О чём пела золотая кукушка

Глава седьмая О том, как Албании и его друг Тюн-Хара победили коварного злодея Хара-Мооса и его сестру великаншу Чил-Хара

Словно огромное облако, гонимое вольным ветром, мчится белогривый волк-богатырь; словно грозовая туча, заслоняющая солнце и луну, несется карий скакун.

Крепко сжимает могучими ногами гладкошерстное тело своего верного четвероногого друга смельчак Албанчи; крепко держит золотую узду преданного коня алып Тюн-Хара. Отталкиваясь от остроконечных горных вершин, пролетая над лесами и степями, несутся бесстрашные юноши навстречу подвигам и славе.

Восемь раз промчались они над землей и лишь на девятый раз, когда желтое облако ныли поднялось над степной дорогой, Албанчи, тронув за гриву волка, остановил его бег.

Передохни, мой верный Ах-Пёри, — сказал он. — Видишь за клубами желтой пыли двух богатырей? Не гневись, если я вновь превращу тебя в костяной посошок. Нежданная встреча нередко сулит опасность.

И Албанчи погладил волшебным шариком по мягкой, как шелк, белой гриве послушного волка и превратил его к костяной посошок с витой резной ручкой; а карий скакун тотчас же обернулся истрепанной дорожной сумой.

Ты всегда будешь у меня под рукой, мой надежный друг, тихо прошептал юный богатырь, ласково поглаживая витую рукоять.

Тем временем два незнакомых всадника, подняв в знак приветствия кожаные плетки, остановили своих коней. Велобуланый скакун дружелюбно кивнул головой, светло-серый конь добродушно помахал пышным хвостом.

— Какая земля служит пастбищем вашим стадам? Из какой реки поите вы быстроногих коней? — весело спросил Албании, опираясь на посох. — Какие имена дали вам старейшины вашего рода? Далеко ли, близко ли держите путь?

— Имя мое — Ай-Мирген, — ответил незнакомец, не слезая с белобуланого скакуна. — Моя мать — несчастная Ак-Баш, которую полонила проклятая великанша Юзут-Арыг, а отец мой — щедрый Ак-Хан, на земле которого сошлись в честном единоборстве храбрые смельчаки.

— Меня зовут Ах-Молат, — ответил второй незнакомец, держа за узду светло-серого коня. — Я — могучий хан, и имя мое должно быть знакомо всем. Мы собрались на свадьбу к великому Алтын-Хану, а спешим на богатырские состязания, чтобы один из нас, одержав победу, назвал ханскую дочь своей женой! А кто вы такие? Какая земля служит пастбищем вашим стадам, из какой реки поите вы быстроногих коней? Кто отец ваш и кто ваша мать? Далеко ли, близко ли едете вы?

— Любезного друга моего зовут Тюн-Хара! Он из рода удалого Хан-Миргена и прекрасноликой Алтын-Поос. Я — Албанчи, сын гордого Хула-тая и красавицы Чибек-Арыг. И гордимся мы не богатством, а славой своих предков. Костяной посошок — вот все, чем владею я; переметная сума — это все, что имеет мой дорогой друг Тюн-Хара. Но наша бедность — это наше богатство, потому что нам нечего терять. Мы идем но следу счастья, чтобы найти и отдать его людям с глазами, как звезды, и душой чистой, как горный родник.

— Трудно вам будет, юные алыпы, — сказал Ай-Мирген. — Пеший удлиняет свой путь. Садись на моего коня, смельчак Албании, и мы поскачем вдвоем. А друг твой, достойный храбрец Тюн-Хара, пусть отправится в дорогу на светло-сером коне Ах-Молата.

— Спасибо за добрые слова, щедрый Ай-Мирген, — ответил Албании. — Но мы не можем принять твое предложение. Ретивых коней мы сами добудем в правом бою, да и путь наш лежит в иную сторону. Поезжайте! Пусть будет белой ваша тропа жизни, славные богатыри!

— Эк-кей, гордый Албанчи, — сказал Ай-Мирген, — ты понравился мне, и я должен открыть тебе всю правду. Напрасно ты собираешься ловить за хвост птицу счастья, когда твой отец, могучий алып Хулатай, снова попал в лапы черной напасти. Кровавоглазая Юзут-Арыг, которая держит в неволе мою мать, несчастную Ак-Баш, злыми чарами снова опутала бедного Хулатая. Помутился разум удалого храбреца, и он забыл, кто его жена и кто его сын. А быстроногий Хара-Хулат накрепко прикован к железной коновязи.

