорщиков те «твердые и надежные руки», о которых писал в своем меморандуме генерал Фредерици и которые должны были превратить Чехословацкую республику в «неотъемлемую часть Германии». Для достижения этой цели Нейрат насаждал пресловутый «новый порядок», сущность которого теперь всем известна.

Нейрат пытался здесь уверить, что все зверства творились полицией и гестапо по прямому приказу Гиммлера, а он о них вовсе и не знал. Можно понять Нейрата, когда он это утверждает, но согласиться с ним никак нельзя.

Допрошенный 7 марта 1946 г. Карл Франк показал, что Нейрат регулярно заслушивал доклады командующего полицией безопасности и лично Франка о «важнейших событиях в протекторате, имевших отношение к полиции безопасности», что Нейрат имел возможность и давал директивы государственной полиции безопасности, а в отношении СД (службы безопасности) его права были еще шире и не зависели ни при каких обстоятельствах от согласия главного управления имперской безопасности.

Я напомню также параграфы 11, 13 и 14 приказа совета министров имперской обороны от 1 сентября 1939 г., устанавливающие, что рейхсфюрер СС и начальник германской полиции проводят административные мероприятия в Богемии и Моравии с ведома имперского протектора и что органы германской полиции безопасности в протекторате обязаны осведомлять имперского протектора, а также ему подчиненные учреждения и держать их в курсе важных событий.

Если к этому еще добавить, что подсудимый Нейрат назначил 5 мая 1939 г. своим политическим референтом СД-фюрера и уполномоченного полиции безопасности, если вспомнить оглашенные на Суде показания бывшего при Нейрате президента Чехии Рихарда Бинерта, в которых говорится, что гестапо производило аресты по распоряжению имперского протектора, — разве могут быть сомнения в том, что Нейрат санкционировал массовые аресты, казни без суда и другие бесчеловечные акты, совершенные гестапо и полицией в Чехословакии?

Я перехожу к событиям 17 ноября 1939 г., когда девять студентов были без суда расстреляны, свыше тысячи студентов было брошено в концентрационные лагери и все чешские высшие учебные заведения были закрыты на три года.

Нейрат говорил, что он узнал об этих террористических мероприятиях постфактум. Но мы предъявили Суду сообщение о расстреле и аресте студентов, на котором значится подпись Нейрата. Нейрат пытается найти другую лазейку: он заявляет, что Франк подписал сообщение его, Нейрата, именем, а для убедительности Нейрат еще добавил, что позднее он от одного чиновника узнал, что Франк часто злоупотреблял его именем на документах. Правдоподобны ли эти заявления Нейрата? Достаточно бегло проанализировать факты, чтобы ответить на этот вопрос отрицательно.

Нейрат говорит, что Франк злоупотреблял его именем. Что же предпринял он? Может, он потребовал отставки Франка или наказания его за подлог? Нет. Может быть, он официально сообщил кому-либо об этом подлоге? Тоже нет. Напротив, он продолжал сотрудничать с Франком, как и прежде.

Нейрат говорит, что он узнал о злоупотреблениях Франка от «одного чиновника». Кто же этот чиновник? Как его фамилия? Почему не было ходатайства о вызове его в Суд или хотя бы не получены его письменные показания?

Все дело в том, что никто Нейрату не говорил о злоупотреблениях Франка с подписью Нейрата на документах и не мог говорить, так как самих злоупотреблений не было. Зато в распоряжении Суда имеются доказательства, подтверждающие, что сообщение от 17 ноября 1939 г. подписано Нейратом и террористические мероприятия, о которых в этом сообщении говорится, были санкционированы Нейратом. Я имею в виду два показания Карла Франка — непосредственного участника этих кровавых событий.

Карл Франк на допросе 26 ноября 1945 г. показал:

Я цитирую второе показание Карла Франка по этому вопросу от 7 марта 1946 г.:

В августе 1939 года Нейрат издал так называемое «предупреждение» в связи с «чрезвычайным положением», в котором он объявил Богемию в Моравию «составной частью великой Германской империи» и установил, что «ответственность за все акты саботажа несут не только отдельные лица, но и все чешское население», т.е. установил принцип коллективной ответственности, ввел систему заложничества.

Если расценить события 17 ноября 1939 г. в свете этого распоряжения Нейрата, мы найдем еще одно неопровержимое доказательство против Нейрата.

