О чем молчит карта

Река амазонок

ыстрые воды реки увлекали на восток бригантину, на борту которой находился небольшой отряд испанских солдат. Далеко позади остались высокие вершины Анд, в предгорьях которых с нетерпением дожидался возвращения отряда Гонсало Писарро, брат завоевателя Перу, и его спутники, страдающие от голода и желтой лихорадки. Раздобыть во что бы то ни стало провиант и попутно разведать лежащие к востоку страны — таково было поручение, данное Орельяне, начальнику отряда, двигающемуся вниз по течению реки на бригантине.

Уже много дней плыла бригантина, увлекаемая быстрым течением, и за все это время голодным испанцам не встретилось ни одного индейского селения. Болотистые, покрытые непроходимыми лесами берега были пустынны и недоступны для высадки. Есть было нечего, муки голода с каждым днем становились все нестерпимее. В ход уже пошла кожа от седел, которую измученные путники вываривали и с жадностью поглощали.

А между тем стремительное течение уносило бригантину все дальше и дальше на восток. И когда вконец отчаявшиеся испанцы увидели первое индейское селение, где они могли раздобыть провизию, о возвращении уже не могло быть и речи: истощенным голодом и болезнями людям было бы не под силу бороться с сильным течением реки. Орельяна это отлично понимал, да он, собственно, и не очень стремился вернуться назад, к жестокому и своевольному начальнику. Куда вольготнее было распоряжаться самому, чем подчиняться чужим приказаниям. Пусть Писарро выходит из положения, как умеет, а он, Орельяна, поплывет дальше, на восток. Там, уверяли в один голос индейцы встретившегося испанцам селения, вскоре должна начаться широкая, как море, река, и Орельяна надеялся, что недалек тот день, когда его отряд достигнет устья реки и они выйдут на простор Атлантического океана.

Чем дальше продвигались путешественники, тем шире становилась река, тем чаще стали попадаться селения по ее берегам, тем воинственнее были их жители.

Много недель уже прошло с начала плавания. Испанцы за это время успели восстановить свои силы и забыть испытанные ими невзгоды. Правда, добывать необходимую пищу было не так-то легко, воинственность индейцев во многом затрудняла эту задачу. Плавание становилось все более опасным. Приходилось все время быть начеку и все чаще спасаться от стрел туземцев на середине широкой реки. Бывало так, что индейские селения тянулись по берегам реки километрами, незаметно переходя одно в другое, и испанцы целыми днями не могли приблизиться к берегу. Пока запасов продовольствия хватало, с этим можно было мириться, но стоило им иссякнуть, и волей-неволей приходилось, невзирая на опасность внезапного нападения, высаживаться на берег. Повинны в создавшемся положении были сами испанцы, которые с первого своего знакомства с местными жителями проявили бесцеремонность завоевателей. Вероятно, слухи о бесчинствах чужеземцев опережали их и вызывали враждебное к ним отношение.

Однажды (было это ранним утром 24 июня 1541 года) бригантины (по пути Орельяна построил второе судно) бесшумно подошли к берегу. Сквозь прогалину в густых прибрежных зарослях виднелось селение, погруженное в мирный сон. Лучи восходящего солнца едва пробивались сквозь листву, освещая неверным светом верхушки хижин и стволы деревьев. Только разгуливающая кое-где между хижинами домашняя птица лениво копошилась в земле в поисках пищи.

— Тут будет чем поживиться, — подумал Орельяна, внимательно всматриваясь в открывшуюся им картину. По его приказанию несколько вооруженных мушкетами солдат переправились на берег и, соблюдая крайнюю острожность, двинулись в направлении деревни. Добыть во что бы то ни стало съестные припасы — такова была их задача. Испанцам опять грозил голод, так как те скудные запасы, которыми они располагали, подошли к концу. Оставшиеся на бригантинах люди голодными глазами смотрели на разгуливавшую по деревни птицу, предвкушая момент, когда она очутится на вертеле.