Потемнело в глазах у презиравшего страх смельчака Албанчи, но еще крепче ладонь его сжала резную ручку волшебного посоха.

— Видно, нелегко идти по следу счастья! — ответил юный алып. — Черные силы вновь хотят преградить нам путь! Но такова уж, наверно, судьба богатыря! Глупец становится знаменитым, когда раздувает губительный пожар; имя умного повторяют уста за доброе дело, которое он свершил. Я знаю, что делать, и мы не свернем с выбранного нами пути! Прощай, Ай-Мирген! Большой удачи тебе, Ах-Молат! Счастливой дороги!

Когда два богатыря скрылись за узкой полоской горизонта, Албании обратился к своему названому брату:

— Послушай, Тюн-Хара! То, что сказал нам добрейший Ай-Мирген, не заставит нас петлять по дорогам жизни и искать легкой тропинки! Всему свой черед! Придет время, и мы выручим моего отца, гордого Хула-тая, и померяемся силой с самой Юзут-Арыг! А пока путь наш лежит к границам щедрой земли Алтын-Хана. Постараемся не посрамить славу предков, в честь которых мы и получили свои имена.

С этими словами Албанчи потер волшебным шариком костяной посох, и перед ним встал во весь рост волк-богатырь Ах-Пёри, а ветхая переметная сума снова превратилась в быстроногого карего скакуна.

И вновь перебирает мохнатыми лапами перистые облака белогривый Ах-Пёри, а карегривый конь острыми копытами касается самых высоких гор.

Два раза промелькнула внизу земля. Луга сменялись степями, моря — реками. А когда в третий раз пролетели над землей, Албанчи и Тюн-Хара разглядели благодатные владения Алтын-Хана.

Бесчисленные толпы разноязыких людей собрались на огромной зеленотравой поляне. Народу было так много, что не стало видно юрт; коней было такое несметное количество, что невозможно было привязать их всех у золотой коновязи, вершиной упиравшейся в голубое дно неба.

— Ну вот, Тюн-Хара, кажется, мы и достигли заветной цели, — сказал Албанчи. — Теперь не скупись, доставай свою смекалку и смелость!

— Мои карманы пусты, друг Албанчи, — с удивлением ответил Тюн-Хара. — Все богатство мое — резвый скакун да боевые доспехи, что сверкают пожаром на солнце!

— Смелость не носят в кармане, смекалку не прячут за пазуху. Удаль хранят в сердце, а ум — в голове! — И Албанчи, взяв за плечи своего любимого друга, трижды тряхнул его так, что закачались вековые деревья и стаи перепуганных птиц с криком поднялись в небесную синь. — Теперь взгляни на себя, — продолжал Албанчи, поднося к лицу Тюн-Хара маленькое зеркальце. — Только не пугайся своего вида.

С зеркальной поверхности на Тюн-Хара смотрел грязный одноглазый уродец. Рваная овчина едва прикрывала его костлявое тело, а худые ноги, покрытые кровавыми струпьями, дрожали, как у новорожденного щенка.

— Не печалься, дорогой брат Тюн-Хара, — с улыбкой проговорил Албанчи. — Ты лучше взгляни на своего верного друга, и печаль сразу же покинет твое сердце!

С этими словами юный алып дважды высоко подпрыгнул над землей, а когда ноги его в третий раз коснулись дорожной пыли, он принял облик плешивого старца со слезящимися слепыми глазами. Нос его вытянулся и повис над распухшей губой, а уши стали похожи на два таежных лопуха, по которым прошло стадо голодных овец.

А богатырский карий скакун превратился в потертую переметную суму, повисшую на костлявом плече одноглазого урода.

— Теперь, любезный Тюн-Хара, нас и родня не признает, — прошамкал беззубым ртом Албании.

И два грязных, оборванных старика, поддерживая друг друга, двинулись к огромной поляне, где у белоснежной юрты Алтын-Хана собрались готовые к единоборству смельчаки. Убогие старцы шли, пыля посохом по дороге, брели плача-горюя, оставляя на дороге окровавленную кожу подошв.