Начиная с 1 сентября 1939 г., в Чехии и Моравии были арестованы как заложники около 8 000 чехов, большинство из которых было отправлено в концентрационные лагери, многие были казнены или умерли от голода и пыток. Вы, господа судьи, слышали по этому поводу показания Бинерта, Крейчи и Гавелки.

Разве эти террористические действия против чешской интеллигенции не совершались на основе указанного выше так называемого «предупреждения» Нейрата?

Мне нет необходимости излагать все то, что произошло в Лидице, а затем в селении Лежаки, — это широко известно. Разве там немецкие оккупанты не действовали, исходя из «предупреждения» Нейрата и установленного им принципа: «ответственность несут не только отдельные лица, но и все чешское население»?

Это Нейрат в августе 1939 года положил начало массовому террору против народов Чехословакии, это на нем лежит кровь многих тысяч женщин и мужчин, стариков и детей, убитых и замученных. И я не вижу разницы между бароном фон Нейратом и другими главарями преступного нацистского режима.

Фриче

Роль подсудимого Ганса Фриче в общем заговоре, военных преступлениях и преступлениях против человечности, несомненно, более значительна, чем это может показаться на первый взгляд.

Преступная деятельность Фриче, ближайшего помощника Геббельса, проводившаяся систематически, изо дня в день, являлась важнейшим звеном в общем преступном плане (заговоре) и самым активным образом способствовала созданию тех условий, при которых зародились и культивировались многочисленные преступления гитлеровцев.

Все попытки подсудимого Фриче и его защиты умалить его значение и роль в этих преступлениях явно провалились.

Какая совершенно особая роль отводилась лживой пропаганде в гитлеровской Германии, свидетельствуют высказывания Гитлера в «Майн кампф». Он писал:

Не случайно также, что на съезде нацистской партии в Нюрнберге в 1936 году были провозглашены лозунги:

«Пропаганда помогла нам прийти к власти»,

«Пропаганда поможет нам удержать власть»,

«Пропаганда поможет нам завоевать весь мир».

Подсудимый Фриче по своему положению, несомненно, был одним из наиболее видных пропагандистов и одним из наиболее информированных людей в гитлеровской Германии, пользовавшийся особым доверием Геббельса.

Как известно, Фриче с 1938 года по 1942 год являлся руководителем важнейшего в министерстве пропаганды отдела немецкой прессы, а с 1942 года до разгрома гитлеровской Германии — руководил немецким радиовещанием.

Выросший на журналистском поприще в реакционной прессе Гугенберга и являясь членом фашистской партии с 1933 года, Фриче в качестве правительственного радиокомментатора своей личной пропагандой сыграл большую роль в распространении в Германии фашизма, в политическом и моральном растлении немецкого народа.

Об этом подробно сообщили в своих письменных показаниях свидетели — бывший генерал-фельдмаршал германской армии Фердинанд Шернер и бывший вице-адмирал германского флота Ганс Фосс.

Представленные трибуналу под номерами 3064-ПС и СССР-496 тексты перехваченных британской радиовещательной компанией выступлений по радио подсудимого Фриче полностью подтверждают эти выводы обвинения.

В своей деятельности германская пропаганда и лично подсудимый Фриче широко использовали методы провокации, ложь и клевету, причем особенно широко применялись эти методы с целью оправдания агрессивных акций гитлеровской Германии.

Гитлер в «Майн кампф» писал:

Фриче оказался самым подходящим человеком для такой грязной роли.

В своем заявлении Трибуналу от 7 января 1946 г. Фриче подробно описал широко применявшиеся немецкой пропагандой и лично им самим провокационные методы в связи с агрессивными акциями против Австрии, Судетской области, Богемии и Моравии, Польши и Югославии.

9 апреля и 2 мая 1940 г. Фриче выступил по радио с лживыми объяснениями причин оккупации Германией Норвегии. Он заявил, что «никто не был ранен, ни один дом не был разрушен, жизнь и труд текли обычным путем».

Между тем в представленном норвежским правительством официальном докладе указывалось:

Наглая клевета была распространена немецкой пропагандой и лично Фриче в связи с потоплением английского пассажирского парохода «Атения».

Особенную активность немецкая пропаганда проявила в связи с вероломным нападением гитлеровской Германии на Советский Союз.