Орельяна с тревогой и беспокойством следил за продвижением маленького отряда: он не доверял этому кажущемуся спокойствию индейского селения, успев за время долгого пути по реке основательно изучить повадки местных племен, их тактику засад и внезапных нападений.

Но все было тихо, и отряд беспрепятственно продвигался к хижинам. Казалось, оснований для тревоги не было никаких, и тем не менее Орельяна испытывал какое-то глухое беспокойство. Уж слишком подозрительной была эта чрезмерная, по его мнению, тишина. Он на мгновение оторвал взгляд от берега, чтобы поделиться своими мыслями со стоящим рядом с ним священником Карвахалием, но тот прервал его на полуслове, воскликнув: «Смотрите! Смотрите!». Орельяна поспешно обернулся и увидел, что на поляне перед хижинами появилась большая группа вооруженных копьями и стрелами индейцев. Они размахивали оружием и издавали воинственные крики. В испанцев полетели стрелы и копья, те ответили залпом из мушкетов. Несколько индейцев упало. На миг среди них возникло замешательство, но затем они с новой силой ринулись на чужеземцев, забрасывая их стрелами и копьями.

— Проклятье, — пробормотал раздраженно Орельяна, — чутье меня не обмануло, недаром я опасался засады. — Он напряженно следил за развернувшимся перед его глазами сражением. — Эти индейцы не из пугливых, видно, придется послать на берег подкрепление, иначе мы опять останемся без продовольствия.

— Вы ошибаетесь, капитан, — сказал Карвахаль, не менее внимательно наблюдавший за ходом боя, — это не индейцы, а скорее индианки. Право, я готов поклясться, что это женщины. Разве вы не видите, какие у них длинные косы? Но они рослы и, видимо, сильны и в обращении с оружием не уступят мужчинам. — Внезапно он замолчал, пораженный неожиданной догадкой. — Святой боже, уж не в страну ли амазонок, о которых повествуют древнегреческие предания, занесла нас судьба?

Пока происходил этот разговор, испанские солдаты успели дать еще два залпа и нанести серьезный урон противнику. Истекая кровью, индейцы (или, как утверждал Карвахаль, индианки) отступили в густую чащу леса.

Воспользовавшись передышкой, испанцы поспешили в опустевшую деревню. Одни начали гоняться за разлетавшейся птицей, другие искали съестные припасы в хижинах, третьи стояли на страже, готовые в любой момент дать сигнал об опасности. Когда все хижины были обшарены и вся живность поймана, солдаты подожгли деревню и, тяжело нагруженные, двинулись к кораблям.

Спустя некоторое время бригантины уже выплывали на середину реки, приняв на борт возвратившихся с драгоценной добычей солдат. А по берегу в бессильном гневе метались жители разоренного селения. Они угрожающе размахивали копьями и посылали вдогонку уходящим бригантинам стрелы, которые, недолетая до кораблей, падали в воду.

В заметках Карвахаля, исправно ведущего летопись плавания, появилась запись, в которой говорилось, что он видел селение, где живут светлокожие женщины, живущие совершенно обособленно от мужчин. Они сильны и воинственны.

В рассказе Карвахаля, католического священника, сопровождавшего экспедицию Орельяны, ошибка переплелась с вымыслом. Ошибкой было то, что испанцы приняли напавших на них индейцев за женщин. Их ввело в заблуждение то обстоятельство, что мужчины, сражавшиеся с ними, по обычаю своего племени, заплетали волосы в длинные косы. Для вящей же убедительности Карвахаль, без всякого на то основания, добавил, что женщины эти живут совершенно обособленно от мужчин и совершенно не общаются с ними. Для такого утверждения он не располагал доказательствами. Да ему их не потребовалось. В те далекие времена, о которых идет речь, а было это в середине XVI века, люди были очень легковерны и принимали за правду всякие небылицы. Поэтому сообщение Карвахаля было принято за чистую монету, никто не сомневался, что экспедиции Орельяны удалось попасть в страну амазонок древнегреческих мифов. И за рекой утвердилось название реки Амазонок, впоследствии измененное в ряде стран просто в Амазонку.