Богатыри с отвращением и брезгливостью отвернулись от безобразных уродов. Тогда слепец ударил костяным посохом по лысине одноглазого и закричал визгливым голоском:

— Смотрите, этот негодный хитрец задумал обмануть меня! Он хочет тайком пробраться в ханскую юрту и туго набить свой тощий живот самыми жирными кусками баранины! А меня он решил бросить, как бездомного пса! Не оставьте в беде несчастного слепца, добрые люди.

Услышав шум, щедрый богатырь Алтын-Хан вышел из юрты и пригласил двух старцев к обильно уставленному различными угощениями золотому столу.

— Эк-кей! Убогие калеки, — ласково сказал Алтын-Хан, — из какой Земли держите путь? На каких лугах пасутся ваши стада? Из каких полноводных рек поите ваших коней? У какого очага греете озябшие руки?

— Эк-кей! Славный Алтын-Хан, — воскликнул плешивый слепец, — мы не владеем стадами, и у нас нет табунов резвых коней. Пламя нашего очага давно задула кровавая нечисть. Вот и бродим мы от земли к земле и ищем путь к тайне человеческого счастья. Может быть, в твоих стойбищах, которым нет числа, прячется оно и люди с глазами, как звезды, что собрались здесь, уже не знают ни войн, ни тягостных бед?

— Нет, несчастные старцы, — грустно ответил Алтын-Хан. — На моей земле идут проливные дожди и зной выжигает луга, по моей земле текут реки слез и деревья ста пород гнутся от стона обездоленных. Да и мои глаза закрыла черная туча горя! Единственную дочь, лунноликую Алтын-Арыr,уводит к себе за черный перевал коварный злодей Хара-Моос. В богатырском единоборстве он одолел всех и теперь берет бедную Алтын-Арыг себе в жены. А у меня нет сил, чтобы сразиться с ним. Мои волосы, некогда черные, как вороново крыло, побелели, словно туманом покрылись; мои зубы, некогда острые и крепкие, как лезвие стального меча, обломились, точно сухой сук; мои глаза, яркие, как предрассветные звезды, погасли, и ум, свежий, как утро, совсем помутился. Что делать мне с черной силой Хара-Мооса? Видно, придется распроститься с единственной отрадой моей, любимой Алтын-Арыг, и отдать ее в жены кровавоглазому злодею!

Слепой старик сокрушенно покачал головой в знак сочувствия великому горю, посетившему Алтын-Хана. Потом обвел присутствующих невидящим взглядом и, будто бы найдя того, кого искал, воскликнул:

— Скажите люди, неужели обмануло меня мое чутье? Я знаю, что где-то здесь, совсем рядом, находится женщина, радость моей измученной души и свет моих невидящих глаз! Отвечайте же скорее, где притаилась она?

И тогда один из тех, кто оказался посмелее, вышел из толпы и промолвил:

— Ты прав, слепец! Рядом с богатырем Хара-Моосом сидит его сестра — внушающая страх людям великанша Чил-Хара. Не ее ли ты ищешь, несчастный уродец?

— Эк-кей! — восторженно вскричал опирающийся на посох, согбенный старец. — Не зря я девять раз измерил землю кровавыми пятками! Наконец-то злая судьба сжалилась надо мной и подарила мне встречу с моей ненаглядной невестой! Подойди ко мне и обними меня своими ласковыми руками!

— Убирайся прочь с моих глаз, мерзкий старик! — скривилась великанша. — Я не знаю тебя и не хочу знать! Мне ненавистен твой жалкий вид и жалобно скулящий голос! Ты противен и достоин лишь презрения!

И Чил-Хара с силой оттолкнула от себя плешивого странника, а ее брат, коварный Хара-Моос, почернев от гнева, Сказал:

— До каких пор мы будем смотреть на это гнусное зрелище и выслушивать дурацкую речь грязного оборванца? Пора начинать последнее состязание. Мне надоело ждать того часа, когда прекрасноликая дочь Алтын-Хана, сладкоречивая Алтын-Арыг, станет моей женой! Отчего вы все молчите, будто испугались мышиного писка лысого попрошайки?!