Подсудимый Фриче пытался утверждать, что о нападении на СССР он будто бы впервые узнал, будучи вызван в 5 часов утра 22 июня 1941 года на пресс-конференцию к министру иностранных дел Риббентропу, и что об агрессивных целях этого нападения ему стало известно в результате его личных наблюдений лишь в 1942 году.

Подобные утверждения опровергаются таким документальным доказательством, каким является отчет подсудимого Розенберга. Этим документом устанавливается, что Фриче еще задолго до нападения на СССР знал о соответствующих приготовлениях и в качестве представителя министерства пропаганды участвовал в разработке министерством восточных оккупированных территорий пропагандистских мероприятий на Востоке.

Отвечайте время перекрестного допроса на вопросы советского обвинения, Фриче заявил, что если бы ему были известны преступные приказы гитлеровского правительства, о которых он узнал только здесь, на суде, он не пошел бы с Гитлером.

И в этом случае — перед лицом Международного Военного Трибун нала Фриче сказал неправду. Он вынужден был признать, что преступные гитлеровские приказы об истреблении евреев и расстреле советских комиссаров были ему известны еще в 1942 году, однако и после этого он продолжал оставаться на своем посту и заниматься лживой пропагандой.

В своих выступлениях по радио 16 июня и 1 июля 1944 г. Фриче широко пропагандировал применение Германией новых видов оружия, всячески стремясь побудить армию и народ на дальнейшее бессмысленное сопротивление. Уже накануне краха гитлеровской Германии, а именно 7 апреля 1945 г., Фриче выступил по радио с призывом к немецкому народу о продолжении сопротивления союзным войскам и вступлении для этой цели в организацию «Вервольф».

Так до самого конца подсудимый Фриче оставался верен преступному гитлеровскому режиму. Он всего себя отдал осуществлению фашистского заговора и всех преступлений, намеченных и проводившихся для осуществления этого заговора. Он — активный участник всех гитлеровских преступлений и должен понести за них тягчайшую ответственность.

Господа судьи!

Перед вами прошли все подсудимые — люди, лишенные чести и совести, ввергшие мир в бездну несчастий и страданий, причинившие огромные бедствия собственному народу.

Политические авантюристы, не останавливавшиеся ни перед какими злодеяниями для достижения своих преступных целей, низкие демагоги, прикрывавшие свои разбойничьи планы лживыми идеями, палачи, убившие миллионы невинных, — они объединились в клику заговорщиков, захватили власть и превратили аппарат германского государства в орудие своих преступлений.

Ныне наступил час расплаты.

В течение девяти месяцев мы наблюдали бывших правителей фашистской Германии. Перед лицом Суда, на скамье подсудимых, они притихли и присмирели. Некоторые из них даже осуждали Гитлера. Но они корят сейчас Гитлера не за провокацию войны, не за убийство народов и ограбление государств, единственно чего не могут они ему простить — это поражения.

Вместе с Гитлером они были готовы истребить миллионы людей, поработить все передовое человечество для достижения преступных целей мирового господства.

Но иначе судила история: победа не пришла по следам злодеяний. Победили свободолюбивые народы, победила правда, и мы горды тем, что Суд Международного Военного Трибунала — это Суд победившего правого дела миролюбивых народов.

Защитники подсудимых говорили о гуманности. Мы знаем, что цивилизация и гуманность, демократия и гуманность, мир и гуманность — нераздельны.

Но борцы за цивилизацию, демократию и мир, — мы решительно отвергаем бесчеловечный гуманизм, внимательный к палачам и безразличный к их жертвам. Защитник Кальтенбруннера тоже говорил здесь о человеколюбии. В сочетании с именем и делами Кальтенбруннера слова о любви к человеку звучат кощунственно.

Господин председатель! Господа!

Моей речью заканчиваются выступления обвинителей. Выступая на этом Суде от имени народов Союза Советских Социалистических Республик, я считаю полностью доказанными все обвинения, предъявленные подсудимым. И во имя подлинной любви к человечеству, которой исполнены народы, принесшие величайшие жертвы для спасения мира, свободы и культуры, во имя памяти миллионов невинных людей, загубленных бандой преступников, представших перед судом передового человечества, во имя счастья и мирного труда будущих поколений — я призываю Суд вынести всем без исключения подсудимым высшую меру наказания — смертную казнь.

Такой приговор будет встречен с удовлетворением всем передовым человечеством.