Услышав грозные слова Хара-Мооса, Алтын-Хан, тяжело опираясь на кованый меч, поднялся во весь рост и, глядя на толпившихся на огромной поляне статных алыпов, промолвил:

— Слушайте все! Люди, покинувшие для великого зрелища свои белые юрты, храбрые смельчаки, собравшиеся со всех краев необъятной земли, и ты, моя единственная дочь Алтын-Арыг! Я велю начать богатырские схватки лишь после того, как вы узнаете последнее условие. Моя ненаглядная дочь, радость моей души, искра моих глаз, достанется тому, кто сможет одной стрелой сбить с небесного Золотого кола белый платок и одною рукой уложить на спину всех своих грозных противников. Только победитель будет достоин назваться мужем прекрасноликой Алтын-Арыг! Это мое последнее слово! Теперь можете начинать состязание.

— Я принимаю твое условие, мудрый Алтын-Хан, — сказал плешивый слепец, не обращая внимания на хохот собравшихся. — Я же вдоволь посмеюсь тогда, когда окончатся состязания и единоборства. И если мне суждено будет выйти победителем, то я сам решу, кого брать себе в жены — коварную Чил-Хара или прекрасноликую Алтын-Арыг.

Богатыри покатились со смеху, Хара-Моос схватился за живот, Чил-Хара чуть не упала от хохота, и даже печальный Алтын-Хан не смог удержать улыбки. Лишь несчастной Алтын-Арыг было не до веселья — победа плешивого слепца или ненавистного Хара-Мооса не принесла бы ей ни счастья, ни радости.

Когда шумной гурьбой могучие силачи подошли к месту поединков, слепец, ведомый под руки одноглазым другом, еле передвигая худыми ногами, вдруг громко закричал:

— Эк-кей, любезная Чил-Хара, прежде чем начать состязания за право обладать прекрасной Алтын-Арыг, я хочу померяться силой с тобой! Любимая невеста не может ведь отказать своему суженому! Ради тебя я готов забросить в открытое море скалистый утес, словно легкий камушек!

— Ты что, вздумал насмехаться надо мной, плешивый старикашка? — завопила взбешенная Чил-Хара. — Тебе мало того, что ты не различаешь небо и землю! Ты хочешь, чтобы я заставила тебя показать людям грязную спину, когда тебе придется на своих паучьих ножках с позором ковылять по пыльной дороге?

И снова зашумела толпа. Уж очень хвастливым показался слепой старик.

— Ну что ж, лысый бахвал, — выкрикнул кто-то из богатырей, — попробуй свернуть гору и не свернуть себе шею!

В это время Чил-Хара схватила огромную каменную глыбу и, высоко подняв ее над головой, отбросила далеко в сторону, и скала до половины ушла в землю.

— Теперь твой черед, несчастный слепец, — победоносно оглядывая толпу, сказала Чил-Хара.

Богатыри одобрительно закивали головами.

А плешивый странник молча приблизился к скалистому утесу, осторожно ощупал его рукой и вдруг, быстро присев, поднял скалу на вытянутых руках и что есть мочи метнул высоко в небо. И вскоре люди услышали громкий всплеск — это огромная скала рухнула в морскую пучину.

Толпа оцепенела, никто не осмеливался нарушить воцарившуюся тишину. И тогда плешивый старик, потрясая своим костяным посохом, громко воскликнул:

— Я — победитель! Чил-Хара теперь по праву принадлежит мне! Первое состязание я выиграл. — И тихо добавил: — Попробуем выиграть и второе и получить в жены ханскую дочь, прекрасноликую Алтын-Арыг. А там посмотрим, что будет!

Белый шелковый платок, расшитый золотом и серебром, — цель, которую должна была поразить стрела, — прибитый к Золотому колу — Полярной звезде, — был еле виден среди мерцающих точек, усыпавших черное дно неба.

Но как тщательно ни целились богатыри, как туго ни натягивали тетиву своих могучих луков, ни одна стрела не коснулась белоснежного платка.

Когда же пришла очередь Хара-Мооса, он неторопливо вынул из колчана самую большую стрелу и долго целился, прищурив левый глаз. Но выпущенная стрела, просвистев над толпой, пробила лишь один уголок платка.

Чил-Хара, сощурив правый глаз и переложив лук в левую руку, целилась еще дольше брата, но и ее стрела смогла коснуться лишь другого уголка заветного платка.

— Никто не может поразить цель! — зашумели богатыри. — Видно, суждено Хара-Моосу стать мужем прекрасной Алтын-Арыг. Его стрела первой дотронулась до платка.

— Нет! — закричалплешивый старик. — Не все еще выпустили свои стрелы. Вы забыли о моем одноглазом спутнике. А ну, друг мой, попробуй и ты, поразив цель, добыть свое счастье.

Но звонкая стрела одноглазого урода смогла лишь пробить третий уголок белого платка.

И снова зароптали могучие алыпы:

— Зачем дырявить дно черного неба? Среди нас не найдется более меткого стрелка, чем Хара-Моос! Его стрела была первой! Он выполнил условие Алтын-Хана и достоин руки его лунноликой дочери!

— Жалкие псы боятся не орла, а тени его крыльев, — с презрением сказал плешивый слепец. — Что вы все надрываете глотки, славя коварного Хара-Мооса? Разве вы не видели, что, целясь в белый платок, он лишь поцарапал край небесного дна! Почему же вы не смеетесь над ним? Что испугало вас, отважные богатыри? Или удаль свою вы попрятали в карманы, а смекалку схоронили за пазухами? Страх запорошил вам глаза, и вы забыли, что сейчас пришел мой черед натянуть тетиву боевого лука. Наверно, вы, зрячие, видите хуже меня, ослепшего от горя и слез! А ну расступитесь все и дайте мне дорогу! Одноглазый друг мой, вложи в мою руку могучий лук!

И слепой старик шагнул вперед. Одноглазый протянул ему богатырский лук и звонкую стрелу.

Взяв пальцами правой руки тугую тетиву, слепец медленно оттянул ее, и меткая стрела, со свистом рассекая воздух, устремилась в черную высь неба.

Толпа зашумела, словно горная река, несущая свои воды с остроконечных снежных вершин. Все богатыри, как один, подняли головы к звездам, пытаясь проводить взглядом полет метко разящей стрелы. А стрела летела все выше и выше, пока не превратилась в маленькую светящуюся точку.

И вдруг громкий голос осмелевшего алыпа потряс округу:

— Смотрите, люди! Белый платок разорван надвое и сбит стрелой с Золотого кола! Теперь он падает на землю!

И тогда все увидели, как, сбитый стальным острием с Золотого кола, медленно, словно раненый белокрылый лебедь, падает расшитый золотом и серебром белоснежный шелковый платок. И, паря у самой земли, он дважды облетел вокруг головы коварного Хара-Мооса, а когда облетал в третий раз, будто в насмешку небрежно шлепнул его по длинному красному носу.

Богатыри захохотали, и кто-то, набравшись смелости, сказал:

— Видно, не так уж и страшен свирепый Хара-Моос, если кусок простой тряпки может дать ему по носу!

А плешивый старик, заглушая гомон развеселившейся толпы, закричал во весь голос:

— Моя победа! Я одержал верх во втором состязании и готов помериться силой в третий, и последний, раз!

Тогда разгневанная Чил-Хара со всей мочи ударила в грудь слепого. Старик упал и, лежа на холодной земле, удивленно воскликнул:

— Кто посмел ударить меня? У кого поднялась рука на немощного калеку? Неужели могучий алып обидит слабейшего из слабых? Что скажете, добрые люди?

— Это Чил-Хара! Невеста твоя! — раздался голос из толпы. — Видно, рука ее никогда не касалась страниц Книги Судьбы и она не знает, что надо почитать старших и не показывать силу на слабых.

Едва только несчастный слепец попытался встать на ноги, как Чил-Хара вновь ударила его так, что он, оглушенный, упал, войдя по пояс в желтый песок.

— За что ты жестоко избиваешь меня, Чил-Хара? Или я пришелся тебе не по сердцу и ты предпочла мне другого? — вскричал еле выбравшийся из земли плешивый старик. — Я дважды победил тебя на состязаниях и в силе и в меткости! Ну что ж, видно, настал час испытать и твою удаль! Держись, коварная Чил-Хара!

И слепой старик крепко схватил рукой великаншу. А его одноглазый друг вцепился в шею Хара-Моосу.

Изумленная толпа отступила, понимая, что началась смертельная битва…

Восемь дней и восемь ночей продолжалась кровавая схватка.

Стонет под ногами земля, сумрачно хмурится небо. От страха даже лучезарное солнце прячется за черные тучи, а луна торопится скрыться за скалистой грядой остроконечных гор. Перепуганные птицы умчались в теплые края, четвероногие звери укрылись в глубоких норах, с вековых деревьев осыпалась зеленая листва. Черная пыль поднялась столбом и уперлась в самое дно неба. А жестокому единоборству все не видно было конца.

Лишь на исходе девятого дня, когда одноглазый странник стал душить костлявой рукой Хара-Мооса, свирепый великан простонал:

— Чил-Хара, любимая сестра, силы мои на исходе! Сжалься, молю тебя! Не губи своего единственного брата! Уступи слепцу, признай его власть над собой — и ты спасешь меня!

— Нет! Я никогда не признаю себя побежденной! Пока пальцы мои способны натянуть тетиву тугого лука, пока ноги мои не подкосились, а глаза различают небо и землю, я буду биться с ним, — отвечала великанша Чил-Хара.

Понял Хара-Моос, что пришел его последний час, и, задыхаясь в смертельных объятиях одноглазого, так закричал, что страшный голос его был услышан в самых далеких стойбищах:

— Я умираю, Чил-Хара! Передо мною открылись ворота подземного мира, из которого не вышел еще ни один из смертных! Судьба моя в твоих руках! В последний раз молю тебя, сестра, уступи слепому, и мы оба будем свободны!

— Как смеешь ты, мой брат, храбрый алып Хара-Моос, скулить, словно побитый пес, и просить, чтобы я, дочь великого Хара-Хана, преклонила колени перед нищим попрошайкой! Никогда не будет этого! Я, рожденная в золотом дворце, привыкшая повелевать и властвовать, не уступлю паршивому слепцу, чье богатство лишь грязное рубище да дорожная пыль на кровавых пятках. Опомнись, гордый Хара-Моос, и не унижайся перед безродным бродягой.

Но и сама Чил-Хара уже обессилела, а когда страшный удар, который нанес ей слепец, поверг великаншу на землю, она, стоя на коленях, жалобно взмолилась:

— Ты одержал победу! Я признаю твою власть и уступаю твоей силе и храбрости! Отпусти меня с братом моим Хара-Моосом на вольную волю, и ты больше никогда не увидишь нас!

— Я ослеп от слез, которые, словно горные ручьи, текли из моих глаз, когда на крутых дорогах жизни я встречал людское горе! Как же я, нищий слепец, смогу углядеть за тобой и твоим кровожадным братом? Пусть люди, у которых глаза как звезды, рассудят нас!

И тогда те, кто пришел из самых отдаленных стойбищ, и те, кто следил за поединком, прячась за скалистыми утесами и в таежной чащобе, в один голос закричали:

— Смерть Чил-Хара и Хара-Моосу! Пусть покарает злодеев рука победителя!

— Смерть злодеям! — прошептала трава на полях и лугах.

— Смерть злодеям! — отозвалось эхо в неприступных горах.

И многократно повторенный возглас огромной толпы, подхваченный вольным степным ветром, громовым раскатом прозвучал в поднебесной выси.

Одноглазый урод подошел к поверженному Хара-Моосу и проткнул стальным мечом его черное сердце.

Потускнели злобные глаза великана, страшный стон вырвался из его груди, и поток черной крови, с грохотом увлекая на своем пути каменные громады, скрылся в горном ущелье.

Так был наказан кровожадный злодей Хара-Моос и на месте его позорной смерти осталась лишь глубокая яма, в которую сбрасывают нечистоты.

А коварная Чил-Хара ползала у ног слепого и униженно молила о пощаде:

— Сохрани мне жизнь! Пощади меня, мой победитель! Я отдам тебе все, чем владею, — и ханскую власть и несметные богатства. Мой единственный сын, могучий богатырь Пилен-Тара, будет тебе верным слугой и не оставит тебя в беде!

— О какой власти лепечешь ты, распластавшаяся у моих ног? Какими богатствами ты владеешь, если не властна распоряжаться даже собственной жизнью? Зачем нужен мне твой сын, Пилен-Тара, известный своим коварством и подлостью? Я во сто крат богаче тебя и твоего жалкого выкормыша, и мои сокровища, которым нет числа, — это люди с глазами, как звезды, и душой, как горный родник. Они приговорили тебя к смерти, а я лишь выполняю их волю!

И плешивый нищий острым клинком отрубил голову грозной великанше. Покатилась черная голова, и черные губы еще долго шептали: «Попомни, жалкий слепец, ты еще встретишься с моим сыном!.»

А там, где, словно поверженная бурей скала, прокатилась черная голова Чил-Хара, остался глубокий овраг, со дна которого пахло гнилью и падалью.

Народ назвал этот овраг «Гнилым», и ни люди, ни звери никогда не заглядывают в него.

…Закончился правый суд. На просторной лесной поляне столпились могучие богатыри в ожидании богатого угощения, которое уже готовили люди щедрого Алтын-Хана.

Кругом царило веселье и не умолкал смех. Лишь одна Алтын-Арыг, укрывшись за расшитым пологом белой юрты, не могла сдержать горьких рыданий.

— Одна черная беда миновала, словно туча, гонимая добрым ветром… — сквозь слезы шептала прекрасноликая красавица. — Проклятый Хара-Моос убит. Но как мне, не нарушив воли отца, отдать свою руку одноглазому уроду или плешивому старцу?

Пока безутешная Алтын-Арыг, не зная, кому из двух безобразных калек отдать предпочтение, не решалась переступить порог своей белоснежной юрты, плешивый старец, выйдя на середину таежной поляны, дважды высоко подпрыгнул над землей, а когда в третий раз ноги его коснулись мягкого травяного ковра, он тотчас превратился в статного красавца алыпа.

Его волосы, словно пламя большого костра, колыхались на ветру, глаза сверкали так, что затмевали свет солнца и луны, щеки алели краснее самого багряного кустарника, что расцветает ранней весной.

Могучими руками, схожими с ветвями вековой сосны, Албании взял за плечи одноглазого урода и трижды тряхнул его так, что с ближней горы свалилась остроконечная снежная вершина.

И в тот же миг перед взором удивленной толпы вместо согбенного старца появился доблестный богатырь Тюн-Хара, державший под уздцы карего скакуна.

И тогда Албанчи, ведя за руку своего друга и показывая ему на приоткрывшийся полог белоснежной юрты, из-за которого выглядывало испуганное лицо прекрасной Алтын-Арыг, голосом, подобным небесному грому, сказал:

— Вот невеста твоя, мой верный Тюн-Хара! Ты в честном бою одолел проклятого Хара-Мооса и теперь вправе будешь назвать Алтын-Арыг своею женой. Будьте счастливы оба, и пусть никогда не потухнет жаркий огонь очага в вашей не знающей ни бед, ни горестей юрте!

Свадебный пир длился много дней и ночей. И когда насытившиеся и уставшие гости стали собираться в дальний путь и богатый стол совсем опустел, Албанчи тихо сказал своему любимому другу:

— Мы одолели, дорогой Тюн-Хара, черную силу, угрожавшую радости и счастью добрых людей щедрого Алтын-Хана. Мы не посрамили памяти наших предков, и наши имена достойны того, чтобы их вписали в Книгу Судьбы… А сейчас я покидаю вас. Мой путь лежит к границам земель могущественного Килин-Алыпа, там давно уже ожидает меня моя невеста, ненаглядная Килин-Арыг. Прощай, любезный друг Тюн-Хара, а когда я вернусь со своею женой, мы продолжим свадебный пир.

И, верный своему слову, Албанчи потер чудесным шариком волшебный посошок. Тотчас у ног его появился богатырский белогривый волк. Припав на передние лапы, седым брюхом коснувшись зеленой травы, он пригнул могучую спину, словно ожидая, когда хозяин вскочит на него верхом, чтобы помчаться в трудный и еще неведомый путь.

Не успел Тюн-Хара закрыть открытых глаз, как Албании верхом на Ах-Пёри скрылся; не успел сын Хан-Миргена открыть закрытых глаз, как сын гордого Хулатая — Албании и прекрасноликая жена его Килин-Арыг слезли с выгнутой, как горный хребет, спины белогривого волка-богатыря и, улыбаясь, направились к белоснежной юрте, где вновь зашумело буйное свадебное пиршество.